Июнь 1941. Разгром Западного фронта

Соображение. То, что оккультизм был одной из важнейших составляющих идеологии гитлеровского фашизма (создавалась новая религия, «великое» предназначение которой было в уничтожении христианства), общеизвестно, никем не оспаривается и описано в десятках книг. Дни летнего и зимнего солнцестояния, то есть 22 июня и 22 декабря, являются великими праздниками у оккультистов и язычников. Напрашивается вопрос: не было ли 22 июня изначально выбрано Гитлером для нападения на СССР, а все его так называемые «переносы» были лишь маскировкой, имеющей целью сбить с толку советскую разведку и собственных военачальников (дабы не проболтались)? Только вот мог ли кто-нибудь в 41-м году, сопоставив все факты именно с учетом вышесказанного (надо ведь соответствующие познания иметь), прийти к единственно правильному выводу: дата нападения выбрана не случайно и искать ее надо в оккультных пристрастиях фюрера? Едва ли. Ведь практически все это стало «всплывать» лишь после того, как на территорию Германии вступили союзные армии, наша армия взяла Берлин и война в Европе завершилась.

Глава 2

Вопреки шахматным правилам: начинают и выигрывают черные

«Все, что нам известно в данный момент, это то, что русские люди защищают родную землю и их лидеры призвали яростно сопротивляться…

Я вижу русских солдат, стоящих на пороге своей родной земли, охраняющих поля, которые их отцы обрабатывали с незапамятных времен. Я вижу их охраняющими свои дома, где их матери и жены молятся – да, ибо бывают времена, когда молятся все, – о безопасности своих близких, о возвращении своего кормильца, своего защитника и опоры.

Я вижу десятки тысяч русских деревень, где средства к существованию с таким трудом вырываются у земли, но где существуют исконные человеческие радости, где смеются девушки и играют дети. Я вижу, как на все это надвигается гнусная нацистская военная машина с ее щеголеватыми, бряцающими шпорами прусскими офицерами, с ее искусными агентами, только что усмирившими и связавшими по рукам и ногам десяток стран. Я вижу также серую вымуштрованную послушную массу свирепой гуннской солдатни, надвигающейся подобно тучам ползущей саранчи».

(Из радиообращения к народу премьер-министра Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии сэра Уинстона Черчилля 22 июня 1941 г.)

2.1. «22 июня, ровно в 4 часа…»

Рассвет 22 июня 1941 года. В 04:00 по московскому времени (немецкие историки всегда называют время более ранее – 03:30 или даже 03:00) шквальный огонь германской артиллерии поставил войска прикрытия перед свершившимся фактом: вторжение началось. Плотность его была такова, что в Брестской крепости, как вспоминал участник ее обороны, снаряды малых и средних калибров влетали в оконные проемы и амбразуры. С.С.Зубенко был курсантом учебной батареи 75-го гаубичного артполка 27-й стрелковой дивизии и войну встретил в дороге. Как все ЭТО началось, он, спустя десятилетия, описал так: «И вдруг от августовской твердыни до самой Ломжи вспыхнули ракеты. Густо, густо разрастался фейерверк вспышек. Но это уже были не всполохи ракет, а вспышки орудийных залпов. Сперва огонь, потом раздирающий грохот… Словно разряды в страшную грозу. А на небе ни единой тучки. Громыхало повсюду. Смерть неслась с захлебывающимся воем снарядов. В колонне оживление. Что-то неведомое хлестнуло по движущимся. Конные упряжки перешли на рысь, и смешанный топот стал заглушать раскаты артиллерийских залпов. Мы не просто двигались, а мчались навстречу своей судьбе…» [76, копия рукописи].

