Культура и пространство. Моделирование географических образов

Следует отметить, что этот фундаментально важный методологический поворот не был замечен всем географическим сообществом. Классическая географическая теория диффузии нововведений, которая была разработана шведским географом Т. Хегерстрандом, оправдалась и в этот раз. На периферии (не обязательно географической, но, скорее, методологической) научного географического сообщества в России продолжают сохраняться и до сих пор анти– или вне-хорологические представления о цели и задачах географии[40]. Характерно, что эта методологическая («антихорологическая») линия может существовать, по-видимому, лишь в контексте отталкивания или отторжения хорологического подхода в географии. «В сущности А. Геттнер вслед за немецким философом В. Вундтом проводил кантианскую идею: различие между науками обусловлено не своеобразием их объектов, а лишь различием наших точек зрения на объект. Субъективно-идеалистическая и метафизическая классификация А. Геттнера в действительности упраздняла географию как науку»[41]. Спор в данном случае идет в совершенно различных методологических плоскостях, и ситуацию взаимного непонимания определяет разница в размерах, ширине, масштабности самого методологического поля, которое задает соответствующие координаты методологического поиска.

Реальное и эффективное применение хорологического подхода в географических исследованиях подразумевает естественный и достаточно рациональный синтез пространственной и временной координат. Так, изучение взаимодействия технологического прогресса и территориальной структуры хозяйства основано именно на прослеживании пространственной диффузии основных технологических нововведений, но сама эта пространственная диффузия «…растягивалась на столетия»[42]. Это привело к закономерному выделению стадий эволюции территориальной структуры хозяйства, при этом главные их характеристики связаны с качеством и структурными особенностями экономико– и социально-географического пространства[43]. Таким образом, временные этапы пространственного развития какого-либо явления заполняются как бы своим пространственно-географическим эквивалентом и становятся уже синтетическим, хорологическим по существу научным продуктом.

Хорологический подход в современных географических исследованиях ведет и к собственно методическим изменениям. Сам объект исследования – географическое пространство – становится как бы расплывчатым, нечетким, и стимулирует применение адекватных этой методологической ситуации средств[44]. Классическая для современной социально-экономической географии проблема центра и периферии нуждается уже в неклассическом для этой научной области исследовательском аппарате. «Недостаточно высокая определенность, расплывчатость содержания многих интересов в территориальных системах дают основания считать, что при отыскании компромиссов значение и возможности строгих методов сравнительно ограничены и на первый план выступает неформальный и полуформальный исследовательский аппарат, основу которого можно видеть прежде всего в методах экспертных оценок и теории размытых множеств»[45]. Рассмотрение проблемы центра и периферии во все новых содержательно-методологических срезах и контекстах, как в данном случае (территориальная справедливость) почти автоматически может привести к быстрому умножению и расширению всего спектра возможных географических методик и приемов исследования.

Подобные изменения проходят пока более на интуитивном уровне, чем на уровне осмысленной и целенаправленной рефлексии. Объект исследования постоянно изменяется, находится в динамике и ставит все новые и новые задачи. Этот процесс требует, по-видимому, отчетливого осознания структурных основ взаимодействия самого объекта географических исследований и исследователя, который находится, по сути, внутри объекта. Географическое пространство окружает географа-исследователя и меняет свою конфигурацию в зависимости от тех или иных его действий. Задается, таким образом, ситуация, которая ориентирована на выработку динамичной исследовательской позиции. Эта позиция должна постоянно как бы опережать оперативно свой «ускользающий» объект и строить его превентивные конфигурации.

1.2. Традиции изучения образов географического пространства в гуманитарных науках

В сфере гуманитарных наук образы географического пространства разрабатывались и продолжают разрабатываться прежде всего в филологии и языкознании[46], психологии[47], культурологии, антропологии и этнологии[48], когнитивных науках[49], искусствознании[50], архитектуре[51], востоковедении[52], истории[53], политологии[54] и экономике[55]. Первоначальный методологический импульс для проведения подобных исследований в этих областях знаний был создан трудами структуралистов, однако впоследствии подобные работы стали более разнообразными и более глубокими, эффективно использующими собственный методологический потенциал.

В рамках исторических исследований важное значение имеют работы французской Школы Анналов. Один из лидеров этой Школы, французский ученый Ф. Бродель положил начало геоисторическим исследованиям, в которых большое внимание уделяется образам географического пространства.

