Сокровища гугенотов (Варфоломеевская ночь, Молодость короля Генриха - VII)

      -Я хочу присутствовать на собрании генеральных штатов.
      -Вы?
      -Да, я!
      -Но ведь это значит подставить грудь под удары всех кинжалов, находящихся на содержании у Гизов!
      -Ах, Крильон,- ответил гасконец, рассмеявшись, и, внезапно переходя на "ты" с герцогом, продолжал: - Мне кажется, ты начинаешь стариться! Как? Ты думаешь, что моя грудь, которую не смогла пробить шпага французского короля, послужит ножнами для лотарингских принцев? Да полно тебе!
      -Но вы хоть не один здесь?
      -Со мною моя "фламандка".
      -Что это за "фламандка"?
      -А вот эта самая шпага, которой сражался мои дед во Фландрии!
      -Нет такой доброй шпаги, которая не ломалась бы!
      -Здорово! Крильон начинает трусить! Это даже забавно! Покойной ночи, Крильон. Король прав - стало очень холодно. Я иду спать!
      Через четверть часа после того, как гасконский дворянчик имел счастье скрестить шпагу с самим королем Франции, ворота домика снова были тщательно заперты и таинственный незнакомец вернулся в комнату, где Берта Мальвен жарко молилась. Увидав гасконца, она радостно вскрикнула:
      -Вы спасли меня! - Но, заметив его улыбку, немного смутилась; однако она тотчас оправилась и продолжала: - Их было четверо, но я нисколько не боялась. Я чувствовала, что с вами не справиться и целой армии!
      Гасконец взял руку девушки и, почтительно поцеловав ее, воскликнул:
      -Дорогая барышня, я знал, что Господь не оставит меня, так как Он поручил мне вашу защиту!
      Затем они уселись рядком - молодой человек с орлиным взглядом, насмешливой улыбкой и львиным сердцем и хрупкая, вспугнутая голубка. И они принялись болтать так, как болтают в двадцать лет, краснея и волнуясь близостью друг друга.
      Молодой гасконец много рассказывал о Наварре. о тамошних нравах и обычаях, о патриархальных порядках наваррского двора и т. п. В заключение он сказал:
      -Дорогая Берта, милочка вы моя, не оставайтесь в Блуа, куда французский король заезжает так часто в сопровождении своих бесстыдных миньонов! Если вы хотите, я увезу вас с дедушкой в Наварру. Сир де Мальвен спокойно окончит там свои дни, а для вас мы подыщем подходящего муженька!
      При последних словах Берта покраснела еще больше, и гасконец не утерпел, чтобы не поцеловать ее. Вдруг в этот момент послышался сильный стук в садовые ворота.
      -О, боже мой! - пробормотала Берта.- Это опять пришли они!
      -Нет,- успокоил ее гасконец,- не бойтесь, эти люди ночные птицы, боящиеся дневного света! - и он, прицепив шпагу, вышел открыть ворота.
      Это пришел Крильон в сопровождении двух вооруженных дворян из королевской гвардии.
      -Вот,- сказал он,- я пришел сменить вас. Мы трое останемся здесь, и миньоны уже не сунутся сюда!
      -Это очень хорошо, спасибо вам, герцог,- ответил гасконец,- тем более что мне надо прогуляться по городу. Кстати, когда прибудет герцог Гиз?
      -Его ждут утром.
      -А герцогиня Монпансье?
      -Мне кажется, она прибыла втихомолку этой ночью! ответил Крильон, подмигивая.
      Гасконец представил герцога Берте, сказав:
      -Я оставлю вас под охраной герцога Крильона. Это лучшая шпага в мире.
      Крильон поклонился и наивно возразил:
      -После вашей - возможно! Гасконец накинул плащ и надвинул на самый лоб шляпу.
      -Куда вы? - спросил Крильон.
      -Пройтись, по городу и подышать воздухом,- с тонкой улыбкой ответил гасконец.
      VI
      Гасконец направился к уединенной уличке, спускавшейся прямо к Луаре. Он внимательно осматривал дома и вдруг воскликнул: "Ну конечно, это здесь! Вот и ветка остролистника!" -и с этими словами троекратно постучал в дверь.
