Евлампия Романова. Следствие ведет дилетант (№21) - Золушка в шоколаде

Буквально на краю света нашла длинный двухэтажный барак и начала стучаться в разные комнаты. Обитатели трущобы были сплошь гастарбайтерами, подавляющая часть жильцов с трудом произносила фразу: «Моя твоя не понимай». То ли люди и в самом деле не владели русским языком, то ли прикидывались, понять правду было невозможно.

В конце концов Ия нашла бойкую, на удивление трезвую украинку, которая затараторила:

– Райка Клюквина? Та она в шестой, бухая, дрыхнет. Завсегда пьяная, фамилиё своё оправдывает. Клюквина – вот и клюкает!

Ия толкнулась в дверь, на которой мелом была косо намалевана цифра «6». В узком, пеналообразном помещении стоял жуткий, продавленный диван, на котором храпела грязная старуха с лицом, покрытым синяками. Из стены торчала пара ржавых гвоздей, на которых висело бесформенное тряпье, на подоконнике маячили две пустые пивные бутылки.

– Раиса Ивановна, – позвала Ия, – проснитесь!

Бабка подняла голову.

– Чаво?

– Вы о внучке не волнуетесь? – стараясь не дышать, спросила Крон.

– Хде?

– Оля у нас.

– Хто?

– Девочка в порядке.

– Че? Дай на бутылку! – потребовала алкоголичка.

– Нету, – отрезала Ия. – Вам пора бросить пить и заняться уборкой.

– Пошла на… – ответила бабуся.

Ия в полном шоке побежала назад и снова наткнулась на говорливую украинку.

– Побалакали? – спросила та.

– Ага, – вздрогнула Ия.

– Неужто Райка трезвая? – изумилась баба.

– Куда там! – махнула рукой Крон. – Боже, в каком ужасе люди живут!

– Избалованная ты, как я погляжу, – скривилась тетка. – Крыша над головой есть, сортир работает, газ горит, че ищо надо? Вода, правда, только холодная, так в баню сгонять недолго. И не все тута бухальщики, я вот ни капли в рот не беру, работаю.

– У Раисы Ивановны внучка есть, Оля. Не знаете, где родители девочки? – поинтересовалась Крон. – И почему она носит фамилию Ильина, а бабка Клюквина?

Украинка пожала плечами:

– Небось по отцу девка Ильина.

– Куда подевалась дочь Раисы? – настаивала Ия.

– Не знаю, – равнодушно проронила гастарбайтерша, – мне до чужих дела нет, своих на лыжи ставить надо.

Крон вернулась домой почти больная и сказала вечером Зое:

– Это ужасно.

– Съездила? – улыбнулась дочь. – Сильное впечатление, правда?

– И что нам теперь делать? – забеспокоилась Ия. – Лапочку нельзя отправлять домой.

– Пусть у нас живет.

– Это невозможно.

– Почему?

– Ну… кто мы ей? По документам?

Зоя обняла маму.

– Бумаги оформлять не надо. У Лапочки есть метрика, поговори с соседкой из девятой квартиры, Ириной Сергеевной, она в школе директорствует, объясни ей ситуацию, пусть зачислит Олю в класс, я помогу ей пробелы в знаниях заполнить. Будет жить у нас на правах дальней родственницы, получит потом паспорт, и все.

Ия молчала.

– Мамочка! – воскликнула Зоя. – Лапочка не бездомное животное, ну нельзя ее вон вышвырнуть!

– То-то и оно, что девочка не собачка, – вздохнула Ия и, увидав, как у Зои вытягивается лицо, быстро добавила: – Будь по-твоему, но заботиться о Лапочке придется в основном тебе.

– Муся, ты прелесть! – подпрыгнула Зоя.

Самое удивительное, что все сложности разрешились мгновенно. Соседка Ирина Сергеевна, поохав, взяла Лапочку, в свою школу. Оля отъелась, отмылась, превратилась в симпатичную девочку. Найденка изо всех сил старалась быть полезной – мыла полы, выносила мусор, гладила белье.