Еще в трудах основателей Школы Анналов Люсьена Февра и Марка Блока большое место уделено проблеме географического детерминизма. Эти ученые предпочитали говорить скорее о географическом поссибилизме, когда географическая среда представляет человеческим сообществам некий спектр возможностей для действия и развития, а сами общественные представления о возможностях этой среды также могут сильно варьировать[56]. По сути, различные сообщества формируют специфические образы географической среды, которая и реагирует на человеческую деятельность в очевидном согласии с этими образами. Жестко фиксированный географический детерминизм предполагал малоподвижные, статичные географические образы, тогда как географический поссибилизм, с одной стороны, «отодвинул» несколько природу в сторону, а с другой, – дал этой природе шанс стать более разнообразной и интересной для человека. В классическом труде Броделя «Средиземное море и средиземноморский мир в эпоху Филиппа II» (1949)[57] данная точка зрения получила максимально полное выражение.

Географические образы ученого незаметны, однако доходчивы: «Прежде всего горы», «Могущество равнин: Андалусия»[58], «Сахара, второе лицо Средиземноморья»[59]. Весьма важно образно-географическое деление Средиземноморья на Западное и Восточное, в котором Сицилии отведена роль некоего Рубикона[60]. Главное достижение Броделя – это осознание непременной важности историко-географического контекста, в котором находится и развивается тот или иной регион, страна, континент. Средиземноморье Броделя – упругий, пульсирующий, дышащий образ, захватывающий и отдающий обратно Атлантику, Центральную Азию, Восточную Европу, Русь[61]. Средиземное море постоянно мигрирует как историко-географический образ, восприятию чего способствует и картографическая игра с наложением средиземноморских контуров на другие географические регионы[62].

Историко-географический образ обладает, как правило, одной очень важной особенностью: он четко структурирует близлежащие, «родственные» образы, пытаясь приспособить к собственным границам их очертания. У Броделя мы наблюдаем интересную игру – Средиземноморье формирует свои отношения с Европой, будучи, частично, самой Европой[63]. Хотя, несомненно, Средиземное море протягивало свои культурные и экономические «щупальца» вглубь континента на протяжении тысячелетий, но влияние его образов на становление базовых, опорных образов Европы увеличивалось очень медленно и постепенно – Средиземное море античности и раннего средневековья было, скорее, морем восточным, афро-азиатским, языческим и исламским[64]. Европа по-настоящему «узнала» Средиземноморье, как это ни странно, по-видимому, в эпоху Великих географических открытий. Расширявшиеся в эту эпоху образы Атлантики, которые первоначально были совершенно различными, например, у испанцев и португальцев (в XVI веке уже сформировался единый образ «Севильской Атлантики» – великого океанического коридора иберийцев)[65], способствовали сосредоточению, уплотнению историко-географического образа Средиземноморья, явно уменьшавшегося в физическом отношении, однако обретавшем все больший историко-культурный и экономический контекст.

Географический поссибилизм означает развитие оригинальных структур наращивания, увеличения, умножения историко-географических образов. Такие образы растут как деревья, они наращивают содержательные периферийные слои, как годичные кольца. Аналогия здесь «двухэтажна», поскольку физико-географическое и/или климатическое единство региона может порождать переходящие друг в друга, слегка варьирующие образы одних и тех же ландшафтов, из коих могут складываться разные части, районы этого пространства. Бродель глубоко исследует и физико-географическое единство Средиземноморья, поскольку «перекличка», сходство каменистых пейзажей внутреннего Лангедока и Палестины, образов Прованса, Греции и Сицилии, Йерских островов и Киклад, Тунисского озера и лагуны Кьоджи, Марокко и Италии[66] дают образную матрицу, упорядочивающую и мобилизующую явное взаимодействие природы и истории.

В филологии и языкознании изучение образов географического пространства связано прежде всего с соотношениями языка и пространства[67], текста и пространства[68], языка и географической карты[69]. Наряду с этим большое внимание здесь уделяется исследованиям категорий и образов пути и путешествий, лексики, синтаксиса и грамматики, определяющих те или иные образы географического пространства. Очень часто это могут быть работы на стыке с другими гуманитарными дисциплинами, например, с искусствознанием и музыковедением[70].

