Неукротимый

      Шайну передернуло от отвращения.
      – Но вы же не можете на самом деле убить человека своими заговорами и заклинаниями, – сказала она и добавила: – Или все-таки можете?
      Демьен хитро усмехнулся.
      – Все зависит от конкретного человека, моя дорогая. Есть такие – и их немало, – что верят, будто это возможно. Этих людей очень просто довести до смерти – нужно лишь убедить их, что они непременно должны умереть. И тогда они быстро сходят с ума, начинают чахнуть и умирают – я полагаю, от страха.
      – Так, значит… – Шайну внезапно охватил ужас. – Так вот о чем вы написали в том письме: о том, что заколдовали Йена, приговорили его к смерти! И так напугали его этим, что он сам покончил с собой!
      Ничто не дрогнуло в лице Демьена.
      – М-да, Йен очень сильно верил в заклинания, – равнодушно заметил он.
      – И вы сделали его своей жертвой, – обвиняющим тоном продолжила Шайна. – Да вы просто дьявол!
      – Дьявол? – похоже, что Демьен был слегка удивлен. – Да нет, куда уж мне. Скажите лучше, понравилось бы вам, если бы план Йена осуществился? Как бы вы чувствовали себя, став графиней Деннистон?
      «Нет уж, если выбирать, то я предпочла бы быть миссис Габриель Сент-Джон, – мрачно подумала Шайна. – И могла бы быть ею, но не стала, пытаясь спасти Габриелю жизнь. А что получила в итоге?»
      Демьен внимательно смотрел на нее, ожидая ответа.
      – Мне не понравилось бы быть графиней Деннистон, – наконец сказала она.
      – Нет? – герцог изобразил удивление. – А как насчет того, чтобы стать герцогиней де Фонвилль?
      Шайна испуганно взглянула на него.
      – И думать об этом не смейте!
      – А мне кажется, вам стоит принять предложение, – серьезно сказал Демьен. – Право, вам к лицу будет титул герцогини. Ну же, соглашайтесь!
      Шайна метнула на него испепеляющий взгляд.
      – Выйти замуж за вас? – прошипела она. – Да скорее я соглашусь стать женой самого дьявола!
      Демьен небрежно откинулся на подушки. Безмятежно, лукаво улыбнулся.
      – Полагаю, что это тоже можно будет устроить, – заметил он и погрузился в молчание, которое не прерывалось больше до самого конца поездки.
      Впрочем, ехать им оставалось недолго – за окном кареты уже замелькали далекие шпили Олдвич-Эбби.
 
      – Я не верю этому, – решительно заявила леди Анна Уэзерфорд своему внуку. – Не могу поверить, что она, не успев похоронить мужа, собирает вещи и уезжает с этим ужасным французом.
      – Но это так, – настойчиво повторил Габриель, стоя у окна, выходившего на Гросвенор-сквер. – Ее вещи погрузили в карету. Затем вышла она, уселась в нее, и слуга захлопнул за нею дверцу. А позже, когда карета поворачивала за угол, я рассмотрел в ней Демьена де Фонвилля. Я не мог обознаться!
      – Милый мой! – Леди Уэзерфорд с усилием поднялась с кресла и подошла к внуку. – Скажи-ка мне лучше о другом.
      – О чем?
      – Что ты нашел в этой женщине? Чем она приворожила тебя?
      Габриель горько рассмеялся.
      – Кто знает? – задумчиво спросил он. – Здравый смысл, людская молва, житейская мудрость – все это становится не важно, если ты полюбил.
      Сердце леди Уэзерфорд сжалось от боли. Сколько грусти было в его голосе, в его глазах… Старая леди подумала, что если бы в эту минуту перед нею появилась Шайна Лейтон, она не задумываясь задушила бы ее своими собственными руками – за всю боль, что эта женщина причинила ее внуку.
      – И что ты намерен делать дальше? – спросила она, надеясь в глубине души, что теперь-то он наконец оставит эту женщину – пусть себе развлекается с французиком! – и займется своей собственной жизнью.
      – Разыщу ее у де Фонвилля, – просто сказал он.