Ии сначала было некомфортно видеть в своей квартире постороннего человека, но потом она привыкла к Лапочке, оценила ее трудолюбие, замечательный характер, умение быть незаметной. Оля никогда не навязывалась с разговорами, не сидела в гостиной, если там уже устроилась Ия, не протестовала, когда та переключала телепрограммы, не капризничала, не болтала безостановочно и ухитрялась пользоваться ванной, когда в квартире отсутствовали хозяйки. Лапочку даже можно было упрекнуть за молчание – девочка лишний раз не раскрывала рта, она никогда не начинала разговор первой. Ия попыталась выяснить у нее что-нибудь о родителях, но наткнулась на стену. Нет, Лапочка охотно отвечала на вопросы, только ситуация не прояснялась.

– Где твоя мама? – полюбопытствовала Крон.

– Я ее никогда не видела, – грустно сообщила Лапочка. – Вроде она уехала с новым мужем, не с моим папой. Бабушка как-то сказала: «Во шалава, оставила ребенка на три дня и который год глаз не кажет».

– Отец приходил к вам в гости? – не успокаивалась Ия.

– Нет, я с ним незнакома.

– Алименты он платит?

Лапочка заморгала.

– Думаю, нет, баба Рая меня постоянно дармоедкой называла. Впрочем, она пьет, верить такой нельзя. Я ничего про папу не знаю, а в метрике написано: Ильин Николай Петрович. Интересно, сколько людей на свете с таким именем?

– Ты всю жизнь в одном месте жила? – продолжала допрос Ия.

– Я себя только в бараке помню, – вздохнула Оля и по-взрослому серьезно добавила: – Где родилась, там и пригодилась.

– Как же ты, такая маленькая, убежать решилась?

Лапочка вздрогнула.

– Мне уже тринадцать стукнуло, просто я с виду мелкая.

– Пожилой возраст, – протянула Ия.

– К бабушке Петя пришел, – прошептала Лапочка, – и предложил: давай твою к делу приставим. Вот я и испугалась. Ясно ж, ничего хорошего не выйдет, в тюрьме окажусь. Ну я и смылась! Петька из детей делает дырочников.

– Кого? – испугалась Крон.

Лапочка снисходительно улыбнулась.

– Петя вор, ему малыши нужны, щупленькие, чтобы через форточку в чужую квартиру пролезть. Такие гибкие встречаются, сквозь прутья решеток легко проскальзывают. Я верткая, вот Петя и захотел меня у бабки забрать. Но мне неохота в малолетку попасть, там труба – либо убьют, либо уголовницей станешь, я понаслушалась во дворе рассказов. У меня планы: выучусь, получу профессию, выйду замуж, рожу детей и никогда пить не стану. Вот!

К горлу Ии подкатил горький комок. Она обняла Лапочку, крепко прижала к себе и пообещала:

– Все будет по твоему плану, Господь добрый, он тебя в беде не оставит.

– Боженька мне уже помог, – шмыгнула носом Лапочка, – свел меня с Зоей. Вы не волнуйтесь, я потом вас отблагодарю. Станете старенькой, не брошу, куском не попрекну, самое лучшее принесу.

После этого разговора Ия окончательно приняла Лапочку, в их отношениях исчезла натянутость и начала рождаться любовь. Но по-настоящему Лапочку Крон оценила лишь после случившегося несчастья.

Глава 6

Беда, как и водится, подкралась внезапно. Зоя отправилась к стоматологу, вернулась домой бледная и пожаловалась маме:

– Очень больно!

– Что же анестезию не попросила? – изумилась Ия.

– Да сделали укол, но все равно мне плохо.

– Больше не ходи к этой врачихе, – рассердилась Ия.

Зоя кивнула и пошла спать. Наутро боль стихла, девушка уехала в институт, а Ия ушла на работу. Служебные дела потребовали задержаться, Крон весь день не разговаривала с Зоей. В девять часов мать спохватилась и позвонила дочке на мобильный.

– Алло, – ответил незнакомый голос.

– Извините, я ошиблась, – сказала Крон и хотела отсоединиться.

– Ия Вадимовна, это Аллочка!

– Кто? – изумилась женщина.

– Ну я же, Алла, подруга Зои.

– Почему у тебя ее аппарат?

– Вы только не волнуйтесь.

– Говори скорей, – закричала Ия, – что стряслось? Зоя под машину попала?