Германские артиллеристы еще только закрывали затворы пушек и натягивали шнуры, готовясь дать по команде первый залп, а эскадры Люфтваффе уже пересекали линию советской границы. Поэтому артподготовка не успела достичь пиковой точки, когда авиация уже начала свою «работу». Бомбила сверхточно – по данным воздушной и наземной разведок, по выборкам из трофейных документов польского Генштаба (советские войска в 1939 г., естественно, не бросили, а использовали по назначению опустевшие польские военные городки и другие объекты). Казармы, склады и базы горючего и боеприпасов, аэродромы и пограничные заставы – все горело, взрывалось, перемешивалось с землей, хороня надежды отразить нападение. Трехмоторные машины «Юнкерс-52» выбросили в тылы армий прикрытия множество разведывательно-диверсионных групп. В 4–6 утра ожесточенным налетам подвергся Белосток; бомбами было разрушено здание штаба 4-й армии в Кобрине, весьма некстати в нем же находился и штаб 10-й авиационной дивизии.

На дальнем западе великой страны уже пролилась первая людская кровь, но ее столица Москва по-прежнему мирно спала. Полковник И.Г.Старинов вспоминал: «Кобрин горел. На площади возле телеграфного столба с репродуктором толпились люди. Остановились и мы. Знакомые позывные Москвы высветляли лица. Люди жадно смотрели на черную тарелку репродуктора. Началась передача последних известий…

– Германское информационное агентство сообщает… – начал диктор.

Нигде, никогда позже я не слышал такой тишины, как в тот миг на кобринской площади. Но диктор говорил о потоплении английских судов, о бомбардировке немецкой авиацией шотландских городов, о войне в Сирии – еще о чем-то, только не о вражеском нападении на нашу страну. Выпуск последних известий закончился сообщением о погоде. Люди стояли, не сходили с места и мы: может, будет специальное сообщение или заявление правительства. Но начался, как обычно, урок утренней гимнастики… над пожарами, над дымом разносился бодрый энергичный голос:

– Раскиньте руки в стороны, присядьте! Встаньте! Присядьте!..

Много лет прошло, а я как сейчас вижу пыльную, пахнущую гарью кобринскую площадь и черную тарелку репродуктора над ней…» [111, с. 9,11].

Едва рассвело, на военный городок 6-й кавдивизии в Ломже был совершен комбинированный налет: сначала налетели бомбардировщики, затем – истребители. От бомб и пушечно-пулеметного огня погибло и было ранено множество личного состава и боевых коней, ибо между 2 и 3 часами ночи части были подняты по тревоге приказом из штаба дивизии, но со странным дополнением: «Быть в полной боевой готовности, но людей из казарм не выводить». В 5 часов утра авиация противника нанесла удар по гарнизону в м. Россь, где находились 102-й имени С.М.Буденного кавполк 36-й кавалерийской дивизии и основной аэродром бомбардировочного авиаполка 9-й САД. Как вспоминал Е.С.Крук, работавший десятником на строительстве аэродрома, на утро 22 июня в Росси оставалось только шесть деревянных самолетов со снятыми моторами, но зато попало под бомбежку и погибло много селян, занятых на строительстве со своими лошадьми и подводами – в то утро им выдавали зарплату (с сайта «Рубон»). Бывший механик-водитель танка С.Панчишный, служивший в 8-м танковом полку 36-й КД, вспоминал: «Я свернул на слабо накатанную проселочную дорогу, миновал поляну и стал подниматься к лесу по склону. Над лесом разгоралась полоса восхода, а внизу было еще темно. Шел с зажженными фарами. Раздался все нарастающий гул, заглушающий шум танкового двигателя. Послышался вой – падали бомбы. В небе повисли на парашютах осветительные ракеты. С возвышенности было хорошо видно, что творилось в танковом парке нашего полка. Вспыхнул бензовоз, четко осветив падающие с колобашек танки. Падая, они сшибали соседние. Метались обескураженные танкисты, не знающие, что делать и как себя вести… Какой негодяй отдал приказ поставить танки на консервацию?» [76, копия].

