Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Магам можно все

ModernLib.Net / Фэнтези / Дяченко Марина и Сергей / Магам можно все - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 3)
Автор: Дяченко Марина и Сергей
Жанр: Фэнтези

 

 


Потом они вернулись в съемную квартирку, уложили Алика и долго стояли на балконе, слушая отдаленный шум моря, положив головы друг другу на плечи, как лошади.


* * *

Юля провела пальцем по бороздке ключа – он здесь вставлялся в замок по-странному, вверх ногами – и с третьей попытки отперла лысую, не обитую дерматином дверь.

Они отправились на пляж – а защитный крем забыли. И вспомнив об этом, Юля метнулась обратно, оставив Стаса и Алика медленно спускаться по крутой каменистой лестнице…

После свежего воздуха запах маленькой квартирки снова неприятно поразил ее.

Она нашла крем – на самом дне чемодана, как нарочно.

На секунду задержалась, чтобы глянуть на себя в зеркало. Такая примета – если приходится возвращаться, посмотри на свое отражение, и неудача минует тебя…

Не понравилась себе. Озабоченное (вроде бы отдыхать приехали?) бледное лицо под козырьком дешевой пляжной кепки. Зеркало в прихожей тоже было своеобразное – тусклое, овальное, в древней латунной рамочке.

Юля усмехнулась через силу. Вот еще, зеркало ей не нравится… Они приехали в самый лучший на земле уголок, они живут рядом с морем – а ей не нравится зеркало!

И, с третьей попытки заперев дверь, она ринулась догонять Стаса и Алика, а те ушли уже достаточно далеко, и запыхавшейся Юле не раз и не два приходилось спрашивать у загорелых прохожих дорогу к городскому пляжу…

У входа на пляж сидел, торгуя тремя лакированными шишками, чинный старичок в белой панаме.

Пляж оказался маленьким, людным, не очень чистым, в неудобной крупной гальке; Алик, хромая, добрался до воды, плюхнулся – и с воплем вылетел на берег: сразу же за линией прибоя сизым фронтом стояли медузы.

Юля кое-как нашла свободное местечко, расстелила подстилку, но основание пляжного зонтика никак не желало втыкаться в камни – с таким же успехом можно было бы долбить асфальт. Молча подошел Стас; налег, округляя мышцы – стальная ножка со страшным скрежетом провалилась вниз и утвердилась в камнях. До первого порыва ветра, как показалось Юле.

Так же молча она раскрыла зонт. Маленькая тень в форме эллипса накрыла подстилку; Юля села, подобрав колени к подбородку, а рядом уселся Стас.

– Ну, что ты хмуришься? – спросил устало. – Что тебе не нравится?

– Медузы, – со вздохом призналась Юля.

– Ничего, не последний же день… Завтра они уйдут.

Сказал уверенно, так, будто сам обладал властью насылать и отзывать медузью армию. Вытряхнул из пляжной сумки матрас. Уселся надувать его; глядя, как округляются дряблые зеленые бока, Юля вдруг успокоилась. Все бытовые неурядицы, людный пляж, сиреневые студенистые тела – мелочи, совершеннейшие мелочи в сравнении с летом, с морем, с отпуском, которого ждали целый год, до которого считали дни…

Сидя под линялым зонтом, Юла смотрела, как Стас высаживает Алика на матрас у самого берега. Как Алик подбирает ноги, опасаясь медуз; как Стас мужественно входит в воду по пояс, по грудь, отталкивается и плывет в медузьем бульоне, Алик ежится на матрасе и взволнованно вопит… И вот уже фронт прорван, матрас покачивается на чистых волнах, Стас плавает вокруг с видом голодной пираньи, Алик вопит теперь уже восторженно и сигает с матраса в воду, а толстая тетка на подстилке по соседству мрачно косится на Юлю. Как можно ребенка отпускать на глубокое, да еще с отцом, читается в ее неодобрительном взгляде; Стас машет Юле рукой, Алик, отфыркиваясь, машет тоже, Юля машет в ответ…

Медузы ушли спустя два дня – просто потому, что море вдруг остыло до плюс двенадцати градусов.

