Погружение в страдник

      - Мало?! - с энтузиазмом продолжал выкрикивать он. - На тебе две копейки! На полтину! Мне для божьего человека ничего не жалко! Держи! Мне от тебя счастье будет! Ничего не жалко! - повторял он, перегнувшись через стол и всовывая медную полтину в ладонь поводыря.
      Это был очень рискованный тест. Ситуация продолжала оставаться непонятной для Летучих и, значит, опасной, провоцируя уход из нее. Но на Совете посчитали, что потенциальная угроза здесь все же невелика, и разрешили включить тест в батарею. Очень соблазнительной выглядела его высокая валидность.
      - Двести сорок три миллисекунды - окципито фронталес, лобная, буднично сообщил Малыш. - Потом, за бровями, - остальные.
      Свирь почувствовал, как судорожная гримаса, с которой он не в силах справиться, предательски перекашивает лицо. Сказанное Малышом означало, что реакция мышц лица в двадцать раз превысила обычный латент непроизвольного удивления. Сработавшие "Волчок" и "Монета" открывали теперь выход на контакт!
      - Запускай "Схему", - коротко распорядился Малыш. - Только осторожно.
      Свирь напрягся и подобрался. Чувства его обострились, и с трудом усмиряемое тело каждой воспаленной клеточкой ощутило лихорадочно стучащие под черепом секунды. Теперь начиналось главное.
      - Полно тебе с ними! - зашумели в толпе. - Играть давай!
      - Сыграем, сыграем... - терпеливо пробормотал Свирь.
      - Не торопись... - предупреждающе бубнил Малыш. - Следи, чтоб ты мог отработать назад. Сделай паузу.
      Голос Малыша звучал слабо, словно издалека. И все окружающее вдруг оказалось за прозрачным барьером, сливаясь в безликий, размытый фон, из которого вырывались неясные звуки. И напряжение свело скулы, стеснило дыхание. Центр считал вероятность того, что Летучие не уйдут из ситуации, достаточно большой. А если нет? Или депрессивный характер реакций сменится агрессивным?
      Он не имел права рисковать, но каждый его шаг был огромным риском. Когда-то ему казалось, что труднее всего найти Летучих. Ерунда! Самым трудным был контакт - стремительный и знобкий, как встречный бой... Зажмурившись, он сжал балансир и ступил на проволоку.
      Двадцать девять лет он готовился к этому. И в то начисто забытое им время, когда учился ходить и правильно держать ложку, и тогда, когда, ненавидя себя, пытался оторваться от края побеждающего его десятиметрового трамплина, и в те семнадцать часов, которые он падал с прогоревшим двигателем в Юпитер, не зная, что это всего-навсего последний экзамен, и потом, трижды попадаясь уже по-настоящему и, видимо, научившись все-таки умирать, поскольку до сих пор остался живым, - все эти годы он, сам не зная того, готовился к этим очень коротким четырем минутам. Не у каждого в жизни случаются такие минуты, но если они вдруг пришли к тебе, самое трудное - не растеряться и сделать именно то, что надо делать.
      Свирь посмотрел на глаза старца. Малыш ответил сразу. Сейчас он не ждал оформленного вопроса.
      - Зрачки не ходят, - сказал Малыш. И добавил после секундной паузы: Старший сжал руку молодому!
      Свирь тут же увидел картинку - запись с фронтальной камеры. Она оказалась за спиной слепого. Рук его не было видно, но локоть заметно сдвинулся, дрогнул и замер.
      Мир словно качнулся, стал зыбким и ненадежным - и Свирь по-настоящему испугался. Рассчитывать на повторный заход не приходилось - даже если он удачно замкнет петлю. Флюктуации, направленные на Летучих, не поддавались расчету. Следующий раз Летучих могло просто вообще не оказаться здесь. Он все же совершил где-то ошибку, и Летучие насторожились. Это было очень опасно. Если, конечно, перед ним сидели Летучие.
      "Плохо, - подумал Свирь. - Но я успею. А если что - пойду на прямой..."
