Великая игра (№3) - Будущее неопределенное

– Тьфу! – возмутился Д’вард. – Играть в вашу Игру? Да у Зэца больше маны, чем у вас! Возможно, у него больше сил, чем у всего Пентатеона, вместе взятого! Что, если ему захочется побыть Висеком? Он убьет вас и займет ваше место! Как вам понравится такой ход? Или вам уже все равно?

Жуткая, вонючая комната поплыла у Доша перед глазами. Кровь барабанным боем пульсировала в ушах. Эти говорящие мумии не могут быть богами, значит, Д’вард все это время говорил правду и боги – всего лишь смертные фокусники, сумевшие растянуть свои жизни на несчетные столетия. Пауки, запутавшиеся в собственной паутине, умирающие от скуки! Все, во что он верил до сих пор, оказалось совершенной ложью, преступным вздором. Его живот свело судорогой.

Женщина первой отреагировала на колкости Д’варда, хотя неохотно. Она посмотрела на него.

– Ты богохульствуешь, оскорбляя Висека.

– Но это правда! Поговорите с Карзоном, или с Эльтианой, или с Астиной! Черт, да поговорите хоть с сумасшедшим Тионом, если доверяете ему! Люди погибают каждую ночь, чтобы Зэц мог сосать ману из их смертей. Прилис говорил мне, что это Висек три тысячи лет назад запретил по всем Вейлам человеческие жертвоприношения. Так это были вы или кто-то из ваших предшественников?

– Кажется, это были мы, – пробормотал мужчина, в первый раз выказав слабые признаки хоть какого-то интереса. – Не так ли, дорогая?

– Значит, Зэц нарушил ваш запрет! – фыркнул Д’вард. – Он – зло, смерть и опасность для вас. Пророчество…

– Мы – бог пророчества. Помимо всего прочего.

– Другие тоже пророчествуют. Пророчество гласит, что я принесу смерть Смерти. Если тот, кто зовет себя Зэцем, станет Висеком, он не будет больше Смертью и окажется в безопасности, верно?

– Богохульство! – взвизгнула женщина. Оба смотрели теперь на Д’варда. Оба выказывали теперь признаки злости или по меньшей мере неодобрения.

– Астина может подтвердить то, что я говорю.

– Надо побеседовать как-нибудь с Астиной, дорогая, – пробормотал мужчина.

– Да, милый, надо.

Ну да, раскачаются они, как же.

Д’вард стукнул кулаками по бедрам.

– Я прошу у вас только того, что обещала мне Астина: во-первых, защитить меня от Жнецов в своих владениях, во-вторых, приказать своим жрецам, чтобы те удерживали власти от…

– Нет, – отрезал мужчина и снова закрыл глаза.

Женщина хихикнула и проскрипела:

– Если ты не можешь сам себя защитить от этого, как ты надеешься одолеть бога?

– Но на это уйдет мана! Вы же понимаете, чем больше я наберу, тем быстрее я смогу набрать еще. Мне нужна помощь, чтобы построить…

– Революцию? – Мужчина зевнул. – Не выйдет. Мы построили все слишком крепко.

Д’вард ругнулся себе под нос незнакомыми Дошу словами.

– Никому еще не удавалось проповедовать смуту больше чем в двух вейлах одновременно, так утверждает Прилис.

Женщина беззвучно пошевелила губами.

– Это правда.

– Я иду уже по четвертому! Я продержался почти месяц. Я что-то новое, слышите? Что-то такое, чего вы еще не видели! Я предсказан цепью пророчеств, цепью, которую Зэцу не удалось порвать на протяжении тридцати лет, как бы он ни пытался. Если вы не хотите охранять меня в Ниолвейле, будете ли вы по крайней мере смотреть на мои усилия? Будете ли вы следить за тем, как далеко я зайду, где и как погибну?

С медлительностью ледника мужчина поднял руку и почесал бороду ногтями, напоминавшими маленькие костяные наконечники стрел.

– Это может быть и забавно, – решил он.

– Мы уже тысячу лет не видели ничего нового, – пробормотала женщина.

