Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Этюды любви и ненависти

ModernLib.Net / История / Дудаков Савелий / Этюды любви и ненависти - Чтение (стр. 17)
Автор: Дудаков Савелий
Жанр: История

 

 


(Интересная деталь: их отцом был фактический директор Крестьянского банка.) В советское время Поссе признался, что искренне уважал Антония Храповицкого, в то время эмигранта и воинствующего антисоветчика, и рассказывает о том, что вокруг молодого архиепископа группировалась монашеская интеллигенция ("была и такая!" – восклицает он). Среди них выделялся один еврей, крестившийся и принявший монашество под влиянием религиозно-нравственных бесед с Храповицким: «Рыжий, горбоносый, он мне казался подходящим натурщиком для изображения Иуды Искариотского. Я как-то раз застал его в роли карточного банкомета среди светской молодежи, собравшейся в доме Храповицкого. Поймав мой изумленный взгляд, монах пробормотал: "Почему не позабавиться?"» (Поссе В.А. Пережитое и продуманное: Молодость, 1864-1894. Л., 1933. Т. 1. С. 52). Вообще к выкрестам Владимир Александрович относится скептически. Сравните два его словесных портрета. Герой попадает в Самару после борьбы с голодом. В Самаре два культурных центра, два дома: Якова Львовича Тейтеля (1850-1939) и Вениамина Осиповича Португалова (1835-1896). «Они конкурировали своей культурностью, своим гостеприимством и недолюбливали друг друга. Оба евреи, но Португалов крещеный, а Тейтель некрещеный. Португалов высокий, красивый мужчина с пышной рыжей шевелюрой и роскошной бородой. Тейтель маленький, плотный, черный, с густыми усами и бритым подбородком. Португалов – врач и публицист, старый сотрудник "Недели", и ему, кстати сказать, как я узнал впоследствии, многими читателями приписывались мои статьи, подписанные инициалами "В.А." Тейтель был в то время судебным следователем, и следователем единственным: в царской России, кроме Тейтеля, никогда не было ни одного судебного чина из некрещеных евреев.
      Португалов если не стыдился своего еврейства, то, во всяком случае, никогда о нем не упоминал. Тейтель гордился своим еврейством, и когда его министр юстиции Манассеин предложил значительное повышение по службе под условием крещения, Тейтель не колеблясь резко ответил: "У человека должно быть что-нибудь непродажное. Я не торгую своим Богом"». (Резкость ответа была обусловлена тем, что министр юстиции Николай Авксентьевич Манассеин принадлежал к старинному крещеному роду.) Далее Поссе объясняет: «Для Тейтеля еврейский Бог был гением еврейского народа, был тем, что объединяет в единое национальное целое евреев, разбросанных по всему земному шару. Безукоризненно выполняя свои служебные обязанности сначала судебного следователя, а затем члена окружного суда, Тейтель находил время и силы для помощи еврейской бедноте, для возможного смягчения их горькой участи. Но Тейтель отнюдь не был узким еврейским националистом. Он интересовался и русскою жизнью, он любил и русскую литературу, был знаком чуть не со всеми значительными писателями и лучше, чем кто-нибудь, знал их интимную жизнь. Менее всего Тейтель интересовался самим собою, в противоположность Португалову, который был положительно влюблен в себя. Когда по моем возвращении в Петербург П.А. Гайдебуров спросил меня, как мне понравился Португалов, я ответил, мне кажется, довольно основательно: "Ничего худого о нем сказать не могу, все хорошее о себе он, наверное, рассказал вам сам"» (Там же. С. 208-209).
