Центурион (№2) - Мастер Миража

Елена Долгова

Мастер Миража

Давно, когда тень не отличалась от света, не источенные временем крутые горы уступами обрывались в море, а города еще не построили, жил на свете воробьиный король…

Каленусийская «Мифологическая Хрестоматия».

Часть I

Замыслы под запретом

Глава 1

НАЧАЛО ОТ МАРКА

Не ссорься с человеком без причины.

Поговорка

7010 год, начало лета, Конфедерация, Порт-Калинус

Пустой переулок заполнила тишина. Прозвенело и испуганно умолкло эхо осторожных шагов. Луна незаметно продвинулась, и косая тень, которую отбрасывал мусорный контейнер, острым углом выползла на отшлифованный миллионами ног, усеянный кусками пластика асфальт.

В этой тени, спиною к стене, сидел на корточках беглец. Из своего укрытия он хорошо видел залитую мертвым неоновым светом площадь, сомкнувшиеся вокруг нее стены домов и клочок иссохшего до каменной твердости газона.

Стояла безветренная ночь, одна из тех, что приходят на смену самым знойным дням в разгаре южного лета. Раскаленный асфальт опалял нерастраченной жарой. Свет в окнах давно погас, где-то поблизости монотонно тявкала бездомная собака. Этот лай повторялся снова и снова, ритмично и однообразно, как будто работала электронная игрушка, но не мог спрятать ни приглушенного шума двигателя, ни шороха колес по асфальту.

Периметр площади неторопливо объезжал низкий, хищного силуэта легковой фургон. Темное стекло машины не позволяло рассмотреть лицо водителя. Человек в укрытии плотнее прижался к стене, пытаясь слиться с теплым, безопасным камнем.

Машина притормозила в десяти метрах, дверца сухо щелкнула и отворилась – избегнувший пепельницы окурок полетел в мертвую траву газона.

– Оставайся в фургоне. Я проверю тупики.

Один из преследователей покинул машину и мягко, слегка косолапо ступая, двинулся вперед с обманчиво-ленивой грацией зверя. Сходство усиливал тяжелый шлем пси-защиты, его форма напоминала плоский череп мифического ягуара.

Беглец скорчился, подтянул колени к подбородку и переместился немного влево, прячась за ребристой коробкой мусорного бака. Под подошвами охотника захрустело Витое стекло.

– Здесь темно, какая-то сволочь переколотила фонари.

Преследователь прошел несколько шагов и замер, вслушался в едва различимые подозрительные звуки – шорохи, неровное дыхание, потрескивание старого пластика. Круг света от карманного фонарика шарил по стенам.

– Есть там кто-нибудь?

– Возможно. Сейчас узнаем…

Что-то мягкое и большое шевельнулось в груде бумажной стружки, со стуком упал грязный кусок фанеры.

Растрепанное существо, помесь болонки и терьера, опрометью метнулось в сторону, унося в темноту свою спутанную шерсть и свой почтительный страх. Выстрел карманного излучателя опалил асфальт у самых собачьих лапок.

Охотник с досадой пнул каблуком металлическую решетку водостока, металл глухо загудел, человек энергично выругался и опустил оружие.

– Из-за ночных дежурств у меня совсем никудышные нервы. Бездна с ними, с тупиками – там все равно нет никого, кроме тощих псов и откормленных крыс. Уезжаем, нужно проверить проспект Процветания.

Мелькнула алая точка зажженной сигареты и тут же исчезла, отрезанная от затаившегося наблюдателя непроницаемо-черным стеклом кара. Ритмично заработал мотор, машина удалилась, заложив вираж.

Беглец, терпеливо, по собственному пульсу, отсчитал безопасное время, потом на всякий случай подождал еще немного – машина не возвратилась.

– Пора.

Он выбежал из укрытия под едкий свет неоновых фонарей, опустился на колени, обдирая пальцы, приподнял решетку водостока и ловко спрыгнул вниз с полутораметровой высоты. Потом, поднявшись на цыпочки, ухватил решетчатую крышку и поставил ее на место, в пазы – прямо у себя над головой. После жаркой сухой городской ночи темный туннель веял сыростью и прохладой. Влажная грязь чавкала под ногами. Беглец прошел несколько шагов, на ощупь отыскал лаз в просторную нишу и перекинул в нее ловкое тело.

– Лин? Это Марк, я вернулся.

Фонарик освещал мрачные лица. Пришелец, назвавшийся Марком, крепкий широкоплечий парень, провел рукой по коротко стриженной светлой макушке, стирая паутину, потом бросил в угол пустую сумку и устроился рядом на груде стружки и расплющенных картонных коробок.

Заспанный Лин Брукс поднял голову, в длинных темных спутанных волосах его застряли мелкие опилки.

– Все прошло как надо?

– Я не смог принести продукты.

– Мать тебя выставила?

– Дом закрыт, похоже, все они уехали на южное побережье. Подальше от скандала. Наверняка стоило мне сбежать от реабилитаторов, как стариков принялась трясти полиция. Мамочка в бешенстве, а отец поставил крест на таком придурке.

Марк замолчал и принялся отчищать грязь с рукава дорогой черной куртки.

Лин присел рядом на корточки, обхватил колени руками. Старый след операции – тонкая светлая нить на коже полукольцом обхватывала шею. Они познакомились три дня назад. Сейчас придавленный неудачей Марк от нечего делать рассматривал случайного приятеля – его слишком худое прозрачное лицо, чистый профиль умницы, серые глаза в обрамлении пушистых девичьих ресниц.

– Мы не сумеем просидеть здесь долго, – грустно заметил Лин. – Патруль уехал, пошли наверх, лучше вернемся ко мне домой.

– Ты свихнулся – без конфедеральных жетонов?

– Сестра не выдаст и не скажет никому.

– Рано или поздно туда придут из Департамента – твоей сестре засветят срок в колонии за укрывательство.

– Мы не задержимся, только возьмем продукты и немного вещей. Хочешь рвануть на северо-восток?

– В Консулярию, к этим предателям…

Лин опустил длинные ресницы и тихо вздохнул. Под глазами резче проступили тени.

– Они там принимают псиоников – всех. У консуляров вообще нет конфедеральных жетонов, нет реабилитации. Тебе проще, Марк, – даже если тебя возьмет патруль, ты все равно сможешь жить. Говорят, это очень противно – когда нам, псионикам, стерилизуют мозги, но потом ты получишь этот самый жетон и даже сможешь попасть в университет или найти работу. А я – я просто помру… Я болен. Мне не выдержать ментальной чистки.

Марк опустил глаза. Его злило сочетание в Лине логичности и вялой покорности судьбе.

– Ты не мог сказать об этом реабилитационной комиссии?

– Я сказал. Они все знают.

– Я не верю, что тебя могут убить. Реабилитаторы – та еще мразь, но не до такой степени, чтобы вводить антидот больному.

– Конечно. Меня запрут в накопителе «до выздоровления». Только мне не выздороветь никогда – такой уж я урод.

Где-то неподалеку продолжали падать тяжелые звонкие капли. По краю неровного круга света шмыгнула растрепанная крыса. Грязная шубка зверька намокла. Марк метнул в грызуна комок земли, но глина рассыпалась, не ударив. Крыса обиженно пискнула и спряталась.

Марк замолчал, прокручивая в памяти боль и растерянность последних часов.

Четыре дня назад, когда жара еще не обрушилась на Порт-Калинус, а только подбиралась к нему исподволь, осторожно вея горячим ветерком, семнадцатилетний псионик Марк Беренгар отворил помпезную дверь Службы Гражданской Реабилитации. Пластиковые скамьи вдоль длинного коридора по большей части пустовали. У самого входа устроилась толстощекая голоногая девушка с ярко обведенными глазами. Ее широкий ротик глуповато приоткрылся, аура сенса буйно полыхала – Беренгар на глаз определил индекс от семидесяти до восьмидесяти.

– Привет!

Девушка промолчала, ее расширенные зрачки уставились в белую стену.

Поодаль, в самом углу, тихо возились малолетки – тринадцатилетние сенсы, скорее всего, заявились на первичную регистрацию. Двое пареньков, похожих как близнецы, развлечения ради награждали друг друга пси-тычками. Со стороны, для норма-ментальных, это гляделось, должно быть, забавно и непонятно. Оба хулигана сидели, сурово выпрямившись и сложив руки на коленях, боком друг к другу. Их неподвижные благопристойные позы и физиономии пай-мальчиков маскировали бурную ментальную драку – в ход шли не настоящие боевые наводки, а «банановая кожура». Беренгар хмыкнул, поймав сомнительный смысл картинок.

У самой двери инспектора Реабилитации в напряженной позе ожидания застыли двое. Парень, ровесник Марка, сероглазый, узкоплечий, утонченного вида брюнет, с длинными девичьими ресницами, и девушка годом старше – с такими же светлыми глазами, с толстой туго заплетенной льняной косой, в открытом на плечах цветном летнем комбинезоне.

Парень выглядел сенсом средней руки, девушка наверняка была норма-ментальной. «Привела неженку-приятеля», – скептически решил про себя Марк. Странная пара вскоре скрылась за дверью, а Беренгар устроился на скамье и закрыл глаза.

Дрожание ментального эфира само собой сложилось в привычный ритм – на него накладывался стук дверей, шуршание шагов по плитам пола, отдаленные сигналы машин, почти беззвучный шелест сайбера за дверью. К звукам примешивались отблески эмоций прохожих, простые, круглые, как шарики, мысли толстоногой девчонки, высверки взаимных озорных атак близнецов, тонкое сияние ауры сероглазого парня. Эффект получался на стыке звука, цвета и ритма, Марк называл это Песней. В такие моменты мир казался пушинкой, которую можно сдвинуть усилием мысли, хотя Беренгар знал, что впечатление это обманчиво, Песня была красива, но всегда оставалась бесполезной.

Ритм смешался, Песня пропала, Марк прислушался – за дверью кабинета мертво помалкивали. Аура чиновника Реабилитации не чувствовалась совсем. «Наверняка прикрылся шлемом пси-защиты». Беренгар заскучал, соображая, как скоротать затянувшееся ожидание, расслабился, прислонился к спинке скамьи, и как раз в этот самый момент расслабленного скучного спокойствия сверкнуло.

Высверк получился ярким, насыщенным, но холодным, источник его явно находился за дверью. Беренгар вскочил, словно подброшенный, дверь кабинета широко распахнулась, открывая невероятную картину.

Чиновник в серой тунике Департамента почти уткнулся носом в рассыпанные по столу сайбер-кассеты. Волосы на его затылке растрепались, правда, мертвым реабилитатор не выглядел, и неудивительно – его бурно рвало прямо на документы регистрационной картотеки.

Девушка с льняной косой гордо выпрямилась, ее поза говорила о несогласии, а выражение лица – скорее об острой и неожиданной обиде, щеки ярко горели. Парень с длинными ресницами, которого Марк уже мысленно прозвал «умником», растерянно топтался возле нее, и, тем не менее, Марк ничуть не сомневался, что инициатором беспорядка оказался именно этот заморыш. Аура парня пылала огнем.

Беренгар мгновенно преодолел расстояние от скамьи до порога кабинета.

– Эй, брат-сенс, у тебя проблемы?

Чиновник опять согнулся в очередном приступе мучительной рвоты, но тут же выпрямился. Марк ясно видел, как этот затянутый в серое человек незаметно нажал тревожную кнопку. Мальчишка-сенс, занятый подружкой, даже не повернулся в ту сторону, с наивным бесстрашием игнорируя противника.

Беренгар моментально оценил ситуацию.

– Пошли отсюда, уходим.

Он почти подтащил безвольного паренька к выходу, девушка быстро шла рядом, щеки ее до сих пор пламенели от злости.

– Что случилось? Ты чокнутый?

– Нет, просто эта серая крыса нажала клавишу тревоги. Сейчас сбегутся охранники, псиоников они сначала лупят, всех, без разбора, потом уже вступают в дискуссии. Если останется с кем.

Умник, заваривший кашу, похоже, совершенно скис, он покорно последовал за Марком, не пытаясь освободить свое зажатое в кулаке спасителя запястье. Троица поспешно пробежала по коридору и дружно вывалилась в душный зной раскаленной улицы.

– Шевелись!

Машина Умника оказалась припаркованной неподалеку, зато наперерез беглецам, через двор, помахивая разрядниками, уже спешили двое людей в форме «пси-безопасности». Их головы надежно прикрывали шлемы ментальной защиты.

– Сейчас нас будут Вить.

Бежать было некуда. Песня, которая было приумолкла, выдала новый лихой фрагмент звукоцветовых эффектов, на этот раз с оттенком явного озорства. Беренгар подтянул поближе к себе воображаемый щит и остановился, поджидая охранников, Умник пристроился за его спиной, девушка почему-то встала рядом. Марк не успел отстранить ее, подбежавший блюститель ткнул возмутителя спокойствия в диафрагму, разрядник на длинной ручке столкнулся с невидимым щитом, полыхнув ярким фейерверком искр. Марк понимал, что защита и искры существуют только в его воображении, на самом деле тычок электрической дубинки пришелся прямо в диафрагму, но ослабленный удар вызвал лишь мгновенную и вполне терпимую боль. Беренгар отскочил в сторону и толкнул нападавшего ногой. Удар удачно пришелся в солнечное сплетение.

Очевидно, секурист ждал изощренной, но бессильной ментальной атаки, а никак не обычных побоев. Он охнул, опрокинулся и крепко приложился затылком о фигурную плитку двора. Его более удачливый, но менее сообразительный товарищ успел достать Беренгара еще одним тычком разрядника, на этот раз Марка мучительно обожгло, но желаемый противником эффект все равно не наступил – боль прошла почти мгновенно.

Беренгар пнул обидчика точно в колено, ухватил девушку за руку и устремился к машине.

Остальное оказалось делом нескольких минут. Заработал мотор, машина вырулила на проспект и вскоре оставила здание Гражданской Реабилитации далеко позади.

– Куда теперь? – спросил у случайных сообщников растерянный Марк Беренгар.

– Домой.

– Поймают. В Реабилитации остался ваш адрес.

– Этот хмырь инспектор заблевал все свои кассеты с копией картотеки – там наверняка до завтра не отмоют.

– Кассеты пойдут в мусор, а про вас запросят хранилище Системы – мы там все как на ладони.

Умник застенчиво улыбнулся.

– Я обставил дело так, чтобы он забыл свой пароль входа. Совсем забыл, память напрочь отшибло.

Пораженный такой предусмотрительностью Марк недоверчиво пожал плечами.

– Кабинет отмоют от дряни, защиту Системы снимет другой реабилитатор, ваш инспектор отряхнется, утрет сопли и станет героем, его еще и наградят, а вас, ребята, то есть, я хочу сказать, нас всех, заметет Департамент Обзора или жандармская служба пси-защиты.

– Пусть попробуют, мы им покажем. Поехали домой.

Марк промолчал в досаде. Азарт стычки уже прошел, на душе сделалось противно и тоскливо. Не то чтобы случившееся выглядело полной катастрофой (порой драки с реабилитаторами случались), но никто никогда не трогал чиновников Службы прямо в их цитадели – офисе Гражданской Реабилитации. «Я никого не прикончил. Я даже не пользовался пси-наводкой», – попытался успокоить себя Беренгар, понимая в душе, что расплата за случайное озорство неминуема.

– Как тебя зовут?

– Лин Брукс.

– А меня Марк Беренгар. За что ты приложил инспектора?

– Он кое-что сказал Авителле – грязное, такое никому не понравится. Она моя сестра, ты не смотри, что мы не очень похожи, она и вправду моя родная сестра, к тому же норма-ментальная. То есть она не псионик, так что ей очень повезло.

– Ну ты, парень, и дурак – затевать пси-атаку на инспектора из-за каких-то там слов.

– Если ты такой умный, то зачем вмешался?

– Когда я вмешивался, то еще не знал, с кем связываюсь на свою беду.

Лин виновато покачал темноволосой головой.

– Мне очень жаль, что так вышло. Но во дворе ты все-таки мог не Вить охрану. Ты вообще какой-то слишком ловкий – я еще никогда не видел, чтобы так дрались.

– Ничего особенного – я просто отследил их нервные реакции. Реабилитаторы так разозлились, что не помогла и пси-защита – все полезло наружу. Если знаешь, что будет делать противник, то его совсем не трудно подловить.

– А я так не умею.

– Я тоже раньше не умел.

Они усмехнулись, пряча тревогу под напускной беззаботностью. Авителла устроилась на заднем сиденье и угрюмо молчала.

– Прибыли.

Трое вышли из машины, старый спаниель во дворе встретил Беренгара тявканьем, в квартире на первом этаже было прохладно, чисто и пустовато.

– Мы уже год живем без родителей, они остались на севере. Мы уехали, потому что в Порт-Калинусе у псионика больше шансов продвинуться.

Лин опустился на стул. Беренгар отметил про себя его слабость. Несмотря на прохладу, Брукс дышал с трудом и выглядел чуть получше пациента реанимации, длинные спутанные волосы упали на лоб, кожа на лице выглядела слишком белой и истончившейся. Авителла без церемоний подняла брата со стула и заставила его лечь на кушетку. Лин тут же зажмурился – то ли спал, то ли просто устал от разговора, Марку очень не понравился неестественно расслабленный вид паренька.

Авителла молча поманила Беренгара и тут же вышла в соседнюю комнату. Марк вошел следом и остановился, удивленный странным зрелищем – на полках стеллажа, на широком подоконнике, на низком широком столе рядами стояли статуэтки. Изображения слепили из скульптурной смеси, преобладали фигурки и лица людей. Беренгар взял в руки первую попавшуюся – низкий, скошенный лоб человека плавно переходил в покатый свод звериного черепа. Марк повернул фигурку в фас, сходство с ягуаром исчезло – перед ним снова оказался человек в шлеме пси-защиты, усталый, с замкнутым, настороженным лицом.

– Кто это сделал?

– Мой брат. Смотри, вот еще.

Гладкая, стремительная фигурка – морская птица с распростертыми крыльями, перья заломлены ветром, узкое, стремительное тело набирает высоту.

– А теперь посмотри сбоку.

Повернутая фигурка птицы превратилась в силуэт девочки, та запрокинула голову, что-то рассматривая в небе. Изображение вызывало смутную, неуловимую тревогу. Марк твердо поставил статуэтку на место.

– Занятно. Но мне больше нравится вот эта, большая, она из настоящей глины. Кто это?

– Ангел.

Марк помялся, вспоминая.

– Странное имя.

– Это не имя, это наподобие профессии. Он должен помогать, если хорошо попросишь.

Крылатая фигура – взрослая девушка с правильным, смелым лицом стояла, чуть запрокинув голову к небу. Широко распахнутые глаза смотрели мимо и вверх. Беренгар подошел поближе, но ничего не изменилось – он не мог поймать взгляд глиняного ангела. Полного сходства не получилось, но смелый очерк скул напоминал Авителлу. Марк понял замысел – лицо статуи светилось отвагой, но глаза оставались скорбными и испуганными.

– Красиво. Только мне кажется, ангелом, который помогает, должен быть парень. Так будет правильнее и по-настоящему честно. Пошли отсюда, пора подумать, что будем делать с реабилитаторами.

– Это они будут что-то делать с нами.

В соседней комнате Лин уже пришел в себя. Он сидел на кушетке, растерянно крутил головой, длинные ресницы придавали ему сходство с девушкой.

– Очухался, брат-псионик?

– Да.

– Тогда уходим отсюда. У тебя хорошая сестренка, не будем ее подставлять.

– Поздно ты хватился. Мы уже подставили Авиту – и я, когда вмазал по мозгам инспектору, и ты, когда ударил охранника.

– Она тут ни при чем, она же пси-нормальная. Никто не решится сказать, что девчонка избивала охрану. Зато ее могут забрать за укрывательство псиоников. Нас то есть! Пошли отсюда.

Они выбрались из дома через заднюю дверь, пробежали насквозь аккуратно прибранный, унылый дворик и углубились в переулки восточной части Порт-Калинуса. Пару раз Марку казалось, будто он слышит сирену патруля. Страх накатывал, но тут же отступал – гудело далеко и как-то по-игрушечному. Лин четко и почти идеально качественно держал пси-барьер, Беренгар не почувствовал его настроение. Мучения перепуганного Лина выдавали другие, самые обычные, безо всякой сенсорики, признаки – беспокойное выражение лица, растерянный взгляд, опущенные плечи.

– Если мы устроимся спать в сквере, нас еще до полуночи заметет патруль. Может, лучше сдаться самим, да и дело с концом?

– Это всегда успеется. Я где-то читал, что ивейдеры прячутся в подземных коммуникациях – ну, там около труб, которые под люками, или в дырах, куда стекает дождь. Можно попробовать. Помоги поднять решетку.

– Тут очень темно.

– У меня фонарик наготове.

Они открыли ближний люк и попрыгали в темноту. Под ногами захлюпала вода. Пахло гнилью. Марк впервые по-настоящему испытывал растерянность человека, который случайно сделал большую глупость и не в состоянии покорно примириться с последствиями…

С тех пор прошло четыре дня. Сейчас Беренгар отодвинул неприятные воспоминания на задворки сознания – туда, где притаилась тревога. После стычки во дворе Службы он уже испытал все стадии отчаяния. Говорить было не о чем, делать нечего и идти больше некуда. Лин сидел рядом, теперь он старался не прислоняться к влажной стене – по ней, наподобие слез, стекали крупные капли воды.

– Давай выйдем наверх. Нам все равно ничего, не сделают, это была ошибка.

– Сделают, потому что ты использовал пси-наводку.

– Тогда уходи один. Ты-то ее не использовал.

– А ты куда пойдешь?

– Не знаю. Может быть, попробую найти ивейдеров, может, уеду на северо-восток.

В голосе Лина не чувствовалось уверенности – слова падали наподобие круглых шариков – понимай как хочешь. Марк остался недоволен.

– Ты сам знаешь, что никуда не уйдешь и никого не найдешь. Где ты будешь искать ивейдеров?

– Говорят, в Порт-Калинусе живет их Воробьиный Король.

– Что это за тип?

– Вожак нелегальных сенсов Каленусии. Псионик, который помогает таким, как мы – тем, которые не хотят принимать пси-антидот.

– Куда он девает такую прорву народа?

– Не знаю. Наверное, он может помочь уйти в северо-восточный сектор, к консулярам, туда, где вообще нет реабилитации.

Марк поежился. Влажная тьма за пределами светлого круга хлюпала каплями.

– Воробьиный Король – сказка. Такая же, как истории о призраке лиловой монашки или об адском полковнике, который появляется при полной луне, истории, чтобы попугать малышей. Ты знаешь, я не уверен, что не хочу принимать антидот. До позавчерашнего дня я вообще считал, что очень даже не против.

Лин молча отвернулся.

Беренгар уже почти пожалел о собственной жесткости – он понял, что мимоходом разрушил надежду Лина, не предложив ничего взамен.

– Тихо, ты слышишь? Гаси фонарь.

Плотная страшноватая тьма придвинулась. Беренгар помигал, попытался приучить к ней глаза, но быстро понял, что это бесполезно. Можно привыкнуть к полумраку, но не к полной, кромешной темноте. Рядом беспокойно ворохнулся Лин. Марк на ощупь нашел его плечо, притянул приятеля поближе и шепнул ему на ухо, едва шевеля губами:

«Сюда идут. Трое. Без света. Я чувствую их ауру. Они кого-то ищут, наверное, нас».

Острое плечо Лина окаменело под ладонью Беренгара. Марк резко встряхнул друга.

«Не пытайся бежать. У них ментальный детектор. Поставь блок и держи как следует. Я тоже поставлю».

«Тогда мы не сможем чувствовать их в темноте», – почти беззвучно отозвался Лин.

«Зато и они нас, может быть, не увидят».

Марк забыл о собственном намерении сдаться – инстинкт преследуемой дичи толкал его к сопротивлению.

«Молчи».

Они снова затаились. Жидкая грязь хлюпала под чужими ногами.

«Ты уверен, что их трое?»

Беренгар промолчал в ответ. Шаги раздавались все отчетливее, в их ритм вплеталась посторонняя неопределенная возня, непонятная для Марка. Паника подступила вплотную.

«Бежим», – шепнул Лин.

Они осторожно поднялись, покинули нишу и, стараясь не разбрызгивать грязь, двинулись вдоль невидимой в темноте стены пустого коллектора. Ладони скользили по шероховатому бетону, низкий свод почти задевал макушки. Совсем рядом раздавалась непонятная возня и осторожные шаги преследователей. Беренгар слышал в темноте, как суматошно колотится сердце Лина. Ментальный блок мешал Марку проверить, держит ли точно такой же блок его приятель.

– Нас поймают, – пробормотал Брукс. – Нас поймают и убьют.

«Стой, дурак!» – хотел прикрикнуть на него Беренгар, но вовремя прикусил язык. Лин тем временем бешено, молча рванулся, выкрутил свои холодные пальцы из ладони приятеля и опрометью бросился дальше в темноту. Неровное эхо, многократно отражаясь от свода, безумно заметалось в вытянутом пространстве коллектора.

– Взять их! – рявкнул, уже не скрываясь, низкий, с легкой хрипотцой, голос. – Вперед, Биси!

