Жизнь замечательных людей - Амундсен

Михаил Алексеевич Дьяконов
Амундсен

ОТ РЕДАКЦИИ

      Открылась новая, невиданно яркая страница в истории завоевания Арктики. 21 мая 1937 года Северный полюс был завоеван сынами советского большевистского народа, его сталинской эпохи. Завоеван не на несколько минут для поднятия флага, чтобы тут же стремительно искать спасения из страшных об'ятий ледяной пустыни, – завоеван крепко и навсегда. Всесторонне продуманный план похода на Северный полюс, обсужденный и утвержденный великим Сталиным, победил!
      В палатке, под красным знаменем Страны Советов, остается четверо героических зимовщиков – группа Папанина.
      Они овладеют тайнами загадочной «вершины мира», они озарят светом науки гениальные догадки отдельных смельчаков, трупами своими устлавших путь к Северному полюсу. Туда, к этой маленькой палатке, к этому гордому знамени человеческого прогресса, к этим отважным людям сталинской закалки прикованы сердца всех народов, борющихся за мир, за радость и счастье человечества.
      Читатель наш должен знать также людей, наметивших первые пути к тайнам северной природы, принесших в сокровищницу человеческой культуры первые зерна познания Арктики. Книга об Амундсене расскажет о мучительных исканиях мужественного человека – одного из предшественников наших славных победителей Северного полюса.

ВМЕСТО ВВЕДЕНИЯ

 

      Во всем мире распространен взгляд, что норвежцы являются какими-то «природными» полярными исследователями, что географическое положение и характер их страны, ее суровый климат, уменье норвежцев с малых лет обращаться с лыжами создают особые условия и только в этих условиях рождаются и вырастают люди, способные к успешному преодолению всяких трудностей, связанных с полярными путешествиями. Этот взгляд разделяется и самими норвежскими исследователями. Конечно, и географическое положение страны, и привычки норвежского населения не могут не сказываться на характере норвежского моряка, но этого еще мало, чтобы сделать из него полярного путешественника.
      Почему не прославились своими открытиями в Арктике или Антарктике исландцы, жители страны, где снег и лед – обычнейшее явление? Почему прежде не было замечательных исследователей полярных областей среди наших поморов или жителей Архангельска, Мезени, Онеги? Ведь они тоже вели не менее суровую борьбу с морем и льдами, чем норвежцы? Да и климат побережья Белого моря куда суровее климата Норвегии, особенно западного ее берега, омываемого теплыми водами мощного морского течения – Гольфстрема.
      Некоторые пытаются об'яснить это, во-первых, врожденными свойствами, какими-то особенными способностями и талантами скандинавских народов; во-вторых, тем, что они, мол, потомки древних викингов, которые смело пускались в далекие плавания по океанам на хрупких суденышках, даже не имевших палубы. Самой жизнью, самой судьбой норвежцы обречены на борьбу с морем, с холодом, с суровой и скудной природой. А все это закаляет волю, выковывает характеры, создает человека, отважно вступающего в бой со стихиями. И в результате маленькая страна, в которой всего два с половиной миллиона населения, прославилась на весь мир, а имена Фритьофа Нансена, Руала Амундсена и Отто Свердрупа запечатлелись в памяти людей навсегда.
      Нетрудно доказать, что на самом деле никаких особенных свойств в характере скандинавов вообще и норвежцев в частности нет. И родство их с викингами, конечно, не играет ни малейшей роли при исследовании полярных стран. Конечно, человек легче приспособляется к местности, климат и характер которой близки к климату и характеру его родины, но не это является основным условием успеха полярного исследователя. Бывший начальник советской колонии на острове Врангеля А. И. Минеев попал в полярные области прямо из Туркестана, но тем не менее занял одно из первых мест в списке не только советских, но и мировых полярников. Японцы посылали свою экспедицию в Антарктику. Итальянцы также достигали замечательных успехов в Арктике. Французский полярный исследователь Шарко (погибший в 1936 г. у берегов Исландии), которому у себя на родине вряд ли приходилось ходить на лыжах, сделал весьма ценный вклад в историю исследования полярных стран. Первой научной экспедицией в Антарктику была русская правительственная экспедиция Ф. Ф. Беллингсгаузена в 1819–1821 годах на военных судах «Восток» и «Мирный», команда которых, может быть, была укомплектована крестьянами Тамбовской или Черниговской губерний! А величественный подвиг советских исследователей Арктики, научного коллектива коммунистов и комсомольцев, так блестяще завоевавшего Северный полюс? Разве невиданное мужество этих замечательных людей об'яснимо расовыми бреднями фашистских идеологов? Разве не ясно, что только благороднейшая всечеловеческая идея завоевания природы, воспитанная нашей славной ленинско-сталинской партией большевиков, нашей великой социалистической родиной, дала этим сынам трудового народа силу, выдержку и отвагу для совершения подвига, венчающего искания лучших людей прошлого мира.
