Дорсай (№5) - Солдат, не спрашивай

— Думаю, что за то время, пока я здесь, — опять прервал я его, — мне удалось кое-что выяснить. Согласно вашей конституции вся планета разбита на ряд районов, которые выдвигают по два представителя в планетарное правительство. И, как я понял, ваша партия требует, чтобы в выборной системе был отражен рост населения городов. Весь город, подобный вашей столице Клаувенту, город с пятисоттысячным населением, выдвигает в правительство не больше представителей, чем сельский район с населением в две-три тысячи.

— Точно! — согласился О'Дайн. — Необходимо внести изменения в выборную систему в соответствии с изменившимися историческими условиями. Но согласится ли Зеленый Фронт добровольно лишиться власти? Ничего подобного! Только дерзкий удар — только решительная революция может заставить их передать власть в руки нашей партии, представляющей рядовых избирателей, угнетенных, лишенных всевозможных прав людей города!

— Вы полагаете, что такая «решительная революция» возможна в настоящее время? — удивился я и незаметно включил магнитофон.

— До событий на Ориенте я бы сказал — нет! И это несмотря на то, что я постоянно надеялся на подобное. Но после этих событий... — он остановился и триумфально посмотрел на меня.

— После Ориенте? — пробормотал я, понимая, что молчание О'Дайна не изобразишь на бумаге. Этот человек оказался достаточно опытным политиком.

— После Ориенте, — заговорил снова О'Дайн, — любой думающий человек на нашей планете начнет понимать, что Св. Мария обязана проводить свою независимую политику и обходиться без этой паразитической руки Экзотики. Он мог бы спросить: «А где те люди, которые должны встать у кормила власти?» И я отвечу: «В городах! В рядах тех из нас, кто всегда боролся за права простого человека. В рядах Голубого Фронта!»

— Понимаю вас, — кивнул я. — Но мне также ясно, что изменение избирательских прав у вас на планете не предвидится. И в ходе выборов вы никак не сможете победить!

— Совершенно верно! — рявкнул он. — Вы это точно подметили, ньюсмен.

— Но тогда я не вижу, каким же образом может произойти эта «решительная революция»?

— В наше время все возможно, — загадочно произнес лидер Голубого Фронта. — Для простого человека нет ничего невозможного. Соломинки летят по ветру, а ветер очень часто меняет свое направление. Кто может что-нибудь возразить против этого?

Я выключил магнитофон.

— Так мы с вами ничего не выясним, мистер О'Дайн. Может быть, продолжим наш разговор без записи?

— Без записи? Ну конечно! — радостно заблестел глазами хитрец.

— Кстати, — кивнул я головой. — Что это вы говорили здесь о каких-то соломинках?

Он наклонился ко мне и понизил голос.

— Существуют... волнения, даже в сельских районах. Соломинки устали это все, что я могу вам сказать. И если вы спросите меня о каких-либо именах, я не смогу вам ничего сказать!

— Вы оставляете меня без конкретных фактов, сэр. Что я могу сделать стоящего из того, что узнал от вас? НИЧЕГО!!!

— Да, но... — его могучая голова опустилась. — Я не могу рисковать...

— Вижу, — согласился я.

После долгой паузы он открыл было рот, чтобы произнести что-то, но тут же захлопнул его, словно боясь, что слова помимо его воли вырвутся на свободу.

— Но может быть, — начал я, — я смогу быть вам в чем-то полезен в свою очередь?

— И вы поделитесь со мной своими сведениями? — О'Дайн подозрительно посмотрел на меня.

— А почему бы и нет? — усмехнулся я. — В «Ньюс Сервис» мы имеем собственную информацию, из которой обычно строим картину того или иного события, даже если имеем только кое-какие фрагменты. Рассмотрим гипотетическую общую картину событий на Св. Марии. Неспособность к управлению, волнения и недовольство... можно сказать, марионеточным правительством.

— Очень хорошее слово, — подхватил О'Дайн. — Это просто то, что надо! Марионеточное правительство!