Д’вард глубоко вздохнул, словно одержал победу.

– Астина обещала мне еще одну вещь. Если я смогу продержаться достаточно, чтобы сразиться с Зэцем на его узле, она одолжит мне немного маны для последнего…

– Ох нет! – буркнула женщина и на этот раз действительно заерзала в своем кресле. – Как мы можем быть уверены, что ты вернешь ее? Ты говоришь, что Зэц опасен для нас, но, если ты победишь, ты будешь еще сильнее, чем он.

– Даю вам свое честное слово, что…

– Драконий навоз!.. – Ее прозрачные глаза перебежали с Освободителя на Доша и, казалось, ожили. – Это еще кто? – завизжала она. – Ты привел в наше святилище смертного?

Мужчина распрямился в кресле, чтобы посмотреть на Доша, и его одежды рассыпались в пыль.

– Уходи! – прошептал Д’вард, не оборачиваясь. – Беги!

Дош повернулся и стрелой вылетел из комнаты.

27

В полнейшей панике искал он дорогу сквозь темноту, отлетая рикошетом от мебели, натыкаясь на высокие урны, кувыркаясь через сундуки, роняя вазы и кубки, огромные канделябры и боевые доспехи. За его спиной разлетались по полу осколки, и бегство его, должно быть, со стороны напоминало землетрясение. Он не имел ни малейшего представления о том, какую дверь он должен найти, где она и сможет ли он открыть ее, если все-таки найдет. Однако двери не оказалось – он вылетел на лунный свет и кувырком покатился по ступенькам.

На этом злоключения его не кончились. Судя по всему, злостное вторжение каких-то проходимцев в святая святых не осталось незамеченным, и весь персонал храма в полном составе собрался молить Висека о прощении. По меньшей мере сорок жрецов и жриц в белых облачениях стояли на коленях, распевая покаянную песнь. Дош свалился на перепуганных служителей снежной лавиной, сбив с ног чуть ли не половину из них, прежде чем смог остановиться.

Над его головой вращалась в небе зеленая луна в сопровождении огненных языков и звезд – столько он еще никогда не видел. Трое или четверо мужчин навалились на него сверху, хотя он и без этого не смог бы сесть, не говоря о том, чтобы бежать.

Пение сменилось криками. Порядок или по крайней мере подобие его был быстро восстановлен.

Дош обнаружил себя лежащим на полу с прижатыми к земле руками и ногами. Из разбитого носа шла кровь. В голове гудело. По всему телу разлилась какая-то противная слабость. Он обвел взглядом круг разъяренных лиц. Несколько человек пытались говорить разом, пока какой-то пожилой тип не взял допрос в свои руки.

– Где твой помощник? – визгливым голосом спросил он. Он стоял меж раздвинутых в стороны ног Доша, и по виду его можно было предположить, что он вполне способен двинуть ногой в случае нежелательного ответа.

Дош облизнул губы, залитые сочившейся из носа кровью. Левая лодыжка отчаянно болела.

– Как это «где»? У святого Висека, конечно!

Старик явно колебался, бить или нет.

Несчастному Дошу приходилось попадать в переплет и раньше, но чтоб так – никогда. Насколько мог, он принял самоуверенный вид – что в сложившейся ситуации было не так-то просто.

– Он скоро будет. Вы всегда так встречаете гостей Великого?

Как ни странно, это подействовало; по крайней мере старик так и не двинул ногой, что в настоящий момент было важнее всего. Он нахмурился и отступил на пару шагов.

– Поднимите его!

Руки, державшие его, разжались. Его рывком поставили на пол. Голова закружилась, и острая боль пронзила лодыжку. Он пошатнулся, но его удержали, и он остался стоять на одной ноге, борясь с волнами тошноты.

– Кто ты?

Хороший вопрос; жаль только, удобоваримого ответа на него не находилось. «Тион» – никто не посмеет оспаривать право одного бога заглянуть поболтать к другому, однако вряд ли бог свалится с лестницы или будет бояться перенести вес на левую ногу.

«Друг Освободителя» – другая возможность. Это была чистая правда, но она могла привести к совершенно нежелательным последствиям.

