Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Ведьмак (№1) - Ученик Ведьмака

ModernLib.Net / Фэнтези / Дилейни Джозеф / Ученик Ведьмака - Чтение (стр. 1)
Автор: Дилейни Джозеф
Жанр: Фэнтези
Серия: Ведьмак

 

 


Джозеф Дилейни

Ученик Ведьмака

Посвящается Мэри


Самый Высокий холм в Графстве окутан тайной.

Говорят, что однажды, когда бушевала гроза, там погиб человек, сражаясь со злом, которое угрожало всему миру. После битвы вершину снова покрыло льдом, а когда он сошел, изменились все названия городов, долин и даже очертания холмов. Сейчас на этой самой Высокой Вершине не осталось ничего, что бы напоминало о тех событиях. Но имя осталось.

Ее называют Каменный Страж, или Камень Уорда-Защитника.

ГЛАВА 1

Седьмой сын

Когда появился Ведьмак, на землю уже спускались сумерки. Подходил к концу долгий, тяжелый день, и я уже успел проголодаться.

– Он точно седьмой сын? – спросил Ведьмак. Он смотрел на меня с высоты своего роста и с сомнением качал головой.

Отец кивнул.

– Ты тоже седьмой сын?

Отец снова кивнул и начал в нетерпении притопывать, забрызгивая мои штаны бурой грязью и навозом. С козырька его кепки стекали капли дождя. Уже почти месяц льет не переставая. На деревьях распустились почки, но весна погодой не баловала.

Мой отец был фермером, и дед тоже. Когда ты фермер, главное правило – беречь ферму. Ее нельзя просто разделить между детьми, иначе она будет становиться все меньше и меньше с каждым поколением, пока совсем ничего не останется. Поэтому отец оставляет ферму старшему сыну, а для других находит работу, стараясь каждому подыскать дело.

Без помощи тут не обойтись. Например, особенно когда ферма большая, можно нарочно поручать местному кузнецу много работы – тогда он, может быть, предложит отдать кого-нибудь себе в подмастерья. Правда, только одного сына.

Я был седьмым, и дела для меня не нашлось. Отец так отчаялся, что решил уговорить Ведьмака взять меня в ученики. По крайней мере, так я думал в те дни. Хотя мог бы и догадаться, что за всем этим стояла мама.

Она вообще за многим стояла. Еще задолго до того, как я появился на свет, именно на ее деньги купили нашу ферму. Ну разве седьмой сын мог себе это позволить? А мама была не из Графства. Она родилась где-то далеко за морем. Обычно люди не замечают этого, но, если прислушаться, можно заметить, что некоторые слова она произносит не так, как мы.

Не подумайте, что меня продавали куда-нибудь в рабство. Все равно мне уже наскучила ферма, а то, что в наших краях гордо именовали «городом», даже деревней можно назвать лишь с натяжкой. И уж точно я не мечтал провести здесь остаток своих дней. Так что в каком-то смысле мне даже понравилась идея стать ведьмаком. Это гораздо интереснее, чем доить коров и разбрасывать навоз по полю.

Тем не менее я немного нервничал, потому что работа была не из легких. Меня она даже пугала. Придется научиться оберегать фермы и деревни от тех существ, что по ночам кричат, как выпь. Придется каждый день иметь дело с вурдалаками, упырями и прочей нечистью. Вот чем занимался Ведьмак, и я стану его учеником.

– Сколько ему? – спросил Ведьмак.

– В августе тринадцать будет.

– Росту в нем маловато для таких-то лет. Он умеет читать и писать?

– А как же, – ответил отец. – Мать его еще и греческому обучила. Он заговорил на нем раньше, чем начал ходить.

Ведьмак кивнул и оглянулся на тропинку за воротами дома, которая превратилась в одну сплошную лужу. Он как будто прислушивался к чему-то. Потом пожал плечами и произнес:

– Это нелегкая доля даже для взрослого мужчины, не говоря уже о мальчишке. Думаешь, справится?

– Он сильный и, когда вырастет, будет таким же, как я, – ответил отец, расправив плечи и встав во весь рост. Только его голова все равно с трудом доходила Ведьмаку до подбородка.

