PANZAR - Эпоха последних слов

Через три с половиной мили близнецы добрались до постоялого двора. Покосившийся двухэтажный дом, стоявший чуть в стороне от дороги, утопал в зарослях малины. Черные дыры окон безучастно пялились в пространство, и выдержать этот пустой взгляд оказалось не так-то просто. Тракт здесь был перегорожен внушительным бревном, уложенным на двух пнях на высоте груди. Рядом, облокотившись на бревно, стоял высокий тощий человек в одежде, сшитой из разноцветных лоскутов. Голова его была чисто выбрита, и всю правую сторону ее покрывала татуировка: в невнятной композиции отчетливо выделялись изображения трех черепов.

Увидев рыцарей, тощий расплылся в улыбке, продемонстрировав полное отсутствие зубов, радостно захлопал в ладоши.

– Милошти прошим, хошпода хорошие! – прошамкал он, без перерыва моргая. – Рады, понимаш ли, приветштвовать ваш!

– И ты здравствуй, – отозвался Рихард. – Не скажешь ли, как называется это место?

– Отчехо ш не шкажать. Ижвештно, «Медвежий двор».

Братья переглянулись.

– Двор?

– Он шамый. Раньше вывешка вишела, а потом шгнила.

– А ты хозяин?

– Можно и так шкажать. Но наштоящий хожяин-та тоже… шгнил.

Слева с легким шорохом раздвинулись кусты, выпуская плечистого детину, заросшего черной бородой до самых глаз. В руках у него находилась внушительных размеров дубина, ощетинившаяся множеством ржавых гвоздей.

– Начишто шгнил, – продолжал тощий. – И вы шгниете. Рытшари, шмотрю! – он указал на выполненные в виде орденского герба нефритовые фибулы, которыми были застегнуты плащи братьев. – Давеча проежжал тоже один рытшарь. «Далеко ли до Жаштавных Башен», шпрашивал. Дык мы ему объяшнили, што он больше никуда не едет. Небошь, видали его, а? Так-то. Раньше вы на наш охотилишь, теперь наш черед.

Рихард только сейчас вспомнил, что означает татуировка на голове шепелявого. Банда Трех Черепов объявилась в этих краях лет двенадцать назад и успела натворить немало черных дел, прежде чем Паладины расправились с ней. В Ордене считалось, что банда уничтожена полностью, но, судя по всему, это было не так.

В одном из окон постоялого двора возникла хмурая женщина в лохмотьях и, взгромоздив на подоконник арбалет, направила его на близнецов. Еще двое вооруженных луками бандитов возникли на крыльце. Шепелявый достал из сапога длинный нож, подмигнул хозяину дубины:

– Удачный выдалша денек, да, штарик? Еще не пообедали, а штолько народу уже…

– А у нас нет ничего, – сказал Вольфганг. – Сами надеялись найти, чем поживиться.

– А нам и не надо, – сказал шепелявый. – У того рытшаря тоже нишего не было. Ражве ж все ради наживы делаетша? Надо же ж иной раж и для шебя, для души…

Внутри постоялого двора вдруг послышалась какая-то возня.

– Да, гномова мать! – выругался шепелявый. – Уж ражберитесь там ш ними беж наш пока!

Возня прекратилась, но тут же раздался протяжный треск, потом гулкий грохот, будто что-то тяжелое упало с большой высоты, а сразу за грохотом последовал рев – злой, хриплый, явно звериный.

На какое-то мгновение внимание всех бандитов оказалось приковано к дверям постоялого двора. Именно в это мгновение близнецы начали действовать. Выхватив мечи, они бросились вперед, не сговариваясь, не планируя, но интуитивно чувствуя намерения друг друга. Время тренировок прошло, теперь клинки заточены, а противник не подаст руки, сбив тебя с ног. Теперь ты и сам не станешь спешить с проявлением благородства, единственной наградой за которое будет удар в спину.

С тяжелым стуком выстрелил арбалет, но болт, никого не задев, воткнулся в землю – туда, где только что стояли двое молодых рыцарей.

