– Не все, миледи, легко расстаются со старыми привязанностями, – ответил он.
– А вы? – спросила Блисс.
Конюх пожал плечами.
– Мне идти некуда. Замок Четем – мой дом.
Блисс подняла взгляд к серебристо-серым стенам.
– Так вы знали покойного лорда де Уайлда?
– Да, миледи. Он был настоящий джентльмен. Человек чести.
Блисс показалось, что в глазах старика мелькнула горечь. Прежнего хозяина, которого Айзек любил и которым привык восхищаться, вышвырнули из замка у него на глазах. Должно быть, конюх видит в Блисс захватчицу.
– Все это очень печально, – пробормотала она, не зная, что еще сказать.
Айзек пожал плечами.
– Что делать, миледи, судьба, – ответил он.
– Да, наверно… – произнесла Блисс, нервно сцепив руки в теплых перчатках. – Что ж, я пойду. Очень холодно сегодня, правда?
– Верно, миледи, – согласился конюх.
Неуверенно улыбнувшись, Блисс направилась обратно к воротам. Она не оглядывалась назад – и напрасно. Ведь, оглянувшись, она увидела бы, как Айзек скрывается за той самой дверью, которую только что заклинал ни в коем случае не отворять.
Вечером, готовясь ко сну, Блисс подошла к окну. Рассеянно водя гребнем из слоновой кости по волосам, огненной волной ниспускающимся до пояса, она любовалась развалинами, которые полная луна залила каким-то неземным серебристым светом.
Блисс уже хотела отойти, как вдруг внимание ее привлекло какое-то движение за окном. Чья-то темная фигура мелькнула в развалинах. Блисс показалось, что незнакомец, кто бы он ни был, двигался быстро и уверенно, словно эти места были ему хорошо знакомы.
Стукнула дверь: в спальню вошла Мерси, горничная Блисс. Родители этой девушки жили в близлежащей деревне, принадлежащей хозяевам Четема. Горничная сделала реверанс и замерла, ожидая приказаний.
– Мерси! – позвала Блисс, на мгновение оторвавшись от окна. – Подойди-ка сюда!
Горничная подбежала к окну. Но развалины были уже пусты: ни звука, ни движения, ни единой бесшумно скользящей тени.
– Что такое, миледи? – спросила девушка.
Блисс со вздохом отвернулась от окна.
– Кто-то бродит в развалинах. Я его видела!
– Люди говорят… – начала девушка, но запнулась на полуслове.
– Что же говорят люди? – подбодрила ее Блисс.
– Ах, миледи, толкуют, что в том крыле нечисто, – ответила горничная. – Будто бы в лунные ночи там является дух самого покойного милорда. – Карие глаза хорошенькой служанки испуганно расширились. – Говорят, он не успокоится, пока… – Она снова замолкла, виновато опустив глаза.
– Пока замок не вернется к де Уайлдам? – закончила за нее Блисс.
Девушка смущенно кивнула.
– Простите, миледи, я не должна была этого говорить.
Блисс покачала головой, затем дернула золотой шнур, и окно закрыли тяжелые бархатные занавеси.
– Не беспокойся, – сказала она. – Неудивительно, что среди местных жителей ходят такие слухи. Они были очень преданы лорду де Уайлду, верно?
– Верно, миледи, очень, – подтвердила Мерси.
– Ладно, можешь идти, – отпустила ее Блисс.
Горничная сделала реверанс и повернулась к дверям. Блисс отодвинула штору и снова взглянула на зияющие черные окна западного крыла. Развалины были тихими и молчаливыми, словно… Блисс вздрогнула… словно гробница.
Ледяные мурашки пробежали у нее по спине. Что, если неуспокоенный дух барона де Уайлда и вправду бродит ночами по своему родовому гнезду?
– Все это глупости, – строго сказала себе Блисс. – Привидений не бывает!
Однако, ложась в постель, она не стала задувать все свечи. Всю ночь у ее постели горел огонек.
Но даже десяток свечей не смог бы разогнать таинственные тени, гнездящиеся по темным углам спальни, которая когда-то принадлежала покойному барону.
