Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Парадоксы и причуды филосемитизма и антисемитизма в России

ModernLib.Net / История / Дудаков Савелий / Парадоксы и причуды филосемитизма и антисемитизма в России - Чтение (стр. 44)
Автор: Дудаков Савелий
Жанр: История

 

 


Всякая, самая невероятная на первый взгляд комбинация может еще осуществиться. Если бы кто-нибудь хотел держать тысячу против одного за такой примерно порядок призеров: Маршалл, Алехин, Тарраш, Капабланка, Ласкер, то я, по крайней мере, без колебания принял бы это пари"27. Взглянув на таблицу этого турнира, мы можем обнаружить, что игроки в действительности расположились в обратном порядке приведенного списка, с незначительной перестановкой мест Алехина и Тарраша. Видимо, этот результат чемпион мира считал наиболее справедливым. Но русское общество в целом болело за Капабланку. И вновь интересную статью опубликовал М. Меньшиков, который внимательно следил за перипетиями борьбы, оставаясь на стороне кубинца, притом страстно болея за Алехина: "Что поделаешь, – объясняет Меньшиков, – чувство русского патриотизма нынче властно звучит даже в сердцах бесстрастных шахматистов, подавляющее большинство которых Евреи.
      Они первенствуют в шахматном мире и количественно и качественно. За весьма редкими исключениями почти каждый шахматный маэстро – прямой потомок Авраама.
      Непобедимый Ласкер, Яновский, Рабинович, Рубинштейн, Нимцович – дети двенадцати колен Израилевых. Представители остальных наций допущены здесь самою судьбою не более чем в пятипроцентной норме. Израиль на шахматном поле нашел свое возмездие за тот ущерб, который он претерпевает на некоторых других поприщах. Некоторые так и объясняют обилие Евреев среди шахматистов тем, что куда же им деться, если их не пускают ни в военные доктора, ни в чиновники, ни в офицеры. Однако же и в тех странах, где никаких ограничений для Евреев не существует, шахматное поле остается за ними. И Ласкера, и Яновского загнала на их путь не черта оседлости, а внутреннее призвание. Очевидно, самая психология шахматной игры всего более соответствует национальным особенностям еврейского ума. Победа шахматиста всегда основана на
      точности расчета, – можно ли удивляться, что победителем чаще всего остается Еврей, привыкший за два тысячелетия своих скитаний и торговой профессии все считать, учитывать и рассчитывать? А среди нас, Русских, так мало хороших шахматистов не потому ли, что мы вообще и за пределами шахматного поля как-то не привыкли в чем бы то ни было руководствоваться строгим расчетом и не грешим излишней предусмотрительностью в жизни. Чигорин и Алехин – редкое исключение, только подтверждающее общее правило"28. Любопытно следить не только за мыслью Михаила Осиповича, но и за правописанием. Он нас отодвигает к половине прошлого века, пользуясь орфографией, когда, скажем, Ф. Булгарин слово "Жид" или "Еврей" всегда писал с прописной буквы. Собственно, прописная буква должна обозначать не одного еврея, а понятие "еврейство". Таковы слова-понятия Меньшикова "Ариец" или "Русский". Конечно, меняется коннотация. Обилие еврейских фамилий вызывает у ярого сторонника черты оседлости ассоциацию с пятипроцентной нормой.
      Действительно, в Петербургском турнире 1914 г.: из 11 участников – семь евреев и только один русский (из четырех представителей России) – невелик процент. Но в отношении своих сородичей Меньшиков не прав – русский гений дал несколько чемпионов мира и несколько претендентов на мировое первенство, и их вклад в развитие шахмат вполне ощутим. Единственный русский Чигорин – это немало к этому времени (1914). Он официально был первым претендентом на мировое первенство и сыграл два матча со Стейницем.
