Сага о Булаях - До второго потопа

Дмитрий Дивеевский

До второго потопа

На памяти о подвигах прошлого стоит дерзость подвигов будущего

автор

Предисловие

Чем дальше от нас уходит время Великого Подвига советского народа во Второй Мировой войне, тем больше этот подвиг начинает обрастать небылицами и ложью. За рубежом и в России появляются многочисленные желающие извратить саму суть той мировой коллизии, в которой столкнулись две духовные цивилизации – мировые силы Тьмы, породившие Гитлера, и мировые силы Света во главе с нашей многострадальной страной, вставшие на пути этого чудовища.

Те, кто пытается изолгать роль Советского Союза в этой схватке, вольно или невольно встают на сторону сил Тьмы. Это говорит о том, что схватка не закончена, она просто приобретает новые формы и в нее включаются новые поколения наших современников.

Этой теме и посвящена книга. В ней предпринята попытка заглянуть за внешнюю суть событий прошедшей войны и событий дня сегодняшнего, понять внутренний мир больших и маленьких участников истории, осмыслить главные моменты той духовной брани, которая по сей день идет на Земле.

Роман не охватывает всех основных этапов войны, но описания тех битв, в которых участвуют главные герои, даны на основе имеющихся исторических документов.

Кроме того, в книге приведена внутренняя речь главных фигур того периода – Сталина, Гитлера, Рузвельта, Черчилля. В размышлениях этих персонажей также нет ничего фантазийного. Все они базируются на их реальных биографиях, поступках, высказываниях и переписке. Относительно Гитлера в книге приводятся отталкивающие факты его интимной жизни, мало известные широкой публике, хотя о них хорошо знают профессиональные германисты. В романе это сделано совсем не для того, чтобы потрафить вкусам людей с низкой моралью, а для того, чтобы показать, что силы Тьмы уродуют человека в первую очередь с этой стороны.

Роман «До второго потопа» является продолжением и завершением саги о Булаях, и если у Вас возникнут вопросы к прошлому героев, то ответы на них находятся в предыдущих томах.

Желаю Вам интересного чтения.

Часть первая

1

Вершины гор Алатау покрыты ярким, иссиня-белым снегом, источающим холод и чистоту. Сами горы имеют коричнево-голубоватый лунный оттенок. Между ними тесной толпой движутся волокнистые облака с серыми спинами, в ущельях сверкают слепящими бликами речки, а ввысь уходит вся цветовая гамма солнечного света – россыпи янтарей и лазуритов, смарагдов и рубинов, аквамаринов и аметистов небесных кладовых. Дух Созидания постоянно трудится здесь, в Алатау. Он размешивает ледяные горные ветры с густыми туманами, закручивает их в гигантские косматые карусели и отправляет путешествовать над землей. Он веселится, глядя на их столкновения, и добавляет в воздушные катаклизмы то стрелы солнечных лучей, то высверки молний, то перекаты грома. Потом, когда они осыпаются дождями на холмы и долины, он любуется сменой небесных красок и пространство наполняется его мыслью: ЭТО ХОРОШО.

Не бывая здесь, невозможно освободиться от угара цивилизации, отравляющего всю совокупную работу души и сознания. Когда его ядовитые миазмы переполняют легкие и начинается удушье, необходимо лететь сюда. Здесь, на горе Аюг есть «ласточкино гнездо» – пещерка, в которой можно вылечиться от болей и немочей, полученных среди людей. Попасть в это гнездо нелегко. Альпинист не сможет подняться в него, потому что оно находится на отрицательном укосе высотою больше километра. Вертолетчик не сядет рядом, потому что выступ перед пещеркой уместит разве что двух человек, но не винтокрылую машину. Сама пещерка очень мала – едва можно лечь, вытянув ноги. Но если на входе повесить брезентовый полог со слюдяным оконцем, а на пол бросить тонкий матрац, то она превращается в уютное жилище. Что еще нужно душе, захотевшей очищения? Над входом постоянно висит снежный козырек, сочащийся каплями воды. Из нее можно вскипятить чай на спиртовке и выпить его с сухарями. Вот и все.