Вольфганг атаковал шепелявого, который оказался на удивление умелым бойцом: легко отразив несколько хитрых выпадов, он сам перешел в наступление, несмотря на то, что его нож был почти втрое короче меча. Вольфгангу пришлось отступать, стараясь удерживать врага между собой и крыльцом, чтобы не получить стрелу промеж лопаток.

Рихард напал на бородатого. Клинок сразу же застрял среди гвоздей дубины, бандит одним резким движением вырвал оружие из рук рыцаря. Рихард отпрыгнул, увернулся от размашистого удара, выхватил кинжал и, поднырнув под бревном, замер, ожидая, что предпримет бородач. Если бы тот попробовал преодолеть бревно снизу или сверху, то наверняка стал бы уязвим, пусть и на очень короткое время. Реши он обойти препятствие сбоку, Рихард успел бы повторить маневр в обратную сторону.

Но бородач кинулся на помощь шепелявому, заходя к Вольфгангу справа. Тот вряд ли смог бы противостоять сразу двоим, да и тяжелая дубина не оставляла клинку никаких шансов.

Женщина в окне спешно взводила арбалет, лучники на крыльце уже натянули тетивы, целясь в открывшегося Рихарда. Расстояние не превышало двадцати шагов, нечего было и думать увернуться от стрел, но еще имелась пара секунд в запасе, чтобы нырнуть в кусты на обочине. Однако вместо этого Рихард размахнулся и метнул кинжал в спину бородача – метнул по всем правилам, так, как их учили в Заставных Башнях. От подобных бросков не всякая кольчуга спасает, а на бандите была только старая кожаная куртка. Кинжал угодил в основание шеи, вошел глубоко, почти по самую рукоять. Выронив дубину, бородач сделал три неуверенных шага в сторону, нелепо взмахнул руками и повалился на землю, так и не издав ни звука.

Но Рихард этого уже не увидел. Потому что лучники спустили тетивы сразу после его броска. Одна стрела, летевшая слишком низко, чиркнула по бревну и, переломившись, ушла в сторону. А вторая попала рыцарю под левую ключицу. Удар был такой силы, что Рихарда опрокинуло на дорогу. Небо, налитое густой синевой, распростерлось над ним, готовое принять блудного сына. Он не чувствовал ни боли, ни страха, и, вопреки тому, что левая рука отказывалась повиноваться, попытался подняться. Ему почти удалось, оставалось только встать с колен, но тут еще одна стрела ткнула его в ребра, а арбалетный болт, выпущенный из окна второго этажа, пригвоздил правую ладонь к земле.

Боли по-прежнему не было. Тело словно бы не принадлежало ему – чужая плоть, мягкая, податливая, безразличная. С удивлением оглядывал Рихард торчащие из нее оперенные древки, не понимая, отчего такие невзрачные предметы обладают столь огромной властью. В следующий миг небо обрушилось на него, разбилось на тысячи тысяч осколков, взвилось яростным вихрем и утащило в темноту, где все еще остервенело, истошно смеялся сир Йоганн Раттбор, погибший магистр погибшего Ордена.

Шепелявый был слишком быстр, слишком верток, двигался, будто огромная ящерица, отрывисто, непредсказуемо. Каждый его удар напоминал вспышку молнии, а отражать молнии наставники не учили. Тем не менее Вольфганг каким-то чудом справлялся, хотя и не видел возможности контратаковать.

А потом шепелявый отвлекся. Взгляд, брошенный в сторону, на упавшего бородача, всего одно незаметное движение глаз – именно оно его и подвело. Меч противника рванулся вперед, описал в воздухе сверкающий полукруг, рассек правую руку до самой кости. Взвизгнув, татуированный бандит отпрянул, но Вольфганг уже шагал следом, развивая комбинацию, замыкая восьмерку, и лезвие расчертило врага наискось, от левого плеча до печени. Нож упал на землю, шепелявый медленно присел на корточки, зажимая ладонями распоротый живот. Меж пальцев сочились крупные темные капли.

– Штреляйте, гномова мать! – простонал он.

Вольфганг повернулся к крыльцу, готовясь встретить смерть, как подобает рыцарю. Он только что одержал победу и страх пока был не силах овладеть его сознанием: гнев битвы еще стучал в висках, пульсировал в венах, заглушая остальные чувства.

