Птицы

Нат оглядел кухню в поисках мебели, которую можно было бы пустить на доски, чтобы дополнительно укрепить дверь. За окна он был спокоен – их загораживал буфет. Его смущала дверь. Он пошел наверх, но на площадке перед спальнями остановился и прислушался. Ему показалось, что из детской доносится постукивание птичьих лап. Значит, они уже там… Он приложил ухо к двери. Так и есть. Он слышал шелест крыльев и легкий топоток – птицы обшаривали пол. В другой спальне их пока не было. Он зашел туда, стал вытаскивать мебель и громоздить ее в кучу на лестничной площадке, на случай, если дверь в детской не выдержит. Это была чистая страховка, может, и не пригодится. К сожалению, забаррикадировать дверь было нельзя – она открывалась вовнутрь. Он мог только устроить вот такое мебельное заграждение.

– Нат, спускайся вниз! Что ты там делаешь? – крикнула из кухни жена.

– Сейчас иду! Навожу порядок, – прокричал он в ответ.

Он не хотел, чтобы она поднималась, не хотел, чтобы слышала стук птичьих когтей в детской, удары крыльев о дверь.

В половине шестого он предложил позавтракать – поджарить хлеба с ветчиной, хотя бы для того, чтобы не видеть в глазах жены выражение растущей паники и успокоить начавших капризничать детей. Жена еще не знала, что наверху птицы. Спальня, к счастью, была не над кухней. Иначе было бы нельзя не услышать, как они там шумят, шуршат, долбят клювами пол. Не услышать, как падают с дурацким бессмысленным стуком птицы-самоубийцы, доблестные смертники, которые пулей влетали в комнату и расшибали голову о стены. И все, наверно, серебристые чайки. Он хорошо знал их повадки. Безмозглые существа! Черного-ловки – эти знают, что делают. Как и сарычи, и ястребы…

Он поймал себя на том, что смотрит на часы, следит за стрелками, которые так медленно ползли по циферблату. Если его теория неверна и птичья атака не прекратится со спадом воды, их шансы равны нулю. Не могут они продержаться целый день без воздуха, без передышки, без запаса топлива, без чего там еще… Его мозг лихорадочно работал. Столько всего нужно, чтобы выдержать долгую осаду! Они к ней не подготовились как следует. Им еще требуется время. И в городах, наверно, все же безопасней. Надо попробовать, когда он будет на ферме, связаться по телефону с двоюродным братом – он живет не так уж далеко. Доехать поездом… А может, удастся взять напрокат машину. Да, так быстрее – взять машину в промежуток между приливами…

Ему вдруг отчаянно захотелось спать, но голос жены, которая громко звала его по имени, вывел его из забытья.

– Что такое? Что еще? – спросил он, встрепенувшись.

– Радио. Я смотрю на часы. Уже почти семь. – Не трогай ручку, – сказал он, впервые с раздражением. – Настроено на Лондон. Как стоит, так и надо.

Они подождали еще. Кухонные часы пробили семь. Радио молчало. Никаких сигналов времени, никакой музыки. Они ждали до четверти восьмого, потом переключились на развлекательную программу. Результат тот же. Радио молчало.

– Они, наверно, объявили перерыв не до семи, а до восьми, – заметил Нат. – Мы могли ослышаться.

Они оставили приемник включенным. Нат подумал о батарейке, на которой работало радио: интересно, на сколько ее хватит. Жена обычно отдавала ее перезарядить, когда ездила в город за покупками. Если батарейка сядет, они не услышат никаких сообщений.

– Уже светает, – прошептала жена. – Хоть и не видно, но я чувствую. И птицы стали потише.

Она была права. Скребущие, скрежещущие звуки становились слабее с каждой минутой. Постепенно стихало шарканье, толкотня, борьба за место на ступеньках, на подоконниках. Начинался отлив. К восьми часам все звуки прекратились. Слышался только вой ветра. Дети, убаюканные наступившей наконец тишиной, уснули. В половине девятого Нат выключил радио.

– Что ты делаешь? Мы пропустим известия! – воскликнула жена.