– Я не волен отвечать, – выдавил Дош.

Кто-то ударил его, и храм снова поплыл по кругу. На этот раз его вырвало, что по крайней мере заставило старшего жреца отступить и повременить с продолжением допроса.

Но ненадолго.

– Стража! – взвизгнул старик, почти заикаясь от ярости.

Круг жрецов и жриц расступился, пропуская отряд вооруженных мужчин; лунный свет играл на клинках, броне и в их глазах рептилий.

– Допросите этого преступника! – махнул рукой старший жрец. – Я хочу знать, кто он и что он делает. Выбейте из него правду!

Пышно разряженный стражник неуверенно огляделся по сторонам.

– Прямо здесь, ваше преподобие?

– Да, здесь! Сейчас же!

Жрецов, удерживавших Доша за руки, сменили солдаты, и он приготовился к худшему. Ох, бедный, бедный Дош!

– Что вы делаете? – раздался знакомый голос. Перепрыгивая через ступеньки, к ним спускался Д’вард. – Отпустите этого человека!

На нем не было ничего, кроме набедренной повязки крестьянина, но голос его звучал громче боевого рога. Толпа расступилась; мужчины, женщины и даже солдаты попятились от него. Дош пошатнулся, но устоял на одной ноге.

Голубые глаза гипнотизировали собравшихся.

– Отойдите! – Все отступили еще на шаг. – Дальше! – Свободное пространство расширилось. Д’вард повернулся к Дошу и скривился от увиденного. Он протянул руку и дотронулся до расквашенного носа. Боль стихла немедленно. Дош вытер кровь рукой.

– Что с твоей ногой?

Дош уже чувствовал себя лучше. Возможно, передышка была лишь временной, но каждая минута, отдалявшая допрос, уже радовала.

– Сломал лодыжку. – Он надеялся, что это только растяжение, но не хотел вдаваться в подробности.

– Кто ты? – Верховный Жрец с трудом пришел в себя.

Д’вард повернулся и долго смотрел на него в упор.

– Кто, говоришь, у вас бог пророчеств?

Старик презрительно дернул губой.

– Ваатун – аватара святого Висека.

– А я Д’вард Освободитель, предсказанный пророчеством.

– Еретик? – Визг поднялся до опасной частоты.

Не удостоив его ответом, Д’вард опустился на колено и взялся руками за лодыжку Доша. Его пальцы казались холодными как лед. Он поставил ногу Доша на пол.

– Попробуй.

Дош перенес вес на левую ногу, и ничего не случилось.

– Уже хорошо, – спокойно проговорил он. – Спасибо. – Должно быть, он ударился головой сильнее, чем думал, ибо этого, конечно, не могло быть на самом деле. С другой стороны, жрецы – все до единого – замерли разинув рот.

Д’вард встал и смерил их взглядом, каким гордая хозяйка смотрит на тараканов в своей кладовке. Он был выше их всех.

– Я Освободитель. У меня с Висеком дела, которые вас не касаются. Предсказано, что я принесу смерть Смерти. И написано: «Увечья, и болезни, и смерть саму уберет он от нас. О, возрадуйтесь!»

Колени Верховного Жреца задрожали, однако стоявший рядом с ним человек помладше поймал его за локоть и не дал упасть.

– Но Освободитель проповедует злостную ересь против святых Богов!

Д’вард презрительно посмотрел на него:

– Ты часто слышал проповеди Освободителя?

– Я не позволю его лжи осквернять мой слух!

– Так пусть дела его отворят глаза твои! «Возрадуйтесь!» – гласит пророчество. Ты видел чудо. Что еще нужно, чтобы спасти тебя от ошибок и невежества? Говорю тебе: возрадуйся!

Мужчина посмотрел на нос Доша, потом на его лодыжку и рухнул на колени. Верховный Жрец, кряхтя, последовал его примеру, а за ним и все остальные. Бронзовые шлемы и белые тюрбаны уткнулись в пол. Да, вот это было зрелище!