В первую ночь начинается ломка от расставания с миром людей. Темные дурные сны приносят бредовую дрожь, они разрывают ту внутреннюю цельность, которая еще вчера служила обороне личности. Куски цельности выпадают из нутра, освобождая его от своей тяжести. От этого больно и тошно, зато утреннее пробуждение приносит состояние нового бытия. Сознание выплывает из тьмы в освещенную солнцем пещерку и тело не может пошевелиться от благодатной, томной усталости. Даже пальцем пошевелить не хочется, до того блаженно это состояние.

Но потом приходит страх: если я попал сюда, в одиночество между небом и землей, значит, ко мне может явиться ОН – мой Создатель. А я, кто такой я? Как я смогу взглянуть ему в его глаза? Ведь Он создал меня по своему образу и подобию, но я был настолько ничтожен, настолько слаб, что не последовал за Ним ни в чем. Я не исполнил ни одной его заповеди, даже заповеди «не убий». Мои женщины убивали моих детей в своем чреве, значит и эту заповедь я не исполнил. Я был грешен в воровстве, да, случалось такое. Я возжелал жен близких своих и овладевал ими, забыв не только про заповеди, но и про совесть, Я наговаривал клевету на своих друзей и делал многое другое, что должно лишить меня звания христианина и повергнуть в беспощадное наказание. Раньше казалось, что такой момент далек и сомнителен, а здесь, на чистой высоте гор, в приближении Его, весь ужас содеянного встает перед глазами в гигантский рост и страх сковывает все существо.

Но потом появляется другая мысль: если Он позволил мне попасть сюда, а это позволительно не каждому, то значит, у меня есть надежда на прощение? Что я должен сделать, чтобы заслужить искупление грехов? Начать благопристойную жизнь? Это всегда хорошо, но едва ли искупит содеянное. Может быть, надо, наконец, сосредоточиться и самому себе ответить на вопрос, что за явления прошлого посещают мой разум, для чего они роятся в голове, словно не прошеные пришельцы, желающие что-то добавить в огонек моего сознания. Может быть, эта пещерка для того и предназначается, чтобы в ней состоялось просветление духа и окружающий мир выстроился в понятный ход событий, обернулся той правдой, которую в схватке цивилизаций исказили до неузнаваемости в угоду временным победителям?

Тело сковывает страх, когда сидишь на выступе у пещерки, крепко схватившись за скалу чтобы не упасть с безумной высоты. Но, несмотря на страх, полет уже овладевает тобою, и ты паришь, озирая времена и события. Ты знаешь, что сейчас в тебе происходит работа, которую ты так давно ждал. Через тебя невидимым потоком проходят время и пространство, а нераздельность бытия и бесконечность Создателя требуют от тебя только одного – предельного и честного напряжения сил. Ты начинаешь искупать вину неправды своей жизни бесповоротным мужеством правды.

2

Предчувствие Готфрида Золля

Летом тысяча девятьсот сорокового года по напуганной войною Европе стал распространяться странный слух, сильно возбуждавший ее обитателей. Люди болтали, будто если долго смотреть в ночное небо, то можно различить в нем какую-то необычную штуковину. Никто не мог толком объяснить, как эта штуковина выглядит, но многие утверждали, что она все-таки есть. Поэтому в безоблачные ночи на улицы высыпало множество зевак, которые подолгу рассматривали усыпанный звездами небосклон.

Старый астролог Готфрид Золль тоже не избежал искушения. Он поверил слухам и стал часами просиживать на балконе своего домика в Оберамагау, пытаясь уловить через подзорную трубу очертания неизвестного тела. Но звезды едва заметно продвигались по предначертанному пути, как делали это уже многие тысячи лет, да время от времени тьму оживляли полоски метеоритов. Все как всегда, как повелось с незапамятных времен. Неделя проходила за неделей. Золль потерял уже всякую надежду и решил было прекратить свои бдения, как однажды увидел Это. Или, может быть, ему показалось, что он увидел. В любом случае, его зрение уловило высоко под светилами какую-то гигантскую лохматую тень. Тень, похоже, медленно ворочалась и даже иногда ссыпала со своих лохм мелкие искры. Чем дальше старик наблюдал за тенью, тем сильнее ныло его сердце от предчувствия беды. Она была живой, эта тень, она не просто висела над Европой. Нет, она наблюдала эту территорию. Больше того, от тени исходила какая-то необъяснимая сила, которая сказывалась и на раскладах Золля. Астрологические прогнозы старика больше не угадывали грядущих событий. Тень словно улавливала привычные соотношения светил, перекручивала их по своему и готовила какой-то неведомый поворот истории. Золль был известен своими удивительно точными предсказаниями по звездам. Слава его так широко распространилась по Германии, что к нему наведывались не только простые смертные, но и сильные мира сего. Даже сам Генрих Гиммлер бывал у гадальщика. Генрих был известен своей склонностью к мистике и не удивительно, что он хотел с помощью звездочета заглянуть в будущее.