Прямо о колени Марка ударился жесткий, словно сплетенный из мускулов и шерсти, комок, острые зубы вонзились в мякоть бедра. Беренгар жестко ударил собаку кованой подошвой ботинка, рычание сменилось тонким, жалобным, почти человеческим плачем. Вспыхнул яркий свет чужого фонаря, Биси забился в угол и замер там неподвижным, смятым лохматым комком.

«Это была ищейка, а не боевой пес».

Марк повернулся и что было сил понесся вслед за Лином.

– Стой!

Беренгар не оглядывался. Он пробежал пятьдесят шагов до поворота и в тот же момент столкнулся с растерянным Бруксом. У Лина начиналась истерика.

– Здесь тупик. Они нас поймали.

– Да не трясись так, мы же не преступники.

Беренгар обернулся, собираясь как следует рассмотреть преследователей. В глаза безжалостно бил сноп света, он хорошо скрывал лицо того, кто держал фонарь.

– Мы сдаемся! – крикнул Марк в темноту.

– Встать к стене.

Беренгар ткнул Лина в бок и повернулся лицом к мокрому бетону, положил беззащитно раскрытые ладони на шероховатую поверхность. Чужие шаги приблизились, чужие руки грубо обыскали одежду, обшарили карманы.

– При них ничего… Повернись!

Марк обернулся, лица реабилитаторов в белесом свете фонаря казались смазанными картинками – ни единой запоминающейся черты, прямоугольные силуэты угрожающе выступали из темноты.

– Имя?

– Марк Беренгар.

– Кто второй?

– Я Лин Брукс, – едва слышно прошептал псионик. Губы его посинели от страха.

Лицо старшего оперативника дрогнуло и приобрело хоть и неприятное, но зато вполне человеческое выражение – теперь на нем явно читалось замешенное на жалости и презрении разочарование.

– Какие они, к холере, ивейдеры. Обычные запуганные ребята-уклонисты. Плохо, что они ушибли мою собаку. Марш вперед. Если Биси околеет, тебе… да-да, тебе персонально, белобрысый, не поздоровится. Я могу и в накопительном лагере отыскать дурака, чтобы повыдергать ему ноги.

Они вместе прошли пятьдесят шагов по пустому, грязному коллектору.

– Вылезай.

Решетка оказалась сдвинутой. Марк ухватился за ржавые скобы и подтянулся, выбираясь на свет. Еще трое вооруженных реабилитаторов в тяжелых шлемах защиты лениво топтались возле низкого, глухого, без окон прицепного фургона. Они с явным отвращением рассматривали чумазую добычу, на этот раз освещенную ласковым утренним солнцем юга.

– И ради этого барахла мы лазили вниз?

Беренгар сжал кулаки, казалось, его ярость бойца – псионика и яркая обида только забавляют неуязвимую охрану.

– Ну и улов, перепачканные трусливые парнишки.

– От них воняет, как от крыс.

– Ничего не поделаешь… Марш в машину, свободные граждане Брукс и Беренгар! Поздравляю – вчера вечером квартальный судья заочно приговорил вас обоих к штрафу. По сто конфедеральных гиней с каждого, а ждать реабилитации придется не у мамы под крылом, а в накопительном лагере. Шевелись! И радуйтесь, радуйтесь… Не вижу на рожах улыбок – не сметь хмуриться! Ликуйте и благодарите, что легко отделались и остались живы. В этом коллекторе запросто можно отдать концы, бывает, газ застоится под землей, и тогда…

Марк перестал слушать издевательские поучения, он обреченно шагнул в тесную, жаркую, пропахшую металлом и потом утробу арестантской машины.

Дверца с лязгом захлопнулась, заработал мотор, машина развернулась и поехала прочь, увозя свой улов навстречу неизвестности.

Глава 2

ИНСПЕКТОР ЦИЛИАН

7010 год, лето, Конфедерация, Порт-Калинус

Эскорт машин стрелой несся по проспекту Процветания, строй мотоциклистов, за ним элегантный серебристый кар президента Конфедерации и приземистая машина охраны. Юлиус Вэнс, законно избранный глава Каленусийской Конфедерации, устроился на заднем сиденье, за спиной водителя. Внешность школьного учителя мало вязалась с репутацией отставного генерала, безмерно популярного героя подавления мятежа псиоников. Бывший шеф Департамента Обзора, сменив мундир наблюдателя на костюм государственного чиновника, в душе остался тем, кем был, – наблюдателем Фантомом. Сейчас на его спокойном суховатом лице не отражалось ничего – Вэнс равнодушно скользил взглядом по шпалерам причудливо стриженых кустов между проспектом и лентами тротуаров, по белой плитке стен, по пестрым силуэтам утонувших в зное летнего вечера прохожих.

Эскорт тем временем свернул на кольцевую дорогу и углубился в расчерченное клумбами и заросшее кудрявой зеленью фешенебельное предместье Порт-Калинуса. Пешеходные дорожки здесь почти пустовали. Водитель на полминуты притормозил у ажурных ворот частной виллы Вэнса. Решетка отъехала в сторону, пропуская серебристую сигару машины, охранник в серой тунике пси-наблюдения отсалютовал президенту Конфедерации. Дверца бесшумно распахнулась, Фантом выбрался в свежую прохладу парка, распрощался с водителем и медленно побрел в дом, вдыхая острый запах ярко-желтых цветов. Их сплошной ковер покрывал миниатюрную искусственную скалу.

В каминной комнате стояла тишина. Пустое угольное ведерко блестело крутым начищенным боком. Фантом опустился в кресло и замер, отдыхая от дневной и предвечерней суеты. Беспокойные мысли отступили, отодвинутые в самый отдаленный уголок сознания.

В тишине размеренно тикали антикварные часы. Плотные шторы отгородили мягкий свет исподволь обступившего виллу вечера. В дальнем углу что-то пошевелилось, Вэнс поднял отяжелевшую голову, по привычке тронул внутренний «оружейный» карман костюма, но тут же улыбнулся. Обманчиво-неуклюжая тушка металлической свинки переступала по паркету короткими лапками, пытаясь незаметно подобраться к хозяину.

– Ты напугал меня, Макс.

Сайбер подошел вплотную и ласково ткнулся в ботинки президента.

– Твоя женщина и твой сын не очень любят меня. Я рад, что сегодня они не ночуют здесь.

Голос машины изобразил ловко синтезированную поддельную обиду.

Юлиус сухо рассмеялся.

– Ты слишком любишь их дразнить.

– В меру – это их же и развлекает.

Маленький Макс, единственный экземпляр несомненно разумного искусственного псионика, был создан бывшим Аналитиком Обзора. Вскоре после этого Ролан-Аналитик погиб в мятеже – поэтому Макс остался неповторим. Для псиоников ввели обязательную пси-реабилитацию – Макс избавился от конкурентов в лице сенсов-людей. Технический уродец проворно ковылял на поросячьих ножках, Вэнс не стал переписывать уникальный мозг в новую, лучшую оболочку – конструкция и так жила на грани невероятного. Президент боялся тронуть трепетное чудо.

– Ты ждал меня?

– Да.

– Рад?

– Конечно. Ты выглядишь усталым, Юлиус.

– Я и в самом деле устал – рано или поздно переступаешь незаметный порог, после которого это состояние становится привычным.

– Ты слишком много стараешься, полегче, мой президент. Что ты обычно делаешь, когда подступают сомнения?

– Иногда спрашиваю тебя, Максик.

– А потом все равно поступаешь по-своему. Зачем ты заварил эту кашу с реабилитацией псиоников?

Вэнс на минуту опешил от наглости сайбера. Поросенок тем временем опустился брюхом на ковер, беззащитно распластал по его густому персиковому ворсу короткие лапки.

– По крайней мере на треть это была твоя идея. И твоя заслуга, Макс. Ты почти в одиночку рассчитал пси-антидот, восстановленный Калассиановский Центр зря пыжится от научной гордости. Я-то знаю истинного героя, просто твоя свинская грудь слишком мало подходит для ордена.

– Спасибо.

– Пожалуйста.

– Любую идею можно довести до абсурда.

– А ты на что надеялся? На то, что каждый псионик добровольно захочет превратиться в норма-ментального? Ты слишком тяжеловесен, чтобы верить в сказки.

– Поэтому сенсов Каленусии ласковой рукой Большого Юлиуса гонят к счастью?

Вэнс подошел к шкафчику бара, откупорил бутылку, плеснул янтарной жидкости на дно бледно оттененного голубизной, тонкого, как пленка, бокала.

Напиток слабо опалесцировал.

– Ты противоречишь себе, Маленький Макс. Вспомни, как пять лет назад сумасшедшая толпа лезла к стенам Калинус-Холла, тогда люди под пси-наводкой топтали друг друга и жгли все, что могло гореть, а псионики умирали прямо в лужах пролитой из цистерн воды. Пять лет назад ты не был столь сентиментален.

– Ситуация изменилась.

– Ну да, конечно. Теперь у нас мирные времена. Семнадцать лет – предел для псионика. Антидот, реабилитация – и мы получаем нормального гражданина, без ментального дефекта.

– Ты хочешь сказать – без таланта?

– Талант может быть равен дефекту, все дело в точке зрения.

– Эффект или дефект – под корень его, и дело с концом. Уравняем всех в посредственности и долголетии…

Сайбер мелко завибрировал боками, изображая смех.

Вэнс попытался рассердиться, но комок ожесточения, с утра копившийся в душе, уже размяк – то ли сказалась накопленная усталость, то ли напиток успел подействовать.

– Ты, жестяная свинья, ни грана не понимаешь в милосердии. Что лучше – лишить каленусийца паранормальных способностей или оставить его в лучшем случае медленно умирать, а в худшем – дать ему возможность убивать других конфедератов? Тебе кажется, что я зол, но я не зол, Большой Максик, это всего лишь наиболее разумный выход, это справедливость… почти справедливость.

Сайбер помолчал, гротескная морда свиньи не выражала никаких эмоций.

– Ладно, Большой Юлиус, ты же знаешь, что я всегда готов согласиться с тобой. В конце концов, я только информационный гомункулус, ты дал мне это подобие существования… почти существования.

Бывшему Фантому очень не понравился ответ.

– Не надо, не говори так – ты же знаешь, как я ценю тебя. Будь ты человеком, дружище, а не машиной, высшие чиновники Конфедерации сдохли бы от зависти.

Макс смущенно фыркнул.

– Ладно, Большой Вэнс, я тронут. Будешь отдыхать или послушаешь кое-что новенькое? Мой блок прогноза потрудился на славу.

– Что еще ты раскопал на мою измученную голову?

– Ты в курсе насчет ивейдеров?

– Это организация псиоников, уклоняющихся от реабилитации. По моим сведениям – с иерархией, имитирующей тайный орден, помесь банды, секты и легенды.

– Порт-Калинус оплетен Системой, в ключевых точках давно стоят хорошие пси-сторожа. Тебе никогда не приходило в голову, как эти ивейдеры умудряются прятаться в массе законопослушных каленусийцев? Без гражданских конфедеральных жетонов, с ментальным следом, который очень заметно светится – наподобие костра в ночи?

– Хороший сенс может прикрыть свой разум блоком.

– Блок не поможет выжить и прятаться без документов.

– Кто-то снабжает их фальшивками.

– Вот именно, кто-то их снабжает. Кто-то и зачем-то. Ты слышал о Воробьином Короле, Большой Вэнс?

– Да.

– Нет дыма без пожара, где-то в Конфедерации свил себе гнездышко этот самый Король – тот, кто привечает ивейдеров и снабжает их документами. Это фигура не очень-то символическая, зря ты пристроился придремнуть на лаврах победителя.

Вэнс положил на усталые виски подушечки длинных пальцев. Тишина в каминной комнате сгустилась.

– Кто он?

– Не знаю. Скорее всего, он сам псионик.

– Я давно снял свои розовые очки и не верю в бескорыстие. Любой человек преследует цель. Чем выше риск, тем весомее должны быть мотивы. Чего он может хотеть?

– Не знаю. Как тебе перспектива появления второго Ролана?

При упоминании имени убитого пять лет назад мятежного Аналитика Вэнса передернуло.

– Какие приказы я могу отдать? «Ищите призрак Ролана»? «Ищите Короля „воробьев“?» «Ищите сенса не реабилитированного, но с конфедеральным жетоном и документами о реабилитации»? Меня поднимут на смех, если не явно, то в душе. Грош цена твоему прогностическому блоку, монстр, ты зря затеял этот разговор.

– Может быть, зря, а может быть, чтобы дать тебе хороший совет. Пообщайся-ка с Егерем, с теперешним шефом Департамента. Он тебе наполовину друг – сойдет, если нет друзей настоящих.

– Полудруг?

– Сделай целое из половинки. Другу можно доверить то, над чем будут смеяться чиновники на жалованье.

– Я подумаю.

– Думай быстрее, у нас цейтнот. Действуй прямо здесь. Сейчас.

Высокое и широкое окно в белой ажурной раме еще пропускало достаточно света. Президент отставил недопитый бокал, взял с матовой крышки антикварного бара миниатюрный уником, точно ставя длинные пальцы, набрал частный номер дома в пригороде Порт-Калинуса.

Голос Егеря показался ему растерянным.

– Что?.. Я приеду. На загородную виллу?

– Да.

Юлиус Вэнс поторопился закончить разговор, потом переключился на номер охраны и отдал приказ пропустить машину шефа Департамента Обзора.

Сайбер одобрительно хрюкнул.

– Он сейчас крайне заинтригован и приедет очень скоро. Поговори с ним по душам. А я исчезаю – свиньям не место там, где пируют избранные персоны и мерцает огонек тайны.

Макс, однако, никуда не ушел, а, поддев металлическим рылом край скатерти в стиле ретро, трусцой отправился под стол. Пышный край ткани тут же опустился и спрятал тело сайбера.

Его хозяин откинулся на спинку дивана и погрузился в тревожное ожидание, тиканье напольных часов сливалось с биением пульса Юлиуса Вэнса…

Егерь явился через полчаса – высокая, плотная, словно литая, фигура возникла на пороге каминной комнаты.

– Заходите, генерал, устраивайтесь, где понравится.

– Я могу узнать, что случилось, мастер президент?

– Для вас, Егерь, я по-прежнему Фантом. Хотелось бы настаивать на таком обращении, если бы не его двусмысленность. Система наградила меня странным псевдонимом.

– Что случилось?

– Я пообщался со своим Аналитиком.

– С этим стальным поросенком?

Край скатерти чуть колыхнулся. Вэнс кивнул, сохраняя на лице мину полной невозмутимости.

– С ним, дружище, с ним. Вы хорошо помните Макса?

– Кто это видел хоть раз, тот не забудет никогда. Пять лет назад, при штурме Пирамиды, машинка спасла жизни – вам, мне и Кравичу. И все-таки меня до сих пор продирает дрожь при мысли о том, кому я обязан сохранностью собственной шкуры.

– А инспектора Фила Кравича вы помните?

– Да. Он был из тех немногих псиоников, к которым я и сейчас бы не побоялся повернуться спиной.

– Вы знаете, что с ним случилось?

– Пропал без вести в мятеже. Убит?

– Хуже.

Фантом отставил в сторону стакан с несколькими опалесцирующими каплями на дне. Егерь немного отпил из своего – почти полного.

– Так вот, Фил Кравич не был убит мятежниками. Взгляните сюда, смотрите внимательно.

Вэнс неспешно выдвинул ящичек шкафа, пошарил под аккуратной стопкой папок и брошюр, нашел и жестко выложил на стол металлический прямоугольник кулона.

Егерь осторожно поднял вещицу – поцарапанный металл, сплющенные ударом звенья цепочки, четкая гравировка личного номера:18444

– Он?

– Да, личный жетон Фила. Знак сотрудника Департамента. Вы знаете, где это нашли?

– Не буду строить догадок. Где?

– Идентификатор попал в руки офицера жандармерии еще в 7006 году, во времена арестов в Порт-Калинусе. Служебный статус сенсов тогда аннулировали по приказанию Барта. Царил хаос – и в умах, и в делах, и в командовании. Скорее всего, нашего Кравича взяли в облаве и ликвидировали до того, как он успел попросить меня о вмешательстве. Вы понимаете, что это значит?

– Да.

– Едва ли полностью. Это можно только почувствовать на собственной шкуре. Моего человека, которому я обязан личным спасением, расстреляли и наскоро закопали в безымянной могиле.

– Это интриги штатских.

– Бросьте. Это просто страх. В те дни боялись даже тени псионика. Нам некого винить и не на кого перекладывать свой стыд – к точке краха мы пришли совместно. Я нашел семью Фила и помог им, это все, что я сумел сделать для него.

Егерь слегка отвернулся, его смутил прямой взгляд Фантома-Вэнса.

– Вы нашли виновных?

– Нет. Бессмысленные поиски, пустая трата времени – их, этих виновных, нет. Какой смысл запоздало лечить последствия, пока продолжает действовать причина? Я знаю, всеобщую реабилитацию псиоников жестко критикуют. Ортодоксы – потому что не верят в ее надежность, сами псионики – потому что не хотят расставаться с паранормальными способностями. Ученые видят в этом сомнительный массовый эксперимент, проводимый с одобрения властей, правозащитники – насилие над личностью. Генерал!

Егерь мгновенно повернулся к Фантому.

– Что?

Нынешний шеф наблюдателей Каленусии выглядел растерянным.

– Вы мне верите? – спросил президент Каленусии.

Егерь помедлил, встретил и оценил холодный, спокойный взгляд Юлиуса Вэнса. Последние искры света уходящего дня отражались в тонком стекле бокала и в радужках глаз Фантома. Во взгляде старого друга можно было прочесть что угодно – желание убедить, желание скрыть подробности, искреннюю заинтересованность, тревогу, не было там только прямой лжи.

– Да… Да. Я вам верю.

– Тогда вы наверняка понимаете, что мною движет.

– Желание радикально решить общементальную проблему?

– И не только. Я хочу объединить людей Конфедерации. Пусть даже для этого придется усмирить природу сенсов.

– Сенсы от этого не в восторге.

– Знаю.

– Они способны на организованное сопротивление.

– Возможно. Вы слышали детский пересказ мифа о Воробьином Короле?

– Что-то такое мне рассказывала племянница. Егерь смущенно фыркнул, вспомнив сентиментальные подробности истории.

– За фасадом сказки кое-что кроется – рациональное зерно или просто отражение искаженного мифа в больном разуме пси-мутантов. Сказка о сверхразумной толпе… Вы помните канву сюжета?

– Почти не помню.

– Это история о стае, которая могла стать разумной, если число птичек в ней перевалит за невероятно большое число. Тогда это… это скопище, назовем его так, становилось личностью Воробьиного Короля. В оригинале история достаточно мерзкая – пух и перья, птичьи трупики, которые катаются в волнах прибоя, и тому подобные детали, рассчитанные на эмоции.

Егерь растерянно улыбнулся, улыбка получилась изломанной, асимметричной.

– Чушь.

– Конечно. Но подпольем ивейдеров Порт-Калинуса руководит человек, который носит именно этот псевдоним.

– Нам бросают преднамеренный вызов?

– Не думаю. Скорее псевдоним – это самоназвание, данное в их среде. Но оно неплохо говорит о том, как эти люди воспринимают самих себя.

Егерь нахмурился.

– Мой президент, я не хотел бы повторения 7006 года.

– Я тоже. Вот поэтому я и вызвал вас, решившись без зазрения совести испортить вам этот, славный вечер и весь конец недели. Я доверяю вам, генерал – лично вам, займитесь этим делом, найдите Воробьиного Короля, кем бы он ни был, его надо найти хотя бы для того, чтобы понять. Не скрою – это сомнительное поручение. Я не исключаю, что этого Короля нет вообще. Может быть, это группа под общим псевдонимом. Возможно, они опасны. Они могут оказаться сумасшедшими, они могут ответить ударом на удар. Займитесь этим делом, генерал. Ради нашей дружбы. Ради памяти Фила.

Шеф Департамента Обзора медленно кивнул.

– Я сделаю это.

– Возьмите материалы. Они вручную отпечатаны на бумаге, единственный экземпляр. Для чтения не понадобится Система.

– Опасаетесь утечки?

– Не скрою, да. Я ее очень боюсь, мне не нравится осведомленность ивейдеров о наших делах, эти ребята в последнее время научились избегать ловушек.

– Я сам займусь нашим общим делом.

– До свидания, генерал. Свяжитесь со мною, как только наметятся сдвиги.

– Я так и сделаю.

Они расстались по-дружески. Как только за шефом Департамента захлопнулась роскошная дверь, сайбер вынырнул из-под складок скатерти.

– Отменно сработано. В тебе так и мерцает лицемерный талант актера.

Расстроенный и усталый Фантом сердито отмахнулся:

– Врешь! Врешь, подлая железяка, я был искренним. В конце концов, с этим безобразием – уклонением от реабилитации – пора кончать.

Сайбер фыркнул и неспешно отошел в сторону, чтобы улечься на свое излюбленное место – рядом с пустым, чистым до холодного серебряного блеска угольным ведерком.

Вскоре мягко, бархатно стемнело. Больше в этот летний вечер не приключилось ничего, если не считать того, что разговор старых наблюдателей породил длинную цепочку причин и следствий, отдаленных событий и намерений, приведших в конце концов к драматической развязке дела о Воробьином Короле.

* * *

Ровно через один день, деловым летним утром, подчиненный Егеря, инспектор Департамента Обзора, тридцатилетний Тэн Цилиан, удобно расположившись за терминалом Системы, играл пси-вводом, словно четки, перебирая длинную последовательность фотороботов и фотоизображений. Смена картинок каждый раз сопровождалась коротким, почти мелодичным щелчком, который существовал только в воображении Цилиана.

– Мой шеф великолепен – ищи невидимку в темноте, лови того, о ком ничего нет в архивах!

Тэн внимательно присмотрелся к очередному портрету.

На благородном фоне цвета слоновой кости проступал более-менее четкий, как бы прорисованный хорошей пастелью фас, рядом маячили смазанный профиль и непонятного вида полупрофиль… Случайные очевидцы пси-хулиганства наградили безвестного не реабилитированного псионика широким подбородком и крепкими щеками здоровяка. Рубленые черты лица производили впечатление обстоятельности, могучие надбровные дуги заставляли задуматься о предках человечества, близко посаженные лютые глазки, казалось, сверлили диафрагму Цилиана. Инспектор выругался в душе – с жульнически претендующей на звание портрета картинки на него смотрело карикатурное изображение бандита средних лет.

– Убого восстановлено по минимальным данным. Вот так и ловятся простаки… Ну чтож, будем работать с тем, что есть, в конце концов, репутацию корифея следует оправдывать хотя бы иногда. Система, давай комментарии.

«Первоначальные данные. 06.13. в секторе столицы Юго-восток патрулем Обзора был обнаружен ментальный сигнал, указывающий на возможное присутствие пси-мутанта с коэффициентом, близким к 95. Объект приказаниям не подчинился и в ходе завязавшегося…»

Такие комментарии вызывали у инспектора Цилиана раздражение.

– Дальше!

Конфликт незарегистрированного псионика с патрулем пси-безопасности инспектор мог представить без особого труда. Тошнота, галлюцинации, утрата связи с реальностью, обморок – весь стандартный набор страданий… За риск подвергнуться подобному оперативники получают хорошие деньги. Беззащитность вооруженного человека на грани обреченности. Из ватных пальцев медленно вываливаются бесполезные излучатели, металл обиженно звякает, и в пыль, в мелкую серую летучую пыль, ничком, на раскаленный солнцем тротуар валятся оперативники, словно отыгравшие свою роль арлекины из детского театра марионеток. Вполне возможно – над всем этим витает подозрительный запашок экскрементов.

Система по-своему логично истолковала промедление Цилиана.

«Предоставить снимки подробностей ?»

– Ну, нет! Не надо мне подобных красот. Если у мерзавца такой потрясающий коэффициент, тут и шлем не поможет. Без убитых, надеюсь, обошлось?

«Жертв не было».

"Этот сукин сын гордится своими способностями, – подумал Цилиан. Поэтому почти не боится случайных конфликтов с патрулями, поэтому направо-налево оставляет живых свидетелей. Что видели в те самые минуты на грани смерти несчастные патрульные? Результат их честных попыток помочь – этот поддельный бандитский абрис с фоторобота, по сути продукт небрежной пси-наводки. У них остались ложные ощущения, ложная память, грань реальности и воображаемого стерлась в замороченных мозгах. Скорее всего, иллюзорная внешность псионика не имеет ничего общего с реальной. Что сделал бы неглупый человек, желая избавиться даже от тени подозрений? Наверняка сконструировал бы образ, полностью противоположный самому себе, этакого «близнеца наоборот».

– Система! Ты можешь смоделировать личность по изображению?

«Такая функция стандартна».

– Сделай анализ лица номер 116.

Цилиан прикрыл глаза, на темно-багровом фоне опущенных век торопливо заплясали белые искорки – неумолимые свидетели усталости. Обруч ментального ввода взъерошил короткий ежик волос и незаметно съехал на затылок.

«…готов».

– Что?

Инспектор понял, что нечаянно уснул прямо у терминала Системы.

«Результат моделирования. Мужчина, предполагаемый возраст – 45 лет, телосложение крепкое, лицо квадратное, интеллектуальный коэффициент 0.47, коэффициент агрессии 0.88, коэффициент физического развития 0.89».

– Все? – переспросил в величайшем недоумении Цилиан. Описание было точным, не представляло никакой ценности и полностью соответствовало смазанной картинке – среднего ума и средних лет громила.