– Нет, нет! – зачастила Алла. – У нее на занятиях температура поднялась. Да такая высокая! Вот она к врачу и поехала, ее в больницу положили.

– В какую? – заорала Крон.

– В Марьиной Роще, – ответила Аллочка.

– Почему мне сразу не сообщили?

– У вас мобильный был выключен.

– Верно, – вспомнила Ия, – я была на совещании. Быстро назови адрес клиники!

– Может, не стоит еще и вам туда ехать? – засомневалась Алла. – Там Лапочка сидит, Зоя спит. Врачи говорят, это обычный грипп.

– Уже лечу! – воскликнула мать.

Когда Ия поднялась на нужный этаж и увидела серо-бледное лицо Лапочки, стоявшей у входа в палату, тревога стала нестерпимой. Аллы в коридоре не было.

– Ну что? – спросила Крон.

Лапочка шарахнулась в сторону.

– Не знаю.

Не успела Ия Вадимовна перепугаться еще больше, как из палаты вышел мужчина в белом халате.

– Это ее мама, – выпалила Лапочка и юркнула за доктора.

Медик окинул взглядом Ию.

– Зоя Крон ваша дочь?

– Да, – ответила та.

– Очень сожалею, мы сделали все возможное, но девушка скончалась, – объявил врач.

Ия упала на стул, разом перестав слышать и видеть. Дальнейшие три дня у нее стерлись из памяти. Все скорбные хлопоты взяли на себя Алла и Лапочка, мать, словно автомат, подписывала какие-то бумаги. Очнулась она в момент похорон. Внезапно увидела мертвое лицо дочери, гроб, цветы и спросила:

– Это Зоя?

Лапочка ухватила Ию за плечо.

– Пошли, сядете вон там.

– Нет, – заплакала Ия, – я останусь здесь.

– Пойдемте, – потянула ее Оля в сторону.

– Не трогай Ию Вадимовну, – велела Аллочка, – если она зарыдала, уже хорошо.

– Где медальон? – закричала Крон, шаря руками по шее дочери.

– Я его сняла и спрятала, – быстро сказала Лапочка, – не волнуйтесь.

– Где медальон?

– Я его убрала.

– Где он?

– В ящике стола.

– Где медальон? – с упорством заевшей пластинки повторяла Ия.

– Дома, – попыталась вразумить ее Лапочка, – он в целости и сохранности.

– Почему дома? – заорала мать, вырываясь из рук девочки.

– Надо было в другое место отнести? – растерялась приемная дочь.

– Зоя его никогда не снимала!

– И чего? – совсем растерялась Лапочка.

– Нельзя без него ее хоронить.

– Ия Вадимовна, никогда в могилу драгоценности не кладут, – попыталась образумить Крон какая-то женщина. – Тем более дорогие!

– Дороже Зои? – воскликнула Ия. – Какое твое дело? Что хочу, то и положу в гроб. Без медальона не дам дочь хоронить!

Повисла тишина, затем до слуха Крон долетел нервный мужской голос:

– Она с ума сошла! Пусть ей дадут успокаивающее и опускают гроб в яму, могильщики не станут ждать.

– Сам ты сумасшедший! – неожиданно грубо возразила Лапочка. – Раз Ия хочет, вы обязаны ее желание выполнить. Кто-нибудь может меня в квартиру отвезти?

Ия Вадимовна опустилась на стул и замерла. Сколько времени она так провела, тупо глядя на гроб, Крон не знала.

В конце концов вернулась Лапочка с украшением. Мать собственноручно застегнула широкую цепочку на шее покойной и отошла в сторону. Ии Вадимовне стало легче, она была благодарна Лапочке, которая сумела выполнить ее просьбу.

Крон замолчала, я перевела дух и спросила:

– Почему умерла Зоя?

Ия Вадимовна начала гонять пальцами рассыпанные по клетчатой скатерти крошки.