Астролог прожил долгую жизнь и знал, что нет ничего обманчивей, чем попытки предметного объяснения происходящего. Предметный образ – всего лишь скорлупа сути, а внутри этой сути всегда таится взаимодействие тайных сил. Сил темных и сил светлых. Вот и сейчас нельзя было объяснить только предметным способом положение в Европе, над которой стали путаться звездные связи. Сегодня, в середине сорокового года, она была совсем не похожа на Европу прежних лет. В ней сбилось и затихало самое главное – ее симфония жизни. Все изменилось на жизнерадостном континенте. Маленькие насекомые в виде свастики облепили города и села, пуская в них яд упадка и безысходности. Будто покосились гордые силуэты католических храмов Вечного Города, праздничная Триумфальная арка Парижа поникла своим венцом как опороченная девственница, а ветряки на голландских дюнах махали крыльями не потому, что хотели молоть зерно, а потому что их насильно крутил чужой ветер, доносивший звуки немецких маршей. Бодрые крики животных и пастухов не приветствовали пробуждение селений, исчезли беззаботные гуляки на улицах метрополий, смолкли страстные повизгивания скрипок в еврейских кварталах. Белозубые улыбки женщин исчезли из калейдоскопа уличных картин. Европа испытывала ощущение духовной немощи и только в центре ее бил вулканический источник другого, чуждого ей духа, который потоками расплескивался в разные стороны по ухоженным равнинам, преодолевал горные хребты и скатывался в воды окружающих континент морей. Народы цепенели в ужасе перед этими потоками, но не один из них не мог остановить силу, название которой – немецкий дух.

Готфрид Золль видел, как распространяется парализующее действие немецкой воли в этом привычном мире и хотел понять, почему это происходит. Он склонялся над своими картами и надолго задумывался. Двадцать один год Германия билась в цепях поражения Первой Мировой войны. Двадцать один год немцы копили в себе ту невидимую силу, которая иногда покидает нацию, а иногда по неведомым причинам начинает наполнять ее новой исторической дерзостью. Верно ли искать причины возвращения этой силы лишь в жажде мести, в стремлении освободиться от позора унижений и голода? Да, было бессилие и голод целой нации, но ведь это лишь видимое объяснение происходящего. А невидимое заключалось в том, что все в душе немца перевернулось и перепуталось. Он, верующий католик и протестант, истовый христианин, потерпел поражение, и решил, что оказался брошенным Богом. Тогда он отвернулся от своего тысячелетнего христианства и стал искать себе другого кумира. И тут же какие-то невидимые силы подсунули немцу нового Бога – вот он, Адольф Гитлер.

Старый прихожанин церкви святого Августина, Готфрид нисколько не сомневался в том, что за фюрером прячутся бесы.

Но ему казалось, что были и другие силы, пестовавшие Гитлера. Золль напрягал свою волю в стремлении проникнуть в суть вещей и к нему приходили отрывочные видения об особой роли англосаксов в биографии фюрера. Он узнал, что первые деньги нацисты получили в швейцарских банках именно от неизвестных американцев, а потом англичан, и дальше весь их путь к власти свершался с этой тайной помощью.

А теперь явилась эта тень в ночном небе, враждебная всему прежнему, христолюбивому укладу жизни. Астролог содрогался от тайного ужаса – неужели там, в высоте появился Черный ангел смерти, готовящийся начать свою страшную жатву? Неужели немецкая душа станет его земным исполнителем? Неужели она? Ведь она уже неузнаваемо изменилась. Сегодня немец стал несгибаемым и непреклонным. Этот немец пропахал гусеницами своих танков большую часть континента. Масса вчерашних простых бюргеров сплотилась в могучую силу от ощущения себя расой господ, а каждый «маленький Шмидт» раздулся до размеров мускулистого мифического ария, не знающего страха и сомнений. «Господи, почему мы, немцы? – спрашивал в темном безмолвии старый Готфрид – ведь мы не лучше и не хуже других народов. Почему именно нас берет в свои руки Черный ангел, почему мы будем карой всем остальным за предательство Изначалия?»