Однако арбалетчица, стоявшая у окна наверху, исчезла, а на крыльце творилось нечто непонятное. Лучники не целились в молодого Паладина, одолевшего их сообщника, а стреляли внутрь постоялого двора, откуда доносились скрежет и треск. Решив воспользоваться милостью судьбы, Вольфганг ринулся к ним, но замер на полпути: из темноты дверного проема на крыльцо выступил зеленокожий гигант, вооруженный двуручным каменным топором. Ростом он вряд ли превосходил людей, но плечи его были настолько широки, что протискиваться между косяками ему приходилось вполоборота. Вольфганг сразу узнал орка, хотя прежде не встречал ни одного.

Орк навалился на лучников, с легкостью сбил обоих с ног. Первому он наступил на голову, раздавив череп, а второго, пытавшегося уползти, зарубил своей жуткой секирой. Стало тихо. Клыкастый варвар, щеку которого украшал кривой, бугристый, относительно свежий шрам, пристально рассматривал рыцаря, а тот лихорадочно вспоминал рассказы наставников о методах сражения с зеленокожими.

Тут на крыльцо вышло – нет, не вышло, а выскочило – еще одно необычное создание. Вольфгангу доводилось видеть гномов, они часто приезжали в Заставные Башни, привозили оружие и доспехи, но этот мало походил на своих неповоротливых сородичей. Во-первых, каждый его шаг усиливался особыми четырехпалыми конструкциями, прикрепленными к ступням, благодаря чему он не переваливался с ноги на ногу, подобно гномьим купцам, а передвигался широкими плавными прыжками. Во-вторых, у него росли клыки: небольшие, но заметные, они поднимались из-за нижней губы в углах рта, придавая маленькому лицу злобное выражение. За спиной у гнома висела изрядно обшарпанная аркебуза.

– Не боись! – крикнул гном. – Мы тебя не тронем! Спасибо за помощь!

– За какую помощь? – удивленно спросил Вольфганг.

– Так ты же отвлек этих дробоедов, – пояснил гном. – А так бы все, винтец нам…

Он приблизился к шепелявому, еще продолжавшему тихо скулить в дорожной пыли. Дрожащими пальцами бандит пытался удерживать на месте выползающие внутренности, но поскольку действовала у него теперь только одна рука, получалось не очень.

– Ну что? – спросил гном. – Как тебе нравится теперь, а, гномова мать?

Сняв аркебузу с плеча, он направил ее на умирающего:

– Окажу последнюю милость. Не благодари – с твоей дикцией я вообще ничего не пойму.

И выстрелил в упор.

Отвернувшись, Вольфганг еще раз взглянул на орка, убедился, что никакой угрозы от плечистого варвара пока не исходит, и осмотрелся в поисках брата.

* * *

Рихард еще дышал – Вольфганг слышал это. Рихард еще жил – он знал это. С пеленок между близнецами установилась тесная связь, незаметная и непонятная прочим. Они чувствовали боль друг друга, угадывали мысли, эмоции, желания. Если орденская служба вдруг разлучала их, в сердцах возникала пустота, незаполняемая, невосполнимая – ни одна беда в мире не могла ввергнуть в такую тоску. И сейчас Вольфганг не ощущал в груди ничего похожего. Значит, Рихард пока оставался здесь, с ним. Иссиня-бледный, неподвижный, но живой.

Орк, которого звали Гром-Шог, помог перенести лишившегося сознания рыцаря в постоялый двор, где раненого уложили на импровизированную постель, собранную гномом по имени Роргар из мешков, шкур и плащей, найденных среди разбойничьих трофеев. Пока Вольфганг осторожно извлекал стрелы, его новые товарищи вскипятили воды и раздобыли где-то пару почти чистых бинтов. Раны тщательно промыли и перевязали.

Вынужденные оставаться в постоялом дворе, они по возможности подготовились к предстоящей ночи: забаррикадировали дверь и заколотили окна, оставив одно на втором этаже для наблюдения за окрестностями. Всем троим было ясно, что Рихард находится на пороге смерти. Он потерял много крови, а одна из стрел пробила легкое. Безымянные хозяева темных путей цепко держали его душу, и уже к утру могли забрать ее с собой.

