Военная авиация XX века - Прерванный полет «Эдельвейса». Люфтваффе в наступлении на Кавказ. 1942 г.

Важную роль в этой задаче играла воздушная разведка. Манштейн попросил проводить подробную аэрофотосъемку вражеских укреплений, мобилизационных пунктов, складов и транспортных маршрутов по территории Крыма, а также морских путей, аэродромов и дорог на Северном Кавказе.

Основную работу в этом направлении по-прежнему выполняла 4-я эскадрилья Aufkl.Gr. 122. К примеру, 25 марта Ju-88D сфотографировали порты Керчи, Севастополя, Камыш-Буруна и Таманской, шоссе вдоль побережья Кавказа от Новороссийска до Туапсе, а также советские аэродромы и железнодорожные станции на северо-западном Кавказе (Крымская, Краснодар и Кропоткин).

Дальние разведывательные вылеты над Черным морем также выполняла 2-я эскадрилья группы дальней разведки при главнокомандующем люфтваффе (2./Aufkl.Gr.Ob.d.L.). Подразделение под командованием гауптмана Клауса Притцеля базировалось в Николаеве и занималось стратегической разведкой. В феврале – апреле основной задачей эскадрильи был контроль за передвижениями и местами базирования советского Черноморского флота. Объектами аэрофотосъемки были порты Новороссийска, Туапсе, Сухуми, Поти и Батуми. «Последний порт Батум был всего в 20 км от турецкого побережья, – вспоминал бортрадист Макс Лагода. – Он имел для нас особое стратегическое значение до конца года, потому что он находился рядом с Турцией. В случае чего мы могли уйти туда и интернироваться. Никто не хотел оказаться в русском плену, скорее мы были готовы приземлиться в Турции. Эта тема часто обсуждалась товарищами из летного персонала после боевых вылетов».

Маршруты полетов проходили от Новороссийска вниз вдоль побережья до Батуми. Порты имели довольно сильную противовоздушную оборону, поэтому из каждого из них по разведчикам велся сильный зенитный огонь. Высота полетов составляла не менее 8 километров. Главную опасность для самолетов представляли истребители, однако не стоило забывать и о зенитках. «Зачастую мы проходили над городом или портом на высоте 8000 метров, не сосредоточившись на зенитках, а лишь осматривали небо в поиске истребителей. В то же время внезапно раздавалась серия разрывов тяжелых зенитных снарядов в непосредственной близости от машины, – рассказывал Лагода. – Каждый большой город с военно-морской базой имел соответствующие аэродромы, по крайней мере, простые полевые аэродромы. Это были временные площадки, где истребители могли взлетать прямо с земли и в любое время. Пролетать над Сухуми, Поти и Батуми зачастую было очень неприятно. Стоящие там корабли стреляли по нас шквальным огнем. Если он был достаточно опасным, мы летели в западном направлении в сторону моря. Затем через 10 минут ложились на прежний курс»[18].

Дойдя до турецкой границы, «Юнкерсы» поворачивали на северо-запад и над морем летели обратно в Николаев.

Еще 14 марта, выполняя соответствующее поручение фюрера о срыве снабжения Севастополя, в Николаев прибыл командир I./KG30 «Адлер» оберлейтенант Вернер Баумбах.

Его фамилия точно соответствовала его роду деятельности. Один из самых известных пилотов бомбардировочной авиации, он еще два года назад, во время Норвежской кампании, заслужил славу специалиста по атаке морских целей. Тогда Баумбаху и его коллегам удалось серьезно повредить британский тяжелый крейсер «Саффолк», эсминец «Киплинг», затем французский крейсер «Эмиль Берти». Он лично всадил бомбу в линкор «Худ» – флагман королевского флота. Затем была битва за Англию, минирование Темзы, налеты на Лондон. А с января по июнь 1941 года Баумбах отправил на дно корабли общим тоннажем 200 000 брт, за что 14 июля был награжден дубовыми листьями к Рыцарскому кресту. Именно после этого он возглавил вооруженную пикирующими бомбардировщиками Ju-88A I./KG30, которая в основном специализировалась на атаках морских целей, а с лета 1941 года начала бомбардировки Мурманска и советских кораблей в Баренцевом море. «Там, где были корабли, там отныне был и «светлый великан», – говорил один из товарищей Баумбаха.