В одночасье появилось много времени – потому что сидеть на пляже, не купаясь, Стас категорически отказался, и Алик поддержал его, да и Юле торчать под зонтом порядком надоело – и вот, перекусив очередными сосисками в очередной забегаловке, они пошли исследовать парк.

Старушка с красной повязкой на рукаве сидела под необъятным платаном – следила за порядком, торговала все теми же неизменными лакированными шишками. Циркулировали, как вода, экскурсанты; когда очередная волна их откатывалась к автобусам, можно было спокойно побродить по аллеям, полянам, тенистым или солнечным дорожкам.

Одинокий лебедь шипел на собаку – собака зачем-то огибала озеро, лебедь преследовал ее, вытянув шею, и шипел, как кот.

Мальчишки шестом вылавливали монетки из черной и прозрачной, как серебряное зеркало, воды. На одном конце шеста крепился магнит, на другом – комочек жвачки; денежки, неподвластные магниту, ловили на жвачку или вытаскивали сачком. Алик наблюдал зачарованно – но ему «порыбачить» не позволили. Да тут еще тетка-экскурсовод закричала с противоположного берега, заругалась, возмущенная хулиганской мальчишечьей деятельностью…

Стас без конца фотографировал – Алика с лебедем, Юлю с двумя лебедями, Алика под платаном, Алика под водопадом, Юлю над водопадом, на фоне гор, на фоне дворца, еще на каком-то фоне; иногда Юля принимала из его рук фотоаппарат, он был теплый. Она ловила в видоискатель оба улыбающиеся лица – мужа и сына – и всякий раз заново удивлялась их сходству. Алик был уменьшенной копией Стаса…

Куда забавнее, чем щелкать фотоаппаратом, было наблюдать, как снимают другие. Как выставляют детей на фоне водопада, выдвигают им вперед то правую, то левую ногу, репетируют улыбку, бранятся в случае неудачи и начинают все сначала, а ко всему привычные малыши выдерживают «фотосессию» со скучающими взорами, не забывая по команде воссоздать на лице «киношный» белозубый оскал…

Забавно.

В парке было по-настоящему хорошо. Легко на душе; наверное, люди, сто лет назад выбиравшие место для каждого камня и каждого дерева, находились под властью вдохновения. Наверное, праздные курортники, которых каждый день привозили сюда высоченные чадящие автобусы, каким-то образом чуяли это и входили со счастливым парком в своеобразный резонанс…

– Женщина! Уйдите в сторону, пожалуйста!

Юля вздрогнула. Сказано было не ей – но в голосе было столько раздражения, что даже те экскурсанты, к которым никак не могло относиться слово «женщина», завертели головами.

Толстошеий, в белых шортах бычок фотографировал свою подругу – как водится, по стойке «смирно» напротив клумбы. В кадр попала какая-то случайная дама – ее и погнали, причем слово «пожалуйста» никак не могло скрасить бесцеремонную наглость приказа.

– Пожалуйста, – процедила женщина сквозь зубы и медленно, брезгливо отошла.

– Еще шипит, – пробормотал фотограф. – Ходят тут всякие Маньки с пивзавода…

– Что?!

– Ну, или с майонезной фабрики, откуда ты там приехала…

Фотографируемая подруга хихикнула.

Юля поразилась. Магнолии, небо и море внизу, лилии в бассейне, самшитовые кусты – все это настолько не сочеталось с привычным хамством чудища в белых шортах, как если бы в подтянутом симфоническом оркестре обнаружился пьяный, синий, в мокрых штанах музыкант.

Незнакомая женщина тоже поразилась. И – не сумела пропустить слова мимо ушей. Она покраснела – волной; кажется, на глазах у нее даже выступили слезы.