Разведя огонь в большом каменном очаге, орк с гномом сварили похлебку из сушеных овощей, обнаружив целый мешок в припасах бандитов. Помещение заполнил потрясающий аромат горячей еды. Несмотря на голод, Вольфганг не притронулся к пище – он и присесть не мог, все ходил из угла в угол, постоянно бросая тревожные взгляды на осунувшееся лицо брата, оранжевое в отсветах пламени.

– Успокойся. Парень не доживет до рассвета, – пробурчал орк. – Уж я-то знаю.

– Будь у меня кадило или хотя бы скипетр, – проскрипел зубами Вольфганг. – Мы бы тогда посмотрели, кто кого.

– Погоди-ка, – сказал гном. – Как? Чадило?

– Кадило. Вроде… горшочка на цепи. Инструмент Паладинов.

– А?

Вольфганг повторил.

– Ну дык ведь! – воскликнул Скалогрыз, хлопнув себя по лбу. – Тут был еще рыцарь, утром попался этим сволочам, они его повесили! У него же имелась такая штука. Да-да! Мы с Рваной Мордой лежали связанные вон там, а тот ублюдок с черепами на башке обыскивал рыцаря прямо перед нами.

– Где? – рявкнул Вольфганг, испуганный вдруг вспыхнувшей надеждой. – Где обыскивал?

– Да вот здесь, кажись… погоди-ка…

Гном отложил в сторону миску с похлебкой, спрыгнул с лавки и направился в соседнюю комнату. Заскрипело, зашуршало, потом что-то с хрустом сломалось.

– Есть! – торжествующе крикнул гном, и появился в дверях, сжимая в руках объемистый сверток. – Вот рыцарские пожитки. Хорошо запрятали, гады!

В белый орденский плащ были завернуты потертые кожаные сапоги, дорожная сумка, кольчужная рубаха, расшитые серебром штаны, широкий проклепанный ремень с надписью «Людвиг Стормвотер» на внутренней стороне. То, в чем нуждался Вольфганг, здесь тоже нашлось: небольшое кадило и традиционный орденский скипетр с крестообразным навершием, покрытый витиеватой резьбой. В дорожной сумке лежали три мешочка с разноцветными порошками. Людвиг Стормвотер щедро отплатил за то, что они сняли его с дуба. Вольфганг не мог поверить своему счастью: теперь брат был спасен.

– Огня мне! – скомандовал он. – Быстро!

Орк взял из очага горящую головню, подошел, встал рядом. Рыцарь высыпал в чашу кадила щепотку зеленого порошка, растер его пальцами по дну. Новый, едва различимый аромат разбавил кислый запах похлебки. Взяв головню, Вольфганг наклонил ее над чашей, слегка встряхнул, уронив две искры, от которых порошок мгновенно вспыхнул. Из кадила потек густой зеленоватый дым.

– Ух ты! – изумленно воскликнул гном. – Вот так фокус!

– Не волнуйтесь, – сказал Вольфганг. – Это целебный дым.

– И что? Вылечит твоего брата?

– Надеюсь. Порошки – давний секрет нашего Ордена. Их готовили алхимики по особым, тайным рецептам, известным только самым лучшим мастерам. Вдыхая мельчайшие частицы, из которых состоит дым, человек получает удивительную способность к восстановлению. Раны затягиваются, кровотечения прекращаются, рассасываются синяки. Однажды я сам видел, как рассеченная сабельным ударом икра полностью зажила меньше чем за минуту. Даже шрама не осталось.

– А на орков эта штука тоже действует? – спросил Гром-Шог.

– Не знаю, – задумчиво ответил Вольфганг, думая, где бы пристроить кадило. – Не проверяли. Возможно, да, если нет какой-то роковой разницы в строении.

– И сколько порошка надо для лечения?

– Зависит от ранения. Рихарду, наверное, понадобится весь.

– Весь?

– Ну да. Но не волнуйтесь, в остальных мешочках – ингредиенты, я в любой момент могу приготовить еще, если будет нужда. Необходимые пропорции знаю, нас этому учат.