– Дочь заболела гриппом, температура подскочила на следующее утро после посещения стоматолога. Инфекция уже была в организме Зоиньки, в подобном случае всякие врачебные манипуляции противопоказаны, но дочка ничего не знала о гриппе и отправилась лечить зуб. Вот почему ей было так больно, анестезия не срабатывает, если человек плохо себя чувствует! В процессе лечения Зоя попросила сделать еще один укол, стоматолог не стала возражать, и дочке стало через полчаса совсем худо. Но потом вроде полегчало. Утром Зоя побежала в институт. На первой лекции у нее отчаянно заболела голова, и она, по словам подруги Аллы, приняла анальгин, две таблетки сразу. Но лекарство не подействовало. Сокурсники решили Зое помочь и начали совать то, что имели под рукой, – цитрамон, аспирин, бутылочку с каким-то сиропом. В конце концов Аллочка догадалась отвести еле живую Зою в медпункт, где ей поставили градусник. Ртутный столбик зашкалил за отметку «40». Не слишком умная медсестра дала Зое две капсулы парацетамола и вызвала «Скорую». Пока машина пробиралась по пробкам, дочка потеряла сознание, но по дороге в больницу пришла в себя и даже начала шутить с Аллочкой, которая сопровождала подругу. И та успокоилась. В клинике Зою уложили в палату, и она… умерла.

– Ужас! – ахнула я.

Ия сцепила руки.

– Увы, ничего необъяснимого в этом нет, и винить вроде как было некого. Медсестра велела проглотить жаропонижающее, «Скорая» сделала укол этого… ну… забыла. В общем, дочери ввели очень хорошее лекарство, но при взаимодействии с парацетамолом оно проявляет агрессию, а Зоя еще до посещения медпункта выпила сироп от температуры, в котором содержался тот же парацетамол. Короче говоря, роковое стечение обстоятельств.

Я молча слушала Ию.

– Как ни ужасно это звучит, – говорила та, – но кончина Зои казалась мне в тот момент объяснимой.

– Казалась? Что же тебя теперь так потрясло? Я вообще-то решила, что ты хотела возбудить дело против врача, который в клинике занимался твоей дочкой, а в милиции отказались. К слову сказать, привлечь к суду медиков очень и очень сложно!

Крон помотала головой:

– Нет. Я попыталась начать жить без Зои. Спасибо, Лапочка рядом, старается изо всех сил, зовет меня мамой, но ведь родную дочь никем не заменить. Лапочка замечательная девочка, хочет меня расшевелить, приободрить, но… А теперь о сути дела. У меня на лице появились странные красные пятна, явно аллергического происхождения. Я после смерти Зои принимаю разные успокоительные таблетки, а они не действуют, вот я и покупаю все новые и новые упаковки. Последней была коробка с бицином,^[1] я съела таблеточку и спустя двадцать минут стала кашлять, чихать, чесаться. Я пошла к специалисту. В регистратуре мне посоветовали, – ровно вещала Ия, – завотделением Мячину Ирину Львовну. Представляешь мой ужас, когда я увидела на шее у доктора… там висел…

Крон поперхнулась.

– Что? – не сдержала я любопытства.

– Медальон, – сумела наконец выговорить Ия, – тот самый, который я похоронила вместе с Зоей.

– Не может быть!

Крон медленно перекрестилась.

– Пусть меня паралич разобьет, если вру.

– Ты не лжешь, а ошибаешься.

– Нет.

– Вероятно, существуют другие такие подвески, – предположила я.

– Исключено, – решительно возразила собеседница. – Ведь я уже рассказывала, что прадедушка специально заказал драгоценность для любимой жены и велел выгравировать надпись.

– Случаются совпадения.

– Но не такие. Зою ограбили! Я хочу, чтобы вора посадили в тюрьму, а медальон вернули мне. Я его снова надену на шею дочери! – истерически воскликнула Крон. – Я попыталась обратиться в милицию, но без толку…

– Зою похоронили, – попробовала я привести в чувство Крон. – Зачем ей медальон?

– Я так хочу! Разрою могилу и верну его на место.

– Эксгумация – дело не простое.

– Я добьюсь разрешения! Или нет, сама, тайком…

– Право, не стоит, – забормотала я, – живым надо жить, у тебя осталась Лапочка. А с украшением вышла какая-то ошибка.

Ия Вадимовна судорожно обернулась.

– Ладно, скажу основное. Но учти, ситуация очень странная. Зоя жива! Она ждет от меня помощи! Ей плохо!

Я беспомощно оглянулась по сторонам. Нет, Крон все-таки сумасшедшая!