Также сильно пострадали штабы: 5-го стрелкового и 6-го механизированного корпусов в 10-й армии, 14-го механизированного – в 4-й. В военном городке штаба 10-й армии в Белостоке было уничтожено до 20 единиц автотранспорта, был убит начальник 5-го отдела штаба 6-го МК подполковник Г.М.Холуденев. Сразу же большие потери в личном составе и матчасти понесли корпусные батальоны связи. Даже если сами радиостанции после воздушных атак и оставались целыми, то повреждались их антенные устройства. Когда части 7-й танковой дивизии начали вытягиваться на сборный пункт у реки Нарев, при первом же налете на колонну 13-го полка был ранен его командир майор Н.И.Тяпкин. Население Бельска (Бельск-Подляски), разбуженное канонадой, собралось на площади и шумно обсуждало происходящее, когда на город налетели пикировщики Ю-87. Минут через 5–7 к ним присоединились средние двухмоторные бомбардировщики. Бомбы накрыли центр города, разрушили электроподстанцию, водокачку, воинские казармы. Отбомбившись, немцы «прочесали» улицы Бельска огнем пулеметов. Погибли и были ранены десятки мирных жителей. Досталось и войскам, спешно покидавшим город. Штаб 2-го стрелкового корпуса и его батальон связи потеряли две автомашины с радиостанциями и восемь бортовых. Самолеты Люфтваффе свирепствовали по дорогам, громя войсковые колонны и воздушные линии Наркомата связи, на которые опрометчиво сделали ставку армейские связисты. В авторской версии мемуаров маршала К.К.Рокоссовского, в которой были восстановлены все цензурные купюры и которая была выпущена в 2002 г. издательством «Олма-Пресс», написано о том, каким именно способом немцы это делали: «Для разрушения проводной связи он (противник) применял мелкие авиабомбы, имевшие приспособления в виде крестовины на стержне. Задевая провода, они мгновенно взрывались». Как вспоминал после войны бывший начштаба 2-го корпуса генерал-лейтенант Л.А.Пэрн, охота велась даже за одиночными машинами [93, с. 78]. 144-й кавполк (командир – подполковник Болдырев), поднятый по тревоге после начала войны, находился на марше из местечка Свислочь к Волковыску – соединиться со своей 36-й кавалерийской дивизией, – когда над дорогой, по которой двигались его эскадроны, появились неприятельские самолеты. А.И.Журиков писал: «Не прошли мы и 3–4 часа, как на нас налетели фашистские стервятники, и в первые минуты мы лишились 17 вольтижировочных, самых лучших в полку, коней и 39 человек красноармейцев». Хотите знать, что может сделать с конницей одна-единственная эскадрилья, – почитайте мемуары летчиков Г.Н.Захарова [57, с. 24–25] и С.А.Красовского [73, с. 80]. Картина весьма впечатляющая. По свидетельству полковника И.Ф.Титкова, служившего в 41-м в 204-й мотодивизии 11-го мехкорпуса, на участке дороги, ведущей на Гродно (от Волковыска до реки Россь), валялись трупы коней и стояли разбитые транспортные средства. Там, видимо, под удар авиации также попала какая-то часть, возможно, и из состава 36-й кавдивизии. Мост через Россь оказался захваченным немецким десантом в форме военнослужащих РККА, численностью до 40 человек. Атакой двух саперных рот 382-го легкоинженерного батальона 204-й МД при поддержке батальона танков Т-34, который оказался вдали от своей 29-й дивизии и теперь спешно возвращался в Гродно, десант был разгромлен [113, с. 71]. Трое взятых в плен парашютистов чисто говорили по-русски, очевидно, были из семей белоэмигрантов. Потом танкисты посадили пеших «мотосаперов» на броню и, столкнув с моста в реку подбитый грузовик, двинулись дальше.

Ожесточенным бомбардировкам немецкой авиации подверглись также железнодорожные пути и узловые станции. Было уничтожено очень много военной техники и имущества (танки, автомашины, тягачи и трактора, разобранные самолеты, боеприпасы, ГСМ). Погибло много лиц мирного населения, в том числе семей военнослужащих, которые до этого было запрещено эвакуировать. Два пассажирских поезда, в том числе поезд Белосток – Ленинград, были атакованы авиацией на станции Лида. У тех, кому удавалось спастись, часто не было ничего, даже теплых вещей и документов. Когда начался обстрел Ломжи, зам. командира 87-го погранотряда батальонный комиссар Я.И.Земляков, пришедший в дом, где жили семьи комсостава, приказал женщинам и детям собраться во дворе штаба. Вещи с собой не брать, квартиры закрыть, дескать, к вечеру все вернутся домой. Оптимист… Так и отправились семьи на восток налегке [76, письмо].