– Полезный ты человек, – пробормотал гном. – Надо бы с тобой подружиться.

Вольфганг повесил кадило на сучок над головой брата и, наконец-то успокоившись, сел на лавку, взял миску с похлебкой. Орк, тяжело переваливаясь, потопал наверх, сторожить у окна. Человек и гном неспешно разговаривали, делились впечатлениями от пережитых ужасов и перенесенных испытаний. Выяснилось, что Скалогрыз и Гром-Шог несколько дней назад миновали крепость алхимиков: ворота стояли наглухо закрытые, ни в окнах, ни на стенах не наблюдалось никаких признаков жизни. Особой цели у странного дуэта не имелось, поэтому гном был не против вернуться туда, сопровождая братьев.

– В крепости спокойнее, – ворчливо сказал он. – Может, еще и объяснят, почему вдруг клыки начали у меня расти. А то уже кажется, будто я превращаюсь в орка. Неплохо, конечно, быть орком, главное, чтоб мозги остались.

– Да, некоторые объяснения не помешали бы, – согласился Вольфганг, посмотрев на окутанного зеленым туманом брата. – Например, почему безумие, охватившее всех вокруг, не коснулось нас. Правда, сомневаюсь, что алхимикам это известно.

Он поднялся, добавил в кадило еще щепотку порошка. Рихард определенно стал выглядеть лучше: на бледной коже проступил легкий румянец, дыхание выровнялось, исчезли хрипы. Сейчас он казался больным, но уже не смертельно раненым.

– А табачку в той сумке не лежало? – поинтересовался гном. – А то трубка без дела пы…

Гулко громыхая, по лестнице слетел орк, ввалился в комнату:

– Тревога! Бабы идут!

– Крабы? – удивленно переспросил Скалогрыз.

– Бабы! Три штуки. С огнем.

– Сюда? – недоверчиво посмотрел на него Вольфганг. – К нам?

Орк не успел ответить – раздался требовательный, настойчивый стук в дверь.

– Тихо! – хрипло прошептал гном. – Никого нет!

– Мы знаем, что вы там! – прозвучал снаружи мелодичный женский голос. – Откройте, или нам придется спалить этот жалкий сарай!

– С огнем, говоришь? – пробормотал Вольфганг.

– Ага, – кивнул орк. – На посохе.

– На посохе? О, Ушедшие Боги!

– Ты думаешь о том же, о чем и я? – спросил гном. – Эльфийки?

– Похоже на то…

– С тремя нам не справиться.

– Мы не причиним вам вреда! – вновь тот же голос. Его обладательница то ли читала мысли, то ли просто удивительным образом подслушивала их разговор. – Даем слово!

Гном почесал бороду, глянул на Гром-Шога. Тот пожал плечами.

– Хорошо, – сказал Скалогрыз. – Откроем. Может, им тоже нужен ночлег…

Орк, поднатужившись, оттащил от двери подпиравшие ее лавки.

– Сейчас, сейчас! – крикнул гном, поворачивая ключ в замке. – Еще секунду… Вот!

Вольфганг никогда раньше не видел эльфов. Среди послушников ходили разные истории об этих существах, некогда правивших всем миром, но теперь сохранивших за собой лишь территорию южных гор, на вершинах которых они строили свои загадочные монастыри. Говорили, что правят и воюют у них женщины, а мужчины занимаются домашними делами. Судя по трем эльфийкам, стоявшим за порогом, это было правдой. Изящные, ярко украшенные доспехи плотно облегали стройные тела, в которых гибкость и грация гармонично сочетались с внутренней силой. Клинки, выполненные в виде полумесяцев, несмотря на явную декоративность, производили впечатление грозного и действенного оружия. На лицах, лишенных красоты в привычном смысле этого слова, читалась решительность и даже жестокость, а в глазах – Вольфганг опустил голову, не выдержав их взглядов – в глазах таилось ледяное безразличие долгой, очень долгой жизни. Они принадлежали иному миру, прекратившему свое существование много сотен лет назад.