«Все».

В ответе Системы раздраженному Тэну почудилась своеобразная мистическая гордость с примесью самой обычной наглости.

– А ведь ерунда у тебя получилась, а не результат. Ученые черепки из отдела программирования впустую проедают гонорары, причем немалые – три года эти парни возились с созданием искусственного разума. Теперь ты полчаса тратишь на выводы, за минуту доступные пожилой домохозяйке. Хватит на сегодня! Хотя… Постой. Сконструируй-ка мне противоположный личностный тип.

«Результат готов. Женщина, возраст 17 лет, интеллектуальный коэффициент 0.53, коэффициент агрессии 0.12, коэффициент физического развития 0.11».

– Понятно. То есть костлявая, трусливая молоденькая психопатка в состоянии острой дистонии. Это и есть Воробьиный Король?

Цилиан обозлился, царапая ухо, потащил с головы обруч пси-ввода, медленно встал, потянулся, размял усталую спину и онемевшие плечи.

– Нам поневоле приходится быть изысканно умными, когда глупа сама Система.

Наклонное стекло окна, прорезанного в стене пирамидального здания Департамента, пропускало в кабинет снопы света. Цилиан выключил терминал и перебрался в удобное, с откидной спинкой кресло.

– Задача со многими неизвестными. Я не верю, что вожак ивейдеров – леди, иначе это существо называло бы себя королевой, а не королем, женское тщеславие непреодолимо. Возраст в поддельном облике наверняка изменен. Сколько лет этому Королю на деле? Реабилитация становится проблемой псионика в шестнадцать-семнадцать, так что моложе он быть не может, а судя по наглости и хладнокровию – гораздо старше. В иллюзии очень плотный, почти толстяк, к тому же брюнет, а это значит… в реальности, наоборот – мы имеем дело с двадцатипятилетним парнем, худощавым, светловолосым, обладающим ненормально высоким пси-коэффициентом, со склонностью к жестокости, лидерству и риску. Чем не версия? По-моему, сойдет за неимением других. Псионика, в те моменты, когда он не держит ментального блока, выдают глаза – своеобразный взгляд, который некоторые называют лучистым. Мы легко можем прочесать сомнительные местечки, допросить девиц из клубов, усилить пси-контроль… Ну и что? Допустим, мы случайно возьмем этого Короля «воробьев», даже наверняка возьмем – нам почти нечего предъявлять в суде. Надежных свидетелей нет. Возможно, он даже пойдет на реабилитацию, но не сознается в главном. Подполье уцелеет, а самый ловкий заговорщик Конфедерации отделается арестом и штрафом, словно обычный уклонист от реабилитации. Это очень несправедливо. Следует вынудить его на активные действия и взять с поличным. Вот этим и займемся как следует.

Тэн Цилиан отцепил от пояса уником, быстро, почти не глядя набрал номер.

– Приемная Пирамиды? Вазоф? У тебя много просителей?.. Ага, значит, достаточно. По делам о задержанных уклонистах кто-нибудь есть?.. Родственники? Так я и знал. Жди меня, я сейчас спущусь к тебе и аккуратненько поучаствую в этом деле…

Центральный лифт Департамента стремительно пошел вниз, инспектор отсчитал полтора десятка ярусов и выскочил в мягко отворившийся проход. Приемные апартаменты Пирамиды делились на две неравные части. «Задворки», отгороженные пси-турникетом, предназначенные исключительно для офицеров наблюдения, сверкали чистотой, манили комфортом и оставались полупустыми. Прозрачная исключительно с внутренней стороны перегородка позволяла разглядеть просторный «внешний» офис – пестрели летние костюмы, помещение наполняла усталая, раздраженная ожиданием толпа. Звуки разговоров отражались от высокого потолка, посетители суетились, совали свои жетоны в прорези сайбер-администратора, получая законное место в очереди. Кое-кто отметился у сайбера еще несколько дней назад и до сих пор безуспешно ждал вызова. В кабинет инспектора Вазофа гостей приглашал все тот же самый сайбер – номер счастливчика внезапно появлялся на табло под самым потолком.

– Эта железяка мошенничает!

Кучка подростков безнаказанно освистывала сайбера, прячась за широкими спинами соседей – датчики пси-слежения глушила мощная аура толпы. Тугой комок розовой жвачки пулей пролетел над головами и вязко прилепился к глянцевому пластиковому боку незадачливого администратора – похоже, в последовательности его вызовов действительно не было никакой системы.

Наконец выпал «правильный» номер. Спину счастливца сверлили взглядами и нехотя отворачивались. В ожидании коротали время кто как сумеет – говорили шепотом, играли с личными уникомами, кое-кто почти беззвучно, упорно, отчаянно твердил молитву Разуму. Сайбер уже очистился от жвачки и бойко раздавал бесплатные брошюры.

Невидимый для толпы Цилиан прижался лбом к перегородке и тонко, иронично усмехнулся – брошюра называлась «Основы пси-безопасности, или защити себя сам» и без ложной скромности могла считаться вершиной бюрократического творчества Пирамиды.

– Как будто в этом мире можно добиться безопасности… Он пригляделся к толпе – люди, живые беспомощные частицы человеческого хаоса, бестолково суетились в широком и высоком пространстве зала. Пустые взгляды равнодушно скользили мимо отгороженного непроницаемым барьером инспектора. Цилиан, сам не зная почему, испытывал в такие минуты легкую неловкость, тревога выползала из подсознания и подступала вплотную, хотелось отвернуться и стряхнуть несуществующую пыль со щеки. Инспектор старательно прогнал иллюзию, пожал плечами и наполовину повернулся на каблуках.

– Пора, наконец-то, зайти к Вазофу…

Цилиан помедлил еще чуть-чуть. Девушка в коротком платье, с толстой льняной косой стояла поодаль, прислонившись в стене – ей, очевидно, не хватило пластикового кресла.

– Вот это да!

На миг Тэну Цилиану показалось, что он шагнул в яростное рыжее пламя костра – так его опалило чужой тревогой, жгучим страхом, тронуло робкой, почти убитой надеждой.

– Псионичка? Не может быть.

Инспектор мягко, по-тигриному отступил от стекла, толкнул дверь кабинета Вазофа.

– Привет, коллега.

Вазоф поднял голову со скрещенных рук, потер помятую щеку.

– Спишь на работе?

– Нет, конечно, просто отключился на пару минут. День безумный – все идет наперекосяк. А чего ты хочешь от этой жизни, Тэн? Жара держится уже два месяца – солнце, раскаленные камни, ночной бриз с материка. Столичные психи заработали себе обострение, им за каждым столбом чудятся псионики, и вот результат – бравые психопаты осаждают наш Департамент. Вчера сайбер-администратор вызывал бригаду из клиники – двух просителей крепкие парни-медики спеленали в смирительные рубашки, вот они, истинные, а не вымышленные жертвы общементальной проблемы! Ты зря смеешься, мой циничный друг…

– Я не смеюсь.

– Конечно, ты всего лишь пакостно улыбаешься. Между прочим, сайбер заразился и тоже сошел с ума – ты видел, что он вытворяет в офисе?

– Напрашивается на неприятности. Мой совет – вызови-ка ему пару крепких парней из ремонтного отдела, пусть скрутят идиота.

– Непременно вызову. Ты ко мне по делу?

– Да, включи камеру слежения за залом… Вот так. Видишь девочку?

– Которая?

– Вон та, высокая статная блондинка у стены. Она псионик?

– Сейчас, настрою аппаратуру, аура толпы здорово мешает… Стоп! Есть попадание. Нет, ты ошибся, по пси-показателю все чисто. Скорее девушка просто боится – ты интуитивно поймал ее страх. Видишь, четкий очерк скул, голубоватые тени в глазницах, характерное выражение страдания? Высший класс, выглядит, словно маска трагического актера…

Цилиан жестко подавил собственное бешенство, правильное лицо его оставалось бесстрастным.

– Пригласи ее на прием без очереди.

– Не тот типаж. Мне не очень нравятся девочки-северянки.

– Мне тоже, но это не имеет значения.

– Хорошо, с друзьями я не любопытный, можешь оставить свои тайны при себе. Вот так… Пошлем приказ нашему придурку, электронному администратору. Ты сам займешься с блондинкой?

– Да. Отдыхай, я тебя сменю на время.

– Дважды можешь не просить. Я буду только рад отвлечься от рутины.

Вазоф мгновенно исчез за дверью. Цилиан опустился в его кресло, еще хранившее отпечаток седалища владельца.

– Разумом ушибленный идиот – и таким людям у нас доверяют решение пси-проблемы.

Девушка при каждом шаге твердо ставила сандалии на персикового цвета ковер, длинные ремешки обуви обвивали ее щиколотки.

– Здравствуйте, свободная гражданка, – дружески кивнул Цилиан. – Садитесь, я весь внимание. Как лучше к вам обращаться?

– Меня зовут Авителла Брукс.

– Отлично! Кстати, искренне извиняюсь за безобразное поведение сайбер-администратора, очень неприятный инцидент, я позабочусь, чтобы оплеванную машину убрали на склад.

– А мне его почему-то жаль. Этот сайбер старался как мог, просто в зале слишком много народу.

– Такие соображения не оправдание, мы все тут, включая глупого сайбера, живем на деньги налогоплательщиков. Если хотите, внимательность – наш долг. Не заступайтесь, бездельнику самое место на складе.

Девушка поняла шутку и грустно улыбнулась, лицо ее смягчилось, на миг утратив напряженное, трагическое выражение.

– Я вас слушаю, – подбодрил Авиту Цилиан. – Говорите. Кстати, хотите кофе?

– Но…

– Не бойтесь, очередь на вас не обидится. Во-первых, мы по-быстрому, во-вторых, мой коллега сейчас начнет прием в соседнем кабинете, – хладнокровно солгал он.

Кофеварка действительно сработала быстро.

– Пейте, не торопитесь. Я подожду.

– Спасибо, но у меня мало времени.

– А может, просто не хватает терпения?

– Я сама не своя, словно на иголках сижу.

– А вы не трусьте, разве я такой страшный? У меня нет ни рогов, ни копыт. Считайте, что я здесь нахожусь, чтобы решать ваши проблемы.

Девушка пожала плечами и нерешительно подергала за кончик туго заплетенной косы.

– Ну, не знаю, захотите ли вы мне помочь, когда узнаете правду.

– Не беспокойтесь, леди, я за свою жизнь слышал столько разных интересных и увлекательных правд, что еще одна правда уже ничего не изменит.

– У меня брат в накопительном лагере. Вы мне не поверите, но он точно ни в чем не виноват.

– Вот как? Очень даже поверю, в лагере сейчас сотни людей, некоторые попадают туда случайно, можно сказать, за компанию. Кстати, накопитель – не тюрьма, там сидят не преступники, а те, кому некуда податься. Вы любите брата?

– Да!

– Вот видите, как ему повезло. А ведь многие не любят псиоников, есть жестокие типы, которые готовы выгнать сенса из семьи. Закон запрещает подобным родителям избавляться от детей-мутантов, но жизнь такого мальчишки едва ли будет счастливой…

– Я совсем не об этом. Моего брата забрал патруль, у Лина еще нет конфедерального жетона.

– Сколько ему лет?

– Шестнадцать лет и два месяца.

– Самое время для него пройти реабилитацию и обзавестись статусом. Чего вы боитесь?

Цилиан старался не показывать жадного интереса, почти незаметно наблюдая, как в уголках серых глаз девушки собрались прозрачные крупные капли, потом им стало тесно, и слезы бурно потекли, оставляя на точеных скулах и гладких загорелых щеках извилистые мокрые дорожки. Две капли вдребезги разбились о глянцевую крышку канцелярского стола.

– Великий Космос! Да что же я такого сказал? Прошу вас, умоляю успокоиться! В конце концов, любая проблема может быть решена, надо только очень и очень постараться. Я охотно помогу вам, только не надо плакать, пожалуйста…

– Мой брат болен. Ему не вынести антидот.

– И только-то? Для людей слабого здоровья в законе есть исключение. Оформить лицензию будет не просто, но я охотно помогу вам добиться справедливости. Улыбнитесь, не все так страшно, как кажется.

– Это не все. Он подрался.

– С кем подрался?

– С чиновниками в офисе Реабилитации.

– Плохо. Мальчика могли побить сгоряча.

– Потом он сбежал и два дня прятался в какой-то грязной трубе под землей.

– Это тоже совершенно зря, в таких местах легко можно задохнуться. И все?

– Да! А по-вашему этого мало?

– Ну не так много, чтобы надрывать себе сердце и портить внешность. Скажите, Авителла, вы мне верите?

Девушка медленно подняла залитое горько-соленой влагой лицо. Цилиан терпеливо ждал, пока она успокоится, в душе его в унисон пели вдохновение и азарт охотника.

– Я вам верю, – медленно кивнула Брукс. Кончик льняной косы упал ей на грудь.

Цилиан отвел глаза и мужественно уставился в потолок.

– Отлично! Доверие – замечательная вещь, доверие вдохновляет. Я сам, лично, займусь трудным делом, вот увидите, ваши страхи растают, как тень в розовых лучах рассвета. Если я берусь за работу, то делаю ее как следует. Вам придется зайти ко мне еще разок. Хотя…

– Что?

– Я не хочу подвергать вас оскорблениям этого сайбера-вырожденца. Как насчет того, чтобы…

Тэн Цилиан на мгновение задумался, стоит ли просить у девицы ее уником-номер. Предполагаемая просьба отдавала пошлостью. «Чтобы не пугать птичку, переставим акценты».

– …как насчет того, чтобы взять мою частную визитку? Примите ее, леди, вот мой домашний уником. Звоните через неделю – к тому времени я наведу справки и буду весь к вашим услугам…

– Так долго?!

– А? Что? Важные дела не терпят суеты.

– Но мой брат в лагере!

– Не думаю, что ему там очень плохо. Хотя… я не хочу портить ваши драгоценные нервы. Придется мне поднапрячься, позвоните дня через три.

– Спасибо. Я позвоню.

Девушка поднялась и хмуро побрела к выходу, шаркая о ковер сандалиями.

Цилиан проводил взглядом ее статный силуэт. Потом повернулся к терминалу Системы, быстро, не доверяя ментальному вводу, набрал на клавиатурке свой личный код и имя просительницы. Довольно качая головой, прочитал длинный текст. Снова запросил блок моделирования и ввел те самые скупые данные на Воробьиного Короля, которые так мучительно искал всего час с небольшим назад.

– Отлично. Совместимость и вероятность на высоте. Она должна его заинтересовать. Их еще до знакомства потянет в одно и то же место. Впрочем, даже если я и ошибаюсь, риск все равно ничтожен. Допустим, дело не состоится или кончится трагически. Может быть, она выйдет не на Короля. Что мы потеряем, если ивейдеры ее убьют? Девушка не сотрудница Департамента, по чести сказать, она просто пустое место.

Тэн Цилиан откинулся в кресле и попытался закурить сигарету. Почему-то испортилась зажигалка. Он в раздражении смял хрусткую пустую сигаретную пачку и одним щелчком отправил ее в мусорную корзину. Корзина весело мигнула индикатором и жадно переработала добычу.

– И все-таки мне крупно повезло, что ей только восемнадцать лет. В девушке чувствуется хороший стержень. Будь она чуть постарше, сестричка легко раскусила бы меня и отправила к такой-то холере. И поделом мне, многогрешному! Все дела надо делать вовремя.

Цилиан Повернулся и вышел, ничуть не заботясь о том, что оставляет за спиной огромную взбудораженную очередь и пустой кабинет.

Вслед ему несся визгливый синтезированный голос сайбер-администратора.

Глава 3

АВИТЕЛЛА

7010 год, лето, Конфедерация, Порт-Калинус

Она с трудом выждала три дня – это были знойные, раскаленные до тусклой белизны дни, какие бывают в самом разгаре лета.

На том конце долго не отвечали, скорее всего, Цилиан оставил где-то в доме свой поясной уником.

– Я вас слушаю.

– Это Авителла.

– Кто?

– Авителла Брукс.

Инспектор несколько секунд молчал. Когда он заговорил снова, у Авителлы что-то оборвалось внутри – голос Цилиана явно выдавал смущение и разочарование.

– Да, я понял, спасибо, что позвонили…

– Мой брат…

– Я уже сказал – все понял. Это не публичный разговор.

– Но…

– Давайте встретимся лично, я не стану прежде времени будоражить вас новостями.

Авиту обожгло тревогой, Цилиан помялся, по-видимому, соображая.

– Сегодня, через час, в парке Древесной Эстетики. Ждите меня под аркой у входа, там и поговорим.

Он, не дожидаясь ответа, придавил клавишу отбоя. Авита положила уником. Статуэтки Лина молчали. Человек-ягуар напрягся в недобром ожидании, буря уносила куда-то изломанные крылья мертвой чайки. Ангел молчал, то ли осуждал, то ли одобрял – не поймешь.

– Ладно, мы во всем разберемся сами.

Машина завелась сразу – повезло. Брукс под пристальными взглядами соседок вырулила со двора, ровно работал мотор, теплой лентой разматывалось и ложилось под колеса шоссе.

Парк Древесной Эстетики вольно раскинулся на зеленых спинах пологих холмов, в противоположной от моря стороне. Когда-то давным-давно с вершины самого высокого холма можно было разглядеть белые камни Мыса Звезд и скалистую подкову бухты Порт-Калинуса. Прошло время – густые подросшие деревья совершенно заслонили морские пейзажи. Теперь дорога полого поднималась вверх, чтобы упереться в сформированную из стриженой зелени арку. Сразу по ту сторону импровизированных ворот начинался почти настоящий лес из густо высаженных деревьев – по большей части странных пород, непривычных для жителей Порт-Калинуса. С некоторых стволов шкуркой слазила кора, обнажая розоватую древесину, нежно припорошенную белесой пыльцой, длинные мягкие иглы при надломе источали густой сок.

Авита обогнула деревце, цветущее мелкими кроваво-красными цветочками – они почему-то пахли резиной. Площадка подле арки пустовала, Цилиана не было, в махровых цветах среди листьев угрюмо гудели псевдошмели. Мимо в обнимку брели усталые парочки.

– Вот Бездна! Стой теперь тут как дура у всех на виду.

Брукс прошла в глубь парка. На маленькой, вымощенной серым сланцем, поляне тихо пел фонтан. Три его чаши нависали одна над другой – самая большая внизу, самая маленькая, переполненная, наверху, капли перетекали через пластиковый край. Площадку с фонтаном обступили высокие каштаны с чуть серебристой листвой. Рядом громоздилась массивная каменная скамья, ее ножки, все в мелких трещинах, пятнал тонким налетом зеленоватый грибок.

Авита присела на скамью. Летнее утро не прогнало ее тревогу – напротив. В самой большой чаше фонтана что-то плескалось. Брукс присмотрелась, там оказались не декоративные рыбки, а толстые и беззащитные головастики какой-то амфибии, с выпуклыми глазами и зачатками лапок. Зрелище было и трогательное и противное одновременно.

– Вот придет сторож и вычистит вас отсюда, ребята. Сбоку, закрывая теплый свет солнца, косо наползла длинная серая тень.

Авита испуганно обернулась.

– Не пугайтесь, это я, Цилиан. Здравствуйте, Авителла.

– А я вас ждала у арки.

– Простите, опоздал.

– Как вы меня нашли?

– Это было нетрудно. Площадка у фонтана – единственное место, где Древесная Эстетика не угнетает. Мне не по душе избыток яркой экзотики; оказывается, у нас одинаковый вкус.

Авита угрюмо кивнула.

– Что вы хотели мне рассказать?

Цилиан помолчал. Фонтан пел, щедро разбрасывая ненужные капли.

– Поймите меня правильно, девочка, все не так просто.

Самообладание изменило Авите, губы задрожали, она прикусила их, чтобы не расплакаться.

– Что случилось?

– Ничего. Пока еще не случилось ничего, просто ваш брат оказался причастен не только к драке в офисе Реабилитации, дело гораздо серьезнее.

– Почему?!

– Вы слышали истории про Воробьиного Короля? Впрочем, непонятно, зачем я спрашиваю, слышали наверняка – это лидер подполья ивейдеров.

– Кого-кого лидер?

– Ну, не прикидывайтесь глупенькой малышкой, вы сильная и умная девушка. В Конфедерации есть нелегальная организация ивейдеров – псиоников, которые всеми силами пытаются избежать реабилитации. Я не знаю, где и как, но ваш брат имел с ними контакты. В душе я его понимаю – тяжелая болезнь, естественные опасения за будущее, боязнь потерять редкий дар, который как-никак скрашивал ему жизнь…

У Авиты нестерпимо горели щеки, сердце вначале замерло, зато теперь так молотило о ребра, точно его подгоняли.

– Вы меня обманываете, скажите, что обманываете… У Лина не было таких друзей! Это неправда!

– Правда-правда. Возможно, вы просто не знали об этом.

– Он бы сказал! У него не было от меня секретов.

– Я верю в искренность вашего возмущения, и все-таки не обольщайтесь. У брата от сестры всегда бывают секреты – мужские тайны.

Авита попыталась взять себя в руки. Зной предполуденных часов неслышно вибрировал в воздухе.

– Вы говорите неправду. Я вам не верю.

Цилиан держался небрежно, с изрядной долей фатализма.

– Ладно, глядите – перед вами убедительные доказательства, все просто, обыденно и, наверное, обидно.

Пачка фотографий веером рассыпалась по каменной скамье – цветные пятна на темном растрескавшемся камне выглядели неестественно ярко. Брукс с опаской подняла верхнюю картинку.

Незнакомое место. Тонкий, хрупкий силуэт Лина у перил ажурного мостика. Рядом очерк спины высокого незнакомца. Нечеткое пятно со смешно приподнятой ногой – случайно попавший в кадр прохожий.

На втором фото Лин сидел за столиком кафе, рядом с тем же самым высоким парнем – на этот раз незнакомец оказался повернут к фотокамере ухом и виском, профиль смазан движением, плечи не в фокусе, зато четко была видна рука – удлиненная, сильных очертаний, с зажатым в пальцах конфедеральным жетоном.

Авита оттолкнула пачку фотографий. Цилиан казался искренне расстроенным.

– Теперь-то вы мне верите? За возможность незаконной натурализации псионик отдаст все, что называется, продаст душу. Ваш брат хотел сохранить свои способности сенса, избавиться от антидота и получить полное гражданство Конфедерации.

– Что теперь будет?

– Не знаю, наверное, все, что угодно. Я честно старался вам помочь, просто мои возможности ограничены… Ну-ну… Прошу вас, не плачьте, не выношу мокрых носов и девичьих слез – у меня сдают нервы, и пропадает возможность здраво мыслить.

Авита вытерла скулы запястьем.

– Его теперь накажут?

– Не знаю. Вообще-то ваш брат почти не виноват, к тому же несовершеннолетний. Можно взять хорошего адвоката…

– На хорошего у меня денег нет.

– Жаль, другой вариант тут не подойдет – ситуация сомнительная, в дело вцепятся обиженные сотрудники Реабилитации. Кстати, того ивейдера, с фотографии, так и не поймали. Конечно, будь у нас в руках сам Воробьиный Король, почти полная непричастность вашего брата к подполью сенсов стала бы очевидной. Но что я могу поделать? Подлый мир, подлые обстоятельства, люди, которые в безумной спешке, на бегу давят друг друга. Ах, девочка! Жизнь устроена так, что первыми гибнут лучшие – чистые, талантливые и беззащитные, это тот целебный прах, которым удобряют почву Вселенной… Иначе все мы превратились бы в монстров…

Авита перестала слушать, она прижала ладони к лицу, слезы потекли по пальцам, веки моментально опухли, перед глазами дрожала влажная дымка, она почти скрыла и каштаны, и фонтан, и толстых головастиков. Цилиан осторожно отнял ее ладони от мокрых щек.

– Прошу вас, не плачьте, Авита. Вы сделали все, что могли. Я тоже сделал все, что только сумел.

– О!

Она не успокаивалась. Инспектор с дружеской непринужденностью взял девушку за плечи.

– Если бы мы могли отыскать этого Воробьиного Короля… Даю вам слово честного конфедерата – рано или поздно я найду тех, кто подставил вашего брата. Эти люди сначала подманили мальчишку, потом бросили его в беде – пусть ответят по справедливости. Жаль только, что справедливость всегда приходит безнадежно поздно. Конечно, если вы мне поможете, вместе мы могли бы успеть…

– Чем помочь?

– Найти Короля ивейдеров. Такие типы легче контактируют с молоденькими девушками, чем с такими взрослыми и сердитыми парнями, как я. Нужно поймать его с поличным. В запутанном деле поможет любая информация – вы легче легкого можете познакомиться с нелегальными псиониками и…

Авита изо всех сил рванулась из успокаивающих рук Цилиана, он, должно быть, не ожидал такого оборота дел и не сразу разжал цепкие пальцы. Брукс наградила незадачливого искусителя крепким тычком – раскрытой пятерней прямо в грудь.

– Ну нет! Я тебе не сука-стукачка Департамента!

Она развернулась и побежала прочь, но не в сторону кудряво-сочного, зеленого чуда арки, а по гранитной дорожке в глубь источающего экзотические запахи леса.