      – И месть возместит тебе всю боль, что эта женщина причинила тебе? – участливо спросила пожилая маркиза.
      – Моя боль – ерунда, – серьезно ответил он. – Ерунда. В конце концов, я жив. Мне повезло куда больше, чем моим матросам.
      Леди Уэзерфорд печально вздохнула.
      – И все же я уверена – она вовсе не такая бесстыдная, как о ней говорят. Думаю, что есть какое-то объяснение и тому, что произошло тогда в Виргинии. И тому, что случилось с ее мужем, – тоже.
      Она помолчала, нахмурила брови и спросила:
      – Как ты думаешь, уже поздно посылать гонца на Сент-Мартин-стрит?
      – Сент-Мартин-стрит? – повторил Габриель.
      – Я жду леди Саттон на чашку чая, а она почему-то запаздывает, – старая леди неодобрительно покачала головой. – Я знаю, что они близкие подруги с Шайной, и надеюсь, что леди Саттон сможет многое нам объяснить.
      – Когда она должна была приехать? – спросил Габриель, бросив быстрый взгляд на напольные часы в углу комнаты.
      В эту минуту с улицы донесся стук экипажа, подъезжающего к дому. Из окна они увидели черную с желтым карету, которая остановилась возле их особняка.
      – Если не ошибаюсь, – сказала леди Уэзерфорд, – это леди Саттон. Ты присоединишься к нам?
      Габриель хмуро посмотрел на красивую рыжеволосую женщину в красно-сером плаще, вышедшую из экипажа.
      – Пожалуй, я действительно останусь, – сказал он. – Только не говорите ей, что я собираюсь разыскать Шайну. Не хочу, чтобы она предупредила ее о моих поисках.
      Леди Уэзерфорд согласно кивнула и, опираясь на крепкую руку внука, пошла встречать свою гостью.
 
      Сара Саттон с трудом могла скрыть то впечатление, которое произвел на нее Габриель Сент-Джон. Разумеется, она слышала о незаконном сыне лорда Сент-Джона, но, как и большинство людей лондонского света, никогда не видела его. Об этом человеке ходили слухи – и не слишком лестные. Поговаривали, что в далеких колониях он ведет жизнь, совершенно не подобающую джентльмену.
      Но вот сейчас она воочию увидела этого молодого человека, и взгляд его пронзительных зеленых глаз проник в сердце леди Саттон, словно удар кинжала. От Габриеля исходило ощущение силы и опасности – оно еще больше усиливалось шрамом, пересекавшим его худую, небритую щеку.
      Сара никак не могла понять, почему ее пригласили в дом к старой женщине, известной своим замкнутым образом жизни. Много лет леди Уэзерфорд жила уединенно, и круг ее общения давно был ограничен немногими избранными друзьями из самых высших слоев света. Большинство из них были людьми немолодыми, знавшими старую леди не один десяток лет. Что же касается молодежи, то она едва удостаивалась внимания леди Уэзерфорд.
      – Вы знакомы с моим внуком, дорогая? – спросила леди Уэзерфорд, когда они втроем вошли в гостиную, где уже был сервирован чай.
      – Нет, я никогда прежде не видела его, – ответила леди Саттон, смущаясь, словно девочка, под тяжелым взглядом Габриеля.
      – Я тоже впервые вижу вас. Уж будьте уверены: если бы я хоть однажды увидел такую красивую женщину, то запомнил бы ее навсегда, – сказал Габриель, с трудом складывая в любезную улыбку непослушные губы. – Леди Саттон, позвольте представиться. Меня зовут Габриель Сент-Джон.
      – Мистер Сент-Джон, – проворковала Сара, с облегчением усаживаясь в кресло: сидя, она сможет скрыть дрожь, неожиданно охватившую тело.
      – Полагаю, что вас немало удивило мое приглашение на чашку чая – ведь мы почти незнакомы, – сразу, безо всяких предисловий начала леди Уэзерфорд.
      – Действительно, я была весьма удивлена, – согласилась Сара.
      – Я знаю, что вы были подругами с покойной леди Клермонт. Полагаю, что вы дружны также и с ее дочерью – леди Шайной Лейтон.
      – Да, это так, – удивленно и озадаченно согласилась Сара.