      В защиту Португалова можно сказать несколько слов. Он был связан с народовольческим движением и сразу после окончания в 1862 г. медицинского факультета в Казани был арестован, посажен в Петропавловскую крепость, а затем сослан. Вращаясь в народовольческих кругах, он заразился псевдосоциальной теорией "еврейского паразитизма", губительной роли еврейства в российском народном хозяйстве; посему сдержанность оценки Поссе личности Португалова понятна. Португалов полагал, что решить еврейский вопрос можно с помощью социально-религиозной реформы иудаизма. Он дошел до того, что в 1894 г. опубликовал в "Судебной газете" статью, в которой потребовал от правительства запретить евреям совершать обряд обрезания, забивать, согласно традиции, скот, халицой и т. п. (Любопытно, что и в то время и по сей день обрезание совершают в многочисленном слое английской аристократии и в американском обществе.
      Объяснение этому факту находим не только в области гигиены, но и в мистической.
      Так, часть английских аристократических родов считает себя потомками одного из колен Израилевых.) Португалов поддерживал тесные отношения со многими руководителями российских сект, видя в сектантстве один из способов сближения христианства и иудаизма. Он был чрезвычайно плодовитым автором: писал в основном по вопросам гигиены и несколько работ на еврейскую тему, в том числе "Живучесть евреев" (совместно с Бутягиным, Московская медицинская газ. 1876. № 5); "Знаменательные движения в еврействе" (СПб., 1884); "Юдаизм и наука" (1888); "Обрезание у евреев" (Медицинское обозрение. 1884. № 102, 104); "Еврейский вопрос в Швеции" (Русский курьер. 1884. № 191) и др. Хорошего о себе Португалов мог сказать много – например, что организовал несколько воскресных школ в Киеве на заре движения, т. е. в конце 50-х годов. Одним из первых в России стал лечить больных алкоголизмом путем подкожных впрыскиваний стрихнина. Автор популярных брошюр о вреде пьянства.
      И даже один из пионеров в области защиты окружающей среды. Лев Толстой, судя по письму Португалову от 23 декабря 1894 г., положительно оценивал его гигиенические работы. Речь в письме идет о статье "Детская смертность" (Неделя. 1888. № 50): "Мне очень приятно было ваше письмо и потому, что дорожу вашим сочувствием, и потому, что оно вводит меня в личное общение с вами, человеком, которого я давно знаю и уважаю" (Толстой Л.Н. ПСС. М., 1955. Т. 67. С. 292).
      С Яковом Львовичем Тейтелем Толстой не переписывался. Но зато на пороге дома Толстого побывал некий Владимир Исаевич Тейтель (1810-1913), участник Крымской войны (1853-1856). Любопытный однофамилец, а может быть не только… Жена Я.Л.
      Тейтеля Екатерина Владимировна, возможно, его родственница. Горький называл Я.Л.
      Тейтеля одним из шести праведников, коих он встретил в своей жизни (Горький М. О Гарине-Михайловском // Собр. соч. М, 1963. Т. 18. С. 308).
      Другом брата В.А. Поссе был известный этнограф Н.Н. Миклухо-Маклай (1846-1888), умерший от огорчения, что не смог присоединить Новую Гвинею к Российской империи (Поссе В.А. Пережитое… Т. 1. С. 19). До 2-й гимназии Поссе учился в частной гимназии Ф.Ф. Бычкова, брат которого А.Ф. Бычков был директором Публичной библиотеки. Директор гимназии Ф.Ф. Бычков был педерастом, дело приняло огласку, его сослали, но благодаря связям он бежал за границу. История школьной педерастии в России весьма длинная (см., например: Юридическое училище в воспоминаниях Танеева; рассказ Л.Н. Толстого в "Воскресении" и т. д.).
      Есть у Поссе и рассказы о Николае II, которые он слышал из уст своего родственника профессора физики Ивана Ивановича Боргмана, преподавателя Георгия, Николая, Михаила и Ксении: «Жизнью Николая Романова я интересовался. Ведь не только значительность, но и ничтожество лица, обладающего "самодержавной" властью, имеют историческое значение. Будь на месте Николая II человек с такими способностями и с такой могучей волей, какие были у Петра I, русская история конца XIX и начала XX века была бы несколько иной, чем мы ее теперь знаем.