Много эшелонов и составов с людьми было разбомблено на станции Волковыск. Как вспоминал бывший зенитчик из 219-го дивизиона ПВО А.А.Шицко, утром 22 июня одиночный самолет противника нанес удар по городской базе ГСМ, но из пяти резервуаров загорелся только один. Огнем их батареи самолет был сбит, а когда объявили «дробь», комбат Баранов приказал нескольким красноармейцам сходить на станцию, узнать, в каком состоянии дивизионный склад. В это время в Волковыск с запада вошел горящий товарный состав, видимо, атакованный и подожженный при подходе к станции; из теплушек доносились истошные крики заживо горящих людей. В этой зенитной батарее служили сплошь «западники», а Шицко вообще успел послужить в польской армии; участвовал в сентябре 39-го в боях за Варшаву, сбил самолет Люфтваффе, за что из рядовых был произведен в капралы, в Волковыск же вернулся в ходе обменов между германской и советской стороной – военнопленные белорусы могли возвращаться на Родину. Поэтому они быстро смекнули, кого везут в составе. Конвойные НКВД попытались воспрепятствовать, но не рискнули оказать вооруженное сопротивление армейцам; они позволили им открыть вагоны, после чего все депортируемые разбежались.

Но вот что самое страшное: при первых налетах машины Люфтваффе преспокойно «работали» с малых высот, не совершая противозенитных маневров. Они заходили на цели, как на учебных полигонах, совершенно не боясь противодействия. Зенитная артиллерия Западной зоны ПВО молчала, не поддаваясь на «провокационные действия». Генерал-лейтенант артиллерии И.С.Стрельбицкий (в 1941 г. – полковник, командир 8-й противотанковой бригады) вспоминал, что утром 22 июня его разбудил рев авиационных двигателей: бомбили станцию и аэродром. Как вспоминал Ф.В.Миколайчик, возле переезда на ул. Свердлова разбомбили поезд Гродно – Москва, в котором ехала футбольная команда. Рабочий местной типографии Э.Дамесек припомнил, что, кроме бомб, германские самолеты разбрызгивали темную жидкость с отвратительным запахом. Жительница Лиды, впоследствии подпольщица, Н.К.Устинова рассказывала: «На рассвете мы проснулись от сильного грохота и взрывов. Подумали, что гремит гром. Но почему земля трясется? А потом увидели самолеты с черными крестами. Разбомбили поезд Белосток – Ленинград. Все горит, станция полыхает. Когда включили радио, выступал кто-то из членов правительства: «Наше дело правое, враг будет разбит…» В это время враг совершал очередной налет, бомба угодила в электростанцию, энергия прекратилась и речь оборвалась. И все три года мы помнили последние слова, что «наше дело правое, враг будет разбит…» а то, что «победа будет за нами» мы узнали только через три года. Немцы бомбили военный городок, аэродром, улицы города поливали свинцовым дождем. Начали рваться пороховые склады, то ли кто-то взорвал, то ли бомба попала» (Устинова Н.К. В маленьком городе Лида: что я еще помню о войне, сайт «Военная литература»).