– Не будет больше никаких известий, – сказал Нат. – Придется надеяться только на себя.

Он подошел к двери и принялся разбирать баррикады. Затем отодвинул засов и, отшвырнув ногой мертвых птиц, жадно вдохнул свежий воздух. В запасе у него было шесть рабочих часов, и он знал, что силы надо беречь для главного и не растрачивать их попусту. Еда, свет, топливо – вот самое необходимое. Если удастся обеспечить это в нужном количестве, они продержатся и следующую ночь.

Он прошел в сад и сразу же увидел птиц. Чайки, должно быть, улетели к морю, как прежде; там во время отлива они могли вволю покормиться и покачаться на волнах, готовясь к новой атаке. Но птицы, живущие на суше, никуда не улетали. Они сидели и ждали. Повсюду – на изгородях, на земле, на деревьях, в поле – Нат видел бесчисленных, неподвижно сидящих птиц.

Он дошел до конца огорода. Птицы не двигались. Они молча следили за ним.

«Я должен раздобыть съестного, – сказал он себе. – Я должен добраться до фермы и достать еды».

Он вернулся обратно, проверил все окна и двери. Потом поднялся наверх и прошел в детскую – там было пусто, только на полу валялись мертвые птицы. Живые были снаружи, в полях, на деревьях. Он спустился на кухню.

– Пойду на ферму, – сказал он. Жена кинулась к нему и обхватила его

руками. Через открытую дверь она тоже

успела увидеть птиц.

– Возьми и нас, – сказала она умоляюще, – мы не можем оставаться одни. По мне лучше умереть, чем быть тут без тебя.

Подумав, он кивнул.

– Ладно, собирайтесь. Захвати корзины и коляску Джонни. Мы ее загрузим.

Все хорошенько закутались, чтобы защититься от ледяного ветра, надели шарфы, перчатки. Жена посадила Джонни в коляску. Нат взял за руку Джил.

– Птицы, – захныкала Джил. – Там, в поле, птицы.

– Они нас не тронут, – сказал он, – сейчас светло.

Через поле они направились к перелазу. Птицы по-прежнему сидели неподвижно. Они ждали, повернув головы по ветру.

Дойдя до поворота на ферму, Нат остановился и велел жене с детьми подождать его в укрытии под изгородью.

– Но я хочу повидать миссис Триг, – запротестовала жена. – Сколько всего можно у нее попросить, если они вчера ездили на рынок. Не горько хлеба…

– Подожди здесь, – прервал ее Нат. – Я через пять минут вернусь.

Коровы мычали и беспокойно бродили по двору. Он заметил дыру в заборе – ее проделали овцы, чтобы проникнуть в сад перед домом; теперь все они толпились там. Ни из одной трубы не шел дым. Ната охватили страшные предчувствия. Брать на ферму жену и детей было нельзя.

– Не спорь, – сказал он жестко жене. – Делай, как тебе говорят.

Она отошла с коляской к изгороди, где можно было спрятаться от ветра.

Он пошел на ферму один. С трудом он пробрался сквозь стадо мычащих коров, которые растерянно ходили взад-вперед с переполненным выменем. У ворот он увидел машину, почему-то она была не в гараже, а на улице. Окна в доме были разбиты. Во дворе и вокруг дома валялись – мертвые чайки. Другие птицы сидели на деревьях за домом и на крыше. Они сидели совершенно неподвижно. Они следили за ним.

Тело Джима он нашел во дворе – вернее, то, что он него осталось. После того, как над ним поработали птицы, по нему еще прошли копытами коровы. Ружье было брошено рядом. Входная дверь была закрыта на засов, но разбитые стекла позволили ему приподнять раму и забраться внутрь. Тело Трига он обнаружил недалеко от телефона. Должно быть, он пытался соединиться с коммутатором, когда птицы его настигли. Трубка болталась на шнуре, телефонный аппарат был сорван со стены. Никаких следов миссис Триг видно не было. Очевидно, она наверху. Есть ли смысл подниматься? Нат почувствовал дурноту – он заранее знал, какое зрелище его ожидает.

«Слава богу, хоть детей у них нет», – подумал он.