– Радуйтесь! – фыркнул Д’вард. – Радуйтесь, пока не встанет солнце, чтобы согреть ваши холодные, полные неверия сердца. – Он подтолкнул Доша и затрусил к выходу.

Странное дело, но никто не пытался задержать их. Солдаты и жрецы простерлись ниц, и самый злостный еретик Вейлов гордо проследовал мимо них, а с ним и его спутник.

– Знаешь, на этот раз все висело на волоске, – как бы невзначай проговорил Д’вард, сбегая по ступеням.

– Не одни жрецы страдали неверием. – Глаза Доша тоже открылись этой ночью. – Я был глупцом! – всхлипнул он. – Боже, прости меня!

– Не бери в голову! Бежать можешь? У меня не осталось ни капли! Нам придется полагаться только на собственные ноги. Так можешь бежать?

– Да, господин.

– Умница. Тогда давай, пока они не передумали.

Они бежали. Обратный путь показался им в тысячу раз длиннее. Затмение началось. Трумб клонился к западу – черная луна на фоне полного звезд неба. Только холодное голубое сияние Иш заливало дорогу. Дошу стоило бы теперь остерегаться Жнецов, но ему было не до таких мелочей. Наконец затмение кончилось, небо затянуло тучами, и пошел дождь, который еще сильнее замедлил их бег.

Его терзали разом раскаяние и злоба. Какой же он слепец! Он знал Д’варда уже не первый год и понял, что он Освободитель, раньше, чем кто-либо другой. Он видел, как тот творит чудеса; конечно, тогда это были не слишком явные чудеса, которые можно было списать на случайность или везение, но могло хватить и их. Нехватка нравственности не слишком беспокоила его, но ему больно было сознавать себя глупцом. За последнюю неделю он слышал с дюжину проповедей Д’варда, но позволял словам скользить мимо сознания – так вода скользит по свечному воску. Теперь он пытался вспомнить все эти слова хотя бы для того, чтобы знать, сколько он потерял.

Но кто же тогда Д’вард? Посланец богов или сам бог? Ведь только бог может исцелить сломанную лодыжку. Но Д’вард отрицает богов. Есть только один бог, говорил он, бог Неделимый. Нет, загадка слишком сложна, чтобы пытаться решить ее в эту холодную, сырую ночь, на бегу, оскальзываясь на грязи. Усталость мешала ему думать, и в конце концов он плюнул на все и заспешил вперед, стараясь не потерять из виду спину Д’варда, бледным пятном мелькавшую в темноте.

В первый же раз, когда они задержались у ручья напиться, он, даже не смыв остатки высохшей крови с лица, попытался просить Освободителя о прощении и наставлении.

– Не думай об этом сейчас, – сказал Д’вард. – Будет еще время все прояснить. Как твои синяки?

Тянулись часы. Дош начал оступаться все чаще и чаще. Каждый раз Д’вард слышал, как смолкало шлепанье его ног по грязи, возвращался, помогал ему, перемазанному грязью с головы до ног, встать и заставлял его бежать дальше. А потом даже Д’вард начал выбиваться из сил, ибо тоже падал все чаще и чаще. Дождь превратился в ливень.

Они укрылись под мостом в том месте, где дорога некоторое время тянулась прямо по насыпи через болота. Время от времени дорога взбегала на деревянные мосты, пропуская под собой ручьи, однако вода в это время года стояла низко, обнажая песчаное ложе. Они залезли под поросшие зеленым мхом бревна и, блаженно кряхтя, вытянули усталые ноги. Дождь барабанил по доскам всего в нескольких дюймах над ними, но до них не доставал.

Почти не доставал. Дош отодвинулся от просочившейся струйки.

– Поспи немного, – пробормотал Д’вард.

– Неделю или две?

– Лучше уж одну. Когда Прат’ан проснется и обнаружит, что меня еще нет, он мне шею свернет.

С минуту Дош озадаченно думал над этим, потом до него дошло, что это звучит забавно, и он сам удивился своему смеху.

– М-м? – не понял Д’вард. – Ох да, свернет, конечно, когда я вернусь. Ничего, он справится как-нибудь без меня, верно? Понимаешь, сегодня нам как раз предстоит долгий переход.