Так, например, современные исследования античной мифографии показывают, насколько древнее мышление коренилось в географическом пространстве, придавая всем своим произведениям поистине «географическую» форму[71]. Географические образы – в том виде, в котором они предстают в описаниях и систематизациях античных мифов – фактически сама реальность. Окружающая местность, пространство осознаются античным человеком постольку, поскольку они населены мифическими героями и богами, дающими названия родникам, горам, скалам, рекам, водопадам, городам и т. д. От того, насколько данная местность представлена в хорографических сочинениях (а именно они были одним из главных источников классической античной мифографии)[72], зависел своего рода ее метагеографический «имидж» среди других местностей, областей и стран античной ойкумены. «Хорографическим» лидером древней Греции была, естественно, Аттика, немногим уступали ей Беотия, Аркадия и Фессалия. На периферии хорографического интереса – Мессения, Фокида и дикая Этолия[73].

Характерно, что эпонимы (собственные имена богов и героев), раскрываемые в своем генеалогическом и хорографическом значениях через местные, локальные, мифы[74], очень хорошо систематизировались, каталогизировались – образуя последовательные и подробные генеалогические таблицы и описания мифо-географических карт[75]. Хорографические сочинения образовывали ту пространственно-географическую плазму, посредством которой античное сознание как бы «опространствляло» себя – используя мифы и их содержание как первичную систему географической ориентации в окружающем мире. Но сами мифы еще не расчленяли отчетливо пространство от времени, в результате чего их структуры представляли собой синкретическое слияние генеалогических и географических элементов[76]. В их основе лежали простейшие «атомы», или формулы, например: «такой-то, сын такого-то и такой-то, дочери такого-то, основал такой-то город (или: «дал свое имя такому-то городу»).

Примечания

1

См., например: Асоян Ю. А. Древнегреческие представления о пространстве и понятие места у Аристотеля: учение о «естественных местах». Автореф. канд. дисс. М., 1992.

2

Гуссерль Э. Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии. Кн. I. Общее введение в чистую феноменологию. М.: Дом интеллектуальной книги, 1999; Хайдеггер М. Искусство и пространство // Он же. Время и бытие. М.: Республика, 1993. С. 312–316; Он же. Бытие и время. М.: Ad marginem, 1997. С. 102–114; Он же. Пролегомены к истории понятия времени. Томск: Водолей, 1998. С. 234–248.

3

Мерло-Понти М. Феноменология восприятия. СПб.: Ювента, Наука, 1999. С. 312–384; НансиЖ. – Л. Corpus. М.: Ad marginem, 1999.

4

Делез Ж., Гваттари Ф. Что такое философия? М.; СПб., 1998; Дерри-да Ж. О грамматологии. М.: Ad marginem, 2000.

5

Фуко М. Слова и вещи: Археология гуманитарных наук. М.: Прогресс, 1977; Элиаде М. Космос и история. М.: Прогресс, 1987; Он же. Священное и мирское. М.: Изд-во МГУ 1994; Он же. Аспекты мифа. М.: Академический проект, 2000; Башляр Г. Вода и грезы. Опыт о воображении материи. М.: Изд-во гуманитарной литературы, 1998; Он же. Грезы о воздухе. Опыт о воображении движения. М.: Изд-во гуманитарной литературы, 1999; Он же. Земля и грезы воли. М.: Изд-во гуманитарной литературы, 2000; Башляр Г. Поэтика пространства // Он же. Избранное: Поэтика пространства. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2004; Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М.: Изд. группа «Прогресс», «Универс», 1994; Он же. Мифологии. М.: Изд-во им. Сабашниковых, 2000.

6

См.: Элиаде М. Космос и история. Избранные работы. М., 1987.

7

Там же. С. 37.

8

Там же. С. 38.

9

Там же. С. 45.

10

Башляр Г. Поэтика пространства // Он же. Избранное: Поэтика пространства. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2004.

11

Questions a Michel Foucault sur la geographie // Foucault M. Dits et ecrits. 1954–1988. III. 1976–1979. Paris, 1994.

12

Des questions de Michel Foucault a «Herodote» // Ibid.

13

Questions a Michel Foucault sur la geographie… P. 40.

14

Espace, savoir et pouvoir // Ibid. IV. 1980–1988. P. 286.

15

Ibid. P. 271–272. См. также: Driver F. Bodies in space: Foucault's account of disciplinary power // Reading human geography: the poetics and politics of in-quiry / Ed. by T. Barnes and D. Gregory. London: Edward Arnold, 1997. Р. 279–289.