— В то же время, как мы уже обсудили, — продолжал я, — это правительство способно справиться с местными неприятностями и удержать власть на планете. К тому же мы с вами уже пришли к тому выводу, что конституционного пути для смены власти нет. Высоко способные лидеры, которые смогли бы стабилизировать положение, находятся в Голубом Фронте...

— Верно! — прошептал он, не отрываясь от меня.

— Теперь остается решить, кто смог бы возглавить новое правительство? Для этого требуется храбрая, сильная личность, способная сохранить контроль над будущими событиями. В противном случае может возникнуть много непредвиденного...

О'Дайн смотрел на меня, его губы беззвучно шевелились.

— Короче, — вел я дальше свою мысль, — переворот, точно рассчитанные действия — и о плохих вождях больше никто никогда и не вспомнит! Теперь мы знаем...

— Подождите, — прошептал мой собеседник. — Я хотел бы предупредить вас, ньюсмен, что мое молчание не должно рассматриваться вами как согласие со всем тем, что вы только что тут наговорили. Вам не удастся использовать ссылки на меня в своих спекулятивных целях!

— Безусловно, — прервал я его. — Все это чисто теоретическое построение. Дальше, для того, чтобы совершить «решительную революцию», должны быть люди.

— Нас поддерживает обыватель!

— Конечно, — кивнул я головой. — Но когда необходимо прервать существующий «статус кво», необходимы решительные люди. А под этим термином я понимаю военных людей, способных обучить ваших обывателей или самим принять участие в...

— Мистер Олин, — воскликнул О'Дайн. — Я протестую. Я отказываюсь беседовать с вами на подобные темы! Я должен... — Он замялся. — Я должен отказаться выслушивать ваши инструкции!

— Извините, — согласился я. — Но как я ранее упомянул, это только гипотетическая ситуация. Точка зрения, которую я пытаюсь...

— Она неприемлема для нас, эта ваша точка зрения, — замахал руками лидер Голубого Фронта.

— Я и говорю, что она неприемлема для вас! Конечно, пока что эта точка зрения неприемлема!

— Почему же? — подозрительно вскинулся О'Дайн.

— Все дело в перевороте! Ведь это так очевидно. Такие вещи требуют помощи извне. А именно, хорошо обученных военных. Такие военные поставляются некоторыми мирами, но эти миры, очевидно, не захотят вмешиваться в политическую ситуацию на вашей планете, мистер О'Дайн. Тем более, оказывать помощь оппозиционной партии!

Я позволил себе расслабиться и, улыбаясь, развалился в кресле. Добрых двадцать секунд мы сидели молча, изучая друг друга.

— Очевидно, — наконец не вытерпел я, — что мы не будем свидетелями смены правительства, поддерживаемого Экзотикой. Ну, что ж, очень сожалею, что... — Я встал и протянул собеседнику руку, — что интервью было очень коротким. Теперь мне надо быть у Президента, чтобы дополнить картину политических событий на Св. Марии, но уже с другой стороны. И только после этого я смогу с чистой совестью возвращаться на Землю.

Он автоматически пожал мне руку. Я повернулся и был уже возле двери, когда его голос заставил меня остановиться.

— Ньюсмен Олин...

Я обернулся.

— Да?

— Я чувствую, что должен спросить вас. Это мой долг перед Голубым Фронтом, перед моей партией! Я хочу потребовать от вас, чтобы вы передали мне все слухи, которые вы получаете с других планет... о людях, готовых прийти к нам... на помощь... к нам, к настоящему правительству Св. Марии.

И мы, ваши читатели, ньюсмен, мы спрашиваем у вас, не слышали ли вы на некоторых мирах, возможно, слухов о той помощи, которую могли бы оказать движению «обывателей» на Святой Марии кое-кто из Сильных Мира Сего, которые были бы заинтересованы в сдерживании могущества Экзотики среди звезд?

Я помолчал секунду или две.

— Нет.

Он стоял неподвижный, словно мои слова приковали его к месту.

— Очень сожалею, — покачал я головой. — Прощайте.