      Если обратиться к истории полярных исследований, то окажется, что со времен полулегендарных викингов до середины XIX века норвежцы почти не принимали участия в сколько-нибудь значительных экспедициях в Арктику. Первыми полярными путешественниками нового времени (если считать начало этой эпохи с открытия Америки) были англичане. Они не состояли в непосредственном родстве с викингами, но были людьми очень предприимчивыми, энергичными и успешно занимались торговлей. Отправлялись сотни лет тому назад в полярные плавания и голландцы, хотя их знакомство со льдом ограничивалось только уменьем бегать на коньках. Но Голландия в ту эпоху выходила на первое место среди других могущественных морских держав.
      Что же должно было перемениться и в какой именно области жизни, чтобы в конце концов в первых рядах полярных исследователей прошлого оказались норвежцы?
      Ответ необычайно прост – изменилась экономическая обстановка. Пока норвежское приморское население занималось рыбной ловлей и промыслом морского зверя для собственных нужд или для нужд еще очень мало развитой городской промышленности, норвежские моряки вполне довольствовались плаванием у родных берегов. Правда, преследуя китов, норвежские суда заходили иногда довольно далеко на север и уже в раннюю эпоху совершали плавания в водах Шпицбергена. Однако первыми учеными исследователями и здесь были англичане. Норвежские же промышленники, как, вероятно, и русские, посещали берега Шпицбергена только как охотники и ни своими наблюдениями, ни (вывезенным из плаваний опытом не пополняли сокровищницы знаний.
      Таким образом, норвежские промышленники-моряки этой эпохи ничем не отличались от моряков-китобоев и зверобоев Шотландии, Канады, Соединенных Штатов и Северной России. Ведь наши беломорцы тоже в очень стародавние годы плавали к берегам Груманта (так назывался тогда Шпицберген) и Новой Земли. Остатки старинных построек и крестов на новоземельском побережье относятся ко времени, отделенному от нашей эпохи несколькими веками.
      Можно с некоторой уверенностью – предположить, что Новая Земля была известна еще в древнейшие времена русской истории; вероятно, ее открыл кто-нибудь из наших русских «викингов» – какие-нибудь «ушкуйники», древние искатели приключений и наживы, услыхавшие от своих данников о существовании на севере каких-то громадных островов.
      Морской зверобойный и китобойный промыслы шли рука об руку с исследовательской деятельностью норвежских моряков в полярных областях. По мере того, как киты уходили от берегов Финмаркена (на севере Норвегии) к Шпицбергену и к Гренландии, за ними двигались норвежские зверобойные суда. Районы охоты передвигались на север и северо-запад. Волей-неволей приходилось пускаться в далекие плавания. Когда кит совсем исчез в европейских водах, а развившаяся промышленность – сначала свечная и мыловарная, потом маргариновая – стала требовать все больше сырья, зверобои двинулись в воды Антарктики.
      Ради своей же выгоды и пользы, для обеспечения себе дальнейшей возможности безопасного плавания в полярных водах в следующий «промысловый сезон» норвежские шкипера стали усердно заниматься изучением состояния льдов, течений, ветров. Измеряли температуру воздуха и воды, отмечали колебания барометра. Делали промеры глубин, наносили на карты очертания малоизвестных берегов и т. п.
      Так, вслед за моряком-зверобоем в полярные области проникло научное исследование. И наука многим обязана простым, не очень уж грамотным и обученным морякам и зверобоям. Достаточно вспомнить знаменитые плавания норвежских зверобоев в нашем Карском море или в морях Антарктики.
      С конца 60-х годов прошлого столетия промысловые суда норвежцев начинают совершать изумительнейшие по смелости плавания в Карском море, высаживаются на берегах Новой Земли, обходят вокруг нее и мало-помалу разрушают легенду о полной непроходимости этого моря.