16

Deleuze G., Guattari F. Rhizome. Introduction. Paris: Minuit, 1976.

17

Ibid. P. 62.

18

Делез Ж., Гваттари Ф. Что такое философия? М.; СПб., 1998.

19

Там же. С. 110.

20

Там же. С. 124.

21

Подорога В. А. Выражение и смысл. Ландшафтные миры философии. М., 1995. С. 77–78.

22

Там же. С. 81–83.

23

Там же. С. 143.

24

Там же. С. 263.

25

Там же. С. 275.

26

Завадская Е. В. «В необузданной жажде пространства» (поэтика странствий в творчестве О. Э. Мандельштама) // Вопросы философии. 1991. № 11; Касавин И. Т. «Человек мигрирующий»: онтология пути и местности // Там же. 1997. № 7. См. также: Tuan Y. Realism and fantasy in art, history and geography // Annals of Association of American Geographers. 1990. № 80. P. 435–446; Stewart R. S., Nicholls R. Virtual worlds, travel, and the picturesque garden // Philosophy & Geography. 2002. Vol. 5. No. 1. P. 83–99.

27

Завадская Е. В. Указ. соч. С. 27.

28

Там же.

29

Касавин И. Т. Указ. соч. С. 77.

30

Там же.

31

Tuan Yi-Fu. Space and place: The perspective of experience. Minneapolis: University of Minnesota Press, 1977; Tuan Yi-Fu. Topophilia: A study of environmental perception, attitudes, a. values / With a new pref. by the author. New York: Columbia University Press, 199O; Harvey D. The condition of postmodernity. L.: Basil Blackwell, 1989; Soja E. W. Postmodern Geographies: The Reassertion of Space in Critical Social Theory. London: Verso, 199O; Sui D. Z. Visuality, Aural-ity and Shifting Metaphors of Geographical Thought in the Late Twentieth Century // Annals of the Association of American Geographers. 2OOO. Vol. 90. № 2. P. 322–343.

32

Daniels St. Place and Geographical Imagination // Geography. 1992. № 4 (77). P. 311. См. там же основную библиографию по теме.

33

Ibid. P. 312.

34

См.: Ibid. P. 320. См. также: Tuan Y. Between space and time: reflections on the geographical imagination // Annals of Association of American Geographers. 1990. № 80. P. 418–434.

35

См.: Зимин Б. Н., Шупер В. А. Забытая наука? // Вопросы философии. 1989. № 6; Родоман Б. Б. Уроки географии // Там же. 1990. № 4; Реймерс Н. Ф., Шупер В. А. Кризис науки или беда цивилизации? // Там же. 1991. № 6.

36

Зимин Б. Н., Шупер В. А. Указ. соч. С. 167.

37

Родоман Б. Б. Указ. соч.

38

Там же. С. 37.

39

Там же. С. 43.

40

Cм.: Кузнецов П. С. О связях географии с философией // География и природные ресурсы. 1996. № 4.

41

Там же. С. 185.

42

Стрелецкий В. Н. Технологический прогресс и территориальная структура хозяйства: историческая траектория взаимодействия (на примере Германии) // Известия РАН. Серия географическая. 1995. № 1. С. 75.

43

Там же. С. 76–77.

44

См.: Стрелецкий В. Н. Географическое пространство и культура: мировоззренческие установки и исследовательские парадигмы в культурной географии // Известия РАН. Серия географическая. 2OO2. № 4. С. 18–29.

45

Котляков В. М., Трофимов А. М., Селиверстов Ю. П., Хузеев Р. Г., Комарова В. Н. Центр и периферия: проблема территориальной справедливости (вопросы методологии) // Известия РАН. Серия географическая. 1998. № 1. С. 41.