Он приходил в свою маленькую спаленку, надевал ночную рубашку и колпак, ложился на спину и смотрел, как в свете луны по стене медленно движется тень от шпиля соседней кирхи. К часу ночи тень добиралась до угла комнаты и ломалась там, превращаясь в косой крест. Готфрид засыпал и видел нехорошие, недобрые сны. В ту военную пору мало кто в Германии мог видеть добрые сны.

3

Уинстон Черчилль. Июнь 1940 года

Бесноватый Адольф называет меня алкоголиком. За это я ненавижу его больше, чем за весь его национал-социализм. Да, я на самом деле дружу со спиртным, но виски никогда не доставляло мне хлопот. Три-четыре стакана в день для меня нормальное дело. Еще молодым лейтенантом в Индии, я вливал внутрь две пинты этого питья за ночь, а утром был готов скакать вместе со своим полком в атаку на пуштунов и палить из револьвера. У меня превосходное здоровье и никто не убедит меня в том, что виски приносит вред. Спиваются только слабаки и вырожденцы, а я не сопьюсь. Я работаю по ночам и еще ни одна ночь не проходила без виски или коньяка, но каждое утро Британия узнает, что ночь прошла недаром.

Вот и сейчас за окном ночь, а я сижу в одиночестве в своем кабинете, пью виски, сосу сигару и решаю вопрос, от которого многое зависит в этом мире.

Прав был маршал Фош, когда сказал, что Версальский мирный договор – это не договор, а перемирие на двадцать лет. Как в воду глядел битый-перебитый вояка. Уж кто-кто, а этот лягушатник знал немцев. Все случилось, как он нагадал. Боши обманули победителей и втихомолку создали силу, способную в нужный момент превратиться в железный кулак. А ведь Версальский договор запрещал им иметь армию, военную авиацию и военный флот. Но старый Ганс фон Сект сумел обвести нас вокруг пальца. Он переодел тысячи окопных офицеров в штатскую форму и пристроил их в гражданские министерства. Этот лис сохранил не какую-то жалкую кучку специалистов, а весь офицерский корпус, закаленный в боях Первой мировой! А новое поколение вояк он обучал в гражданских аэроклубах и на гражданских кораблях. Казалось бы, это совсем не военное дело, но, долго ли пересадить спортсмена-пилотажника на истребитель, а штурмана теплохода на эсминец? Сект не просто готовил будущих солдат, он вселял в них веру в грядущий реванш. Не зря французы так боятся немцев. Даже после Версальского мира они продолжали их бояться. Этому есть все основания. Немецкая мощь была и будет главной угрозой для Франции.

А что она для меня, Уинстона Черчилля? Нет, я не боюсь немцев. Напротив, временами питаю к ним симпатию. Конечно, не к Гитлеру и нацистам. Этот негодяй, и его партия будут вызывать у меня омерзение до последнего дня жизни. Да и сами немцы оказались слишком податливыми на безумную брехню фюрера. Они влюблены в Адольфа так же, как русские влюблены в Сталина. Вот кого я ненавижу всей душой – это большевиков. Будь моя воля, я бы распорядился выкопать Карла Маркса из его могилы на лондонском кладбище и отправить в Москву, чтобы не осквернял собою британскую землю. Нет ничего отвратительнее, чем идея коллективизма, которую он придумал и которую так рьяно взялись осуществлять большевики. Но надо признать, в ней есть притягательность. Стадо любит вождей, которые ведут его к корму. Мне тоже знакомо искусство увлечения масс, но я редко пользуюсь им. Я – подданный Британской империи, в которой политика долго была привилегией избранных. Это сейчас, когда на передний план выбились массовые партии, уличные крикуны стали в почете. Теперь каждый сумасшедший норовит забраться на бочку и прокукарекать какую-нибудь чушь. Но это не для меня, потому что настоящие дела всегда делались, и будут делаться в тиши кабинетов. Может быть, поэтому британская политика стала такой дальновидной, ведь она никогда не шла навстречу требованиям уличных горлопанов. Она всегда выше этого. Именно поэтому политик Уинстон Черчилль чувствует себя выше диктаторов Гитлера и Сталина, этих продуктов уличных революций, впитавших в себя низменные инстинкты дерущихся за кость псов. Он никогда не будет воспринимать их как ровню себе. Они для него – цирковые хищники, которых он заставит делать то, что угодно Британской Империи. Гитлеру уже брошены два жирных куска – Чехословакия и Польша. Он жрал их и урчал, искоса поглядывая на красную Россию. Я всегда понимал, что для Адольфа она самый желанный кусок. Но Адольф побаивался Сталина, и немало сил пришлось приложить, чтобы он решился оскалить зубы на Советы. Но все-таки это удалось. Сегодня его генштаб уже верстает план подготовки войны, его генералы уже изучают районы будущих боевых действий и проводят дезинформацию Москвы. Да, Сталин переиграл нас, когда подписал с Гитлером соглашение о ненападении. Но это был временный выигрыш. Он оттянул начало войны не больше, чем на год. Зато теперь Адольф получил бонус. Сталин переносит укрепления на новые границы. Старых укреплений уже нет, а новых укреплений еще нет. Войска в состоянии передислокации. Очень удобный момент для нападения. Недолго осталось ждать, когда Адольф бросится на Восток. Это будет новая глава истории! С помощью Гитлера большевиков можно обессилить до предела, а затем прибрать к рукам богатейшие месторождения Каспия и Кавказа. Да, мечта наших дедов и отцов – Кавказ. Здесь, в этом районе мира спрятаны источники жизненно важной энергии и пересекаются стратегические пути. Когда-то Британия рвалась сюда через Персию и Крым, но не получилось. Мой дед, герцог Мальборо сложил голову в Крыму от казацкой шашки. Теперь мы продолжим поход наших дедов и отцов, и на этот раз Гитлер расчистит для нас дорогу.