      В результате долгой и упорной выучки норвежских промышленников в водах Северной Европы, у берегов Шпицбергена и Гренландии, в Карском море создаются крепкие кадры умелых норвежских моряков, готовых к продолжительным плаваниям в полярных водах и к успешной борьбе со всеми трудностями и невзгодами, сопряженными с подобными плаваниями.
      Любопытно отметить, что почти ту же самую эволюцию проходят и английские, в частности шотландские, и американские зверобои и китобои. Начальное изучение антарктических областей в значительной мере—дело их рук.
      Характерно, что особой устремленности исследователей к Северному полюсу (а затем Южному) очень долго вообще не наблюдалось. Мореплаватели ставили себе гораздо более практические цели: поиски северо-восточного или северо-западного морского пути из Атлантического океана в Тихий. Северный полюс, как самоцель, начинает волновать умы исследователей только в последней четверти прошлого века. Если оставить в стороне более ранние и потому из-за своего технического несовершенства заведомо обреченные на неудачу попытки, то первые серьезные шаги к завоеванию Северного полюса делаются лишь в 1886 году (начало гренландских походов Р. Пири). В этом отношении никаких значительных сдвигов не произошло и в связи с усовершенствованием техники кораблестроения, потому что, несмотря на появление пароходов, еще долго продолжают пользоваться парусными кораблями при экспедициях в Арктику и Антарктику.
      Само собой разумеется, что в эту эпоху правительства различных стран относились к полярным экспедициям вполне равнодушно и ни финансовых, ни моральных забот по отношению к их организаторам не проявляли. Крупных практических результатов они не приносят, а зверобои-промышленники могут еще обойтись и без строго научных данных.
      Но если в те времена для организации особых научно-исследовательских полярных экспедиций достаточных экономических предпосылок не было, то дальнейшие поколения, вооруженные накопленными знаниями и опытом, вынуждены были вплотную заняться решением выдвинутых новой эпохой задач и оказались к этому вполне подготовленными.
      Первым среди этого поколения был Руал Амундсен.

РАННИЕ ГОДЫ

      У самой шведской границы, где Осло-фьорд (прежде Кристианиа-фьорд) сливает свои воды с морем, лежат острова Валер, много веков дававшие приют рыбакам, лоцманам и мелким судостроителям. Почва здесь очень скудна, и человек ищет себе пропитания в море и от моря. На этих каменистых, изглоданных непогодой островах давно уже поселились предки Руала Энгельбректа Гравнинга Амундсена. Отца его звали Енсом Ингеобрегтом. Был он сыном рыбака и земледельца Уле Ульсена Амундсена с хутора Саннбреке на Хиркеойе. Дед сидел целых четыре года в английской тюрьме, впрочем этой участи подверглись и многие его земляки, когда англичане боролись с наполеоновской блокадой. Отец Руала был мало образован, но все же пробил себе дорогу в жизни и, набравшись знаний во время своих далеких плаваний, стал капитаном.
      Вместе с двумя своими братьями он организовал судовладельческое общество, которому впоследствии принадлежало около двух десятков кораблей. Поэтому Руал – младший из четырех детей – с самого раннего детства постоянно бывал среди моряков, слушая разговоры старших о кораблях, об опасных плаваниях, о бурях и кораблекрушениях.
      Родился он 16 июля 1872 года на хуторе Томта в Борге неподалеку от Сарпсборга, где в море впа-
 
       *** отсутствуют страницы 15–16 ***
 
      рается ли мальчуган учиться плавать, или же он оказался в воде случайно и, чего доброго, может утонуть! Но тут Руал начал пускать такие пузыри, что дворник и нянька решили вмешаться и приостановить самостоятельное выступление юного пловца.
      Дома у мальчиков были переплетные инструменты и столярная мастерская, и дети ревностно предавались разным ручным работам. Руал был самым младшим в компании ребят, игравших у дома Амундсенов и в ближайшем лесу. Нередко мальчишки, пользуясь своей силой, дразнили и всячески изводили Руала. Рассказывают, что как-то раз Амундсен бросился на своих мучителей с топором, и они в страхе разбежались в разные стороны. После этого ребята оставили его в покое, видя, что с Руалом шутки плохи.
      В школе мальчик учился неважно. Больше всего интересовался он электричеством и носился с мыслью построить, когда вырастет большой, электрическое судно, которое могло бы проходить через полярные льды и без задержки дойти прямо до Северного полюса. Все инструменты на этом чудесном корабле тоже должны были быть электрическими.