В Крым он прибыл по личному приказу начальника Генерального штаба люфтваффе генерал-оберста Ешоннека. Тот напутствовал Баумбаха: мол, фюрер лично приказал прервать снабжение Севастополя по морю. Поскольку Баумбах сам летал на Ju-88A и был специалистом именно по атакам с пикирования, то наиболее подходящим подразделением для стажировки ему показалась III./KG51 гауптмана Эрнста фон Бибры, базировавшаяся в Николаеве.

До этого эскадра «Эдельвейс», на счету которой был крейсер «Червона Украина», потопленный в гавани Севастополя 12 ноября 1942 года, тем не менее не сильно преуспела в атаках транспортов. Экипаж оберлейтенанта Клауса Хёберлена, в течение зимы находившегося на излечении после ранения в ногу, долгое время летал на задания с другими пилотами, в том числе с командиром группы фон Биброй. Тот неоднократно атаковал различные суда, но не мог добиться даже близких попаданий. Однажды сброшенные с пикирования три 500-кг бомбы упали настолько далеко от цели, что удрученный Бибра всю обратную дорогу до аэродрома молчал, а после приземления устроил разнос летчикам: «Пошли вы все трое к дьяволу, я не понимаю, что происходит с вами!»[19]

Сам Хёберлен вернулся в III./KG51, в которой он служил адъютантом, как раз перед визитом Баумбаха. Его карьера была не столь впечатляющей, но вполне типичной для молодого поколения немцев, с энтузиазмом воспринявшего речи Гитлера и захваченного авиационной романтикой 1930-х годов. Хёберлен поступил в авиационную школу сразу после создания люфтваффе, а 1 апреля 1937 года в звании оберфенриха его зачислили в III./KG255. Как и все будущие пилоты бомбардировщиков, за время обучения и практики он успел полетать на 27 типах самолетов, от допотопных Do-XI, Не-45 и FW-44 до новейших Ju-87 и Не-111. Однако поучаствовать в боевых действиях ему было суждено только осенью 1940 года. До этого Хёберлен занимал различные штабные должности, а 7 октября 1940 года, после переучивания на пикирующий бомбардировщик Ju-88, стал адъютантом III./KG51.

После этого молодой пилот оказался в самой гуще событий. Налеты на Лондон, «выжигание» Ковентри, потом Югославия, Греция и, наконец, «Барбаросса». В течение лета – осени 1941 года «Юнкерсы» с эмблемой горного цветка поддерживали наступление группы армий «Юг», бомбили позиции советских войск, железные дороги, переправы через Днепр, Перекопский перешеек и, наконец, Севастополь. III./KG51 понесла довольно большие потери по сравнению с другими подразделениями, однако сбивали по большей части молодые, неопытные экипажи. Хёберлен же вплоть до своего ранения 26 ноября всегда выходил сухим из воды.

Вернувшийся в свое подразделение Хёберлен так описывал Баумбаха: «У нас несколько дней находился один из самых известных летчиков люфтваффе гауптман Вернер Баумбах, он прибыл в нашу группу, чтобы участвовать с нами в некоторых операциях против русских кораблей в портах на Кавказе. Он должен передать нам его большой опыт в бою против корабля… Он не только красивый и умный человек, но еще и разговорчивый, этим он просто очаровал меня. Он был отнюдь не властным, а, наоборот, очень располагающим к себе с самого начала».