      В доме ничто не шевельнулось в ответ, но стук привлек внимание старухи-соседки; она высунулась в окно и спросила:
      -Вам что нужно, барин?
      -Здравствуйте, добрая женщина,- ответил гасконец,- я приезжий и ищу гостиницу для постоя.
      -Но вы ошибаетесь, барин,- ответила старуха,- этот дом принадлежит прокурору, мэтру Гардуино, которому никогда и в голову не приходило пускать постояльцев!
      -Но что значит в таком случае вот это? - спросил гасконец, показывая на ветку остролистника.- Это знак, которым во всех странах указывают на гостиницу.
      -Ах, Господи Боже,- воскликнула старуха,- вы правы, бариночек! Но пусть я лишусь Царства Небесного и стану гугеноткой, если я тут хоть что- нибудь понимаю! Чтобы мэтр Гардуино, этот глухой скряга, стал держать гостиницу?.. Это невозможно!
      -Однако вы видите, что это так!
      -Уж не обошлось здесь дело без вмешательства дьявола, если только в последнюю неделю - надо вам сказать, бариночек, что меня целую неделю не было дома, и я вернулась в город только этой ночью,- ну так вот, если только мэтр Гардуино не умер, и его дом не купил кто-нибудь другой!
      -Все это очень возможно, добрая женщина! - отозвался гасконец и постучал с новой силой.
      Внутри дома послышался шум, затем дверь приоткрылась, и юношеский голос спросил:
      -Кто стучится и что нужно?
      -Гасконь и Беарн! - ответил ранний визитер.
      Тогда дверь распахнулась; на ее пороге показался молодой человек лет двадцати двух и почтительно поднес руку гасконца к своим губам.
      -Здравствуй, Рауль! - сказал гасконец.
      -Здравствуйте, монсеньор,- ответил юноша. Гасконец проскользнул в дом, и Рауль - это был уже знакомый нам бывший паж короля Карла IX, красавец Рауль, о котором день и ночь мечтала пронырливая Нанси и который в течение минувшего времени пережил много приключений,- поспешил запереть дверь.
      -Теперь поговорим, Рауль, друг мой! - сказал гасконец, усаживаясь верхом на скамейку.- Прежде всего не титулуй меня монсеньором.
      -А как же прикажете называть вас?
      -Зови меня сир де Жюрансон. Позволяю даже называть меня просто де Жюрансон.
      Рауль в ответ молча поклонился.
      -Давно мы с тобою не виделись, милый Рауль! - продолжал гасконец.
      -Целых два года! Но я употребил это время с пользой, как видите... и проложил себе дорогу...
      -В сердце герцогини? - улыбаясь спросил гасконец.
      -Ну вот!..- скромно ответил Рауль.- Как знать?.. Может быть...
      -Иначе говоря, ты изменил Нанси?
      -О нет, я по-прежнему люблю Нанси!
      -В таком случае?
      -Я служу вам, ухаживая за герцогиней.
      -А, это другое дело! Но поговорим серьезно. Когда вы прибыли?
      -Вчера вечером. Старый Гардуино был предупрежден, он вывесил ветку остролистника.
      -И герцогиня приняла его дом за гостиницу?
      -Она ни минуты не сомневалась в этом!
      -Ну а как она нашла самого Гардуино?
      -Она далека от мысли предположить, что он - один из деятельнейших вождей гугенотов.
      -Отлично! Как велика свита герцогини?
      -Мы прибыли вдвоем с нею. Герцогиня никого больше не взяла, так как хочет пробыть в Блуа так, чтобы никто не подозревал о ее присутствии. Вечером у нее назначено совещание с герцогом Гизом, который должен прибыть сегодня утром.
      -Значит, кроме тебя, никого нет при ней?
      -Да, если не считать маленького пажа, которого граф Эрих де Кревкер с друзьями подверг жестоким истязаниям.
      -Он, должно быть. очень любит их?
      -Ненавидит, как я!
      -А где герцогиня?
      -Наверху. Она спит.