      Леди Уэзерфорд помолчала, давая время слугам, подававшим чай, покинуть гостиную. Когда в комнате они остались только втроем, она продолжила:
      – Мой внук, – последовал кивок в сторону Габриеля, – тоже знаком с леди Шайной. Помимо всего прочего, он был обручен с ее кузиной, дочерью нынешнего лорда Клермонта.
      Габриель удивленно взглянул на бабушку. Его неприятно задело такое начало разговора. Но затем он оценил мудрый ход старой леди. Действительно, если Габриелю нужно скрыть от леди Саттон свой истинный интерес к Шайне, но при этом получить от нее необходимую информацию, то лучшей исходной позиции просто не найти. Он – несостоявшийся жених близкой родственницы ее подруги – замечательно!
      – О-о? – Леди Саттон заинтересованно посмотрела на Габриеля.
      – Помолвка расстроилась, – коротко объяснил Габриель, надеясь, что гостья не станет интересоваться этим делом более подробно.
      – Но как бы то ни было, – вновь вступила в разговор леди Уэзерфорд, – мы, разумеется, проявляем интерес к леди Шайне. И нас очень удивил ее поспешный отъезд сразу же после смерти ее мужа. Габриель хорошо знает характер Шайны – еще по Виргинии – и считает, что это совершенно не похоже на нее: вот так быстро и неожиданно уехать вместе с герцогом де Фонвиллем…
      – С герцогом де Фонвиллем? – Сара побледнела. – Но это невозможно! Она не могла уехать с ним!
      – Но она уехала, – повторил Габриель. – Я сам, своими собственными глазами видел, как она покинула дом на Джермин-стрит в компании герцога.
      Сара откинулась в своем кресле.
      – Я ничего не понимаю.
      – Я слышала странные слухи, – продолжила леди Уэзерфорд. – Поговаривают, что ее муж покончил с собой именно из-за того, что она хотела оставить его и уйти к герцогу де Фонвиллю.
      – Это неправда, – покачала головой Сара. – Она действительно собиралась уйти от Йена, но из-за герцога, а не к герцогу.
      – Что вы имеете в виду? – заинтересованно наклонился вперед Габриель. – Она боялась де Фонвилля. В тот день, когда умер Йен, она была у меня. Спрашивала, можно ли ей переехать и пожить какое-то время в моем доме. Она не хотела дольше оставаться с мужем – из-за того, что он полностью попал под влияние Демьена де Фонвилля. Она сказала… – Сара заколебалась, прикидывая, может ли она раскрывать тайны своей подруги, затем решилась: – Она сказала, что Йен «подарил» ее герцогу.
      Лицо Габриеля вспыхнуло от негодования.
      – Полагаю, герцог был очень огорчен, когда Шайна потеряла ребенка.
      – Это не был ребенок Лейтона, – ответила на его прозрачный намек Сара.
      – Но я думала… – вступила леди Уэзерфорд, бросив в сторону Габриеля недоумевающий взгляд. – Я слышала, что Йен Лейтон… Как бы сказать… Ну, что он не был способен…
      – Не был, – согласилась Сара. – Шайна рассказывала мне, что настоящим отцом ребенка был один человек, которого она знала в Виргинии.
      Габриель застыл в кресле, вцепившись руками в подлокотники так, что побелели костяшки пальцев. Ребенок был его! Его! Что бы он ни думал насчет характера Шайны, поступков, – но ее поведение… Нет, у нее не было, не могло быть в Виргинии никого, кроме Габриеля. И если Лейтон на самом деле был импотентом, то ребенок у Шайны мог быть только от Габриеля.
      Сердце Габриеля болезненно сжалось: он вспомнил ту ночь в Олдвич-Эбби, когда упала Шайна. Она испугалась тогда. Испугалась его – Габриеля! Если бы он не попался ей тогда на глаза, если бы успел удержать падавшую Шайну – их ребенок остался бы жив. Их ребенок!
      Но тут же ему в голову пришла новая, отрезвляющая мысль: как же могла тогда Шайна столь спокойно и хладнокровно отдать в руки палачей отца своего ребенка? И если бы этот несчастный малыш остался жив – какой матерью его наградила бы тогда судьба?