Ведьмак вдруг улыбнулся. Этого я ожидал меньше всего. Его широкое лицо было словно высечено из камня. До этого момента он казался мне малость злобным. В черном плаще с капюшоном Ведьмак походил на священника, но, когда смотрел прямо в глаза, у него было такое же мрачное выражение лица, как у палача, который прикидывает, какую для тебя взять веревку.

Из-под его капюшона торчали волосы – такие же седые, как и в бороде. Но брови у него были черные и очень густые. Из ноздрей тоже росли волосы, а глаза были точь-в-точь как у меня – зеленые.

Потом я еще кое-что заметил. В руке он нес длинный посох. Конечно, я заметил это сразу, как Ведьмак появился, но только теперь понял, что он нес посох в левой руке.

Значит, он тоже левша, как и я?

Из-за этого в деревенской школе мне покоя не давали. Учитель даже позвал местного священника, и тот сокрушенно качал головой да твердил, чтобы я поборол в себе этот «порок», пока не поздно. Уж не знаю, что именно он имел в виду. Братья мои левшами не были, отец тоже. Но мама работала в основном левой рукой, и это ей нисколько не мешало. Поэтому, когда учитель пригрозил побить меня и начал привязывать ручку к моей правой руке, мама забрала меня из школы и с тех пор учила дома.

– Сколько возьмешь за него? – спросил отец, прервав мои размышления. Пора было перейти собственно к делу.

– Две гинеи за месяц обучения. Если справится, вернусь осенью, и ты заплатишь мне еще десять. А. если нет, заберешь его обратно и за труды дашь мне одну гинею.

Отец опять кивнул, и сделка состоялась. Мы сходили в амбар, деньги были уплачены, но отец и Ведьмак не пожали руки. Кто же захочет прикасаться к Ведьмаку? Отцу едва хватило храбрости, чтобы просто стоять в шести футах от него.

– У меня есть здесь дело неподалеку, – проговорил Ведьмак, – но на рассвете я за парнем вернусь. Смотри, чтоб он был готов в путь. Не люблю ждать.

Когда Ведьмак ушел, отец похлопал меня по плечу и сказал:

– Теперь у тебя новая жизнь, сын. Можешь пойти и вымыться. Ты больше не будешь работать на ферме.


Войдя кухню, я увидел, что мой брат Джек обнимает свою жену Элли, а она улыбается ему.

Я очень люблю Элли. Она добрая и милая и всегда о тебе позаботится. Мама говорит, что Джеку с женой повезло, потому что она всегда может поумерить его пыл.

Джек из нас самый старший и взрослый. Отец иногда в шутку называет его самым красивым из нашей уродливой оравы. Да, конечно, Джек большой и сильный, но я бы не сказал, что он красавец. У него голубые глаза и здоровый румянец на щеках, но черные густые брови почти срослись на переносице. Однако ж он сумел понравиться такой доброй и прелестной девушке, как Элли, с этим не поспоришь. Ее волосы – цвета первосортной соломы на третий день после скоса, а кожа при свете свечи буквально сияет.

– Я ухожу завтра утром, – выпалил я. – С первыми лучами солнца Ведьмак придет за мной.

Элли просияла:

– То есть он согласился взять тебя?

Я кивнул:

– Он берет меня в ученики на месяц.

– Том, я так рада за тебя! – всплеснула руками Элли.

– Поверить не могу, – рассмеялся Джек. – Ты – и ученик ведьмака. Тебе будет не по зубам такая работенка, – ты же до сих пор спишь при свече!

Я не обиделся на его шутку, хотя он попал не в бровь, а в глаз. Иногда я вижу странные вещи в темноте, а свечой их можно отогнать. Иначе мне не спится.

Джек подошел, с хохотом обхватил меня за голову и начал таскать по кухне. Это у него шуточки такие. Я ради смеха стал сопротивляться, потом брат отпустил меня и похлопал по спине.