15 марта Баумбах совершил первый вылет над Черным морем, чтобы ознакомиться с местными условиями. А 18 марта он участвовал в налете III./KG51 на Новороссийск. Из-за сильной противовоздушной обороны «Юнкерсы», которые несли бронебойные бомбы PC 1000, не смогли выполнить атаку с первого захода. По самолетам стреляли как зенитки, стоящие в порту и на кораблях, так и орудия, расположенные на склонах соседних гор. Тем не менее ведомые Баумбахом Ju-88 смогли сделать повторный заход, сбросить бомбы и избежать попаданий. Впрочем, попасть в корабли все равно не удалось, а бронебойными бомбами были разрушены школа и ДК железнодорожников.

21 марта тройка Ju-88 А, одним из которых управлял Баумбах, атаковала самую сложную цель – гавань Севастополя. Самолеты подошли к цели на малой высоте, почти над самой водой, вследствие чего им удалось избежать зенитного огня и атак истребителей. Прямым попаданием был потоплен транспорт «Георгий Димитров» водоизмещением 2482 тонны.

Самой удачной атакой стала операция «Нептун» – налет девяти Ju-88A на порт Туапсе днем 23 марта.

«Воздушная разведка показала, что в гавани находится флотилия подводных лодок, большой эсминец, несколько фрегатов и два торговых судна, – вспоминал Клаус Хёберлен. – Баумбах распределил различную загрузку машин, он сам хотел взять подлодки в качестве цели, подвесив три противокорабельные бомбы по 500 кг. Наш экипаж полетел справа, Хайнц Купце на левом фланге.

Баумбах вел нас курсом с запада на восток над морем на высоте 5000 метров, была хорошая погода и отличная видимость. В место назначения мы прибыли в обеденное время, поскольку предполагалось, что это было лучшее время для внезапного нападения. Однако, как оказалось, эта затея не очень удалась: перед нашим соединением разорвалось несколько снарядов тяжелой зенитной артиллерии. Баумбах и другие экипажи сделали несколько маневров в сторону после этого, а вскоре мы увидели цель. Портовые сооружения находились в конце узкого фьорда, настоящая морская крепость. Я сразу же обратил внимание на большое торговое судно. Поскольку во время подхода строй несколько нарушился, Баумбах оказался всего в нескольких метрах перед нами. Мы могли пострадать от взрывов наших бомб, если бы его машина сбросила их прямо перед нами. В то же время по нас стреляли зенитные орудия всех калибров.

Когда самолет пикировал, я видел мои цели точно в перекрестии прицела, сбросил бомбы, быстро убрал тормозные щитки и пошел по крутой траектории вверх. Я видел, что большинство экипажей также были точны. Несмотря на сильный зенитный огонь, все девять машин медленно ушли вверх и приземлились на Николаев-Зюд после почти четырех часов полета исключительно над открытым морем.

Эта атака была одной из самых успешных для группы из налетов на суда и порты. Баумбах потопил 4 подводные лодки и повредил несколько других. Два экипажа поразили эсминец, а мы записали на свой счет торговое судно. Наша разведка ранним вечером того же дня показала, что грузовое судно лежало на борту. Кроме того, были серьезно повреждены портовые сооружения»[20].

Согласно записям в летной книжке оберлейтенанта Хёберлена, «Юнкерсы» стартовали в 12.35, а сброс двух бомб SC500 и одной SC250 был произведен ровно в 15.00 с высоты 1000 метров. Посадка состоялась в 17.15.

