Записки начальника нелегальной разведки

      Жена Г.Вареника рассказала Питу Эрли, что ее "муж был и прекрасным отцом честным, добрым, сильным. Мы познакомились в театре и полюбили друг друга с первого взгляда. Летом 1970 года мы поженились. Я работала учительницей в школе, а он был офицером спецслужб. В отличие от большинства своих коллег, он не пил, не курил и не заводил связей на стороне. Он обожал читать приключенческие романы, например, Джека Лондона. В 1980 году у нас родилась первая дочь. Жизнь была просто сказкой... Мы очень любили друг друга. Сколько радости было, когда в январе 1982 года в КГБ ему сказали, что посылают в Германию. Его отец занимал высокий пост в КГБ, и мой муж делал все, чтобы тот мог им гордиться. В Бонне он просто выкладывался на работе, хотя остальные в его спецгруппе бездельничали и смеялись над ним. Там родилась наша вторая дочь, но нам было очень трудно. Не хватало денег на одежду, даже на еду... Я не жаловалась, но он очень переживал, что не может обеспечить семью, и в конце концов у него началась депрессия. Он нашел немца, который согласился поставлять ему информацию, но потом оказалось, что этот немец шпион, и мой муж стал бояться, что нас всех с позором вышлют в Москву. В ноябре 1985 года он сказал мине, что уезжает в Восточный Берлин на важную встречу, и в тот же день один из его сослуживцев передал мне от него записку, где было сказано, что я должна взять детей и срочно выехать в Москву. Мы наспех собрались и поехали, но я забыла паспорт... Когда я вернулась в нашу квартиру, ее уже обыскивали офицеры КГБ, и меня туда не пустили".
      Жена Г.Вареника в беседе с Питом Эрли недостаточно исренна и, видимо, отдает дань "духу времени" (модно ругать и обвинять во всем КГБ). Мне пришлось встречаться с ней и иметь весьма нелегкую беседу. Я рассказал ей горькую правду. Она не верила, не хотела верить, но и не задавала там, в Германии, себе вопросов, откуда у него вдруг появились деньги, возможность покупать дорогие вещи. Она прозевала своего мужа, не сберегла семью, хотя знала его слабости.
      Осенью 1984 года я прилетал в Бонн, чтобы познакомиться с работой группы. Я обратил внимание на его жалобы, что работа по прикрытию не дает возможности заниматься оперативной деятельностью, ни на что не хватает времени. Он подчеркнул, что завидует некоторым сотрудникам, у которых есть резудбтаты. Я порекомендовал ему не завидовать, а проанализировать все свои связи и педантично заниматься оперативной работой, тем более, что его личные и деловые качества способствовали этому. К сожалению он выбрал другое: привыкнув легко жить за спиной заслуженного отца, испугавшись первых встретившихся на жизненном пути трудностей, он за "30 сребреников" (7 тысяч долларов) продал героическое прошлое отца, боевых товарищей, жену и двоих детей.
      Пит Эрли пишет, что по, утвеждению отца Г.Вареника, его сын "...не предавал свою родину. Да он рассказал агентам ЦРУ о плане подложить бомбы в месте, где бывают американцы, но я не верю, что он сделал что-либо в ущерб своему народу. Я работал в КГБ, но сейчас я в отставке. Я участвовал в Великой отечественной войне и имею награды. После войны я отвечал за борьбу с диссидентством и допрашивал шпионов. Я хорошо справлялся со своей работой, и моя совесть чиста. Перед отъездом в Германию сын сказвл мне: "Я отомщу фашистам за тех 20 миллионов, что погибли во время войны!" Но я никогда не хотел, чтобы он пошел по моим стопам. Он всегда был слишком доверчив, честен и добросовестен. Он идеализировал эту работу, наверное, прочел слишком много книг про разведчиков. Романтики всегда погибают первыми во имя долга... В разведке должны служить жесткие люди, а мой сын был мечтателем. Как-то он признался мне, что в Германии начальник заставляет водить его жену по магазинам и помогать ей по хозяйству.
      Он говорил мне, что все его коллеги - алкоголики. Я предупредил его, что нужно держать язык за зубами. Народ должен верить, что в КГБ работают одни крутые парни. Пусть иногда они перегибают палку, пусть их боятся - от этого их будут уважать еще больше. Зря он связался с этими хищниками из ЦРУ. Они его использовали. Он был всего лишь мальчишкой, славным мальчишкой, который совершил ошибку".