46

Всеволодова М. В., Паршукова З. Г. Способы выражения пространственных отношений. М.: Изд-во МГУ, 1968; Анциферов Н. П. Душа Петербурга. Петербург Достоевского. Быль и миф Петербурга. Репринт. М.: Книга, 1991; Бахтин М. М. Формы времени и хронотопа в романе // Он же. Вопросы литературы и эстетики. М.: Худож. лит., 1975. С. 234–408; Пропп В. Я. Исторические корни волшебной сказки. М.: Лабиринт, 2000; Лотман Ю. М. От редакции: К проблеме пространственной семиотики // Труды по знаковым системам. 19. Семиотика пространства и пространство семиотики. Тарту: Изд-во ТГУ 1986. (Учен. зап. Тартуского гос. ун-та. Вып. 720). С. 3–6; Лотман Ю. М. Заметки о художественном пространстве: 1. Путешествие Улисса в «Божественной комедии» Данте; 2. Дом в «Мастере и Маргарите» // Труды по знаковым системам. 19. Семиотика пространства и пространство семиотики. Тарту: Изд-во ТГУ, 1986. (Учен. зап. Тартуского гос. ун-та. Вып. 720). С. 25–43; Топоров В. Н. Пространство и текст // Текст: семантика и структура. М.: Наука, 1983. С. 227–285; Топоров В. Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ. Исследования в области мифопоэтического: Избранное. М.: Изд. группа «Прогресс» – «Культура», 1995; Эпштейн М. Н. «Природа, мир, тайник вселенной…»: Система пейзажных образов в русской поэзии. М.: Высшая школа, 1990; Цивьян Т. В. Движение и путь в балканской картине мира. Исследования по структуре текста. М.: Индрик, 1999; Москва и «Москва» Андрея Белого: Сб. статей / Отв. ред. М. Л. Гаспаров. М.: Российск. гос. гуманит. ун-т, 1999; Логический анализ языка. Языки пространств. М.: Языки русской культуры, 2000; Бондаренко Г. В. Мифология пространства Древней Ирландии. М.: Языки славянской культуры, 2003; Talmy L. How Language Structures Space // Spatial Orientation: Theory, Research, and Application / Pick H. and Acredolo L. (Eds.). New York: Plenum Press, 1983. P. 225–282 и др.

47

Александрова М. Д. О качественной характеристике пространственных порогов зрительного восприятия // Учен. зап. ЛГУ. 1953. № 147. С. 28–35; Ананьев Б. Г. Психология чувственного познания. М.: АПН РСФСР, 1960; Кликс Ф. Элементы психофизики восприятия пространства. М.: Прогресс, 1965; ВеккерЛ. М. Психические процессы. Л.: Изд-во Ленинградского ун-та, 1974. Т. 1; Арнхейм Р. Визуальное мышление // Хрестоматия по общей психологии / Под ред. Ю. Б. Гипперрейнтер, В. В. Петухова. М.: Изд-во МГУ, 1981. С. 97—108; Арнхейм Р. Новые очерки по психологии искусства. М.: Прометей, 1994; Логвиненко А. Д. Зрительное восприятие пространства. М.: Изд-во МГУ, 1981; Он же. Чувственные основы восприятия пространства. М.: Изд-во МГУ, 1985; Петренко В. Ф. Введение в экспериментальную психосемантику: Исследование форм презентации в обыденном сознании. М.: Изд-во МГУ, 1983; Величковский Б. М., Блинникова И. В., Лапин Е. А. Представление реального и воображаемого пространства // Вопросы психологии. 1986. № 3. С. 103–112; Барабанщиков В. А. Восприятие и событие. СПб.: Алетейя, 2002; Резник С. Ментальное пространство. Киев: УАП-МИГП, 2004 и др.

48

Тэрнер В. Символ и ритуал / Сост. и автор предисл. В. А. Бейлис. М.: Главная редакция восточной литературы изд-ва «Наука», 1983; Леви-Стросс К. Структурная антропология / Пер. с франц. под ред. и с примеч. Вяч. Вс. Иванова; Отв. ред. Н. А. Бутинов и Вяч. Вс. Иванов. М.: Наука; Гл. ред. восточной литературы, 1985; Гачев Г. Национальные образы мира. М.: Советский писатель, 1988; Гачев Г. Национальные образы мира. Космо-Пси-хо-Логос. М.: Издат. группа «Прогресс» – «Культура», 1995; Мосс М. Общества. Обмен. Личность: Труды по социальной антропологии / Пер. с франц. М.: Изд. фирма «Восточная литература» РАН, 1996; Лурье С. В. Историческая этнология. М.: Аспект Пресс, 1997; Щукин В. Миф дворянского гнезда. Геокультурологическое исследование по русской классической литературе.

