Стажер

Неторопливо переоделся.

Выданная форма не сильно отличалась от привычной: нижнее белье; плотная камуфлированная куртка с кучей карманов и клапанов; пошитые из той же ткани штаны; утепленное кепи; кожаная портупея (в учебном полку похожую носили только офицеры); пара носков и берцы – высокие ботинки со шнуровкой. Разве что эмблемы странные: вместо привычных общевойсковых – с белыми надписями на синем, как у миротворцев. Больше никаких художественных изысков. Российского флага и того не имелось.

Будто служу в другой стране или того круче – на другой планете.

В коридоре загромыхало, дверь резко распахнулась. Здоровенный рыжий прапорщик с конопатой мордой вошел в палату и, поглядев на меня, как воспитанная дама на таракана, презрительно произнес:

– Едрит-гидроперит! Кого же это нам опять наприсылали!

За его спиной замаячила физиономия Лехи Денисова. Я облегченно вздохнул: жив, курилка. Леха подмигнул: дескать, все в норме.

Прапорщик представился:

– Здорово, пополнение! Я прапорщик Галунзе. А ты у нас, выходит, сержант Павлов?

– Он самый, – подтвердил я.

– Я за тобой, Павлов. Забирай манатки и потопали.

– Куда, товарищ прапорщик?

– На кудыкину гору! В расположение двигаем, надо же тебя устроить на первое время. Шевели булками, солдат.

Прапорщик расписался в толстой амбарной книге, получил в кладовой наши вещмешки, и мы покинули госпиталь.

Путь пролегал по асфальтовой дорожке с бордюром из покрашенного в белый цвет кирпича. Асфальт местами полопался, сквозь трещины торчала пожухлая травка. Солнышка бы ей, глядишь, и воспрянула бы. Но солнца нет. Пасмурно, мрачно, паршиво. Тут всегда так?

Над ухом зудела мошкара, прапорщик отгонял ее рукой.

Деревья попадались знакомые: лиственницы, березки, возле них густо лежал мох.

Я завертел головой, рассматривая окрестности.

Вдалеке высокая бетонная стена, обнесенная колючей проволокой. Вышки с часовыми. По всему чувствуется, что бойцы не просто тащат службу, а настороженно мониторят округу. И явно не потому, что боятся разгона от отцов-командиров. Ведут себя, как американцы в Ираке: всегда на стреме.

Как сказал этот доктор с известной фамилией: в дерьмо вляпались. Очень похоже. Войнушкой тут пахнет, причем не из разряда шутейных.

Может, обманул нас Иван Иванович, в Чечню отправил? Впрочем, вряд ли. На Кавказ не похоже. Природа не та, климат, флора с фауной. Мох, к примеру. Бывал я перед армией в Прохладном, в Нальчике и в Минеральных Водах – совсем не то. Да и летели мы в Сибирь.

Но точка явно горячая, вон как часовые башкой крутят, да и вдоль периметра уже несколько патрульных групп протопало в каких-то непонятных костюмах, делающих солдат похожими на роботов. Я такой боевой прикид даже в кино не видел.

– Эскады, – пояснил Галунзе. – Энергетические костюмы, адаптированные для аномалий. Комбриг страхуется. Мы на большинство операций в «Скатах» ходим. Вам тоже выдадут.

Ого! Я удивился, услышав незнакомые названия. Явно не всю оборонку у нас на мирные рельсы поставили: кастрюльки со сковородками паять. Что-то еще мастерят, и не только для продажи за границу.

– Круто! – восхитился мой приятель. – Прямо как трансформеры.

Я продолжил размышления. Наличие патрулей означает, что на вышки тут не полагаются. Видимо, кто-то пытается прорваться сюда с нехорошими намерениями и неоднократно.

Неужто и в Сибири заварушка началась: какие-нибудь тунгусы с эвенками друг дружку режут, а мы успокаиваем?

И эти эскады вместо стандартных касок с брониками. Эх, зачем я этого Иван Ивановича послушался!

Небо было пасмурным, затянутым тучами. Моросил холодный дождь. На асфальте растеклись лужи.

– Слякоти не бойтесь, – вдруг произнес прапорщик. – Не замочит. Тем более на вас форма с особой влагоотталкивающей пропиткой.