Стас шагнул вперед. Юля не успела испугаться – Стас что-то сказал Белым Шортам, те ответили отборной руганью, фотографируемая подруга радостно засмеялась на фоне куста. Стас еще что-то сказал – круглая голова, принадлежащая Белым Шортам, вдруг налилась кровью, Юле показалось, что еще мгновение – и этот ясный день омрачится, кроме хамства, еще и мордобитием…

Но обошлось. Сделали свое дело ледяное спокойствие Стаса и его железобетонная уверенность – без единой толики лишних эмоций, без горячности либо агрессии. Наверное, в этот момент он более чем всегда был хирургом, хирургом до мозга костей.

Белые Шорты еще долго бранились и брызгали слюной, а Юля, мертвой хваткой вцепившись в Стаса и в притихшего Алика, гордо вышагивала по аллее вниз. На них поглядывали скорее заинтересованно, чем одобрительно; вокруг Белых Шорт и его подруги образовалось пустое пространство – карантин.

И уже у калитки их догнала та самая незнакомая женщина.


(конец цитаты)

Глава вторая

Занимательная геральдика: ГЛИНЯНЫЙ БОЛВАН НА ЧЕРНОМ ПОЛЕ 

* * *

Я не был в клубе лет пять, не меньше. И примерно столько же не был в городе; суета всегда действовала на меня угнетающе. Вот и теперь – сразу же за городскими воротами у меня начала болеть голова.

Клуб помещался в самом центре, чуть выше рыночной площади, напротив дворца для публичных увеселений. Вход в здание клуба украшали два бронзовых грифона – и если один возлежал, уронив голову на когтистую лапу, то второй развернул крылья и разинул рот, готовясь атаковать. Ступени крыльца были пологие, розового мрамора. Дверь согласилась открыться только после значительного с моей стороны усилия; я шагнул внутрь – справа обнаружилось зеркало, и на секунду я увидел свое отражение: черный плащ до щиколоток, черная шляпа, расшитая звездами, все в соответствии с протоколом. Разные глаза – правый синий, левый желтый. Вторичный признак наследственного мага проявился в моем случае очень уж ярко – у отца, например, оба глаза были голубые, разница состояла в оттенке.

– Как здоровье вашей совы?

Я обернулся.

Старичок был сед, как зрелый одуванчик. Правый глаз карий, левый – карий с прозеленью; оба глядели с профессиональной доброжелательностью:

– Молодой господин – член клуба или только желает вступить?

Я снял с шеи кожаную сумку для документов. Извлек членский билет, поводил перед носом старичка:

– Сова чувствует себя хорошо. Мое имя Хорт зи Табор, я хотел…

– Как время-то идет, – сказал старичок, и оба его глаза заволокло легкой дымкой. – Я, милостивый государь, помню, как радовался ваш батюшка вашему благополучному появлению на свет… А ваша бедная матушка! После стольких потерь, в столь зрелом возрасте – наконец-то благополучные роды…

Я нахмурился. Не люблю, когда посторонние оказываются посвященными в интимные тайны нашей семьи. Тем более не люблю, когда об этих тайнах болтают.

– Сколько вам? – спросил старичок с обезоруживающей улыбкой. – Двадцать пять?

– Позвольте мне пройти в правление, – сказал я ледяным тоном.

На полированной стойке гардероба застывшей лужицей лежал птичий помет. Судя по экскрементам, здоровье оставившей их совы было в полном порядке.


* * *

Последний раз я платил взнос двадцать пять месяцев назад; теперь мой долг улегся золотой горкой на черном бархате стола. Господин председатель правления кивнул господину кассиру – мои денежки переместились со стола в мешочек, а затем в сейф.

– Итак, господин зи Табор, вы получаете в полное распоряжение Корневое Заклинание – с условием, что оно будет реализовано в течение шести месяцев. Если по истечению этого срока вы не воспользуетесь своим правом – оно, то есть право, у вас изымается, и в качестве штрафа вы теряете возможность участвовать в следующем розыгрыше.

На плече у председателя правления топталась пожилая, видавшая виды сова. Приоткрыла один глаз, окатила меня желтизной сонного, презрительного взгляда – и зажмурилась опять.