      И тут же почувствовал, как противно немеют лицо и язык. До тех пор пока оставалась ничтожная вероятность того, что это не Летучие, прямой контакт исключался.
      - Спокойно, - сказал Малыш. - У тебя еще есть время. Давай "Схему". Если "Схема" пройдет, этого будет достаточно. Только - доброжелательно. Не волнуйся.
      Свирь собрался, словно перед прыжком.
      - А вот скажи, дед... - неторопливо начал он, насыщая голос добротой.
      И замер. Стоявшие вокруг вдруг поскучнели и с гаснущими лицами стали медленно разбредаться по местам.
      "Гипноизлучатель! - пронеслось в голове у Свиря. - Господи ты Боже мой!"
      И остановившееся сердце, вздрогнув, больно забилось о ребра в образовавшейся пустоте - словно после мучительного бесконечного марафона он наконец перестал бежать. Да так оно и было: он порвал ленточку и теперь шел, со свистом втягивая воздух пересохшими легкими. И огромное пылающее солнце Аустерлица жгло ему спину. Он добежал. Он нашел их! И все же это был не конец.
      - У нас в службе сотни отличных парней, - сказал Ямакава при первой встрече. У него было морщинистое лицо старой черепахи и аристократически ироничный взгляд. - Более выносливых. Более гибких. Лучше подготовленных. А пойдешь ты. Мы не знаем ни кто они, ни откуда. Мы не знаем даже, как они выглядят. Мы немного разобрались в их психологии и физиологии, но по существу мы ничего не знаем о них. Поэтому инструкции вряд ли помогут. Решать придется на месте, не раздумывая. И мы посылаем космопсихолога, исходя из того, что он быстрее других поймет Малыша. И быстрее примет решение.
      Ямакава строил фразы необычно жестко для японца, и Свирь тогда удивился этому.
      - Ваша группа работала на "Целесте", вы доказывали, что психически Летучие нам идентичны, это вообще, - Ямакава скептически покрутил пальцами в воздухе, - ваш исходный концепт. Но даже если так, сможешь ли ты быстро определить, с чем они пришли? Вот тебе первая задача. И понять это придется в считанные секунды...
      Юноша смотрел на Свиря, не понимая, почему этот горбун оказался резистентным и не идет прочь. И даже старик поворотил лицо. Судя по всему, он все же видел сквозь веки.
      Молчание сгущалось, наливалось угрозой. Ситуация выходила из-под контроля, и Свирь почувствовал, что Летучие сейчас встанут и уйдут. Еще мгновение - и будет поздно. И тогда не то что броситься за ними, окликнуть - неизвестно, чем кончится. Вплоть до огня бластеров в упор.
      Уверенные в исходе Летучие раскрыли себя и ошиблись. Они не понимали, в чем тут дело, но даже самый незначительный просчет мог оказаться для них роковым. И поэтому им надо было - как минимум - уходить. Уходить любой ценой. А он должен был сидеть и глядеть им вслед.
      Его тоже занесло на этом вираже. Теперь земля вздымалась перед глазами и проваливалась вниз, готовая смять его, словно бумажку, и требовалось реагировать не задумываясь, точно и быстро, делать наконец то самое - правильное и нужное, а он не знал - что. Казалось, все возможные ситуации проиграли они до этого с Малышом, а вот гипноизлучателя предвидеть все же не смогли.
      - Не шевелись, - неуверенно бормотал Малыш. - Глаза - вниз. Выходи на прямой...
      - Постойте... - устало попросил Свирь.
      И умолк, рассматривая свои руки, лежащие на столе. Он интуитивно выбрал единственно верную интонацию, и это было хорошо.
      Теперь, зная наверняка, что перед ним Летучие, и имея право на прямой контакт, можно было, наверное, запустить другой, более открытый вариант. Но он думал о "Схеме", готовился к "Схеме" и перестраиваться не было ни времени, ни сил.
      - Глядите!