      Есть еще одна идея у Меньшикова – его убежденность, что евреи-шахматисты мало похожи на других своих соплеменников. Он внимателен, у Капабланки находит примесь негритянской крови. (Капабланка, как известно, был креол. Михаил Осипович был достаточно образован, чтобы подумать о возможности его марранского происхождения.) Вот его описание Ласкера: "Ласкер с пышною и густою шевелюрою, с острым профилем округленного лица, похож скорее на вдохновенного скрипача или виолончелиста, чем на шахматиста. В его фигуре так много вдохновения, что вероятно он умеет внести его даже в игру, основанную на расчете. Это поэт шахматного поля".
      Турнир окончен. И к огорчению публики, в том числе и Меньшикова, не так, как предполагалось. Титан победил! Украл победу у "арийца", хоть и с примесью негритянской крови, но "арийца", и – Меньшиков проговаривается: в следующем "Письме к ближним" он объединил две статьи: "Жизнь под солнцем" и "Расовая борьба".
      Первая посвящена текущим событиям, вызывающим ассоциации с новейшим временем: Дума и бюджет. Денег в казне нет и все живут старыми классическими рецептами: "заложить, продать, занять". Далее он пишет: "…чем глубже я вникаю в жизнь, тем для меня бесспорнее, что основным деятелем в каждой стране служит гений расы – главным образом гений правящего слоя. Если этот гений не глуп и трезв, то все в порядке: государственность делается деловитой, а с нею народ"^9. Затем – грустный анализ правящего слоя. Как принято у правых, тяготеющих к Германии, ссылка не только на расовые теории, но и на Бисмарка, упрекавшего славянство за "женственность". И это все накануне мировой катастрофы, до которой оставались недели. Но что делать с бюджетом, названным Михаилом Осиповичем шляхетским, расточительным, нетрезвым?
      Надо поклониться "жиду" с маленькой буквы или идти к тому же "Еврею" на поклон, под благовидным предлогом "привлечения иностранного капитала".
      Рядом с этим печальным анализом – маленькая статейка "Расовая теория". В ней в "женственности" обвиняется уже не только славянство, но и арийская раса. Как пример развенчивания "арийцев" выбран международный шахматный турнир, итоги которого лишь укрепили репутацию еврейства: «Деревянная корона в этой высокоинтеллектуальной области носится уже давно, чуть ли не полстолетия, представителями еврейского племени. Еврея Стейница напрасно покушался победить наш богатырь Чигорин. Нынешняя претензия молодого Испанца развенчать Еврея Ласкера тоже осталась тщетной. Это было прекрасное восстание арийской расы, имевшее в лице г. Капабланки все шансы на победу, но она окончилась самым странным, нелепым и тем более плачевным поражением. Может быть, потому, что у Евреев нет своего политического царства, – судьба предоставила им территорию шахматной доски, и здесь, пред "царем иудейским" г. Ласкером должны еще раз склониться все деревянные величества квадратных, разлинованных на клеточки королевств.
      Что ж греха таить? Вместе со всем Петербургом, всей Россией, всем арийским шахматным миром я был душой и сердцем за Капабланку, и не только потому, что он ариец, а его противник семит, а потому еще, что г. Капабланка молод, изящен, гениален и необыкновенно симпатичен, а д-р Ласкер человек с сединой в волосах и со стальной машинкой вместо сердца».
      Далее идет инсинуация против Ласкера, связанная с тяжелыми предварительными переговорами по поводу матча. Увы, крон-принц Рубинштейн был далеко не "жидом" (по определению Меньшикова), т. е. не обладал соответствующей практической хваткой. А вот "ариец" Капабланка, тот уж действительно – прагматик, шел к цели напролом и, в конце концов, сыграл желанный матч. Но это в будущем, а сейчас выпад против Ласкера, который не так безропотно идет на заклание: "Д-р Ласкер многих вооружил и возмутил против себя некорректною манерой вести кампанию против своего соперника не только на шахматном, но и на газетном поле. Чувствовалась попытка раздражить г. Капабланку, довести его молодую, впечатлительную натуру до состояния, близкого к потере равновесия. Этот прием, если он был в действительности (шахматный мир лучше об этом знает), не заслуживает оправдания.
      Что это, в самом деле, за турнир, когда два главных героя, два кандидата на мировую шахматную корону, не могут даже раскланяться друг с другом и пожать взаимно руку? В области искусства, как и рыцарского состязания, это недопустимо".