И.С.Стрельбицкий позвонил в штаб 229-го ОЗАД РГК, командир дивизиона ответил, что сам ничего не понимает, что в присланном ему накануне пакете содержится категорический приказ: «На провокацию не поддаваться, огонь по самолетам не открывать». Как старший начальник в лидском гарнизоне, полковник Стрельбицкий приказал открыть огонь, но получил отказ. Бомбежка продолжалась, и он выехал на своей «эмке» на позицию дивизиона. «У вокзала вижу два разгромленных пассажирских поезда, слышу стоны, крики о помощи. Возле разбитых вагонов – убитые, раненые. Пробежал, истошно крича, мальчонка в окровавленной рубашке». Придя на огневые зенитчиков с револьвером в руке, противотанкист вновь приказал открыть огонь, и тогда командир дивизиона подчинился. В небе над Лидой вспухли клубки дыма от разрывов бризантных снарядов, почти сразу же на землю рухнули четыре вражеских машины. Трое взятых в плен летчиков, не сговариваясь, подтвердили, что им было заранее известно о том запрете на открытие огня по немецким самолетам, что разослало в части ПВО советское командование. Также, как показал взятый в плен майор, командир эскадрильи «юнкерсов», Люфтваффе якобы имело приказ не бомбить города и военные городки в глубине территории Западной Белоруссии. Мотив: сохранить не только казармы для размещения своих тыловых частей и госпиталей, но также и коммуникации, склады в городах и крупных поселках и местечках.

Существование специального запрета на открытие зенитного артогня вполне возможно. А.И.Микоян вспоминал о последних часах накануне войны: «Поскольку все мы были крайне встревожены и требовали принять неотложные меры, Сталин согласился «на всякий случай» дать директиву в войска о приведении их в боевую готовность. Но при этом было дано указание, что, когда немецкие самолеты будут пролетать над нашей территорией, по ним не стрелять, чтобы не спровоцировать нападение». Поскольку войска ПВО «де-факто» входили в состав военных округов, но «де-юре» подчинялись Главному Управлению ПВО страны, логично предположить, что для них могла быть издана отдельная директива, в которой и содержалось требование не открывать огонь по германским самолетам. Адмирал Н.Г.Кузнецов вспоминал, что на столе у Г.К.Жукова лежало несколько уже заполненных бланков. Возможно, там была и директива для войск противовоздушной обороны. Раз уж настали времена, когда появилась возможность ознакомиться даже с «той самой» Директивой № 1, следует ожидать, что будет обнаружена и она. Немцы могли узнать об этом документе из разных источников. Утечка информации могла быть следствием работы агентуры в управлении одной из зон ПВО (Северной, Северо-Западной, Западной, Киевской или Южной), либо о запрете стало известно при ее работе непосредственно в войсках.

Аналогично повели себя при первом воздушном ударе зенитчики 518-го зенитно-артиллерийского полка в Барановичах. Как вспоминал Н.Е.Анистратенко, в ночь на 22-е он был наблюдающим за воздухом на своей батарее. Увидев приближающиеся самолеты противника, он поднял тревогу, за что был командиром дивизиона капитаном Сафиулиным снят с поста и посажен под арест как паникер. Когда после налета в дивизионе не осталось ни одного целого тягача, комдив уехал в штаб полка. Анистратенко был «амнистирован» и стал свидетелем перепалки между взводным из 1-й батареи и политруком – последний упирал на «провокацию», первый был уверен в том, что действительно началась война. Лишь после того, как с аэродрома пришел обгоревший человек, заявивший, что все самолеты побиты, по радио выступил Молотов (это было уже после полудня) и показавший в развернутом виде свой партийный билет, артиллерия открыла огонь. Вскоре в километре от огневых сел на вынужденную первый подбитый бомбардировщик [76, копия].

Из-за разрушения железнодорожных путей и возникших пробок масса военных грузов, предназначенных Западному округу, была завернута в другие места и до адресатов не дошла. Так, 6 июля зам. начальника 3-го Управления НКО (управление особых отделов) дивизионный комиссар Ф.Я.Тутушкин, указывая в ГКО В.М.Молотову о беспорядке в системе ВОСО, в числе прочих пунктов назвал такой: 4 июля на станции Люботин Юго-Западной железной дороги обнаружено 10 бесхозных платформ с танками Т-40, предназначенными к отправке на станцию Волковыск, в адрес в/ч 9590 [60, с. 200]. Войсковая часть 9590 – это управление 204-й моторизованной дивизии. Немало казусов произошло и при развертывании армий 2-го стратегического эшелона. Например, по «милости» НКПС 127-я дивизия 25-го стрелкового корпуса (19-й армии И.С.Конева), принимавшая участие в боях на Западном фронте и удостоившаяся за доблесть наименования 2-й гвардейской, при переброске на запад лишилась 475-го стрелкового полка, который ошибочно был направлен в Ленинград и в составе своего соединения не воевал.