– Заклинание требует значительного усилия, использование его имеет ограничение по степени… впрочем, вам, господин зи Табор, как внестепенному наследственному, эта часть инструктажа не понадобится. Распишитесь – и получите муляж…

Председатель наклонился, открывая ящик стола; сове пришлось полуоткрыть крылья, чтобы удержаться на его плече.

На черный бархат легла грубо слепленная глиняная статуэтка – непропорциональная человеческая фигурка. Продолговатая голова была такого же размера, как все остальное туловище; колени и локти уродца были чуть согнуты, спина – прямая.

Я вздрогнул – такой силой веяло от этой неприглядной, в общем-то, вещицы.

– Муляж одноразовый, для инициации заклинания необходимо разрушить его целостность, то есть отломить голову. Караемый может быть только один, караемый должен находиться в пределах прямой видимости, Кара осуществляется один раз, при непосредственном прикосновении к затылку муляжа включается режим обвинения – то есть вы должны связно, желательно вслух, назвать вину, за которой последует Кара. Внимание! Названная вина должна в точности соответствовать действительной провинности, в случае ложного обвинения заклинание обращается против карающего! Карая, вы совершенно точно должны быть уверены, что названное злодеяние совершил именно караемый субъект! Иначе – ужасная смерть!

Председатель патетически возвысил голос – так, что сова на его плече снова приоткрыла один глаз.

– С того момента, как подпись обладателя Кары появляется в соответствующей ведомости, – председатель нежно погладил страницу толстой магической книги, – и в течение шести месяцев, либо до момента нарушения целостности муляжа, правом на совершение Кары обладает обладатель и только он. Если постороннее лицо нарушит целостность муляжа – магического акта не произойдет, постороннее лицо погибнет, а обладатель утратит свое право на Кару. Внимание! После начала процедуры Кары – то есть с момента, когда муляж окажется непосредственно в руках карающего – карающий находится в режиме пониженной уязвимости. Это означает, что всякое вредоносное воздействие на него будет затруднено, а сама попытка такого воздействия сопряжена с угрозой жизни нападающего, – председатель задумался, будто пытаясь вникнуть в смысл только что сказанных слов.

– Вина должна быть соразмерна предполагаемой Каре? – хрипло спросил я.

Председатель помолчал. Позволил себе улыбнуться:

– Ну что вы, любезный зи Табор. В практике этого заклинания был случай, когда человека покарали насмерть за пролитый кофе… То есть покаранный действительно его пролил, вы понимаете?

Сова на его плече издала сдавленное «хи-хи». Мне сделалось неприятно.

– …И было, к сожалению, несколько случаев, когда весьма неглупые люди становились жертвой собственного заблуждения. Один ревнивец вздумал покарать предполагаемого любовника жены… но фатально ошибся. Между тем человеком и его женой действительно был сговор, поскольку жена курила трубку тайком от мужа, а тот человек поставлял ей табак… Если бы обладатель Кары произнес бы в приговоре – «за табак», караемый бы умер. А так – умер карающий… А другие случаи такого рода… А… – председатель огорченно махнул рукой.

– Можно ли покарать мага? – спросил я с бьющимся сердцем. – Какой степени?

– Любой, – проникновенно сообщил председатель. – Это же Корневое заклинание, вы должны понимать…

– Члены Клуба Кары не могут быть подвергнуты заклинанию, – сказал кассир. С некоторой, как мне показалось, поспешностью; сова господина председателя неодобрительно на него покосилась.

Некоторое время я раздумывал, не покажется ли наглостью мой следующий вопрос, и, так и не додумав, спросил:

– Члены клуба не могут быть покараны по определению? Заклинание не сработает?

– Это Корневое заклинание, – со вздохом повторил председатель. – Но если вы примените его против члена Клуба Кары – вы должны быть готовы к, э-э-э, санкциям… Очень серьезным, по магической части. Вы понимаете?

– Понял, – я коротко наклонил голову.