      -Если бы я был уверен, что она не проснется,- улыбаясь сказал гасконец,- я поднялся бы к ней, чтобы посмотреть на нее во сне.
      -Она очень чутко спит!
      -Но я пришел сюда, во всяком случае, не для этого. Мне нужно повидать Гардуино!
      В этот момент в глубине комнаты открылась одна из дверей и из нее показался маленький, сухощавый, сгорбленный старичок, вся жизнь которого, казалось, сосредоточилась лишь в глазах. И действительно, его взор горел совершенно юношеской энергией.
      Не говоря ни слова, старик подошел поближе и стал внимательно всматриваться в гасконца. Когда же тот достал из кармана половинку золотой монеты, распиленной особенным образом, старик - это и был сам Гардуино - почтительно поклонился и сказал:
      -Не угодно ли вам будет последовать за мною, чтобы убедиться в наших средствах?
      -Пойдем! - ответил гасконец.
      Гардуино провел его через целый ряд помещений, каждый раз тщательно затворяя за собою двери, и наконец спустился в хорошо замаскированный подземный тайник. Когда железные двери последнего, скрипнув, закрылись, гасконец так и ахнул: весь пол тайника был покрыт кучами золота и серебра.
      VII
      На больших часах замка Блуа пробило десять. Приемная королевских покоев была переполнена придворными, ожидавшими пробуждения Генриха III.
      В одной из оконных ниш шептались между собой Келюс и Шомберг.
      -Это животное Можирон навлек на нас неприятность,- сказал Шомберг.- Король лег спать в отвратительном расположении духа, повернувшись спиной ко всем нам!
      -Король совершенно прав,- небрежно ответил Келюс.- Надо быть такими идиотами, как Можирон, д'Эпернон и ты, чтобы оторвать порядочных людей от приятного ужина и повести их в туман и мороз на неприятное приключение!
      -А знаешь ли, этот бешеный гасконец убил бы нас всех друг за дружкой!
      -Не исключая короля! Этим и объясняется для меня его дурное расположение духа: король не любит встречать людей, владеющих шпагой не хуже его самого!
      -А Можирона ты видел сегодня?
      -Он провел дурную ночь; его лихорадит, а голова распухла, словно тыква.
      -А этот дьявол Крильон, которого нам уже совсем удалось было отодвинуть в тень, опять сразу вошел в милость короля!
      В то время как миньоны разговаривали таким образом, в приемной послышался серебристый звук колокольчика, которым Генрих III обыкновенно оповещал пажей о своем пробуждении.
      Среди ожидавших началось сильное движение, а два камер-пажа, сидевших у дверей спальни на скамеечке, сейчас же вскочили и бросились к королю. Келюс, на правах первого камердинера короля, последовал за ними.
      При входе его король отложил в сторону молитвенник, по которому читал утренние молитвы, и сказал:
      -Здравствуй, Келюс! Как ты спал?
      -Плохо, государь.
      -Я тоже, вернее сказать, я вовсе не спал. Я провел ночь в размышлениях!
      -Вот как? - сказал Келюс, который никак не мог понять, в хорошем или дурном расположении теперь король, настолько было непроницаемо лицо Генриха.
      -Да,- продолжал последний,- я много размышлял, милый мой, и, кажется, нашел секрет бедствий, терзающих человечество, всех несчастий, нарушающих спокойствие государства!
      -Черт возьми! - отозвался Келюс.- Неужели вы нашли этот секрет, государь?
      -Да! Первая причина всех бедствий человечества - женщина!
      -Вот золотые слова!
      -Не правда ли, милый? Это слабое, хитрое, изменчивое, скрытное, наглое, бесстыдное существо, словом,- причина всех наших бед!
      -Это правда,государь!
      -И вот рассуди и трепещи! Что могло случиться прошлой ночью! Проклятый гасконец чуть-чуть не убил меня... он попал мне в плечо, и если бы на мне не было ладанки, предохраняющей меня от всех бед, то...
      Келюс не мог упустить такой прекрасный случай ввернуть льстивую фразу и сказал:
      -Ну вот еще! Неужели вы думаете, государь, что Провидение не оглянется несколько раз, прежде чем позволить убить французского короля?