– Да постойте же! – заорал вслед ошарашенный Цилиан. – Что за детские обиды и глупости? Вы меня не так поняли! Я не имел в виду ничего плохого…

Авита молча поддала скорости. Шаги упрямого наблюдателя раздавались у нее за спиной. И тогда Брукс раздвинула скопище широких, ломающихся под руками листьев и нырнула в густой, тенистый приют парковой чащи.

Там пели птицы и масляно блестели пятна света на старой траве. Кроны сомкнулись над головой девушки. Лес успокаивающе зашумел, запах резины от алых цветочков совершенно исчез, пласты коры, сброшенные розовыми стволами, словно коврики, валялись возле ног. Там и сям лепились гроздья белесых, каких-то игрушечных, с синими точками грибов. Авита неспешно шла, загребая слой отмершей травы толстыми подошвами сандалий. Чужие шаги на дорожке притихли – должно быть, настырный благодетель отвязался, потому что устал. «Может, я и вправду зря на него разозлилась?»

Эй! – крикнула Авита из озорства, рожденного отчаянием.

Лес не ответил, инспектор тоже почему-то промолчал – наверное, давно уже гнал свою машину прочь.

Она прошла еще немного – одна-одинешенька под изумрудной крышей Древесной Эстетики.

– О-го-го! Эй, есть здесь кто-нибудь?

– Есть! – бодро ответили ей из кустов.

Кусты раздвинулись, обнажив полянку с черным костровищем. Возле груды полусгоревших дров (Авита сквозь слой сажи узнала полешки, нарубленные из розового дерева) сидела неопределенного вида троица.

Летние плащи пятнала грязь, возраст просматривался плохо, у нижнего века одного из «туристов» смачно налился нежным пурпуром свежий синяк.

– Добрый день.

Авита на всякий случай вежливо кивнула и попятилась назад, стараясь не упускать из поля зрения нездорово-бледные пятна лиц. Троица зашевелилась, крайний из бродяг поднялся – Брукс заметила косую дыру на левом колене его брюк. В отверстие выглядывала грязная кожа.

– Привет, котенок. Заглянула в гости – это хорошо.

Авителла, не дожидаясь дальнейшего, развернулась и отчаянно бросилась прочь. Обладатель дырявых брюк догнал ее в три прыжка и, поймав за воротник, швырнул на землю. Заныла подвернутая лодыжка. Поясная сумочка отцепилась и отлетела в кучу белесых грибов.

– Свежее мясцо прибыло. Валяй ее.

– Чур, сумка девушки моя.

– Как бы не так, по правилам вся добыча идет в раздел…

– Помогите! – истошно закричала опомнившаяся Брукс.

Оборванцы не обратили на ее крик никакого внимания. Было в них что-то опасливо-отчаянное, от шакалов. Один уже шарил в ее сумочке, двое других заинтересованно заглядывали через плечо приятеля.

– Три гинеи. Облом.

– Зато как раз на троих.

Стая не насытилась скудным доходом, Авита съежилась, чувствуя на себе цепкие взгляды хищников.

– Караул!

Шакалы захохотали.

– Звонко. Теперь делим хозяйку сумки. Мне нравятся этакие статные девушки – с хорошо развитой мускулатурой.

Брукс вскочила и бросилась бежать в сторону потерянной дорожки.

– Держи ее, лови!

Охота заулюлюкала. Авита неслась галопом, прикрывая лицо от хлестких ударов ветвей. Чья-то тень метнулась навстречу и наперерез, Брукс увернулась, ушла в сторону и лихо растянулась во весь рост, поскользнувшись на куче хлипких тонконогих грибов.

– Ой!

Силуэт человека скользнул мимо, навстречу бродягам. За спиной упавшей Авиты возникло замешательство. Что-то грузно шмякнулось в траву, потом словно бы кто-то сдавленно икнул. Авита села, подобрала ушибленные колени к подбородку и осмотрелась.

Обладатель рваных брюк лежал ничком, откинутая левая рука его неловко вывернулась грязной ладонью в небо, на затылке в волосах запутались сухие травинки.

Второй бродяга как раз согнулся пополам, оседая – Авита видела последние мгновения его падения.

Третий успел достать нож и сейчас, истерически всхлипывая, отмахивался им от Цилиана. Лезвие выписывало в воздухе кривые неловкие восьмерки.

Авителла так и не успела заметить, как инспектор сбил третьего оборванца – движение показалось ей неуловимым, удар пришелся в лицо.

Нож отлетел в сторону и зарылся в рыхлый мох. Тэн Цилиан аккуратно вытер руки тонким дорогим носовым платком, хотел его выбросить, но потом, подумав, убрал в карман.

– Теперь нам не стоит светиться… Вставай и пошли отсюда. Нечего было бегать – похоже, ты сама ищешь себе неприятности.

– Спасибо.

– Да не за что. Хотя, поздравляю, мы невзначай стали сообщниками. Возможно, я сейчас кого-то убил.

– Это была самооборона.

– Конечно, но мне лень доказывать этот правдивый факт в суде. Ты ничего здесь не оставила?

– Мою сумочку с пояса.

– Забирай ее и марш отсюда, быстро иди к машине, нечего на падаль смотреть.

Авита оглянулась на ходу. Цилиан с брезгливой миной обшаривал карманы троицы, но, кажется, ничего особо интересного не нашел. Он догнал Брукс через пару минут.

– Это были ивейдеры? – поинтересовалась она севшим до хрипоты голосом.

– Если бы, если бы… Обычные бродяги, они часто забредают сюда из трущоб через дыры в южной стене.

– Спасибо, я и правда вам очень благодарна.

– Ну не мог же я оставить в беде человека, которого сам нечаянно напугал до полусмерти. Ладно, забудем об этом. Раз мое предложение тебя настолько оскорбило, я не собираюсь его повторять. Могу только сказать, что ты поняла меня совершенно неправильно.

– Это почему?

– Во-первых, я не хочу от тебя ничего недостойного, неподходящего для девушки из хорошей семьи. Как ты думаешь, можно использовать против врага оружие – против опасного, жестокого врага, который в любой момент способен ради собственного грязного удовольствия залезть не только в твою сумку, но и в твои мозги?

– Конечно…

– Правильно! Оружие бывает всякое. Имей ты излучатель, ты бы без колебаний выстрелила в любого из этих бродяг. Правда? Молчишь? Можешь не отвечать, я и так знаю, что ты не трусиха. А если бы вместо излучателя у тебя было не смертельное, но достаточно эффективное средство, например, инъектор со снотворным или антидотом? Маленький укол – и враг побежден, причем не убит, а только лишился возможности вредить.

– Мне кажется, это как-то не очень честно.

– Полно себя обманывать. А позволить убивать себя и калечить таких ребят, вроде Лина, – это честно? Я далек от предрассудков и вовсе не считаю псиоников нелюдью, этот писк и визг насчет мутантов не для меня. Но ивейдер и впрямь почти не человек – это существо, бросившее вызов честным конфедератам – таким, как ты, твой брат или любой свободный человек Каленусии. Они живут среди нас, пользуясь благами общества, но не желают отказываться от привилегии копаться в чужой душе, такие люди упиваются тайной властью, возможностью корежить норма-ментальных как им заблагорассудится. А это очень нечестно в мире, где за все приходится платить…

– Не знаю, может быть, вы и правы.

– Прав-прав, не сомневайся. Только, как я уже сказал, наш разговор окончен – хватит с меня твоих подозрений. Если брату понадобится адвокат, я по дружбе помогу тебе заплатить – в меру возможностей, я не очень богат. Отдашь потом, когда будут деньги.

Они вышли под зеленую арку. Авита села в свою машину.

– А вы куда?

– Подбросишь меня до центра? Я приехал сюда на такси.

Брукс кивнула. Мрачноватый, но явно успокоившийся Тэн Цилиан уселся рядом.

– День проходит, становится поздно. Поехали. Авителла молча вырулила на шоссе.

– А он очень опасный, этот Воробьиный Король?

– Опасный, не сомневайся.

– Если его поймают, это поможет Лину?

– Возможно, поможет, хотел бы верить, что это так.

– Я еще могла бы согласиться.

– Я уже сказал – хватит об этом говорить.

– Вы зря на меня обиделись.

– Я не обиделся, я вообще ни на кого не обижаюсь. Ладно, если очень хочется подвигов, остановись у Пирамиды. Я поговорю со специалистами. Кстати, не уверен, что тебя хорошо примут – желающих служить Каленусии и так хоть отбавляй, серьезным людям не до обидчивых девчонок.

Машина стрелой неслась по опустевшему шоссе – так далеко за южной окраиной Порт-Калинуса не было ни контор, ни промышленных корпусов Электротехнической Компании, никто не спешил домой после делового дня. Древесная Эстетика осталась далеко позади, одинокие дома скрывала густая зелень обочин.

– Мы еще успеем сегодня?

– Может быть.

Порт-Калинус приблизился как-то сразу, мелькнул желтый дорожный указатель, кар ворвался в усталую суету городского вечера. Небо постепенно сменяло глубокую синеву на лиловую раскраску сумерек. Авителла ловко обогнула дорожную пробку, проехала по кольцевой дороге и свернула на радиальную. Здание Пирамиды – штаб-квартира Департамента Обзора нависало над кварталом. Вход в тот самый офис, в котором три дня назад суетился облепленный жвачкой сайбер-администратор, остался с противоположной стороны гигантского здания, теперь зал посетителей был невидим. То, что оставалось на виду, к шуткам не располагало.

– Мы на месте.

Цилиан выбрался на тротуар. Узкий, стильно изогнутый козырек нависал над длинным рядом служебных дверей.

– Меня пустят?

– Пустят – вместе со мной. Держись рядом. Авителла поднялась по череде чисто вымытых ступеней. Сверхпрочное матовое стекло двери уловило ауру пришельцев и плавно отъехало в сторону – как раз на те мгновения, которые понадобились им, чтобы войти. Заметив удивление Брукс, Цилиан сдержанно улыбнулся.

– Не обольщайся – эта штука сработала на меня. Если бы ты отстала хоть на полшага, осталась бы снаружи одна. Кстати, для любопытных и нахальных тут устроен маленький сюрприз.

– Какой?

– Много будешь знать – веснушки облупятся. Калассиановский Центр, с тех пор, как его восстановили, не совсем зря сидит на шее у налогоплательщиков, кое-что могут и наши ученые черепки. Здесь есть хорошие лаборатории – прямо в Пирамиде.

Тэн теперь шел справа и немного впереди. Массивный лифт, наподобие грузового, мягко и почти бесшумно опустил их куда-то вниз, под землю, двигался он недолго, может быть, сполз вниз на пару ярусов, от силы на три. Тут через равные промежутки попадались двери – иногда стеклянные, порой – из толстого металла, длинные плафоны на потолке излучали нейтральный белый свет.

– Куда мы идем? К вашему большому боссу?

– Нет, наш шеф Департамента сидит на верхнем ярусе. Зачем он тебе? Старик пока что не интересуется ни тобой, ни мной – это очень занятой человек. Вот поймаем Воробьиного Короля и станем героями, тогда другое дело.

– Тогда что мы тут делаем? Очень неприятное место – мне что-то жутковато.

– Ерунда. Тут очень спокойно – слышишь, как удивительно тихо, будто в лесу?

Авителла прислушалась – едва уловимо шелестел ток прохладного воздуха, гонимый вентиляцией. Глухой, без окон коридор пустовал.

– Куда все подевались?

– Рабочий день уже кончился, наши ребята разбежались кто куда, впрочем, тут неподалеку еще должен дежурить один хороший человек. Он удивительный. Я попрошу его тебе помочь – это настоящая звезда в тени, специалист высшей пробы…

– Что он делает?

– Если хочешь – он создает людям мозги, точнее, сохраняет то, что уже имеется, в самой лучшей форме. Это редкий специалист по физиологии пси-безопасности, ставит пси-нормальным ментальную защиту.

– Зачем?

Цилиан остановился.

– Девочка, я втравил тебя в опасное дело, прямо скажем – в очень рискованное предприятие. Мне самому неловко, что так получилось, но что свершилось, того не вернешь. Сделав одну жестокость ради справедливости, совсем не обязательно совершать вторую – я не отпущу тебя туда без ментальной защиты.

– Какой еще защиты?! Мы так не договаривались.

– Ну не в шлеме же тебе туда идти? Наш специалист сделает тебе блок. Если этот парень, Король, или кто-то из его людей нахально полезет в твой разум, он не отыщет там ничего – я хотел сказать, что ничего полезного для них. Для тебя-то польза получится, да еще какая! Не бойся, ты не забудешь ничего – ни меня, ни наш разговор. Зато псионики не смогут читать некоторые твои мысли, и…

– Я не знала, что такое возможно.

– Раньше действительно об этом можно было только мечтать. Зато теперь… Тебе не придется бояться, следить за собой – думай, о чем захочешь, наша заслонка отфильтрует лишнее… Мы уже пришли, как зайдешь внутрь, будь вежлива. Не груби нашему профессору, даже если увидишь что-нибудь непривычное, он уникум, такой на свете один.

Тэн Цилиан замер в прямоугольной рамке пси-турникета и стал похожим на собственный портрет во весь рост. Наблюдатель даже закрыл глаза. Авита готова была поклясться, что он послал в Систему формулу ментального пароля.

– Заходи.

Массивная дверь сразу за турникетом удивительно легко отъехала в сторону. Авита шагнула в проход. Просторная комната сначала показалась ей совершенно пустой – голые стены, обитые матовым покрытием, светящийся потолок, два полукресла без подлокотников.

В одном из полукресел в расслабленной позе сидел человек. Его бритая голова свесилась на грудь, кофейного цвета роба техника медленно приподнималась – незнакомец редко и словно бы затрудненно дышал во сне.

– Калберг, проснись.

Человек поднял голову, потер отечные щеки и высокий лоб.

– Ты все-таки пришел, Тэн? Занятно, я как раз видел характерный сон…

– Ты видел его слишком рано, сейчас только начало вечера. Смотри лучше, кого я привел, – это наша гостья.

– А, та самая…

Авита уставилась во все глаза, лицо бритоголового странным образом изменилось: взгляд остановился, черты на миг безвольно потекли, словно он прислушивался к внутренним ощущениям. У Авиты шевельнулись волосы на затылке, в горле пересохло. Нереабилитированный псионик?

Если присмотреться, в покрытии дальней стены можно было заметить тонкую трещину, замыкавшуюся в прямоугольный контур.

«Это закрытая дверь в соседний отсек», – поняла Авита. «Должно быть, этот сенс частенько спит и ест прямо в Пирамиде».

Лин и Марк тоже были псиониками, но они всегда оставались простыми и безопасными. Неведомый Воробьиный Король пока что маячил далеко – маленькая на расстоянии, неясно очерченная фигурка из легенды. Калберг был близко и был изощренно опасен.

Паника захлестнула Авиту. Цилиан, должно быть, почувствовал ее состояние, он крепко сжал холодные пальцы Брукс и тихонько шепнул ей на ухо:

– Не бойся, ты ведь не боялась брата? Профессор Калберг – удивительный человек, сама честность, он придумает выход и поможет тебе.

– Но…

– Ты злишься на чужие предрассудки, когда думаешь о Лине, а сама не можешь без неприязни смотреть на настоящего практикующего сенса. Я был о тебе лучшего мнения, девочка. Ну-ну… Без обид. Просто прошу тебя – не смотри на профессора рассерженной орлицей, он добрый и очень обидчивый.

Калберг тем временем окончательно очнулся и зашевелился в своем кресле. Он посмотрел на Авиту – глаза под дряблыми мешочками век сияли, словно звезды.

Распад умирающей плоти и вся сила жизни во взгляде – это сочетание поражало. Брукс несколько секунд смотрела прямо в лицо псионика, потом осторожно отвернулась.

– Здравствуйте.

– Здравствуйте, Авителла. Я слышал о вас, Тэн мне рассказал. Садитесь во второе кресло.

Авителла осторожно опустилась на прохладную упругую кожу.

– Расслабьтесь, ничего не бойтесь. Тэн, ты ей все как следует объяснил?

Цилиан, которому не хватило кресла, ждал чуть поодаль, у стены. Высокая прямая фигура в сером летнем плаще. Руки скрещены на груди.

– Я объяснил ей в общих чертах – ты же знаешь, я не мастак влезать в ваши пси-подробности.

– Не слушайте его, девушка, инспектор демонстрирует скромность. Он вам сказал про укол?

– Нет.

– Мне придется ввести вам дозу легкого наркотика, иначе ничего не получится.

– Но…

– Не беспокойтесь, это не вызовет привыкания. След от укола продержится несколько дней – лучше всего колоть в ступню. А впрочем, выбирайте сами. Вам помочь?

– Не надо мне помогать.

– Так вы согласны?

– Не знаю, я хочу подумать пару минут.

Псионик устало кивнул и откинулся на спинку белого кресла. Бежали минуты, стояла тишина.

– Мне все равно, Авителла. Думайте. Если бы я имел право давать советы, я бы посоветовал вам трижды усомниться, а то и отказаться без размышлений, ловить ивейдеров – дьявольски неприятная работа.

Брукс помедлила еще, бессильно мучаясь в душе. Ледяное равнодушие Калберга сбивало ее с толку. С одной стороны, дурная слава Департамента давала повод к самым разнообразным мрачным подозрениям, с другой стороны, Цилиан казался надежным, как скала, и ненастойчивым, а Калберг беспристрастным до безразличия.

«Если бы они собирались меня обмануть, они бы никогда не сказали про опасность, мне бы просто наобещали побольше про Лина».

– Ладно, я согласна.

Калберг неспеша кивнул, веки его дрогнули. Бойко, наверное, повинуясь ментальному приказу, вкатился приземистый медицинский сайбер. Авита взяла со стерильного лотка шприц.

– Отвернитесь.

Профессор Калберг прикрыл глаза.

– Надеюсь, вы позволите мне не вставать, девушка? Не буду скрывать – я очень болен. Старение, знаете ли, заурядная болезнь ненатурализованного псионика…

Авита, не отвечая, мотнула головой в сторону Тэна Цилиана. Тот тонко улыбнулся и, крутнувшись на каблуках, повернулся лицом к непорочно-белой стене.

– Давай. Я подожду, не сомневайся.

Брукс отыскала подходящее место на коже и, набравшись смелости, воткнула иглу до половины. Жидкость удивительно легко ушла в мышцу, Брукс успела выдернуть инъектор, и в тот же момент стены комнаты искривились, пластик и металл подтаяли, смешиваясь, как водяные краски на слишком жестком бумажном листе, мир потек, безнадежно утратил четкость очертаний.

– А…

Она не успела договорить. Тьма упала внезапно, словно бесформенный сгусток черной смолы, лишая голоса, мыслей и сил. Авита, раскинув руки, неподвижно, без опоры висела в пространстве бездонной и беззвездной пустоты; вокруг не было ничего – ни живой искорки белого огня, ни движения, ни даже ровного, безжизненного отраженного света. Авита знала, что там, далеко за видимым пределом, ничего нет – пустота простиралась в бесконечность. Единственной нитью, связывавшей с реальностью, оставался голос Цилиана. Несколько кратких минут он что-то говорил без слов, обращаясь, то ли к Авите, то ли к невидимому собеседнику. Тон был несколько скандальный и очень убедительный. Голос мерно рокотал. Пространство молчало в ответ.

Потом голос тоже замолчал, и не осталось совсем ничего.

…Когда она очнулась в своем кресле, Калберг уже ушел – должно быть, скрылся в отгороженный панелью отсек. Цилиан курил и терпеливо ждал, Авита прочла на его открытом лице искреннее беспокойство.

– Все в порядке? Голова не болит?

– Нет.

Она встала – стены качнулись, но устояли. Она сделала шаг – непокорный пол попытался мягко вывернуться из-под сандалий.

– Тебе помочь?

– Дайте мне, пожалуйста, руку. Инспектор мягко взял ее за локоть.

– Ставь ножки покрепче. Вот так. Пошли – на улице тебе станет лучше.

– Почему все качается?

– Ничего страшного, это временная иллюзия, Калберг сделал тебе ментальный барьер – все, как мы договаривались. Не обижайся, девочка, что он ушел, не простившись, профессор очень устал.

– Он сильный сенс?

– Конечно. Может быть, единственный легальный взрослый псионик Каленусии. Это очень грустная история. То, что он сделал для тебя, неоценимо – наверняка старик потерял на этом пару недель жизни. Кстати, о том, что ты видела, никому ни слова. Я верю тебе, смотри же, не подведи меня.

– Калберг живет в Пирамиде? Прячется ото всех?

– Ты догадливая, – улыбнулся Тэн. – Пошли, пошли.

Они проделали путь в обратную сторону под белым, скупо отмеренным светом коридорных плафонов. Сверкнула непробиваемым стеклом высокая дверь. Летняя улица встретила Тэна и Брукс золотом вечера, спокойствием и уютным, ровным и мирным шумом города. Головокружение быстро исчезло. Авита немного выждала, неприятные ощущения больше не повторились, и тогда она без опасений села за руль. Цилиан вежливо распрощался и исчез, скрылся за углом – прямой целеустремленный силуэт в сером летнем плаще.

– Ну что ж, вперед! Раз мы выбрали подвиги, то придется идти до конца.

И Брукс погнала кар в сторону дома, решив довериться судьбе…

Так кончился этот странный вечер.

Глава 4

ПОИСКИ СМЫСЛА

7010 год, лето, Конфедерация, Порт-Калинус

На следующее утро машина сломалась в пятистах метрах от проходной – мотор покашлял и заглох. Авита Брукс выбралась на раскаленный тротуар и с досадой хлопнула дверцей.

– Отличное начало дня.

Солнце пекло нещадно. Пыль набилась в сандалии. Утренняя неудача предупреждала о неведомых пока неприятностях. Возле электронного пси-турникета угрюмо маячил «гуманитарный объект» – развеселый охранник со смятой сигаретой в зубах.

– С опозданием, курочка. Ты нарываешься на полноценный штраф – должно быть, завелись лишние гинеи в кармане.

Брукс сняла с шеи конфедеральный жетон и приготовилась вставить его в прорезь турникета. Охранник махнул рукой.

– Не надо. Ты обзавелась близорукостью? Со вчерашнего дня эту штуку заменили. Новая модель – просто блеск, считывание личного ментального отпечатка, запрос в Систему, жетоны отдыхают, и никаких неприятностей.

– А если заявится чужой? – ехидно поинтересовалась Авита.

– Сайбер приложит его парализатором, – радостно заржал страж и изобразил неопределенный жест, напоминающий прицеливание в чей-то висок.

Авита с опаской прошла между отполированными перилами.

– А лицензии на глубокие пси-проверки у вас наверняка нет.

– Боишься – проси увольнения. Очистишь место тем, кто поумней.

К цеху вела бетонная дорожка, обсаженная низкими стрижеными кустиками. Этот зеленый бордюр едва доходил до колен. Возможно, среди миниатюрных листочков тоже скрывались датчики пси-слежения, но сейчас это не волновало Авиту. «Интересно, куда Компания девает такую прорву частной информации? Должно быть, большая половина идет прямиком в очко».

Брукс незамеченной нырнула в высокое здание цеха и устроилась в кресле оператора. Девушка, чья смена недавно кончилась, как раз собиралась уходить и поправляла стянутый пестрой лентой пучок блестящих, белоснежных волос. Ее водяной прозрачности глаза сильно покраснели, усиливая сходство с лабораторной мышью – наверняка сказались бессонная ночь и нервное напряжение. Заметив Авиту, альбиноска обиженно надулась.

– С опозданием, подруга – я полчаса отработала вместо тебя.

– У меня машина сломалась. Девушка вяло кивнула.

– Ладно, извиняю. Будь осторожна, с утра очень туго идет сенс-автоматика. Не знаю, в чем тут дело, я сказала мастеру, он обещал прислать ремонтников. Пропади они все пропадом – кому есть дело до того, что у бедной девушки плавятся мозги? В любом случае – я свое отстояла. Светлого тебе разума и всяческих благ.

И альбиноска скрылась, поспешно, словно напуганная мышь, выскочив за ворота цеха. Авита нахлобучила на голову обруч пси-ввода (привычный датчик почему-то жал виски) и надела очки-монитор. Картинка трепетала, как полотнище флага на ветру. Брукс нахмурилась – изображение мигнуло и остепенилось.

– Так-то оно лучше.

Автомат-сборщик покорно ждал, чуточку пульсируя. Привычно скрещивались две нити – линии подвесного конвейера. Работа, изначально рассчитанная на норма-ментальных, не отличалась сложностью, но требовала |усидчивости и внимания. По каждой из двух подвесок нехотя ползли условно изображенные детали – по левой «желтые» или «красные», по правой – «синие» или «зеленые», вперемешку. Эти заготовки напоминали Брукс недозрелые, но уже кем-то надкусанные груши. Схематически изображенный на картинке автомат подхватывал «технические плоды», соединял и бросал готовую вещь в лоток. Цвет мультяшной груши в известной мере был условностью, являясь лишь обозначением истинных форм и размеров, но Авита всегда предпочитала не интересоваться лишними подробностями. Система приказов общалась с работником тоже через монитор-очки, вот и сейчас на левой половине картинки маячила уныло-желтая полоса, а на правой обнадеживающе синяя.