3
Было уже далеко за полночь, когда Блисс проснулась, разбуженная горничной.
– Проснитесь, миледи! – восклицала Мерси, тряся ее за плечо. – Да проснитесь же!
Блисс с трудом разлепила сонные веки, отбросила с лица волосы и уставилась на горничную, стоящую у постели в одной ночной рубашке. Темные волосы Мерси были распущены и в беспорядке падали на спину. Очевидно, она тоже поднялась с постели второпях.
– Мерси, что случилось? – спросила Блисс. – Замок горит?
– Нет, миледи, упаси боже! Просто к нам стучатся трое путешественников и просят ночлега. Говорят, что дошли до замка пешком.
– В такое время?! И что это за люди? Как выглядят?
– Знатные господа, миледи. Сказали миссис Лонсдейл, что их фамилия – Вилльерс. – Горничная нахмурилась. – Имен я не запомнила, но…
– Вилльерс? Боже мой! Беги вниз, Мерси, и скажи миссис Лонсдейл, чтобы приняла их как следует! А я сейчас спущусь!
Не успела горничная выйти, как Блисс спрыгнула с кровати и принялась лихорадочно одеваться. Вилльерсы, думала она, – одна из самых известных фамилий в нынешней Англии. По-видимому, эти люди в родстве и с герцогом Бекингемом, товарищем королевских забав и одним из влиятельнейших людей в стране, и с бессменной королевской фавориткой, графиней Каслмейн. Таких людей, безусловно, надо впустить в замок и гостеприимно встретить, пусть они даже и явились среди ночи. И не стоит заставлять таких знатных гостей ждать.
Натянув платье поверх ночной рубашки, Блисс несколько раз провела щеткой по рыжим кудрям и выбежала из теплой спальни, чтобы поздороваться с нежданными гостями.
Все трое сгрудились вокруг камина, протянув иззябшие руки к весело потрескивающему огню. Блисс увидела двух женщин, одну – свою ровесницу, другую постарше, и джентльмена. Все трое были одеты в шелк и бархат и закутаны в меха. С первого взгляда в них узнавались люди из хорошего общества, и Блисс от души пожалела, что они не явились в более подходящее время, когда она смогла бы принять их с подобающей роскошью и торжественностью, как следует владелице замка.
Джентльмен заметил ее первым. Это был высокий, широкоплечий человек с густыми темно-русыми волосами, роскошной волной спадающими на плечи. Кружевные отвороты его синего камзола, украшенные золотыми нитями, сверкали в свете очага. Он улыбнулся Блисс, обнажив белоснежные зубы, а затем отвесил такой низкий поклон, словно встретился с ней в галерее Уайтхолла, а не в огромном холодном зале занесенного снегом провинциального замка.
– Я принужден просить прощения за мать, сестру и себя, – заговорил он. – Вы, без сомнения, не привыкли к столь нежданным гостям.
– Добро пожаловать, – ответила Блисс, улыбаясь ему и женщинам. – Вы в замке Четем, а я – леди Блисс Пейнтер.
– А я – Стивен, лорд Вилльерс, – ответил он. – Позвольте представить вам мою сестру Летицию и мать Дафну Вилльерс.
Блисс сделала реверанс старшей из женщин. Мать и дочь были очень похожи: обе тоненькие, русоволосые, как Стивен, зеленоглазые, с мелкими чертами лица. Красавицами они не были, но их можно было бы назвать симпатичными – если бы не холодное, алчное выражение зеленых кошачьих глаз.
Блисс пригласила всех троих в маленькую гостиную, где было легче укрыться от пронизывающего холода, чем в огромном холле. Появился слуга с подогретым вином и наскоро собранной закуской – хлебом, сыром и ветчиной.
– Объясните мне, – начала Блисс после того, как все уселись и слуга налил гостям вина, – как случилось, что в такую морозную ночь вы оказались на улице?
– Нас ограбили! – воскликнула Летиция Вилльерс. – Куда катится мир?! Честные люди уже не могут путешествовать, не рискуя жизнью!