      На чьей стороне Меньшиков, ясно. Но что касается манеры вести газетную войну, то асом себя показал Капабланка. Спустя семь лет он загнал альтмейстера в угол, причем не последнюю роль в травле Ласкера сыграли "арийцы". Причины, по которым Ласкер капитулировал под газетным и иным давлением, он сам объяснил в книге "Мой матч с Капабланкой"30. "В шахматной прессе 1912-1914 годов довольно часто высказывается утверждение, что я ни разу не решился подвергнуть свое звание чемпиона мира серьезному испытанию и лишь этим удерживаю его". Более полную картину воспроизводит А.Н. Кобленц, лично общавшийся с "д-ром Фаустом": «Не последнюю роль в травле чемпиона мира приняли антисемитски настроенные шахматные круги»31. Уместно привести конец цитаты, относящейся ко времени меньшиковских упражнений: «любопытная деталь: просматривая шахматные отделы немецкой газеты "Rigasche Rundschau" нашел заметку редактора, выразившего свое "возмущение" тем, что в прессе Ласкера, победителя Петербургского турнира гроссмейстеров 1914 г., называли немецким шахматистом: "Какой же он немец, Ласкер – еврей". Эти же круги воспротивились матч-реваншу Ласкера с Капабланкой, на который он имел моральные права, в силу принятой традиции (он играл матч-реванш со Стейницем), и фактические права после своей грандиозной победы в Нью-Йорке в 1924 г.
      Капабланка этого шанса своему маститому сопернику не предоставил. За бесчестность шахматы мстят. "Усыпив" Капабланку, Алехин не только выиграл у него матч на первенство мира, но и не согласился играть с ним матч-реванш – нравоучительная история для современных шахматных божков. (В наше время право на матч-реванш было "украдено" у Ботвинника.) В послевоенные годы Ласкер жил в стесненных обстоятельствах. И даже сделал другой своей профессией карты: "Несколько человек поднялись из-за своих столиков и подошли к нам. Среди них прославленный шахматный экс-чемпион д-р Э. Ласкер. Оказалось, что он здесь ежевечерне играл в покер. В тот период он слыл крупнейшим арбитром по покеру, и покеристы всего мира считали его решение окончательным. Жилось ему в материальном отношении трудно, и этот "арбитраж" служил для него подспорьем»32. Увы, и здесь, на житейском поприще, Ласкер не сумел приспособиться. Не было у него "жидовского" таланта наживать деньгу.
      Но это в будущем, а сейчас Меньшиков мечет громы и молнии: "Благодаря плохому характеру г. Ласкера, в шахматном клубе образовались как бы две грозовые атмосферы: одна арийская, сочувственная г. Капабланке, другая – еврейская, более благоприятная д-ру Ласкеру. Спор, наконец, окончен. Презренные? очка – подумайте! – всего пол партии! – заставляют весь свет еще раз признать мировым величеством д-ра Ласкера. Честь ему за это и слава! Крайне неискренне и с болью в сердце мы вынуждены ему аплодировать". Меньшикову в буквальном смысле слова приходится утешаться забытой ссылкой русского по поводу предыдущего турнира и победы в нем евреев на их хитрость. Слово "зависть" Михаил Осипович забыл: «Единственным утешением служит то, что кроме бесцветных, хотя и сильных партий, обыкновенно "ничьих" с большими игроками, д-р Ласкер дал все-таки доказательство и действительно гениальной игры – какова его решительная партия с г. Капабланкой… ведь то удивительно, что д-р Ласкер играл в этот раз с сокрушающей, ничем не преодолимой силой. Бык очень сильное животное, но в объятиях удава у него начинают трещать кости, и несмотря на отчаянные усилия, он постепенно превращается в ком мяса.
      Таково впечатление от этой ужасной партии». Сравнение грубое, жестокое.
      Ничтожные пол-очка не означают для Меньшикова полного превосходства Ласкера над Капабланкой. Величие и красота таланта, по мнению Меньшикова, на стороне кубинца.