– Так отложи его, – посоветовал Дош. Освободитель говорил Висеку, что переходит с узла на узел. Интересно, что это за узлы такие? – Отдохни сегодня, пройдешь завтра.

Д’вард начал бормотать что-то про надвигающуюся зиму и проблемы с едой в случае, если Свободные задерживаются на одном месте, но его голос уже доносился до Доша откуда-то издалека…

– Осторожно! – Чья-то рука поймала голову Доша как раз вовремя, чтобы не дать ей врезаться в балку.

Дош встревоженно щурился спросонок, пытаясь сообразить, где он, почему ему так омерзительно холодно и что за болван брызгает на него водой. Потом он услышал шум и понял, что это бревна над головой, сотрясаясь, стряхивают на него влагу. Вода рядом с мостом отсвечивала зеленым лунным светом, значит, они проспали совсем немного. Час, максимум два. Дождь прекратился.

– Что?

– Солдаты!

По мосту цокали копыта. Много копыт.

Дош приподнялся на локте, чтобы взглянуть поверх своего спутника на тени на водной глади. Он увидел очертания улан верхом на моа. Они спешили на запад. Он посмотрел на Д’варда – от него виднелись только поблескивающие в темноте глаза – и спросил:

– Они за нами?

– Думаю, не только за нами. За всеми Свободными. Нам надо переждать, а потом вернуться и попробовать срезать по тому берегу озера.

– Нет, – возразил Дош. – Стоит им сойти с моста, и они поедут намного быстрее. Нам не успеть раньше них, каким бы путем мы ни пошли.

Д’вард тихонько застонал.

– Возможно, ты прав.

Арьергард прошел, и шум стих.

Зачем идти дальше? Если ниолийская кавалерия выступила против Свободных, все, что застанет Освободитель, вернувшись в лагерь, – это только арестованных или убитых последователей. Впрочем, Д’вард все равно вернется. Уговаривать его бежать и скрываться – пустая трата времени. А если он вернется, он, возможно, совершит еще одно чудо, даже без помощи Ирепит. Он же Освободитель.

Дош припомнил времена своей службы у Тариона, командующего нагианской кавалерией. Что ж, может, и не все так плохо? До рассвета солдаты станут на бивуак, чтобы дать отдохнуть моа. Возможно, они с Д’вардом и успеют вернуться в лагерь.

Это казалось невозможным. Это и было невозможно – два изможденных человека на сбитых в кровь ногах не могут обогнать отряд верховых улан. Но они сделали это.

С рассветом, окрасившим далекие склоны Ниолволла в розовый цвет, они миновали поле, на котором паслись стреноженные моа и грелись у походных костров люди. Королевские уланы не проявили интереса к двум крестьянам, спешившим куда-то пешком, и не стали задерживать их. Как только поле скрылось за поворотом дороги, Д’вард ускорил бег. Каким-то образом Дош ухитрялся не отставать, даже несмотря на то что ноги у него были короче.

Лагерь Свободных был организован гораздо хуже и занимал гораздо больше места, чем лагерь королевских улан. Паломники уже проснулись, и большая часть их собралась на берегу реки, умываясь, собирая постель – у кого она была, конечно, – распевая гимны или подъедая то, что осталось от вчерашнего ужина. Мало кто из них обратил внимание на двух оборванных, перепачканных грязью молодых людей, которые плелись по раскисшей дороге, и уж точно никто не узнал в одном из них своего предводителя.

По ту сторону дороги, на склоне, где рядом со скалой-кафедрой стоял шатер Освободителя, суетились, как растревоженные муравьи, воины Сотни; похоже было, что они ищут тела. Прат’ан первым узнал приближавшихся. Здоровяк закричал и большими прыжками понесся им навстречу. Казалось, он готов был заплакать от радости и одновременно пронзить Доша копьем за похищение Освободителя. Остальные воины бежали следом. Дош устало плюхнулся на траву.

Д’вард остался на ногах, хоть его и шатало от усталости.

– Воды, пожалуйста, и еды, если есть. Мне надо умыться и переодеться. Объявите, что я не буду читать проповедь сегодня утром, и ведите их дальше. Нам, похоже, грозят неприятности.