– Не думаю, что нашей жизни что-либо угрожало, – поправил сестру Стивен, бросив на нее досадливый взгляд, а затем повернулся к Блисс. – На дороге нас остановил разбойник. Негодяй забрал все, что хотел, и поскакал прочь. Я выхватил пистолет и выстрелил в него. Наши лошади, испугавшись выстрела, понесли, экипаж перевернулся. Одну лошадь пришлось пристрелить, остальные разбежались, порвав постромки. Мы остались без экипажа и без лошадей; все, что нам оставалось, – идти куда глаза глядят на поиски ночлега. Не могу вам описать, какое облегчение мы испытали, когда увидели свет в ваших окнах и дым из труб!
– Утром я пошлю людей, чтобы они разыскали ваших лошадей и взглянули, можно ли починить экипаж, – пообещала Блисс. – Но главное, что вы целы и в безопасности.
– Надеюсь, этот негодяй разбойник не может сказать о себе того же самого! – заметила леди Дафна, разглядывая кусочек сыра с таким видом, словно никак не могла решить, съедобен ли он. – Мой сын упомянул, что выстрелил в мерзавца, но по свойственной ему скромности не сказал, что попал.
– Разумеется, попал! – просияв от удовольствия, подтвердил Стивен. – Никаких сомнений!
– Надеюсь, он лежит сейчас где-нибудь в снегу и истекает кровью! – кровожадно заметила Летиция.
При мысли о такой ужасной смерти Блисс невольно вздрогнула. Быть может, разбойник, ограбивший Вилльерсов, – тот самый, что целовал ее посреди лесной чащи всего несколько дней назад? Хоть Блисс и старалась не вспоминать о нем, но сейчас от души надеялась, что Стивен Вилльерс промахнулся.
– Я удивлена, что нам удалось застать вас в замке, – говорила в это время леди Дафна. – Обычно в это время года загородные дома закрыты. На зиму весь свет собирается в Лондоне.
– Несомненно, – ответила Блисс, подумав про себя, что леди Дафна слишком уж любопытна. – И я была бы в Лондоне, если бы не мой опекун!
– Опекун? – переспросил Стивен.
– Сэр Бейзил Холм. Он стал моим опекуном после смерти отца.
– А кто был ваш отец? – немедленно задала следующий вопрос леди Дафна.
– Граф Барторп, – ответила Блисс.
– И у вас нет близкой родни?
Блисс покачала головой.
– Никого. Я последняя в роду.
– Граф Барторп… – произнес лорд Вилльерс, как бы припоминая. – Мне казалось, что его владения расположены севернее.
– Верно, Барторп-холл находится в Йоркшире, – ответила Блисс. – Но сэр Бейзил решил, что это слишком далеко от Лондона. А замок Четем и окрестные земли – это дар отцу от короля.
От Блисс не укрылись быстрые взгляды, которыми обменялись мать и сын. Мозги их щелкали, как счеты, подсчитывая богатство рыжеволосой красавицы, в замок которой занесла их причуда судьбы.
– И вы, разумеется, уже помолвлены? – без обиняков поинтересовалась леди Дафна.
– Нет, – ответила Блисс. – Два дня назад мой опекун отправился в Лондон, чтобы подыскать мне мужа.
Собеседники перешли на другую тему, но Блисс чувствовала, что разговор не окончен. Девушка подозревала, что ей еще не раз и не два придется встретиться с семейством Вилльерс.
Едва рассвело, слуг отрядили на поиски вилльерсовских лошадей и починку экипажа. Спустившись в столовую, Блисс застала там Стивена: устроившись в огромном резном кресле, предназначенном для хозяина замка, он наслаждался обильным завтраком.
При появлении Блисс Стивен встал с места. Зеленые глаза его окинули ее взором от макушки до пят – от голубых лент в рыжих кудрях до парчовых туфелек.
– Позвольте признаться, – заговорил он, когда Блисс села на соседнее место, – что при дневном свете вы еще прелестнее, чем при свечах – хоть я и не думал, что это возможно.
Блисс пробормотала слова благодарности. Несомненно, думала она, Стивен рассыпается в комплиментах по наущению матушки. Это она приказала ему очаровать богатую наследницу. Леди Дафна уже видит в Блисс будущую леди Вилльерс.