      И именно это влечение "арийца" к красоте в этот раз погубило юного претендента, как когда-то погубило Чигорина. Оставляя в стороне, кто гениальнее – это дело вкуса (для Ботвинника – Капабланка высшее проявление гениальности) – бросим взгляд на таблицу Петербургского турнира. Единственное поражение Ласкер потерпел от Осипа Бернштейна, находился в критическом положении против Зигберта Тарраша, с трудом спас пол-очка, сделал ничью с Ароном Нимцовичем. Зато какие изумительные победы он одержал над Алехиным в финале – обе они вошли в золотой фонд шахматного искусства. Два поражения Капабланке нанесли два еврея – Ласкер и Тарраш, а в последнем туре Алехин подарил очко своему тогдашнему другу Капабланке. На языке шахматистов это называется "сплавить" партию. А количество ничьих в игре Капабланки возрастут вплоть до признания ничейной смерти шахмат.
      Но это впереди. В прошлом же Михаил Иванович Чигорин с гневом писал о шахматных халтурщиках, перезжающих с турнира на турнир и делающих многочисленные короткие ничьи. На языке Чигорина эти ремесленники вполне справедливо назывались "бременскими музыкантами". Но и Чигорин, вопрошавший Макса Вейса, сколько он сделал ничьих в очередном турнире, забыл, что его матч с тем же Вейсом окончился четырьмя ничьими. И он сам объяснял отсутствие риска в этих партиях страхом потерять дележ первого приза. Оказывается, и "арийцы" могут быть практичными и умеют считать.
      И последнее: Михаил Осипович возвращается к любимой идее, что евреи-интеллектуалы внешне не похожи на евреев: "Имея редкий случай наблюдать сразу полдюжины гениальных Евреев, я всматривался в них особенно внимательно. И вот что меня поразило: они вовсе не похожи на Евреев. Для Евреев они совершенно не типичны.
      Ни одного между ними нет, о котором вы в толпе сразу и уверенно сказали бы: это Еврей. Чемпион мира д-р Ласкер гораздо больше похож на Итальянца, нежели на Еврея. У него что-то корсиканское, наполеоновское в лице, и никак не бердичевское или шкловское. Д-р Бернштейн – типичный француз, д-р Тарраш смахивает на Малороса или Баварца. Г. Нимцович – совсем Поляк, как и похожий немного на Надсона г. Яновский. Молодой г. Рубинштейн мог бы назваться Англичанином или любым Арийцем. Это в самом деле любопытная черта: как только Еврей выдается талантом, например, Антон Рубинштейн, он оказывается не Евреем – и по типу, и, вероятно, по крови. Невольно припоминается утверждение Чемберлена, что чистых семитов среди Евреев – 5 %, чистых же Арийцев – 10 %, остальное – помеси. Если верен этот намек (до обобщения тут, конечно, далеко), то что же это значит? Это значит, что в великой борьбе рас мы растрачиваем не только пожитки, но и таланты, а Евреи вместе с чужою кровью приобретают их"33.
      Idee fixe "объевреиванья" общества. Конечно, к началу XX в. интеллигентные круги Петербурга и, в чуть меньшей степени, Москвы были достаточно пронизаны еврейским элементом. Крещение и смешанные браки были явлением далеко нередким. Напомним, что массовые крещения кантонистов привели к заселению бывшими евреями крупных городов. Если все население обеих столиц России по переписи 1897 г. составляло всего-навсего 2 млн. 300 тысяч человек, то количество бывших евреев в интеллигентной среде составляло весомый процент. Произошла, как я называю, "австриизация" России. Суть ее состоит в том, что «эти восходящие слои в немалой степени формировались из еврейских семей и евреев-пришельцев с окраин империи. Не в последнюю очередь именно еврейские круги следует благодарить за то, что здесь привилась любовь к музыке, были оценены такие музыкальные гении, как Густав Малер, Арнольд Шёнберг, Альбан Берг, Антон фон Веберн, за расцвет изобразительного искусства – вспомните хотя бы культурную жизнь в доме Витгенштейнов. И все же в еврейской традиции господствовало слово. Сознательное развитие еврейского ребенка начиналось с Ветхого Завета и священных книг, об этом подробно пишет Манес Шпербер в "Божьем водоносе".