      Генрих III милостиво улыбнулся и продолжал, приказав сначала пажам отойти в дальний угол комнаты:
      -Допустим, я хорошо отделался. Но опасность быть убитым еще пустяки! А ты подумай, что поднялось бы, если бы на шум прибежал дозор? Я был бы узнан, и можешь себе представить, что бы тут поднялось!
      -В самом деле, государь!
      -И все это - боже мой! - из-за женщины... из- за самой обыкновенной женщины, до которой мне нет никакого дела, как и тебе тоже!
      -Я думаю!
      -Я хочу издать указ против всех женщин вообще! Я начну с королевы, которую сошлю в какой-нибудь дальний замок. Когда при дворе не будет больше женщин, ты увидишь, как мы станем забавляться!
      -Во всяком случае, это чудная мысль, государь!
      -Ну, а пока одень меня! Прежде всего я покажу достойный пример. Я подвергну опале Можирона!
      -Вот как?
      -Да, и ты передашь ему это от меня. Кроме того, я подвергну опале и Шомберга тоже, потому что оба они с Можироном - вконец испорченные люди, недостойные моей дружбы, так как ухаживание за женщинами представляет для них большую прелесть.
      -Ну а д'Эпернон? - спросил Келюс, начинавший опасаться также и за свою участь.
      -Гм... Разве тебе не показалось, что д'Эпернон последовал за нами вчера с большим неудовольствием?
      -Так же, как и я,государь!
      -Ну, так оставим д'Эпернона. Ах, да, я вспомнил о гасконце.
      -Надеюсь, вы попросту повесите его, государь?
      -Нет, он мне нравится; это ловкий фехтовальщик. А кроме того, этот дьявол Крильон взял его под свою защиту!
      -А, это другое дело, ха-ха-ха! Ну-с, так что же будет с этим гасконцем?
      -Он должен прийти.
      -Куда?
      -Сюда.
      -Сюда?!
      -Да, я назначил ему аудиенцию утром.
      -Государь! Какой-то искатель приключений...
      -Та-та-та! Его вид заслуживает полного доверия! Но тише, я слышу чьи-то шаги, кто-то стучит!
      Около королевской кровати была маленькая дверь, замаскированная драпировками и выходившая во внутренние переходы замка. Вот в эту-то дверь и стучался кто-то.
      -Открой! - сказал король Келюсу.
      Келюс открыл дверь и очутился лицом к лицу с толстым седым мужчиной, которого король приветствовал в следующих выражениях:
      -Батюшки! Да ведь это мэтр Фангас, конюший герцога Крильона!
      -Он самый, государь! - ответил тот.
      -А что нужно от меня герцогу в такую рань?
      -Лично ничего, государь, но мне поручено провести к вашему величеству некоего гасконского дворянина.
      -А! Отлично, знаю, знаю!..- Король соскочил с кровати, обулся, накинул камзол.- Где же этот гасконец?
      -Там, в коридоре, государь!
      -Так пусть войдет!
      -Простите, государь, но меня просили напомнить вашему величеству, что гасконцу обещана секретная аудиенция!
      -Да, это правда! Келюс, милочка моя, выйди и, кстати, скажи там, что сегодня приема не будет!
      Келюс вышел, строя кислую гримасу и думая: "Что же это за гасконец?"
      Когда он вышел, Фангас откинул драпировку дверцы, и гасконец вошел в королевскую спальню.
      VIII
      Генриху III очень интересно было посмотреть на своего противника при дневном свете. Гасконец очень понравился королю, и последний милостиво сказал ему:
      -Мсье, если ваша речь будет продолжительна, то возьмите стул и присаживайтесь. Сегодня я в отличном расположении духа и с удовольствием выслушаю вас.
      -Ваше величество изволили бесконечно почтить меня,ответил гасконец, оставаясь на ногах,- но я постараюсь быть кратким, так как вашему величеству и без того будет достаточно хлопот сегодня!
      -Что вы хотите сказать этим, мсье?