– Нет-нет, я не потеряла рассудок, – сказала Ия, верно истолковав мое движение, – очень хорошо понимаю, что ты считаешь меня невменяемой идиоткой!

– Что ты, мне в голову такое не придет! – воскликнула я, стараясь, чтобы вышло искренне.

– Всем приходит, – усмехнулась вдруг Крон. – И ты не исключение. Когда я в милиции то же самое рассказала, участковый извинился, вышел в коридор и, вот идиот, как гаркнет: «Мишка, вызови врача! У меня психопатка сидит, натурально из дурки удрала, фотки ей присылают с того света». Ну я и ушла скорехонько, пока и правда в дурдом не заперли.

– Фото? – удивилась я. – Ты ему разве не про медальон рассказывала?

– И про него тоже, – кивнула Ия Вадимовна. – Но еще… Ладно, считай меня шизофреничкой, ей-богу, теперь мне наплевать, я все тебе скажу. Только я ума уже поднабралась. Имей в виду: если сейчас, узнав правду, скажешь, что тебе надо в туалет, а сама позвонишь и пригласишь сюда психоперевозку, мигом отопрусь. Просто заявлю медикам: «Ничего не слышала и не видела, женщину эту встретила второй раз в жизни, сначала в поликлинике столкнулись, теперь она за мной сюда притопала. Еще разобраться надо, кто из нас больная». Вот и все.

Я заморгала, а Ия, опустив вниз уголки рта, прошептала:

– Она мне прислала снимок.

– Кто? – решила уточнить я. – Врач с медальоном?

– Нет, Зоя.

– Когда?

– Пару дней назад, – ответила Крон.

– Послушай, ты…

– Ага, хочешь сказать: посиди тут, а я в туалет схожу? – издевательски перебила меня Ия. – Предупредила ведь, не надо вызывать психиатра.

– Послушай, – повторила я, – ты обозналась, и можно понять почему. Смерть дочери любую нормальную мать из колеи выбьет. Даже у стопроцентно здоровой женщины глюки пойдут. Тебе и впрямь необходим врач, но я его сейчас приглашать не стану, доктор со «Скорой», даже специализированной, не поможет, нужен человек, который станет наблюдать за тобой, корректировать поведение. Думаю, психолог подойдет.

– Я не шизофреничка!

– Разве я говорила о психиатре? Стресс, депрессию, навязчивые состояния достаточно успешно лечат психотерапевты.

– Не нужны мне никакие душеведы! – резко заявила Ия. – Вот, смотри.

Быстрым движением Крон вынула из сумки фотографию, я уставилась на снимок. Комната, похоже – больничная палата, на кровати сидит девушка в голубом халате, на ее лице застыло суровое выражение.

– Переверни и прочти надпись, – велела Крон.

– «Гу любит Фо, помоги», – озвучила я то, что увидела на обороте карточки.

– Ну как? – почти равнодушно поинтересовалась Крон. – Впечатляет? После погребения дочь шлет матери снимок и умоляет о помощи.

– Это ее изображение?

– Да.

– Ты уверена?

– Абсолютно! Вот, смотри.

Ия открыла свой мобильный, я увидела вместо заставки фото очень похожей девушки.

– Это Зоя, – пояснила Ия. – Видишь, вот тут родинка? И на фото она есть.

– Кто-то решил над тобой поиздеваться, – пробормотала я. – Есть такие умельцы, любой снимок сварганят.

– И зачем людям понадобилось делать такое? – мрачно спросила Крон.

– У тебя есть враги?

– Да нет. Никого особо не обижала.

– Иногда, чтобы вызвать чужую ненависть, достаточно купить новую машину или приобрести шубку, – вздохнула я.

Ия Вадимовна заложила за ухо выбившуюся из прически прядь волос.

– Думаешь, некто решил мне насолить? Тайный недоброжелатель?

– Очень жаль лишать тебя иллюзий, но покойники не способны выходить из могилы. Естественно, мерзавца следует найти и наказать! Хочешь, я тебе помогу? Если сейчас мы вместе подумаем, составим полный список твоих знакомых, то в нем непременно окажется и «шутник».

Ия опустила голову.

– Нет, это Зоя! Она жива!

– Прости, я понимаю, твое горе безгранично, но люди не встают из гроба.