На станции Нежин Черниговской области Украины стояла на консервации ПСМ-21 – походная снаряжательная мастерская № 21. 23 июня она была спешно укомплектована личным составом (300 человек) и направлена в Витебск, в распоряжение Управления начальника артиллерии Западного фронта – на территории Витебской области находились 69, 391 и 691-й артсклады, куда ей следовало отгружать собранную «продукцию». Но мастерская до Витебска так и не дошла, «споткнувшись» еще в Бахмаче: мост через реку Десна на перегоне Бахмач – Мена оказался взорванным. Не удалось пройти и на Москву, и ПСМ-21 была завернута железнодорожниками аж на Ленинград. Там ее с радостью забрало себе Управление начальника артиллерии Северного, впоследствии Ленинградского, фронта, а Западный фронт так и не получил это ценнейшее подразделение. Дело в том, что ПСМ, смонтированная в 15 четырехосных (т.н. «пульмановских») вагонах, предназначалась для сборки и снаряжения артиллерийских выстрелов. Все вагоны были соединены между собой ленточным транспортером, в первых из них находилось оборудование для обновления уже отстрелянных гильз, так что этот конвейер на колесах был настоящим сокровищем для артснабженцев. Прослужив в обороне города всю блокаду, ПСМ-21 собирала в сутки до 30 000 выстрелов к зенитной пушке калибра 37 мм или до 12 000 – к пушкам калибра 76 мм (Демидов В.И. Снаряды для фронта. Л., 1985. С. 107–111). Одним из мест ее стоянки была пригородная платформа Девяткино направления Финляндский вокзал – Кавголово – Сосново – Приозерск.

Горел Гродно. Вскоре после начала бомбежек была разрушена электростанция: город остался без энергии, прекратилась подача воды. Внезапное появление самолетов, рев моторов и разрывы авиабомб, сброшенных с малых высот, вызвали разрушения, панику и потери среди мирного населения. Личный состав зенитных подразделений, прикрывавших Гродно, довольно быстро пришел в себя и начал отражать атаки воздушного противника. Первые же залпы батарей ПВО заставили немцев увеличить потолок до средних и больших высот. По воспоминаниям пилота бомбардировочного полка 9-й авиадивизии К.С.Усенко, небо над Гродно было покрыто белыми облачками разрывов зенитных снарядов. Результаты не заставили себя долго ждать. Бомбометание с больших высот было гораздо менее результативным, оно свелось к разрушениям случайных объектов в городе, к потерям и панике среди мирного населения и массовому их исходу. Бомбардировщики накатывались волна за волной, бомбили военные и гражданские объекты и жилые кварталы, не трогали лишь склады горючего, сберегая их для себя. В расцвеченном множеством пожаров и взрывов Гродно командиры бежали к своим частям под огнем, который вели по ним с верхних этажей и крыш домов фанатики-поляки, видевшие в «германе» избавление от власти большевиков. В казармы армейского 942-го отдельного батальона связи при первом же налете попало несколько бомб: убито пятеро бойцов, масса раненых. Но никто все еще не решался вскрыть без приказа опечатанные склады с оружием, боеприпасами и снаряжением. Сделал это самолично чудом не погибший по дороге с городской квартиры начальник штаба капитан И.М.Солянников [76, письмо личной переписки]. В ту ночь на радиоперехвате сидел рядовой Г.С.Котелевец. Его призвали в сентябре 40-го со 2-го курса Ленинградской «Корабелки» и, как знающего немецкий язык, определили в «слухачи» – «работать» по немецким станциям и английским – на немецком языке. Еще в 1 час ночи Котелевец отправил в штарм предупреждение Лондона о нападении Германии, в 04:20 дежурный мотоциклист уже повез в разведотдел штаба армии и в политотдел перевод речи Гитлера о начале «превентивной» войны против СССР. Сам командир 942-го ОБС капитан Н.Л.Глебычев числится пропавшим без вести; возможно, он был убит дома или по пути в батальон.