– Официальную часть инструктажа можно считать законченной, – сказал председатель, как мне показалось, с облегчением. – Теперь, согласно традиции…

Из того же сейфа, куда уплыли мои взносы за два с лишним года, были извлечены три бокала и пузатая бутылка.

– Ну что ж, господа… Для кого-то власть – игрушка, для кого-то – смысл жизни, для кого-то смертельный яд… Мы, маги, играем с властью, как играют с огнем. Выпьем же за то, чтобы наш молодой друг Хорт зи Табор получил от своего выигрыша пользу и удовольствие!

Они осушили свои бокалы. Я, маясь неловкостью, едва пригубил.

– Я не пью спиртного, – объяснил я в ответ на их вопросительные взгляды. – Последствия… тяжелой болезни.


* * *

ВОПРОС: С помощью чего осуществляются магические воздействия?

ОТВЕТ: С помощью заклинаний.

ВОПРОС: Каким образом осуществляются заклинания?

ОТВЕТ: Вербально либо интуитивно.

ВОПРОС: Каким образом распространяются заклинания?

ОТВЕТ: В среде назначенных магов общепринятые заклинания распространяются без ограничений посредством личных встреч либо через специальную литературу. Редкие и экзотические заклинания продаются либо даются в аренду (если при них имеется материальный носитель).

ВОПРОС: Что такое материальный носитель заклинания?

ОТВЕТ: Это предмет, в котором заклинание воплощено.

ВОПРОС: Всякое ли заклинание требует материального носителя?

ОТВЕТ: Нет, не всякое. Постоянного материального носителя требуют только Корневые заклинания.

ВОПРОС: Что такое Корневые заклинания?

ОТВЕТ: Это заклинания абсолютной силы, происходящие от корня всех вещей.

ВОПРОС: Какие ограничения для магических воздействий вы знаете?

ОТВЕТ: Абсолютно закрытой для магических воздействий остается область медицины (кроме ветеринарии). Для высших магических воздействий существуют ограничения по степени мага, по актуальному запасу магических сил, а также по количеству объектов воздействия.

ВОПРОС: Каково максимальное количество объектов воздействия для мага первой степени?

ОТВЕТ: Сорок объектов плюс-минус два.


* * *

– Можно поздравить вас, любезный Хорт?

Старичок-одуванчик стоял у гардеробной стойки – не загораживая проход, но и не оставляя дорогу свободной. Двусмысленно как-то стоял.

Я снова увидел свое отражение в зеркале – рот до ушей, правый глаз сияет синим, левый – желтым, и требуется немедленно пожевать хины, дабы стереть с лица столь простодушное выражение счастья.

– Поздравляю, – с чувством сказал старичок. – На правах давнего знакомца вашей семьи… хотите совет?

Я неопределенно пожал плечами.

– Учтите, Хорт: Корневое Заклинание, даже одноразовое, всегда откладывает отпечаток на всю последующую жизнь… а какой именно отпечаток – зависит от того, как вы используете Кару.

Я нетерпеливо кивнул:

– Да, да…

– И от всего-то вы отмахиваетесь, – мило улыбнулся старичок. – Самоуверенная молодость… но на всякий случай знайте: чем справедливее будет ваша Кара, чем могущественнее покаранный и чем больше злодейств у него за плечами – тем больше возможностей откроется перед вами. Из внестепенного мага вы можете стать великим… можете, да. Если покараете – справедливо! – самого страшного, самого мерзкого, самого вредного людям злодея. Вот так, – он улыбнулся снова. – А теперь – ступайте… Вам ведь надо еще найти подходящую гостиницу?

Я помедлил:

– Прошу прощения… Эта, гм, связь между Карой и… на инструктаже мне ничего подобного не говорили… это… правда?

Старичок улыбнулся в третий раз, веселые морщинки расползлись по лицу солнечными лучиками:

– Что вы, Хорт… Это такая сплетня. Легенда, так сказать.