      К экзаменам на аттестат зрелости Амундсен допущен не был. Директор боялся, что он опозорит школу. Поэтому Амундсену пришлось сдавать экзамены экстерном. Но все обошлось благополучно, и в 1890 году он получил аттестат об окончании средней школы, удостоившись «сносных», по официальному определению, отметок.
      Отец Руала умер, когда мальчику исполнилось четырнадцать лет. Старшие братья покинули родной дом и разлетелись в разные стороны, чтобы самостоятельно налаживать свою жизнь. Мать с младшим сыном остались вдвоем. Мальчик еще не нашел своего жизненного призвания, но намекал, что ему хочется сделаться моряком. Его обуревало желание совершить какой-нибудь необыкновенный подвиг, добиться общего уважения, неясно было только каким путем. Его мечты и честолюбивые замыслы еще не приняли сколько-нибудь определенных форм.
      Мать Руала, в свою очередь, питала надежду, что хоть один из ее сыновей будет жить вместе с нею до конца ее дней и станет врачом. Руалу пришлось пообещать матери, что он последует ее совету и по окончании школы займется изучением медицины. Но в пятнадцатилетнем возрасте он случайно напал на книги английского полярного исследователя Джона Франклина. Это решило его судьбу. Джон Франклин был одним из тех путешественников, которые ставили целью своей жизни открытие так называемого северо-западного морского пути, т. е. пути из Атлантического океана в Тихий вдоль северных берегов Америки.
      Первоначально Франклин занялся исследованием американских полярных областей с суши. В 1819 году он предпринял свое первое путешествие, которое закончилось только весной 1822 года. За эти три года экспедиция обследовала огромную область и опустилась по реке Медной к. берегам Ледовитого океана, вдоль которых и проплыла затем на восток. Путешествие было связано с огромными трудностями и лишениями. В 1825 году Франклин отправляется в новую экспедицию; на этот раз ему удалось обследовать побережье Ледовитого океана до 148° 52 западной долготы от Гринвича. Спустя 20 лет Франклину поручают командование большой полярной экспедицией в составе двух военных кораблей «Эребус» и «Террор», снабженных паровыми машинами. Винтовым судам впервые предстояло померяться силами с полярными льдами. Целью экспедиции было непрерывное плавание северо-западным морским путем. Корабли вышли в море в мае 1845 года. До конца июля того же года они подавали о себе вести при встречах с китобоями, но потом всякие следы экспедиции были потеряны.
      Руал с увлечением читал как описания ранних путешествий Франклина, так и отчеты многочисленных спасательных экспедиций, в течение десятка лет разыскивавших отважного исследователя и его спутников.
      Особенно взволновало и восхитило Амундсена описание обратного пути Франклина после одной из его сухопутных экспедиций. Франклин, писал, что он со своими товарищами свыше трех недель боролся с бурей и льдом, не имея никакого провианта, кроме нескольких костей с остатками мяса. Для поддержания жизни путешественники вынуждены были с'есть свои собственные сапоги! Эта-то борьба и страдания исследователей больше всего и пленили юного Амундсена! Конечно, то было одним из проявлений юношеского энтузиазма, склонного искать для себя путей мученичества.
      Знакомство с экспедициями Франклина окончательно решило судьбу юноши. Соблюдая полнейшую тайну, не смея рассказать о своих планах даже матери, Амундсен дал себе обещание стать полярным исследователем. И был твердо уверен, что добьется своего. Немедлено приступил он к работе над собой, чтобы подготовиться к будущей трудной деятельности, приспособить себя к жизни, которая теперь ожидала его. Надо было позаботиться о закалке тела, о выработке в себе стальной воли. Никаких спортивных клубов тогда в Норвегии не было. Юношество занималось лишь бегом на лыжах да еще футболом. Руал был глубоко равнодушен к футболу, но теперь он рьяно принялся за него, чтобы приучить свое тело выдерживать длительное физическое напряжение. В лыжный же спорт, которым Амундсен всегда занимался с величайшим увлечением, он ушел теперь, по собственному выражению, «с головой».
      Всякий раз, когда юноша бывал свободен от школьных занятий в зимнее время, он уходил на лыжах в Нурмаркенские леса. Эти леса находятся к северу от Осло и служат любимейшим местом для лыжных прогулок норвежской молодежи. Поросшие елью и сосной многочисленные малонаселенные возвышенности словно нарочно созданы для упражнений в прыжках, в беге на дальность, на продолжительность, для всевозможных труднейших поворотов, под'емов, спусков и других эволюций.