      У Меньшикова все принимает гипертрофированные формы. Так, в 1908 г. он разразился статьей в "Русском знамени" "Жид пришел", заимствовав название из знаменитой статьи "Нового времени" от 23 марта 1880 г. Поводом послужило чествование Ф.И. Шаляпина 24 ноября 1908 г. в связи с его гастролями в Петербурге. Среди публики было много евреев и наряду с русскими народными песнями знаменитый актер Николай Николаевич Ходотов исполнил популярную (до сих пор) песню на иврите "Хава нагила". Меньшиков с пеной у рта доказывал, что настоящая фамилия певца Ходотзон!34 Статья Меньшикова была замечена, и кадетский "День" ответил статьей, написанной Д.И. Заславским (под псевдонимом "Homunculus"), которая называлась "Равноправие на доске": "Евреи в России так угнетены, так исстрадались, такие терпят унижения, что, наверное, нуждаются в утешении, и кто из них хочет отдохнуть, хочет пожить хоть полчаса в атмосфере равноправия, пусть идет в шахматный клуб". Заславский иронизирует о наступившем времени мирового согласия: «Склонившись над евреем Ласкером, восторженно дышут ему в затылок свирепый юдофоб из "Голоса Руси" и елейно-подколодный Меньшиков». Далее идет знакомая картина с правом евреев на жительство: "Что, если бы в разгаре игры явился в клуб пристав и занялся бы проверкой документов у присутствующих евреев? Да Меньшиков ему бы горло перегрыз, да Меньшиков у себя на квартире устроил бы талантливого еврея-шахматиста, притворяющегося, будто он фармацевт". По поводу процентной нормы в шахматах фельетонист иронизирует: "Нет эллина и нет иудея для Меньшикова на шахматной доске, и это единственный уголок, где так блестяще разрешен национальный вопрос. Это сладкая истина, но опасная. Как бы все евреи поголовно не записались в шахматисты, и как бы не возникла новая религия…". Далее Заславский описывает фантастическую партию, игранную Меньшиковым против Ласкера. Дебют ее известен под именем "дебюта доктора Дубровина" – председателя Союза русского народа. Конец партии известен:
      Меньшиков, который играет, конечно, черными (черносотенцами), жульничает при поддержке "союзников" и сметает с доски белые фигуры еврея Ласкера35.
 

"ФЛОРО-ФАЙНОВСКИЙ СТИЛЬ" РОМАНОВСКОГО

 
      Прошло почти два десятилетия. В небытие ушла старая Россия. И на тему, интересующую Меньшикова, было наложено табу. Тем удивительнее, что идеи одной из теоретических статей 1937 г. Петра Арсеньевича Романовского поразительно совпадают с дореволюционными и с теми, которые были популярны в тогдашней Германии (правители Третьего рейха поощряли проведение турниров, объявив шахматы элементом арийской культуры). Статья П.А. Романовского «Некоторые творческие тенденции современности ("Технический" уклон)»36, конечно, не говорит о еврейских шахматах, заменяя это понятие эвфемизмом – "флоро-файновский стиль".
      Суть статьи сводилась к следующему:
      1. У шахматистов этого стиля доминирующее значение придается дебютной теории.
      2. Игра без создания в собственном лагере слабостей.
      3. Отрицание жертвы как элемента борьбы и, наоборот, принятие ее при невозможности технически ясно учесть силу компенсации: "Я лично… предпочитаю жертвовать чужие пешки, а не свои" (С. Флор).
      4. Придание исключительной значимости технической стороне борьбы и, следовательно, упорная тенденция к достижению результатов техническим путем.