…Уличный шум, солнечный свет, грохот колес, жара и пыль, галдящие голоса, все это – воздух, свет и грохот – упало на меня, как падает оборвавшаяся тюлевая штора. Я стоял на крыльце клуба, между бронзовыми грифонами, и дышал часто и глубоко, до головокружения.

Я стоял на пороге мира.

Я. Всемогущий. Способный покарать самого страшного в мире злодея, мага, короля, да кого угодно. Я, властелин. Я…

Только не торопиться. Только как следует выбрать. Насладиться властью и не ошибиться в выборе – уж это я сумею. Я – сумею. Я…

Бронзовые грифоны косились на меня – ободряюще, но чуть снисходительно.


* * *

Пять лет назад я останавливался в гостинице «Северная Столица», самой большой и помпезной в городе. Массивное здание «Столицы» торчало в самом центре города, на рыночной площади; помнится, тогда меня донимали постоянный гам, топот и суета под окнами.

Теперь я нуждался в покое и уединении, а потому не поленился отыскать в хитросплетениях улиц крошечную, но вполне приличную с виду гостиницу «Отважный суслик». Завидев столь важного постояльца (а я по-прежнему был в черном клубном плаще и шляпе с золотыми звездами) хозяин кинулся освобождать лучший номер; оказалось, что в достойных меня комнатах вот уже два дня живет некая дама, и для удобства господина мага (моего удобства!) даму спешно переселяют в номер поскромнее; ожидая, пока комната будет готова, я опустился в кресло посреди холла, вытянул ноги по направлению к пустому камину и прикрыл глаза.

Футляр с глиняной фигуркой отдавил мне бок. Такую вещь нельзя доверить багажу; такая вещь способна изменить жизнь, во всяком случае, взломать ее неторопливое течение, как это уже случилось со мной.

Такая вещь способна отравить насмерть; я сам чувствовал, как внутри меня проклевывается и растет снисходительность Верховного Судии.

Халтуришь, думал я, глядя на горничную, наспех протирающую ступеньки лестницы, ведущей на второй этаж. Халтуришь, надо бы тщательнее. За такое небрежение обязанностями рано или поздно можно схлопотать…

Горничная поймала мой взгляд. Наверное, это был особенный взгляд, потому что девушка явственно побледнела. Я улыбнулся, и эта улыбка привела ее в ужас; надо отдать ей должное, свой пост она не бросила и лестницу домыла. Хотя и халтурила сверх всякой меры.

Я улыбался, наблюдая за ее отчаянной работой. Когда она убежала, я улыбался ей вслед; каждый из нас хоть в чем-то, да виновен. Вернее, каждый из вас, потому что я теперь – по другую сторону приговора. Да, случайно и ненадолго – но ведь и жизнь, если вдуматься, недолга.


* * *

Он явился поздно вечером, в такое время вежливые люди визитов не наносят. Впрочем, собственная вежливость заботила его меньше всего.

Был сильный ветер. Кажется, намечалась перемена погоды; кажется, жара наконец спадет, и мне не придется тратить силы на прохладу в собственном жилище. Так или примерно так я рассуждал, сидя у открытого окна, вдыхая позабытый за пять лет запах большого города и глядя на проплывающие под окном экипажи.

Не заметить визитера было невозможно. Он просто пришел и встал на противоположной стороне улицы, глядя не на меня, а куда-то вдаль – будто ему нет дела ни до чего на свете, а в особенности до зеваки в открытом окне. Ветер красиво раздувал его плащ и длинные волосы, но наступающая темнота понемногу съела это великолепие, и очень скоро доступным зрению осталось одно только белое, как стенка, лицо.

Тогда-то он впервые посмотрел на меня. Посмотрел – и тут же отвел взгляд.

И когда хозяин «Суслика» – в халате поверх ночной сорочки – извиняющимся голосом спросил, не жду ли я гостя – я уже знал, что жду.

– Как здоровье вашей совы?

Голос у визитера был бесцветный, как и брови, как и усы; еще до того, как он произнес формулу приветствия, я понял, что он маг. Наследственный. Но, увы – третья степень.