      Совершенно отрицать роль личности в истории для тех, кому известно общественное творчество Ленина, невозможно. И надо помнить, что в социологии, как и в математике, приходится считаться с величинами не только положительными, но и отрицательными» (Там же. С. 22-23). А дальше о бездарности наследника престола, о суеверии и просто глупости.
      Мысли о Достоевском интересны тем, что Поссе выделяет в его творчестве близкие Некрасову социальные мотивы. Отсюда определение, данное князем Мышкиным себе самому (князь – ипостась автора), – "я материалист". Рассуждения Достоевского о смертной казни особенно любы Владимиру Александровичу, пережившему революции, мировую войну и всевозможные терроры.
      О физической любви Достоевский писал грубо и приземленно, всегда переплетена с ненавистью и нездоровой жаждой мучить и самому испытывать мучения; современный психоанализ объяснил бы многое в личности Достоевского. Жестоким сладострастием "насекомых" наделил своих героев, мужчин и женщин, писатель; он был убежден, что в душе каждого таится зародыш сладострастной жестокости. Чего стоит хотя бы одна сцена, когда девочка Лиза Хохлакова готова с наслаждением смотреть, как распинают мальчика, и одновременно вкушать любимый ананасовый компот!
      Большинство героев Достоевского в Бога не верят, любимый герой писателя Алеша Карамазов говорит Дмитрию: "Какой я монах? Я, может быть, в Бога не верю". "Бога нет, значит, не может быть и веры в него, значит, не может быть воскресения из мертвых, не может быть чуда" (Там же. С. 77). "Легенда о Великом инквизиторе" страдает половинчатостью: отрицая католичество, возвеличивает тем православие.
      Достоевский словно забывает, что как паписты, так и ортодоксы не мыслят церкви без трех вещей: чуда, тайны и авторитета, а отсюда очень далеко до личной свободы.
      Поссе часто читал лекции о Достоевском, и его поразили мысли Версилова из "Подростка" о будущем. Удивительно, но Поссе, приводя этот отрывок, не заметил, что (как ни странно) мысли Версилова Достоевский позаимствовал у Чернышевского! (см.:
      Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч. Л., 1975. Т. XVII. С. 378-379). Это мое наблюдение. Страхов в письме Толстому от 28 ноября 1883 г. писал о Достоевском, которого хорошо знал: "Он был зол, завистлив, развратен, он всю жизнь провел в таких волнениях, которые его делали жалким и делали бы его смешным, если бы он при этом не был так зол и умен". Все это перекликается с рассказом Ясинского о Достоевском и Тургеневе.
      В Санкт-Петербургском университете Поссе закончил с приключениями юридический факультет. Поначалу он учился на историко-филологическом, но почти в самом конце был исключен из него без права поступления в другое высшее учебное заведение.
      Однако через год – при помощи баронессы Варвары Ивановны Икскуль, любовницы Дурново, – получил разрешение вернуться в столицу. (Ну и страна: любовник – министр внутренних дел, а дама сердца покровительствует революционеру. Другая пара – Философовы: муж осуждал на смертную казнь, жена Анна Павловна на своей половине прятала бомбометателей!) Поссе за несколько месяцев подготовился к сдаче экзаменов на степень кандидата юридических наук. Но и этого ему показалось мало, и он решил получить за границей диплом врача.
      Переезжая из одного германского университета в другой, он наконец в Швейцарии получил диплом врача, пополнив таким образом когорту медиков среди русских писателей (Чехов, Вересаев, Булгаков). В Петербурге он близко сошелся с Вернадским и Ольденбургом – будущими светилами русской науки – и с зоологом Александром Ильичом Ульяновым. Из его рассказа ясно, то профессор государства и права А.Д. Градовский пытался взять Ульянова на поруки, обещая сделать из революционера серьезного ученого. Увы, не получилось. Хотя известный революционер Г.Н. Потанин (1835-1920) не только исследовал Центральную Азию и Сибирь, но и стал директором Музея этнографии. В 1890 г. в Бернском университете учились 115 студенток, том числе 75 русских, большинство из них, как пишет Поссе, были еврейки. Учился Поссе и с Николаем Павловичем Подбельским, братом народовольца, который погиб весной 1889 г. в Якутске; погибли также Пик, Гуревич, Ноткин, Шур и Муханов, еще трое были расстреляны: Гаусман, Зотов и Коган-Бернштейн.