* * *

Вскоре я имел уже двадцатиминутное интервью с Шарлем Перини Президентом Святой Марии. Затем, проделав путь в космопорт, я сел на космолайнер, отправляющийся на Землю.

На Земле я просмотрел полученную почту и тут же вылетел на Гармонию главную планету Френдлиза. Пробыв пять дней в состоянии полной неизвестности, я на шестой день все же добился того, чтобы командующий Вессель заплатил мне долг.

На шестой день я был приглашен в здание Совета. После обыска в поисках оружия — существовали некоторые различия между церковными группировками на мирах Френдлиза, которые даже для ньюсмена были трудно различимы — я был препровожден в комнату с низким потолком и голыми стенами. Там стояло лишь несколько черных кресел, пол был выложен черно-белой плиткой. За тяжелым столом сидел человек, одетый в черное.

Белыми у него были только лицо и руки. Глаза его были закрыты, но когда он открыл их секундой позже после моего появления в этой комнате, колючий взгляд его черных глаз пронзил меня.

Человек встал и протянул мне руку. Наши руки встретились. Человек пожал руку не крепко, но так, что мои пальцы почувствовали его силу.

Передо мной был человек, который управлял Объединенными Церквями Гармонии и Ассоциации. Его звали Элдер Брайт, и он был Первым среди френдлизцев.

Глава 19

— Вас рекомендовал командующий Вессель, — сказал он, предложив мне сесть. — А это довольно необычно.

В этом человеке чувствовалась власть. До этого только у одного человека я встречал такой же все подчиняющий взгляд. Его глаза были глазами Торквемады, главы Инквизиции в древней Испании.

В первый момент я растерялся. Точно так же, как и тогда, когда очнулся после обморока в Индекс-комнате. У этого человека не было видно слабостей и у меня мелькнула мысль о поражении, если я попытаюсь управлять им.

Но так как каждое из тысяч интервью, которые я брал, было рискованно, и я уже свыкся с такой опасностью, мой язык начал автоматически:

— ...в величайшем сотрудничестве с командующим Весселем и его людьми на Новой Земле, — сказал я. — Я оценил его...

— Я тоже, — перебил меня резко Брайт. Его глаза сжигали меня. — В противном случае, вы не получили бы аудиенции. Работа Правителя оставляет мне очень мало свободного времени. Ну, что же вас интересует?

— Я хотел бы, — начал я, — представить Френдлиз в наилучшем свете перед человечеством 14 миров.

— Чтобы еще раз доказать вашу лояльность Кодексу?

— В общем-то да. Знаете, я очень рано осиротел и моей сокровенной мечтой было работать в Службе Новостей...

— Не тратьте моего времени, ньюсмен! — тяжелый голос Брайта прервал меня на середине предложения. — Что ваш кодекс для меня, который движется по пути божественного слова?

— Каждый из нас движется по своему собственному пути, — возразил я.

Он застыл, придвинувшись ко мне.

— Если бы не мой Кодекс, я не был бы здесь, — продолжал я. — Возможно, вы не знаете, что случилось со мной и моим шурином на Новой Земле?

— Знаю, — это было сказано без признаков милосердия. — Вы, ньюсмен, были наказаны за свою самонадеянность. — Его губы растянулись в кривой усмешке. — Насколько мне известно, ньюсмен Олин, вы не принадлежите к Помазанникам Божьим?

— Нет?

— У тех из нас, кто следует божественному слову, есть немало причин совершить какое-нибудь действие из ненависти, невзирая на собственные интересы. Ну, а в безбожниках какая может быть ярость, кроме как на самих себя?

Я растерялся.

— Вы насмехаетесь над нашим Кодексом Ньюсмена, потому что он не ваш? — выпалил я через мгновение.

Усмешка исчезла с лица священника.

— Бог не выбрал бы дурака Старейшиной Совета наших Церквей. Ты должен был подумать об этом, перед тем как ехать на Гармонию. Но в любом случае, ньюсмен, теперь ты это уже знаешь.