– Молодчина, Том, – сказал он. – С такой работенкой ты свое счастье не упустишь. Вот только есть одна загвоздка…

– В чем дело? – спросил я.

– Береги каждый пенни. Знаешь почему?

Я пожал плечами: мол, нет.

– Потому что только на деньги сможешь купить друзей!

Я попытался улыбнуться, но в словах Джека была горькая правда. Ведьмак живет и работает в одиночестве.

– Ах, Джек! Не будь таким жестоким! – упрекнула мужа Элли.

– Я просто пошутил, – ответил Джек, как будто не понимая, почему она так рассердилась.

Но Элли даже не взглянула на него и продолжала смотреть на меня. Вдруг ее лицо погрустнело.

– Ах, Том, значит, ты не увидишь, как родится малышка…

У нее в глазах стояло разочарование, и мне стало грустно оттого, что меня не будет дома и я не увижу свою племянницу. Мама сказала, что Элли родит девочку, а наша мама в таких делах никогда не ошибается.

– Я навещу вас, как только смогу, – пообещал я.

Элли печально улыбнулась, а Джек подошел и положил руки мне на плечи.

– Твоя семья тебя не оставит, – произнес он. – Если будет нужда, мы всегда придем на помощь.


Через час я сел ужинать, зная, что покину дом уже наутро. Отец, как обычно, прочитал вечернюю молитву, и мы все пробормотали «аминь». Кроме мамы – она, как всегда, просто смотрела в тарелку, вежливо дожидаясь, пока этот ритуал закончится. После молитвы мама украдкой мне улыбнулась. Это была особенная, очень теплая улыбка, которую больше никто не заметил. Мне сразу полегчало.

В камине по-прежнему горел огонь, наполняя кухню теплом. В центре большого деревянного стола стоял латунный подсвечник, отполированный настолько, что в нем можно увидеть собственное отражение. Свеча была дорогая – восковая: мама терпеть не может, когда в кухне пахнет жиром. Хотя отец и принимал все решения, касающиеся фермы, сам, но некоторые вещи мама делала по-своему.

Мы уминали горячее тушеное мясо с картошкой, и меня вдруг поразило то, как постарел отец. Он выглядел очень усталым, и на его лице время от времени мелькала грусть. Он немного просветлел, когда они с Джеком начали обсуждать цену свинины и стоит ли уже посылать за мясником.

– Лучше бы подождать еще месяц-другой, – настаивал отец. – Цена наверняка взлетит.

Джек помотал головой, и они начали спорить. Это был дружеский спор, какой бывает среди членов семьи, и я видел, что отцу он нравится. Правда, сам я не стал вмешиваться. Все это для меня уже позади. Как отец сказал, с работой на ферме покончено.

Мама с Элли тихо посмеивались. Я пытался разобрать, о чем они говорили, но Джек уже настолько повысил голос, что мама даже одарила его суровым взглядом.

Не обращая внимания на мамины взгляды, Джек продолжал громко спорить. Он потянулся через стол за солонкой и случайно опрокинул ее. На стол рассыпалась соль. Мой брат тут же взял щепотку и бросил через левое плечо. Старая примета: так нужно отогнать несчастье, которое накликал, рассыпав соль.

– Джек, зачем тебе соль? – сердито спросила мама. – Лишняя только портит хорошее мясо. Ты обижаешь того, кто это готовил!

– Извини, мам, ты права. Стряпня удалась на славу.

Мама улыбнулась и кивнула в мою сторону:

– И все же, почему никто не уделит Тому немного внимания? Так не поступают с человеком, который завтра покинет родной дом.

– Все нормально, мам, – сказал я. – Мне хорошо уже потому, что я сижу здесь и слушаю.

Мама согласно кивнула:

– Что ж, мне надо кое-что тебе сказать. Останься после ужина в кухне, и мы поговорим.


Итак, когда Джек, Элли и отец отправились спать, я сел на стул у огня, нетерпеливо дожидаясь, что же мне скажет мама.

Она была не из тех, кто суетится зря. Сначала она просто объяснила, что кладет мне в дорогу: вторую пару штанов, три рубашки и две пары носков, всего по одному разу штопанных.