      Теперь можно вычислить процент евреев в революционном движении. Одна из еврейских девушек, Евгения Самойловна Лувешук (из бедной семьи), по каким-то причинам не закончила курс и занялась педагогической деятельностью. Ее муж А.Г.
      Шлихтер после Октября занимал крупные посты. Другая еврейская девушка Лина Рабинович занималась у Роберта Коха, сделала открытие и стала первой (!) женщиной-профессором в Берлине. Там же училась Альма Борман, отец еврей, мать немка, будущая подруга и жена Поссе.
      В воспоминаниях, вышедших на заре советской власти, Поссе высказал удивительные мысли о будущем России. Имея в виду Ленина, он писал: «"Искровцы" мечтали о своей диктатуре во всем революционном лагере». Съезд партии – это турнир между социал-демократами и нарождающейся партией социал-революционеров. Самый солидный теоретик первых был Плеханов, самый боевой теоретик и практик – Ленин (Там же. С. 88). Удары Ленина пытался парировать Чернов с помощью, не всегда удачной, хороших практиков и плохих теоретиков – Минора и Гоца. "Минор с обликом ветхозаветного патриарха и Гоц с обычной физиономией доктора, не добившегося ни практики, ни известности – чистокровные евреи, искренне полюбившие русский народ" (кажется, это сказано без иронии). От кого-то я слышал, что кто-то назвал Поссе дураком, но это далеко не так. Его прямота – это прямота давно вымерших мамонтов-идеалистов. Я не оговорился – не пескарей, а именно мамонтов. (У Вл.
      Набокова: "Умирают мохнатые мамонты, чуть жива красноглазая мышь…") Плеханов и Ленин русские, и в наружности русское, купеческое, но у каждого своеобразное. "Ленин, почти ровесник Чернова, казался в то время, т. е. в 1902 г., значительно старше его, а теперь, пожалуй, выглядит помоложе, ибо Ленин раньше Чернова, и внешне и внутренне, установился. Уже тогда у него была очень солидная плешь, обнажавшая хорошо вылепленный череп с остатками рыжих волос. Лицо с сильно развитыми скулами, с рыжей бородкой – некрасиво, но вся суть в глазах, карих, умных, смеющихся и лукаво и ласково. Небольшого роста, коренастый, жилистый, с быстрыми уверенными жестами – он мог сойти за смышленого прасола, промышляющего скупкой у крестьян шерсти и льна" (Там же. С. 89). Блестящий, вовремя "написанный" портрет, в будущем он сошел бы за карикатуру.
      Еще неожиданнее отношение к Плеханову. Возможно, и здесь имелся в виду "Старик".
      Но так можно было обойти цензуру: «…на подмогу Ленину под шумные аплодисменты поднимается на кафедру пожилой плешивый интеллигент с густыми черными бровями, мефистофельски загнутыми над живыми, во все стороны стреляющими глазами. Это был Плеханов. Говорит он с продуманной жестикуляцией, говорит красно, точнее, пестро: так и сыплются остроты, цитаты, в том числе из Крылова, ссылки на героев Гоголя и Щедрина… Несмотря на это или именно поэтому, слушать его было жутко, ибо легкая, шутливая форма особенно ярко оттеняла зловещую жестокость содержания.