Авита сориентировалась. Ближняя к автомату «груша» на левом конвейере полыхала красным боком. Брукс легким ментальным щелчком переключила подвеску, и «краснуха» свернула с прямого пути, переместившись в запасник – медленно вращающееся кольцо, увешанное пока что невостребованными предметами. Следующая по порядку «груша» оказалась правильного, желтого цвета. Правый конвейер не создавал проблем – он уже бойко тащил голодному автомату свой синий груз.

– Поехали. Ну и путаница сегодня. Помогай нам Мировой Разум.

Сборочный автомат заглотал обе «груши», желтую и синюю, меланхолично раздулся и сплюнул в тележку результат. Авита облегченно вздохнула – обошлось без брака. Левая полоса на мониторе окрасилась теперь красным цветом, зато левую подвеску конвейера сплошь усеивали желтые плоды. Девушка на секунду зажмурилась и немного подтолкнула запасник пси-пинком. Где-то далеко, в реальном мире, обиженно загудел мотор.

Кольцо поспешно повернулось, отставленная вначале за ненадобностью красная «груша» перескочила из запасника на главный конвейер и отправилась прямиком в ненасытную утробу автомата, замещая нехватку.

– Кушай на здоровье.

Работа шла своим чередом, мелькание «груш» сливалось в пляску красок и ментальных образов. Авита удивилась – тщательно подогнанный обруч все сильнее давил виски.

– Что за Дурь Мировая? Мне ведь больно.

После этих слов хватка обруча вроде бы ослабела. Картинка на мониторе опять встрепенулась, Авите пришлось прищуриться, чтобы удержать изображение на сетчатке.

– Ох, мамочка и папочка! Когда это кончится?

Она скосила глаза, ловя цифры на таймере, оказалось, что прошло всего полчаса, до конца восьмичасовой смены оставалась целая вечность. «Груши» сыпались словно из рога изобилия, команды норовили усложниться, в какой-то миг Брукс показалось, что она утратила способность различать цвета. В висок тонко, остро и точно ударило молоточком боли. «Неужели вся эта сумятица у меня в мозгах происходит из-за калассиановского блока?»

Растерянность охватила Авиту. Изображение мигнуло, зарябило, исчезло, потом восстановилось, обретя идеальную четкость кошмара. Левую подвеску сплошь усеивали красные «груши». Призывно горела желтая полоса. Запасник оказался пуст. Разум Брукс заметался, отыскивая несуществующее решение.

– Система, сброс!

Она метнула в пустоту ментальную команду аварийной остановки и немного расслабилась. Остановка конвейера считалась нежелательной, это могло стоить годовых премиальных, но, по сравнению с порчей сборочного автомата, была, пожалуй, куда меньшим злом.

Картинка застыла. Автомат прекратил пульсировать, «груши» замерли на подвесках, застыли кольца накопителей.

– Уф!

Брукс судорожно вздохнула и стянула очки, вытерла глаза и мокрый лоб. Потом убрала со лба растрепавшиеся пряди.

В ту же секунду ее охватила растерянность – реальное положение вещей совершенно не соответствовало тому, что коварно подсовывал ей монитор Системы. Сборочный автомат продолжал неистово работать, поглощая вперемежку все детали – «красные», «синие», «желтые» – любые. Впрочем, вне виртуального мира очков все железяки были одного и того же цвета – цвета стали – и различались только сомнительными подробностями формы. Оба конвейера, левый и правый, крутились вовсю, детали шли на приступ, явно собираясь похоронить под завалом сборочную машину. Автомат не сдавался и, лихо сотрясаясь, неистово плющил неодушевленные жертвы, сильная вибрация раскачивала его станину. Лязг и скрежет стояли невероятные – прозрачные стенки операторской кабины недовольно бряцали, по ту сторону от машины, в приемном лотке, росла куча безнадежного изжеванного, покалеченного металлического лома.

Ошеломленная Брукс видела, как грузной рысью несется по узкому проходу разъяренный мастер Цин. Его щеки пылали пятнами, короткие волосатые пальцы многозначительно сжались в плотные кулаки.

– Дура! ДУРА!!! Жми ручной останов!

Авита опомнилась и рванула рычаг. Конвейеры под потолком нехотя, словно бы вразвалку, протащили подвешенный к ним груз еще около метра и встали, глухо и чопорно лязгнув напоследок. Должно быть, неудовлетворенный демон беспорядка, вселившийся в Систему, приготовил прощальную шутку – в этот момент разом ослабели все захваты, и подвешенные к потолку детали четырех сортов, словно весенняя капель, бойко посыпались вниз, со стуком ударяясь о бетонный пол. Болванки падали относительно далеко, но осторожный мастер съежился и бодрыми скачками пустился под защиту Авитиной будки – каждая такая «капля» превосходила размерами футбольный мяч. Цина не любили за мелочность, люди в соседних отсеках, оправившись от удивления, неистово, взахлеб захохотали. До Брукс почти не долетали приглушенные перегородкой стонущие звуки, зато она отлично видела искаженные хохотом лица подмастерьев пси-механика.

– Идиоты – таким, как вы, не жалко ни себя, ни других, ни испорченной работы! И ты, Брукс, ты тоже куриная башка! – Толстяк Цин едва не плакал, растирая струйки пота по лбу и короткому ежику пегих волос.

Авита, с горя осмелев, огрызнулась:

– Свободный гражданин, ваша сенс-автоматика развалилась до трусов.

– Постыдись, Авита – у тебя на уме одни трусы.

Цин замолчал и завозился со служебным уникомом.

«Стучит дирекции». Хитрец не включил звук, обходясь клавиатурой, Авита не сумела разглядеть через плечо ябедника мелкий текст.

– Пошли, Брукс. Сама будешь объясняться – тебя хочет видеть Мидориан.

Авита уныло поплелась к выходу. На пороге она обернулась – груда испорченных деталей гордо высилась наподобие революционной баррикады. Цин и Авита вышли под открытое небо. Все так же изливало зной беспощадное солнце. Жирно блестела пролитая кем-то лужа синтетической смолы. Брукс, зазевавшись, наступила в самую середину.

– Вот пакость!

За стоптанными сандалиями потянулся грязный след, подошвы теперь липли к дорожке, но коротышка мастер Цин все равно едва успевал за широкими шагами подчиненной. Легкий металл и особенное стекло административного корпуса наводили на мысль о престиже. Авита шагами сосчитала мраморные ступени – их оказалось ровно шесть.

Секретарша босса, тоненькая порочного вида стрекоза, смерила Брукс ироническим взглядом. Авита гордо распрямила плечи, но не могла скрыть ни потертых бриджей, ни длинной, невесть откуда взявшейся царапины на предплечье.

– Вас ждут, – фальшиво-любезно пропела девушка.

Мастер Цин почему-то остался за дверью. Авита потянула на себя дорогую ручку и оказалась в кабинете Мидориана.

Зрелище стоило посещения – в просторной квадратной комнате не держали ничего лишнего, зато все остальное оказалось выверенным до мелочей. Пустой, чистый, идеальных обводов, настоящего черного дерева стол отгораживал босса от посетителей – грань субординации, указатель «кто есть кто». Между краями толстого ковра и стенами не оставили ни малейшего зазора. Авита поежилась – ковер выглядел очень дорогим, невероятно чистым и был абсолютно белым. Остатки смолы с сандалий Брукс тут же переместились прямиком на его густой ворс, но Мидориан, кажется, ничего не заметил. «Вот и славно!»

На стены комнаты непонятно как, без швов и гвоздей, натянули дорогую материю – бледно-жемчужный плотный шелк. Шкафов не было, должно быть, вся необходимая боссу информация пряталась в тонком теле плоского! элегантного сайбера.

Чуть повыше плеча засевшего в кресле администратора, на мягко переливающейся стене, висела картина. Брукс на минуту забыла о грядущем разносе – полотно завораживало. Неизвестный художник изобразил высокий утес – его уступы, чуть намеченные беглой кистью, трогали ясной чистотой форм. Казалось, акт творения только что совершился и новорожденный камень еще не успели источить ни непогода, ни беспощадное время. С вершины утеса стекал неширокий тугой водопад, рука мастера неуловимым приемом воссоздала на полотне дрожащую радугу брызг. У подножия скалы собралось мелкое, почти круглое озеро. В лодке-плоскодонке, спиной к зрителю стоял человек в темной куртке, с шестом в руке. Маленькая, по сравнению с утесом, фигурка притягивала взгляд тонко переданной аурой замкнутости и тайны.

Над утесами, водопадом, озером и человеком мягко сгущался теплый вечер. Ясные чистые краски казались живыми. Авита едва заметно вздохнула. «Это работа большого мастера». Подписи на картине не было.

– Ну что же, Авителла Брукс, как вы сумеете объяснить приключившийся инцидент?

Авита вздрогнула и оторвалась от картины. Мир водопада исчез. Тридцатипятилетний худощавый администратор положил на стол нервные руки с идеально чистыми пальцами. Узкое, замкнутое, какое-то бесцветное лицо босса украшала тонкая щеточка усов. Мидориан откинулся в кресле и цепко уставился на посетительницу сквозь подкрашенные контактные линзы. Нельзя сказать, чтобы он откровенно раздевал Брукс взглядом, но и вежливостью тут тоже не пахло – так принято смотреть на просвет прозрачные бутылки с жидкостью сомнительного происхождения.

– Я жду ответа.

– Мне подсунули испорченную сенс-автоматику.

– Вот как? Подсунули вам, столь важной персоне, специально испорченную автоматику?

Авита покраснела, легко распознав неприкрытую издевку.

– Мой пси-ввод сработал неправильно. Мидориан вздохнул.

– Вы внимательно читали технические инструкции, Брукс?

– Конечно, читала.

– Вы помните первый пункт? Самый первый? Так вот, если вы его подзабыли, придется освежить вашу память, я-то знаю эти инструкции наизусть. «Строго запрещается пользоваться сенс-автоматикой лицам, страдающим психическими расстройствами. Категорически запрещается пользование промышленной сенс-автоматикой в течение сорока часов после приема алкоголя. Лица, употребляющие наркотики, к пользованию сенс-автоматикой не допускаются».

– Но я…

– Для меня не важно, кто вы на самом деле – невротичка, наркоманка или растяпа, не удосужившаяся отложить выпивку до начала уик-энда. Поймите – в любом из этих качеств вы нам не нужны. Авителла Брукс, вы уволены. Окончательный расчет получите немедленно – в кассе. Благодарите Компанию за то, что с вас не взыскивают в судебном порядке стоимость испорченных изделий.

Авита прислушалась к звону в голове. Безнадежность придавила ее, заставив опустить плечи. «Причиной был мой ментальный блок, но Мидориан не знает об этом, а я не могу ему сказать – Цилиан приказал молчать, если я ослушаюсь, он найдет другую дуру и отступится от дела».

– Господин Мидориан… Администратор прижал незаметную кнопку.

– Идите, свободная гражданка Авителла Брукс. Вас проводят.

Авита сделала три шага в сторону двери, потом остановилась и тщательно вытерла измазанные смолой подошвы о белый ковер администратора.

– Прощайте, свободный гражданин осел. Хлопнула дверь за ее спиной.

Оставшийся в одиночестве администратор Мидориан несколько минут молчал. Потом вновь придавил кнопку вызова. Стрекоза-секретарша впорхнула, трепеща пышной и короткой, по последней моде юбчонкой.

– Позаботься, чтобы вызвали уборщиков, Зина. Пусть наведут здесь порядок – посетители наследили на ковре.

Мидориан проводил взглядом узкую спинку и белые носочки секретарши, а потом взялся за сайбер.

– Занести, что ли, эту Брукс в список вечно нежелательных? А впрочем, не стоит, удлинение серого перечня без нужды – плохой стиль. Меня заподозрят в неумении работать с персоналом.

Осторожный администратор решил не пользоваться ментальным вводом и набрал полное имя Авиты на клавиатурке элегантного сайбера. Потом покопался в данных пси-слежения.

– Странная пси-картина, как будто возил кистью пьяный маляр – разрази меня Мировой Разум, это не просто наркоманка. Система, голосовой ввод! Связь с хранилищем Департамента. Полные данные по Авителле Брукс.

Система некоторое время хранила молчание, но потом оживилась:

«Авителла Брукс. Восемнадцать лет, место проживания – Порт-Калинус. Родственники – брат Лин Андерс Брукс. Полные биографические данные закрыты по запросу Службы Гражданской Реабилитации. Не подлежит задержанию и аресту без санкции Департамента Обзора».

– Вот холера!

Мидориан прижал костлявые пальцы к усталым векам. «Не знаю, в чем тут дело, но эта несчастная девочка не наркоманка, она просто под пси-блоком и на прицеле у Департамента. Брукс не знает о своем статусе неприкасаемой, иначе бы она воспротивилась увольнению. Такие люди могут позволить себе многое, зато кончают плохо. Департамент слишком часто, наигравшись, ломает свои игрушки».

Волна ледяного воздуха от кондиционера прокатилась по комнате. Мидориан ощутил безумное, на грани романтической авантюры желание – извлечь из сайбера адрес Авителлы, подкараулить ее где-нибудь в баре или вечером на раскаленной улице и как бы мимоходом предупредить об опасности. Через полминуты администратор пожал плечами:

– Ну нет, я все-таки не настолько сумасшедший.

Он сел поудобнее, опустил лицо в холеные ладони и замер, читая про себя формулу расслабляющей медитации. Тревога немного отпустила, недавние мысли показались непростительным мальчишеством. В дверь твердо, резко, на грани грубости постучали. Администратор подобрался в кресле, лицо его смяла жалкая гримаса испуга. «Разум, только бы не эти проклятые реабилитаторы. Меня всегда тошнило от их вежливости…»

– Войдите!

Дверь с шумом распахнулась. На пороге в неловкой позе замер ражий детина с широким загорелым лицом. Удивленный Мидориан нащупал ноющее сердце под лацканом дорогого пиджака.

– В чем дело?! Какой вам понадобилось Бездны? Чего ради вы ворвались?

Детина растерянно уставился прямо в защищенные линзами суровые глаза администратора.

– Почему вы молчите? Вы проглотили язык?! – от Души лютовал Мидориан.

Парень смущенно улыбнулся – неожиданной детской улыбкой.

– Так что вы здесь делаете, грубиян?! Вы сумасшедший?

– Нет. Меня прислали почистить ковер.

* * *

С Цилианом она встретилась на прежнем месте. Шумели кудрявые кроны парка, вода по капле сочилась из фонтана. Наблюдатель терпеливо ждал Авиту на каменной скамье. Выслушав ее рассказ, равнодушно махнул рукой:

– Не думай больше о Компании. Если все пройдет как надо, твоего гонорара хватит надолго. Работу мы тебе найдем.

– Этот блок в моих мозгах – он опасен?

– Не для тебя. Для него. Воробьиный Король не сможет прочитать твои эмоции. За мысли тоже можешь не беспокоиться.

– А если он заподозрит меня именно потому, что ничего такого не сможет?

– Об этом позаботились. Кое-что он у тебя считает, ровно столько, чтобы принять тебя за одурманенную наркоманку.

– Тогда он и разговаривать со мною не захочет.

– Еще как захочет – сама увидишь. Мне не приходилось встречаться с Королем, но, по нашим данным, это странный парень. Не скрою – очень странный и опасный. Но дело стоит риска – ты ведь знаешь, какова цена? Кстати, не советую тебе пить с ним, это ослабит твой барьер. Постарайся не затягивать общения, чем дольше ты протянешь время, тем вернее он раскусит подвох. Держи инъектор наготове, как только он зазевается – коли.

– А что будет с ним?

– А какая тебе разница? Во всяком случае, это не смертельно. Не забывай, Авителла, этот человек – преступник.

– Тогда пусть его заберет полиция.

– Мы никогда не видели его. У нас нет юридически оформленных доказательств, что он координирует действия уклонистов, такие доказательства очень трудно собрать. Мы не иллирианцы и не можем хватать людей по одному только подозрению – тогда чего стоили бы слова о хваленой каленусийской свободе? Можно, конечно, забрать Короля в накопительный лагерь, но для этого нужно как минимум отыскать его. У тебя широкий круг знакомств среди бывших псиоников, с ними могут быть связаны «воробьи» и их Король. Твоя помощь бесценна, Авита. Брукс задумалась. В логике Цилиана зияла очень просторная брешь, но легкий туман пси-блока мешал рассмотреть ее как следует.

– Ладно, я попробую. Давайте сюда инъектор. Он заряжен?

– Возьми капсулу, зарядишь сама. Умеешь?

– Конечно. А запасную не дадите?

– А зачем тебе запасная?

Брукс не нашлась с ответом.

– Кстати, возьми эти деньги, – добавил Цилиан. – Трать, не жалей, это не твой гонорар, это материальная поддержка – на мелкие расходы. Можешь заплатить кому надо, если информация того стоит.

Вскоре они расстались. Цилиан подвез Авиту и высадил ее за квартал от дома.

– Не надо, чтобы нас видели вместе. Я не хочу, чтобы соседи испытывали к тебе неприязнь. До свидания и удачи тебе.

Авита вернулась домой, шаркая по истертым ступеням сандалиями, с подошв которых так и не стерлась смола. В темном, тихом доме Брукс сбросила обувь, включила лампу и аккуратно разложила на кухонном столе инъектор и непомеченную, без фармацевтических надписей капсулу.

– А что, если это не антидот, а яд?

В кухне стояла не нарушаемая ничем тишина, звуки умерли, еще не родившись, пластик капсулы холодно блестел.

– А вдруг Цилиан мне наврал? Такой ловкач мигом подставит. Если это яд, мне вовек не распутаться с реабилитаторами, за убийство меня отправят в тюрьму или интернат для пси-дефективных.

Тишину нарушил судорожный вздох, как будто без слов посетовал на жизнь обиженный кем-то глубокий старичок. Брукс ойкнула и тут же рассмеялась, нащупав лодыжкой теплый меховой бок.

– Ах, это ты, Торопыга?

Старый спаниель, собака соседей, доверчиво молотил обрубком хвоста.

– Как ты тут очутился?

Торопыга промолчал и ткнулся влажным носом в ладонь Авиты.

– А ведь точно – я не закрыла заднюю дверь.

Соблазн легкого решения предстал во всей красе. Собака отстранилась и устроилась в углу, чтобы почесаться. Брукс взяла короткий, размером с мизинец, инъектор, вложила заряд в гнездо и помедлила, борясь с угрызениями совести. Беззащитный Торопыга растянулся на полу, положив длинноухую голову на передние лапки. Авита вздохнула.

– Прости, друг человека. Я делаю это ради Лина. Она раздвинула шелковую шерсть, нащупала удобное местечко и воткнула иголку. Небольшое количество жидкости, примерно пятая часть дозы, ушла в собачью кожу.

– Хватит. Я, конечно, не знаю, как антидот действует на собак…

Торопыга слегка напрягся, сопротивляясь, но Авита уже выдернула инъектор. Собака встала, обиженно фыркнула и отряхнула длинную шерсть, Брукс прикрыла дверь черного хода.

– Придется тебе, Торопыга, задержаться у меня до утра.

Авита ушла в свою комнату и вытянулась на узкой кровати. Жара отступила, тонко, почти за гранью слышимости шелестела вентиляция. На подоконнике все еще стояла фигурка – вылепленный Лином крылатый ангел. Его лицо хранило строгое и многозначительное выражение. Полураскрытые крылья застыли, не закончив движения…

Сон пришел незаметно – в нем плясали, сменяя друг друга, желтые, красные, синие и зеленые «груши», надувался, заглатывая их, прожорливый автомат. На берегу таинственного озера, у подножия сказочного утеса, лицом к Авите, стоял чем-то недовольный Цилиан, и радуга водяной пыли дрожала над ним.

Утро пришло в свой черед. Брукс босиком прошлепала на кухню. Задняя дверь оказалась распахнутой настежь, в углу подсыхала свежая кучка собачьих экскрементов.

– Эй, Торопыга!

Со двора раздалось звонкое тявканье. Авита всесторонне оценила приятное чувство миновавшей опасности.

– Хвала Разуму, это не отрава, и Цилиан мне не наврал. Тут еще осталось полно зелья – Королю, надеюсь, хватит. Так надо – ради Лина. Все-все-все можно сделать ради него…

Она нашла заброшенный с вечера уником и набрала знакомый номер. На той стороне долго не отвечали, наконец, в динамике раздался сонный девичий голосок:

– Кого мне с утра посылает Разум?

Авита хмыкнула – таймер неумолимо показывал полдень.

– Моделька, это Брукс, есть разговор и возможность подзаработать.

– Красивая сказка – у тебя появились деньги? Или нашла благотворителя? Странное дело – для такой упертой невинности, как ты.

Авита пропустила мимо ушей грубости невыспавшейся Модельки. Вообще-то у сердечной подруги было имя, девушку звали Сира, но это имя из конфедерального жетона давно потерялось, за ненадобностью затоптанное острыми каблучками.

– Мне нужен псионик. Настоящий, с коэффициентом не меньше восьмидесяти, конечно, не реабилитированный, словом, ивейдер.

На том конце эфира вдумчиво помолчали, наконец Моделька скептически хмыкнула:

– А вот с псиониками это делать категорически не советую. Гадость известная, все они обожают копаться в мозгах.

«Понятно, что они там у тебя найдут», – ехидно подумала Брукс.

– Он мне совсем по другому делу. Что ты скажешь насчет пятидесяти конфедеральных гиней?

Авите показалось, что Моделька беззвучно ахнула.

– Врешь!

– Половину сразу, половину – потом. Когда я буду уверена, что псионик настоящий.

– Ладно, только не вздумай обмануть, а то мои друзья тебя достанут даже из Лимба* [1]. Сегодня вечером приходи в клуб, жди, пока я сама к тебе подойду. Отбой.

– Псионик-то хоть настоящий?

Связь уже прервалась. Авита пообедала и осталась без дела, в тревоге дожидаясь вечера. «Хорошо, хоть на работу не идти…» Через час она уже жалела о потерянном месте в Компании. По крайней мере, сборочный автомат и мелькание разноцветных «груш» помогли бы ей отвлечься от мучительного беспокойства.

– Цин и Мидориан – оба вы уроды.

Ближе к вечеру Брукс извлекла из стенной ниши платье – серебряное, короткое, без рукавов, зато с длинной «молнией» на боку. Инъектор с прикрытой колпачком иглой отлично поместился в лифчик. Проблему подстроили туфли – парадные, узкие и изящно изогнутые, они не налезли на припухшие от жары ноги. Старые рабочие сандалии до сих пор пятнала смола.

– Божечка, ну что за невезенье! А вдруг этот псионик – какой-нибудь мальчишка? Может быть, он младше Лина, может, он и вовсе не Воробьиный Король? Увидит инъектор, пустится бежать – хорошо я буду смотреться, приударив за ним на каблуках.

Авита кухонным ножом принялась отскребать смолу со старых сандалий.

– Возьму эти, фасончик поганый, но для пользы дела сойдет. Может быть, их никто и не заметит. Ради Лина. Все это ради Лина.

Она прикрыла вечернее платье просторной и легкой летней курткой. Машина так и застряла в ремонте. Авита сбежала по ступеням крыльца под пристальными взглядами двух распаленных догадками соседок. Тетки остались за спиной Брукс и предались ритуальным сплетням.

Смеркалось, пыльный день плавно перетекал в тревожный, безветренный вечер. Запахи разогретого асфальта, сгоревшего топлива, резких духов и жаркого из уличных ресторанчиков стлались в каменных загонах улиц. Толпа медленно редела, жители столичного предместья разбредались кто куда, край закатного неба над черными крышами отливал чуть позеленевшей медью. Авита прошла три квартала и свернула в тупичок. Клуб с двусмысленно-модным названием «Воронка Оркуса» монотонно и агрессивно мигал вывеской, возле него на замусоренной площадке топтались насмешливые подростки. Кто-то свистнул Авите вслед, кто-то свернул из пальцев колечко.

Она расплатилась с вышибалой-кассиром, сняла куртку и юркнула под крышу, в веселую полутьму зала, пытаясь отыскать спокойное местечко.

Росчерки цветных лучей от «мерцалок» суматошно бегали по стенам, их сложный, управляемый сайбером ритм, сплетаясь с музыкой, создавал иллюзорное ощущение легкого экстаза – жалкая замена строго запрещенной пси-наводки. Авита некоторое время следила за мистической пляской геометрических фигур. Должно быть, сайбер соединенный с датчиками пси-контроля, ловил настроение толпы, формы и цвет символов приятно менялись, избегая примитивных повторений.

Из облака сигаретного дыма вынырнула миниатюрная, перетянутая в талии фигурка – Моделька уселась на пластиковый табурет по другую сторону столика, блики плясали на ее бедовой рыжей голове.

– Ты принесла то, что обещала?

Авита выложила на стол туго перетянутый резинкой пакет, Моделька остро отточенным ногтем вспорола шелковистую обертку и пересчитала содержимое.

– Здесь слишком мало.

Авита вспомнила наставления Цилиана и попыталась собраться с духом – цепкие, жесткие манеры Модельки и ее вульгарная манера выражаться внушали Брукс безотчетный страх.

– Мы же договорились. Остальное после.

– После чего?

– После того, как я встречусь с ним и буду уверена, что это настоящий псионик.

Моделька усмехнулась широким, тщательно накрашенным ртом, Брукс заметила, что кончик верхнего резца у Модельки сколот. Отметина, по-видимому, появилась совсем недавно – сердечная подруга еще не успела замаскировать недостаток.