Он все же заставил себя пойти наверх, но, дойдя до середины лестницы, повернулся и стал спускаться. Он успел увидеть ноги миссис Триг. Она лежала на пороге спальни. Рядом он разглядел мертвых чаек и сломанный зонт.

«Я уже ничем не смогу им помочь, – подумал Нат. – У меня пять часов времени, даже меньше. Они меня не осудили бы. Надо еще отыскать припасы, собрать, увезти… «

Он вернулся к тому месту, где оставил жену и детей.

– Я хочу загрузить машину, – сказал он. – Возьму уголь, запасусь керосином. Потом переправим все это домой и вернемся сюда.

– А что там Триги? – спросила жена.

– Нету их. Наверно, уехали.

– Давай я пойду с тобой и помогу.

– Не надо. Там бог знает что творится. Повсюду коровы, овцы. Подожди здесь, я пригоню машину. Вы все сможете сесть.

Он неумело дал задний ход и вывел машину со двора на дорогу. Отсюда жена и дети не могли увидеть Джима.

– Не двигайтесь отсюда, – сказал он. – А коляску брось. Я ее потом привезу. Сейчас загружу машину.

Жена не сводила глаз с его лица. Он решил, что она все поняла – иначе она предложила бы помочь ему поискать у Тригов хлеб и другие продукты.

Они проделали три рейса между своим домом и фермой, прежде чем он наконец решил, что теперь самое нужное есть. Его поразило, какое множество вещей оказалось вдруг необходимым. Едва ли не главным делом была обшивка для окон. Он обшарил всю ферму в поисках досок. Он хотел заменить все доски на окнах. Свечи, керосин, гвозди, консервы… список был бесконечный. Кроме того, он успел подоить трех коров. Остальные, бе-долаги, продолжали метаться по двору с жалобным мычанием.

Сделав последний рейс, он доехал до автобусной остановки, вылез из машины и зашел в телефонную будку. Он простоял там несколько минут, нетерпеливо нажимая на рычаг. Без толку: телефон не работал, гудка не было. Он выбрал пригорок повыше и оглядел окрестность. Никаких признаков жизни, безлюдные, пустынные поля – одни птицы кругом. Птицы сидели и ждали. Некоторые даже спали, повернув набок голову, уткнувшись клювом в перья.

«Странно как они себя ведут. Хоть бы кормились, что ли, а то сидят как истуканы», – подумал он.

И вдруг его осенило: да они же сыты! Сыты по горло. Ночью наелись до отвала. Поэтому сейчас и сидят…

Над муниципальными домами не поднимался ни единый дымок. Он подумал о детях, которые вчера бежали бегом через поле. «Надо было предвидеть, – подумал он с горечью. – Надо было забрать их с собой».

Он поднял голову к небу. Небо было серое, бесцветное. Восточный ветер оголил и пригнул к земле почерневшие деревья. И только на птиц холод не действовал; птицы сидели и ждали.

«Вот бы когда по ним стрелять, – подумал Нат. – Сейчас они отличная мишень. Взяться бы за них по всей стране! Выслать самолеты, опрыскать их ипритом… Куда они там смотрят, о чем только думают? Они-то должны знать, должны соображать! «

Он вернулся к машине и сел за руль.

– Давай проедем побыстрее, – шепнула ему жена. – Там, у калитки, лежит почтальон. Я не хочу, чтобы Джил видела.

Он прибавил скорость. Маленький «моррис», дребезжа и подпрыгивая, понесся по дороге. Дети завизжали от радости.

– Прыг-скок, прыг-скок! – выкрикивал со смехом Джонни.

Было без четверти час, когда они добрались до дому. Оставался всего час времени.

– Надо бы наскоро пообедать, – сказал Нат жене, – Себе и детям ты что-нибудь разогрей, может, супу, из того, что привезли. У меня на еду уже нет времени. Надо скорей разгружать машину.

Он перенес все в дом. Потом можно будет постепенно разобрать. Чем-то занять руки в долгие томительные часы, которые им предстоят. Но основное сейчас – это окна и двери.