      Нападая на террор социалистов-революционеров, он восхвалял террор великой французской революции, террор Робеспьера. "Каждый социал-демократ, – говорит Плеханов, – должен быть террористом a 1а Робеспьер. Мы не станем, подобно социалистам-революционерам, стрелять в царя и его прислужников, но после победы мы воздвигнем для них гильотину на Казанской площади…" Не успел он закончить этой фразы, когда среди жуткой тишины переполненной залы раздался отчетливый голос: "Какая гадость!" Сказано это было громко, но спокойно, убежденно и потому внушительно, Плеханов побелел, вернее посерел…» (Там же. С. 90-91). На следующий день Поссе написал Плеханову резкое письмо, в котором заявил, что порывает с ним, Лениным и другими, и стал выступать в печати против тогдашней социал-демократии. Обратим внимание, что в 1923 г. Поссе имел мужество отвергать классовый террор, прозрачно намекая на советский режим: "Обещание поставить гильотину на Казанской площади стоит в тесной связи с обещаниями, данными Плехановым и его сторонниками на съезде РСДРП в 1903 году разогнать русский парламент через две недели, если состав его будет не соответствовать интересам Соц.-Дем. Партии, или, напротив, сделать его бессрочным, если состав его будет этим интересам соответствовать, лишить буржуазию избирательных прав, ограничить свободу слова, не считаться с неприкосновенностью личности…". Не надо быть особенно прозорливым, чтобы понять, кто подразумевался под словами "его сторонников", истинных вождей Октября, ускоренно решивших проблему Учредительного собрания и прочих "мелочей" – свободы слова, личности и т. д.
      Резюме о встрече с Плехановым и Лениным следующее: «Злость сильна, и на этот раз победа осталась за "искровцами", несмотря на гадость Плеханова» (Там же. С. 93).
      Любопытен рассказ Поссе и о Петре Кропоткине (1842-1921). Оказывается, знаменитый анархист если не был масоном, то так или иначе масонством интересовался. Он спрашивал Поссе, масон ли Струве? И вообще придавал большое значение связям в высшем обществе, считая, что они могут способствовать "движению".
      Он сожалел, что русские либералы игнорируют масонство. О будущей власти большевиков: "Если я вернусь в Россию, когда у власти будет Николай II… то меня, вероятно, пошлют на Сахалин, но не в ссылку, а для геологических исследований, если же у власти будет Плеханов, то, пожалуй, посадят" (Там же. С. 95-96). Что и практиковалось при большевиках.
      Поссе же принадлежат интереснейшие воспоминания о Талоне, а также "о японских деньгах", потраченных на нужды революции. До сих пор не установлено, давали ли японцы через третьих лиц деньги социалистам-революционерам. Это не исключено, как поддержка Австрией Петлюры и Пилсудского Германией. Легионы Пилсудского создавались вовсе не на пожертвования американских миллионеров.
      Гапон был антисемитом, вопреки тому, что написано о нем в романе Шабельской, где он выведен под именем Юдин и где прозрачно намекается на его еврейское происхождение. Когда стали просачиваться слухи о связи Гапона с охранным отделением, он говорил Поссе: "…жидовская клика ругает меня предателем, провокатором, вором. Пусть докажут…" Кстати сказать, на похоронах Гапона среди рабочих распространились слухи, что его убили вожаки из партийцев-евреев.
      Любовница Гапона, покончившая жизнь самоубийством, оставила воспоминания, которые, к сожалению, не были опубликованы. Это дело Поссе обсуждал с П. Кропоткиным.
      Главная причина отказа от обнародования – Ольге Петровне революция представлялась бесовщиной (Там же. С. 103-104, 110). Слишком прозрачный намек на Достоевского…
      После Кишеневского погрома, когда для возбуждения общества против правительства были использованы все средства, вплоть до фальсификации подложного письма министра внутренних дел (Плеве) бессарабскому губернатору, т. е. в данном случае мы имеем контр-аналог "Протоколов Сионских мудрецов" (ПСМ).
      Абсолютно правильная мысль, что разоблачение Азефа нанесло удар не правительству, а подпольному революционному движению. Бурцев, сам того не подозревая, сыграл позитивную роль в отрезвлении общества от угара революционной романтики. Смелая мысль: истоки красного и белого террора нового, постреволюционного времени следует искать в области дореволюционной. Были разные революционеры. Например, Г.А.