2.2. За шесть месяцев до Перл-Харбора. Разгром армейской авиации

Немецкое командование не слишком опасалось противодействия со стороны советских ВВС, пусть и очень многочисленных и в целом сносно обученных, но оснащенных более чем на три четверти морально и физически устаревшими самолетами. Хотя, как выяснилось уже в ходе боев, данные германской разведки о численности, самолетном парке (особенно по истребителям) и потенциальных возможностях нашей авиации оказались сильно заниженными. Высшее военное руководство Райха фактически не принимало ВВС РККА всерьез, считая их безнадежно отсталыми и неспособными на организованное сопротивление, особенно после внезапного удара по аэродромам. Тем не менее, как было определено Гитлером в Директиве № 21 (план «Барбаросса»), уничтожению советской авиации придавалось важное значение: «Эффективные действия русских военно-воздушных сил должны быть предотвращены нашими мощными ударами уже в самом начале операции… Военно-воздушные силы. Их задача будет заключаться в том, чтобы, насколько это будет возможно, затруднить и снизить эффективность противодействия русских военно-воздушных сил и поддержать сухопутные войска в их операциях на решающих направлениях…» Поэтому с первых минут войны особенно мощным и методичным налетам на советские военные объекты в пограничных районах Белоруссии подверглись такие цели, как аэродромы трех смешанных авиадивизий, хотя в целом глубина воздействия Люфтваффе достигла 300 км [55, с. 70]. Группе армий «Центр» был придан 2-й воздушный флот генерал-фельдмаршала Альберта Кессельринга – 1680 самолетов. Утверждается, что в течение дня 22 июня было многократно атаковано 26 аэродромов ЗапОВО [86, с. 184], в том числе 22 аэродрома 9, 10 и 11-й смешанных авиадивизий (10-я САД подчинялась командованию 4-й армии, в полосе которой группа армий «Центр» наносила один из двух своих главных ударов). На сегодня их список таков: Белосток, Белосточек, Ломжа, Тарново, Заблудов, Долубово, Бельск-Подляски, Борисовщизна, Россь, Волковыск, Барановичи, Себурчин, Высоке-Мазовецке, Каролин (он же Чеховщизна), Добрыневка, Кватеры, Новый Двор, Лида, Черлена, Скидель, Лесище, Будслав, Михалишки (Поставская АВШ), Именин (он же Стригово), Пружаны, Пинск, Высоко-Литовск, Бобруйск, Слоним (он же Альбертин), Жабчицы (46-я ОАЭ Пинской флотилии). Уверен, что пробил не все, «на подозрении» Цехановец и еще несколько площадок, но и без них получается уже 30. Поблизости от Черлены (в Лунне, Мостах или Щучине) находился еще один аэродром, на котором находилась 33-я отдельная эскадрилья связи ВВС ЗапОВО. Бывший комэск майор Н.И.Бирюков писал, что этот аэродром утром 22 июня также был атакован самолетами противника [84, с. 271].

Ожесточенным бомбардировкам и обстрелам со стороны Люфтваффе подверглось только дивизионного подчинения 12 советских авиаполков, из них восемь истребительных, три скоростных бомбардировочных и один штурмовой, тоже оснащенный истребителями, бипланами И-15. Потери армейской авиации были более чем чувствительны: 659 самолетов. 9-я САД потеряла в воздушных боях 74 самолета, 278 было уничтожено на земле, итого потеряно 352; 10-я – соответственно 23 и 157, итого потеряно 180; 11-я – соответственно 34 и 93, итого потеряно 127.