– Видела надпись: «Гу любит Фо, помоги»?

– Да, конечно.

– Эти два слога – детские прозвища, о них не знает никто, кроме нас с дочкой. «Фо» – сокращение от «фонарик», – монотонно продолжила Ия. – В детстве я прочитала Зое сказку про гусеницу, которая с фонариком искала друзей. История так понравилась девочке, что мы с ней стали разыгрывать действие по ролям. Ясное дело, дочка была гусеницей, а я всеми остальными. Ну а потом как-то прилипло: Зоя стала называться «Гу», а я «Фо». Мы эсэмэски так друг другу подписывали. Это она написала! Фо – обращение ко мне, понимаешь?

Крон закрыла руками лицо и глухо договорила:

– Моя маленькая, любимая Гу, Фо непременно отыщет тебя… Зоя жива! У нее отняли медальон… Дочку где-то держат… Помоги мне! Ну пожалуйста!

Мне стало до слез жаль бедную женщину.

– Хорошо, давай разбираться.

– Ты поверила! – закричала Ия.

– Ну… в жизни случается всякое, – обтекаемо ответила я, – порой самые фантастические предположения оказываются правдой.

– Зоя жива! Она вернется ко мне! Непременно!

Я встала и обняла Крон за плечи.

– Давай договоримся об одном: ты спокойно выслушаешь то, что я сумею узнать.

Ия откинулась на спинку стула, ее глаза из голубых стали темно-синими, а губы побелели.

– Если выяснится, что фото – жестокий розыгрыш, – через силу продолжила я, – тебе придется во второй раз похоронить Зою.

– Полагаешь, некто до такой степени ненавидит меня?

– Согласись, – сказала я, – медальон может быть просто похожим на Зоин. Я поеду в поликлинику и потолкую с врачом, очень осторожно выясню, откуда у нее драгоценность. Можешь дать мне свой телефон? Не номер, а аппарат.

– Бери, только зачем?

– У меня есть приятель, отличный эксперт, попрошу его изучить фото, пусть определит, один ли человек на снимке и у тебя в мобильнике.

– А он не может ошибиться? – напряглась Ия.

– Нет, Федор специалист высокого класса, – заверила я, – если он скажет: это фотомонтаж, начнем искать человека, которому ты досадила. Кстати, перебери мысленно знакомых, подчиненных, есть ли среди них обиженные госпожой Крон или завистники.

– А если эксперт подтвердит, что на постели сидит Зоя, тогда как?

Я откашлялась и решительно ответила:

– Тогда придется признать существование загробной жизни и уйти в монастырь замаливать грехи. Ладно, хватит заниматься ерундой. Как, ты сказала, зовут врача с медальоном? А заодно назови координаты Аллочки, лучшей подруги Зои.

– Ирина Львовна Мячина заведует терапевтическим отделением в поликлинике, где мы с тобой познакомились, – выдавила из себя Ия, – а Аллочкин телефон легко запомнить, он из одинаковых цифр…

Глава 7

Сев в машину, я позвонила Федору, о котором упоминала в разговоре с Крон, и, о чудо, моментально услышала покашливание и глухой голос:

– Слушаю, Бологоев!

– Ой, Феденька, ты на работе!

– Привет, Лампа, – вновь закашлял приятель.

– Ты просто быстроухий олень! Сразу узнаешь человека! – восхитилась я. Потом, решив, что кашу маслом не испортить, добавила: – Настоящий профессионал.

– Понимаешь, Романова, – засмеялся эксперт, – в Москве найдется мало людей, которые звонят тебе на службу, а затем начинают удивляться, обнаружив разыскиваемый объект в рабочем кабинете. Это нелогично! Вот набери ты номер зоопарка и услышь мой нежный голосок, тут твое изумление было бы понятно.

– Очень даже логично, – возразила я, – ты вполне мог быть на выезде.

– А перл про быстроухого оленя? – хмыкнул Федя. – Сильное заявление! Назови еще хоть одну блондинку, способную на подобное высказывание.

Я решила не обращать внимания на зубоскальство Бологоева.

– Федюнчик, окажи любезность, помоги!

– Опять разбирать чьи-нибудь каракули? Уволь! Я занят по горло, – решил избавиться от меня эксперт.