Блеснули зубы.

– Что, мы можем вострить копья? – спросил Гопенум.

– Да. Да, вы можете вострить свои копья. И боюсь, они могут окраситься кровью еще до заката. Очень скоро здесь будет отряд улан. – Д’вард устало потер глаза. – Нам нельзя лежать здесь, как рыба на мелководье. Заставьте всех идти. – Он махнул рукой.

Тропа, на которую он показывал, пересекала реку вброд и вилась дальше по болотистой, поросшей осокой равнине.

– Там не проехать верхом на моа! – заметил Прат’ан чуть разочарованно.

– И не атакуешь больше чем по трое в ряд! – весело крикнул Тьелан Торговец, оказавшийся куда сообразительнее, чем можно было представить там, в Нагвейле. – Хочешь, чтобы мы остановили их, Освободитель? Чтобы мы удержали тропу?

– Нет. Я хочу, чтобы мы пошли перед толпой. Или столько нас, сколько возможно. – Д’вард повернулся и заковылял к шатру. Прат’ан выкрикнул распоряжения и последовал за ним.

Оказавшись вдруг один, Дош вытянулся на траве. Последний, самый жуткий час он вообще был не в силах думать. Он почти забыл про улан. Теперь он вернулся. Освободитель вернулся, и ниолинская кавалерия наверняка тоже скоро пожалует в гости.

Ему нужно было спуститься к реке и умыться, но он сомневался, что сможет сделать еще хоть шаг. Он лучше свернется на траве там, где лежит, и будет надеяться, что уланы не заметят его или по крайней мере не станут будить перед тем, как изрубят на куски. Громкий звон… Он заставил себя открыть глаза. Прат’ан Горшечник небольшой горой возвышался над ним, тряся сумкой и улыбаясь, как камноед.

– Хочешь забрать обратно?

Рот у Доша словно песком набили.

– Не особенно. Подержи пока у себя. Я не в состоянии сейчас хранить это как положено.

Здоровяк ухмыльнулся и протянул ему краюху хлеба размером с два своих кулачища.

– Как тогда насчет этого?

Дош вдруг ощутил чудовищный голод. Он приподнялся на локте.

– Это уже интереснее!

– Сыр? Пикули? Копченую рыбу?

Боясь захлебнуться собственной слюной, Дош поспешно сел.

– Брат Прат’ан, воистину ты заслужил себе место среди звезд. – Он жадно впился зубами в хлеб. – Я хотел сказать, ты навеки соединишься с Истинным Богом, – поправился он с набитым ртом.

Его собеседник одобрительно улыбнулся такому проявлению веры.

Д’вард уже спускался к реке в окружении воинов из Сотни, издалека заметный в своей серой хламиде с капюшоном. Около ста Свободных уже перешли брод и углубились в болота. Все остальные пойдут за Освободителем. Придут уланы, и все – конец. Дош пришпорил свой усталый мозг; он почти нащупал ответ, когда Прат’ан, хмурясь, сам задал ему вопрос:

– Солдаты придут сюда, и что тогда?

Ясно было, что он хочет сказать: «Обычно Д’вард не прячется за своих друзей».

– Они используют множество понятий из военного жаргона, – ответил Дош, не прекращая жевать. – Технические термины для пронзания, расчленения, половых сношений в извращенной форме и многого другого, чего богобоязненные люди вроде тебя не знают. Они не посмеют пройти несколько миль по узкой тропе, по обеим сторонам которой болото и полно укрытий для лучников и людей с копьями, не говоря уже о тысяче мешающихся под ногами паломников. Если они все же попытаются, паломники просто попрыгают в воду и убегут.

Прат’ан расплылся в хищной улыбке.

– Значит, им придется огибать болото дальней дорогой и ждать нас на той стороне?

– Возможно. – Дош застонал и попытался встать.

Прат’ан протянул ему руку, потом поднял копье.

– Возьми это. У тебя ноги – сплошная рана. Когда спустимся к реке, я помогу тебе промыть их. Оберни пока чем-нибудь.