Что интересно, расчет Баумбаха на «обеденное время» оказался верным. «Этот день вошел в историю Туапсе как «черный понедельник», – пишет туапсинский историк Сергей Феоктистов. – Как вспоминали старожилы, день был теплый, по-настоящему весенний, ярко светило солнце. Лучи его, отражаясь от спокойной поверхности моря, слепили глаза. После капитального ремонта, завершенного досрочно, в ковше Туапсинского судоремонтного завода готовился к проведению швартовых испытаний минный заградитель «Николай Островский». На корабле кроме команды находились бригады ремонтников и подростков из ремесленных училищ, заканчивающих отделочные работы. Начался обед. Люди высыпали из цехов СРЗ, заспешили в столовые или, устраиваясь прямо на открытом воздухе, развертывали пакеты с едой. Никто как-то не обратил внимания на появившиеся со стороны моря самолеты. Не был замечен и сигнал воздушной тревоги, поданный кораблями. А над заводом на изрядной высоте повисла большая группа самолетов, которые внезапно ринулись в пике. Свист бомб, стрельба зениток, рев выходящих из пике бомбардировщиков – все это в какие-то доли минуты обрушилось на мирно обедающих людей.

В воздух мгновенно взлетели обломки металлических конструкций и камни, смешанные с огнем и дымом. Рабочие бросились кто куда, у проходных образовались пробки. А самолеты, сделав новый заход, начали расстреливать людей из пушек и пулеметов…

От прямого попадания двух фугасных бомб «Николай Островский» буквально за минуты повалился на правый борт и затонул. Пожарные бросились сбивать пламя, охватившее деревообрабатывающий цех. В это время рядом взорвалась бомба. Сами пожарные получили тяжелые ранения. Объятая пламенем, сгорела только что подъехавшая вторая машина… Всю территорию словно вспахало тяжелым плугом: груды вывороченной земли, воронки, покосившиеся столбы с оборванными проводами.

Но самые страшные последствия налета – убитые, раненые, попавшие в завалы, засыпанные в щелях…»

Всего в результате налета погибло 119 человек, в том числе 27 работников судоремонтного завода, 19 моряков с «Николая Островского» и 73 мирных жителя. Еще 395 человек получили ранения и контузии!

Немцы несколько преувеличили свои достижения. В действительности помимо минного заградителя «Николай Островский» в Туапсе были потоплены гидрографическое судно ГС-13 и портовый катер «Вежилов». Подводные лодки С-33 и Д-5 получили тяжелые повреждения.

«Едва улетели самолеты, на помощь пострадавшим бросились санитары, врачи, аварийные команды противовоздушной обороны, – продолжает Сергей Феоктистов. – Группа водолазов немедленно спустилась под воду, пытаясь спасти оставшихся на «Николае Островском» людей, однако спасти удалось только трех человек. Спасательная шлюпка с теплохода «Грузия», стоящего на ремонте рядом с минным заградителем, подобрала с воды восемь раненых и обожженных моряков.

А врачи завода еще под бомбежкой начали оказывать помощь пострадавшим и не ушли со своего поста, пока не эвакуировали раненых в больницу. Все машины городской «скорой помощи» и других медицинских учреждений прибыли в порт…

В поликлиники и госпитали поступили 203 раненых. К одновременному приему такого количества пострадавших больницы города были явно не готовы. Врачи трудились не покладая рук, без сна и отдыха: обрабатывали раны, проводили операции, переливали кровь, накладывали шины, гипсовые повязки. К обслуживающему персоналу присоединилось и гражданское население, в основном женщины».

А немецкие летчики, в том числе Баумбах и Хёберлен, тем временем праздновали успешную атаку в казино, распивая красные крымские вина. Однако долго расслабляться им не дали. Командование, видимо, вдохновилось результатами налета и захотело еще потопленных кораблей. «В 22.00 Баумбаху позвонили по телефону, – вспоминал Хёберлен. – Я никогда не забуду тот разговор и грубые слова, которые я услышал. Из разговора мы могли слышать, что на следующий день получено задание снова атаковать порт Туапсе, на что Баумбах проревел в телефон: «Оберст, солдаты в барах не имеют ни малейшего представления о тактике. Мы не можем атаковать одну и ту же цель в то же время» – и бросил трубку. Расстроенный, он сказал нам, что мы должны совершить налет на следующий день в то же самое время».