– Сова поживает прекрасно, – ответил я автоматически. И, разглядывая гостя, неожиданно добавил: – Если только для сов существует загробный мир. Она давно сдохла.

– Очень жаль, – отозвался гость безо всякого сожаления в голосе. – Я знаю, что вы выиграли заклинание.

Я предложил ему войти.

Его шляпа, будучи водруженной на вешалку, оказалась клубной шляпой в золотых звездах. Вот уж не знал, что среди членов элитного клуба встречаются столь захудалые маги.

– Я член клуба, – сообщил он, будто читая мои мысли. – Уже почти два года. Чтобы уплатить вступительный взнос, мне пришлось продать дом.

– Вы небогаты? – спросил я, рассудив, что если он с порога задал такой уровень откровенности, то мне и подавно церемониться нечего.

Он усмехнулся:

– Я торговец зельем. Вот, – он раскрыл полу кафтана. С внутренней стороны к ней были приколоты плоские мешочки м пестрыми этикетками. Мой взгляд зацепился за самую броскую: «Приворотное зелье! Бесплатный образец! Испытайте сейчас!» Да, ниже падать вроде бы некуда.

– Вы не догадываетесь, зачем я к вам пришел? – спросил он сухо.

Я помолчал; в моем позднем госте угадывалось какое-то несоответствие., Низкая степень, презираемая профессия, потертый кафтан – но ни намека на жалость к себе, угодливость или юродство. Вероятно потому, что на свою собственную персону ему было в высшей степени плевать.

– Нет, – сказал я осторожно. – Не догадываюсь.

Этого он, оказывается, не ожидал. Между бровями у него залегла глубокая коричневатая складка.

Я не торопил его.

– К вам еще никто не приходил, – сказал мой гость, и в его словах не было вопроса – скорее удивление. Удивление редкостной удаче.

Я на всякий случай промолчал.

– Значит так, – торговец зельями откинулся на спинку кресла, редкая бесцветная прядь упала ему на лоб, и я вдруг увидел, что еще совсем недавно мой гость был красавцем-блондином, повелителем женских сердец. – Значит так. Три с половиной года назад у меня похитили дочь.

Зависла пауза; мой собеседник замолчал, но лицо его не изменилось. Как будто он говорил о погоде.

– Я знаю, кто и зачем это сделал. Я знаю, что моя дочь погибла… Я сам ее похоронил. Ее похититель, он же убийца, скрывается сейчас за океаном, на острове Стан. Он не маг, но он очень богат и знатен. Он окружил себя телохранителями, зная, что остаток моей жизни будет посвящен… Господин Хорт зи Табор. Если вы хотите иметь вечного раба, – слово раб он выговорил с нажимом, – раба верного и преданного до последней капли крови – поедем вместе на остров Стан, и покарайте… убийцу. Ей было четырнадцать. Моя жена не пережила… Нет, я не сумасшедший. Если вы откажете мне, я буду искать новый путь – как искал их все эти годы. Я платил взносы в клуб, надеясь на чудо… на то, что в природе есть справедливость. Но ее нет. Потому я пришел к вам.

– Вы бы не справились с Корневым, – сказал я медленно.

Он усмехнулся, и я понял, что он, наверное, справился бы. Несмотря на свою третью степень.

– Во время последнего розыгрыша, – он снова усмехнулся, – мне тоже немножко повезло. Я выиграл набор серебряных ложек и заклинание-очиститель для стекла. Вот, – он сощелкнул с пальцев воспроизводящий жест, и в комнате сразу стало светлее, потому что абажур гостиничной лампы мигом очистился от пыли и копоти. Откуда ни возьмись, появилась ночная бабочка и омрачила своим трупом этот праздник освобожденного света.