      Габриель поднялся.
      – Очень мило, что вы смогли навестить нас, – сказал он леди Саттон. – И спасибо вам за все, что вы поведали о Шайне. А теперь прошу вас простить меня, мадам, – кивок в сторону Сары. – И вас, бабушка, – кивок в сторону леди Уэзерфорд, – но я должен вас покинуть.
      Он вышел, и леди Уэзерфорд с трудом поспешила вслед за ним на больных ногах. Догнала и остановила внука у лестницы.
      – Ты едешь за ней? – спросила она.
      – Да, – ответил Габриель. – Очевидно, де Фонвилль повез ее в Олдвич. Туда я первым делом и отправлюсь.
      – Но ты не причинишь ей вреда? Не горячись, мой мальчик.
      – Я пока и сам не знаю, что буду делать, – покачал головой Габриель. – Сначала я должен найти ее и увезти от де Фонвилля. А уж тогда и буду думать, как с нею поступить дальше.
      Он сделал было шаг вниз, на следующую ступеньку, но бабушка ухватила его за рукав и заставила задержаться еще ненадолго.
      – Габриель, – тихо спросила она. – Ребенок, которого она потеряла, был твоим?
      – Да, – коротко ответил он.
      Затем грустно улыбнулся, наклонился, поцеловал морщинистую щеку и стал спускаться вниз.
 
      Вечерние сумерки опустились над Олдвич-Эбби. Демьен сидел возле камина, скрестив ноги, протянутые к огню. Тени жались по углам огромного пустого зала.
      – Итак, он мертв, – с довольным выражением проговорил он. – Маркиз де Мишле умер. Наконец-то!
      Молодой, но уже прославившийся своей развратностью виконт Лангон смотрел на Демьена с дивана, на котором сидел развалясь, с бокалом вина в дрожащей руке.
      – Кто это – маркиз де… де… – Он запнулся, не в силах вспомнить имя, произнесенное Демьеном.
      – Де Мишле, – подсказал лорд Роберт Уэстон.
      Тридцатилетний младший сын лорда Уэстона, он не питал никаких надежд на титул, и всю свою жизнь посвятил наслаждению и разврату – с того дня, как вышел из стен школы. Познакомившись с Демьеном, он, как и виконт Лангон, стал его верным и преданным учеником.
      Демьен окинул их обоих презрительным взглядом. Проку от этой парочки не было никакого, но он держал их рядом для тех случаев, когда ему были необходимы ассистенты для тех страшных и таинственных обрядов, которые происходили в заброшенном бывшем аббатстве Олдвич.
      – Из-за маркиза де Мишле и герцога д'Агесси, – холодно сообщил он своим мальчикам для поручений, – я был вынужден покинуть Францию. Они на пару распускали обо мне всевозможные слухи, создавали определенное мнение в свете, делали все, чтобы уничтожить меня. У них были связи при дворе, и они воспользовались ими против меня. Подсылали ко мне своих шпионов. Из-за чего? Ревность, обида, подозрительность… Они постоянно твердили, что их страшит то, чем я занимаюсь. Ха-ха! Но при этом они сами занимались черной магией. Именно герцог д'Агесси и научил меня в свое время всему, что знал о колдовстве.
      – И вот теперь один из них мертв, – напомнил ему виконт.
      Демьен улыбнулся и кивнул головой.
      – Да. А второго я теперь надеюсь заставить замолчать и не противиться больше моему возвращению во Францию.
      – Но как? – спросил лорд Роберт.
      – Он знает меня, верит в мои силы. И верит в силы зла. Как вы думаете, друзья мои, что он станет делать, когда узнает, что я решил с помощью магии убить его? И почувствует на себе силу моего колдовства? А потом я предложу ему снять заклятие. Но за это потребую его невмешательства, когда я вернусь во Францию.
      – Все так. Но как вы докажете ему силу своего заклятия? – спросил виконт. – Какой знак подадите ему?
      – Есть одно неопровержимое доказательство, и он его получит, – торжественно ответил Демьен. – Сердце. Человеческое сердце.