      -Если бы вашему величеству благоугодно было приотворить на минутку окно или - вернее - приказать мне сделать это...
      -Это зачем?
      -Тогда вы увидите, государь, что улицы переполнены народом. Вы услышите звуки труб, приветственные крики и выстрелы из аркебузов, которыми народ выражает свои восторг!
      -А из-за чего такое ликование?
      -Из-за того, что его высочество герцог Генрих Гиз собирается наравне с вашим величеством присутствовать на собрании генеральных штатов!
      В тоне гасконца звучала явная насмешка. Король нахмурился.
      -Мсье! - резко сказал он.- Герцог Гиз обязан сначала подождать моего разрешения на въезд в город!
      -Это правда, государь! Да ведь герцог ждет, терпеливо ждет, потому что он лучше кого-либо другого знает справедливость пословицы: "Кто умеет ждать, тот дождется всего"!
      Король сделал нетерпеливый жест, но все же подошел к окну, раскрыл его и высунулся наружу.
      Гасконец сказал правду: улицы были переполнены ликующим, радостным народом, который широким потоком стремился к берегам Луары.
      -Посмотрите, государь,- сказал гасконец, ставший за спиной короля,- там, на верховьях Луары, виднеется лодка герцога!
      Действительно, Генрих III увидел громадную лодку, разукрашенную лотарингскими флагами и величественно спускавшуюся по течению в сопровождении тучи маленьких лодок.
      -У герцога огромная свита! - шептал гасконец.- Вот поистине королевский эскорт!
      Король хмурился все больше и больше.
      -А там, на дороге, которая тянется вдоль реки,- продолжал гасконец,- солнце сверкает на доспехах рыцарей и полированных частях аркебузов. Это тоже свита герцога.
      Король топнул ногой.
      -Да что же это в самом деле? - крикнул он.- Смеется надо мною герцог, что ли? Да ведь его сопровождает целая армия!
      -Во всяком случае, свита герцога сильно напоминает армию, государь!
      Генрих с силой захлопнул окно.
      -В конце концов,- продолжал гасконец,- герцог совершенно прав, если хочет доказать вам, государь, что в случае нужды он может выставить массу хорошо вооруженных людей. Это отличная лотарингская армия, и если в один прекрасный день она соединится с армией испанского короля...
      -Да что вы болтаете тут! - крикнул король.
      -Господи! - насмешливо отозвался гасконец.- Как-никак, а испанский король - добрый католик.
      -Мне-то какое дело до этого?
      -Он столь же добрый католик и даже, может быть, еще более пламенный, чем лотарингекие принцы. Ведь штаты, созванные вашим величеством, имеют целью укрепить католическую церковь?
      -Ну да!
      -И истребить гугенотов?
      -До последнего!
      -Так вот все это чрезвычайно на руку испанскому королю и герцогу Лотарингскому!
      -Это каким же образом?
      -Что касается испанского короля, то вот... Там, на юге, имеется высокая цепь гор, вершины которых теряются в синеве неба. У подножия этих гор, в ущельях, живет бедный маленький народ, всего какая- нибудь горсточка; но эта горсточка предохраняет Францию от вторжения Испании, и пока эта кучка храбрецов живет там, испанский король не перейдет границы. К сожалению, эти горцы - гугеноты, а ваше величество мечтает об уничтожении их. Следовательно, уничтожив их, вы, государь, сыграете на руку испанскому королю. Но и герцог Гиз тоже не останется без выгоды. Испанскому королю слишком жарко в Мадриде, ведь он по происхождению немец и не любит жары. В Бордо или Тулузе ему будет гораздо более по себе...
      -Ну-ну! Бордо и Тулуза принадлежат французскому королю!
      -Пока - да! Ну-с, а герцог Гиз, наоборот, ужасно теплолюбив. В Нанси так холодно, и Мерта ежегодно покрывается льдом. Мозельское вино кислит... Не помышляя о гасконском небе, герцог Гиз все же хочет иметь побольше солнца, и то, которое светит в окно Лувра, ему придется по душе...
      -Да вы с ума сошли! Вы бредите!