Данные о потерях матчасти с 22 июня по 17 июля с разбивкой по дням приведены в справке начальника штаба ВВС Западного направления полковника С.А.Худякова (на 22 июня – начштаба ВВС ЗапОВО). Не верить ей оснований как будто нет. И тем не менее имеет место двойное толкование приведенных цифр. 22 июня ВВС Западного округа и 3-й дальний авиакорпус потеряли 738 самолетов: 659 – армейская авиация, 73–12-я и 13-я БАД округа (фронта) и 3-й АК. Еще шесть машин отнесено к небоевым потерям, хотя, возможно, их было больше. В авиакорпусе упал на взлете и взорвался бомбардировщик ДБ-3ф, в 9-й САД разбилось или потерпело аварию по меньшей мере три МиГ-3. Какой-то «деятель» из не столь давнего прошлого лихим гусарским наскоком поделил потери на 387 истребителей и штурмовиков и 351 бомбардировщик. В армейских ВВС было 172 самолета ударной авиации, в окружной – по меньшей мере 343. Один полк (215-й ШАП 12-й дивизии) имел от 15 до 25 И-15бис (данные «плавают»). Также имеются сведения, что 43-й полк 12-й БАД перевооружение закончить не успел и встретил 22 июня, имея в составе 20 Су-2 и 30 Р-Z (на 1 октября 1940 г. в нем было 36 Р-Z и 2 СБ). Известно, что «фронтовики» и «дальники» потеряли 73 машины. Даже если предположить, что три полка смешанных дивизий были выбиты вчистую, заявленного не получается. 172+73=245. Даже если присовокупить 5 СБ и 28 Як-2 и Як-4 314-го разведывательного полка в Барановичах, получится только 278. Где еще 73? Но и это еще не все. На 1 октября 1940 г. в армейской авиации и 314-м ОРАП было ни много ни мало 200 вспомогательных машин: 53 У-2, 56 УТ-1, 6 УТ-2, 22 УТИ-4, 62 Ди-6, 1 ССС. Напомню, была еще войсковая авиация. Скорее всего, число 738 сложилось из потерь не только боевых машин, а всех, что имелись, но только в частях дивизионного звена. Все остальное осталось «за рамками».

Прежде чем перейти к истории о разгроме армейской авиации, отвлекусь на освещение вопроса малоизученного, но, как мне кажется, очень важного. Речь пойдет об авиационном тыле, базировании и аэродромах. Число аэродромов, подвергшихся атакам (22), можно условно принять на веру и считать базовым. Но все ли это, что имели три авиасоединения, о которых пойдет речь, или были еще и другие? Авиационный тыл располагал двумя категориями аэродромов: основными и так называемыми «оперативными». Первые – это понятно: летное поле с ангарами для самолетов, авиагородок с жильем для летчиков и семей, склады горючего и боезапаса, ремонтная база – словом, обустроенные зимние квартиры. Все это было. Не было лишь одного, и практически повсеместно, – бетонных ВПП. На всю Белоруссию такая полоса имелась лишь в Балбасово, под Оршей. И так вышло, что к 22 июня почти все основные аэродромы в ЗапОВО, числом 62, оказались «выключенными» из боевого распорядка: на них вовсю развели работы строительные батальоны, подчиненные созданному весной ГУАС (Главному Управлению аэродромного строительства) НКВД СССР. Новый главк был образован 27 марта 1941 г. приказом наркома внутренних дел № 00328 во исполнение постановления СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 24 марта, по которому на НКВД СССР было возложено строительство аэродромов для Военно-воздушных сил Красной Армии. Начальником ГУАС был назначен военинженер 1 ранга В.Т.Федоров, занимавший до этого пост начальника ГУШОСДОР. В составе НКВД – УНКВД республик, краев и областей в районах строительства аэродромов были созданы управления аэродромного строительства (УАС НКВД-УНКВД). Начальниками УАСов стали начальники НКВД – УНКВД, они же по совместительству назначались уполномоченными НКВД СССР на местах по строительству аэродромов. К 15 июня 1941 г. началась реальная деятельность. Работы велись силами заключенных, приговоренных к исправительно-трудовым работам без содержания под стражей, строительных батальонов, военнопленных и колхозников, мобилизованных местными организациями. На 15 июня 1941 г. из 254 аэродромов на всей территории СССР строительство 156 обслуживали заключенные, 11 военнопленные (видимо, польские, финские, японские и пр.).