– Да? – скептически протянул Леха, пощупав ткань камуфлированной куртки. – А на вид не похоже. Обычное п/ш.

– Не обычное, а специально разработанное для данных климатических условий, – возразил прапорщик. – С необычным вы еще столкнетесь. Его тут хоть жопой ешь. А спорить со мной, едрит-гидроперит, не советую. Я вам теперь за папку и мамку буду и по-родительски могу таких лещей навалять, что котелок отвалится.

– Виноват, товарищ прапорщик, исправлюсь, – заверил Леха, но в глазах его заплясали смешинки.

Кажется, он еще не отошел и не воспринимает окружающее всерьез. Или это я нафантазировал себе невесть что?

– Товарищ прапорщик, а как называется место, в котором мы служим? – спросил Леха.

– Официальное название поселка Ванавара-3, но мы зовем его просто Ванавара, без всяких цифр. Здесь стоит отдельная бригада егерей, есть и гражданские, в частности ученые. Одна из наших задач: охранять и сопровождать научные экспедиции, едрит-гидроперит их за ногу!

Известие об ученых подействовало успокаивающе. Не сочетаются яйцеголовые у меня в мозгу с опасностями и приключениями. Прошли времена Жюля Верна и всяких профессоров Паганелей, которые мотаются по всему свету и ищут неприятностей на пятую точку. Компьютеры, пробирки, графики, схемы… Короче, сплошная кабинетная жизнь.

Теперь Ванавара показалась мне типичным военным городком – в меру вылизанным, чистым. Уставным, но без фанатизма: листья к деревьям не приклеивают, траву зеленым не красят.

Полоса препятствий. Спортплощадка с турниками, беговой дорожкой, футбольными воротами и баскетбольными кольцами. Вспомнилось крылатое: «Что ни отдых, то активный; что ни праздник, то спортивный».

Обязательный плац, почему-то пустующий. Непривычно, у нас в учебке всегда кого-то на нем гоняли. Пехота без занятий строевой – не пехота.

Кирпичный штаб в два этажа, пара зданий – общежития для офицеров, на застекленных балконах сушится выстиранное белье – лифчики, трусики. Маленькие фрагменты иной, штатской жизни.

Но есть одна странность – нет техпарка в классическом понимании. Обычно он чуть ли не половину территории занимает, а тут пара гаражных боксов да внутреннее КПП со шлагбаумом.

Столовка – от нее потянуло готовящейся пищей. Я, хоть и не был голодным, невольно сглотнул, а у Лехи заурчало в животе.

– Потом перекусите, – бросил на ходу Галунзе. – Теперь посмотрите на нашу достопримечательность. Видите, во-о-он там торчит горушка?

Мы вгляделись. На дальнем расстоянии торчал высоченный горный пик.

– Да это ж мечта альпиниста! – восхитился Леха.

Прапорщик усмехнулся:

– Ничего не напоминает?

Мы пожали плечами:

– Вроде нет, товарищ прапорщик.

– Эх вы, пехтура, – протянул он. – Это Останкинский Шпиль, его так в честь знаменитой телебашни назвали. Похож?

– Похож, – кивнул я.

Действительно, теперь сходство бросалось в глаза.

– Шпиль этот, – продолжил прапорщик, – виден на расстоянии в сотни километров, причем практически в любую погоду. С вопросами почему да как обращайтесь к ученым, а я скажу вам самое главное: если увидите возле Шпиля его двойник, ну, такой, вроде призрака из тумана или облаков, по форме точь-в-точь одинаковый, спешите забиться в ближайшую нору и не вылезайте оттуда, пока все не закончится.

– А что именно должно закончиться? – заинтересовался Леха.

– Северное сияние, – пояснил прапорщик.

– Подумаешь, северное сияние, – хмыкнул приятель. – Чего в нем особенного?

– Да ничего, гидроперит твою мать! – разозлился Галунзе. – Попадешь под него и всего-навсего ослепнешь, сдуреешь или козленочком станешь. Насчет последнего – это шутка.

– А насчет ослепнешь или сдуреешь? – спросил я.