      Постепенно Руал достигал все больших и больших успехов и усердно развивал свою мускулатуру. В те времена понятия о гигиене жилища оставляли желать лучшего, и комнаты зимой проветривались плохо. Амундсен потребовал у матери, чтобы та разрешала ему спать с открытыми окнами, даже если на дворе трескучий мороз. Матери не нравились «чудачества» сына; окружающие смотрели на юношу, как на слабоумного, но он упорно отстаивал свои права на «свежий воздух». Никто не знал тогда, что это одно из звеньев большой и продуманной подготовительной – тренировочной – работы.
      Сдав экзамены на аттестат зрелости, Амундсен поступил в университет – изучать медицину. Чтобы поскорее набраться нужных знаний, юный студент купил череп. Впрочем дальше этого дело, по-видимому, не пошло. Ученье подвигалось довольно туго. Правда мать – по слабости всех матерей – считала сына «редчайшим образцом прилежания», но сам юноша относил себя к разряду более чем средних студентов!
      В 1893 году фру Амундсен умерла. Юноша мог считать себя свободным от обещания, данного им матери только для ее успокоения и утешения. Рано или поздно ей пришлось бы с горечью убедиться в том, что сын ее мечтает о совсем ином поле деятельности, что он питает в душе совершенно иные честолюбивые замыслы. Смерть избавила фру Амундсен от горестного разочарования. Руал вскоре оставил университет, чтобы всецело посвятить себя осуществлению мечты своей юной жизни.
      К тому времени планы его из стадии смутных предположений начали переходить в стадию определенных и ясных задач, которые надо было постараться разрешить. В 1889 году в столицу Норвегии с триумфом вернулся Фритьоф Нансен из своего полуфантастического путешествия через Гренландию на лыжах. Проект Нансена пересечь от берега до берега гренландский внутриматериковый ледяной щит был встречен враждебно и насмешливо. Многие специалисты, крупные авторитеты в области полярного исследования высказывали предположение, что Нансен просто-напросто сумасшедший. Внутри Гренландии еще никто не был. Туземное население питало суеверный ужас перед мрачными ледяными пустынями, занимающими почти сплошь всю Гренландию. Даже такому выдающемуся полярному путешественнику, как А. Э, Норденшельд (позднее герой северо-восточного прохода), удалось отойти от края ледяного щита в глубь страны только на несколько десятков километров. А тут какой-то никому неизвестный юноша (Нансену было в то время всего 28 лет) хвастливо собирается пересечь по льдам всю Гренландию! Есть более легкие и дешевые способы самоубийства!
      Сколько раз Нансену и, главным образом, Амундсену еще придется слышать те же еамые слова!
      Среди толпы, теснившейся в ясный и теплый майский день в узких улицах норвежской столицы, чтобы приветствовать смелого победителя и пятерых его спутников, был и высокий, худощавый юноша. Он восторженно кричал «ура», не жалея своей глотки, не боясь сорвать голос. Лицо его, с немного резкими чертами, горело воодушевлением, в глазах светились радость и счастье. Он не завидовал в этот миг победителю. Он видел в нем героя своих юношеских лет и на всю жизнь сохранил к нему чувство глубокого уважения и искреннего преклонения. Нансену суждено было сыграть в судьбе будущего молодого исследователя огромную роль. Но в ту минуту, когда Руал провожал взглядом высокую фигуру Нансена, ехавшего среди толпы по расцвеченной флагами и зеленью улице, в первый раз в голове его мелькнула мысль:
      – Ах, если бы ты мог пройти северо-западным путем!
      На двадцать первом году жизни Руал был призван к отбыванию воинской повинности. Это вполне отвечало его желаниям. Во-первых, он считал своим долгом выполнение всех обязанностей доброго гражданина, а, во-вторых, понимал, что пребывание в лагерях только принесет ему пользу, как дальнейшая подготовка к избранному им жизненному пути.