– Нет-нет, речь идет вовсе не о моих служебных делах, – пустилась я на хитрость, – Вовка заболел.

– Костин? – встревожился Федор. – Что с ним?

Я на секунду замялась. Не очень-то красиво ставить в известность о проблемах майора его сослуживца, но мне на самом деле требуется проконсультироваться у специалиста, показать ему результаты УЗИ, а Катя уехала в командировку, связи с ней нет.

– Отвечай немедленно, – потребовал Федя, – не молчи!

Я приняла решение.

– Можно я приеду? По телефону не сумею описать проблему, у меня при себе его УЗИ и анализ крови.

– Давай, – без лишних колебаний приказал Бологоев.

– Закажи пропуск и никому не говори о моем приходе.

– Лучше поторопись, Мата Хари, – отозвался Федор. – Да не заходи в общую комнату, встретимся в тридцать пятой.

Когда Бологоев увидел листок с черно-белыми пятнами, он цокнул языком.

– Это не УЗИ.

– А что? – удивилась я. – Врач сказал, Вовку просветили аппаратом.

– Умных машинок, при помощи которых теперь, на беду, можно изучить больного со всех сторон, напридумывали много, – нараспев пробубнил Федор, уставившись в непонятное мне сочетание линий.

– Врач сказал, что делали именно УЗИ.

– Угу, ясненько, – закивал Бологоев. – Ну, таперича колись! Зачем Костин поперся к коновалу?

Я изложила историю про тошноту и боль в желудке, Федор прищурился.

– Интересное кино.

– Так плохо? – испугалась я.

– Ваще, блин.

– Онкология?! – помертвела я.

– Ага, была, – закивал Бологоев. – Судя по представленному тобой материалу, объекту изучения хреновее некуда.

– Он умрет?!

– Ну, подобный поворот событий неудивителен, рано или поздно все мы в ящик сыграем, – равнодушно сообщил Федька, взял со стола булочку, откусил от нее, потом, спохватившись, протянул мне остатки плюшки. – Хочешь? Угощайся!

– Как ты можешь есть? – взвыла я.

– Так проголодался же, – пояснил эксперт.

– Вовка одной ногой в могиле, а ты… Хорош друг!

Бологоев запихнул в рот вторую половину булки и, быстро проглотив, заявил:

– Некоторые наблюдения вкупе с определенными размышлениями позволяют сделать выводы, косвенно указывающие на относительно стабильное состояние здоровья майора Костина.

– Ты можешь говорить по-человечески?

– Разве я лаю как собака? – хмыкнул Федька и схватил с подоконника бутылку воды.

– Издеваешься?

– Вовсе нет. То, что ты назвала результатом УЗИ, демонстрирует печальную картину. У несчастного N, если, как ты просишь, говорить по-человечески, отчекрыжили желудок. Скорей всего, была онкология в запущенной стадии, вот и ампутировали. Нет органа – нет проблемы. Вмешательство проводили недавно, ну… думаю… месяца три тому назад. Конечно, при вскрытии сказал бы точнее, а так могу лишь предполагать. Теперь глянем на анализ крови. Мда-а… Скажи, он принадлежит тому же объекту, что и снимок?

– Да, – прошептала я.

– Я не ошибся. Значит, онкология, – довольно зачирикал Федя. – Похоже, анализ в промежутке между «химией» сделали, лейкоцитов нет. Да-с! Долго он не протянет, хотя случаются чудеса. Вот у меня сосед… Такой положительный дядечка, прямо зубы сводило на него смотреть! Не человек, а электричка! В семь утра на работу уезжал, в девятнадцать возвращался, в субботу с женой-педагогом на рынок, в воскресенье к теще в гости. Во жизнь! Потом у него рак нашли, и запил мой соседушка по-черному. Жену бросил, про ейную маму позабыл, подался в деревню. Я его встретил в тот момент, когда он чемодан к метро пер. Увидел меня, остановился и говорит: «Ну, прощай, Федя. Решил я перед смертью месяц по-человечески пожить, для себя, один, с удочкой и самогонкой. Лечиться не стану. Какой смысл? Измучают только». Ну и пропал. Я уж решил, похоронили его. А тут, совершенно случайно, на вокзале увидел «покойничка». Румяный, веселый, бухой, бабенка около него, причем совсем не учительского вида. И чего оказалось? Онкология испарилась, теперь соседушка в колхозе обретается!