      Гершуни, В.А. Леонович, Ю.Д. Мельников, ученики вождей-идеалистов прошлого – молодых стариков Н.В. Чайковского, Егора Лазарева, и были люди, подобные Б.В.
      Савинкову.
 
 
Le ge'missement du Comte Geope're
Сижу печально над "Биржовкой",
"Вечерним временем" томим,
Я был еврейской полукровкой,
Я не сумел служить двоим!
Меня объехал двуголовый,
В кафтане русском Иудей
И, сунув в нос мне шиш здоровый,
Съел, двухкопеечный злодей!
Тираж мой пал… ….
Мой дом во всем был полной чашей,
Свинина, цука и маца,
Чем не кормил я братьи нашей,
Во мне увидевшим отца.
Шлем, Мордко, Янкель, Сруль и Хаим,
И все с псевдонимом на ов
Глумились всласть над русским краем,
Под видом левых русаков…*
 
 

***

 
      * Прямой путь. Изд. Союза Михаила Архангела. 1911-1912. Дек.-Янв. С. 32.
 

***

 
      По делу Ющинского, в защиту Бейлиса, было написано письмо, подписанное цветом русской интеллигенции. "Прямой путь" комментировал, что все подписавшиеся продались жидам, хотят погубить Россию. На защиту поднялись не только "жиды, но и те жидовские попихачи (?), у которых русская только внешность, а нутро насквозь пропахло цимесом" (Там же. С. 355).
      Михаил Иванович Глинка, покидая в 1846 г. Россию, вышел у заставы из кареты и, перейдя прусскую границу, сказал: "Когда бы мне никогда более этой гадкой страны не видать" (БСЭ. М., 1930. Т. 17. Стлб. 229). Менее чем через год композитор скончался в Берлине.
      Карл Брюллов, уезжая в 1849 г. из России, на границе (кажется, у Вержблово), раздевшись догола (правда, уже в Пруссии), швырнул одежду через шлагбаум покидаемой им отчизны (Лесков Н.С. Островитяне // Собр. соч.: В 11 т. Т. 3. С. 64; Петров-Водкин К.С. Хлыновск. Пространство Эвклида. Самаркандия. М., 1982. С.287).
      "Сифилитический патриотизм" – Герцен (Чуковский К.И. Поэт и палач. Л., 1922).
      Корней Чуковский: "Поэт и палач" – малопривлекательный образ Некрасова, торгаша, выжиги и политического труса; последнее – "как и все". В его отрицательной характеристике сходились все: Белинский, Герцен, Грановский и шестидесятники – Успенские, Салтыков-Щедрин и др. Разгадка в двойственности биографии поэта. С одной стороны, помещик, член Английского клуба, с другой – разночинец. Но откуда у него коммерческая жилка? Несложный биографический экскурс приводит нас к его матери, урожденной Закаржевской, польке. Но наш опыт учит, что с польками происходили разные метаморфозы. Ее отец – магнат Анджей Закаржевский – имел герб Самсона, ветхозаветного героя, что безусловное свидетельство еврейского происхождения. Он не был одинок: герб Самсона имели и другие роды шляхтичей – Маславские, Косицкие, Яромерские (см.: Mieses M. Z rodu zydowskiego. W-wa, 1991.p28).
      Бутми де Кайман Г.В. Тайные общества и иудеи // Прямой путь. 1913. № 1.
      Манихейская ересь – исчадие иудейства. Мани, Мание, или Манихей, – основатель ереси (около 200 г. н. а). По второй версии, его имя было Кубрик, и он был куплен богатой вавилонянкой,
      оставившей ему наследство. По третьей версии, он был евреем (С. 33 со ссылкой на французскую работу). Филологическое объяснение слова "манда": по-сирийски (арамейски) оно означает знание, по-гречески гнозис. Мание был казнен в 276 г. – с него тростником содрали кожу. В VII в. в Персии существовала секта "мастеков", отрицавших собственность, брак, религиозные и государственные установления, всеобщее равенство, свободу, все религии. К этой секте принадлежал один из царей персов, Кобад (С. 36).