      Отец не прав. Я понимаю всю глубину боли его сердца. Но Г.Вареник предал свою Родину, выдав состав резедентуры, характер и конкретное содержание оперативных заданий. Нам стоило больших усилий вевести всех из под удара контрразведки ФРГ и ФБР. В боннской резидентуре не было акоголиков, коллектив работал ритмично, смело, конспиративно провел все защитные мероприятия и стойко перенес суровую реакцию Центра. Свою ошибку офицер разведки Г.Вареник совершил в боевых условиях, а на войне такие ошибки не прощают, как бы это ни было больно родным.
      Пит Эрли не случайно завершает "дело Г.Вареника" высказываниями следователя КГБ, который вел расследование: "Этот человек - предатель. Зачем окружать его романтическим ореолом? Он был ничтожеством. У нас не было никаких оснований предполагать, что он совершил измену по идеологическим соображениям. На суде он, естественно нес всякую ересь про какой-т заговор с целью убийства американских солдат, про коррупцию в КГБ. Чего еще можно было от него ожидать? Приговор ему был известен заранее. Лично я горжусь проделанной мною работой и не собираюсь оплакивать этого предателя".
      Со слов бывших американских разведчиков я знаю, что в ЦРУ, как и в русской зазведке, не любят предателей, как из числа своих сотрудников, так и перебежчиков из других спецслужб.
      Великий Сервантес, этот "рыцарь печального образа", помнится, сказал, что "предательство может быть кому и нравится, но предатели ненавистны всем".
      Справедливость сурового приговора суда в отношении этих лиц сомнению не подвергалась.
      @
      ^ИС: ЗАПИСКИ НАЧАЛЬНИКА НЕЛЕГАЛЬНОЙ РАЗВЕДКИ
      ^ДТ: 15.05.1999
      ^АВ: ЮРИЙ ДРОЗДОВ
      ^ЗГ: ГЛАВА 12. ПРЕДАТЕЛИ: И последний случай...
      ^ТТ:
      В августе 1995 года журнал "Фокус" (N4) поместил небольшую заметку "Агент в рясе?" следующего содержания:
      "Мюнхенский архиепископ подозревается в шпионаже
      Архиепископ московского патриархата русской православной церкви архиепископ Игорь СУСИМИЛ подозревается в шпионаже. Представитель федеральной прокуратуры Рольф Ханниг подтвердил, что против служителя культа начато расследование в связи с подозрениями в проведении шпионской деятельности.
      По сведениям, полученным журналом Фокус, он якобы много лет назад свел полковника американской армии Джорджа ТРОФИМОВА с одним из офицеров КГБ.
      Трофимов работал в очень важном отделе американской разведки: будучи сотрудником американского секретного органа в Нюрнберге он занимался опросом перебежчиков из состава Советской армии.
      Чиновники федерального ведомства криминальной полиции провели обыски квартир священника и американского офицера. К расследованию подключилась и американская федеральная полиция ФБР. Оно в настоящее время проверяет предположение, не передавал ли Трофимов КГБ адреса бежавших русских солдат и не способствовал ли он косвенно похищению их агентами КГБ.
      Архиепископ Сусимил в беседе с Фокусом отрицал то, что он свел Трофимова с КГБ".
      По сведениям из осведомленных немецких источников, поводом для заведения проверочного дела в отношении архиепискома Сусимила явились публикации бывшего генерала КГБ Олега Калугина. Так что и бывшего агента советской разведки "Ладью" (он же Липка), работавшего в Агентстве национальной безопасности США, выявить сотрудникам ФБР не составляло никакого труда. Как это называть- ответьте сами.
      В период "холодной войны" - наиболее острого противоборства разведок - наши оппоненты не гнушались и прямого физического принуждения к предательству, что, как правило, никогда не удавалось. Помнится, в одной из стран Северной Африки весной 1987 г. в одном из городских районов столицы был задержан наш разведчик В. К нему подошли шесть человек, окружили, свалили на землю, затолкнули в подъехавшую машину, завязали глаза, изъяли из карманов ключи от автомашины.
      Доставили на загородную виллу, обыскали, сняли носки, выдернули ремень из брюк, сняли часы, раздели догола. Посадили на стул и сняли повязку с глаз. Обращались с ним подчеркнуто грубо.