Я вглядывался в последние красные угольки, тлеющие в золе, и постукивал башмаками по плитке камина. Мама придвинула поближе кресло-качалку и села прямо напротив меня. В ее черных волосах уже пробивалась седина, но, не считая этого, она выглядела точно так же, как когда я только учился ходить и едва доставал до ее коленей. В глазах по-прежнему горел огонек, и, несмотря на бледность щек, она была полна сил.

– Мы еще долго не сможем вот так поговорить, – произнесла мама. – Уйти из дома и начать взрослую жизнь – серьезный шаг. Поэтому, если ты хочешь что-то мне сказать или о чем-то спросить, сейчас самое подходящее время.

Все вопросы вылетели у меня из головы, я не смог придумать ни одного. Я вообще не мог думать. От маминых слов у меня слезы на глаза навернулись.

Какое-то время в комнате висело молчание. Слышен был только топот моих ног по плиткам. Наконец мама вздохнула:

– В чем дело? Язык проглотил?

Я пожал плечами.

– Перестань ерзать, Том, сосредоточься на том, что я говорю. Прежде всего, хочу спросить: ты правда с нетерпением ждешь завтрашнего дня, чтобы взяться за работу?

– Не знаю, мам, – ответил я, вспомнив шутку Джека о том, что придется покупать друзей. – С ведьмаками никто не желает водиться. У меня не будет друзей. Я все время буду один.

– Не все так плохо, как кажется, – успокоила меня мама. – У тебя же будет учитель. Он станет твоим наставником, а в конце концов и другом. К тому же ты все время будешь занят изучением нового. Не останется времени на одиночество. Разве ты не находишь все это удивительным и интересным?

– Конечно, интересно, но работа пугает меня. Я хочу этим заниматься, но не знаю, смогу ли. Часть меня мечтает путешествовать, увидеть новые места. Но я буду очень тосковать по дому и всем вам.

– Ты же знаешь, что не можешь здесь остаться. Отец стареет. Зимой он передаст ферму Джеку. У Элли скоро родится ребенок, а потом и другие дети пойдут, я уверена. Для тебя просто не останется места. Так что привыкай к тому, что не сможешь вернуться домой.

У меня закололо в груди от того, как холодно и резко она сказала мне это. Я едва мог дышать.

Мне захотелось пойти спать, но она еще долго говорила. От мамы очень редко можно услышать сразу столько слов.

– У тебя теперь есть работа, и ты будешь ее делать, – сурово сказала она. – И не просто делать, а делать хорошо. Я вышла за твоего отца, потому что он был седьмым сыном. Я родила ему шестерых сыновей, чтобы появился ты. Семь на семь. У тебя дар. Твой хозяин пока силен, но пройдет какое-то время, и его силы иссякнут.

– Почти шестьдесят лет он бродит по Графству и выполняет свой долг, – продолжала она. – Он делает то, что необходимо людям. Скоро настанет твой черед. И если не ты, то кто? Кто позаботится о простых смертных? Кто защитит их от зла? Кто станет присматривать за фермами, деревнями и городами, чтобы женщины и дети смогли без боязни выходить на улицы?

Я не знал, что сказать, и не мог посмотреть матери в глаза. Просто всеми силами сдерживал слезы.

– Я всех люблю в этом доме, – промолвила она чуть тише, – но во всем Графстве ты один моя плоть и кровь. Конечно, тебе еще надо повзрослеть, но ты седьмой сын седьмого сына. У тебя есть дар и сила. И я знаю, что буду гордиться тобой.

– Я рада, что мы все обсудили, – добавила она, поднимаясь на ноги. – А теперь – живо в кровать. Завтра важный день, и тебе надо хорошенько отдохнуть.

Мама обняла меня и одарила теплой улыбкой. Я, как мог, старался не кукситься, даже улыбнулся ей в ответ. Но потом, уже в своей комнате, сидя на краю кровати, я долго смотрел перед собой в пустоту и думал о том, что сказала мама.