Но это завтрашний день, а сегодня нужно решать вопросы сегодняшнего дня.

Только неделя прошла с того времени, как я избран премьером, а в тиши моего кабинета должно быть принято важнейшее решение. Французы подписали капитуляцию в Компьене. Последствия капитуляции могут оказаться для Англии ужасными.

В нескольких районах мира рассредоточен современный и могучий французский флот. Немцы пока не предъявили на него никаких претензий, но кто знает, как они поведут себя потом? Если французские линкоры окажутся в распоряжении фашистов, то дела его Величества британского флота будут выглядеть очень неважно. Морская блокада Британских островов со всеми вытекающими последствиями станет реальностью, а последующая война на воде и под водой будет нами проиграна. Такова суровая правда жизни. Необходимо принимать решение и вся тяжесть этого решения ляжет на меня, Уинстона Черчилля, потому что другие члены кабинета не найдут в себе мужества поднять руку на своих союзников. Ведь французы все еще считаются союзниками. Да, лягушатники поднимут крик на весь мир – Черчилль предал их в самый тяжелый час. Эти французы ничего толком не умеют – ни достойно сражаться, ни достойно принимать удары судьбы. За ту бездарную войну, которую они проиграли немцам в две недели, они другого отношения не заслуживают. Пусть кричат сколько угодно, но принцип есть принцип: у Британии нет вечных союзников, а есть вечные интересы.

Адмиралтейство уже разрабатывает операцию «Катапульта», которая будет приведена в действие, если французы не пойдут на условия Лондона. А условия простые: перегнать корабли в контролируемые нами или американцами порты или затопить их. Если такого не случится, то британский флот получит приказ уничтожить французов. Нельзя верить их обещаниям.

* * *

Секретно

Тов. Сталину

Разведывательное донесение НКВД

По полученным разведывательным данным, 3 июля с.г. британский ВМФ провел внезапную операцию по захвату кораблей французского флота. 2 французских линкора, 4 крейсера, 8 эсминцев, 12 подводных лодок, около 200 тральщиков и охотников за подводными лодками были внезапно захвачены англичанами на рейдах в английских портах Портсмут, Плимут и Девенпорт. Их экипажи высажены на берег и интернированы.

В тот же день английская эскадра под командованием адмирала Соммервилля напала на часть французского флота, стоявшего на рейде в алжирском порту Мерс-эль – Кабир. Французам был предъявлен ультиматум о затоплении кораблей или уходе в американские или английские порты. После того, как командующий группировкой адмирал Жансуль отказался выполнить ультиматум, англичане открыли по союзникам огонь на уничтожение. Ими потоплен один линкор, два линкора серьезно повреждены. Наиболее современный линкор «Страсбур» сумел вырваться из гавани Мерс-эль-Кабира и в сопровождении еще четырех судов прибыл в Тулон.