      Виконт и лорд Роберт обменялись недоумевающими взглядами.
      – Чье сердце? – в замешательстве спросили они в один голос.
      – Сердце красивой женщины, – ответил им Демьен, а сам при этом подумал: «Если прекрасная леди Шайна не желает поделиться своей красотой со мною – что ж, пусть не принадлежит никому и своей жизнью оплатит мое возвращение во Францию».
      Еще раньше, начиная готовиться к страшному ритуалу, он послал слугу отнести обед Шайне, запертой в одной из пустых келий. Та поначалу намеревалась объявить голодовку, но Демьен через слугу попросил ее не делать этого, не наносить ущерба своей безупречной красоте.
      Комплименты и голод сделали свое дело. Демьен с жестокой улыбкой выслушал донесение: пленница съела обед и выпила пару бокалов присланного к обеду прекрасного французского вина. Только сам Демьен и его слуга знали о том, что в вино был подмешан сильнейший наркотик. Он должен был усыпить Шайну, подавить ее волю, сделать молодую женщину послушной исполнительницей той роли, которую отвел ей Демьен в предстоящем черном ритуале.
      К тому времени, когда Габриель прискакал в Олдвич-Эбби, Демьен, виконт и лорд Роберт уже приготовились к началу магического ритуала. Все трое надели обычную в таких случаях одежду: длинные черные балахоны с капюшонами, закрывающими лица. Восьмиугольная комната в дальнем крыле замка была подготовлена к предстоящему обряду: каменный стол в центре комнаты тщательно вымыт, и на нем лежала Шайна – бездыханная, обнаженная, с распущенными белокурыми волосами, свисавшими со стола до самого пола.
      Из своей богатой коллекции Демьен выбрал для предстоящей операции старинный кинжал с украшенной бриллиантами ручкой и отточенным до бритвенной остроты лезвием. Герцог уже занял свое место возле стола, окруженный по сторонам своими ассистентами, как из-за двери послышался голос слуги:
      – Прошу прощения, ваша светлость, но только что прибыл мистер О'Мара!
      – О'Мара? – откликнулся Демьен.
      Он припомнил этого человека, бывшего на балу-маскараде в Олдвич-Эбби в костюме инквизитора. Демьен говорил тогда с ним, понял, что О'Мара – начинающий маг, живо интересующийся колдовством и желающий узнать как можно больше о тайнах черной магии. И, что очень важно, он не произвел на Демьена впечатления человека глупого – не в пример этим двум помощничкам, что в нерешительности топчутся возле стола.
      – Хорошо! – крикнул Демьен. – Дайте ему накидку и приведите сюда!
 
      Спустя короткое время в восьмиугольную комнату вошел Габриель – в черной накидке, с капюшоном, надвинутым на лицо. Войдя, он тут же заметил лежащую на столе Шайну – бледную, холодную, бездыханную.
      – Она… – прошептал Габриель.
      – Мертва? – закончил за него Демьен. – Нет. Еще нет. Но скоро умрет. Умрет, как только мы принесем ее в жертву силам тьмы.
      Он сладострастно улыбнулся.
      – Красивая женщина, не правда ли?
      Герцог провел рукой по бедру Шайны, наслаждаясь прикосновением к ее шелковистой коже.
      – Подойдите, – обратился он к Габриелю. – Станьте здесь, рядом со мной. Когда настанет время, будете держать вот этот кубок.
      – Зачем? – спросил Габриель.
      – Мы положим в него ее сердце, – спокойно объяснил ему Демьен. – Оно необходимо мне для колдовства, и я собираюсь вынуть его у нее из груди.
      – Вы просто дьявол! – прорычал Габриель.
      Демьен удивленно повернулся к Габриелю и был застигнут врасплох его молниеносным броском. Габриель вырвал из руки черного мага острый кинжал и с силой вонзил его в грудь негодяя. Герцог беззвучно свалился на пол – с раскрытым ртом, с бессмысленно выпученными, ничего уже не видящими глазами.
      Виконт Лангон завизжал от страха, увидев кровь, хлынувшую на пол из груди герцога. Габриель повернулся к нему, и виконт в ужасе перебежал к противоположному краю стола, где стоял лорд Роберт – такой же испуганный, как и Лангон.