Баумбах, конечно, мог позволить себе некоторые вольности в общении с начальством, но приказ есть приказ. Днем 24 марта Ju-88A из III./KG51 снова появились над Туапсе. На сей раз над Черным морем стояла облачная погода, и Вернер Баумбах придумал новую тактику. Сначала «Юнкерсы» летели на высоте 5000 метров, а на подходе к цели приглушили двигатели и в итоге, снизившись до 2000 метров, появились над портом. В результате силы ПВО снова были застигнуты врасплох! «Уже когда мы повернули к морю, начался мощный зенитный огонь, который тогда был несравненно сильнее, чем за день до этого», – делился впечатлениями Клаус Хёберлен.

Последствия налета, как и днем, ранее оказались тяжелыми. На территорию порта, судоремонтного завода № 201 и прилегающую к морю часть города упала 31 фугасная бомба. От взрывов и пожаров пострадали цеха судоремонтного завода, были разрушены Дворец культуры моряков, водная больница и пять жилых домов по улице Горького.

Из кораблей больше всех пострадала плавбаза подводных лодок «Нева» водоизмещением 3113 тонн. Одна из бомб пробила корпус выше ватерлинии и вышла за борт. Вторая попала в машинное отделение, пробила цистерну расходного топлива и там взорвалась. Погибли 16 членов экипажа и 13 подводников, включая двух командиров субмарин: капитана 3-го ранга И.Н. Киселева и капитан-лейтенанта Д.М. Денежко. Кроме того, был потоплен танкер «Ялта» водоизмещением 611 тонн. Однако главная цель налета – крейсер «Ворошилов» – не пострадала.

Потери гражданского населения на сей раз составили шесть человек погибшими и 85 ранеными.

Хотя и на сей раз все «Юнкерсы» благополучно вернулись на базу, злой Вернер Баумбах сопроводил доклад о налете массой грубых слов и эмоций. Он также пообещал, что после возвращения в штаб-квартиру люфтваффе будет жаловаться на самоуправство местного начальства лично Ешоннеку[21]. Ну а вскоре «светлый великан» отбыл из Крыма. Что же касается гауптмана Хёберлена, то его заслуги в налетах на Туапсе и прежние достижения были оценены командованием: 1 апреля он получил звание гауптмана, а позднее, в июне, был награжден Золотым знаком за боевые вылеты[22].

Тем временем уже 26 марта над Туапсе снова появились пикирующие бомбардировщики Ju-88 А. Только на сей раз из учебно-боевой авиагруппы III./LG1 гауптмана Карла-Фридриха Кнуста. До этого она базировалась на Средиземном море и получила большой опыт в атаках портов и кораблей. Прибыв в Евпаторию, «Юнкерсы» сразу же принялись за дело. В гавани Туапсе им удалось тяжело повредить крупный танкер «Советская нефть» водоизмещением 7886 тонн. Судно находилось в таком состоянии после попадания торпеды еще в октябре 1941 года. Повреждения получили также транспорт «Грузия» и портовый катер СП-44.

Через два дня группа атаковала Новороссийск и повредила там небольшой транспорт «Ахиллеон» и здесь же понесла первую потерю над Черным морем. Советскими истребителями был сбит Ju-88A командира 7-й эскадрильи LG1 гауптмана Теодора Хагена.

Конец марта вообще стал черной полосой для Черноморского флота. Помимо больших потерь от авиаударов по Туапсе, отличились торпедоносцы II./KG26. 23 марта ее экипажи заявили о потоплении одного судна водоизмещением 5000 тонн и двух по 2000 тонн. В реальности результаты были несколько скромнее.