Маму очень уважают в округе. Она знает о травах и лекарствах больше местного лекаря, а когда у кого-нибудь трудные роды, повивальная бабка всегда посылает за мамой. Иногда ребенок пытается родиться ножками вперед, а моя мама может перевернуть его еще в утробе. Многие женщины в Графстве обязаны ей своей жизнью.

Это все я узнал от отца, потому что мама очень скромна и никогда не упоминает о своих добрых делах. Она просто делает то, что должна, и, я знаю, ждет того же от меня. И я хочу, чтобы она гордилась мной.

Но неужели она вправду вышла за отца и родила шестерых детей, чтобы потом родить меня? Невероятно.

Я пересек комнату, сел на старый плетеный стул и несколько минут смотрел в окно, которое выходило на север. Луна залила все вокруг своим серебристым светом: двор, поля и пастбище, даже границу нашей фермы, которая проходила как раз на полпути к Холму Палача. Мне нравился вид из окна. На расстоянии Холм Палача мне тоже нравился – нравилось то, что он был самым далеким из всего, что видел глаз.

Уже много лет, перед тем как забраться в постель, я исполнял этот ритуал: смотрел на холм и представлял, что лежит по ту сторону. Знаю, на самом деле там просто еще другие поля, растянувшиеся на две мили, полдюжины домов нашей деревни, маленькая церквушка и совсем уж крошечная школа. Но мое воображение рисовало иные картины. Иногда я представлял себе горы, за которыми раскинулся океан, а может, лес или большой город с высокими башнями и мерцающими огнями.

Теперь же я смотрел на холм и думал о своих страхах. Да, на расстоянии холм казался безопасным, но меньше всего на свете я бы хотел к нему приблизиться. Свое название Холм Палача получил неспроста.

Три поколения назад на нашей земле свирепствовала война. Все мужчины Графства ушли воевать. Нет ничего хуже гражданской войны, что разделяет семьи и заставляет брата убивать брата.

Зимой, в последний год войны, произошло крупное сражение где-то на милю к северу, у маленькой деревушки. Когда же война завершилась, победившая армия отвела пленников на этот холм и повесила на деревьях. Кого-то из своих победители тоже вешали – за трусость перед лицом врага. Хотя поговаривают, что причина на самом деле другая: эти люди отказались сражаться против тех, кого считали соседями.

Даже Джек не любит работать вблизи границы, а собаки – те вообще боятся заходить в лес. Что же до меня, я не мог работать на северном пастбище, потому что чувствовал то, чего другие не чувствуют. Знаете, я слышал их. Я слышал, как скрипят веревки и стонут ветки под весом мертвецов. Я слышал, как мертвые задыхаются и давятся на той стороне холма.

Мама сказала, что мы с ней одна плоть и кровь. В одном мы с ней точно похожи: она тоже может видеть то, чего другие не видят. Как-то раз, зимой, когда я был еще маленьким и все братья жили дома, звуки, доносившиеся с холма, по ночам не давали мне спать. Братья не слышали ничего, а я не мог уснуть. Мама всякий раз приходила ко мне в комнату, несмотря на то что ни свет ни заря ей нужно было приниматься за домашнюю работу.

В конце концов она сказала, что должна с этим разобраться, и ночью отправилась одна на Холм Палача. Когда она вернулась, все затихло, и еще много месяцев мне было спокойно.

Так что кое в чем мы все же разные.

Мама гораздо храбрее меня.

ГЛАВА 2

Дорога

За час до рассвета я был на ногах. И мама на кухне уже готовила завтрак – мою любимую яичницу с беконом.

Отец спустился, когда я вымазывал тарелку последним куском хлеба. Прощаясь, он вынул что-то из кармана и протянул мне. Это была маленькая трутница*[1], которая до этого принадлежала моему деду, а до этого – прадеду. Одна из любимых вещиц отца.

– Возьми это, сын, – сказал он. – Может, она пригодится тебе в новой работе. Навещай нас. То, что ты уходишь из дома, не означает, что ты не можешь вернуться.

– Пора идти, сынок. – Мама подошла ко мне и обняла на прощание. – Он уже у ворот. Не заставляй его ждать.