      Несостоявшиеся ассистенты черного мага де Фонвилля вцепились друг в друга – дрожащие и испуганные, словно дети.
      – А ну вы, двое! – приказал им Габриель и махнул рукой в сторону маленькой комнатки без окон. Этой парочке придется какое-то время посидеть в темноте. – Марш туда!
      Запихнув дрожащих подручных черного мага в темную комнатку, Габриель закрыл за ними дверь и запер ее на массивный железный штырь, который просунул в дверные петли. Даже когда они осмелеют настолько, что начнут звать на помощь, – их не скоро услышат.
      Теперь надо было заняться Шайной. Габриель скинул с себя черную накидку и завернул в нее холодное, безжизненное тело. Взял на руки и поспешно понес к выходу, возле которого оставил легкую коляску, на которой прискакал сюда из Лондона.
      Покидая восьмиугольную комнату, он даже не взглянул на распростертого на полу де Фонвилля. Ему было безразлично, жив этот человек или мертв. Для самого Габриеля он уже перестал существовать – словно и не было его на свете.
      Шайна – вот что сейчас было единственно важным для Габриеля. Погоняя лошадей, стремительно мчась сквозь ночной мрак, он подумал об иронии судьбы: ведь он сейчас спасает жизнь женщины, которую поклялся убить!

19

      Шайна очнулась и осмотрелась по сторонам. Комната, в которой она лежала, была ей незнакома. Тяжелые занавеси на окнах приглушали льющийся снаружи свет, и было непонятно, идет ли солнце к зениту или уже клонится к вечеру.
      Она попыталась подняться, но нахлынувшая слабость заставила ее вновь откинуться на подушки. Шайна нахмурилась и еще раз, уже внимательнее, осмотрела комнату. Заметила на себе незнакомую, тонкого полотна кремовую ночную рубашку. Впрочем, это была не просто незнакомая ей рубашка. Она явно была мужская.
      Итак, на ней мужская рубашка. Но чья? Демьена? Вряд ли. Она находится не в Олдвич-Эбби – в этом Шайна была уверена. Когда она уехала оттуда? И каким образом ей это удалось? Шайна прижала руку ко лбу, пытаясь припомнить. Но все воспоминания обрывались с того момента, когда ей подали ужин. Его она помнила хорошо, во всех подробностях: жареный цыпленок, бокал вина… А затем все расплывалось.
      Проклятый Демьен! Снова он что-то подмешал ей в вино или в угощение! Ему нужно было усыпить ее, сделать бесчувственной и безвольной. Но зачем? Какой еще дьявольский план созрел в его черной душе?
      Сквозь туман, неясно, призрачно всплыло в памяти еще одно воспоминание. В полузабытьи она лежала на сиденье бешено мчащейся куда-то коляски. И рядом был какой-то человек. Мужчина. Но не Демьен. Шайна помнила, что на ней была одна из черных монашеских накидок Демьена – он любил рядиться в них, – а под накидкой на ней не было ничего. Совершенно ничего. Она попыталась тогда сосредоточиться, понять, что же такое происходит, но не смогла и вновь провалилась в черную пустоту небытия.
      А мужчина там был – это точно. Он сидел напротив нее и смотрел – внимательно, молча. Если бы только ей удалось вспомнить его лицо! Но оно упорно ускользало из памяти. Во-первых, было темно, а во-вторых, Шайна тогда никак не могла удержать свой одурманенный взгляд и могла видеть окружающее только сквозь радужный туман. И все же надо постараться вспомнить… Надо попробовать восстановить все по порядку. Ведь что-то должно было остаться в памяти.
      Ну, скажем, рост.
      Да, сидевший напротив мужчина был высок. Уже кое-что. Ну еще, еще… Одет в темное. Глаза спрятаны под полями шляпы, а нижняя часть лица тоже была чем-то скрыта… Чем же? Ах да – бородой.
      Бородой?!
      Шайна ахнула. Бородатый мужчина в черном! Это он! Тот, кто прятался напротив особняка леди Саттон и напротив дома на Джермин-стрит! Тот, что был в Олдвич-Эбби в ту злополучную ночь! Инквизитор! Тот, кто так напугал ее, вынырнув из темноты в коридоре, перед тем как она скатилась с лестницы!