В 19.40 в 40 милях южнее мыса Херсонес транспорт «Чапаев» водоизмещением 2700 тонн, шедший в охранении эсминца «Шаумян» и двух сторожевых катеров, был атакован одиночным Не-111. Судну удалось уклониться от первой торпеды, но вторая попала в корму. «Чапаев» затонул в течение 14 минут. Корабли охранения смогли спасти 173 человека, но 16 членов экипажа, 86 красноармейцев, 21 орудие, 6 автомашин, 276 лошадей и свыше 200 тонн грузов ушли в пучину…

28 марта в районе Новороссийска торпедами был сильно поврежден транспорт «Ворошилов» водоизмещением 3900 тонн, который выбросился на мель. А 2 апреля пять Не-111 из II./KG26 торпедировали танкер «Куйбышев» (4629 тонн), перевозивший на Керченский полуостров 2500 тонн бензина, 1000 тонн керосина и другие нефтепродукты. Судно не спасли ни сопровождавший эсминец «Незаможник», ни флотские истребители МиГ-3. Оно переломилось от взрыва и затонуло на мелководье. Причем пожар на торчавших из воды обломках продолжался потом целую неделю[23].

«За март авиация противника произвела 56 налетов на военно-морские базы с участием 245 самолетов, – сообщал с тревогой штаб Черноморского флота 2 апреля. – В результате чего были повреждены два танкера, один транспорт, плавучая база подводных лодок, две подводные лодки и плавучая батарея; потоплены минный заградитель, танкер, две баржи и два сторожевых катера, а также разрушено несколько цехов морского завода № 201; за этот же месяц было произведено 28 налетов на корабли в море с участием 31 бомбардировщика и 17 торпедоносцев, потопивших один и повредивших два транспорта.

Это означает, что скудный тоннаж, которым обладает Черноморский флот, непрерывно уменьшается. Из бывших в эксплуатации на 1 февраля 1942 г. сухогрузных транспортов общей грузоподъемностью в 43 200 т было потеряно шесть транспортов грузоподъемностью в 10 300 т и подлежало ремонту тоже шесть транспортов грузоподъемностью в 6200 т. На 1 апреля оставалось в эксплуатации 16 транспортов общей грузоподъемностью в 27 400 т».

7 и 8 апреля немцами были проведены два удачных налета на Новороссийск, в результате которых сгорела часть нефтебаз, а также 600 тонн сена, 190 тонн сухарей, 60 тонн томатов и сотни тонн иных грузов, предназначенных для доставки в осажденный Севастополь. Кроме того, было разрушено 150 метров железной дороги, а в порту потоплено два и повреждено одно транспортное судно.

По ночам торпедоносцы летали в районе Новороссийска, Керченского пролива и порта Камыш-Буруна. В первой декаде апреля они заявили о потоплении шести судов общим водоизмещением 22 000 тонн. Фактически же, кроме упомянутого выше «Куйбышева», все атаки оказались безрезультатными. Только 17-го числа II./KG26 удастся добиться нового успеха, отправив на дно санитарный транспорт «Сванетия» водоизмещением 5500 тонн. Вместе с ним погибли 753 человека, в том числе почти все раненые, которых везли из Севастополя в Новороссийск. Атака была выполнена в классическом для немецких торпедоносцев стиле: на судно одновременно справа и слева заходили девять Не-111, сбросивших множество торпед. Теплоход был взят в клещи и не мог уклониться, в результате чего получил сразу два попадания и затонул в течение 18 минут с дифферентом на нос. При этом сами торпедоносцы в течение марта – апреля не понесли никаких потерь, несмотря на то что все потопленные суда прикрывались эсминцами и сторожевыми катерами.

В начале апреля активность некоторых подразделений была парализована нелетной погодой, практически повсеместно захватившей весь южный сектор Восточного фронта. «Мы испытывали большие трудности из-за непостоянной погоды в последние зимние дни и в начале апреля, – вспоминал Ханс Райф. – На земле из-за таяния снега все заливало водой. Тяжелые, низкие облака, мокрый снег, туман и обледенение препятствовали проведению операций. На улицах города Кировоград были построены мостки над огромными потоками воды».