Краков: Изд-во Ягеллонского ун-та, 1997; Аппадураи А. Ставя иерархию на место // Этнографическое обозрение. 2000. № 3. С. 8—14; Лич Э. Культура и коммуникация: Логика взаимосвязи символов. К использованию структурного анализа в социальной антропологии. М.: Восточная литература РАН, 2001; Соколовский С. В. Образы других в российских науке, политике и праве. М.: Путь, 2001; Антропология культуры. Вып. 1. М.: ОГИ, 2002; Гирц К. Интерпретация культур. М.: РОССПЭН, 2004; Геопанорама русской культуры: Провинция и ее локальные тексты / Отв. ред. Л. О. Зайонц; Сост. В. В. Абашев, А. Ф. Белоусов, Т. В. Цивьян. М.: Языки славянской культуры, 2004; Mapping American Culture / Ed. by W. Franklin and M. Steiner. Iowa City: University of Iowa Press, 1992; Appadurai A. Modernity at Large. Minneapolis: University of Minnesota Press, 1996 и др.

49

Минский М. Фреймы для представления знаний / Пер. с англ. М.: Энергия, 1979; ЛакоффДж. Когнитивная семантика // Язык и интеллект. М.: Прогресс, 1996. С. 143–184; Он же. Женщины, огонь и опасные вещи: Что категории языка говорят нам о мышлении. М.: Языки славянской культуры, 2004; Кубрякова Е. С., Демьянков В. З., Панкрац Ю. Г., Лузина Л. Г. / Под общ. ред. Е. С. Кубряковой. Краткий словарь когнитивных терминов. М.: Филолог. факультет МГУ, 1996; Кубрякова Е. С. Язык пространства и пространство языка (к постановке проблемы) // Изв. АН. Сер. лит. и яз. 1997. Т. 56. № 3. С. 22–32; Рахилина Е. В. Когнитивный анализ предметных имен: Семантика и сочетаемость. М.: Русские словари, 2000 и др.

50

Муратов П. П. Образы Италии. Т. I. М.: Галарт, 1993; Он же. Образы Италии. Т. II–III. М.: Галарт, 1994; Панофский Э. Перспектива как «символическая форма». Готическая архитектура и схоластика. СПб.: Азбука-классика, 2004; Богатырев П. Г. Декорация, художественное место и время в народном театре // III Летняя школа по вторичным моделирующим системам: Тезисы Кяэрику, 10–20 мая 1968 г. Тарту: Изд-во ТГУ 1968. С. 157–165; Виппер Б. Р. Введение в историческое изучение искусства. 2-е изд., испр. и доп. М.: Изобразительное искусство, 1985; Бергер Л. С. Пространственный образ мира в структуре художественного стиля // Эстетический логос: Сб. статей. М.: Ин-т философии РАН, 1990. С. 72–94; Грибков В. С., Петров В. М. Локус развития мировой живописи: география перемещений // Искусство в контексте информационной культуры / Под ред. Ю. Н. Рагса, В. М. Петрова. М.: Смысл, 1997. С. 141–158; Данилова И. Е. Итальянский город XV века: реальность, миф, образ. М.: Российск. гос. гуманит. ун-т, 2000 и др.

51

Араухо И. Архитектурная композиция. М., 1982; Глазычев В. Л. Социально-экологическая интерпретация городской среды. М.: Наука, 1984; Забельшанский Г. Б., Минервин Г. Б., Раппапорт А. Г., Сомов Г. Ю. Архитектура и эмоциональный мир человека. М.: Стройиздат, 1985; Архитектура мира. Материалы конференции «Запад – Восток: взаимодействие традиций в архитектуре. М.: ВНИИТАГ, 1993; Семиотика пространства: Сб. науч. тр. Межд. ассоц. семиотики пространства / Под. ред. А. А. Барабанова. Екатеринбург: Архитектон, 1999; Бусева-Давыдова И. Москва – новый Вавилон: к вопросу о сакральных топосах // Желаемое и действительное. Архитектура в истории русской культуры. Вып. 3. М.: УРСС, 2001. С. 49–56.

52

Бонгард-Левин Г. М., Грантовский Э. А. От Скифии до Индии. Древние арии: мифы и история. 2-е изд., доп. и испр. М.: Мысль, 1983; Аннамбхата. Тарка-санграха (Свод умозрений). Тарка-дипика (Разъяснение к Своду умозрений) / Пер. с санскрита, введ., коммент. и ист. – филос. иссл. Е. П. Островской. М.: Наука; Гл. ред. вост. лит., 1989; Васильев Л. С. Проблемы генезиса китайской мысли (формирование основ мировоззрения и менталитета. М.: Наука; Гл. ред.