      В основе учения манихеев лежит идея существования двух высших начал – бога добра и бога зла, соприкасающихся друг с другом, один властелин царства духа и света, другой – царства материи (?) и тьмы. Оба выделяют из себя божественную энергию (зоны).
      "Важнейшее в Каббале: 1) Вечность в единство первоначальной материи. 2) Весь мир в его разнообразных формах и проявлениях создался и развился из этой вечной и единой первоначальной материи по тем же самым законам, по которым рождается и развивается все существующее в природе. 3) Основной же закон, по которому создался и существует мир, зиждется на первоначальном различии полов. Согласно этому закону, металлы размножаются таким же образом, как животные и растения, т. е. благодаря взаимодействию двух различных полов. На принципах единства материи и размножения всех тел через различие полов были основаны и попытки найти философский камень, при помощи которого можно было бы искусственно делать золото и серебро" (Там же. № 7. С. 26-27).
      Надпись "Три Гермеса" на смарагдовой доске, найденной в долине Хеврона Саррой:
      "Истинно, не лживо и по всей наивысшей правде то, что находится внизу, подобно тому, что вверху, и этим можно создать Miracula, или чудеса Единой Единственной Вещи. И подобно тому, как все вещи созданы из Единой Вещи волею и велением Единого Единственного, по замыслу его, так и происходят и выходят все вещи от той же самой Единой Вещи, волею судьбы и взаимосцепления" (С. 28). Комментарий антимасона.
      Разберем значение пресловутой надписи Гермеса:
      "Истинно, не лживо и по всей наивысшей правде то, что находится внизу, подобно тому, что вверху, и этим можно создать Miracula, или чудеса Единой Единственной Вещи…" – тут и идея о единстве материи, которая служила руководящим принципом для искателей философского камня, и отрицание независимого от природы Высшего Божественного Начала, и вместе с тем обожествление всего существующего, ибо если то, что мы почитаем Высшим, подобно низшему, то, стало быть, это низшее также божественно, как и Высшее.
      Затем далее: "И подобно тому, как все вещи созданы из Единой Вещи волею и велением Единого Единственного, по замыслу его, так и происходят и выходят все вещи от той же самой Единой Вещи, волею судьбы и взаимосцепления" – тут вся теория мироздания каббалистов и гностиков. Прежде всего, что такое Единый Единственный и Единственная Вещь? Не надо думать, что под Единым Единственным разумеется Бог Творец мира, как мы Его называем, так как известно, что Бог каббалистов существо бессознательное, "он не сознавал даже собственного своего существования и не ведал самого себя". Известно также, что у каббалистов и гностиков "первоначальное различие полов" почиталось единственным источником мироздания. Поэтому в надписи Гермеса "Единый Единственный" означает не что иное, как начало мужское, т. е. природу действующую, а "Единая Единственная Вещь" означает начало женское, или приемлющее, т. е. природу пассивную. Из взаимодействия этих двух начал, по бессознательной воле начала, происходят "все вещи", т. е. весь мир, силою взаимосцепления, т. е. последовательного развития многообразных форм природы из первоначальной материи. В Каббале эти многообразные формы или проявления божества (т. е. первоначальной материи), вытекающие из него и друг из друга, называются сефиротами, у гностиков – зонами.
      Это… религия природы, обожествления вселенной, т. е. чистейший пантеизм, сущность которого определяется следующими словами А. С. Шмакова:
      "Все заключается в верховном же Всем, в первоначальном Бытии, которое развивает непрерывно и в разнообразии проявлений (эманации) силу, созидающую и его самого и его личные атрибуты, т. е. весь мир".
      Согласно этому миросозерцанию, природа, созданная бессознательною волею (похотью) действующего мужского начала, является единственным Богом, сотворившим самого себя, а человек – венцом создания, выше которого уже ничего нет в мире, ибо он один способен постигнуть тайну мироздания и из нее вывести нравственные законы.