Полеты стали возможны только 10 апреля, когда аэродром в Кировограде чуть-чуть подсох, а погода несколько улучшилась. В тот день «Хейнкели» I./KG27 совершили налеты на порты Керчи и Камыш-Буруна. К этому времени через Керченский пролив было переправлено уже большое количество зенитных орудий, так что противовоздушная оборона этих объектов значительно усилилась. «Хотя мы летели высоко на 5000 метрах, тяжелый зенитный огонь был довольно точен, так что строй подразделения после близких разрывов распадается, – писал в своем рапорте Райф. – Встревоженные истребители преследовали нас около половины Азовского моря, затем отстали. Во всяком случае, мы вернулись без потерь»[24].

Война войной, а досуг по расписанию. Уже вечером Райф и его коллеги сидели в украинском театре, где смотрели, по его словам, сентиментальную комедию про то, как молодые украинцы освобождают из турецкого плена девушку. На немцев произвели большое впечатление цветные национальные костюмы и игра балалаечников, а также веселые танцы.

A Ju-88D «Т5+НК» оберлейтенанта Тишендорфа из 2-й эскадрильи Aufkl.Gr.Ob.d.L 10 апреля совершил сверхдальний вылет по маршруту Сочи – Сухуми – Поти – Батуми – Тбилиси – Баку – Махачкала – Грозный – Минеральный Воды – Пятигорск – Армавир. Внизу летчики могли отчетливо видеть вышки на нефтяных полях и большие хранилища черного золота. «Здесь находится огромное количество нефтебаз, – делился впечатлениями бортрадист Макс Лагода. – Огромное богатство, которое было необходимо отнять у русских. Это было одной из целей войны, объявленной Гитлером», – вспоминал потом Лагода[25].

С 12 по 18 апреля «Хейнкели» 3-й эскадрильи занимались вооруженной разведкой в районе восточнее Харькова и к северу от Шахт и наносили удары по железнодорожным линиям. Один из таких полетов стал последним для экипажа Не-111Н-6 «1G+IL». Бортрадист самолета фельдфебель Армии Гоерке попал в плен, остальные летчики погибли.

А 19 апреля Ханс Райф снова участвовал в налете на Камыш-Бурун. На сей раз маршрут полета проходил над горами Яйла, пролетев над которыми «Хейнкели» достигли Черного моря, а затем повернули на северо-восток. Над Керченским проливом самолеты появились с юга на высоте 4400 метров. «Далеко внизу белым серфингом извивается береговая линия, – писал в своем рапорте Райф. – Видимость была отличная, над целью и далее к востоку было безоблачное небо… Густые облака дыма поднимались в небо из района, который мы атаковали. Очевидно, это были последствия налета других подразделений. Теперь наша очередь. Боясь огня зенитных орудий, уже известных нам по предыдущим миссиям, мы внесли некоторые изменения в тактику, но последний отрезок захода на цель все равно нужно было идти по прямой, если мы хотим, чтобы наши бомбы падали там, где надо.

Эскадрилья дисциплинированно держалась на курсе, даже несмотря на сильный и точный зенитный огонь. Бомбы вряд ли легли кучно, потому что мы сильно удалились друг от друга, чтобы избежать массированного огня.

Внезапно сверху и между нами появились русские истребители, прежде чем мы могли бы снова собраться в закрытый оборонительный строй. Я мог видеть только три Як-16, один из которых был сбит Me-109 из нашего эскорта.

Хотя большинство машин уходили курсом на север над Азовским морем, мы решили искать спасение в плотном облачном слое на западе. И в самом деле, нам удалось быстро укрыться невредимыми под «белое одеяло». К сожалению, чуть севернее линии фронта, проходившей в то время на перешейке к северу от Феодосии, облака рассеялись».

Там Не-111 «1G+FL», в котором летел Райф, подстерегал сюрприз. По самолету, внезапно появившемуся из облаков на высоте 2 километра, открыла огонь немецкая зенитная артиллерия. Перед самолетом вспухли характерные черные облака разрывов 88-мм снарядов, а затем и белые облачка малокалиберных снарядов.