      Но откуда он взялся? Куда вез ее и зачем? И как Демьен позволил ему забрать, увезти ее?
      Тысячи вопросов закружились в мозгу Шайны. Она откинула одеяло и спустила на пол ноги, нащупывая туфли. Длинные рукава рубашки – единственного ее туалета – упали вниз, прикрыв пальцы. Шайна поддернула рукава и потуже завязала тесемки на манжетах.
      Изучающим взглядом обвела обстановку.
      Комната была обставлена со вкусом: стенные панели из старого, золотисто-коричневого дерева. Старинная же, массивная мебель в стиле прошлого века – похоже, еще времен Реставрации. Окна за задернутыми занавесками заперты снаружи специальными крючками, не позволяющими раскрыть створки изнутри. Рамы крепкие, стекла очень толстые – не разбить.
      Приподняв занавеску, Шайна осмотрела окрестности: обычный сельский пейзаж с темнеющими на горизонте небольшими рощицами, с зарослями виноградника на переднем плане. Виноградные листья были еще зелеными, свежими, но сквозь них уже просматривались наливающиеся, золотисто-зеленые гроздья. Вездесущий темный плющ полз по стене, поднимаясь до самого окна, возле которого стояла Шайна.
      Не увидев ничего интересного, она опустила занавеску и направилась к двери. И почти не удивилась, найдя ее запертой. К этому она была готова. Кулаком Шайна застучала в дверь что было силы. И на сей раз удивилась, услышав приближающиеся шаги. Снаружи в замке повернулся ключ.
      Не зная, кто сейчас находится по ту сторону двери, Шайна на всякий случай отступила назад. Скрипнула дверь, и Шайна оказалась лицом к лицу с коренастой, краснощекой горничной, на голове у которой кокетливо сидела маленькая белоснежная наколка. В руке у нее была зажженная свеча.
      Горничная тщательно заперла за собою дверь и стала обходить комнату, зажигая от своей свечи в канделябрах, укрепленных на стенах. Молча обойдя всю спальню, она обернулась к Шайне – все так же молча, но с улыбкой. Было впечатление, что девушка ждет распоряжений Шайны.
      – Кто вы? – спросила Шайна.
      – Меня зовут Луиза, миледи, – ответила девушка, слегка присев в поклоне.
      – Вам известно, кто я?
      Горничная отрицательно покачала головой.
      – Нет, миледи. Я просто получила распоряжение своего хозяина прислуживать вам.
      – А кто ваш хозяин?
      Горничная опустила к полу глаза.
      – Мне запрещено говорить это вам, миледи.
      Шайна не удивилась. Что ж, именно такого ответа она и ожидала.
      – Ну а где я? – спросила она, слабо рассчитывая на ответ. – Что это за место?
      Как и ожидалось, девушка вновь отрицательно покачала головой.
      – Этого я тоже не могу вам сказать, миледи.
      – Ну что ж, – сказала Шайна, понимая, что от расспросов толку не будет. – В таком случае, может быть, принесете мне воды, чтобы умыться?
      – Сию минуту, миледи, – ответила горничная, явно обрадованная тем, что расспросы кончились. – И завтрак, если пожелаете!
      Желудок Шайны свело от воспоминания о ее последней трапезе в Олдвич-Эбби.
      – О нет! – быстро отказалась она. – Никакой еды! Только воды, пожалуйста!
      Недоумевающей девушке осталось только выполнить странное приказание. Она выскочила из комнаты и через несколько минут вернулась с кувшином теплой воды, полотенцем и куском грубого, домашней варки мыла.
      Оставшись опять в одиночестве, Шайна сбросила рубашку, встала на колени возле таза и принялась тереть свое тело куском шершавого, плохо пахнущего мыла. Покончив с мытьем, она вновь облачилась в мужскую рубашку с длинными, не по росту, рукавами и решила попробовать догадаться о хозяевах дома по каким-нибудь мелочам, деталям обстановки.