Эльфийка, шедшая чуть впереди, облаченная в оранжево-желтую броню, держала посох, над навершием которого висел маленький огненный шар, беспрерывно вращающийся и разбрасывающий искры. Он давал достаточно света, чтобы полностью разогнать тьму в просторном обеденном зале. Две другие были одеты в доспехи с синим отливом, затейливый узор на них походил на морозные разводы на стекле.

Гном учтиво поклонился, мазнув бородой по доскам пола.

– Рады приветствовать! – провозгласил он. – Роргар Скалогрыз, к вашим услугам! А это, изволите видеть, Рваная Морда, хоть он и предпочитает другое имя…

– Нам нет до вас никакого дела! – прервала его оранжево-желтая эльфийка. – Мы пришли только за ним!

И она указала на Рихарда, по-прежнему лежащего без сознания среди звериных шкур.

Глава III

Мороз

В тронный чертог правой Заставной Башни уже много дней не заглядывает солнце. Высокие – почти во всю стену – стрельчатые окна, некогда поражавшие гостей великолепными цветными витражами, затянуты сплошной ледяной коркой. Свет дают десятки чадящих факелов в железных скобах на тонких резных колоннах. Этот свет злобен и ненадежен, перемешан с густыми тенями, что беспрестанно исполняют свой монотонный танец на полу и на стенах, он не имеет ничего общего с солнечным или даже лунным светом. Это грубый огонь глубокого подземелья, жестокое пламя пожара.

В тронный зал ведет лишь одна створчатая дверь. В те времена, когда на границах Трех Королевств царили мир и спокойствие, эта дверь редко оставалась закрытой. Она помнила сотни гостей, просителей и купцов, желавших аудиенции. Во время многочисленных пиров сквозь нее входили длинные вереницы лакеев с огромными медными или деревянными блюдами, наполненными самыми удивительными яствами.

Но не об этом вспоминал Карл, молодой рыцарь-Паладин, когда плечистые солдаты волокли его по коридору к той самой створчатой двери. Он думал о матери. О ее добрых руках и теплой улыбке, полной нежности. Именно воспоминания помогали ему стойко переносить все ужасы последних недель – с того самого момента, как безумие овладело миром вокруг.

Дверь со скрипом открылась, в нос Карлу ударила волна холода, наполненная тяжелым, приторным запахом разложения с примесью медного аромата свежей крови. Он не раз слышал о том, что тронный зал его повелителя теперь служит еще и пыточной. Настала пора самому в этом убедиться. От смрада кружилась голова, к горлу подкатывала дурнота. Наконец воины остановились, бросили Карла на пол и, гремя подкованными сапогами, отступили.

Юноша поднял взгляд. Он находился на том месте, где раньше, всего месяц назад, возвышался изящный трон из черного камня. Теперь на небольшом обломке мраморного основания сидел тот, кто когда-то принимал клятвы молодых послушников, посвящая их в рыцари. В этом самом зале. Кажется, будто с тех пор успела пройти целая вечность. Волосы магистра, полностью поседевшие, ниспадали на плечи. Гладко выбритое бледное лицо, покрытое многочисленными мелкими порезами, не выражало абсолютно ничего, оно было мертво и неподвижно.

А вот глаза жили, сверкали лихорадочным блеском, неизбывной лютой ненавистью, какую можно увидеть во взгляде смертельно раненного медведя или волка. У хозяина этих глаз не могло быть ни разума, ни памяти, ни сострадания, только боль. Своя и чужая.

Магистр медленно встал. Просторное двухцветное одеяние было украшено широкой нашивкой на груди. Новый герб: жезл с навершием в виде цветка о шести лепестках, символ запрещенного тайного общества. Карл понимал, что означает этот рисунок. Погонщики Теней. Отступники. Еретики. Древняя секта, отколовшаяся от Ордена еще во времена гномьих войн. Члены секты практиковали черную магию, поклоняясь небытию и разрушению, брали на службу существ, ютящихся в безднах посмертия, насылали чуму на неугодных. Благодаря колдовству секта вскоре приобрела невероятное могущество. Ходили слухи, что ее щупальца опутали весь Орден – якобы даже среди высшего руководства имелись приверженцы темного учения. После отчаянной борьбы, сопровождавшейся кострами и пытками, виселицами и отлучениями, заразу вроде бы удалось искоренить, но эхо ее продолжало звучать еще многие годы. Карл, как и большинство других рыцарей, не верил, что сектантам удалось уцелеть, но в ту проклятую ночь он вместе с несколькими сохранившими рассудок соратниками ворвался сюда и видел, как совы и вороны уносят хохочущего Йоганна Раттбора, магистра, оказавшегося чернокнижником.