      Это настолько упрощенный взгляд на современные шахматы, что он не выдерживает критики. Возьмем, например, "гения комбинаций" Алехина. Его знание дебютов давало ему неоспоримое превосходство над противниками: из дебюта он обычно выходил белыми с преимуществом и часто решающим, а черными он получал по крайней мере равенство. Это можно доказать статистически. Что касается техники, то как бы выглядел Алехин в матче с Капабланкой без оной? А вот другому "арийцу", Боголюбову, явно не хватало техники, и многие партии, доведенные им до выигрышного положения, например в первом матче с Алехиным, он не мог реализовать. Но бывало все. Да, Алехин любил атаковать, любил жертвовать, но играя с лучшими шахматистами мира, он, бывало, попадал в стесненные позиции и вел жесткую оборону. Целая глава в книге А. Котова об Алехине посвящена искусству защиты чемпиона мира. Одна из глав носит название "Чувство опасности" – иными словами – чувство безопасности, налагаемое как бремя вины на "евреев"37.
      Вероятно, статья Романовского имела и скрытого адресата – она метила в М.
      Ботвинника, возможно, это было в ней главным. (В своих воспоминаниях М.
      Ботвинник указал, что П.А. Романовский критиковал его за обилие ничьих в матче с Флором. Ботвинник напомнил Романовскому "творческие успехи" в матче с гроссмейстером Е. Боголюбовым: -5 +1=6): "Петр Арсеньевич… Вы тогда, видимо, правильно играли с творческой точки зрения"38. Позже М. Ботвинник ответил П.
      Романовскому в книге "Одиннадцатое всесоюзное шахматное первенство" в предисловии, в главе "Очередная задача советских мастеров", где отставание советских мастеров от западных он как раз и объясняет недостатком позиционной техники и, в качестве панацеи, предлагал издать сборник партий Флора. Ботвинник восхваляет технику не только Капабланки, Файна, Флора, но и Алехина: "Техника позиционной игры заметно шагнула вперед; одно время последнее слово в этой области было сказано Капабланкой. Кое-что добавил Алехин, с большим искусством проводил некоторые позиционные партии Файн… Но мне кажется, что особенно много было сделано Флором. Флор наряду с Капабланкой, пожалуй, наиболее тонкий позиционный шахматист… мне думается, что если бы в СССР был издан сборник лучших партий Флора, это принесло… большую пользу…"39 Сам же С.М. Флор ответил "уважаемому мною заслуженному мастеру П.А. Романовскому" в статье, опубликованной в газете "64" под названием "Еще о творческих тенденциях современности (Ответ на статью П.А. Романовского)", где Флор сетует на то, что его попросту обругали, и он желает лишь защитить свои шахматные воззрения. Далее он касается так называемой комбинационной игры: "У П.
      Романовского есть в статье одно серьезное обвинение, характерное для мышления идейных представителей так называемой чистой комбинационной школы". Сравнение мастеров прошлого – Морфи и Андерсена – с современными мастерами неправомочно, и считать их самыми крупными тактиками в истории шахмат трудно. Современные мастера выдвинули таланты не меньшей силы, чем Морфи. По словам Флора, ему легче рассчитать комбинацию в 10 ходов, чем найти единственный стратегический ход. Своим лучшим творческим достижением Флор считает 6-ю партию из матча против Ботвинника: изумительная борьба двух слонов против двух коней. И, конечно, современный мастер не так ограничен, как его представляет Романовский.
      Надо сказать, что слова Романовского не на шутку обидели Флора, ибо в комментариях к одной из своих партий он иронизирует: «Мастер И. Рабинович очень предупредительный противник. К радости заслуженного мастера П. Романовского, он дает мне возможность закончить партию в "творческом стиле". Следует комбинация несложная, но доставившая удовольствие зрителям»40. Последнее выражение – это почти слова Капабланки, брошенные им С. Тартаковеру на Лондонском турнире 1922 г.:
      "Доставим удовольствие галерке".
      В статье Романовского есть и неблагодарная футурология. Он считает, что Флору больше не достичь высот прошлых лет. Вероятно, этот же прогноз относился и к Р.