6 июня на рейде в Дакаре был атакован и поврежден линкор «Ришелье».

Всего по результатам акции погибло 1300 французских моряков.

В британском адмиралтействе считают, что сокращение численности французского линейного флота с 9 до 2 кораблей уменьшает шансы Германии нарастить свои группировки для войны против Англии на океанских путях.

Следует отметить, что акция реализована в условиях действующего англо-французского договора о совместной обороне, что повлекло к одностороннему разрыву отношений со стороны Франции. Это не может не повлечь нарастания антибританских настроений среди французского населения.

Вместе с тем, по имеющимся данным, правительство маршала Петена намерено придерживаться обязательств нейтралитета и не отдавать немцам своих военно-морских сил. На случай принуждения со стороны Гитлера французы настроены на его затопление.

4 июля 1940 года

Резолюция Сталина: «Надо хорошо запомнить, какой Черчилль союзник».

Тов. Сталину (лично)

Информация НКВД

По полученным сведениям, фактическое поражение германского люфтваффе в первых битвах за воздушное пространство над Великобританией оказалось неожиданным для гитлеровского командования. Начиная сражения, люфтваффе имело более чем четырехкратное превосходство в истребителях и десятикратное превосходство в бомбардировочной авиации над английскими военно-воздушными силами. Однако ожесточенное и результативное сопротивление англичан в корне изменило ситуацию.

Расчеты на то, что истребительная авиация англичан будет уничтожена в первых же боях, а промышленные центры Великобритании разрушены до зимы 1940–1941 гг. не оправдались. Англичане смогли выдержать первый напор за счет выучки и высокой боевой мотивации летчиков – истребителей, которые сражаясь в меньшинстве, сумели рассеивать немецкие армады и снижать результативность их бомбардировок. Большую роль при этом сыграли чешские и польские пилоты-добровольцы.

Кроме этого английская зенитная артиллерия и густая сеть аэростатов воздушного заграждения стали серьезным препятствием для германских бомбардировщиков.

В конце 1940 года немцам удалось частично разрушить лишь военные заводы Ковентри и восточной части Лондона, что не имело решающего значения.

Следует отметить немаловажное обстоятельство: люфтваффе развивает опыт войны в Испании и производит массовые бомбежки жилых кварталов с целью запугать гражданское население Великобритании, посеять панику и хаос. Имеются многочисленные жертвы.

По полученным данным, британский генштаб изучает тактику немцев и готовится взять этот новый способ ведения войны на вооружение.

В настоящее время англичане полным ходом налаживают массовое производство истребителей «Спитфайер», не уступающих «Мессершмидтам-109», а по некоторым показателям имеющих над ними преимущество. При такой постановке дела к весне-лету 1941 года их истребительная авиация выйдет на численный уровень задействованной против них немецкой авиации или превзойдет его. Одновременно идет массовое производство дальних бомбардировщиков «Ланкастер», несущих 10 т. боевой нагрузки. Таким образом, постепенно положение выравнивается в пользу англичан и нельзя исключать, что в дальнейшем уже их ВВС приступит к массированным бомбежкам Германии.

Вышеуказанные факты свидетельствуют о том, что гитлеровскому командованию придется уделять большое внимание воздушной войне на Западе и выделение нужного количества авиационной техники на восточном направлении потребует не менее 1–2 лет дополнительной работы.

20 ноября 1940 года

Резолюция Сталина: тов. Тимошенко, это следует учесть.

4

Монголия. Февраль 1941 г

Слабый ночной ветерок проникает под одежду и хватает за ребра ледяными пальцами. Мороз в сорок градусов делает воздух прозрачным как хрусталь. Таким прозрачным, что кажется, видны приливы этого леденящего ветерка, едва качающего присыпанный снегом ковыль. Зима сегодня малоснежна и отсутствие смягчающих воздух снежных увалов делает холод еще невыносимее. Севка Булай стоит на часах у командирской палатки артиллерийского полка на конной тяге, который разместился в монгольской степи с момента боев на Халхинголе. Ноги его обуты в валенки, на шинель надет овчинный полушубок, но и этого мало. Тело пробирает дрожь. Мерзнет он еще и от того, что в части кормят очень скудно, а при недоедании мороз – первый враг. Сейчас придет развод. Меняют часто – через полчаса. Раньше меняли через час, но после того, как неделю назад на посту замерз красноармеец, стали менять через полчаса.