– Вовке тоже из Москвы надо уехать?

– А при чем тут майор? – осекся Федька.

– Ты результаты его исследования сейчас комментировал!

Эксперт почесал обширную лысину.

– Эх, Лампа! Кабы к твоей неуемной энергии еще и ума побольше… Сказал же, операцию бедолаге делали не так давно!

– И что?

– Вовка все время работал, больничный не брал.

– Подумаешь! Утром сходил в больницу, а вечером вышел. Разве так не бывет?

Бологоев повертел пальцем у виска.

– Ты того, да? После подобной операции люди не одну неделю в клинике лежат, потом инвалидность получают, строжайшую диету соблюдают. А Вовка сегодня утром на моих глазах здоровенный бутерброд с черной икрой сожрал и квасом запил. Я еще ему сказал: «Поосторожней с хавалом, скрутит на фиг!»

– Бутерброд с черной икрой? – поразилась я. – Однако! Где он его взял?

– К Резинковой мать прикатила из Астрахани, – пояснил Федор, – привезла трехлитровую банку икры. У браконьеров взяла, малосольную. Долго ей не простоять, вот Лялька и приперла деликатес на работу. Водрузила у Ивана в приемной и объявила: «Ешьте, ребята, иначе стухнет». Наши и навалились. А потом ко мне потопали: дай, Федяша, кому мезим, кому но-шпу, кому уголек активированный. Животы у них от обжорства заболели! А у меня чего, аптека?

– Вот почему Вовку тошнило! – подскочила я. – Но он мне говорил, будто весь день голодный ходил.

– Правильно, – заржал Бологоев, – схомякал трехэтажный бутербродик с рыбьими яйцами и в буфет не пошел. Народ у нас невменяемый, если постоянно не жует, то, значит, совсем голодный. Сегодня я слышал дивную фразу по радио, в новостях мужик сказал: «В знак протеста наш коллектив объявил забастовку: после завтрака никто из сотрудников фирмы не прикоснулся к еде». Если учесть, что выпуск шел в полдень, то от жалости к несчастным офисным работникам у меня слезы из глаз потекли. Вот намучились, сердешные! К десяти на службу пришли, кофейку в организм залили, потом голодовку объявили и до двенадцати дня ни крошки не слизнули. Надо срочно в контору врачей отправить, а то еще массовый падеж бедолаг начнется.

– Но снимок… и анализ…

– Кстати, о том, что ты называешь УЗИ, – оживился Федор. – Делает диагностику умная машина, назову ее понятным тебе словом «компьютер». Так вот, внизу, на краю, обычно пропечатываются имя, фамилия больного и дата исследования. А что у нас?

– Числа нет, – удивилась я.

– А паспортные данные?

– Отсутствуют.

– Отлично! Куда они подевались?

– Их забыли внести! – предположила я.

– А вот это маловероятно, – захихикал Федя. – Комп, он железный, выполняет заложенную в него программу, поэтому и памятливый. Видишь пустое место?

– Да, – кивнула я.

– Здесь и стояли данные. Стерли их.

– Зачем? – изумилась я.

Эксперт поднял лист и посмотрел сквозь него на настольную лампу.

– Восстановить утраченную информацию возможно. А по какой причине ластиком поработали? В некоторых поликлиниках, особенно платных, такая фишка есть: понаблюдают за пациентом, прикинут его финансовые возможности, на встревоженных родственников полюбуются и делают вывод: таких обмануть, как в воду плюнуть. Дальше дело техники: берут снимочек пострашней, анализ поужасней и начинают пугать далеких от медицины людишек. Мол, желудка нет! Кровь сгнила! Выкладывайте денежки, вылечим… Кидалово чистой воды, но народ ловится. Ой, меня реклама умиляет, в особенности та, которая про мочеполовые инфекции. Еду в машине и слушаю завывания из радиоприемника: «А у вас все в интимных местах стерильно? Приходите, убьем бактерии». Мама родная, да если у тебя там полнейшая дезинфекция наступит, то ни пописать не сумеешь, ни…