А что скажет о такой возможности сэр Бейзил? Трудно сказать. Конечно, простой баронет едва ли может считаться подходящей парой для единственной наследницы богача графа. И все же…
– Скажите, сэр, – обратилась Блисс к Стивену, когда ей подали завтрак, – вы случайно не в родстве с герцогом Бекингемом и графиней Каслмейн?
– Совершенно верно, – с нескрываемой гордостью ответил Стивен. – Мы троюродные кузены. И не побоюсь сказать, что и его светлость, и ее милость отличают нас своей дружбой и интересом.
Вот это уже хуже, сказала себе Блисс. Сам по себе Стивен, лорд Вилльерс, немногого стоит, но родственные связи с двумя влиятельнейшими людьми в Англии сделают его в глазах сэра Бейзила ценным партнером. Опекун сочтет дело выгодным во всех отношениях: Блисс войдет в могущественное семейство, клан Вилльерсов, известный своей алчностью, получит ее состояние, и самому сэру Бейзилу от этой сделки непременно что-нибудь перепадет.
В холле послышался шелест пышных юбок, и в столовую влетела леди Дафна. В фарватере у нее тащилась мрачная, заспанная Летиция. Улыбнувшись Блисс своей холодной, неискренней улыбкой, леди Дафна села за стол и нетерпеливо указала дочери на соседнее место.
– Ну что? – обратилась она к сыну, едва слуга поставил перед ней прибор. – Ты уже с ней поговорил?
– Еще нет, матушка, – смущенно ответил Стивен. – Я намеревался…
– Тянуть нет смысла, – прервала его леди Дафна. – Думаю, наша дорогая хозяйка уже догадывается о наших намерениях. – Она обернулась к Блисс. – Дорогая, мой сын собирается по возвращении в Лондон просить у лорда Холма вашей руки. Как вы полагаете, ваш опекун примет его предложение?
– Мадам, стоит ли так торопить события? – покраснев, возразила Блисс. – Мы с лордом Вилльерсом едва знакомы…
– Вздор, дитя мое, – бесцеремонно прервала ее леди Дафна. – Обойдемся без этих девичьих ужимок. Я спрашиваю, как взглянет на наше предложение ваш опекун?
Несколько мгновений Блисс просто смотрела на нее во все глаза, не в силах подобрать ответ. Ее мнения никто не спрашивает. Никому нет дела до того, сможет ли она ужиться с лордом Вилльерсом, будут ли они счастливы вместе. Важно лишь то, что скажет об этом сэр Бейзил. Ее судьба – в руках надутого, бесчувственного старика и сухонькой женщины с хищной улыбкой и безжалостными зелеными глазами.
– Я уверена, сэр Бейзил сочтет, что над вашим предложением стоит подумать, – честно ответила она наконец. – Но вы понимаете, миледи, что я должна получше познакомиться с мужчиной, прежде чем…
– Да, да, дорогая, разумеется, – все с той же холодной улыбкой ответила леди Дафна. Очевидно, она не сомневалась, что Блисс, как и ее собственные дети, сделает все, что ей скажут.
Блисс прикусила язык, чтобы не выпалить рвущиеся из сердца резкие слова. Она поклялась, что не выйдет замуж без любви, и сдержит клятву, какие бы планы ни строила леди Дафна!
Когда слуги вернулись в замок с каретой Вилльерсов и тремя уцелевшими лошадьми, Блисс встретила их с радостью. Карета почти не пострадала при крушении, и Блисс охотно одолжила гостям недостающую лошадь, мечтая только об одном – чтобы семейка Вилльерсов наконец убралась из Четема.
Закутавшись в тяжелую шубу, Блисс стояла у ворот и провожала взглядом удалявшуюся карету. Незваные гости утомили ее до крайности. После завтрака леди Дафна пустилась рыскать по комнатам, разглядывая мебель и старинную утварь так, словно подсчитывала стоимость обстановки. Летиция молчала и пожирала глазами наряд и драгоценности хозяйки. От этого Блисс охватило мерзкое чувство: сама себе она казалась рабыней, выставленной на продажу.