      -Хотел бы я, государь, чтобы это было так! Но - увы! то, что испанский король не сможет выполнить один, на что не решится герцог Гиз один, вместе они сделают с большим успехом!
      Король вскочил со стула и гневно закричал:
      -Да кто же вы такой, что смеете говорить со мною таким образом?
      -Кто я? А ведь когда-то мы встречались с вами, государь! Но если вы не помните меня, то не соблаговолите ли припомнить большой портрет, висящий в большом зале замка Сен-Жермен-ан-Ле?
      -Но это - портрет... наваррского короля Антуана?
      -Совершенно верно!
      -Что же между вами общего?
      -Взгляните на меня, государь!
      Генрих III впился взглядом в лицо гасконца и вдруг отшатнулся...
      -Но... может ли это быть?
      Гасконец сразу изменил манеры; он надел шляпу на голову и, усевшись на табурет, сказал:
      -Если правда, кузен, что все дворяне равны, будь они какими-нибудь мелкопоместными или владетельными герцогами, то о королях можно сказать то же самое. Меня зовут Генрих Бурбонский, я - наваррский король. Хотя наши владения весьма различны, потому что ваше огромное, а мое - крошечное, но мы все же можем подать друг другу руки!
      Генрих III все еще не мог прийти в себя.
      -Значит, вы - Генрих Бурбонский?
      -Да, государь!
      -Мой кузен и брат?
      -Да, государь!
      -Муж моей бедной Марго?
      -Ах, ну зачем напоминаете мне про нее, государь!
      -То есть... почему?
      -Да потому, что это может завести нас в обсуждение весьма щекотливых вопросов!
      -Вы хотите сказать, что приданое сестры все еще не выплачено вам?
      -Ну, мы поговорим об этом после штатов, государь!
      -Почему не сейчас?
      -Потому что в данный момент я хотел бы поговорить с вами не о своих, а о ваших делах! - Генрих Наваррский подошел к окну и в свою очередь распахнул его.- Черт возьми! Однако у нашего кузена Гиза - славная армия, и если ему вздумается пойти войной на Блуа и взять в плен ваше величество, я ни за что не поручусь...
      Генрих III вздрогнул и инстинктивно ухватился за эфес шпаги.
      IX
      Чтобы читатель мог понять весь смысл этого разговора двух Генрихов, нам необходимо вернуться в наполненный золотом погреб, куда мэтр Гардуино свел своего утреннего посетителя.
      Как мы уже говорили, золотые и серебряные монеты буквально устилали весь пол тайника. Тут находились монеты разных эпох и стран, а в четырех углах погреба стояли четыре бочки, наполненные не вином, а слитками. Никогда жители Блуа не могли бы думать, чтобы убогий прокурор являлся обладателем таких сокровищ!
      Заперев за собою дверь, старик поставил свечку на одну из бочек. Генрих Наваррский уселся на другую и сказал:
      -Ну-с, любезный Гардуино, поговорим теперь немного. Вы догадались, кто я?
      -О, конечно! - ответил старик.- Вы один из приближенных короля Генриха... может быть, граф Амори де Ноэ, о котором так много говорили...
      -Нет!
      -Де Гонто?
      -Нет!
      -Ну, так де Левис?
      Генрих улыбнулся и фамильярно потрепал старика по плечу, говоря:
      -Ах, бедный Гардуино! Должно быть, вы плохо видите или память вам изменяет! Как, будучи другом моего отца, вы не узнаете сына, который так похож на него?
      Прокурор протер глаза, присмотрелся, и вдруг перед ним мелькнул образ Антуана Бурбонского, помолодевшего лет на тридцать.
      -Ваше величество! Простите! - смущенно пролепетал он и, преклонив колено, приложился высохшими губами к руке юного короля; затем, еще раз поглядев на него, он восторженно воскликнул: - Но ведь вы действительно живой портрет своего августейшего батюшки!
      -Поговорим, добрый мои Гардуино! - сказал Генрих.- Какую сумму представляет собою, по-твоему, это сокровище?
      -Восемьсот тысяч турских ливров, государь. Это сокровище гугенотов, накопленное за двадцать лет.