Он обошел дом и тщательнейшим образом осмотрел каждое окно, каждую дверь. Он даже забрался на крышу и забил досками отверстия всех дымоходов, кроме кухонного. Холод был лютый, он едва выдерживал, но дело надо было кончить. Он все время поглядывал на небо, поджидая самолетов. Но самолеты не появлялись. Орудуя молотком, он не переставая клял власти за бездействие.

– Вечная история, – бормотал он. – Всегда бросают в беде. Все кувырком, неразбериха с самого начала. Ни плана, ни организации. А мы здесь вообще не в счет. Что им до нашего захолустья? В городах, в центре – там да. Там уже небось и газ в ход пустили, и самолеты нашлись. А нам остается ждать и надеяться на собственные силы.

Забив дымоходы верхнего этажа, он на минуту остановился и взглянул на море. Там вдали что-то двигалось. Что-то серо-белое мелькало среди бурунов.

– Морской флот! Вот это да! – воскликнул он. – Вот кто никогда не подведет! Они уже подходят, сейчас свернут в залив…

Напрягая до боли слезящиеся глаза, он всматривался в морскую даль. Нет, он ошибся. Это были не корабли. За флотилию он принял чаек. Чайки массами поднимались с моря. И с полей, взъерошив перья, взлетали бесчисленные стаи птиц – и разворачивались в небе, крыло к крылу, сомкнутым строем.

Начинался прилив.

Нат спустился по приставной лестнице и вернулся в кухню. Жена и дети сидели за обедом. Было уже начало третьего. Он запер дверь на засов, забаррикадировал ее мебелью и зажег лампу.

– Ночь пришла! Спать пора! – сказал Джонни.

Приемник был включен, но, как и прежде, молчал.

– Я крутила, крутила, пыталась хоть заграницу поймать – нигде ничего, – сказала жена.

– Может, повсюду такое же бедствие, – сказал Нат. – По всей Европе.

Она налила ему тарелку супа, привезенного с фермы, отрезала ломоть хлеба того же происхождения и полила его сверху мясной подливкой из собственных запасов.

Ели молча. Подливка с хлеба потекла у маленького Джонни по подбородку прямо на стол.

– Смотри, как ты ешь, Джонни! – сказала Джил, – Когда ты научишься рот вытирать?

И опять этот стук в окна и двери. Шелест, шорох, возня, борьба за место на подоконниках. И звук удара о крыльцо первой чайки-самоубийцы.

– Хоть бы Америка помогла! – сказала жена. – Американцы ведь наши союзники! Может, они что-то сделают?

Нат промолчал. Доски на окнах крепкие, на дымоходах не хуже. В доме есть запас еды, топлива, все необходимое, можно продержаться несколько дней. После обеда он разберет все, что привез, разложит по местам, рассортирует. Жена ему поможет, дети тоже. Это займет их часов до восьми, а без четверти девять начнется отлив, и тогда он велит всем лечь в постель и потеплей укрыться, чтобы спокойно поспать до трех часов утра.

Он придумал, как еще надежней укрепить окна. Надо натянуть поверх наружных досок колючую проволоку. Он захватил на ферме целый моток. Плохо только, что работать придется в темноте, когда наступит затишье, между девятью вечера и тремя часами утра. Жаль, что это пришло ему в голову так поздно. Но ничего, пока жена и дети будут спать, надо постараться это сделать.

Окна теперь осаждали птицы помельче. Он слышал дробное негромкое постукивание клювов и шелест легких крылышек. Ястребы окнами не интересовались. Их силы сейчас были брошены на дверь. И, прислушиваясь к треску расщепляемого дерева, Нат думал о том, сколько же миллионов лот в этих жалких птичьих мозгах, за разящими наотмашь клювами и острыми глазами, копился всесокрушающий инстинкт ненависти, который теперь прорвался наружу и заставляет птиц истреблять род человеческий с безошибочным автоматизмом умных машин.

– Я, пожалуй, выкурю последнюю сигарету, – сказал он жене. – Такая досада – был ведь на ферме, а про сигареты не подумал.

Он достал сигарету, включил молчащее радио. Потом бросил пустую пачку в огонь и смотрел, как она горит.