– Видите ли, – сказал я осторожно. – Я сочувствую вам и верю, что этот негодяй достоин кары, но ведь я только сегодня получил… У меня шесть месяцев впереди… А, кстати, за те два года, что вы в клубе, заклинание разыгрывалось четырежды. Вы обращались к людям, которые…

– Да, – сказал он, не дожидаясь, пока я закончу. – Они мне отказывали примерно такими же словами. Сперва они шесть месяцев нянчили в себе Судию. Потом находилось дело, куда более важное, и вина, куда более ужасная… Да. Я и не предполагал иного исхода. Извините, что потревожил вас.

Он поднялся.

– Погодите, – сказал я раздраженно. Мне все меньше нравилась его манера говорить – в разговоре он тащил за собой собеседника, будто пыльный мешок.

– Единственное, что меня беспокоит, – сказал он, обращаясь к обгорелому трупу бабочки, – что убийца может сдохнуть своей смертью. Он стар и болен, время идет… Но если он протянет еще хотя бы год – я найду способ. Прощайте, господин Хорт зи Табор.

Он повернулся и вышел. Через минуту тупого разглядывания дохлой бабочки я понял, что он так и не назвал своего имени.


* * *

За долгий следующий день, проведенный мною в гостинице «Отважный суслик», я многое понял.

Во-первых, все мои планы пожить светской жизнью, сходить в театр или во дворец общественных зрелищ, да хотя бы погулять по городу в часы, когда там не особенно людно – все эти планы пошли прахом.

Во-вторых, к вечеру я серьезно стал подумывать о бегстве. То есть о том, чтобы незаметно покинуть гостиницу и город; когда в дверь моего номера постучался двадцать девятый посетитель, я, не долго думая, обернулся толстой горничной и, поигрывая тряпкой, сообщил визитеру, что господин Хорт зи Табор изволили пойти прогуляться. А затем – пока неудачник спускался по лестнице – быстро высунулся из окна и накинул на фасад гостиницы тоненький отворотный флер.

Некоторое время после этого я имел возможность наблюдать, как под самым моим окном бродят потерявшиеся визитеры. Как спрашивают у прохожих о гостинице «Отважный суслик», а прохожие вертят недоуменно головой и посылают гостей в разные стороны, как гости глядят на меня, по пояс высунувшегося из окна – и не видят, не видят в упор…

Глиняная фигурка лежала на столе, над ней кружилась одинокая комнатная муха.

Ко мне приходила женщина, у которой убили мужа. Старушка, у которой ночные грабители вырезали всю семью; заплаканная служанка, которую изнасиловал собственный хозяин. Многие визитеры скорбели не только о собственных потерях – так я узнал о неправедном судье, за взятку оправдывавшем убийц и посылавшем на плаху невинных, о спесивом аристократе, который развлекался псовой охотой на людей; тощий как щепка крестьянин рассказал о судьбе своей деревни – какой-то бесчестный воротила скупил у продажного старосты общинные земли, поставив почти сотню семей на грань голода и разорения. Все приходившие ко мне рассказывали – со слезами или подчеркнуто отстраненно – о своих бедах и о виновниках этих бед, и даже мне, человеку в общем-то черствому, становилось все более кисло.

Флер над фасадом «Отважного суслика» продержался почти час. Город плавал в теплых сумерках; не дожидаясь, пока моя маскировка опадет, я снова обернулся толстой некрасивой женщиной, положил ключи от номера в карман передника и спустился в холл. Хозяйская дочка, дежурившая за конторкой, вылупила на меня круглые голубые глазищи; я не удержался и показал ей язык.

– …Госпожа, вы не подскажете, как найти гостиницу «Отважный суслик»?

Спрашивал юноша лет семнадцати, тощий, хорошо одетый и очень несчастный с виду.

– На что вам? – спросил я. Голос у моей личины оказался визгливый, напоминающий почему-то о дохлой рыбе.

– Мне надо… – он запнулся. Посмотрел на меня, то есть на толстую некрасивую личину, исподлобья: – А… вам-то что за дело?

– Нету здесь никакого суслика, – сказал(а) я сварливо. – Был, да весь вышел.

Юноша отошел прочь; по-видимому, он не поверил скверной женщине, в которую я обернулся, и намеревался продолжить поиски.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5