«Должны ли мы быть сбиты теперь, после того как с удовольствием избежали русской противовоздушной обороны, причем собственными зенитками?! – возмущался летчик. – В отчаянии я выстрелил из сигнальной ракетницы. Товарищи увидели нас и прекратили огонь… Мы в очередной раз были на волоске от смерти!»[26]

Однако далеко не всем так везло, как Райфу. На следующий день во время налета уже III./KG27 на Керчь зенитным огнем был сбит Не-111Н-6 «1G+HR» лейтенанта Хайнца Швеппе из 7-й эскадрильи. При этом сам пилот, которому незадолго до этого исполнилось 22 года, выпрыгнул с парашютом и попал в плен, а вот остальные члены экипажа пропали без вести.

Попутно с налетами на Керчь и порты Кавказа в апреле бомбардировщики 4-го воздушного флота провели серию стратегических авиаударов по железным дорогам к востоку от Дона, а также совершили налеты на химический завод № 204 в Котовске (рядом с Тамбовом), авиазавод в Воронеже, а 22 апреля командир I./KG27 «Бёльке» получил приказ произвести налет на Сталинград.

Как только стемнело, «Хейнкели» поднялись в воздух и, набрав высоту 5000 метров, направились на восток. Расстояние до города составляло около 900 километров, поэтому операция представлялась довольно сложной. Бомбардировщики шли в легком облачном слое, при этом ясная лунная ночь облегчала ориентирование на местности. При подходе к цели облака рассеялись, и вскоре летчики увидели внизу блестящую ленту реки. Пройдя над большим изгибом Волги и островом Сарпинский, являвшимися основными ориентирами, самолеты повернули в сторону Сталинграда.

Райф, летевший в Не-111 «1G+FL» из III./KG27, впоследствии вспоминал: «Город можно было легко найти и без этой светлой ночи, так как там был сильный зенитный огонь, но разрывы были на дистанции от нашей атакующей машины, к тому же небо освещали более 50 прожекторов. При атаке цели мы использовали тактику бесшумного полета с приглушенными, сильно задросселированными моторами на пониженных оборотах. Благодаря этому мы вводили в заблуждение звукоулавливатели так, что ни зенитки, ни прожекторы не могли нас «прихватить».

Объекты атаки были поделены между экипажами, в частности, Не-111 «1G+LH» лейтенанта Хорста Эйхлера наносил удар по артиллерийскому заводу «Баррикады». В ходе налета на город были сброшены несколько десятков тяжелых фугасных бомб и тысячи мелких зажигалок. Только на тракторный завод и прилегающую территорию упали около 1500 зажигательных бомб и 15 фугасок. Были повреждены цеха, полыхали дома в жилом секторе. Многочисленные очаги пожаров возникли на заводах «Баррикады» и «Красный Октябрь». Кроме того, несколько бомб разорвались на железнодорожной станции Сталинград-2 и в речном порту. Несмотря на сильный заградительный огонь, все «Хейнкели» благополучно вернулись обратно в Кировоград после шести с половиной часов полета. При этом советских ночных истребителей в воздухе замечено не было[27].

Этот неожиданный удар стал первым серьезным налетом на Сталинград с начала войны. К этому времени в городе имелось 66 километров открытых и закрытых щелей для укрытия населения, в которых могли разместиться 132 000 человек. Для газо– и бомбоубежищ предназначались 237 подвалов на 33 500 человек. Имевшихся в городе укрытий было тем не менее недостаточно. Вблизи многих домов до сих пор вообще отсутствовали какие-либо щели. Все это заставляло принимать срочные меры для увеличения убежищ. Кроме того, Сталинградский горкомитет обороны поручил предприятиям области дополнительно изготовить 50 000 противогазов, дегазаторов, защитных комбинезонов и фартуков. Поскольку соответствующих промышленных мощностей не было, приняли решение создать специальную мастерскую по производству средств индивидуальной защиты.