      На его резкий протест против незаконного захвата (заявил, что он советский гражданин, сотрудник посольства СССР, потребовал вызова советского консула и официального объяснения, кем он задержан) никак не реагировали.
      Ему заявили лишь, что он находится в руках местных властей и перед ним сотрудники разведки, удостоверения личности предъявлять отказались.
      В течение двух суток с помощью угроз и шантажа, применения методов физического и психологического воздействия пытались сломить волю задержанного, вынудить его дать показания по существу предъявленных обвинений, добиться признания в принадлежности к спецоргану СССР.
      На третьи сутки ему вновь завязали глаза, вывели во двор, где его "прогуливали", постоянно меняя направление движения, "шепотом советовали во всем признаться, не доводить дело до пыток". Затем В. вернули в помещение, и допрос продолжался примерно до трех часов утра, с уже открытым применением шантажа и угроз. Допрос стал жестким, вопросы задавались в резкой форме, чередовались с угрозами расправы.
      В. было заявлено о том, что его могут вывезти в США, где он очутится в качестве "политического беженца". Последовало предложение о сотрудничестве с местной разведкой. После категорического отказа от сотрудничества были применены меры физического воздействия.
      В течение первой ночи пребывания в руках спецслужбы В. дали поспать всего лишь три часа - с трех до шести утра, заставляли стоять у стены босиком на каменном полу с поднятыми руками, стоять на одной ноге с запрокинутой головой. Если падал или терял равновесие, его заставляли поддерживать требуемую позу чувствительными ударами.
      При этом задавали вопросы провокационного характера, требовали признания в проведении разведывательной работы, в том числе и против американцев. При этом представитель спецслужбы пообещал, что В. может в этом случае рассчитывать на освобождение.
      Допросы проводились ежедневно с восьми утра до семи вечера. Допрашивающих всегда было двое. Один из них вел допросы в наступательной манере, жестко, второй - занимал более мягкую позицию, делал акцент на неофициальных, доверительных моментах, предлагал спиртные напитки, чай, кофе.
      В течение всего времени его не оставляли одного. В вечерние и ночные часы, когда не было официальных допросов, с ним в комнате постоянно находился сотрудник, в задачу которого входило ведение "непринужденных" разговоров проверялось морально-психологическое состояние В. Кроме этого сотрудника, в комнате постоянно дежурили два охранника, которым было запрещено разговаривать с В.
      Одним из методов психологического давления было внушение ему мысли, что советская сторона не предпринимает активных шагов по его освобождению. Более того, они утверждали, у них есть основания полагать, что руководство В. не доверяет ему, они препятствовали контактам представителя советского посольства с В.
      После захвата В. местные спецслужбы стали разыскивать его семью. Ему сказали, что посетили его местожительство, но никого там не застали, интересовались у него, где может находиться семья.
      Затем сменили тактику, "сообщили" об "аресте" семьи советским посольством, что якобы свидетельствует о недоверии советского руководства к В.
      В. упорно молчал и требовал освобождения. Потом отношение спецслужб к В. изменилось. Сказались наши настойчивые демарши перед высшим руководством страны. Местные спецслужбы освободили В., и он с семьей через несколько дней возвратился домой. А еще через некоторое время за стойкость ему был вручен орден Красной Звезды, а жену наградили почетной грамотой Комитета Госбезопасности.
      Возникает вопрос: а как на эту провокацию ответили мы.
      Нам ничего не оставалось, кроме тщательного анализа деятельности в этой стране наших оппонентов, чтобы точно определить, кто из американских разведчиков стоял за спиной местных спецслужб. Выявив его, мы стали искать сближения с ним, заметив, что он подбирается к другому нашему сотруднику Б. Мы "посопротивлялись", затем стали податливее, уступчивее и вынудили сотрудника ЦРУ провести беседу с нашим разведчиком, попытаться привлечь его к сотрудничеству с ЦРУ.
      Б. попросил у него разрешения подумать, но оставил у американца впечатление об успешно проведенной вербовке.
      Они встретились на следующий день вечером. Б. с начала беседы взял инициативу в свои руки, предложив американцу сотрудничать с нами за крупное денежное вознаграждение. Американец был удивлен, пробормотал, что это противоречит его моральным принципам, он, мол, человек не того сорта, который нам нужен. Б. настойчиво и убедительно доказал сотруднику ЦРУ, что он для советской разведки подходит. Сотрудник ЦРУ оказался слабее В. и Б. Он был сломлен спокойной и убедительной логикой психологического давления советского разведчика и полностью ошарашен. Он сдался, пошел на сотрудничество с нашей разведкой, но потом, видимо, испугался и все, или частично все рассказал своему руководству. На третью после вербовки встречу он не пришел. Дворик его виллы не убирался, телефон не отвечал. Мы нашли его через некоторое время в США, он откликнулся. Но потом снова исчез. Мы не стали разыскивать его дальше... Джентльмены должны понимать друг друга и соблюдать правила игры.
      ГЛАВА 13. ЕЩЕ РАЗ К ИСТОРИИ РАЗВЕДОК, ИЛИ НУЖНЫ ЛИ НАМ СПЕЦСЛУЖБЫ
      В последние годы в распоряжении пытливого читателя оказалось как никогда много публикаций о деятельности разведывательных служб. Их большая часть повторяет или подает в новом свете хорошо известные специальные операции, тем самым способствуя сохранению интереса широкой публики к теме, совсем недавно в своем общедоступном варианте носившей исключительно исторический или сугубо пропагандистский характер. Лишь отдельные, весьма немногочисленные книги и статьи содержат впервые упоминаемые факты, а заодно и имена, которые раскрывают многообразие разведывательной деятельности и некоторые колоритные фигуры ее участников.
      Примечательно, что почти во всех публикациях говорится о прошлом и совсем не затрагивается будущее. Очень редко делаются попытки очертить складывающиеся новые контуры работы спецслужб. Тем не менее недавно появившиеся в открытой печати суждения ряда маститых разведчиков свидетельствуют о том, что процесс модернизации разведывательных сообществ идет вовсю.
      Наблюдатели отмечают, что повсеместно совершенствуется мастерство оперативных и руководящих работников разведки, более взвешенно распределяются материальные и кадровые ресурсы по основным направлениям и объектам разведывательной деятельности, последовательно и с прицелом на будущее внедряется новейшая специальная техника, разумно пересматриваются приоритеты. В этой творческой работе перед кругом лиц, занятых поиском и разработкой эффективных нововведений, встает вопрос о целесообразности отказаться от некоторых форм разведывательной практики - тех самых, которые пережили свое время и сейчас уже не соответствуют складывающемуся новому характеру международных отношений.
      Было бы неправильно и бессмысленно пускаться в рассуждения об отмирании разведки. Государствам, как и прежде, нужно знать, что происходит по периметру их границ, а порой и дальше. Им требуется, и притом на самых законных основаниях с точки зрения международного права, информация о возможном распространении средств массового поражения, о международном терроризме и транснациональной мафии, действующей в сфере незаконного оборота наркотиков, оружия и других средств, несущих угрозу здоровью населения. По-прежнему сохраняют разведывательное значение и сведения о назревающих переменах в политической жизни отдельных стран. Такого рода материалы были и остаются актуальными на протяжении очень длительного периода. В качестве иллюстраций можно привести ряд примечательных событий из отечественной и иностранной истории.
      Накануне русско-турецкой войны 1677-1678 гг. казацкий атаман Иван Сирко послал в Турцию запорожца-разведчика, в совершенстве владевшего турецким языком. Тот раздобыл и привез фирман (указ) Магомета IV о предстоящем походе на Украину. Сирко направил документ в Москву, где тот сохранился до наших дней в архиве Посольского приказа.
      Русские и украинские войска были заблаговременно стянуты под Чигирин, нанесли туркам удары, которые заставили их отказаться от завоевательных планов и пойти на заключение в 1681 году Бахчисарайского мира.
      Осенью 1776 года командующий вооруженными силами американских повстанцев генерал Вашингтон, осуществлявший непосредственное руководство разведывательной деятельностью, принял и лично проинструктировал молодого офицера Натана Хейли, отправлявшегося со специальным заданием в город Нью-Йорк, занятый английскими войсками. Под видом странствующего учителя Хейли проник в расположение противника и собрал необходимые сведения. На обратном пути он был задержан и арестован, найденные у него записи не оставляли сомнений о цели его пребывания на острове Лонг-Айленд.
      Хейли отверг предложение спасти жизнь ценой измены и был повешен. Он стал национальным героем США. На территории штаб-квартиры Центрального разведывательного управления ему воздвигнут памятник.
      В ночь на 12 (24) июня 1812 года началась Отечественная война России против Франции. Получив сообщения о переходе французскими войсками русской границы, Александр I приказал генерал-адъютанту Балашову отправиться к Наполеону с предложением мирного урегулирования конфликта.
      Миссия Балашова не принесла желаемых результатов. Широкой публике этот факт хорошо известен по роману Л.Н.Толстого "Война и мир". Однако в художественном произведении ничего не говорилось о другой задаче, с которой была связана поездка Балашова, - "получить сведения о состоянии французских войск". Выполнение ее было возложено на поручика М.Ф.Орлова, через два года прославившегося тем, что подписал акт о капитуляции Парижа и в 26 лет стал генералом.
      Александр I лично распорядился прикомандировать М.Ф.Орлова к А.Д.Балашову, так как считал его способным провести важную разведывательную операцию. Храбрый офицер, получивший боевое крещение в битве при Аустерлице и отличившийся в сражении под Гейльсбергом, М.Ф.Орлов занимал ответственный пост в штабе главнокомандующего, принимал донесения военной разведки, обобщал их и передавал Барклаю де Толли.
      По возвращении в Главную штаб-квартиру он поручил М.Ф.Орлову представить докладную записку. Орлов в ней сообщил, что первоначальный план Наполеона предусматривал дать генеральное сражение под Вильно, однако отход русских войск не позволил его осуществить. Принятый французами новый план "состоит в сковывании нашего левого фланга, чтобы разбить разделенную на части русскую армию".
      С учетом изложенных М.Ф.Орловым сведений и соображений, русское командование отказалось от намерений дать сражение Наполеону в пределах Литвы и приняло решение продолжить отступление, чтобы обеспечить соединение армий Барклая де Толли и Багратиона.
      За блестяще выполненное разведывательное задание М.Ф.Орлов получил звание флигель-адъютанта и был произведен в штабс-ротмистры.
      В 1821 году население Греции, ряда районов Валахии и Молдавии восстало против турецкого ига. Командование Второй армии, расквартированной на юге европейской России, приняло срочные меры по получению достоверной информации о положении во владениях соседней Турции и особенно о деятельности Гетерии организации греческих повстанцев. В город Яссы с негласной миссией был направлен адъютант главнокомандующего Второй армии подполковник Пестель.
      Когда министр иностранных дел Нессельроде, прочитав донесение Пестеля о повстанческом движении в Турции, спросил у Александра I, кто этот дипломат, который так умно и верно сумел описать положение Греции и христиан на Востоке, царь, улыбнувшись, ответил: "Не более и не менее как армейский подполковник. Да, вот такие у меня служат в армии подполковники".
      Спустя полгода Пестель был произведен в полковники и назначен командиром Вятского пехотного полка.
      Вряд ли можно исключать повторения подобных или схожих разведывательных операций и в наше время. Во всяком случае они представляются закономерными и оправданными, как это и было в прошлом. Однако совсем по-иному сейчас смотрится другая специальная операция, проведенная в отношении России в тот момент, когда народ Греции поднялся на восстание против турецкого господства. Эта акция имела самые серьезные последствия.
      Через российского посла в Константинополе до сведения турецкого руководства было доведено мнение царя о том, что греческие мятежники достойны осуждения, поскольку они выступают против легитимной власти. Россия не оказала тогда помощи национально-освободительному движению в турецких владениях. Борьба греков только через восемь лет, т.е. в 1829 году, закончилась победой и привела к независимости страны. Что касается волнений в Валахии и Молдавии, то они были подавлены, и местному населению удалось освободиться от турецкого владычества лишь спустя 50 лет.
      Почему царь занял позицию, которая не совпадала с точкой зрения ряда близких ему лиц и противоречила общественным настроениям в его собственной стране? Судя по письму Александра I министру духовных дел и просвещения А.Н.Голицыну из Лайбаха от 10 (22) марта 1821 года, российский император считал, что восстания в Испании, Неаполе, Пьемонте и Греции организованы каким-то руководящим революционным комитетом, находящимся во Франции. В этой связи автор одной исторической работы, кстати, посвященной Пестелю, утверждает: "Австрийский канцлер Меттерних сумел как нельзя лучше сыграть на колебаниях и опасениях Александра I. На основании подложных документов он представил Гетерию отраслью какой-то всеевропейской подпольной организации".
      Документальные фальшивки ведут свое начало с очень давних времен. Прогремевшей, можно сказать, на весь мир является подложная грамота римского императора Константина I, правившего в IV веке н.э., согласно которой, папе Сильвестру I и его преемникам была предоставлена власть над Римом, Италией и западным провинциями империи, а также признавалось главенство папы над всеми другими владыками.
      Вдумчивые исследователи, хотя и не сразу, но все же докопались, что так называемый "Константинов дар" был составлен по поручению папы Николая I в середине VIII века реймскими и аахенскими богословами. Этот документ на протяжении всего Средневековья использовался папской властью для подкрепления своих теократических притязаний. Однако в конце концов его постигло заслуженное разоблачение. Сомнения в достоверности "Константинова дара" высказывал известный философ Николай Кузанский, а неопровержимо доказал его подложность в 1440 году итальянский гуманист Лоренцо Валла, приверженец философии и этики Эпикура.
      Другой известной фальшивкой, прочно вошедшей в европейскую историю, стало подложное письмо, призванное скомпрометировать Прокопия Ляпунова, выдающегося деятеля национально-освободительного движения русского народа на одном из этапов Смутного времени.
      Ляпунов сорганизовал рязанских дворян на вооруженное сопротивление иностранной интервенции, вступил в союз с воеводой из Зарайска князем Дмитрием Пожарским и стал главой Первого ополчения, которое осадило польский гарнизон в Москве, изолировав его от внешних сил, стремившихся прорваться к столице и оказать ему поддержку.
      Власть в ополчении осуществлял постоянно действовавший Земский Собор, получивший наименование Совета всей земли. 30 июня 1611 года Совет утвердил документ, который стал своего рода земской конституцией, показавшей, что в России народилось новое, невиданное прежде правительство, не стесненное опекой Боярской Думы и высшего духовенства, подотчетное лишь сословным представителям.
      Ляпунов первым осознал необходимость объединения всех патриотических сил в момент общенационального кризиса. Его имя стало олицетворением российского единства в борьбе против попыток вновь установить на Руси иностранное господство. Возникла реальная перспектива скорого освобождения Москвы, изгнания интервентов и возрождения государственной самостоятельности. И вот тогда в земский лагерь было привезено письмо, составленное от имени Ляпунова, якобы приказавшего хватать повсюду казаков, занимавшихся самовольными поборами с населения, и "побивать их на месте либо присылать под Москву". Казаки спешно собрали Круг и потребовали вождя ополчения к ответу. По прибытии Ляпунова они убили его. Это событие привело к развалу и поражению Первого ополчения.
      Правда все же раскрылась. Спустя некоторое время после победы, одержанной Вторым ополчением, руководителями которого выступили Минин и Пожарский, после освобождения Москвы появились достоверные сведения о том, как начальник осажденного польского гарнизона пан Гонсевский, не имея сил одолеть Первое ополчение в открытом бою, решил погубить Ляпунова обманным путем, натравив на него казаков. Была подготовлена фальшивая грамота насчет истребления "воровказаков", снабженная поддельной подписью Ляпунова. Ее доставил в таборы ополчения казацкий атаман Сидорка Заварзин, побратима которого, Александра Корвина, накануне выпустили из польского плена. Обо всем этом поведал в своих воспоминаниях международный авантюрист Н.Мархоцкий, бывший одно время помощником Гонсевского.
      Самой известной и, пожалуй, наиболее изощренной акцией по изготовлению фальшивок является операция французских спецслужб, распространивших накануне вторжения армии Наполеона в Россию так называемое "Завещание Петра Великого". Это было сделано при прямом участии сотрудников "Бюро по контролю за общественным мнением", которое входило в состав Министерства полиции и известно как "ведомство Фуше".
      В 1807 и 1811 годах это государственное учреждение пустило в обращение два варианта брошюры, включавшей текст "Завещания", в основу которых было положено сочинение польского эмигранта М.Сокольницкого, написанное в 1797 году. Данные материалы в свою очередь были использованы французским чиновником, занимавшимся делами печатной пропаганды, по имени Мишель Лезюр, который, будучи одновременно историком, написал книгу "Возрастание русского могущества с самого начала его и до XIX века".