В нашей семье никто не любил долгих проводов, поэтому я вышел во двор один.

Ведьмак стоял за воротами, и его темный силуэт вычерчивался на фоне рассветного неба. Он стоял там, очень высокий, в капюшоне, с посохом в левой руке. У меня самого был только маленький мешок с пожитками.

Когда я, очень волнуясь, подошел ближе, Ведьмак, к моему удивлению, открыл калитку и вошел во двор.

– Ну что, парень, – произнёс он, – пойдем! Пора в путь?

Но вместо того чтобы направиться к дороге, он повел меня на север, в сторону Холма Палача. Когда мы оставили позади северное пастбище, мое сердце начало биться сильнее. На границе фермы Ведьмак полез через ограду, да так ловко, будто ему лет было этак вдвое меньше, чем на вид казалось. А я не мог с места двинуться. Взявшись за край ограды, я уже слышал, как скрипят деревья и ветки гнутся под весом тел.

– Что такое, парень? – спросил Ведьмак, обернувшись. – Если ты всего пугаешься еще на собственном пороге, то какой от тебя прок?

Я глубоко вздохнул и вскарабкался на ограду. Мы с трудом тащились вверх, а лучи рассвета меркли за деревьями. Чем выше мы поднимались, тем холоднее становилось. Или мне только так казалось? Скоро меня начала просто дрожь бить. Это был такой холод, от которого мурашки бегут по коже и волосы на затылке чуть ли не дыбом встают. Как будто предупреждение об опасности. Я чувствовал такое и раньше, – если нечто из другого мира оказывалось совсем рядом.

Когда мы достигли вершины холма, я увидел их. По меньшей мере сотня тел. Некоторые висели по двое и по трое на одном дереве. На них была военная форма с широкими кожаными ремнями и большие ботинки. Им связали руки за спиной, и все они вели себя по-разному. Кто-то отчаянно бился, так что ветки раскачивались и вздрагивали, другие просто медленно вращались на конце веревки туда-сюда. Я вдруг ощутил на лице сильный порыв ветра, да такого холодного и колючего, что сразу понял – не обычный это ветер. Деревья пригнулись, а листья на них съежились и начали опадать. Уже через мгновение все ветви остались голыми. Когда ветер утих, Ведьмак положил руку на мое плечо и подвел к повешенным. Мы остановились в двух шагах от ближайшего из них.

– Взгляни на него, – проговорил Ведьмак. – Что ты видишь?

– Это мертвый солдат, – ответил я. Голос у меня дрогнул.

– Как думаешь, сколько ему лет?

– Не больше семнадцати.

– Правильно. А теперь, парень, скажи: тебе все еще страшно?

– Немного. Мне не нравится стоять рядом с ним.

– Почему? Тебе нечего бояться. Никто тебя не обидит. Подумай только: каково ему? Сосредоточься на нем, а не на себе. Что он чувствовал? Что для него было самым страшным?

Я попытался поставить себя на место солдата и представить, что такое умереть, как он. Боль, борьба за жизнь, за один-единственный вдох… Ужасно. Но должно быть что-то еще хуже…

– Он знал, что умирает и никогда не вернется домой. Больше никогда не увидит свою семью, – сказал я Ведьмаку.

От этих слов на меня накатила волна отчаяния и грусти. Тут мертвецы начали медленно исчезать, и на холме вскоре не осталось никого, кроме нас. Деревья снова зазеленели.

– Что теперь чувствуешь? Еще страшно?

Я отрицательно мотнул головой:

– Нет. Просто грустно.

– Вот и отлично. Ты учишься. Мы – седьмые сыновья седьмых сыновей, и у нас есть дар видеть то, чего другие не видят. Иногда этот дар не лучше проклятия. Если боишься, то твой страх будет питать неупокоенные мертвые души. Бояться нельзя. Главное – сосредоточиться на том, что видишь, и перестать думать о себе. Всегда помогает.

– Это было чудовищное зрелище, парень, – продолжал Ведьмак, – но они всего лишь неупокоенные души. Мы не можем ничего с ними поделать, они просто со временем исчезнут. Через сотню лет ничего не останется.