      Файну. Действительно, в 1938 г. Флор потерпел сокрушительное фиаско в Амстердаме, но сумел взять блестящий реванш в тренировочном турнире Ленинград – Москва 1939 г., где он занял чистое 1-е место выше С. Решевского, провалившегося Кереса и всех советских участников. Падение силы С. Флора в первую очередь связано с тяжелым положением в Чехословакии накануне пресловутого Мюнхена – он потерял Родину. Что же касается Р. Файна, то прогноз П. Романовского в отношении его оказался ошибочным: в Амстердаме он разделил 1-2-е места, а в двух советских турнирах в Москве и Ленинграде просто провел карательную экспедицию, легко завоевав 1-е место. А "фигура умолчания" – Михаил Моисеевич Ботвинник стал чемпионом мира. Но дело было не так просто.
      Начало полемики, вероятно, лежит в предисловии Я. Рохлина к книге "Первенство Ленинграда 1932 года". Он пишет о противопоставлении идей старой, как он называет "черноземной", школы с творчеством Ботвинника. Он пишет: "Некоторым скептикам творчество Ботвинника не совсем импонирует, а кое-кому из ветеранов его успехи все кажутся следствием объективного турнирного счастья… Надо сказать, что у нас еще достаточно распространен дилетантский взгляд, что глубина шахматного творчества оценивается преимущественно числом жертвенных комбинаций…
      М.М. Ботвинник в шахматном отношении рос на наших глазах. Бесспорно, в его игре имеются еще недостатки: например, заметна некоторая склонность к схематической трактовке ряда положений, он явно недолюбливает и избегает чересчур запутанных позиций; однако использовать эти недостатки практически очень трудно. Далее идет важнейший вывод: «Как тактик (и мы считаем необходимым подчеркнуть), Ботвинник не имеет себе равных в СССР. Вопрос только в том, какова глубина тактических комбинаций Ботвинника, по сравнению с другими советскими мастерами. Могучая плеяда старшего поколения, продолжателей "черноземного" искусства М.И. Чигорина – Романовский, Левенфиш, Богатырчук, Берлинский, – облекали свои тактические маневры в рамки "промежуточных комбинаций", так называемый Zwischenzug'oв, которые были в свое время бичом для молодого поколения. Это в особенности давало себя чувствовать в заключительной части миттельшпиля и в сложном эндшпиле. Каждый из новой плеяды советских мастеров испытывал горечь неудач и разочарований, когда в получавшихся выигранных позициях против того или иного мастера старшего поколения совершалась метаморфоза противоположного порядка. Сколько было таких партий проиграно… М.М.
      Ботвинник, несмотря на свою молодость, счастливо избег этих ошибок…»41 Но и для Ботвинника не все было просто. Отметим, что из "черноземцев" чигоринской школы двое были евреями. Все четверо были чемпионами СССР, а Левенфиш даже дважды, и для Ботвинника победить их было сложнейшей задачей.
      Очень чувствительным для самолюбия будущего чемпиона мира был матч на звание чемпиона СССР с 49-летним Григорием Яковлевичем Левенфишем, окончившийся вничью (+5,-5,=3). Общий счет с вышеупомянутыми "чигоринцами" (+14,-11,=20) скорее говорил о трудностях роста Ботвинника, чем о его превосходстве.
      Будет уместно рассказать и о малоизвестном ответе Ботвинника на статью Романовского, который в свете будущего мог бы быть отповедью на юдофобскую инсинуацию Алехина. Причем, имя Романовского в ней не упоминается, но, безусловно, она имеет этот адрес. Речь идет о статье Ботвинника, приуроченной к 30-летию смерти М.И. Чигорина: "Почему Чигорин не был чемпионом мира?"42.
      Ботвинник отдает справедливость дарованию покойного чемпиона России, но считает, что, благодаря узости своего взгляда на шахматы, Чигорин не сумел перестроиться и полностью впитать новые веянья школы Стейница: «Стиль Чигорина…претерпел некоторые изменения. Хоть на словах он горячо восставал против принципов Стейница и правил Тарраша, но на игре его самого все более заметным становится влияние "новой школы"… Но в основном Чигорин оставался верен себе и "старой школе".