      Спокойным, скупым, чуточку актерским жестом Свирь сдвинул миски и чашки, разгреб объедки, обнажив грязный стол. Ему приходилось чрезвычайно точно выбирать движения и слова. Летучие должны были увидеть за ними именно то, что он хотел передать. Второй попытки у него уже не будет.
      Не торопясь и не глядя на Летучих, он вычерчивал на размякшей черной столешнице ручкой деревянной ложки концентрические круги и, начертив девятый, остановился. Потом подумал и добавил точку в центре.
      - Все, - сказал он, и, не удержавшись, нервно сглотнул.
      И словно лопнула невидимая мембрана - в уши ворвался знакомый качающийся, истерзанный криками кабацкий гул. Осторожно смахнув капли пота с бровей, Свирь огляделся. Все было по-прежнему. И даже Третьяк, сидевший теперь на старом месте так же, как полчаса назад, плакал, пусто глядя перед собой.
      - Малыш, - позвал Свирь, - дай анализ.
      - Все в порядке, - сказал Малыш.
      - А теперь что?
      - Теперь жди.
      - Ты одобряешь?
      - Одобряю.
      "Чертова кукла! - подумал Свирь. - Железный ящик! Он одобряет! Знал бы ты - сколько мне это стоило. И будет стоить..."
      Малыш не реагировал. Он мог контролировать и советовать, а обижаться он не умел. Свирь поднял глаза и посмотрел на Летучих.
      - Что ты видишь, сыне? - спросил старик, и Свирь сразу отметил минусы этой стратегии. Она выявляла их неуверенность в ситуации и в себе. Видимо, на "Целесте" тоже пришли в замешательство, и корабельный центр не мог достоверно оценить происходящее. Если, конечно, у них была какая-то связь с кораблем.
      - Девять кругов, дедушка. Друг в друге.
      Это был еще один просчет. Обычный человек не стал бы сейчас считать круги. Но Летучим было не до тонкостей. Их надежды на контакт уже успели рассыпаться в пыль, а теперь им предстояло решиться поверить в невозможное. Наконец старик разлепил губы.
      - Так что хотел ты поведать нам, добрый человек? - произнес он.
      Внутренняя дрожь вдруг ушла, словно воздух из вспоротого скафандра. И тело обмякло. И неказистые рябые лица Летучих как-то разом стали родными и близкими. Только говорить он почему-то не мог.
      - Выйдем, что ль, - выдохнул он, чувствуя, как безудержная улыбка нелепо раздирает рот. - Тут дух тяжелый.
      "Этот день... - думал он. - Кто бы мог подумать! Этот день..."
      А день был хорош. Не по-московски жаркий, он уже набрал силу, звеня и искрясь бликами и голосами. И распирающий грудь воздух был чистый и сладкий, словно в полете на рассвете. И только землю еще качало, как палубу корабля. Все кончилось. Долгие ночи, гонка за фантомами, изматывающая пустота ожидания...
      Маленькими смерчами кружилась пыль на площади, ваганили на берегу Неглинной полупьяные скоморохи, и на недавно подновленной стене Кремля, между еще не украшенных островерхими шатрами башен, красными пешками торчали кафтаны стрелецкого караула.
      Здесь, на истоптанном и заплеванном, ничем не отличающемся от других, невзрачном пятачке земли, молча стояли глядя друг на друга, пробившиеся ради этого мига сквозь непостижимые бездны пространства и времени заставившие себя дойти, доползти, дотянуться до этого пятачка, чтобы здесь наконец сцепить пальцы своих цивилизаций, слепой звездолетчик с поводырем в рваном сермяжном рубище и нескладный горбатый сантер, машинально одергивающий полы шутовского малиново-лазоревого кафтана. Они вынесли все и теперь стояли рядом, чувствуя, как медленно уходит напряжение последних минут - минут, потребовавших от них всей отваги, накопленной за долгие годы схватки с неведомым.
      - Ну здравствуйте, - сказал Свирь, пытаясь овладеть лицом. - Будем знакомы. Я - сантер Свиридов. Из грядущего...