– Я поверю тебе. Пока. Обманывать не советую – пожалеешь.

Авита не сомневалась, что эти угрозы не пустой звук, но деньги сейчас не беспокоили ее – хрустящие пачки принадлежали Цилиану и не представляли для Брукс никакой ценности.

– Я не обманываю, ты получишь остальное.

– Ладно. А теперь приготовь уши, чтобы слушать. Мне еще дорога моя нежная свеженькая шкурка, поэтому знакомить вас я не собираюсь, но кое-что для тебя сделаю. Здесь плотная толпа, ментальное слежение наверняка в завале. Вон те торчки в углу очень кстати – они только что обдолбились и забили своим гнилым пси все каналы Департамента. Пока мы невидимы для Системы, я подойду к этому парню и толкну его – немного. Это будет просто случайность – поняла? Дальше все в твоих руках. Можешь попытаться его зачалить. Только будь осторожна, он очень хитрый, с залетом и нереабилитированный, если что, запросто смешает твои мозги с дерьмом.

Моделька встала и, виляя худенькими бедрами, принялась ловко лавировать в толпе. Почти у самого выхода она оступилась, толкнула какого-то парня в безрукавке и тут же нырнула в распахнутую дверь.

Авита напряглась, стараясь не упустить незнакомца из виду. Предполагаемый Воробьиный Король – русоволосый, с резковатыми чертами лица парень стоял у стены, сдвинув почти сросшиеся темные брови. На вид ему было лет двадцать с небольшим. Черные круглые глаза, пожалуй, слишком близко посаженные, контрастировали с цветом волос. Больше ничего примечательного в незнакомце не было. Если аномальные псионические штучки тут и имелись, то их наверняка надежно прикрывал ментальный барьер. «Без детектора его не раскусишь».

Авита испугалась так, что едва не спасовала. Не владея естественной раскованностью Модельки, Брукс понятия не имела, как привлечь внимание псионика, не возбуждая его подозрений. Ситуация тем временем развивалась в сторону полной катастрофы – русоволосый повернулся к выходу и явно собрался уходить. Брукс наконец решилась, подхватила куртку, нырнула в толпу, без церемоний растолкала танцующие парочки, смеющихся девиц и пока что относительно вменяемых торчков.

Незнакомца она догнала уже на улице. Парень уходил без спешки, но и особо не задерживаясь. Осколок ущербной луны болтался в сереющем городском небе. Опять веял жарой перегретый асфальт.

«Мне боязно, – подумала Брукс. – При всей заурядности в парне есть что-то противоестественное. Что, если я не сумею вовремя использовать инъектор? Но я должна попытаться. Должна – ради жизни Лина».

Она прибавила шагу. Глухой стук сандалий смешался с жестким эхом шагов Короля.

«У меня нет никаких доказательств, кроме намеков Модельки, но я чувствую, что это именно он – Воробьиный Король».

Авита проглотила комок в горле. – Эй, постой! Погоди!

Незнакомец нехотя обернулся. Безрукавка на его груди распахнулась.

Они стояли в двух шагах друг от друга – хмурый псионик и девушка в слишком просторной летней куртке.

Авита содрогнулась в душе – возможно, она нашла того, кого надо, на шее у незнакомца, под распахнутой безрукавкой, не было конфедерального жетона.

Глава 5

ПО ТУ СТОРОНУ

7010 год, лето, Конфедерация, накопительный лагерь Гражданской Реабилитации

– Подъем!

Марк вынырнул из пестрого водоворота сна. Сумбур видений сменился непреходящей нервной усталостью, яркая смесь красок – контуром темной балки под самым потолком. Узкий длинный барак с рядами трехъярусных коек тянулся в обе стороны – направо и налево. Когда-то давно его построили из настоящего дерева – со временем стены и потолок потемнели, следы первоначальной окраски съело время, и Беренгар теперь мог вдоволь любоваться потемневшим «антиквариатом».

– Вставай, придурок!

Пси-толчок несильно, но чувствительно коснулся его разума. Марк привычно и четко поставил барьер – атака соскользнула, опалив холодом, и все утихло.

Лин на самой нижней койке осторожно завозился, пытаясь оторвать от подушки тяжелую голову. Росс уже шел по узкому проходу, оставленному между рядом трехъярусников и внешней стеной барака.

– Подъем, павианы!

Кто-то вяло, вполголоса огрызался в ответ. К грязным выражениям в лагере давно привыкли, на них не обижались – староста Росс Леонард прославился как раз тем, что умел придавать унизительный оттенок словам из школьного учебника.

– Сушеные испражнения декоративной курицы! – процедил он.

Кто-то на третьем ярусе, в углу, истерически, взахлеб захохотал и тут же умолк, словно подавившись.

Связываться с Россом побаивались. Он не любил ходить один. Вот и сейчас, сразу за спиной подтянутого, худощавого старосты маячили двое парней, первого звали Мановцев, имя второго ловко ускользнуло из памяти Беренгара. Аура Мановцева ярко пылала он даже не пытался ставить видимость барьера. Второй подпевала, крепкий темноволосый парень, почти не «светился», зато его взгляд исподлобья не обещал ничего хорошего любителям подраться физически.

– Хватит спать, затычки.

Марк спрыгнул вниз, стараясь не задеть Лина, и принялся одеваться, в который раз удивляясь в душе – навалившись скопом, обитатели барака вполне могли бы расправиться с Россом, охрана почти наверняка не вмешалась бы. Почему староста до сих пор оставался у руля, не сказал бы, наверное, никто. Быть может, у придавленного несчастьем большинства не хватало на бунт душевных сил, скорее же всего любой преемник Росса моментально превратился бы в его подобие.

По словам старожилов, еще полгода назад старосты менялись часто, словно носки у чистюли, хотя новичку Марку нынешний порядок вещей казался незыблемым.

– Дурак ты, Росс. Мелкое, глупое, злое трепло, – пробормотал себе под нос Беренгар и аккуратно зашнуровал ботинки.

Неплотная дверь барака хлопала, болтаясь на расшатанных петлях. С плаца открывался удивительной красоты вид – плоская, как тарелка, поросшая травой равнина уходила к самому горизонту. Чуть в стороне от лагеря, на ровном месте торчал из почвы скальный обломок – этот серый силуэт жестко впечатался в нежные краски горизонта. Солнце уже поднялось, его неправдоподобно огромный диск – приглушенно сияющий, оранжевый, идеально очерченный – неподвижно завис, касаясь краем равнины.

Лаконичную красоту пейзажа не портило почти ничего – разве что столбики и едва заметная стальная паутина проволочного ограждения. По периметру не стояли вышки, аккуратные стандартные домики охраны маячили далеко в стороне, собак в лагере не держали.

Беренгар хмыкнул при мысли о мнимой беспечности реабилитаторов – побеги случались редко. Утыканная датчиками ограда, при любой попытке прикоснуться или просто подойти вплотную, автоматически запускала генератор пси-шума. Жалкая попытка технически имитировать полноценную наводку, доступную только боевому сенсу, тем не менее оказалась эффективной против самих псиоников – неуязвимые норма-ментальные охранники корчились от смеха, глядя на мучения беспокойных или попросту неосторожных заключенных.

Беренгар никогда не прикасался к ограде.

Сейчас квадрат плотно утрамбованного плаца быстро заполняли разбуженные обитатели барака. Мертвая земля, на которой последние следы сухой травы давно уничтожены бесчисленными шагами грубых ботинок, эта твердая, как булыжник, спекшаяся глина, не давала даже пыли. Длинные утренние тени бритвенными порезами легли на мертвую почву.

Беренгар проворно поискал свободное место и присел на корточки, прильнув спиной к сухой дощатой стене барака. Лин безвольным комком рухнул рядом. Марка тревожило состояние приятеля – у Брукса-младшего воспалились веки, на желтоватом лице проступили пятна, нестриженые черные волосы сосульками падали на лоб. Лин не убирал грязные пряди, теперь он безвольно сидел, закрыв глаза, и, кажется, изо всех сил боролся со рвотой.

– Эй, тебе плохо? Ты вчера ел?

– Не помню. Марк, меня выворачивает наизнанку.

– Дать тебе воды?

Беренгар, не дожидаясь ответа, растолкал соседей и подошел к цистерне, тонкая струя теплой воды разбилась о дно фляжки. Он дождался, пока наполнится посудина, и вернулся на место – к счастью, оно осталось незанятым.

– Пей.

Брукс-младший осторожно отпил глоток и согнулся пополам – скрученный судорогой желудок не принимал влаги.

– Эй, охрана! Ноль эмоций.

Беренгар протолкался вперед, стараясь не касаться ограды.

– Бабку вашу за ноги, реабилитаторы!

Парень по ту сторону проволоки – высокий, меднобровый, в сером мундире Департамента, нехотя поднял прикрытую пси-шлемом голову. Держался он, однако, на почтительном расстоянии.

– Не ори, мутант. А то я сейчас же включу глушилку. Марк попытался расслабиться, и подавленная вспышка ненависти медленно отступила.

– Простите, сержант, я погорячился, беру свои слова обратно – у нас больной, ему нужна помощь врача. Пожалуйста…

Сержант засмеялся.

– Все вы больны. Мутация – это болезнь.

– У него рвота, это серьезно… Сержант, не уходите!

Меднобровый решительно зашагал прочь. С полдороги он нехотя обернулся:

– Ладно, я пришлю кого-нибудь. Наш медик занят по горло, но, думаю, он выкроит полчаса, если его как следует попросить.

– Спасибо, – только и ответил ошарашенный Беренгар.

Он вернулся на свое место – к барачной стене. Брукс беспокойно дремал, уронив лицо на согнутые колени.

– Потерпи, до полудня к тебе придет доктор. Завтракать будешь?

Лин качнул головой, тонкая, покрытая слоем грязи шея жалко мотнулась.

В западной части периметра уже раздавали еду. Сайбер-кормушка, пятясь, подъехала вплотную к периметру, сегмент ограды сдвинулся в сторону, задний люк машины открылся, обнажая считывающее устройство и лоток. Очередь продвигалась быстро, в устройство по очереди совали – кто левую руку, кто только палец. Уловив характерный образ, автомат выбрасывал прозрачный пакет с армейским стандарт-пайком.

Из-за еды, к счастью, не дрались – ее хватало на всех. Драки вспыхивали ежечасно по другим причинам – из-за косого взгляда, резкого слова, за место в тени у стены, а то и просто по взаимному безмолвному желанию сбросить гнет нервного напряжения. В ход легко шли и кулаки, и пси-наводки.

Лин на этот раз к кормушке не пошел. Беренгар грязными ногтями содрал со своего пакета прозрачную оболочку и протянул другу галету.

– Хлеб хотя бы будешь?

– Нет.

Солнце поднялось уже высоко. Жара восточной равнины припекала накопитель. Марк краем уха услышал, как кто-то из новичков протянул сипловатым голосом:

– Ну, я и кретин…

– Почему? – переспросили его еще не утратившие любопытства.

– Неделю назад сперли у нас в колледже уником – все подумали правильно, то есть на меня, но я к тому времени уже загнал эту хреновину. Три раза таскали к судье района, я отпирался, свидетелей не нашли. Под это дело немного закосил от реабилитации, просто с досады пропустил свой срок, я ведь даже уклоняться по-настоящему не собирался. Теперь вот сижу здесь. Надо было сознаваться в краже – получил бы штраф и полгода тюряги, да и дело с концом. Там хотя бы есть душ и можно гулять по травке.

– Отыграй обратно.

– Поздно – судья обиделся и за мною не придет. Кто сюда попал, того только выносят вперед ногами или вежливо приглашают на реабилитацию. Теперь вот сижу, как идиот, жду своей очереди.

Над воришкой-неудачником неистово заржали. Марку Беренгару захотелось зажать уши. Беспомощный Лин спал, припав затылком к стене.

Врач прибыл в лагерь только после полудня.

Стандарт-лекарь неполного статуса, если верить нашивкам на петлицах щеголеватого жандармского мундира, брезгливо сторонясь, пробирался сквозь ряды сидящих на земле псиоников. Все тот же меднобровый охранник в шлеме шагал рядом. Черный ствол излучателя без обиняков был направлен в толпу.

– Поймите меня правильно, коллега, – сетовал медик. – По большому счету я бессилен. Здесь нет ничего – ни воды для мытья, ни спортивной площадки, чтобы побегать. Вместо отхожего места – прикрытая пластиковой будкой яма в земле. Вы понимаете, чем все это обернется в ближайшее время?

Охранник с усталым равнодушием промолчал. Врач и не ждал ответа.

– Они болеют, а скоро начнут умирать. Это место рассчитано на сотню людей, в кучу сбили полтысячи. Тут перевалочный пункт, в нем положено держать не более двух дней – мы загнали сюда подростков и держим их неделями…

Охранник покачал головой:

– Мне плевать на здоровье мутантов, но у меня самого в служебном поселке двое ребятишек. Болезнь заразна?

– Сейчас узнаем.

Врач подошел вплотную, приподнял за подбородок и откинул назад изящную голову Лина. Покачал головой, прижал к грязной шее коробочку детектора. Щелкнула выдвижная игла.

– Я возьму у него анализ. Через час результат будет готов. Если подтвердится серьезная инфекция, лагерь и поселок поставят на карантин, будет скандал, сюда нагрянет бригада врачей из столицы.

– Но…

– Простите, коллега, но долг есть долг, с возможностью эпидемии шутки плохи. Если инфекция не подтвердится, я забираю парня в госпиталь Порт-Калинуса, здесь все останется как есть – разбирать такие крупные кучи навоза у меня нет полномочий.

Охранник понимающе кивнул.

– Если не подтвердится, то…

Жандармский врач ссутулился и зашагал прочь, его провожали гримасами острой ненависти.

Лин обмяк, пальцы тонкой руки мелко и неудержимо трясло. Беренгар достал относительно чистый носовой платок и осторожно вытер капельку крови, оставленную иглой.

– Потерпи, остался всего только час. При любом раскладе тебя скоро заберут отсюда.

Треугольная тень-силуэт наползла на лицо Брукса-младшего, Марк поднял голову и обернулся – прямо в его зрачки, в упор, не отводя пронзительных лучистых глаз псионика, смотрел староста Росс. Рядом угрюмо топтался Мановцев.

– Эй, Беренгар, ты должен отойти с нами в сторону. Марк поднялся с колен, встал так, чтобы его нельзя было внезапно ударить в живот.

– Я нужен здесь и никуда не пойду.

Росс криво ухмыльнулся уголком тонкого рта.

– Можешь не бояться, плебей, мы явились не для драки.

Это было хуже неприкрашенной ругани. Марку захотелось вытереть со щеки невидимый плевок.

– А твой дядюшка разве засел в Сенате? Мне без разницы – случалось, и плебеи жарили аристократам задницы.

Аура Мановцева на этот раз ослепительно вспыхнула, Беренгар увидел сформировавшийся контур почти готовой пси-наводки. Марку на миг сделалось холодно, но тут же окатило волной сухого жара, страх испарился, исчез, Песня снова весело возникла ниоткуда – стройная смесь звуков, образов и ощущений, яркий и яростный сигнал к атаке.

Росс примирительно и одновременно угрожающе поднял грязную руку раскрытой ладонью вперед. Жест получился почти величественный.

– Тихо, вольные граждане, тихо, мирно и смирно. Будем надеяться, что мы всего лишь обменялись приветствиями. Ты мне нравишься, Беренгар, умеешь держать удары. Оставь своего приятеля – он потерпит пять минут в одиночестве, есть дело, о котором стоит поговорить.

Марк вытер мокрые ладони о штаны и осторожно поправил безвольно упавшую голову Лина. Брукс-младший мелко и часто дышал, вязкая ниточка слюны стекала с приоткрытых губ прямо на одежду. Росс, брезгливо скривясь, терпеливо ждал.

– Хватит. Пошли.

Они втроем, вместе с Мановцевым растолкали плечами кучку любопытных. Подпевалы Росса, решив, что расправа отложена, разбрелись кто куда в поисках развлечений. Какой-то совсем зеленый четырнадцатилетка для смеху влез верхом на цистерну с водой.

Марк уходил за барак, затылком чувствуя любопытные взгляды. Компания устроилась в узком закутке между деревянной стеной и кипой испятнанных бумажных мешков с одноразовым постельным бельем.

Росс грязными пальцами взял Марка за пуговицу.

– При других обстоятельствах я стер бы тебя в порошок, плебей, радуйся, но ты мне очень нужен. Понимаешь, что произойдет, когда явится врач?

– Моего друга заберут отсюда – ему место в госпитале. Остальное меня не волнует.

– Ты наивен, как котенок. Давно сидишь в лагере?

– Уже неделю.

– Если у Заморыша ничего особенного не найдут, его заберут, но мы-то все останемся здесь. До осени, тогда эту шарашку прикроют… Или пока не подохнем – многим не дотянуть до сезонных дождей.

– А если у Лина найдут инфекцию?

– Ты славно мыслишь, плебей. Если у Заморыша найдут заразу, нам всем конец.

– Почему?

– Лагерь посадят на карантин, отсюда никого не выпустят – ни сейчас, ни во время мокрого сезона. Территорию оцепят, мы все подохнем здесь, потом придут дезинфекторы и прокалят излучателями еще влажную землю.

– Ерунда. У Лина нет чумы, он просто доходяга от рождения.

– Для экстренной комиссии такие тонкости не имеют значения. Им даже выгодно найти у нас чуму и прикрыть это дерьмовое позорище – эпидемия точно все покроет.

Иначе рано или поздно придется отчитываться за тех пятерых, которые скопытились с начала лета.

– Что?!

– Сразу видно, что ты тут только неделю. У нас время от времени умирают.

– Почему?

– Кое-кто получил слишком большую дозу пси-шума от ограды. Один чудак поймал дизентерию. Моро просто забили ногами – этот и вправду много о себе мнил и сцепился как-то с охранником – с тем самым, с рыжим.

– Мне не говорили.

– Об этом не любят говорить – считается, что Смерть – это девочка из клуба, которая приходит на зов. Надо только покликать ее по имени.

Песня в душе Беренгара исчезла, звякнув напоследок рваной струной.

– А сам-то ты не боишься называть ее, Росс?

– В компании трусов кто-то должен оставаться смелым.

Мановцев неслышно подошел и встал рядом с Россом, плечом к плечу. Марк провел сухим языком по губам, попытался подавить внезапную жажду.

– Чего ты хочешь от меня?

– Сотрудничества. Мы решили завалить охрану.

– А что будет потом?

– Будет свобода и все такое.

– Вы оба психи – на нас начнут конфедеральную охоту.

– Консулярия принимает таких, как я или ты. Смотаемся за северо-восточную границу. Это последний шанс, Беренгар, надо им воспользоваться.

Марк прижался спиной к нагретой солнцем стене барака и задумался. Где-то за периметром, в еще сохранившихся пучках истомленной зноем травы надсадно и яростно трещали цикады.

– Всех нас возьмут прямо здесь. Потом убьют – у тебя нет ни единого шанса, Росс.

Староста отвел глаза, Беренгар только сейчас заметил, как ввалились за последние два дня гладкие щеки псионика.

– Если я сейчас откажусь – убьешь? Староста медленно качнул головой:

– Стоило бы, но не убью – ты сам умрешь, от чумы ли, от дизентерии – без разницы. Как положено плебею, на коленях.

Марк на минуту зажмурился. «Я ничего не теряю и даже не рискую Лином – его все равно спасут». Он медленно наклонил голову, светлые, отросшие и выгоревшие на солнце пряди упали на лоб.

– Ладно, я согласен. С тобою много парней?

– Половина – самые боеспособные.

– Еще один вопрос – ты настоящий ивейдер? Росс замешкался, борясь с желанием прихвастнуть.

– До лагеря я им не был, зато теперь собираюсь стать самым настоящим. А теперь слушай меня внимательно, когда…

Мановцев тоже подошел поближе, они встали треугольником – в классической позе заговорщиков. Беренгар дослушал Росса до конца. Песня незаметно вернулась, но теперь в нее вплелись ритмы азарта и опасности.

– За дело, компаньоны.

Врач явился с опозданием – только через два часа. Марк все это время сидел бок о бок с потерявшим сознание Лином, плечо Брукса-младшего жестко упиралось в его ребра.

Доктор, оказывается, натянул на макушку шлем пси-защиты, вместе с ним явился все тот же медно-рыжий охранник.

Эти двое медленно шли в коридоре, составленном из сидящих на земле людских тел. «Малышню» – тех, кому не исполнилось еще шестнадцати, заранее оттеснили назад, пару пришельцев встречали люди Росса. Они терпеливо выждали, пока откроется проем в раздвижной ограде, пока жандармский лекарь и сотрудник Департамента углубятся в толпу. Пятеро охранников – обычное прикрытие – остановились за оградой, равнодушно наведя излучатели на придавленных жарой и ожиданием псиоников.

Эти пятеро слишком поздно поняли, что происходит…

Марк цепко держал жандармского доктора – внезапно схваченный за шею пожилой человек мог только слабо отбиваться. Мановцев подсечкой сбил рыжего охранника с ног и мгновенно сорвал с него шлем. Щелкнул порванный ремень, человек ухватился за виски и попытался защититься от боевой наводки – бесполезно.

– Не сметь стрелять, норма-ментальные! – заорал Росс.

Готовая к неожиданному обороту дела толпа заключенных уже рассеялась, насколько это позволяло тесное пространство плаца.

– Не смейте стрелять! Иначе мы прикончим врача.

Сержант из пятерки прикрытия подошел вплотную к ограде. Он казался совершенно спокойным – глаза равнодушно смотрели сквозь прозрачный лицевой щиток шлема – так обыватель глядит на непогоду в окно уютной квартиры.

– Чего ты хочешь, урод?

– Раздвинь ограду, сержант, и мы уйдем. В паре километров отсюда оставим доктора, он нам не нужен. Вы должны просто раздвинуть ограду…

– Я не вижу причин, чтобы прислушиваться к твоему бреду.

– Но мы убьем доктора!

– Убивайте, он из корпуса жандармерии, а не из Департамента, и не мой подчиненный. В конце концов, делай с ним что угодно – как только ты пошевелишься, мы откроем огонь.

Росс, казалось, опешил.

– Ты блефуешь, сержант, вы не бросите врача на произвол…

– А ты попробуй и увидишь.

Росс беспомощно оглянулся, поймал взгляд Марка, попытался отыскать поддержку. Беренгар чуть заметно развел руками:

– Они это могут.

Во взгляде грозного Росса появилась почти детская растерянность, но он довольно быстро собрался с духом, вызвав невольное восхищение Марка.

– Вы не рискнете врачом! – резко крикнул староста наблюдателю.

– А я рисковал и большим…

Марк всей душой, ребрами, беззащитной сущностью невооруженного человека чувствовал, что сейчас произойдет. Разговор оборвался на полуслове – выстрелы ударили в толпу. Сержант, похоже, не скомандовал стрелять, все произошло само собой и почти мгновенно. Беренгар видел, как росчерк излучателя полоснул по деревянной стене барака. Трещал огонь. Кто-то стрелял и обычными пулями – очередь стегнула орущую толпу. Росс, умный жесткий и изобретательный Росс, беспомощно отлетел и упал плашмя, брошенный навзничь сразу несколькими выстрелами. Пронзительный крик толпы ударил по нервам – загнанных в тесное пространство плаца расстреливали в упор. Многие бросились назад, пытаясь укрыться в бараке – очереди дырявили тонкие стенки насквозь.

– Ложитесь! – кричал Беренгар, но его не слышали.

Кто-то в отчаянии метнулся прямо под выстрелы, на ненавистную ограду, генератор пси-шума сработал в тот же миг – наводка стегнула по псионикам. Марк скорчился от боли и выпустил тощую шею доктора, тот крутнулся волчком и пополз в сторону, но недалеко – случайная очередь достала и его. Лин, к счастью, не пострадал – он все так же лежал навзничь, остановившиеся серые глаза безучастно смотрели в небо, кажется, он совсем не испытывал боли. Сам Марк дышал кое-как, пытаясь справиться с нестерпимым ужасом психического страдания, непроизвольные слезы градом катились по щекам. Выстрелы понемногу прекратились, но крик стоял нестерпимый.

– Помоги…

Беренгар едва услышал слабый зов, отполз сторону и приподнял обмякшего Росса. Кровавая грязь прилипла к бледной щеке псионика. Марк, как мог, отер лицо старосты и положил его затылок себе на колени.

– Погоди, не умирай, Росс…

Недавняя ненависть к диктатору барака исчезла совершенно. Росс тихо стонал, две алые струйки крови стекали из углов рта по скошенному подбородку.

– Росс!

Тот не ответил. Беренгар опустил безжизненную голову недавнего врага на окаменевшую глину.

– Росс, Росс, что же ты?

То ли пси-шум приумолк, то ли нервная система притерпелась – боль наводки почти исчезла, сменившись самой настоящей душевной болью. Марк отрешенно сел на землю плаца и безнадежно заплакал. Белое равнодушное небо низвергало жару.

Он не смотрел по сторонам, ничего не видел, он только смутно чувствовал, что стрельба окончательно прекратилась. Кто-то отключил генератор, кто-то раздвинул злополучную ограду. Вокруг, поодаль, и далеко за периметром толпились ошарашенные случившимся люди. Женский голос истерически, взахлеб хохотал. Четко падали слова команд.