Что же до самого Стивена, лорда Вилльерса – он, несомненно, красавец и настоящий светский джентльмен, с ним приятно было бы танцевать в Уайтхолле, выслушивать его замысловатые комплименты, быть может, даже позволить ему сорвать с губ случайный поцелуй… но что-то подсказывало Блисс, что доверять ему свое будущее не стоит.
Надвинув на лоб тяжелый капюшон и сунув руки в меховую муфту, Блисс побрела в парк, окружающий замок. В этом месте лес подходил к замку совсем близко. Порой шаловливая козочка или гордый олень выбегали из чащи на открытое место, на мгновение замирали, кося на замок огромными удивленными глазами, и снова скрывались в лесах. Погрузившись в глубокую задумчивость, Блисс сама не заметила, как дошла до башни, возвышающейся над обгорелыми развалинами западного крыла.
Тучи сгустились, и в воздухе закружились первые снежинки. Они становились все крупнее, и скоро уже целые хлопья падали на заснеженную землю – белое на белом, – грозя стереть с лица земли цепочку следов Блисс…
И вдруг…
Сперва внимание Блисс привлекли следы лошадиных подков. Полузасыпанная снегом цепочка следов вела к замку. Заинтересовавшись, Блисс двинулась по следам – и миг спустя взор ее поразило алое пятно на белом, словно платье невесты, снегу.
Блисс ахнула. Приглядевшись, она заметила впереди еще пятно, а поодаль – еще и еще… Кто бы ни был всадник, явившийся в замок под покровом ночи, он истекал кровью. Блисс подняла глаза – след вел…
К той самой двери, которую Блисс строго-настрого запретили открывать. К той самой двери, что сейчас, в этот самый миг, отворялась, медленно поворачиваясь на несмазанных петлях.
Не теряя ни секунды, Блисс спряталась за стволом старого дуба. На пороге башни появился конюх Айзек: в руках у него были какие-то тряпки и бадья, полная воды, от которой шел пар. Боязливо оглянувшись, Айзек положил тряпки и вылил воду на землю; Блисс заметила, что вода в бадье розовая, словно окрашенная кровью. Затем конюх подобрал тряпки, сложил их в пустую бадью и устало побрел прочь.
Блисс подождала, пока он скроется из виду, и бросилась к башне. Снежный покров растаял там, где горячая вода пролилась на землю, и влажная бурая проталина у двери указывала место, где Айзек опорожнил свою ношу.
Блисс оглянулась в сторону замка. Нет, ее никто не видит. Замирая от волнения, девушка взялась за дверную ручку – та легко подалась под ее пальцами. Блисс отворила дверь и вошла.
Сквозь узкие щели бойниц сочился в башню сумрачный серый свет. Пол был посыпан соломой. В углу привязан могучий жеребец; он вздрогнул и подозрительно покосился на девушку. Блисс осторожно обошла коня и начала подниматься по узким, выщербленным временем ступеням винтовой лестницы.
Блисс шла медленно, опасливо глядя себе под ноги. Перил у лестницы не было; один неверный шаг – и девушка полетела бы вниз, на каменный пол.
Лестница вывела ее на площадку перед прочной, обитой железом дверью. Блисс остановилась, прижав руку к отчаянно бьющемуся сердцу. Какую бы тайну ни скрывал здесь Айзек, через несколько мгновений его секрет будет раскрыт.
Блисс взялась за ручку и, секунду поколебавшись, распахнула дверь. Петли были густо смазаны, и дверь отворилась совершенно бесшумно.
Взору Блисс открылась слабо освещенная восьмиугольная комната – верхнее помещение башни. Огонек единственной свечи освещал скудную обстановку. Окна, немногим более бойниц, служащих для защиты замка, были забиты. В комнате было ненамного теплее, чем на улице, слабое тепло исходило из медной жаровни на полу.
У стены стояла кровать с балдахином – занавеси на ней были плотно задернуты, чтобы не впускать холод, и лишь со стороны жаровни оставлена узкая щель, позволяющая проникать теплу. На столе, к которому была придвинута пара ветхих стульев, Блисс увидела остатки еды и наполовину опорожненную бутыль вина.