      -Которое позволит нам выдержать войну!
      -Увы, я слишком стар, чтобы увидеть ее результаты!
      -Как знать!.. Но вот что еще: мало еще иметь эти деньги, надо ухитриться вывезти их!
      -О, увезите их поскорее, государь, потому что с тех пор как Блуа переполнен приезжими, я дрожу, чтобы не открыли наших сокровищ. Я никак не могу понять, с какой целью вашему величеству вздумалось превратить мой дом в гостиницу, да еще такую, где должна была остановиться герцогиня Монпансье, наш заклятый враг!
      -Дорогой друг мой, я еще в детстве слыхал историйку, как король Людовик XI приговорил кого-то из дворян к смертной казни и как судья Тристан напрасно искал его по всей Франции, тогда как осужденный спокойно жил в Париже и благополучно дожил там до самой смерти короля.
      -Значит; Тристан был плохим судьей, государь!
      -О, нет! Он все перевернул вверх дном, но ему в голову не пришло послать стражников с обыском к себе самому в дом, а именно у Тристана в доме и снял себе квартиру осужденный. Теперь сообрази, добрый мой Гардуино. Я знаю наверное, что католики пронюхали о наших сбережениях, а герцог Гиз имеет сведения, что наши сокровища укрыты где-то в Блуа. Значит, лотарингцы начнут рыскать и вынюхивать везде, кроме твоего дома, потому что в нем остановилась герцогиня Монпансье!
      -Это правда,государь!
      -Теперь ты понимаешь, почему твой дом превратился в гостиницу? Никому не придет в голову искать здесь наши сокровища, и мы успеем увезти их в Наварру!
      -Но ведь это - очень большой груз! Как нам незаметно вывезти его?
      -Я уже все обдумал. Следующей ночью ты достанешь несколько таких же бочек, как вот эти. Затем с помощью обоих пажей герцогини, которые преданы мне душой и телом, ты наполнишь бочки золотом.
      -Все это легко, но как провезти это сокровище через всю Францию?
      -Об этом ты уж не беспокойся, все будет сделано! С этими словами Генрих встал с бочки, служившей ему сидением, и направился вместе с Гардуино из кладовой. Когда они пришли в комнату прокурора, последний сказал:
      -Теперь я должен сделать вам признание. Я совершил кражу! - и в то время, как король с изумлением смотрел на старика, последний продолжал: - Вам, конечно, известно, что герцогиня помещается совсем близко от этой комнаты.
      -Но в таком случае будем говорить тише!
      -Это ни к чему. Вчера вечером я усыпил ее очень сильным наркотиком. Она спит глубоким сном и проспит еще час или два. Так вот, когда она заснула, я вошел в ее комнату через потайную дверь, так как мне хотелось узнать, что за письмо принес ей накануне рейтар из армии герцога Гиза. Вот это письмо! - и Гардуино достал из шкафа сверток пергамента.
      Просмотрев письмо, Генрих воскликнул:
      -Ах, черт возьми! Моя прелестная кузина - тонкий политик, но мы будем держать ее под надзором! Возьми это письмо, Гардуино, и положи его на прежнее место. Вечером во время ее ужина ты подсыплешь ей новую порцию наркотика; около десяти часов я приду, и тогда мы припрячем ваше сокровище в верное место. А теперь прощай, мне пора! - и Генрих отправился на аудиенцию к королю Генриху III, начало которой мы изобразили в предыдущей главе.
      Х
      Итак, при словах наваррского короля Генрих III инстинктивно ухватился за эфес шпаги, причем воскликнул:
      -Неужели вы можете думать, кузен, что герцогу Гизу придет в голову взять приступом мой замок? -Нет, государь, этого я не говорил. Я сказал только, что "если" ему придет в голову подобная мысль, то ее легко осуществить, имея свиту, похожую на целую армию!
      -Ну, так что же! Мы будем защищаться!