      Увы, ничего особенного ей обнаружить не удалось. Ровным счетом – ничего. Книги на полках были не подписаны. Ничего, указывающего на имя владельца, не нашлось и на письменном столе. Даже ярлычок на воротнике рубашки, в которую она по-прежнему была одета, аккуратно спорот.
      Ладно!
      Шайна уселась в кресло-качалку возле камина, в котором неярко горел огонь, прогоняя прохладу сгустившейся за окном августовской ночи.
      Вопросы, вопросы, вопросы… Как много их накопилось!
      Может быть, Демьен просто решил перевезти ее на новое место, и тот, бородатый, был просто одним из его подручных? А может быть, все не так, и Демьен в свою очередь «подарил» ее одному из своих дружков – с той же легкостью и бесцеремонностью, с какой сам получил ее «в подарок» от покойного Йена не так давно? Если так, то она стала чем-то вроде разменной монеты в сделках этого негодяя с другими, может быть, еще большими мошенниками. Чего же тогда ей ожидать от своего нового «владельца»? Каких новых гадостей? Что он с ней сделает? Изнасилует? Изобьет? Убьет?
      Рыдания подступили к горлу Шайны. Как ей надоело жить в страхе, в неизвестности! И как давно она не чувствовала себя спокойной. Счастливой. Любящей. Любимой!
      Глубокий вздох вырвался из ее груди. «Чего бы только я не отдала, – подумала Шайна, задумчиво глядя на огоньки пламени, пляшущие в камине, – чтобы вновь очутиться в Виргинии, в Монткалме. Вновь вдохнуть аромат той летней ночи и замереть в объятиях Габриеля!» Почему она тогда не осталась с ним? Почему не убежала, как он предлагал? Они вдвоем добрались бы до Фокс-Медоу. И теперь могли бы быть там – обвенчанные, любящие, ждущие появления на свет их ребенка…
      Слезинка покатилась по щеке Шайны. Она не стала смахивать ее. Даже на это у нее не осталось сил.
      Габриель, Йен, ее ребенок… Все, все они мертвы! А ради чего? Господи, ради чего все эти жертвы…
      Шайна вздрогнула и насторожилась. Внутренним чутьем она поняла, что в комнате кто-то появился. Как он сумел так незаметно прокрасться сюда?
      «А может быть, это снова горничная?» – попыталась успокоить себя Шайна.
      – Луиза? – негромко окликнула она. Голос предательски дрогнул.
      – Оставайтесь там, где сидите, – раздался в ответ низкий мужской баритон.
      Шайна похолодела. Откинулась, нервно сцепив руки, на спинку кресла. Какой маленькой и слабой казалась она сама себе в эту минуту!
      Шайна бросила взгляд на полированную серебряную стенку кувшина, отражавшую ту часть комнаты, что находилась за ее спиной. Сердце у нее упало, когда она различила очертания высокой мужской фигуры. Свет в спальне был приглушен, да и выпуклая поверхность кувшина искажала перспективу, так что лица стоящего Шайна не могла рассмотреть, как ни старалась.
      – Кто вы? – испуганным шепотом спросила она.
      Помолчав немного, мужчина ответил: – Призрак. Только лишь призрак.
      Шайна уловила в голосе печальные нотки. Это было удивительно. Удивительно и непонятно.
      – Где мы находимся? – задала она мучивший ее вопрос. Шайна все еще не осмеливалась обернуться, чтобы оказаться с незнакомцем лицом к лицу, но в то же время не упускала из вида его отражение в кувшине.
      – В Сассексе, – неопределенно ответил гость.
      – А Демьен тоже здесь?
      – Нет, – в голосе говорившего появилось раздражение и неприязнь. – Вы больше никогда не увидите герцога де Фонвилля.
      Шайна крепко сжала подлокотники кресла. Что бы ни сулило ей новое заключение, она была безмерно благодарна своему новому тюремщику за избавление от Демьена.
      – Слава богу! – облегченно выдохнула Шайна, но так тихо, что этого не услышал стоящий у нее за спиной Габриель. И жаль, что не услышал, – ему, без сомнения, были бы приятны эти слова.
      – Теперь я ваша пленница?
      – Да, – коротко подтвердил он.