      Второе побуждение, должно быть, преобладало над первым: хотя Амундсен всю свою жизнь и был «добрым гражданином» по отношению к норвежскому государству, искренно веря в свои к нему чувства, и превыше всего ставил «флаг», «честь флага», «любовь к отечеству» и «национальную гордость», но в сущности был индивидуалистом чистейшей воды. Когда впоследствии кто-то задал ему вопрос, что влекло его в полярные области, Амундсен отвечал:
      – Покой, абсолютный мир, чувство полной свободы действий. Никто тебе не мешает! Там полная свобода индивидуальности. И я люблю это. Там вовсе не чувствуешь себя одиноким. Правда, эту свободу не к чему приложить, но она у тебя есть и этого достаточно. Никто не повысит голоса и не скажет тебе, что вот того-то и того-то делать нельзя. Ты живешь, делаешь то, что необходимо для поддержания жизни и достижения твоих целей… В великой пустыне у полюсов никого нет, кроме тебя самого.
      В приемочную комиссию Амундсен шел не без тревоги. У него был серьезный физический недостаток – близорукость (о чем не знали даже самые близкие люди), и он боялся, что его забракуют. В последние годы жизни зрение его значительно улучшилось, но все же отклонялось от нормы. Не желая привлекать к себе ничьего внимания своей близорукостью, Руал никогда не носил очков. Решив, что вопрос о принятии его на военную службу является делом чести, он со страхом ожидал, что врачи обнаружат его физический недостаток. Но все обошлось благополучно. Главный врач пришел в восторг при виде гармонически развитой мускулатуры Руала и на все остальное не обратил никакого внимания. Члены приемочной комиссии, врачи и офицеры, толпились вокруг юноши, любуясь его телом, ощупывая его мускулы. Сказались результаты упорной многолетней тренировки!
      Амундсен был принят на военную службу. Правда, особой пользы она ему не принесла, да и не могла принести из-за своей кратковременности. В Норвегии молодых людей призывают лишь на несколько недель, а затем перечисляют в запас.
      О военной службе Амундсена мало что можно сказать. Норвежская солдатчина не выдерживает никакого сравнения с солдатчиной крупных европейских государств. Срок службы ничтожный, особых трудностей преодолевать не приходится, никакой муштры и подтягивания нет. Амундсен был старателен и исполнителен, но ничего для себя полезного извлечь не мог. Сохранилось несколько анекдотов об этой эпохе его жизни, вроде того, что Амундсен был очень религиозен и, когда среди солдат искали охотников отправиться в церковь и никто не выходил из рядов, Амундсен первый делал три шага вперед, а его примеру следовали и остальные солдаты, очень уважавшие и любившие Руала. Будто бы он не любил «нескромных» шуток и разговоров и никогда не упоминал «имени господа бога всуе». Конечно, это только благочестивые измышления ханжей, каких много во всяком буржуазном обществе, в том числе и в Норвегии. Амундсен был настоящим человеком, сильным, здоровым, бодрым, не занимавшимся обуздыванием плоти или умерщвлением ее.
      Он любил и соленую шутку – ко времени и к месту, любил веселую компанию, стакан доброго вина и хорошую сигару. Очень может быть, что по молодости лет он считал «религиозность» столь же для себя обязательной на военной службе, как и отдание чести. И как человек добросовестный и старательный, выполняющий всякое поручаемое ему дело хорошо и до конца, считал необходимым ходить в церковь… для поддержания воинской дисциплины.
      По окончании военной службы Амундсен, свободный от университетских занятий, мог приступить к усиленной тренировке по выработанному им плану. Снова начались продолжительные лыжные экскурсии; Амундсен старался предпринимать их в обстановке, как можно более напоминающей условия, с которыми обычно связано путешествие в полярных областях.
      Одна из таких экскурсий чуть не стала для Руала роковой. По его собственным словам, она была полна таких же тяжелых испытаний и опасностей, какие позднее выпали на его долю в Антарктике.
      Амундсен не раз уходил с товарищами в горы на несколько дней и даже недель. В декабре 1893 года он отправился с двумя приятелями в большой лыжный поход по очень трудной, пересеченной местности, где на десятки километров тянутся необитаемые горные области. Экскурсанты намеревались пройти от Кродерена до Нюмедаля, выйти к озеру Мьос, пройти вдоль него, затем спуститься на юг к Конгсбергу. Сначала передвижению очень мешал глубокий и рыхлый снег, в который лыжи проваливались. К тому же давал себя знать и недостаток тренировки. На горном плато наст был лучше, зато здесь дул сильный ветер прямо в лицо. Через несколько дней началась оттепель, и на спусках лыжи обрастали огромными комьями мокрого снега. Теплая погода – температура поднималась до 10° тепла – внезапно сменилась трескучими морозами. Однажды после бессонной ночи, проведенной в спальных мешках прямо на твердой снежной поверхности, пришлось выступать в поход в метель при сорокаградусном морозе. Последние остатки провизии к тому времени были уже с'едены, и надо было спешно, во что бы то ни стало, пробираться в населенные местности.