Я хотел было сказать, что мама однажды как-то умудрилась справиться с ними, но не сказал. Если с самого начала спорить…

– Будь они привидениями, другое дело, – сказал Ведьмак. – С привидениями можно поговорить, объяснить им, что да как. Втолковать, что они мертвы. Иначе они не смогут двинуться дальше. Ведь обычно привидение – это обманутый дух, которого не отпускает земля и который не знает, что произошло. Поэтому чаще всего они испытывают сильные муки. Опять же, некоторые могут находиться здесь с определенной целью: например, рассказать о чем-то. Но неупокоенная душа – всего лишь часть человека, которая осталась здесь для благих целей. Вот что это такое, парень. Просто неупокоенная душа. Видел, как деревья изменились?

– Листья опали, и пришла зима.

– Ну, теперь листья снова на месте. Значит, ты видел какие-то мгновения прошлого. Напоминание о зле, что иногда беспокоит бренную землю. Если их не бояться, они не заметят тебя и ничего не почувствуют. Неупокоенная душа – это как отражение в пруду, которое еще какое-то время держится после того, как его владелец ушел. Понимаешь, о чем я?

Я кивнул.

– Хорошо, значит, это мы выяснили. Время от времени нам придется иметь дело с мертвыми, так что тебе нужно привыкнуть. В общем, давай приступим. Нам пора отправляться в долгий путь. Вот, с этого момента ты будешь его носить.

Ведьмак вручил мне свой большой кожаный мешок и, не оглянувшись, направился вверх по холму. Мне оставалось лишь следовать за ним. Мы пересекли хребет, а потом спустились через лес обратно к дороге, которая шла через далекий мрачный утес и, извиваясь, вела на юг сквозь зеленые и бурые лоскуты полей.

– Ты много путешествовал, парень? – бросил Ведьмак через плечо. – Повидал Графство?

Я ответил, что не был нигде дальше шести миль от отцовской фермы. Единственное путешествие, в которое я обычно отправлялся, – это поход на местный рынок.

Ведьмак что-то пробормотал себе под нос и покачал головой. Похоже, ответ мой ему не очень понравился.

– Что ж, твое путешествие начинается сегодня, – произнес он. – Мы направляемся на юг к деревне Хоршоу. Это где-то пятнадцать миль отсюда, и нам нужно прибыть еще засветло.

Я слыхал о Хоршоу. Это заброшенная захолустная деревушка, но зато там самые большие залежи угля в Графстве и дюжины шахт. Никогда не думал, что доведется в ней побывать. Уж не знаю, что в таком месте забыл Ведьмак.

Он шагал по крутой и опасной тропинке широким, размеренным шагом, нисколько не напрягаясь. Я же чуть не падал. Кроме своих пожитков, у меня теперь был его мешок, который словно становился тяжелее с каждой минутой. А потом, как назло, еще и дождь пошел.

Где-то за час до полудня Ведьмак решил передохнуть. Он повернулся и строго посмотрел на меня. К той минуте я отстал уже шагов на десять. У меня болели ноги, я даже слегка прихрамывал. Узенькая тропка, по которой мы шли, быстро превращалась в грязь. Стоило мне догнать Ведьмака, как я споткнулся обо что-то, поскользнулся и едва не потерял равновесие. Он с досадой воскликнул:

– Голова кружится?

Я помотал головой. Хотел дать отдых руке, да подумал, что опустить его мешок в грязь вряд ли было хорошей идеей.

– Ладно, – сказал Ведьмак со слабой улыбкой. С его капюшона прямо на бороду стекали капли дождя. – Никогда не доверяй человеку, у которого кружится голова. Запомни это.

– Ничего у меня не кружится, – возразил я.

– Точно? – Ведьмак поднял свои густые брови. – Значит, все дело в сапогах. Плоховаты будут для такой работы.

У меня были такие же сапоги, как у отца и Джека, – вполне крепкие и удобные для ходьбы по грязи и навозу на ферме. Правда, к таким надо было долго привыкать. От новой пары на две недели мозоли вылезают, пока разносишь.