      Поэтому-то и гностики учили, что "превысшая всего и всесодержательная сила называется человеком".
      "На этом языческо-каббалистическом учении основаны и то философское направление, которое под названием гуманизма, т. е. обожествления человека, всесильно владело умами в эпоху Возрождения, и та религия Природы и Разума, которую иудеи через посредство тайных обществ до сих пор стремятся навязать христианскому миру" (Там же. С. 28-29).
      Интеллектуализм создателей подлога ГТСМ очевиден: например, они почти наверняка знали утопию английского политического деятеля и философа Фрэнсиса Бэкона (1561-1626) "Новая Атлантида" (до 1617 г.). Бэкон изобразил модель государства, стремящегося к мировому господству, управляемого монархом и парламентом при помощи тайного общества "Соломонова Храма".
      Бэкон Ф. Новая Атлантида. М., 1962.
      Спустя 20 лет после воскресения Спасителя у острова наблюдалось редкое атмосферное явление – свечение ночью в виде колонны, вершину которой венчал крест, еще более яркий, чем свечение столпа. В одной из лодок, окружавших колонну, сидел мудрец из числа членов Соломонова дома, "а это… зеница ока нашей страны" (С. 11). Чудо разрешилось появлением ковчежца, где хранились книги Ветхого и Нового Заветов, а также еще не написанный Апокалипсис. Кстати сказать, среди разноплеменных жителей острова были иудеи. Из рассказа сторожила явствует, что государь острова именовался Саломона (неясно, почему флексия – "а").
      Основной закон, на котором зиждется благосостояние страны – это утверждение "некоего Ордена, или Общества, называемого нами Дом Соломона, – благороднейшего… учреждения на земле, служащего стране нашей путеводным светочем. Оно посвящено изучению творений Господних… я полагаю, что оно (учреждение. – С. Д.) в честь царя иудеев, прославленного у вас и нам также небезызвестного. Ибо у нас имеются некоторые его сочинения, считающиеся у вас утерянными, а именно его Естественная история, трактующая обо всех растениях, от кедра ливанского до иссопа, растущего из стены, и обо всем, чему присуща жизнь и движение. Это заставляет меня думать, что государь наш, видя, что деятельность его во многом совпадает с деяниями иудейского царя (жившего за много лет до него), почтил его память этим названием. В этом мнении меня еще более утверждают древние летописи, иногда называющие Дом Соломона Коллегией шести дней творения; откуда очевидно, что достойный государь наш знал от иудеев о сотворении мира и всего в нем сущего в шесть дней…"
      Дрейер В.Н. фон. На закате империи. Мадрид, 1965*.
      Одна из редких книг, написанная человеком, дожившим до глубокой старости.
      Изданная на Западе, она примыкает к книгам советских, но бывших царских генералов – А.А. Игнатьева, А. А. Самойло и М.Д. Бонч-Бруевича. Созданные на разных берегах, они существенно дополняют одна другую.
      Фон Дрейер родился в военной семье, его отец – полковник, служил в Туркестанском крае (во время рождения сына – капитан за штатом, ибо, работая по дипломатической миссии эмира Бухарского, за острый язык был отчислен). Родился наш герой в Ташкенте, а когда подрос, был послан родителями в Оренбург в кадетское Неплюевское училище. Детали: знакомство и совместная учеба в ташкентской гимназии с А.Ф. Керенским. Очень похвально отзывается о семье будущего премьера, в частности о его матери, культурной и образованной женщине.
      Сестра А.Ф. Керенского вышла замуж за адъютанта генерал-губернатора Вревского Алферьева. Отмечает, что Вронский в "Анне Карениной" списан Толстым с Вревского.
      Оценка, данная им кадетским училищам, в принципе невысокая, приравнивается к реальным училищам. Учителя в общем разные, но большинство не на месте.
      Единственное, что он почерпнул в училище, – знание французского языка, впоследствии ему пригодившееся.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41