Медленными, робкими шагами Блисс двинулась к кровати. Занавеси слегка дернулись, и она остановилась в испуге. Там кто-то есть: он прислушивается к ее шагам, ждет ее приближения. Но кто? И почему он прячется?
«Как не стыдно трусить!» – строго сказала себе Блисс. В конце концов, она хозяйка замка и имеет полное право знать, кто поселился в заброшенной башне! Решительно шагнув вперед, Блисс взялась за занавеску в изножье кровати и отдернула ее одним резким движением.
Крик ужаса вырвался из ее груди, и Блисс отступила на шаг, прижав руку ко рту. На кровати лежал тот самый разбойник, чьи темные глаза, сумрачные речи, чей горячий поцелуй каждую ночь являлись ей во сне. И в руке его чернел пистолет, направленный ей в сердце.
4
Блисс отступила на шаг, поднеся ко рту тонкую руку в перчатке. Взор ее был прикован к зияющему дулу пистолета.
– Вы?! – выдохнул лежащий. Голос его звучал хрипло и бессильно. Пистолет дрогнул в руке и упал на постель. – Как вы меня нашли?
– По кровавым следам, – ответила Блисс. Теперь, когда пистолет не смотрел ей в лицо, к ней вернулась способность мыслить. – Там, на снегу. И по следу лошади, ведущему в башню. А потом я увидела, как отсюда выходит Айзек.
Разбойник вздохнул и откинулся на подушку; веки его сомкнулись, словно от изнеможения. Густые темные волосы в беспорядке разметались по белоснежной наволочке. Загорелое лицо его покрывала нездоровая бледность, дышал он с трудом, и на лбу выступали капельки пота.
Блисс сбросила перчатки и положила руку ему на лоб. Открыв темно-карие глаза, разбойник подозрительно уставился на нее.
– У вас лихорадка, – мягко заметила она, чувствуя, как пылает под рукой его влажный лоб.
Разбойник беспокойно заворочался, и Блисс заметила, что плечо у него перевязано.
– Так Стивен не ошибся, – заметила она, обращаясь скорее к самой себе, чем к нему. – Он действительно попал.
– Стивен? – прищурившись, переспросил разбойник.
– Лорд Вилльерс. Этой ночью он пришел в замок вместе с матерью и сестрой. Рассказал, что их ограбили, но он успел подстрелить разбойника. Он был уверен, что не промахнулся.
– Так и было, черт бы его побрал! – прохрипел раненый и с трудом сглотнул.
Блисс оглянулась кругом. На столе стоял кувшин воды, а рядом – выщербленная кружка. Положив перчатки на стол, Блисс наполнила кружку водой и подала больному.
– Попейте, – предложила она.
Морщась от боли, разбойник с трудом приподнялся и, взяв у нее кружку, принялся жадно пить. Блисс вздрогнула, когда его сильные жесткие пальцы прикоснулись к ее руке.
– Спасибо, – хрипло прошептал он наконец.
– Вы тяжело ранены, – заметила Блисс. – Надо вызвать доктора.
– Не надо! – прервал ее незнакомец. – Лихорадка пройдет, а о ране позаботится Айзек. – Он нахмурился. – Здесь чертовски жарко!
Сама Блисс дрожала от холода, но понимала, что от лихорадки даже слабое тепло жаровни кажется раненому адским пламенем. Достав носовой платок, Блисс обмокнула его в кувшин и, опустившись на колени перед кроватью, вытерла пот с пылающего лба разбойника.
Дрожь прошла по его телу, когда на горящий лоб упали капли холодной воды. Темные глаза пристально всматривались ей в лицо, словно желали разгадать причину такой неожиданной доброты.
– Кто вы? – спросила Блисс, глядя в сторону. Ее смущал его неотрывный взгляд.
– Меня зовут Кит, – ответил он. – Кит Квинн.
Блисс хотела что-то сказать, но разбойник прервал ее:
– Итак, миледи, что вы собираетесь делать?
– Делать? – переспросила Блисс.
– Пошлете за опекуном? Расскажете ему, что под вашей крышей нашел убежище преступник?
– Мой опекун в Лондоне, – уклончиво ответила Блисс.