Я посмотрел на обувь Ведьмака. Его сапоги были из прочной, хорошей кожи, на толстой подошве. Стоят, наверное, целое состояние. Зато для того, кто много ходит, они, конечно, бесценны. Когда Ведьмак шел, сапоги пружинили: сразу видно, что были они очень удобными с самой первой минуты.

– Хорошие сапоги в нашем деле очень важны, – сказал Ведьмак. – Ни человек, ни зверь не доставит нас туда, куда мы идем. Надейся только на свои ноги, они не подведут. Так что, если ты мне подойдешь, достану тебе сапоги, как у меня. А пока обходись тем, что имеешь.

В полдень мы остановились на привал и спрятались от дождя в заброшенном хлеву. Ведьмак достал из кармана какой-то сверток. Внутри оказался ломоть желтого сыра.

Учитель отломил кусочек и протянул мне. Я видал и похуже, к тому же тогда был страшно голоден, поэтому жадно проглотил сыр. Сам Ведьмак съел совсем чуть-чуть, а остальное завернул и сунул обратно в карман.

Когда мы спрятались от дождя, он опустил капюшон, и я впервые смог как следует его разглядеть. Помимо густой бороды и холодных, как у палача, глаз нельзя было не обратить внимание на нос – острый, с бороздкой, как будто птица поклевала. Рот почти совсем скрывали усы и борода. Сама борода сначала казалась просто седой, но, если присмотреться (я делал это украдкой, чтобы он не заметил), можно было увидеть в ней чуть ли не все цвета радуги. Там были оттенки красного, черного, коричневого и, разумеется, много серого. Как я позже понял, это зависело от освещения.

Мой отец всегда говорил: «Слабая челюсть – слабый характер». Он считал, что некоторые люди носят бороду, чтобы скрыть этот недостаток. Но у Ведьмака подбородок выдавался вперед, а когда он открывал рот, виднелись острые желтые зубы, больше подходящие для того, чтобы грызть мясо, чем клевать сыр.

Я вдруг вздрогнул, осознав, кого мне напоминает Ведьмак – волка. Не только внешне. Он походил на хищника, потому что охотился во мраке. Наверное, если питаться только сыром, станешь очень голодным и суровым. Интересно, а я, когда выучусь, буду таким же?

– Все еще голоден, парень? – спросил Ведьмак и надолго впился в меня зелеными глазами, пока мне не стало худо от этого взгляда.

На мне сухого места не осталось, болели ноги, но больше всего донимал голод. Я кивнул в надежде на добавку, но Ведьмак отрицательно покачал головой и что-то пробормотал себе под нос. Потом опять посмотрел прямо на меня.

– К голоду тебе тоже придется привыкнуть, – сказал он. – Когда работаем, мы много не едим, а если работа трудна, то ни крошки в рот не берем до самого конца. Так что промедление – наш враг. Поэтому лучше попривыкни сейчас, а когда мы доберемся до Хоршоу, я устрою тебе испытание. Ты проведешь ночь в доме с привидениями. Совсем один. А я посмотрю, из чего ты сделан!

ГЛАВА 3

Блеклый переулок, 13

В Хоршоу нас встретил звон церковного колокола. Было уже семь часов, и начинали сгущаться сумерки. Прямо в лицо брызгал мелкий дождь. Но даже в потемках я сумел разглядеть достаточно, чтобы понять, что вряд ли захотел бы жить в таком месте. Сюда лучше вообще не приходить.

Хоршоу черным пятном выделялся на фоне зеленых полей. Это была мрачная, гадкая деревушка из пары дюжин захудалых домишек, жмущихся друг к другу. Большинство из них сгрудилось на южном склоне сырого, открытого ветрам и дождю холма. Вся долина была испещрена шахтами, а Хоршоу находился посредине. Высоко над поселком возвышалась большая груда выгарков, которыми был помечен вход в шахту. За этой грудой хранились залежи угля, которого хватило бы, чтобы согреть крупнейшие города Графства в самые холодные зимы.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10