      Очевидно, что в шахматы можно играть любым стилем, – всякий стиль хорош, если он ведет к победе. Но чем шахматист разностороннее, тем больше у него шансов на победу, тем глубже и лучше он может сыграть за доской… По характеру своего творчества Чигорин в большей мере остался приверженцем "старой школы" и, может быть, поэтому он не стал чемпионом мира». Далее идет пассаж, который можно связать лишь с историей "Петербургского шахматного собрания" и пресловутым "флоро-файновским" стилем. Ботвинник вспоминает сборник партий Чигорина, изданный Е.Д. Боголюбовым:
      «Однако именем М.И. Чигорина иногда пользуются для целей, шахматному искусству совершенно чуждых; так, в предисловии к своей книге "Избранные партии Чигорина" Боголюбов пишет: "Я сам слишком ясно чувствую неразрывную связь своей игры с игрой М.И. Чигорина; то же сходство в стиле с М.И. Чигориным можно легко усмотреть и у А.А. Алехина; может быть, это сходство стилей должно быть объяснено общим нам славянским происхождением…"(!) (знак М. Ботвинника. – С. Д.)».
      Вывод Ботвинника почти неожиданен, если не принять во внимание привходящие обстоятельства: «Такое "объяснение" должно быть решительно отвергнуто. Видимо, уже в 1926 г. (когда была выпущена эта книга) Боголюбов был неравнодушен к расистским теориям фашизма, приютом которого он ныне пользуется». Конечно, Ефим Дмитриевич здесь ни при чем: он как раз был равнодушен к нацизму. Да и национальный характер играл и играет определенную роль в становлении личности и вряд ли Михаил Моисеевич мог обижаться на "Гомера шахматной доски", как раз писавшего о различиях характера внутри одного народа: «…оба маэстро представляют собою два в корне различные характера своего народа: Алехин-аристократ…
      Боголюбов – сын крестьянина… Один – охваченный вечным мятежом духа, другой… – воплощающий русское "ничего!"» И далее в духе евразийских теорий: "Пусть стратегия Алехина ослепляет как солнечный свет, молнии остроумия Боголюбова часто ярко блещут из мрака! Оба они передовые борцы сокрушающей шахматной силы Востока"43. Нет, не Боголюбова и даже не Чигорина имел в виду Ботвинник!
      Будем справедливы, Романовский резко пересмотрел свои взгляды и в прекрасной книге "Миттельшпиль" почти полностью становится на позиции "флоро-файновского" стиля. Думаю, что не последнюю роль в этом сыграла печально известная статья Алехина, естественно вызвавшая у него негодование. Одна из глав книги у Романовского называется: "Две победы Вильгельма Стейница, их творческая и техническая сущность". Он пишет: "Обе партии отличаются ясной, целеустремленной мыслью. Игра Стейница говорит в них сама за себя. Тем не менее нам хочется еще раз напомнить в заключение этой главы-увертюры, с каким искусством Стейниц оперировал пешками и как экономно расходовал энергию фигур. Минимум усилий, максимум достижений!
      Повторяя этот творческий лозунг Стейница в плановой игре, призывающий к бережному отношению ко времени, измеряемому в шахматах темпами, можно сказать, что и в наши дни он написан на творческом знамени шахматного искусства"44.
      Вместе с тем Петр Арсеньевич высоко оценил работы Я.И. Нейштадта, восстанавливающего историческую справедливость. (Сообщено автору Я.И. Нейштадтом.)
 

"АРИЙСКИЕ" И "ЕВРЕЙСКИЕ" ШАХМАТЫ АЛЕХИНА

 
      Интеллектуальная добыча нацистской Германии была невелика, но она была.
      Престарелого Кнута Гамсуна норвежцы судили. Не украсило биографию и Рихарда Штрауса сотрудничество с нацистами. В фашистском рейхе жил Герхардт Гауптман, жаловавшийся впоследствии, что Геббельс ему вывернул руки. Можно найти еще несколько имен – и это, кажется, все. Что касается Алехина, то надо сказать, что он единственный выступил с декларацией и нацистская пропаганда прекрасно ею воспользовалась. Можно спорить о степени подневольности Алехина, но в нейтральной Испании, в сентябре 1941 г. он дал два интервью, в которых настойчиво повторял, что первым попытался рассмотреть шахматы с расовой точки зрения45.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52