– Тут уж никаких шуток, – пообещал прапорщик. – И «козленочком» тоже стать можно, но это только если под ка-волны угодишь. Не переживайте, ребятки, все еще хуже, чем кажется. – В голосе его уже не было прежней бравурности.

Получается, разговор с доктором мне не померещился. Прав военврач, влипли мы с Лехой в самое что ни на есть дерьмо. Теперь бы отсюда выкарабкаться.

Глава 2

Казарма мне понравилась. Собственно, это была общага с комнатами на двоих. Довольно цивильно: две кровати, занавесочки на окнах, встроенный в стену шкаф-купе, раскладной столик, прямоугольное зеркало, засиженное мухами.

Я посмотрел на свое отражение и, не обнаружив ничего выдающегося, продолжил изучать помещение.

Белоснежный потолок без разводов, люстра на три лампочки, старенький советский холодильник «ЗИЛ». Допотопный телевизор, причем черно-белый. На обоях картинки с голыми красотками, календари. Должно быть, остались от тех, кто жил здесь раньше.

Нас с Лехой заселили вместе. Комендант – добродушный толстяк – выдал постельное белье, электрический чайник на полтора литра.

– Воду у нас в поселке фильтруют, так что чайком балуйтесь смело. А вот ежели вздумается зачерпнуть из ручья или реки, обязательно киньте спецтаблетку, иначе рентген хватанете, – предупредил комендант.

Леха опасливо покосился на чайник. Думаю, первое время приятель вообще не будет пить, пока жажда не доконает.

– Пошли смотреть учебный фильм, – сказал прапорщик. – Его всем новичкам крутят. Хавальником не щелкать, не дремать, смотреть внимательно.

Нас посадили перед монитором компьютера. Галунзе, не забывая прибавлять через слово свой «едрит-гидроперит», пощелкал мышкой, отыскивая нужный файл, наконец нашел его и запустил.

Весь киносеанс мы просидели с открытым ртом. Увиденное потрясало и пугало одновременно. По всему выходило, что занесло нас не в Чечню и не в Чернобыль, а в самый настоящий параллельный мир.

Мы были в шоке.

Сто лет назад в тунгусскую тайгу упал знаменитый метеорит. Так думали все, так было принято думать, однако в действительности здесь случилось вот что: загадочным образом в Сибири произошло столкновение двух миров, был энергетический выброс страшной силы, что-то нарушилось во Вселенной и в сложившемся миропорядке. В результате образовалось место, по сути не принадлежащее ни тому ни другому миру, тоненькая прослойка, причудливо сочетавшая земные и чужие черты. Обнаружили ее по чистой случайности в тридцатых годах и сразу засекретили.

Образовавшиеся территории получили звучную аббревиатуру АТРИ. К ним вело узенькое ущелье, тщательно замаскированное от посторонних глаз и не менее тщательно охраняемое. Началось постепенное исследование и освоение новых земель.

Немного погодя обнаружилось, что на АТРИ находятся богатейшие залежи урана. Поскольку Советский Союз интенсивно занимался атомной энергетикой и оружием, новость оценили по достоинству. Сталин дал команду, Берия с энтузиазмом засучил рукава. Механизм ГУЛАГа провернулся. Началась интенсивная разработка.

На урановых копях работали зэки, приговоренные к смертной казни. Возникли рабочие поселки, колхозы, животноводческие фермы, даже завод «имени 30-летия Октября».

Кроме урана, имелось и золотишко, и прочие полезные ископаемые, но добыча их оказалась задачкой не из простых. АТРИ буквально изобиловала неприятными сюрпризами. В первую очередь это были аномалии, в подавляющем большинстве опасные для жизни и здоровья.

Сияние ослепляет и сводит с ума, портит тонкое электрооборудование. Воздушные «Крылья» затрудняют полеты вертолетов. Гадость вроде «Поцелуй Борю в Зад» (на сленге обитателей АТРИ) рвет человека на куски, «Огненный гейзер» оставит от него только пепел, а «Морозка» превратит в ледяную скульптуру.

Есть еще и ка-волны, названные так в честь обнаружившего их ученого Тимофея Караваева. Стоит угодить под действие этого излучения, и с большой вероятностью медленно, но верно человеческий или животный организм подвергнется мутациям. Вот и бродят нынче по АТРИ весьма причудливые создания-мутанты: упыри, зомби, меченосцы и иже с ними.