Потом все смешалось, будто уши Беренгара разом заткнули толстыми комками ваты…

* * *

Через неделю, после того как Марк Беренгар дал показания, его перевели в другой накопитель, здание бывшего санатория в северо-западном секторе Конфедерации. Адвокат вежливо откланялся и ушел – в нем больше не было необходимости.

Уходя, юрист перебросился парой слов со своим дальним родственником, комендантом лагеря.

– Повезло? – только и спросил комендант.

– Идеально выигрышное дело.

– Так был там бунт?

– Бунт, конечно, был, но охрана превысила свои полномочия, так что дело этого Беренгара не дойдет даже до следствия. Солдаты под горячую руку сами прикончили доктора – теперь историю об издевательствах не замнут. Только судить, надеюсь, будут не моего клиента.

– Ребята сильно бузили?

– Глупая непродуманная вспышка. Сержант, по справедливости, должен отправиться в Ординарный Трибунал, стрельба в таких случаях – излишняя жестокость, достаточно было включить генератор.

– Они знали об этом?

– Кто?

– Псионики.

– Про генератор-то? А как же! Знали, только все равно полезли. Я видел это место, Клаус, – это самый заурядный, унылый и грязный ад. От помещенных в ад смешно ждать благоразумия.

Комендант не ответил, и разговор прекратился сам собой.

Еще через неделю у Марка Беренгара состоялся очередной разговор с прикомандированным к новому лагерю психологом.

Лощеный пси-философ, недавний выпускник престижного университета в Параду, работал тут не совсем по специальности. Он подкрутил регулятор кондиционера, струя горного воздуха вольно гуляла по кабинету.

– Полно, Марк Беренгар, – заявил философ. – Вы страдаете оттого, что не хотите принять неизбежное. То, что вы мне рассказали, просто ужасно, но это осталось в прошлом. Чего ради мучить себя? Ваш друг, Лин Брукс, жив, возможно, он даже выздоровеет. Росс Леонард погиб, но в этом нет вашей вины. Сержанта, можете мне поверить, накажут – мало не покажется. Вы сами действовали глупо, но это еще можно извинить. Поймите, дело не в разделении людей на псиоников и непсиоников. Просто кто-то выполняет свой долг, а кто-то им пренебрегает. Ваше будущее вовсе не ужасно, реабилитация почти безболезненна, а ваша жизнь вся еще впереди.

Пси-философ задумался о превратностях собственного существования (статью начинающего светила недавно вернул ортодоксальный журнал) и на полминуты забыл о пациенте.

– Вы скоро возвратитесь к нормальному существованию, – добавил он сухо. – Желаю вам успеха.

Беренгар вышел, оставив философа и горный воздух за спиной. Ночью ему почему-то приснилась Авителла, она смотрела с осуждением. Марк попытался ей все объяснить, но сон неожиданно смешался – рядом громоздился пустой барак, простиралось плоское пространство иссушенной степи, темнел циклопический осколок скалы, медленно отрывалось от горизонта громадное, рыжее солнце. Росс Леонард вышел откуда-то из-за угла и встал рядом.

– Так ты все-таки жив, друг? – спросил его Беренгар. Тот улыбнулся и молча пожал плечами.

– Я-то думал, что ты урод, а ты оказался нормальным парнем.

– Иногда слова ничего не значат. Мне жаль, что, кроме меня, убили наших ребят. Наверное, я где-то сильно ошибался, но почему-то не могу ничего вспомнить.

На Беренгара повеяло влажным холодком могилы. Он отвернулся и осторожно, шаг за шагом, отошел в сторону. Сон медленно растаял, оставив в душе страх.

Психолог пообщался с пациентом еще парочку раз. К концу общения Марк соглашался с ним почти во всем – чтобы не расстраивать вежливого ученого.

Перевалив через день солнцестояния, лето медленно покатилось к закату и все-таки продолжало казаться бесконечным. День реабилитации настал в первых числах июля. Все произошло обыденно и почти незаметно. Процедуры в Центре продолжались несколько дней и закончились успешно. Для Марка сначала исчезли видения людской ауры, потом померкло слабое, но стойкое мерцание ментального эфира. В какой-то момент ему показалось, что это полная глухота. Позже он узнал, что удаленное навсегда шестое чувство часто болит ложной болью, как это бывает после ампутации конечностей. Песня исчезла, но Марк больше не хотел песен. Философ почему-то вернулся опять, он много и охотно говорил, бодрые слова создавали видимость смысла.

Равнодушие охватило Марка. Как только ментальный тест показал норму, его вежливо выписали из Центра, одарив напоследок пособием и конфедеральным жетоном. В один из дождливых дней бесконечного лета он одиноко шел по малолюдной улице Порт-Калинуса. Дом, обшитый отбеленной пластикофанерой, показался смутно знакомым. В аккуратном дворике, под навесом, упорно возился с резиновым мячиком старый поседевший спаниель. Беренгар поднялся по двум ступеням крыльца, долго звонил в пустую квартиру Авителлы, покуда на шум не выбралась соседка.

Старуха, шаркая ногами, подошла к Марку Беренгару. Халат висел на бесформенном теле, словно мешок, кончики редких ресниц слиплись. Она выслушала вопросы Беренгара и покачала растрепанной седой головой.

Бруксы? Квартира несколько недель пустует. Мальчика забрали на исправление реабилитаторы. Да-да, в начале лета, еще до того, как случилось несчастье с его сестрой.

Марка обдало холодом. Женщина спокойно роняла скользкие гладкие слова – одно за другим. Да, и девушки больше нет. Сюда приходила полиция. Говорят, ее убили хулиганы. Что? Нет, тела не нашли, эти патрули никогда ничего не находят.

Марк выслушал скупой рассказ до конца и в тот же день наведался в полицию. Как ни странно, его приняли быстро и относительно вежливо. Озабоченный инспектор средних лет наспех выспросил о причинах интереса, потом устало поник мускулистыми, но уже оплывшими плечами.

– А чего вы хотите? Мы по уши в работе. Вы знаете, сколько людей пропадает каждый год? Список сомнительных местечек регулярно публикуют, но от этого мало проку. Если девушка ходит одна куда попало, это рано или поздно плохо кончается.

Марк поинтересовался ходом дела, инспектор вяло махнул рукой.

– Вообще-то все это секретная информация, но такой секрет существует только для проформы. Поверь мне, парень, дело голяк – этаких наберется без счету. Можешь не сомневаться, мы отработали как положено – нашли комнату, где все, по-видимому, и приключилось. Там валялся пустой инъектор, пуговица от ее белья, остались стаканы, бутылка, нож со следами крови… и никаких отпечатков. Пальчики кто-то протер заранее, ментальных следов тоже почти нет – один сумбур. По слухам, эта Брукс моталась по клубам и путалась с вожаками нереабилитированных псиоников. Мой совет – парень, девчонку забудь. Если ее останки когда-нибудь отыщутся, это будет очень неприглядная штука – совсем не то тело, которое тебя интересует.

Беренгар, не веря и больше не слушая, вышел под мелкий теплый летний дождь, капли текли по его лицу. Через день Марк пришел к управляющему и снял квартиру, в которой раньше жили Бруксы. Почти все статуэтки исчезли, но глиняный ангел уцелел, он целыми днями сурово смотрел на Марка в упор.

– Так кто это был – псионик? Может быть, Воробьиный Король? Я сам найду его и убью. Прости, что я не защитил ни тебя, ни Лина.

Ангел промолчал. Пособие реабилитаторов кончилось через неделю. В списках вакансий на первом месте значился жандармский корпус, Беренгар, не задумываясь, набрал номер.

Новый рекрут оказался старательным и исполнительным парнем – им были очень довольны.

Глава 6

ВОРОБЬИНЫЙ КОРОЛЬ

Четыре недели назад.7010 год, лето, Конфедерация, Порт-Калинус и другие места

– Так, значит, тебя зовут Вэл?

– Угу.

Авита прибавила шагу, рука незнакомого сенса лежала у нее на плече – плотно, но не слишком тяжело. Брукс неловко шаркала по асфальту стоптанными подошвами старых сандалий. Мостовую предместья там и сям пересекали трещины. В разломах между плитами тротуара, вдоль бордюра пробивались пучки жесткой травы. В этой чахлой растительности чудом умудрились выжить городские цикады – сейчас они надсадно трещали.

К ночи слегка похолодало, со стороны бухты, сквозь строй бесчисленных, раскаленных дневным зноем домов пробилось последнее дуновение дневного бриза. Он тут же сменился ночным и размеренно подул с суши, бесшумно неся горькую, отдающую сажей пыль.

Авита поежилась, но не от прохлады. «Разум Мировой, как мне сейчас страшно. Дорога заросла, тут наверняка редко ходят, вокруг никого, и он почему-то не удивился, когда я подошла первая. Боженька пантеистов, не покарай! Пусть все получится и кончится побыстрей. Король это или не Король – какая разница? Уколю его, да и дело с концом. Божечка, сделай так, чтобы сработал хваленый калассиановский блок и я кое-как выпуталась из передряги. Не хватало еще, чтобы этот Вэл насквозь прочитал мои мыслишки».

Псионик включил карманный фонарик. Стены старого дома из пластикофанеры растрескались, кто-то исполосовал дверную обивку ножом. Вырезанная озорная надпись оказалась с ошибками. Вэл ковырнул замок, покосившаяся дверь легко отворилась.

– Здесь никто не живет?

– Уже год как забросили весь квартал. Когда подолгу дует с суши, а это бывает разок в сезон, на это место несет кое-что интересное с заводов Химической Компании. В такие дни запашок стоит на любителя, но сегодня все в норме, разве что нет магнолий. Заходи, не сомневайся, в доме никого.

Авита перешагнула через замусоренный порог. Ивейдер замешкался, отыскивая выключатель. Вспыхнул бледно-зеленоватый свет.

– Здесь нет бытовой сенсорики, но энергию не отключили – работает местный ветряк.

Брукс осмотрелась. Обои местами отстали от стен. Уцелевшие куски демонстрировали узор из веселеньких голубых цветочков. На пластиковом диване залежался чуть заметный слой уличной пыли. Круглый стол в центре комнаты покосился на единственной аляповатой ноге. В глубине потертого кресла валялась забытая плюшевая обезьянка.

– Снимай куртку.

– Мне не жарко.

– Да, тут немного сыро.

Псионик открыл сломанный холодильник, вытащил из него плоскую нераспечатанную бутылку и два высоких стакана тонкого стекла. Авита осталась стоять – ей не хотелось прикасаться ни к креслу, ни к пыльному дивану.

«Разум Мировой, что же мне делать? Если я сейчас захочу взять шприц и полезу за ним, он заметит это и ответит пси-атакой. Если я сумею достать инъектор, то все равно не успею уколоть. Надо срочно что-то придумать. И мне нельзя пить – Цилиан честно предупреждал, что алкоголь ослабит блок».

Авита Брукс встала в угол, спрятав пальцы в рукавах просторной курточки. Вэл подошел и твердо, но не грубо взял девушку за плечи.

– Расслабься. Ты ведь хотела встретить настоящего ивейдера?

Он наполнил оба стакана светлой жидкостью и совсем немного отпил из своего, потом аккуратно закупорил бутылку. На запястье парня тускло блестел наглухо запаянный браслет белого металла. Авита сунула руку за ворот платья, но больше ничего не успела – Король уже обернулся, пришлось срочно вернуть инъектор на место. Возможно, он что-то заподозрил – по виду псионика не скажешь наверняка.

– Невежливо отворачиваться от угощения… Давай, выпей до дна.

Авита хлебнула, задержала дыхание и постаралась не встречаться взглядом с ивейдером, в его темных радужках плясали крошечные золотые точки.

– Авита… Vita – это жизнь. Вита-Авита – занятное сочетание. Ты ведь не боишься наводки? Она может быть довольно интересной.

Брукс съежилась, язык девушки слегка заплетался.

– Да-да, конечно. Я не боюсь, нет… Обшарпанные стены комнаты словно бы отдалились, свет мигал в ритме пульса, куртка мягко сползла и свалилась на пол мятым комком, Авита равнодушно перешагнула через нее. Вэл одобрительно кивнул:

– Не бойся, глубокие наводки нам ни к чему. Все будет почти естественно.

Он подошел вплотную, положил руки ей на плечи. Нестерпимый, панических страх охватил сестру Лина. «Боженька, хоть бы мой ментальный блок выдержал!» Дом молчал, плотные жалюзи отрезали ночную черноту, в глухой, пыльной, какой-то голой комнате не работали даже часы – их не было. Вэл говорил и говорил – медленно, вкрадчиво. Она уже не понимала слов, слова не имели никакого значения. Воробьиный Король прижался лбом к ее лбу – Авита не могла ни отвести взгляд, ни зажмуриться; невидимая лапа, мягкая и ворсистая, медленно, с жестокой неторопливостью шарила в самых укромных уголках ее сознания.

– Нет…

Лапа исчезла внезапно, как будто ее и не было. Король хмыкнул, его лицо утратило потустороннее выражение. Авита сумела отвернуться и вздохнула с облегчением, запоздало заныли шейные позвонки. «Похоже, я нашла именно того, кого искала. Это настоящий Воробьиный Король».

– Проверка окончена – ты не из Реабилитации. Не бойся, допивай свой стакан.

Вэл проследил, чтобы девушка осушила стакан до дна. В груди Брукс словно разожгли маленький горячий костер, перед глазами плавали призрачные тени.

– Раз ты не шпионишь в пользу Реабилитации, значит, от меня тебе не нужно ничего, кроме стандарта…

Воробьиный Король стянул с себя безрукавку, обнажив жесткий, рельеф мускулов. Потом потянул «молнию» на боку серебристого платья Авиты, освобожденная ткань сухо прошуршала, стекая к ее ногам, жестко щелкнули под пальцами бельевые застежки. «Он и вправду вообразил, что я хочу с ним переспать. Надо дать ему по морде, прямо сейчас, но если я сделаю это, то выдам себя».

Что-то подавляло волю – но это была не пси-наводка, а самый обычный испуг. Крошечный инъектор так и остался в брошенном на пол лифчике. Авита упала голой спиной на гладкую, прохладную пластиковую обивку дивана. «Этого нет, ничего этого нет – это все кошмарный сон, дурацкий розыгрыш, иллюзия, которая исчезнет, как только кончится ночь».

Потолок пьяно качался. Светильник пылал пронзительным светом поддельного солнца, беспощадно высвечивая мельчайшие подробности обстановки, и это было хуже всего. Авита зажмурилась, попыталась сдержать слезы, но непослушные горячие капли все равно катились по щекам, стекали на висок, щекотали ухо.

Псионик почему-то не торопился забираться на диван, кажется, он потерял к Брукс какой-либо интерес. Тогда она приоткрыла глаз и запоздало поняла свою дилетантскую ошибку – Воробьиный Король в равнодушной позе сидел на краю софы и вертел в руках брошенную одежду.

Сердце Брукс словно вздернули на толстый, с зазубринами стальной крючок – Король методично прощупывал швы ее серебристого платья, потом взялся за белье. Авита безотчетно поискала, чем бы прикрыться – на голом пластиковом диване не оказалось даже простыни. Голая комната, голый потолок, голая, попавшаяся с поличным шпионка Реабилитации.

Псионик подобрал брошенный инъектор, рассмотрел его и аккуратно придержал Брукс за подбородок, не позволяя взгляду уклониться.

– Что здесь было приготовлено для меня? Цианид?

– Нет! Я проверяла на собаке.

– Смертельная доза реабилитационного антидота?

– Я не знаю.

– Врешь, Vita.

– Нет, это правда. Мне не сказали.

– Я не сумел сразу «прочитать» тебя – это что-то новенькое. Работа Калассиановского Центра?

– Глубокий блок.

Воробьиный Король не торопился. Его влажные волосы слиплись и сосульками свисали на лоб.

– Реабилитаторы промазали. Я не смог тебя прочитать, девочка, зато прекрасно понял, что мне мешают неспроста. Ты лживая, замкнутая, холодная и пустая внутри, как бутылка, твоя искусственная патология кричит о себе, это не хуже свежего тавра на голой заднице. Тебя отправили на смерть, Vita.

На конце полой иглы дрожала прозрачная капля, Авита Брукс закрыла глаза, чтобы не видеть инъектора. Жало шприца чуть коснулось ее века, взъерошило левую бровь, больно царапнуло мокрую от слез щеку и остановилось, уткнувшись в шейную артерию.

– Ты предала меня и хотела убить. Мерою за меру. Может, хочешь попросить пощады? – несколько высокопарно осведомился Король.

«Я не буду показывать ему свой ужас… Хотя как я могу это сделать? Он самый сильный псионик Каленусии и видит меня насквозь. Вэл знает, что я перепугана, и наслаждается этим. Он поунижает и все равно убьет меня, а я не хочу произносить пустых, жалких слов, не стоит бессмысленно мучиться…»

Ивейдер отложил шприц, плотно перехватил девушку за горло и хлестко, быстро, но не очень сильно шлепнул ее по щеке.

– Готова к смерти? Ты плохо рассчитала последствия. Ты ведь не честный боец, ты проститутка, я не стану убивать тебя, только приведу твою славную мордочку в состояние полной профнепригодности.

Щелкнул складной нож – у него оказалось длинное узкое бритвенной остроты лезвие.

– Нет!

В этот момент самообладание изменило Авите Брукс, она умоляла, просила и кричала, цеплялась за руки Короля, роняя в голую пустоту комнаты жалкие унизительно-бессмысленные слова. Псионик больше не слушал ее, он перехватил нож поудобнее и сделал первый надрез – на лбу, у самой кромки густых светлых волос…

Когда Авита очнулась, зеленоватый плафон все так же освещал пустую комнату. Глаза оказались невредимы. Она осторожно прикоснулась к щеке, кожу немного саднило от оплеухи, но крови почти не было, лицо уцелело, только несколько липких капель растеклось по лбу – от единственного, первого и последнего нанесенного Вэлом малюсенького, неглубокого пореза.

«Божечка пантеистов! Я жива и почти в норме».

Воробьиный Король сидел неподалеку, в кресле, он выглядел отстраненным, усталым, хмурым и уже успел натянуть безрукавку. Заметив, что Авита очнулась, псионик встал и подошел поближе.

– С пробуждением. Перетрусила? Кстати, я сломал твой хваленый калассиановский ментальный блок. Полсотни извинений за причиненные неудобства – пришлось тебя как следует припугнуть. Страхи и обмороки хорошо помогают, это разминка перед серьезными манипуляциями с мозгом.

Брукс попыталась встать и обнаружила, что аккуратно укрыта своей собственной курткой. Вэл швырнул на диван мятый ворох вещей.

– Одевайся. Отличное и поучительное зрелище – голая неумелая шпионка, отчаянная трусиха и глупая девчонка – все в одном лице.

Она молча проглотила оскорбление и поспешно оделась.

– Умойся, заклей царапину – вода в графине, пластырь найдешь в аптечке.

Пластырь оказался старым, зато вода – почти свежей. Брукс вытерла щеки рукавом.

– Мне сказали, что у тебя пси-коэффициент чуть ли не под сотню. Раз ты снял калассиановский ментальный блок, значит, теперь можешь читать мои мысли?

– Да там и почитать почти нечего – столько же мыслишек бывает у обгадившегося котенка.

– Ты все равно не можешь до них добраться – этого не может никто.

– Сомневаешься? Между прочим, реабилитаторы взяли тебя, сломав на брате… Как его зовут – Эрмелин?

Авита прикусила язык, сердце опять беспомощно затрепыхалось на стальном крючке. Полное имя Лина никогда не помещали в Систему, оно не проходило ни в личном жетоне, ни в родительских документах. Обстоятельства вербовки или личность брата Воробьиный Король мог узнать обычным, хоть и трудным путем – например, взломав информационное хранилище Порт-Калинуса. Но полного имени – «Эрмелин» – не знал никто, это была их с Лином тайна на двоих.

Вэл кивнул, подтверждая ее невысказанные мысли.

– Я псионик высшего класса. Это не чудо, это просто хорошая работа.

Ярость и обида вытесняют страх.

– Должно быть, ты очень любишь копаться в чужих мозгах?

– Люблю? Зачастую это не лучше, чем ворошить помойку.

– Почему ты меня не уколол?

В темных глазах Короля опять проступили золотые точки.

– Люблю коллекционировать забавные случаи. Как ты думаешь, насколько рьяно будет искать тебя Департамент?

– Не знаю… – неуверенно протянула Авита.

– Не сомневайся, не слишком рьяно, таких, как ты, у них пятачок за пучок. К нам засылают дешевку, поганую мелочь, которую не жаль потратить. Пошли.

– Куда?

– Увидишь.

– Вить будешь?

– Сам не знаю. Вообще-то стоило бы наподдавать тебе в назидание другим. Ненавижу продажных женщин.

«Я еще не брала денег с Департамента, – с тоской подумала Брукс. – Точнее, я их брала не себе».

– Да понял я… – беззлобно и вслух отозвался Вэл. Псионик мгновенно почувствовал состояние Авиты.

– Только не надо истерик – хорошо? Да, это так, с девяносто восьмым коэффициентом я часто читаю мысли. Пока что на время поставлю себе ментальный барьер. Можешь в одиночестве переварить приятные воспоминания.

Как только Авита натянула куртку, Вэл жестко взял ее за запястье и потащил за собой, они вместе вышли во двор. Машина с заляпанными грязью номерами ждала возле выезда на шоссе. Псионик уселся за руль.

– Займешь переднее сиденье, рядом со мною. Если нас остановит патруль, ты закроешь глаза и притворишься спокойно спящей. Поняла? Говорить с ними буду я и только я. Подлые мыслишки насчет обмана советую сразу же отставить в сторону – они у тебя читаются не хуже рекламного плаката.

Свет фар рассекал тьму. Пыльный летний пригород остался позади, обзор сузился, сумрачная стена букового леса обступила дорогу, серая лента шоссе плавно поворачивала на северо-запад. Два или три раза шоссе перебегали мелкие зверьки. Должно быть, Вэл заранее чувствовал их приближение – он всякий раз аккуратно притормаживал еще до того, как пушистый комок успевал броситься под колеса. Брукс откинулась на высокую упругую спинку сиденья и прикрыла глаза. На фоне прикрытых век неистово отплясывали пятна света, от выпитого алкоголя тошнило. Разрушенный ментальный блок отзывался теперь странной легкостью, быстротой в мыслях и лавиной непрошеных воспоминаний – по большей части болезненно-неприятных.

«Теперь я понимаю все, я понимаю, отчего почти каждый реабилитатор так боится псиоников – всех, даже детей, ангелоподобных мальчиков, маленьких нарядных, словно куклы, девочек, даже несчастного, доброго умирающего Лина. Эти люди могут обшарить и вывернуть нашу душу, словно собственный карман. Там, в пустом доме, Король „воробьев“ еще не дотронулся до меня, а я уже подспудно ненавидела его. Впрочем, Вэл – особенный, он видит не только мой страх, но и мысли, и поэтому страшен вдвойне. Норма-ментальные для него дураки-болваны, полулюди-полупредметы. Он удержал меня вместо игрушки, а, в конце концов, сломает и выбросит в отвал, словно изношенный хлам».

Король наверняка читал мысли Авиты, но ничем не выдал интереса и вид имел скучающий. Через сотню метров он насторожился. Брукс видела, как шевельнулись придорожные заросли, кусты раздвинулись, пропуская трех мужчин в форме патруля безопасности. Дорогу перегораживала лента «ежа». Псионик притормозил. Старший патрульный приложил два пальца к шлему, сквозь поспешно опущенные ресницы Брукс едва успела разглядеть его острый профиль.

– Ментальная проверка. Предъявите ваши персональные жетоны, свободные граждане.

Вэл кивнул, извлек из кармана безрукавки и протянул патрульному плоские металлические прямоугольники.

– Моя подруга спит. Я не хотел бы будить ее, сержант. Мы вместе едем в отпуск на северное побережье, вот наши документы. Надеюсь, этого достаточно? Или у вас имеется лицензия на глубокий пси-тест?

– Ничего, ребята, хватит жетонов.

Авита собралась было позвать на помощь, но не сумела даже пошевелить губами. «Это легкая пси-наводка, – поняла она. – Воробьиный Король держит меня, мешая двигаться и кричать. Его личные документы – сплошная подделка».

Патрульный долго возился с жетонами, кажется, он не мог попасть ими в щель уникома.

– У вас возникли претензии, сержант?

– Претензии? Все чисто, парень. Проезжай.

– Тогда уберите «ежа».

Человек из безопасности замешкался, наступила беспричинная пауза, Авита сквозь опущенные ресницы наблюдала за сценой, которая все более приобретала черты абсурда. Сержант медленно, словно во сне, вскинул излучатель, целясь прямо в висок Короля. Младший патрульный навел оружие на саму Авиту.

– Нет!

Пси-наводка Короля исчезла мгновенно. Освобожденная от невидимых пут, Брукс упала ничком, укрываясь от луча на полу кара. На ее затылок и шею брызнул расплавленный выстрелом пластик.

– Быстро, в лес! – крикнул Вэл.