Дош пробормотал что-то в знак благодарности. Ощущая боль в каждой мышце, каждом суставе, он заковылял вниз, опираясь на копье. И переход предстоит долгий, Д’вард говорил…

– Еда? Можешь организовать еду? Кому-то придется пойти вперед и купить… сколько у нас там денег?.. Я готов, брат, – сказал он, преодолевая стыд. – Мне нужна помощь. – Он не может подвести Д’варда, но если он чего и не умел, так это просить о помощи.

– Конечно. Вот только посмотрю, что у тебя с ногами.

Благодарить тоже было не в привычках Доша, но он честно попробовал.

Они подошли к броду.

– Раз уж нам все равно идти через реку, брат Прат’ан, не проделаешь ли ты со мной эти водяные штуки, ну, которые вы делаете с обращенными? – Вместо ответа он получил хлопок по спине и едва удержался на ногах. Здоровяк довольно засмеялся.

– Я думаю, Д’вард будет рад сам крестить тебя в нашу веру, Дош.

– Ему все равно, а мне, пожалуй, хотелось бы получить крещение от тебя.

– Почту за честь! Ты… ты не расскажешь хоть немного?

– Немного? О чем? – Тут Дош заметил в темных глазах нагианца жгучее любопытство. – Ах, об этом? Мы были в Ниоле, в храме. Он объявил, кто он, но они даже не пытались задержать его. Они не посмели! Чудные дела… – С чего начать? – Я видел Висека! Не бога, а две дряхлых мумии. Ох, Прат’ан, он прав! Все, что он говорит, – правда! Я был так не прав, а вы все – правы. Вы верили, а я нет. Я тоже верю теперь. Что за дурак я был, что за дурак!

Горшечник рассмеялся и сжал его плечо.

– Я спрашивал Д’варда о тебе несколько дней назад. Он сказал, чем больше мозгов, тем больше доказательств им нужно, и чтобы я не лез не в свое дело.

– Чем больше дурак, тем больше доказательств, ты хочешь сказать?

– Верно. Только Д’вард так не говорил.

Они посмотрели друг на друга и улыбнулись. А потом оба рассмеялись вместе.

28

Джулиан с Урсулой прибыли в Носоквейл накануне вечером только для того, чтобы узнать: Освободитель уже прошел здесь. Они поспешили по его следам через Тадрилпасс и теперь спускались в Ниолвейл.

Когда Джулиан с час назад впервые увидел Ниовейл, долина произвела на него большое впечатление. Во-первых, она была гораздо больше тех долин Соседства, которые он уже успел повидать; окружающие ее горы раздвигались далеко в стороны и исчезали за горизонтом. Во-вторых, она отличалась исключительной плодородностью. Голые каменистые склоны Ниолслоупа резко сменялись буйной симфонией зелени и серебра. Далеко на севере белели жемчужинами на утреннем солнце маленькие деревушки, а чуть раньше, с горы, он разглядел город – по словам Т’лина, сам Ниол. Южнее лежали озера, болота и реки, и только редкие островки были возделаны человеком.

Однако теперь география интересовала его куда меньше, чем демография. Сколько народа собралось вон в той толпе? Никак не меньше батальона, прикинул он; роты три наберется точно – скажем, человек семьсот или восемьсот. Авангард уже почти скрылся из вида, углубившись в болота по узкой, извилистой тропе.

Драконы не любят перемещаться вплотную друг к другу, так что разговаривать можно было только на коротких остановках. Когда до равнинной дороги оставалось еще около тысячи футов спуска, Т’лин выкрикнул: «Заппан!», и Звездный Луч послушно остановился. Остальные драконы, отдуваясь и порыгивая, сгрудились вокруг него, глядя друг на друга и на своих седоков умными, ясными как самоцветы глазами.

– Драконы не любят воду, – пробормотал Т’лин, хмуро почесывая рыжую бороду.

– Ну и что из этого? Можно не сомневаться, что это и есть компания Тайки Кисстера, вон та.

– Да, Святой Каптаан. Я никогда еще не видел подобного сборища. Это они.