Ночь навевает свои ночные мысли. Парень вспоминает родной дом, теплую печку, на которой так сладко спится, сытный горячий хлеб на столе и ласковые материнские руки. На ум приходят прощальные слова отца: «Блюди себя, всегда оставайся сам собой». Да, батя у него особенный. Чего только в жизни не испытал, а человеком остался. За положением не гнался, делал свое земное дело и все его за это уважают. И сейчас шлет ему хорошие письма, подбадривает. Севка любит читать весточки из дома, перечитывает их по многу раз. Он уже скоро полгода как в армии, привык к суровой военной жизни, но воспоминания о доме вызывают теплую волну тоски. Хочется на родину, в привычную и уверенную жизнь. Правда, в армии он тоже нашел свое место. Имея образование агронома, получил должность наводчика 75 миллиметрового орудия и сумел стать отличником боевой подготовки. На последних стрельбах с третьего выстрела поразил учебный дот, что было делом не частым. Артиллеристу-наводчику требовалось «пятое чувство» и, похоже, оно у него было. Булай заслужил благодарность командира батареи. Лейтенант спросил его, как он посмотрит на то, чтобы пойти учиться на офицера-артиллериста. Севка воспринял вопрос как поощрение и сразу дал согласие. Скоро его ждет направление в Томское артиллерийское училище, из которого он выйдет офицером. Жизнь улыбалась ему. Лишь одно было плохо – потеря Насти. С момента их последней встречи прошел год. За этот год многое в его душе изменилось. Суровый армейский быт сделал из Севки взрослого человека. Он стал по иному понимать цену своих поступков, и теперь непростительная глупость измены Насте поселилась в его душе ноющим раскаянием. Севка хотел исправить содеянное, но понимал, как нелегко будет добиться прощения девушки. Хотя надежд на возвращение Насти не оставлял. Вот и сейчас, стоя на часах под звездным монгольским небом, он представлял, как чудесным образом встретит ее в Окоянове во время побывки, и их любовь начнется заново.

Правда, маленький голосок, где-то на окраине мыслей говорил, что встрече их долго не бывать. На еженедельных политзанятиях политрук Гусятников вел разговоры о необходимости готовиться к войне. И хотя фашистская Германия никогда не называлась прямо, всем бойцам было понятно, о чем идет речь. Германия уже захватила почти всю Европу, и не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться, куда она повернет дальше. При мыслях о войне душа Севки наполнялась радостной тревогой. Он нисколько не сомневался, что Красная Армия разгромит Гитлера, но опасался не попасть на фронт до победы. Не он один, и его товарищи по батарее имели такие же настроения. Да и трудно было сомневаться. Три месяца назад их полк участвовал в больших учениях, на которые стянули две дивизии. В один из моментов мимо окопавшейся севкиной батареи промчались в атаку сначала танки, а затем кавалерия. Этот вал техники, коней и людей был настолько неудержим, что парню самому захотелось выскочить из окопа и мчаться с винтовкой на перевес вслед за наступающими. А потом, когда полку приказали сменить позицию, он шел по раскисшей степной дороге, в перемешавшейся колонне людей и пушек и ощущение какого-то совместного движения единого организма не оставляло его. В этом движении массы людей, идущих к единой цели, было что-то простое и одновременно высокое. Это было ощущение армии.

Севке скоро стукнет двадцать лет и он не жалеет о том, как складывается его судьба. Жизнь его напоминала жизнь колоска на пшеничном поле, такая же понятная и полезная для всех. Лишь боль от потери Насти покалывала молодую душу.

Булай углубился в себя, постукивая ногу об ногу, а черное монгольское небо, бездонное и холодное, смотрело на него сверху, не замечая его маленьких мыслей и надежд.

5

Виктор Уваров. 1941

События закрутились с неимоверной скоростью, не давая времени остановиться и осмыслить их. Лишь иногда в голове Виктора мелькала мысль о том, что он упал в бурный поток, который несет его, грозя каждую минуту разбить о скалы.

Хотя поначалу ничто не свидетельствовало о надвигающемся урагане. Началось с того, что его рапорт о переводе из Потьминского лагеря в оперативное подразделение НКВД, пролежав без движения год, неожиданно был рассмотрен и в июне 1941 года он получил назначение в Гродно, где расширялось недавно образованное областное управление.