А чтобы было совсем не скучно, почти вся местная фауна обожает охотиться на людскую породу. Панцирные псы, собирающиеся в большую свору, от которых можно отбиться только с автоматом; рыси-секаланы, умеющие контролировать других диких хищников; живоглоты размером с медведя и с повадками росомахи, подстерегающие в засадах; огромные и свирепые хуги – настоящие терминаторы, видимо выходцы из другого мира. Это далеко не полный список.

К более-менее безобидным существам можно отнести мутировавших двухголовых оленей. Местные называют их рогачами, в АТРИ это основной тягловый скот.

Машин тут мало, слишком велик риск угодить в аномалию. Вертолеты могут летать далеко не везде, с железнодорожным транспортом тоже не сложилось, вот и возят большинство грузов на покладистых рогачах.

Воду, предварительно не обеззаразив, пить нельзя, убитых животных есть невозможно – отрава в чистом виде. Химия, конечно, не стоит на месте: ученые придумали массу реагентов против радиации, ядов и так далее, но обработанное ими мясо на вкус не лучше подошвы.

Погодка в АТРИ не фонтан, вечная ранняя осень с постоянными дождями и грозами. Температура от плюс пяти до пятнадцати. Тут даже названия месяцев иные: первый, второй и так по порядку.

– Обалдеть! – только и сказал Леха после сеанса.

А я обалдел еще сильнее, когда узнал, на что именно мы подписались. Путь на Большую землю из АТРИ для нас, простых смертных, был один – через частичное стирание памяти.

– Неужто до такого додумались? – восхитился мой приятель. – Я думал, это фантастика.

Галунзе кивнул:

– Яйцеголовые, их заслуга. Научились в мозгах отверткой ковыряться. Чего хотят, то и творят. Только вот в чем закавыка – процентов так двадцать народа после этих процедур рискует навсегда остаться идиотами. Гарантий на благополучный исход никому не дадено. А для тебя, Павлов (ты, парень, присядь), у меня новости не из приятных.

– Что за новости, товарищ прапорщик?

Я послушался совета Галунзе, присел.

– Томограмма твоего мозга показала, что ты даже идиотом не станешь. Исчезнешь как личность, и всех делов. А может, и совсем того… Нельзя тебе память стирать. Кажется, ты прописался тут навсегда, сержант.

Я нервно сглотнул. В глазах потемнело. Оставаться в АТРИ до конца своих дней мне не хотелось. ОЧЕНЬ!

– А ошибки никакой нет, товарищ прапорщик? – спросил Леха, участливо поглядев в мою сторону.

– Никакой, Денисов, – подтвердил Галунзе. – Все четко, как в аптеке.

– А когда нас успели под томограф засунуть? – продолжил Леха.

– Ясно когда – пока вы в отключке валялись. Не думайте, что одним сканированием обошлись, было комплексное медицинское исследование. Сняли все ваши параметры жизнедеятельности и в компьютер заложили. Тут на каждого из нас своя биокарточка есть.

Галунзе повернулся ко мне:

– Да ты не переживай, Павлов. Наука развивается, яйцеголовые шуршат, как электровеники. Не сегодня, так завтра что-то придумают. Что скажешь, сержант?

– Ничего, – еле шевеля губами, прошептал я. – Безвыходных положений не бывает.

– Ну да, – подтвердил прапорщик. – Выход всегда есть. Как у жратвы: либо через рот, либо через жопу. В АТРИ чаще всего второй вариант.

После обеда нам разрешили побыть в комнате до следующего утра: пережить шок, привести мысли в порядок. Галунзе покинул нас, сказав, что займется мной и Лехой по особой программе и обязательно возьмет «в ежовые рукавицы».

– Ужин с шести до восьми, – предупредил он.

Я сидел на койке и нервно крутил в руках сигарету. Никогда раньше не курил, а тут вдруг надумал. Леха, у которого я стрельнул пачку дорогого курева, купленного еще на Большой земле, сочувственно молчал.

Но тут в комнату бесцеремонно ввалился долговязый черноволосый парень чуть постарше нас. У него был большой рот, делавший его похожим на лягушку. В руках парень держал бутылку водки.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.