– Но толпа больше, чем в Джоалвейле?

– О, во много раз, ваше святейшество.

– Куда это они все? – Голос у Урсулы был угрюмый, а вид – и того пуще.

– Дорога с Тадрилпасса раздваивается здесь, ваше святейшество. Вот эта ведет в Ниол. Другая, кажется, в Шуджуби. Должно быть, по ней ближе до Лоспасса, в Юргвейл… Не знаю точно. Я бывал в Шуджуби, но никогда не ехал этой дорогой. Драконы не любят воды.

– Мошкары там… – беззаботно протянул Джулиан. Он не понимал, с чего это Урсула вдруг так резко скисла. Совсем недавно, в палатке перед завтраком, она была очень даже игрива, он, помнится, еще подумал тогда, что ее настроение всегда удивительно быстро передается ему. Может, она завидует, что Эдвард смог так быстро набрать столько последователей? Но это просто глупо с ее стороны. Чертовски приятное зрелище, да и сил у него будет больше!

– Экзетер должен идти впереди, – мрачно проговорила она.

– Пророк всегда во главе своих избранников. Уж Эдвард – точно. Что говорить, давайте-ка спустимся и посмотрим сами.

Т’лин закатил глаза, вцепился в бороду обеими руками и застонал:

– Драконы не любят воды!

– О! – Джулиан начал понемногу проникаться общим настроением. – Вы хотите сказать, нам стоило явиться сюда чуть раньше и отрезать его от воды?

Урсула испепелила его взглядом.

– Блестящее предложение! – Она повернулась и окинула взглядом склоны Ниолслоупа, потом снова обратилась к Т’лину: – Что такое эта твоя Шуджуби?

– Просто деревня, ваше святейшество. – Т’лин немного подумал и добавил:

– Там сохранились развалины храма, наполовину в песке.

Урсула молча кивнула. Джулиан не сомневался, что она думает: «Узел!» Если Экзетер собирает ману во время проповедей, он наверняка старается делать это по возможности на узлах.

– Мы можем срезать через холмы и выйти туда раньше него?

– Разумеется, ваше святейшество.

Это было разумное предложение, поскольку драконы хорошо чувствуют себя на пересеченной местности, в особенности на голых холмах, однако Джулиану осточертело сидеть целый день на спине какой-то бробдиньягской ящерицы, привязанному словно мешок с этими ихними дерьмоягодами, только и зная, что выкрикивая «Зайб!», «Варч!» или «Смотрите, что за вид!»

– Давайте пошлем Т’лина и его зверей по главной дороге. Что до меня, я вовсе не прочь прогуляться на своих двоих – для разнообразия.

– Пешком? – фыркнула Урсула. – Среди всего этого сброда? Ты останешься без кошелька, зато наберешь блох.

Джулиан отказывался сдаваться так просто.

– У меня нет кошелька. И потом, мы здесь затем, чтобы выяснить намерения Экзетера, ты не забыла? По-моему, чертовски хорошая идея – выяснить сперва, что говорят о нем участники его крестового похода.

Она надулась, явно не в состоянии опровергнуть его доводов. Чем дольше Джулиан обдумывал свою идею, тем больше она ему нравилась, но, конечно же, Урсула ни за что не пойдет на попятный и не согласится с ним. Ей просто не хотелось идти пешком, а Джулиану хотелось – так он вполне мог узнать, что затевает Экзетер. Конечно, может возникнуть проблема языка. Он до сих пор неважно говорил по-джоалийски, и уж конечно, так далеко от Рэндорвейла не найдется никого, говорящего по-рэндориански. Правда, он-то знал того, кто поможет ему с джоалийским.

Домми продолжал невозмутимо сидеть верхом на Голубом Камне, ожидая дальнейших распоряжений тайков. Он снял шапку, и его рыжие волосы сияли на солнце. Его лицо покраснело и покрылось капельками пота – ибо, кроме шапки, он не посмел больше ничего снять. Это напомнило Джулиану, что он и сам до сих пор закутан в меха и вот-вот растает. Он расстегнул седельный ремень и окликнул своего слугу: