Маска Ра

– Вот и умолкли болтливые уста, – объявил он. И этим глазам больше не Окидывать меня бесцеремонным взглядом.

Амеротк покосился на Сененмута. Новоявленная «правая рука» госпожи-фараона явно недолюбливал покойного жреца.

Хатусу пинком захлопнула крышку сундучка, а затем скомандовала:

– Идемте в колонный зал!

Зал был уже подготовлен: расставлены маленькие столы и стулья, образуя овал. Рахимер успел занять главное место, а по обеим сторонам расположились поддерживавшие его писцы и жрецы. Хатусу села там, где сидела накануне, а по правую и левую руку от нее устроились Сененмут и Сетос.

Амеротк выбрал место у самых дверей. Он чувствовал себя крайне стесненно и очень жалел, что оказался в этих стенах. Несмотря на выпитое вино и веселое начало вечера, теперь атмосфера в зале была угнетающей. Ненависть и зависть, усилившись многократно, стали почти осязаемы.

Жрец скороговоркой произнес положенное восхваление. Он сравнил лицо юного фараона с ликом бога Гора. Волосы его мягкостью уподоблялись небесам, левый глаз сравнивался с утренним солнцем, а правый – с солнцем в вечернюю пору. Жрец говорил о том, что слава Ра, наполняя тело фараона, несет свет и тепло народу Египта. Но, когда жрец умолк, не было и намека на обещанные им свет и тепло. Хатусу пошла в наступление.

– Господа, – вид у нее был настолько величественный, словно она восседала на троне. Жестом она пресекла намерение Рахимера перебить ее.

– Господин визирь, это царский дворец – Дом Миллиона Лет. Наш славный фараон пребывает в Доме Обожания. Я – его мачеха. Итак, как же обстоят дела? Мой супруг скончался от укуса змеи перед статуей Амона-Ра. Военачальник Ипуверумер в этом зале, укушенный змеей. И вот сейчас во время пира сюда была доставлена отсеченная голова Аменхотепа, как жуткое напоминание или, возможно, предупреждение всем нам.

– На что вы намекаете? – плачущим тоном спросил глава Дома Серебра. – Умерли три человека.

– Нет, – возразил Сененмут. – Они не умерли, а были убиты.

– Убиты? – Рахимер, как коршун, склонил голову набок. – Вы хотите сказать, что смерть божественного фараона, не была случайной?

– Смерть командующего Ипувера точно не случайность, – заметила Хатусу. – И думаю, что Аменхотеп не с лестницы свалился.

– Господин Амеротк, – за улыбался через стол Рахимер, – мы все слышали о вашем мнении, – широким жестом охватил зал визирь. – Вы установили, покрайней мере, к собственному удовлетворению, что змея, найденная на борту «Славы Ра», не могла иметь отношения к смерти божественного фараона. Теперь мы все знаем, что божественный фараон прибыл в паланкине к стенам храма, где его встретила супруга.

Сененмут с шумом втянул в себя воздух и готов был вскочить, но Хатусу придержала его за руку.

– Я не говорил, что божественный фараон был убит, – поторопился уточнить Амеротк. – Такое дело на мое рассмотрение не предоставлялось. Я только постановил, что найденная на «Славе Ра» змея была не той змеей, что убила фараона.

– Но вы же еще говорили об осквернении гробницы фараона? – подал голос один из писцов Рахимера.

– Об этом известно всем Фивам, – ответил Амеротк. – Я высказал предположение, на что имею полное право, что кто-то в своей злобе на божественного фараона дошел до богохульства.

– А что скажете о случае с командующим Ипувером? – спросил Сетос. – Как вы объясните его смерть?

– Насколько я понимаю, – Амеротк указал на мешок на одном из стульев, – и как говорят, дворцовый совет заседал здесь.

– Верно, – коротко ответил Рахимер.

– У Ипувера были с собой документы? – продолжал расспрашивать Амеротк.

– Были, – подтвердил Омендап.

– И в заседании объявлялся перерыв?

– Да, – ответил Сетос. – Мы собрали свитки и сложили в мешки. Вы хотите сказать, Амеротк, что кто-то подложил в мешок змею во время перерыва?

Несколько писцов откликнулись на его слова презрительными смешками.

– А может быть, она туда сама заползла, – съязвил кто-то из жрецов.

– А еще можно предположить, что змеи умеют летать, – в тон ему ответил Амеротк.

Его слова вызвали смех, который он оставил без внимания и невозмутимо продолжал:

– Решение напрашивается вполне логичное. Если бы змея заползла в зал или в храм, ее бы заметили. Если бы змея была на паланкине божественного фараона, ее бы увидели. Окажись она на ступенях лестницы или в преддверии храма Амона-Ра, она также бьта бы замечена и уничтожена.

– И все же фараон умер от укуса змеи, – напомнил Рахимер.

– Не отрицаю. Но как, где и почему это случилось – остается большой тайной. И я хочу спросить вас. – Он сделал паузу и с трудом проглотил комок напряжения. – Скажите, случалось ли кому-нибудь видеть или слышать о том, как человека, окруженного множеством людей, укусила змея, но змею эту никому найти не удалось?

Члены совета приглушенными восклицаниями выразили свое согласие, что такое невозможно.

– Тайна существует, – повторил свою позицию Амеротк. – И те же самые рассуждения верны и в отношении командующего Ипувера. Видел ли кто-нибудь змею, убившую его, до того как он сунул руку в тот мешок? Видел ли ее кто-либо из жрецов, писцов, солдат, членов совета? Позволите, господин визирь?

Рахимер кивнул. Амеротк встал, обошел зал, затем снял мешки с кресел и перевесил, а после этого обратился к Сетосу.

– Господин, вас называют Глаза и Уши Фараона. Я поменял мешки местами. Мог бы кто-то, такой же, как вы, сообразительный и наблюдательный, сказать мне, где чей мешок?

Хатусу улыбнулась. Сененмут нетерпеливо барабанил пальцами по столу.

– В тот вечер, когда погиб Ипувер, – продолжал Амеротк, вернувшись на место, – убийца, поклоняющийся рыжеволосому Сету, богу разрушения, принес во время перерыва в зал змею в мешке для свитков. Господа, госпожа Хатусу, пойдите на базар и поговорите с магами, с заклинателями змей, которые привлекают народ своим умением обращаться с такими животными и этим зарабатывают несколько дебенов меди. Змею можно переносить в мешке или корзине. Движение укачивает и успокаивает ее. Змея лежит, свернувшись в кольцо. Она еще спокойнее, если ее незадолго перед этим покормили.

– И она вела себя спокойно, пока Ипувер не сунул руку в мешок, – предположил Омендап.

– Это движение разбудило спящую змею и привело в ярость, – продолжил свое объяснение Амеротк. – Она была готова к нападению. И все же, может быть, кто-то заметил и вспомнил, что мешки кем-то перевешивались? Или переставлялись стулья? Установил ли кто-либо из присутствующих, – Амеротк говорил медленно, подбирая слова, – что змея появилась именно из мешка, принадлежавшего Ипуверу?

– Нет, мы не проверяли, – ответил Сетос и указал на Омендапа. – Вы занимались выносом тела и доставкой его в город мертвых?

– Я также захватил бумаги Ипувера, но тогда я не приглядывался, что и где, – краснея от смущения, признался Омендап.

– Вот именно, – с сарказмом заметил Сененмут.

Командующий Омендап, поддержанный своими военачальниками, был готов немедленно ответить на резкий выпад. Сетос прекрасно понимал, как важна Хатусу поддержка военных чинов, поэтому нельзя было допустить, чтобы они сочли себя оскорбленными, и он не замедлил вмешаться.

– Господин Амеротк, заметно, что вы много знаете о змеях.

– А также о преступлениях, – язвительно прибавил Рахимер.

– Господа, в Фивах только и говорят, что о смертях от змеиных укусов. Я поразмыслил над услышанным. Мое предположение может быть неверным, но в нем есть логика.

– И каковы же ваши выводы? – поинтересовалась Хатусу. – Если ваши рассуждения, господин Амеротк, верны и мешки подменили?

– В таком случае, госпожа, убийца должен находиться сейчас в этом зале. Вы все это понимаете. Ни солдаты, ни слуги к этому не причастны. Кто-то принес сюда мешок со змеей и держал у себя, а затем повесил на спинку стула, на котором сидел Ипувер.

– Продолжайте! – повелительным тоном потребовал Рахимер.

– Мы предполагаем, что убийца среди членов совета, – играя кольцом с изображением Маат, Амеротк просил ее о помощи, о том, чтобы божественное перо истины и мудрости коснулось его губ и сердца. – И возникает следующий вопрос: «Зачем это понадобилось?»

Продолжить Амеротку не дал неистовый стук в дверь. В зал вошел начальник караула нубиец – метис в кожаном схенти. На перевязи для меча, перекрещивавшей его открытую грудь, висел знак полка Осириса. Он обратился не к Рахимеру, не к Хатусу, а к командующему Омендапу.

– Ваши указания выполнены. – И какие результаты?

– Мной были посланы поисковые группы вдоль берега до старого храма. В тростнике было найдено тело Аменхотепа. Из одежды на нем оказалась только набедренная повязка. А опознали его по обручу на руке.

– Что-нибудь еще? – требовательным тоном спросил Омендап..

– Да, господин. Один из посланных солдат– лекарь, он учился в Доме Жизни. Тело распухло и потеряло цвет…

– Остается удивляться, что до него не добрались крокодилы! – не удержался от язвительного замечания Бейлетос.

– Аменхотепа пять или шесть раз укусила в ногу гадюка, – закончил свой доклад солдат.

– Пусть тело и голову отправят за реку в Город мертвых, – распорядился Рахимер. – Аменхотеп готовил себе гробницу. Передай нашему служителю там, чтобы тело Аменхотепа было погребено как полагается. Расходы берет на себя Дом Серебра.

Солдат удалился.

– Время саранчи – лихолетье, – негромко заметил один из жрецов. – Пора смерти и опустошения. Сехмет-разрушительница шествует по царству Обеих Земель. Внутри хаос. От границ веет бедой.

И словно в подтверждение его слов, солнечный свет померк, когда облака поглотили закатное солнце. Амеротк гадал, прав ли в своих предсказаниях жрец. Ему вспомнились рассказы бабушки о том, как каждый день Амон-Ра проезжал по небу в своей золотой колеснице. Ночью бог солнца спускался в Дуат. В этом подземном царстве поджидал его, чтобы уничтожить, огромный и ужасный бог змей Апоп. «Неужели все случится снова, – думал Амеротк. – Неужели после этих убийств, совершенных с помощью змей, Обеим Землям вновь придется стать свидетелями разрушений и кровопролитий, как и в те времена, когда фиванские цари вели сражения, чтобы выдворить гиксосов?»

– Мы все опечалены смертью Аменхотепа, новы не закончили со своими выводами, – нарушила молчание Хатусу.

– Да, не закончил, – подтвердил Амеротк, отодвигая столик. – У нас три смерти: в двух случаях, несомненно, было совершено убийство. Все три смерти вызваны змеиными укусами. Мы не знаем, кто это совершил и почему. Поэтому следует обратить внимание на жертвы и подумать, что их может связывать.

– Я полагаю, такая связь очевидна, – нарочито медленно протянул Бейлетос.

Он махал своей мухобойкой, как будто слова Амеротка были чем – то назойливым и раздражающим, как мухи, от чего можно было отмахнуться.

Если Бейлетос рассчитывал, что его язвительность получит поддержку Великого визиря, то он просчитался. Рахимер с пристальным вниманием смотрел через зал на Амеротка.

– Очевидно, что все жертвы, включая божественного фараона, входили в дворцовый совет, высказал свое предположение Рахимер. – А что еще общего между ними?

– Эти смерти, а также осквернение гробницы фараона связаны общим моментом. Это возвращение божественного фараона после побед над народом моря в Дельте Нила. Победоносным и блистательным стал его поход к Великому Морю, – продолжал Амеротк. – Теперь скажите, сопровождал ли его Ипувер?

Зал откликнулся хором утвердительных возгласов. – И Аменхотеп также был там?

– К чему вы клоните, Амеротк?

Судья сделал недовольную гримасу и продолжал задавать свои вопросы.

– А не было ли каких-нибудь происшествий на обратном пути фараона из Дельты в Фивы?

– Каких, например?

– Может быть, случилось нечто особенное?

Возможно, божественный фараон говорил о своих планах, о том, что намеревался сделать после возвращения? Или, – Амеротк посмотрел на Хатусу, – может быть, в его отсутствие что-то произошло здесь, в Фивах? Я всего лишь строю предположения. У меня нет доказательств, даже намека на свидетельство, что нечто действительно произошло.

Члены совета начали негромко переговариваться. Сененмут, перегнувшись, что-то шептал Сетосу, ко торый в ответ отрицательно качал головой. Амеротк посмотрел на Хатусу. Погруженная в свои мысли, она выглядела озабоченной, даже испуганной. Губы ее беззвучно шевелились, моргали глаза. Ему припомнился слух, ходивший о супруге фараона, и пришли на память воспоминания о жизни при дворе.

– Слишком много сладости. Это не к добру, так однажды сказал о ней один из царских пажей.

Амеротк вспомнил, как поговаривали о том, что Хатусу подчинила себе своего единокровного брата и супруга Тутмоса II. По правилам, Хатусу следовало сопровождать Тутмоса в походе в Дельту, но в знак особого доверия он оставил ее в Фивax, чтобы она держала под своим контролем правительство и следила за делами в городе. Стояла ли за всем произошедшим Хатусу? А с ней и этот жрец Сененмут? Может быть, она вела какую-то тайную игру, чтобы захватить власть и управлять Фивами, царством и империей за его границами?

– Ничего плохого не случалось. Я не припоминаю ничего подобного, – заговорил Рахимер, жестом призывая к тишине. – Божественный фараон плыл по Нилу на корабле «Слава Ра». На пути он сделал остановку в Саккаре, где посетил пирамиды и заупокойный храм своих предков. Он принес в жертву богам несколько плененных князей и продолжил путешествие.

– А не было ли заметно после этого перемен в его настроении или поведении?

– Божественный фараон был человеком сдержанным, не склонным к откровениям, – важно изрек Рахимер. – Ему были чужды болтовня и сплетни. Он был бледен, иногда ему нездоровилось. Он говорил, что не чувствует твердости в ногах, но у него была падучая болезнь. Он был отмечен богами, И во время трансов у него были видения..

– Госпожа, – взгляд Амеротка остановился на Хатусу. – Ваше Величество, – он произнес титул с особым нажимом. – Ваш супруг отмечал что-либо особенное в своих письмах?

– Он писал, что Ра улыбнулся ему, писал о победах, о том, как крушит врагов и как сильно скучает по жене и семье.

Амеротк опустил голову. Хатусу ничего нового ему не сообщила, но дала понять совету, насколько они были близки с божественным фараоном.

– Он был молчалив, – поделился своим наблюдением Омендап. – Во время путешествия болезнь его о себе не заявляла, но он был глубоко погружен в свои мысли. Постойте. – Он поднял свой серебряный топорик – знак должности. – Я припоминаю, кое-что действительно случилось. Вспомните, вскоре после того, как «Слава Ра» направилась в Фивы, мы оставили фараона. Большинство из нас, – он указал на писцов и жрецов, – а также я, высокочтимый великий визирь и господин Сетос все мы были посланы вперед, чтобы подготовить его встречу в Фивах. Я не помню, чтобы фараон приносил жертвы кому-либо из богов; я вспоминаю, что в день, когда он сошел на берег, кто-то из охраны тоже это отметил.

– Это бессмыслица! – вскинул руку сидевший по соседству с Бейлетосом жрец Амона.

Рахимер кивком дал ему слово.

– Я сопровождал божественного фараона из Саккары. Верно, что он не приносил жертву, но он не покидал корабль до самых Фив.

– Значит, он не посещал никакие другие храмы или святилища? – спросил Омендап.

– Нет, – ответил жрец. – Он оставался на барке. Большую часть времени проводил под своим навесом на троне, но иногда выходил помочиться. Можете спросить у стражей. Часто он выходил на корму, туда выносили коврики с подушками, и он сидел там, глядя на звезды, простирая к ним руки. Надо сказать, – продолжил усмехнувшись жрец, что божественный фараон по возвращении в Фивы все время молился. Не знаю, что имеет в виду господин Амеротк. Я один из жрецов дворцового храма. За время, пока божественный фараон отсутствовал в городе и во дворце, я не заметил, чтобы произошло нечто плохое.

Рахимер собирался что-то сказать, но Хатусу резко встала, пресекая его попытку. За ней поднялись Сененмут и Сетос. Амеротку не оставалось ничего другого, как последовать их примеру. Хатусу хранила молчание. Она стояла скрестив на груди руки: так поступал фараон, прежде чем заговорить. Это был прямой вызов остальным членам совета. Хатусу напоминала, что она вдова фараона, что она царской крови, и все должны были встать вслед за ней, как того требовали правила церемонии. Рахимер плотнее придвинулся к спинке кресла, не собираясь отвечать на вызов. Омендап усмехнулся, подмигнул своим военачальникам, и они медленно поднялись со своих мест. Затем встали писцы и жрецы. У Рахимера не осталось выбора. Поднимался он неторопливо, сжимая в руках жезл – знак своей должности. Лицо визиря оставалось бесстрастным, но в глазах горела ненависть.

– Эти речи о божественном фараоне растревожили мне сердце и опечалили душу, – заговорила Хатусу, опуская руки. – Заседание совета переносится, но мы желаем, чтобы причину смерти военачальника Ипувера и жреца высшего ранга Аменхотепа расследовал господин Амеротк, главный судья Зала Двух Истин. – Она изящно моргнула подведенными сурьмой глазами. – Он должен отчитываться о результатах непосредственно передо мной. А сейчас я и мои советники обсудим с ним некоторые вопросы в тесном кругу в моих покоях.

– А как же другое дело? – поинтересовался Рахимер.

– Какое дело? Великий визирь, нет дел, которые не могли бы подождать до утра. Командующий Омендап, полки находятся у стен Фив?

– Там полки Исиды, Осириса, Гора и Амон-Ра, – ответил он. – А полк Сета и Анубиса расположились в оазисе к югу, – продолжал Омендап, играя рукоятью серебряного топорика. – Однако под началом великого визиря войска наемников следят за порядком в Фивах. Как я полагаю, – лукаво добавил Омендап, – они стоят лагерем на лугах и полях Дома Серебра и храма Амона– Ра.

– Они там, чтобы обеспечить защиту города в эти беспокойные времена, – пояснил Рахимер. Хатусу кивнула, облизнув губы.

– Для полной нашей защиты, великий визирь? – Да, госпожа, для полной нашей защиты.

Остальные члены совета не торопились расходиться, делая вид, что поправляют одежду и собирают свои вещи со столов. Так или иначе, но все они знали, что военная мощь Египта сосредоточена вокруг Фив. Мечи вынуты из ножен. А когда они будут пущены в ход – это лишь вопрос времени и удобного случая. Совет расколот противоречиями, и скоро столица царства, а за ней и вся империя окажутся ввергнуты в пучину междоусобной войны.

– Может быть, будет лучше всего, если перед войсками пред станет божественный фараон, во главе торжественной процессии, которая прошла бы через весь город, – предложил Бейлетос, кривя в угодливой улыбке полное лоснящееся лицо. Жрецы храма Амона – Ра и солдаты-наемники обеспечили бы ему надежную охрану.

Хатусу ответила ему улыбкой, при этом верхняя губа ее приподнялась, словно у готовой зарычать собаки. Она смотрела на Рахимера с Бейлетосом, стараясь усмирить кипящие в ее душе чувства. Ей были понятны их намерения. Стоило малолетнему фараону один раз появиться за пределами дворца, и наемники с жрецами откроют ему все пути.

– Божественный фараон, – начала она и продолжила, выдержав паузу. – Божественный фараон подумает над вашим предложением, но он мал годами, а сейчас по городу ходит болезнь. Я считаю, ему будет лучше остаться в Доме Обожания. Все же я прислушаюсь к вашему совету, главный писец. Богам известно: мы живем в тревожное время. Командующий Омендап, я хочу, чтобы вы распорядились разместить крупные силы в парках дворца, но возглавляющий их офицер будет отвечать непосредственно передо мной.

Во взгляде Омендапа отразилось упрямое намерение ответить отказом. Хатусу опередила его. Онащелкнула пальцами, и Сененмут, сразу же отодвинув стол, направился к Омендапу и вложил ему в руку свиток. Омендап развернул его и, увидев царский картуш, приложил его к губам.

– Это не мое пожелание, – сладким голосом добавила Хатусу, – а божественного фараона. Его слово было первым.

Омендап поклонился.

– Желание божественного фараона должно быть исполнено. Я буду наведываться сюда ежедневно, чтобы убедиться, что мои солдаты в добром здравии.

– Вам здесь всегда рады, – улыбнулась Хатусу. Господа! – И с этими словами она покинула зал вместе с Сененмутом и Сетосом.

Заседание моментально прервалось. Aмepoтк отметил, как много советников обступили Рахимера, перешептываясь и негромко переговариваясь. Омендап держался в стороне, но двух военачальников Бейлетос вовлек в оживленный разговор.

«Быть междоусобной войне», – размышлял Aмepoтк. Он видел, как ненавидят друг друга Хатусу и Рахимер. Кому-то из них придется умереть.

Он представлял, что произойдет, если в противоборство вступят войска. Обитатели районов, прилегающих к пристани, поднимут бунт. Он решил, что Норфрет с детьми должна покинуть город. Он отправит их на север, где они найдут убежище в храмах Мемфиса. Когда заговорят мечи, в Фивах не останется места правосудию.

– Господин Aмepoтк?

Из раздумий его вывел голос пажа, который стоял в дверях и махал ему рукой. В другой ситуации Амеротк счел бы такое обращение грубостью и отзываться бы не стал, но на него смотрели Рахимер и все остальные, и ему приходилось принимать решение. Если бы он покинул дворец, то обе стороны посчитали бы его своим врагом. Останься он взале, его бы отвергла Хатусу, а если он пойдет за пажом, Рахимер причислит его к сторонникам Хатусу. Амеротк взглянул на Омендапа. Командующий взглядом указал на дверь. Aмepoтк решительным жестом отодвинул стул и вышел из зала вслед за пажом.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Амеротк шел за пажом по галерее. Огромные фрески по обеим сторонам рассказывали о славных победах Египта над врагами. Голубые с золотом колесницы мчались по телам поверженных нубийцев, ливийцев и воинов из страны Пунт. Охваченные ужасом, смотрели азиаты на триумф фараона и мощь египетской армии. По краю росписей шли восхваления.

«И простер он свою десницу. Он, золотой сокол Гора, налетел на врагов своих. Он сломал им шеи. Он расколол им черепа. Он взял их золото и сокровища. Он заставил дрожать землю пред именем своим».

Амеротку подумалось, не станут ли эти надписи эпитафией славе Египта. Фараон еще ребенок, дворцовый совет расколот, а теперь убийственная ненависть вспыхнула меж теми, кто правит Фивами.

Шедший впереди мальчик – слуга свернул направо и остановился. Стражи у дверей стояли во всем своем церемониальном блеске: их головы венчали красно-белые головные уборы; они были в бронзовых панцирях и кожаных схенти. Эти солдаты принадлежали к одному из отборных полков. В одной руке они держали щит, в другой – обнаженный меч. Паж шепнул что-то одному из стражей, после чего бронзовые двери отворились, и Амеротк в сопровождении все того же пажа вошел в личные покои Хатусу, где было прохладно и светло. Пастельные тона стен давали отдых глазам после обилия батальных сцен на фресках галереи. Воздух был густо пропитан запахами кассии и других благовоний, в сочетании с тончайшими ароматами цветов в горшках и венках, расставленных и развешанных вокруг. Обстановка не занимала много места. Привлекали красотой несколько золотых и серебряных статуэток. Кресла и стулья из полированного дерева украшала инкрустация черным деревом и слоновой костью.

Оставив Амеротка ждать, паж вышел через боковую дверь. Он попытался избавиться от сковывавшего его напряжения, рассматривая картины, где изображались рыбаки, забрасывающие сети в воды Нила, и обнаженные танцовщицы, стройные и гибкие, в густых, пышных париках. Колебание света создавало впечатление, что девушки грациозно движутся В своем нескончаемом танце под перезвон систр, хлопая в такт в ладоши.

– Господин.

Знакомый уже паж приглашал его войти. Амеротк последовал за ним и, переступив порог, едва сдержал возглас изумления. В маленькой комнате росписи на стенах оставались в тени, не различимые в свете двух ламп, установленных по сторонам большого, похожего на трон кресла под балдахином из золотой парчи. Восседавшая в нем Хатусу крепко сжимала подлокотники в форме рычащих леопардов. Ее ноги стояли на скамеечке, покрытой золотой парчой с изображением богини Маат, победно восседавшей на одном из ужасных демонов подземного царства. По обеим сторонам от Хатусу сидели Сененмут и Сетос.

Амеротк прекрасно понимал, что Хатусу выбрала именно эту комнату, чтобы создать впечатление ее собственной царской власти. Будь на ней голубая или двойная корона, а в руках – плеть и скипетр, она бы выглядела совсем как фараон, вершащий суд. Даже выражение лица ее изменилось: от мягкости и кокетства не осталось и следа. Ее глаза гневно сверкали, губы были яростно сжаты. Амеротк взглянул на Сетоса и преклонил колена. Он воздавал ей не больше почестей, чем полагалось, но в памяти его хранилось предостережение Омендапа. Хатусу ясно давала понять, что регентом должна стать она. А еще у него закралось подозрение, не хочется ли ей также стать и фараоном.

– Ваше Величество, вы посьшали за мной, ровным тоном проговорил Амеротк.

– Если не хотите, можете уйти, господин Амеротк!

В тоне Хатусу чувствовалось напряжение. Амеротк со вздохом поднялся и скрестил руки на груди. Во взгляде Сетоса читалось предостережение. Он едва заметно покачал головой, давая сигнал Амеротку следить за своими словами. Эти подсказки совершенно не понравились Амеротку.

– Я главный судья в Зале Двух Истин, – ответил он. – Я представляю правосудие фараона.

– Вы всегда были прямым и несгибаемым, как столб. – Теперь уже Хатусу улыбалась, сменив свою величественную позу на более непринужденную – Помните, Амеретк? Вы когда-то не…е…много заикались, – намеренно запинаясь, сказала она. – Не забыли?

– Я помню, как меня дразнили, Ваше Величество. Как не помнить. Вы и ваша любимица-кошка. Серая, как мне кажется, верно? Во взгляде ласка, но очень острые коготки. Иногда было трудно различить: где хозяйка, а где ее любимица.

Сетос тихо ахнул. Но Хатусу удивила его. Вместо вспышки гнева в глазах ее зажглись озорные огоньки.

– Вас всегда отличали резкость и прямота, Амеротк. От заикания вы избавились, но у вас все такое же непроницаемое лицо, вы по-прежнему пылаете страстью к Норфрет и сохраняете решимость следовать правде. Неужели вам все это никогда не надоедает?

– Ваше Величество, я воспитывался при дворе вашего отца, и если я испытываю нечто подобное, то у меня достаточно хорошие манеры, чтобы это скрывать.

Амеротк чувствовал, как в нем копится гнев, который мешает дышать. Ему хотелось пройтись и дать выход чувствам. В то же время он ощущал в себе какую-то детскую неопределенность: был ли он рассержен или просто испуган?

– Некоторые назвали бы вас дерзким, – подал голос Сененмут. Он сидел в ленивой позе, положив руку на кресло-трон, и так ласково его поглаживал, что у Амеротка закралась мысль, а не хочется ли приспешнику Хатусу самому сидеть там.

– Простите? – Амеротк склонил голову набок, делая вид, что не понимает слов Сененмута.

– Господин Амеротк, – повторил он, – некоторые назвали бы вас дерзким.

– В таком случае, многие бы сказали, что между нами много общего.

Хатусу со смехом вскочила со своего трона. Она подошла к Амеротку и прижалась к нему. В полумраке комнаты Амеротку показалось, что они перенеслись в прошлое, он снова молод и его дразнит маленький бесенок из семейства фараона. Она так прижалась к нему, что он чувствовал запах ее пота, ароматы дорогих мазей и масел, которые источали ее одежды и тело. Поцеловав его в щеку, Хатусу вернулась на свой трон. Она сидела, сутулясь, не довольно поджав губы.

– Что вы хотите, Амеротк?

– Чтобы меня оставили в покое.

– Нет, как, главный судья?

– Я желаю долголетия, и здравия, и процветания божественному фараону, а также спокойствия при его дворе.

– Амеротк, – вступил в разговор Сетос, – не нужно громких слов. Если говорить прямо, то черта была проведена. С какой стороны стоите вы?

Амеротк поднял брови.

– Боюсь, что я остался на том же месте, где был до того, как эта черта проводилась.

– Вы лжете! – не мог не вмешаться Сененмут. Амеротк гневно шагнул в его сторону, и Сененмут тут же спохватился и поспешил исправить ошибку.

– Прошу прощения, – извинился он, поднимая вверх руки. – Вы кто угодно, только не лжец. И если только вы не глупец, то я думаю, что вы человек честный. – Он криво усмехнулся. – Немного, правда, ханжа, и довольно чопорный. Но что, если в царстве разразится междоусобная война?

– Я буду поддерживать фараона против его врагов, – ответил Амеротк.

– И кто же враги фараона? – вопрос Хатусу прозвучал громко и резко. Она вытянула руку и разжала ладонь.

Амеротк увидел царский картуш малолетнего фараона. Эти иероглифы нельзя было спутать: они изображали бога мудрости Тота, тронное имя фараона и двойную корону Египта.

– Что гласит закон? – спросила она требовательным тоном.

– Тот, у кого находится картуш, печать Египта, выполняет божественную власть Амона – Ра, – ответил Амеротк.

– Печать у меня, – сказала Хатусу. – Эти глупцы в совете считают, что пасынок меня ненавидит и не признает. Это не, так!

Амеротк склонился и поцеловал картуш.

– Чем могу служить вам я, Ваше Величество?

Вот, рядом с вами, – он указал на Сетоса, – Глаза и Уши Фараона. Если требуется отыскать врагов…

– Вот оно что! – улыбнулась Хатусу. – Вы полагаете, что вы здесь для того, чтобы выполнять роль цепной собаки фараона – лаять и скалить зубы? Ее тон стал сухим. – Я просто хочу провести расследование причин этих смертей.

– Зачем?

– Затем, что убийца мог наметить своей целью любого в зале.

– И все же зачем? – допытывался Амеротк.

– Фараон еще ребенок, – вступил в разговор Сетос. – Возможно, кто-то из членов совета считает, что может пройти через море крови и добиться контроля над египетским троном.