      -Ну, свита вашего величества очень малочисленна... Конечно, у вас имеются рейтары и швейцарцы, но... Словом, в данном случае вовсе не важен конечный результат, а важно лишь то, что вы хотите идти рука об руку с герцогом Гизом, в могуществе которого для вас таится большая опасность, против маленького народа, абсолютно вам не страшного. Позвольте мне подробнее развить эту мысль, государь! Вы ведь сказали, что охотно выслушаете меня, а ведь легко понять, что я явился к вам вовсе не в своих интересах, а в ваших собственных...
      -Говорите, говорите, милый кузен!
      -Так вот, кузен, если вы хоть немного знаете Наварру, то поймете, что я беспокоюсь отнюдь не о ее судьбе. Наши поля не отличаются плодородием, и каждый хлебный злак, прорастая, сдвигает с места камушек. Но наши долины покрыты роскошной травой, наши девушки красивы, наше вино веселит сердце, а вы знаете, что люди, живущие поближе к Богу, презрительно относятся к богатству. Наша бедность вовсе не в тягость нам, и мы мало заботимся о королевстве Франции! Только, видите ли, на хребтах наших гор, у подножия наших ледников, при входе в каждый горный проход, на берегах всех наших горных речек понастроено много крепостей, редутов, бастионов. Когда клич пронесется по долине, я возьму свой рог, затрублю, и в ответ на этот призыв с каждого утеса, с каждой борозды, из-за каждого кустарника появится солдат, вооруженный с ног до головы и готовый умереть за отечество!
      -Неужели? - насмешливо переспросил Генрих III.
      -Да, ваше величество,- продолжал, не смущаясь, наваррский король.- Вы мечтаете об истреблении до последнего всех гугенотов, ну, так если вы хотите иметь успех в этом предприятии, вам надо будет войти в союз с испанским королем, герцогом Гизом и еще с несколькими властителями, так как наваррский королишка и его сермяжное войско не сдадутся без ожесточенного сопротивления!
      -Однако вы разговариваете довольно-таки гордо! - заметил король.
      -Государь,- ответил Генрих,- тут нечего удивляться, так как в моих жилах течет та же кровь, что и в ваших! Теперь разрешите мне продолжать. Я уже заметил с самого начала вашему величеству, что говорю отнюдь не в своих интересах, а в ваших. Ведь это только так кажется вам, государь, будто вы !c$%b% председательствовать на генеральных штатах и будто целью их собрания является истребление гугенотов. Собранием будет руководить настоящий король Франции - герцог Гиз; он задумал истребление гугенотов лишь с целью ослабления вашего величества, корону которого он уже давно примеряет!
      -Да вы с ума сошли! - крикнул король, топнув ногой.
      -К сожалению, нет, государь! Могу даже сообщить вашему величеству, что герцогиня Монпансье уже сделала очень хорошее приобретение: она запаслась прелестными золотыми ножницами, которыми король Генрих III будет пострижен в тот момент, когда священная лига объявит его лишенным трона, провозгласив королем Генриха Лотарингского, герцога Гиза!
      Король вскрикнул и с явным ужасом отступил на шаг назад. В тоне наваррского короля было что-то, что внушало его кузену доверие, и Генриху Валуа уже казалось, что его волос касается холодный металл ножниц герцогини.
      Генрих Наваррский взял его за руку и продолжал в тоне глубочайшей убежденности:
      -Подумайте сами, государь: я, гугенот, явился сюда, в самый центр католицизма, полагаясь лишь на благородство потомка Святого Людовика, нашего общего предка. И такой явной опасности я подверг себя лишь для того, чтобы предупредить ваше величество о грозящей вам неминуемой опасности. Неужели даже после этого я не заслуживаю доверия? Нет, государь, если вы дорожите троном, вы не захотите оттолкнуть от себя маленький, но храбрый народ, с помощью которого вы будете в состоянии осадить лотарингцев и испанцев! А теперь прощайте, государь, или - вернее - до свидания! Вашему величеству известно, где я остановился; если вам угодно будет еще раз увидеться со мною, только дайте знать, и я сейчас же явлюсь. А пока я хочу дать вам возможность обдумать мои слова на досуге! - и, поцеловав королевскую руку, Генрих Наваррский удалился через ту же потайную дверь, через которую его провел конюший Фангас.