      Утомительный поход в полном снаряжении, со спальными мешками, примусом, провизией, метеорологическими инструментами и пр. продолжался несколько дней и был закончен благополучно. Амундсен и его товарищи получили кое-какое представление об условиях путешествия в далеких полярных областях. Но все же представление это не могло быть полным. Спустя два года Амундсен вновь предпринял продолжительную лыжную экскурсию, сопровождаемый только одним из братьев. На этот раз путешественники узнали во всех подробностях, какие трудности, опасности и лишения связаны с любой серьезной полярной экспедицией. Амундсен как бы участвовал в генеральной репетиции «похода к полюсу»! И, проверив на ней свою силу, крепость нервов и упорство воли, понял, что может приступить к настоящей работе.

ИСЧЕЗНУВШИЕ ЛЫЖНИКИ

      В середине января 1896 года многие столичные жители прочитали в газетах такое об'явление:
      «Исчезли два лыжника, вскоре после нового года покинувшие Кристианию, чтобы пройти через Телемаркен по Хардангерскому плоскогорью к Эйфьорду. О них нет никаких вестей вот уже две недели. Это два брата Амундсены. Один из них студент, другой лейтенант запаса; первый из братьев особенно отличался непреодолимым стремлением к приключениям и исследовательским путешествиям. Они оставили Кристианию третьего января и прошли через Телемаркен до хутора Муген у озера Мьос, чтобы пройти затем к Хардангеру по Большому плоскогорью».
      Это об'явление вызвало в городе большую тревогу: только-что в горах погиб во время лыжной прогулки один молодой спортсмен. Теперь, очевидно, такая же участь постигла и обоих Амундсенов.
      Начались поиски пропавших без вести. Газеты ухватились за сенсационный материал и из номера в номер печатали сообщения, относящиеся к их поискам. По телеграфу был послан запрос в Берген. Но никто не видел пропавших братьев и ничего не слышал о них. Кто-то из студентов-медиков, друзей Руала, сам отправился в лыжный поход по их следам, чтобы разузнать, что случилось с Амундсенами.
      В связи с исчезновением братьев Амундсенов две крупнейшие столичные газеты даже вступили между собой в яростную полемику; с пеной у рта они спорили о том, можно ли было опубликовывать фамилию пропавших лыжников и причинять такое горе их родственникам до установления факта гибели юношей. В одной газетной заметке, между прочим, говорилось: «младший из братьев – ловкий и сильный парень, совершивший недавно плавание по Ледовитому океану».
      В те дни норвежские газеты уделяли много места обсуждению вопросов, связанных с судьбой Ф. Нансена, еще в июне 1893 года, ушедшего в свое знаменитое полярное плавание на «Фраме». Достиг ли он своей цели? Где он находится сейчас? Все ли у него благополучно? Но теперь братья Амундсены на момент оттеснили Нансена с его «Фрамом» на задний план!
      Наконец, после долгого и томительного ожидания, на двадцать второй день после исчезновения лыжников, пришла успокоительная телеграмма:
      «Пропавшие лыжники братья Амундсены благополучно прибыли в Болкешо».
      Хоть это и был «тренировочный» лыжный поход, но Амундсен говорил – потом, что его зимнее странствование по диким горам, полное опасностей, оказалось гораздо труднее той работы, подготовкой к которой оно было. Оно потребовало от лыжников такого же крайнего напряжения всех сил, как во время приключений, пережитых Амундсеном в Антарктике.
      К походу братья подготовились старательно, словно к настоящему полярному путешествию. Их снаряжение состояло из горных ясеневых лыж с ремнями, просторной обуви, шерстяного белья и чулок, шерстяной же верхней одежды – какие Нансен применял в своих экспедициях, брезентовых курток с капюшоном, вязаных шерстяных шапочек, толстых меховых шапок, перчаток и рукавиц, спальных мешков из оленьего меха, провизионных мешков из непромокаемой материи, карманного барометра, трех компасов, снежных очков, маленькой спиртовой лампы и т. п.