      Произведение Лезюра было предназначено для того, чтобы двинуть в широкую публику "Завещание" с целью убедить ее в неизменно агрессивных устремлениях российской внешней политики, поскольку Петру Первому приписывалась идея о необходимости для России осуществлять территориальную экспансию в северном, южном и восточном направлениях, вплоть до покорения значительной части Европы, Персии и Индии.
      Можно было бы разобрать несколько мест из "Завещания" и тем самым наглядно продемонстрировать его фальшивое нутро. Однако это было сделано еще в прошлом веке историками, специализировавшимися в области внешней политики России и Франции, так что повторяться не стоит. И все же представляется небесполезным упомянуть об одном исследовании, проведенном библиотекарем отдела "Россика" бывшей Императорской публичной библиотеки Петербурга Г.Беркхольцем. Немец по происхождению, он опубликовал в Брюсселе в 1863 году брошюру, где утверждается, что автором текста "Завещания" варианта 1811 года является Наполеон. Если вспомнить характеристики, данные чисто человеческим качествам этого великого полководца крупным французским историком Ипполитом Тэном и наполеоновским послом в России Арманом Коленкуром, то вряд ли возникнет желание торопиться с опровержением тезиса Беркхольца.
      В период, когда на межгосударственные отношения накладывало свой отпечаток идеологическое противостояние, фальшивые документы порой оказывали влияние на международную обстановку и внутриполитическое положение отдельных стран. Известно, например, что исход парламентских выборов в Великобритании в 1924 году был в значительной степени определен опубликованным газетой "Дейли мейл" подложным "Письмом Коминтерна". Консервативные английские круги ухватились за этот фальшивый документ и использовали его, чтобы свалить лейбористское правительство Р.Макдональда и разорвать дипломатические отношения с Россией. Сделано это было по сугубо политическим мотивам под влиянием момента и второпях, так что британские спецслужбы не смогли технически квалифицированно подготовить и провести сложную операцию. Когда спустя несколько десятилетий, т.е. уже в послевоенное время, были предприняты попытки найти оригинал этого "документа", то в архиве Министерства иностранных дел Великобритании смогли обнаружить лишь черновой текст... написанный рукой хорошо известного нам Сиднея Рейли. Эта рукопись была доставлена им в Лондон из Берлина, где в то время действовала потайная контора российских эмигрантов, занимавшихся изготовлением и продажей документальных подделок.
      С русскими эмигрантскими кругами связано происхождение и другой, также наделавшей много шума, фальшивки. Судя по всему, вследствие своего технического несовершенства, она довольно длительное время хранилась под спудом. Ее, видимо, опасались пускать в ход, не желая подставляться легкой критике, и впервые реализовали после XX съезда КПСС. Речь идет о "служебном письме" заведующего Особым отделом департамента полиции Министерства внутренних дел царской России полковника Еремина от 12 июля 1913 года на имя начальника Енисейского охранного отделения А.Ф.Железнякова, в котором Джугашвили-Сталин назывался источником ценных агентурных сведений.
      Не вызывает сомнения, что решение об использовании этого документа в пропагандистских целях было в спешке принято весной 1956 года, когда мировая общественность находилась под шоковым воздействием доклада Н.С.Хрущева о "культе личности". Специалисты сразу разглядели многие недочеты и явные промахи в этой грубой и в общем-то неумелой работе. Обнаружилось, что: перепутаны инициалы Железнякова; искажено название служебного подразделения - Енисейского охранного отделения не существовало в природе, а был Енисейский розыскной пункт; подпись Еремина, сверенная с подлинными образцами, была признана поддельной; пишущая машинка "Адлер" из числа тех, которые были изготовлены в Германии и начали поступать в Россию в 1912 году, т.е. всего за год до напечатания документа, оказалась со старым, давно изношенным шрифтом; бланк служебного письма не соответствовал сохранившимся образцам, принадлежность которого к 1913 году не вызывала сомнений. Главный же просчет изготовителей заключался в том, что полковник Еремин 19 июня 1913 года был назначен начальником Финляндского жандармского управления и не мог подписать 12 июля 1913 года документ, исходящий от заведующего Особым отделом департамента полиции.