– Замок полон его людьми. И потом, вы можете позвать стражников.
Блисс поднялась и поставила кружку на стол. Разбойник разговаривал с ней таким же сухим, презрительным тоном, как в ту ночь, и в глазах его темнела неприязнь, причины которой Блисс не понимала.
– Тогда вас повесят, – ответила она, оборачиваясь. – Вы думаете, я способна хладнокровно послать человека на виселицу?
Чувственные губы Кита Квинна изогнулись в сардонической усмешке.
– Почему бы и нет? – ответил он. – Что значит человеческая жизнь для дочери графа Барторпа?
– Что вы хотите этим сказать? – гневно воскликнула Блисс, возмущенная тем, как этот незнакомец отзывается о ее обожаемом отце.
– Ваш отец получил от короля этот дом, – ответил разбойник. – И земли, и людей, и все сокровища, которые здесь хранятся. Он не отказался от подарка. Ему не пришло в голову, что потеря Четема стоила жизни благородному человеку, который ни в чем не провинился ни перед вами, ни перед вашим отцом!
– Мой отец не виновен в смерти барона де Уайлда! – сверкнув глазами, воскликнула Блисс. – Этот человек предал короля, своего сюзерена! Он заслужил наказание!
В темных глазах Кита Квинна блеснула ярость. Заскрипев зубами, он приподнялся, словно хотел вскочить и броситься на Блисс. Одеяло его сползло, обнажив загорелую грудь, наполовину скрытую повязкой. И вдруг на белой ткани выступило алое пятно. Стежки, наложенные Айзеком, разошлись, рана открылась, и Кит со стоном повалился на постель.
Подобрав юбки, Блисс бросилась к дверям. Рискуя сломать себе шею, кубарем скатилась вниз по лестнице, промчалась мимо изумленного жеребца и выбежала на улицу.
Яркое солнце, отраженное в снежном покрове, на мгновение ослепило ее. Привратник, дремавший у ворот, поднял голову и с удивлением уставился на хозяйку, которая, забыв о капюшоне, с растрепавшимися рыжими кудрями и горящими от мороза щеками неслась к замку. Вот она пересекла широкий двор и скрылась в конюшнях.
В конюшне было тепло и темно, пахло лошадьми, сеном и кожей. Блисс остановилась на пороге, вглядываясь во тьму: после солнечных лучей и сверкания снежного наста ее глазам требовалось время, чтобы привыкнуть к полумраку. Молодой конюх, чинивший седло, поднял голову и, заметив, кто стоит в дверях, вскочил и сдернул с головы шапку.
– Миледи! – воскликнул он.
– Где Айзек? – торопливо спросила Блисс.
– Да вон он, миледи, – ответил конюх, указывая в сторону.
Блисс взглянула туда и в закутке, откуда доносился крепкий аромат выдубленной кожи, увидела Айзека, он о чем-то спорил с рабочим.
– Айзек! – позвала она.
Старик обернулся, изумленно вскинув густые белые брови. От пронзительного, ничего не упускающего взгляда не укрылось нескрываемое волнение Блисс и ее взъерошенный вид. Айзек отложил седло, которое держал в руках, и двинулся к ней.
– Да, миледи?
– Идемте со мной, скорее! – воскликнула она, уже готовая бежать прочь из конюшни.
– Сюда, миледи, – ответил Айзек.
Он пошел в противоположную сторону, и Блисс ничего не оставалось, кроме как последовать за ним. Они вошли в задние помещения конюшен, куда не проникал дневной свет. Пройдя несколько поворотов, Айзек ввел Блисс в небольшую чистенькую комнатку – свое жилище.
– Что случилось, миледи? – с тревогой в голосе спросил он.
– Киту плохо, – ответила Блисс. – Ему нужна ваша помощь, и как можно скорее!
Несколько мгновений Айзек молчал, изумленно глядя на нее; затем молча отворил тяжелую, обитую железом дверь в дальней стене. В комнату хлынул ослепительный дневной свет: дверь вела на улицу.
Путь отсюда до западного крыла был ненамного быстрее, чем от главного входа, но здесь, по крайней мере, Айзек и Блисс были в безопасности от любопытных глаз и длинных языков слуг, большинство из которых присягали на верность лорду Холму.