Она распахнула противоположную дверцу кара, выпрыгнула на полотно дороги и со всех ног пустилась бежать в чащу. Ветви хлестали по лицу, жесткая трава – по лодыжкам. Ухнула, свистнула и застонала в кустах угрюмая ночная птица. Сквозь решетку черных ветвей темно-синим бархатом проглядывало звездное небо. В разгоряченное лицо веяло сыростью и запахом грибной гнили. Бесшумные вспышки армейских излучателей остались далеко позади. Авита неслась, спотыкаясь, безнадежно потеряв направление, ей казалось, что прошло около часа, хотя бегство едва ли длилось более нескольких минут. Она остановилась, только растратив остатки сил. Сердце молотило щенячьим хвостом, Брукс нашла на ощупь удобную кочку и села, пытаясь успокоить дыхание. В лодыжку больно впилась длинная колючка.

Неподалеку захрустели кусты.

– Эй, Вита!

Авита в ужасе затаилась, узнав голос Воробьиного Короля.

– Привет. Ты зря прячешься, это неразумно, я вижу твой ментальный след.

Вэл вынырнул из зарослей, вспыхнул луч карманного фонаря, конус света высветил ноги Брукс, поднялся до ее колен и перескочил на лицо. Псионик смахнул со своего лба паутину.

– Вставай, вернемся на дорогу. Не надо сидеть на сырой земле – здесь водятся мокрицы.

– А патруль?

– Считай, что патруль спекся. У них оказались слабенькие шлемы защиты. Брукс передернуло.

– Почему они начали стрелять?

– Наверное, мой девяносто восьмой коэффициент произвел слишком сильное впечатление. В кустах был припрятан стационарный пси-детектор, люди безопасности перетрусили, что их защита не выдержит, и первыми начали бой. Правда, в тебя стреляли тоже, а это уже против всяческих правил – норма-ментальных обычно не трогают, в какой бы компании их ни поймали…

В свете фар патрульной машины темнели холмики трех тел в униформе.

– Третий сидел на детекторе… – кивнул Вэл, отвечая на невысказанные мысли Авиты. – Моя машина на ходу, и они не успели связаться с Департаментом. Уезжаем, пока эта публика не очухалась.

Псионик скатал и отшвырнул в сторону полоску «ежа».

– Так они живы?

– Живехоньки, но у меня нет времени начинять их мозги ложными воспоминаниями. Иди в машину, время не ждет.

Через полчаса буковый лес кончился, дорожный указатель возле перекрестка источал мертвенный белесый свет. Воробьиный Король, не задумываясь, повернул на запад и прибавил скорости. Медленно прояснялось предутреннее небо. Пологие горбы заросших кустарником холмов сменились настоящими лесистыми горами, главный хребет, окаймленный растительностью у подножия, заметно приблизился.

– У меня закладывает уши.

– Мы у высшей точки перевала. Выходи и полюбуйся.

Вэл остановил машину.

Под теплыми утренними лучами, выступая меж пятен темной зелени, сверкали изломы гигантских, цвета слоновой кости, камней главного хребта. Причудливая игра света и тени превратила их в абрис циклопической спины спящего животного. Отчетливо просматривались очертания когтистых лап. Четвероногий ящер из сказок дремал, припав беззащитным брюхом к плотному массиву леса, зубчатый хребет выгибался к небу. Опущенная книзу тяжелая морда совершенно зарылась в зелень, пасть, ноздри, глазницы – все это исчезло в сочной листве. Плавно изогнулась крутая шея. В густых кустах, укрывших голову ящера, возились и чирикали пичуги. Из колючих ягодных зарослей одиноко торчало настороженное каменное ухо.

– Разум Милосердный! Что это?

– Это Сторожевой Змей. Вообще-то просто камень, игра случая, но игра очень совершенная.

Место безотчетно вызывало ощущение покоя и устойчивой безопасности. Воздух казался бархатистым – ни мучительного зноя города, ни пронзительного ветра ледяных вершин. Чистый, чуть желтоватый камень, чистая зелень и спокойная игра пока еще неяркого утреннего света.

– Поехали. Хватит стоять.

Авита вернулась в машину, приглушенно зарокотал мотор, сонный дракон остался позади.

– Здесь, за перевалом, есть частные особняки – для тех, кто не любит летнюю жару в Параду.

Машина мчалась еще с полчаса, прежде чем свернуть в сторону, упершись в сплошную зеленую изгородь. За, казалось бы, непроницаемой, но на самом деле тонкой стеной листвы открылся короткий участок обсаженной пирамидальными деревьями дороги, через сто метров он закончился возле ажурных металлических ворот. Их идеально выверенный орнамент выдавал штучную работу дорогого дизайнера. Брукс поискала взглядом и не нашла признаков пси-турникета. Створки медленно, повинуясь ментальному приказу Воробьиного Короля, разъехались в стороны. Машина въехала на стоянку, Авита вышла на розовую плитку площади и попыталась размять затекшие ноги.

Необычное строение полукольцом охватывало двор. «Оно походит на замок», – подумала Брукс и тут же поняла свою ошибку. Строение не просто походило на древний замок – оно и в самом деле было старинным. Просто дорогой, невообразимой прочности камень совершенно не тронули годы. Идеально отесанные блоки цвета бледной терракоты плотно прилегали друг к другу, наверное, в щели не протиснулось бы и лезвие ножа. В обводах стен и миниатюрных башенок простота сочеталась с изысканностью, но в них не было ничего воинственного. Замок не предназначался для осады – его возводили как дорогую игрушку.

– Нравится?

Воробьиный Король подошел незаметно, словно призрак.

– Никогда не видела карманных дворцов? Тогда смотри как следует. Это майоратное владение – неотчуждаемая доля старшего сына и все такое прочее. Когда-то наше семейство имело сотню таких уголков, но сохранился только этот. От залога и продажи его спасли только древние монархические предрассудки.

– Что ты здесь делаешь?

– Я здесь живу. Пошли.

За дверью черного дерева открылся просторный холл и дубовая лестница.

– На самом деле все здесь не такое уж старое – двести лет не срок.

Авита посмотрела на свои стоптанные сандалии – грязные подошвы опять оставляли на драгоценном паркете и мягких коврах приметные следы. «Ну и холера с ними. Наш подарок монархистам». Вэл, однако, виду не подал. Дальнюю стену занимали картины в тяжелых, отливающих золотом рамах, Брукс подошла поближе – с потемневших холстов на нее смотрели воинственные чужие лица. Преобладал тот же, что у Воробьиного Короля, тип – прямые темно-русые волосы, резкий профиль, круглые, пожалуй, слишком близко посаженные, блестящие глаза.

– Что это за семейство?

– Герцоги Далькроз, родственники прежней королевской династии Каленусии. Впрочем, дальние и, в конце концов, обедневшие.

«Он спокойно назвал мне свое настоящее имя, – с тоской подумала Авита. – Мне точно не уйти отсюда живой. Конечно, то, что он учинил ночью, было просто жестокой игрой мальчишки-садиста, но когда-нибудь этот потомок Далькрозов решит устроить свои дела с реабилитаторами, и тогда я просто исчезну – меня пришибут пси-наводкой, зароют в каком-нибудь холодном погребе с мокрицами на стенах. За хорошие деньги Департамент согласится не замечать пси-ненормальность этого дернутого аристократа, и все пойдет своим чередом. Цилиан не знал, с кем он связался, про истинное лицо Воробьиного Короля не знает никто. Этот придурок, подрастающий ментальный убийца, а я влипла. К тому же он сейчас читает все мои мысли!»

Вэл моментально ответил вслух:

– Конечно, читаю. А Департамент я не люблю и не склонен поощрять коррупцию. Не собираюсь отрицать, что пошел на жесткие меры, но ведь и ты хотела меня сдать, а это все равно что убить, к тому же глубокие ментальные блоки очень плохо снимаются. Совсем не факт, что это сумели бы сделать те, кто их ставил, – сами реабилитаторы.

– Чего-чего?!

– Если бы тебе удалось покалечить меня этим инъектором, ты бы осталась со своим блоком, и всю жизнь так и ходила бы с промытыми мозгами.

– Не верю.

– Верь, не верь, дело твое. Ладно… Тебе понравились портреты? Вон тот, третий справа, мой прапрадедушка Бенедикт, слыл когда-то ужасным колдуном. Скорее всего, он был мизантропом и псиоником средней руки, но старику отчаянно не повезло с датой рождения. Говорят, ради эликсира бессмертия он замучил полсотни самых преданных слуг, закопал их скелеты в погребе и…

Авиту замутило.

– Ну и шуточки у Воробьиного Короля.

– Ага. Раз ты способна отличать шутки, значит, блок снят качественно. Я, как собака, трудился всю ночь. Был бы я практикующим психиатром – прислал бы тебе счет.

Авита попробовала на зубок двусмысленность королевских речей и, не выдержав, сломалась пополам, безумный смех накатил на нее неудержимо, колени предательски задрожали, она села там, где стояла, – прямо на толстый и пушистый палевый ковер.

Вэл невозмутимо ждал, пока гостья отсмеется.

– Ха-ха-ха! Ой-ой-ой… Зачем ты меня сюда привел?

– Хочу показать тебе еще кое-что. Пошли. Да не на улицу – вон туда, вверх по лестнице.

Второй этаж занимала каминная комната, слева, в анфиладе просматривался обеденный зал с гнутыми стульями и длинным столом красного дерева, но Вэл свернул направо и подошел к закрытой резной двери. Замок, впрочем, оказался вполне современным, хотя и механическим. Воробьиный Король снял с шеи шилообразный ключ на цепочке.

– Никакой псионики. Этот технический примитив тоже элемент этикета.

Дверь распахнулась и открыла взгляду Авиты еще один зал. Над ним, видно, хорошо поработал архитектор, создавая в малом пространстве видимость величественного простора. Полуколонны белого камня лишь слегка выступали из стен. Широкие и высокие окна пропускали потоки света. Пол едва заметно повышался к дальней стене. Там, на трехступенчатом возвышении стояло простое, на вид черное, деревянное кресло.

– Это трон сюзерена. Мои предки сидели в нем, принимая своих верных вассалов. Считалось, что данные в такой обстановке обещания непременно выполняются, так что к воротам Далькрозов в ритуальные дни выстраивалась здоровенная очередь грязного и вечно недовольного мужичья. Как ты понимаешь, эти праздники устраивали очень редко – обещания иногда так трудно выполнять!.. И сними свои ужасные сандалии – к черному креслу положено идти босиком.

– Зачем мне вообще туда идти?

– Можешь попросить у меня чего-нибудь.

Голос Вэла теперь приглушенно долетал издалека, многократно отражаясь от сводов и стен. Король в одиночестве добрался до возвышения и уселся в кресло.

– Давай иди сюда.

Брукс сбросила сандалии и боязливо, словно по раскаленным камням, сделала первый шаг. Узор паркета мягко блестел. На полу замерли в ожидании толстые и круглые солнечные зайчики. Она почему-то боялась на них наступать.

– Ну что же ты, давай…

Авита сделала второй шаг и быстро-быстро, стараясь не глядеть на свои босые ноги, прошла положенное расстояние и остановилась у подножия первой ступени.

– Девица Вита Брукс, лорд Далькроз слушает тебя.

«Если я сейчас попрошу отпустить меня подобру-поздорову он отпустит, – поняла Авита. – Но, пожалуй, этот Вэл и так не собирается зарывать мой скелет в погребе. Нужно просить чего-нибудь посущественнее, пусть этот лукавый бес заплатит за мой страх, пусть покрутится, выполняя». Она задумалась, оценивая собственные желания. Отомстить реабилитаторам? Но Авите не хотелось мстить серому, вечно настороженному Цилиану. Получить хорошие деньги? Звучит заманчиво, но мелковато. Разве что…

– Я хочу спасти Лина.

Воробьиный Король на возвышении нахмурился.

– То есть?

– Не прикидывайся дураком, Король, ты ведь читаешь мои мысли, правда? Я хочу, чтобы ты нашел Лина. Я хочу, чтобы мой больной брат избежал реабилитации и остался жив любой ценой. Пусть он уедет за границу или спрячется в Каленусии…

Потомок Далькрозов в задумчивости постучал ногтями по драгоценному, темному, отшлифованному руками бесчисленных благородных предков подлокотнику.

– Это все?

– Да.

– Хорошо, ты получишь желаемое, девица Брукс. Можешь благодарить в установленной форме.

Не надеявшаяся на согласие Авита ахнула от неожиданности и почувствовала, как розовеют щеки, но ответить ничего не успела. Дальняя дверь зала отворилась и пропустила маленького седого старичка в форменной тунике лакея. Старик укоризненно потряс белым хохолком:

– Вы опять балуетесь с креслом, лорд Вэл? Никакого почтения к традициям. Ваша знакомая – не леди, она не из приличного общества, но, конечно, не фермерша и не может считаться вассалом дома Далькрозов.

– Не ворчи, Кольцер, в эпоху республики монархические обычаи нуждаются в модификации. Упадок нравов и никакой дисциплины среди слуг – ты помешал моим занятиям.

– Не слушайте его, свободная гражданка, – заявил Кольцер, обращаясь к Авите. – Лорд Вэл Август будет забивать вашу голову древними историями, но он не вспомнит про завтрак… Мой лорд, стол на двоих накрыт и ждет в обеденном зале.

В зале Авита опустилась на стул напротив Воробьиного Короля и нехотя поковыряла кусок мяса старинной двузубой вилкой. Вилка была тяжелой, явно дорогой, с массивной ручкой из инкрустированного перламутром белого металла.

Вэл ел как ни в чем не бывало, вид у него был невозмутимый, разве что слегка озорной. Авителла про себя прикинула возраст лорда Далькроза. «Да ему на самом деле всего-то около семнадцати. Он, пожалуй, на год помладше меня и на пару сантиметров пониже». Брукс не знала, что ей делать – смеяться до слез или злиться. Вчера вечером Король казался ей высоким, двадцатипятилетним и страшным до мучительной тоски. «Это была наводка», – сообразила раздосадованная Авита. «Все мои страхи – только ловко навязанная Взлом фальшивая картинка. Этот мальчишка-псионик провел меня как дурочку и запугал до полусмерти. И все-таки я надеюсь, что он настоящий Воробьиный Король. Почему бы нет? Если Далькроз сдержит слово Короля, то, может быть, сумеет спасти Лина… Если, конечно, он и вправду Воробьиный Король».

– Ты что-то сказал?

– Да. Пошли, я покажу тебе одну штуку.

– Это далеко?

– Нет, совсем близко.

Они вместе вышли в довольно запущенный парк. Клумбы засохли, бурьян забил слабые стебли цветов. Раздвоенные стволы старых деревьев покрывал тонкий голубоватый слой лишайника, посыпанная мелким ракушечником дорожка уходила куда-то в глубину неприбранной чащи. У перекрестка одиноко белела статуя. Увеличенная копия грациозной ящерицы замерла в настороженной позе, гордо вздернув точеную голову. В утреннем свете камень отливал серебром.

– Красивая статуя.

– Эта странная рептилия – идефикс местных жителей в последние этак лет двести. Раньше здесь устраивали фестивали охотников за серебряными ящерицами. Раз в три года собиралась тьма-тьмущая народу – они вытаптывали парк, обшаривали лес в окрестных горах, говорят, даже ставили особые мелкие сети. От рептильеров вскачь удирали все зверюшки. Кольцер говорит, что пятьдесят лет назад какого-то клерка из Порт-Калинуса задрал всерьез обиженный медведь. Потом мода на фестивали почему-то прошла…

– Они ее поймали?

– Кого?

– Ящерицу, конечно.

– Разумеется, нет.

– А зачем ее было ловить? – спросила Авита.

– Не знаю, наверное, в этом таился какой-то большой смысл. Например, она уничтожает комаров в замке, находит пропажу или выполняет три желания, а может, она очень редкая или ее не бывает совсем. Ловить то, чего нет, – в этом есть стиль.

– Ерунда.

– Конечно, но смешная, и про фестивали я сказал правду, ну, почти правду. Ты мне не веришь?

– Ты же сам знаешь, что нет. Я все хотела спросить – как это получается? Интересно?

– Что интересно?

– Подглядывать в чужие мозги.

Авита заметила, что Король смутился, он чуть прищурился, как будто страдал от яркого света.

– Все зависит от того, что именно ты видишь. Это неинтересно в большинстве случаев, иногда противно. И больно – тоже иногда. За себя, кстати, можешь не беспокоиться, я уже час специально держу ментальный барьер и не чувствую твоих мыслей.

– Это правда?

– Честное слово ивейдера.

– А это трудно – держать барьер?

– Не очень, если есть привычка.

Авита умолкла, переваривая новость. Смутное ощущение слежки и незащищенности отступило. «Только бы он говорил правду!»

Парк тем временем кончился, оборвался каменистым косогором, сразу за зарослями сухих жестких кустов начинались настоящие горные склоны, тропинка шла все дальше по широкому каменному карнизу.

– Далеко еще?

– Близко.

Карниз кончился, кусты жесткой растительности расступились.

– Смотри.

Сразу за поворотом тропы открылся странно знакомый вид – высокий утес, его уступы, словно выписанные одним взмахом кисти, отличались ясной чистотой форм. Казалось, акт творения только что совершился и новорожденный камень еще не успели источить ни непогода, ни беспощадное время. Пейзаж напоминал картину из кабинета управляющего Мидориана. Авита подошла поближе и тут же заметила, что разрушение все-таки тронуло скальную породу – по изломам камня змеились тонкие трещины. С вершины утеса низвергался маленький, тугой водопад, в послеполуденном свете зыбко дрожала радуга брызг. У подножия скалы блестело мелкое, почти круглое озеро, вода широким ручьем стекала в долину, на отмели, зарывшись в каменное крошево, лежала лодка-плоскодонка.

– Залезай в нее, только постарайся не раскачивать, посудина неустойчива. Я сам возьму шест.

– Зачем?

– Надо аккуратно проплыть у края водопада. Постарайся не оказаться в озере. Здесь мелко, но вода быстрая и холерски холодная – как лед и даже еще хуже. Она течет прямо с вершин.

– Зачем тогда соваться в водопад?

– Подожди, увидишь.

Авита вцепилась в край низкой некрашеной скамейки, Король ловко орудовал шестом. Плоскодонка пару раз сильно качнулась, потом зыбко вильнула в сторону. Шальные капли застучали по макушке Авителлы, суденышко чуть задело бортом тонкую завесу воды и оказалось по ту сторону водопада. Они приблизились к берегу, и Вэл подал девушке руку. Брукс оглянулась – яркие лучи, проходя через отвесный слой влаги, резали глаза стеклянным блеском. Она отвернулась, привыкая к синеватому полумраку. Хрустел под ногами гравий. Своды терялись в темноте, в небольшой пещерке веяло холодом и водой.

– Что это?

– Вход в частный бункер моих предков. Странное место, но довольно интересное. Здесь есть кое-какая техника, ей лет двадцать, но почти все работает. Даже сырость не мешает – там, внутри, климатическая установка.

Далькроз притронулся к замку. Массивная дверь отошла в сторону, показался свет – яркий, искусственный.

– Энергия идет от водопада, чистая работа. Это место – бывшая любимая игрушка моего отца.

– А где теперь твой отец?

– Разбился в авиакатастрофе, когда мне было семь лет. Мама пропала без вести пять лет назад, когда восстали псионики.

– Твои родители были сенсами?

– Нет.

– Мне очень жаль, что так получилось…

– Тебе-то едва ли, ты их не знала. Впрочем, попытку вежливости я оценил.

Брукс прикусила язык, Далькроз не шел на короткий поводок.

– Ладно, я не хотел тебя обидеть. Заходи, мы пришли.

Бункер оказался квадратной комнатой с невысоким потолком. Одну стену сплошь занимали стойки с оборудованием и устаревшего вида сайбер. На свободном пятачке стоял простой стол из струганных досок и несколько кресел. Толстая дверь безжалостно отрезала почти все естественные звуки – шум деревьев, щебет пичуг. И только глухо и тревожно долетал рев водопада.

Авита без приглашения устроилась в одно из кресел и постаралась подавить непрошеную, острую тоску. Замерцавшая было надежда беззвучно рассыпалась в прах – на мириады мелких-мелких частиц.

Далькроз сел почти напротив. Брукс, не скрываясь, рассматривала его полупрофиль – тонкий нос, близко посаженные темные глаза. Он и в самом деле был семнадцатилетним, и он же был Король – и то, и другое являлось самой настоящей правдой, именно это повергало Авиту в отчаяние.

«Я не верю, что он сумеет по-настоящему помочь Лину. Даже если Вэл собирается сдержать слово, у него не хватит сил. Но если я чудом сбегу отсюда и сдам Короля Департаменту, это тоже не изменит дела. Теперь я уверена, что Цилиан обманул меня – все его поступки с самого начала пахли липой».

Король неторопливо кивнул, и густая тень упала на его лицо.

– Да, я понимаю.

– Ты обещал не читать мои мысли.

– Я не читал, я их просто угадываю, как свои. Можно поставить ментальный барьер, но нельзя запретить самому себе думать. Что тебе говорил тот человек, из Департамента?

– Ты сам знаешь – он просил сделать тебе укол.

– И все?

– Все. Ты не думай, это был не яд, я проверяла на собаке. Если бы Торопыга околел, я бы никогда…

– Ладно, забудь об этом. Он просил тебя о чем-нибудь еще?

– О чем?

– Узнать у меня какие-нибудь секреты, найти других ивейдеров.

– Нет, не просил.

– Точно?

– Я говорю правду!

– Ладно, верю… Но ты ведь могла забыть его слова?

– Нет!

– Вот это и странно. Ты рассказала мне очень странную историю, девушка. Слушай меня внимательно и попытайся найти ошибку. Ты приходишь в Департамент Обзора – почему?

– Мой брат болен, больным нельзя вводить антидот, к тому же он случайно подрался в офисе с реабилитатором и…

– …И его забрала полиция?

– Точно. Но только не сразу, Лина два дня ловили в сточных трубах под Порт-Калинусом.

– Что случилось потом?

– Со мною поговорил инспектор Цилиан. Он обещал помочь и ничего не просил взамен. Потом, уже позже, сказал, что брат задержан за связь с ивейдерами.

– Где вы пообщались с инспектором?

– Два раза в парке Древесная Эстетика. Один раз в лаборатории, где мне поставили ментальный блок.

– Там были другие наблюдатели?

– В парке не было никого. В лаборатории был какой-то смешной старый псионик – лысый, сонный. Нереабилитированный.

– Ручная собака Департамента. Кстати, там, в парке, Цилиан прямо так сразу и предложил ему помочь?

– Почти сразу. Я сначала рассердилась – очень, а потом… Потом я подумала, что у Лина никогда не найдется денег на настоящего адвоката. Цилиан показался мне честным, даже каким-то равнодушным, как будто он обиделся и очень устал.

– Не советую тебе верить в такие штучки. Он не просил тебя взять с собою какой-нибудь небольшой предмет – оружие, жетон, маячок экстренной помощи?

– Нет.

– Подумай как следует, не пытайся меня обмануть, от вранья будет хуже, в основном тебе.

– Нет! Я ничего не брала у Цилиана, кроме…

– Ну?

– Кроме денег. Я их потом отдала – почти все. Одной девушке.

– Кому?

– Не спрашивай, не скажу.

– Ну и ладно, не говори – наверное, какой-нибудь доносчице – шлюшке из клуба. А теперь слушай меня внимательно. Во-первых, не сомневайся, что тебя обманули – я совершенно точно знаю про твоего брата, что он никогда не водился с нашими «воробьями». Если тебе сказали, что он связан с ивейдерами, это ложь. Ложь номер два – ты не сумела бы ввести мне антидот. Такие уколы делают один за другим, серией, а действуют они только через несколько дней. Так что, даже получив настоящую дозу, я еще успел бы смешать твои наивные мозги с песком.

– Почему я никогда не слышала об этом?

– А ты часто разговаривала с реабилитированными псиониками? О подробностях операции обычно не распространяются. Я бы тоже не знал подобных тонкостей, не будь я Королем свободных сенсов.

– Тогда почему серые забрали Лина?

– Думаю, его забрали с одной-единственной целью – напугать тебя как следует. Это приятный вывод. Эрмелину почти ничего не грозит, штраф за драку без нанесения увечий незначителен, к тому же твой брат несовершеннолетний. Сейчас он сидит в накопительном лагере и застрянет там надолго, место это невеселое, но жить можно.

Брукс грустно опустила плечи. Колени под краем нарядного платья чуть заметно тряслись – мелкая противная дрожь.

– Раз так, я вернусь домой, свяжусь с родителями и начну искать адвоката. Отец будет ругаться, но, если финансовый год оказался удачным, денег дать должны.

– Идея хорошая, но сначала ответь на вопрос – зачем тебя отправили ко мне? Пока я не вижу смысла, а мне не нравится, когда в действиях сереньких не просматривается никакой мысли. Ты сама-то что думаешь?

– Я запуталась и уже не думаю ничего.

– Ладно. Не буду тебя принуждать к мучительному мыслительному процессу. Вот мой королевский приказ. Как только вернемся в замок, стащишь с себя все – ну ты понимаешь, одежду, белье, финтифлюшки, серьги, заколки из волос. Не оставляй ничего, возьмешь в гардеробной комнате мои запасные джинсы, футболку и переоденешься. Свои шмотки сразу отдашь Кольцеру, он сожжет. Аппаратура огня не любит, все с треском полопается – и привет.

– Ты решил, что мне незаметно всадили «жучок»?

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.