Карл знал, что под нашивкой с гербом прячется смертельная сквозная рана, оставшаяся от копья, знал, что порезы, покрывающие все тело Раттбора – это следы птичьих когтей. Знал, что живым из этого затхлого, погруженного во мрак зала он не выйдет. Как ни странно, это придало ему сил и смелости. Страх остался, но отодвинулся куда-то на второй план, в глубину сознания. На смену пришел чистый, праведный гнев. Юноша встал и выпрямился, несмотря на бивший его озноб, несмотря на колючую боль в ногах и ребрах.

Магистр улыбнулся ему.

Улыбка эта была ужасной – свирепый волчий оскал под черными ямами глаз на потрескавшемся каменном лице древнего идола. Чудовище раскинуло руки, будто бы для объятий, и сказало хриплым глухим голосом:

– Приветствую тебя в моей скромной обители, ученик! Здесь многое изменилось за прошедшие недели, не так ли?

Карл ничего не ответил.

Магистр подождал несколько мгновений, потом склонил голову набок и спросил, мягко, вкрадчиво, почти ласково:

– Что с тобой? Почему не хочешь говорить со мной?

Карл сурово мотнул головой:

– Я не знаю тебя!

Сколько раз в далеком безоблачном детстве он слышал эту фразу из уст героев сказок, которые рассказывал ему старый Храгнир, учитель и воспитатель. В сказках храбрые молодые витязи, оказавшись во вражеском плену, плевали в лицо смерти, отрекались от предателей, не сдавались до последнего – и все равно выходили победителями. В мальчишескую голову ни разу не приходила мысль о том, что однажды придется сказать эти слова самому.

Лицо магистра, до сих пор абсолютно равнодушное и бесстрастное, исказил явный, неприкрытый ужас. Волчий оскал исчез, даже глаза приобрели осмысленное выражение испуганной растерянности.

– Как? – пронзительно вскрикнул он. – Как не знаешь?!

– Успокойтесь, ваше светлейшество, – раздался тихий, но сильный голос из темноты слева. – Юноша всего лишь имеет в виду, что не хочет иметь с вами ничего общего. Он был здесь в ту ночь, в этом нет никаких сомнений. Присмотритесь к нему внимательнее.

Магистр шагнул к Карлу, схватил его за волосы и принялся пристально разглядывать лицо. После нескольких томительно долгих секунд он разжал пальцы и, устало махнув рукой, пробормотал:

– Да, он стоял там, я припоминаю его.

Карл повернулся влево, к обладателю загадочного голоса – тот вышел из тьмы в круг света и теперь замер на самой его границе причудливым созданием из черноты и отблесков огня. Черты скрыты изящной полумаской, на широкой груди покоится ожерелье из вороньих черепов. Погонщик Теней, будь он проклят! Колдун несколько секунд молчал, выдерживая его взгляд, а потом чуть наклонил голову, словно издеваясь, насмешливо произнес:

– Зачем же так пугать повелителя? Пожалейте его старое сердце. Здесь, в полутьме, нелегко различать лица. Что же, любезный, что вас так разгневало?

– Да, ученик, – прохрипел магистр, вновь улыбаясь и глядя куда-то в потолок. – Что вызвало у тебя такой гнев? Я же не причиню тебе вреда.

Карл заскрипел зубами.