Через несколько минут на свежевыпавшем снеге появились две цепочки следов, ведущих к дверям западной башни.
– Что случилось? – спрашивал Айзек, карабкаясь вверх по лестнице. Он, кажется, все еще не мог осознать, что его новая хозяйка так хорошо знает Кита.
Но Блисс его не слышала – словно горная лань, она взлетела вверх по лестнице и вбежала в спальню, не дожидаясь, когда Айзек ее догонит.
Кит стоял на коленях на полу, повязки его были красны от крови. Очевидно, он пытался добраться до стола, но силы покинули его на полпути.
– Айзек! – закричала Блисс, бросаясь к раненому. – Скорее сюда!
Старый конюх, тяжело дыша, появился в дверях. Не сразу он понял, что происходит, когда же сообразил, бросился на помощь Блисс. Вдвоем они перетащили Кита на кровать.
– Дайте мне шкатулку со стола, – приказал он Блисс, а сам начал разматывать повязку.
В деревянной шкатулке, которую подала ему Блисс, обнаружились иголки, нитки и длинные полосы грубого холста. Айзек поставил шкатулку на кровать. Не дожидаясь следующего указания, Блисс принесла и поставила рядом кувшин, полный воды.
Последний бинт упал на пол, и Блисс ахнула. Рана, нанесенная Стивеном Вилльерсом, зияла, открывая взору лохмотья кровавого мяса, из воспаленных краев торчали толстые нитки – следы предыдущих трудов Айзека. Блисс ощутила угрызения совести за то, что так рассердила Кита. Правда, своими словами он задел честь ее отца – но ведь и она дурно отозвалась о старом бароне де Уайлде, которого он, по-видимому, глубоко уважал и почитал. И в любом случае нельзя было спорить с тяжелораненым.
Айзек промыл рану, смывая засохшую кровь.
– Придется зашивать сначала, – пробормотал он. – Напрасно ты, сынок, попытался встать.
– Достань пулю! – простонал Кит сквозь стиснутые зубы.
– Пулю? – повторила Блисс. – Так пуля все еще в ране?
– Верно, – кивнул Айзек. – Прошлой ночью он был не в том состоянии, чтобы извлекать пулю. Не уверен, что стоит рисковать и сейчас.
– Но свинец убьет его!
– Вы правы, – согласился Айзек. – Зажгите свечу, миледи, и поставьте сюда. Мне понадобится ваша помощь.
Блисс сделала, как он велел. Айзек выдернул остатки прежнего шва и начал ощупывать рану в поисках пули. Из раны заструилась кровь. Капли пота выступили у Кита на лбу, он судорожно вцепился в простыню с такой силой, что костяшки его пальцев побелели. Блисс догадывалась, что он терпит невыносимую боль: но ни звука не сорвалось с его крепко стиснутых губ.
– Подожди-ка… – пробормотал наконец Айзек. – Кажется… ага, вот и она!
Он извлек из раны сплющенный ошметок свинца и, повертев его в руках, отбросил в сторону. На морщинистом лице конюха отразилось очевидное облегчение.
– Вот и славно. Теперь, миледи, придержите края раны, пока я буду зашивать.
Блисс храбро кивнула и, подойдя ближе, взялась за покрасневшие, воспаленные края раны. Кит лежал, зажмурившись, дыша часто и неглубоко.
– Поскорее, Айзек! – прошептала она, сердцем чувствуя, что силы Кита на пределе – и так же инстинктивно понимая, что он скорее умрет, чем позволит ей стать свидетельницей его страданий.
– Я и так спешу, как только могу! – ответил Айзек.
Чуткими пальцами он зашил рану – так же, как много лет «штопал» раненых лошадей на конюшне замка Четем. Наконец, закончив операцию, Айзек перевязал рану и отступил, позволяя Блисс укрыть больного одеялом.
Кит лежал неподвижно, закрыв глаза. Трудно сказать, спал он или был без сознания. Блисс и Айзек тихо вышли из комнаты.
– Может быть, стоит посидеть при нем? – спросила Блисс, спускаясь по лестнице.