– Почему я разгневан?! В чем вина моих братьев, Прогвада и Сигизмунда? В чем были виновны мои друзья Сольх и Вангр? Чем провинился я и почему должен верить в твое милосердие?! Почему ты лгал нам, следуя тропами Тьмы, лгал, принимая клятвы и благословляя на служение? Мы видели, как ты умер, и ты мстишь нам за это, но зачем? Нас, кто тогда стоял здесь, перед троном, переловили по одному. Мы же шли к тебе за помощью, за советом, за наставлением, готовые защищать тебя до последнего вдоха. Но ты творил черное колдовство, и чтобы остановить… – голос его сорвался, вслед за отчаянными словами брызнули слезы. Карл уже не пытался их сдерживать, они потекли по его перепачканным грязью щекам, оставляя за собой мокрые дорожки.

Магистр стиснул зубы, словно из всех сил стараясь не засмеяться. Он вернулся к обломку трона, обошел его, несколько раз глубоко вздохнул, махнул рукой и сказал:

– Ты виновен в том, что не покарал пронзившего меня копьем. Меня, твоего магистра, твоего лорда! Ты стоял и смотрел! Кто давал тебе, щенок, право размышлять, хороши или плохи мои действия? Это мои действия! Мои! Действия твоего хозяина! Ты ничем не помешал убийце, ты даже не попытался! Ты мог бы и сам бросить то копье! Признаешь?

Карл молчал. Магистр занес кулак:

– Говори со мной!

В ответ раздалось только:

– Безумие…

– Да? Безумие?! А мне кажется, что я единственный, кто еще способен смотреть правде в лицо! Вы все цепляетесь за прошлое! Все! Твои братья цеплялись! Каждый человек на этом континенте! А прошлого нет! Представь себе, нет! Ни капли, ни секунды, ни клочка прошлого, одно лишь будущее. Ушедшие Боги не вернутся, Трем Королям, на помощь которых ты так надеялся, нет никакого дела до этих земель! Мир распадается на части, и нужно искать другую силу, других владык! Лучшие умы страны уже поняли это, но мне не дано убедить тебя. Какая разница! Может быть, я и вправду сошел с ума. Почему бы и нет. Только вы все, разумные, сдохнете и станете грязью, а я обрету бессмертие!

– Но зачем убивать нас? – спросил Карл дрожащим голосом, в котором все еще стояли слезы. – Зачем убивать тех, кто верил тебе? Ты предал все, ничтожество!

– Не смей разговаривать так со мной! – Магистр шагнул к Карлу вплотную и зарычал ему в лицо. – Слышишь! Не смей говорить так с повелителем, щенок!

Ответ не заставил себя ждать.

– Повторяю еще раз, я не знаю тебя.

– Что? – разъяренно вскричал магистр, и, широко замахнувшись, попытался ударить Карла кулаком по лицу. Юноша увернулся и, оттолкнув его, рванулся к дверям. Солдаты, стоявшие по сторонам, не успели среагировать вовремя: бросились в погоню на мгновение позже, чем следовало, – и теперь им, отягощенным оружием и доспехами, уже было не догнать беглеца.

Карл понимал, что шансов уцелеть у него нет. Даже если удастся вырваться из дьявольского чертога, на лестнице он все равно встретит смерть. Но сама попытка сбежать, пусть и заранее обреченная на полный провал, уже была подвигом, тем самым плевком в глаза врагу, действием настоящего воина. Умирай, но не сдавайся. Возможно, за дверью ему повезет выхватить у кого-нибудь клинок и забрать с собой на Темные Тропы пару-другую ублюдков.

– Держите! – завизжал позади мертвый магистр. – Хватайте его!

Стражники тяжело пыхтели за спиной, лязгнул доставаемый из ножен меч. Не достанут. Не успеют. Дверь уже близко. Не сбавляя скорости, толкнуть плечом…

Колдун на другом конце зала сказал что-то, тени вокруг колыхнулись, и пол под ногами Карла ожил. Из тонких щелей между каменных плит рванулись кривые, сочащиеся темной жижей щупальца. Или пальцы. Или колья. Обвили ноги юноши, оплели колени, взобрались по бедрам и животу. Слишком упругие, слишком гибкие, чтобы сломаться или уступить, они держали крепко. Карл рванулся изо всех сил, но живая клетка не отпустила его. Солдаты в нерешительности остановились, не решаясь подойти вплотную к магической ловушке. А вот магистр приблизился к ней без опаски:

– От нас не уйти, мой мальчик!