Я взглянул на него, почти ослепленный озарившим меня пониманием. Я понял, как можно использовать этого человека. Его слабостью была его же сила. Тот софизм, который вывел его в правители этих людей. Тот фанатизм, который наносил ему так много вреда во встречах с лидерами других миров, поскольку из-за него он во все вмешивался. Хотя недобрые яростные глаза, сверкающие на фоне черной одежды различали всего лишь два цвета — черный и белый, тем не менее их владелец претендовал на роль политика. И поэтому я решил действовать с ним, как с политиком.

Как политика, я мог бы вынудить его совершить политическую ошибку.

— Думаю, что мне здесь делать больше нечего, — сказал я растерянным тоном. — Полагаю...

— Уходите? — голос священника прозвучал как выстрел. — Но разве я сказал вам, ньюсмен, что интервью закончено? Садитесь!

Поспешно сев, я постарался выглядеть бледным и думаю, что преуспел в этом, так как все время понимал, что хотя я и разгадал этого человека, это все же был еще лев, в клетке которого я продолжал находиться.

— Теперь, — сказал он, вглядываясь в меня, — что вы в действительности хотите получить от нас?

Я поджал губы.

— Говорите! — приказал Брайт.

— Совет... — пробормотал я.

— Совет? Совет наших Старейшин? Что ты хочешь, ньюсмен, знать о нашем Совете?

— Вы меня... не так поняли, сэр, — выдавил я из себя, глядя в пол. — Я имел в виду Совет Ньюсменской Гильдии. Я хотел бы получить там место... И вы, френдлизцы, можете стать причиной, из-за которой мне откроется туда дверь. После того, что случилось с Дэйвом, моя совместная работа с Весселем доказала, что я могу действовать без предубеждений... А если я и в дальнейшем буду придерживаться такой линии, то...

Я умолк и медленно взглянул на Преподобного Брайта. Он смотрел на меня с жесткой улыбкой.

— Ну что ж, твоя исповедь мне понравилась, — сказал он. — Думаю, что мы поможем тебе, — его глаза Торквемады мимолетной улыбкой приветствовали меня.

Внезапно на столе раздался зуммер видеофона. Элдер Брайт нажал на кнопку и повернулся к экрану, на котором возникло лицо пожилого человека.

— Вы приказали мне выяснить, Старейшина... — начал было он, но Брайт жестом остановил его и, посмотрев на меня, указал головой на дверь кабинета. Я встал и вышел в приемную. Минут через пять секретарь снова пригласил меня зайти.

Брайт стоял за столом.

— Ньюсмен, — сказал он грубо, — меня предупредили, что члены Совета вашей Гильдии после событий на Ориенте настроены враждебно к нам, к людям миров Френдлиза. И скорее всего, ваши репортажи могут и не увидеть свет! А если это так, то какая же нам от вас, ньюсмен, польза?

— Но я... я не говорил, что буду восхвалять ваш народ, сэр. Мне достаточно объективно осветить жизнь простых тружеников, простых людей ваших миров!

— Да, — кивнул он головой. — В этом что-то есть! Тогда пойдем и посмотрим на наших людей.

Брайт вышел из комнаты и по эскалатору провел меня в гараж. Мы сели в машину и куда-то поехали.

— Смотрите, — сказал священник, когда мы проезжали через какой-то небольшой городок. — Мы с муками выращиваем на наших каменистых почвах всего один урожай в год. И для того, чтобы наш народ не голодал, мы вынуждены закупать продовольствие на других планетах. А для того, чтобы достать на это денег, мы вынуждены продавать своих юношей в солдаты. А что обезображивает их юные души, когда они отправляются на другие миры, чтобы принять участие в чужих войнах?

Я повернулся и увидел, что его глаза впились в меня.

— Отношение... к ним, — сказал я как можно растерянней.

Брайт рассмеялся.

— Отношение?! Оставь простые слова, ньюсмен! Не отношение, нет... гордость! ГОРДОСТЬ!!! Худые, искусные лишь в труде и владении оружием они для тех, кто их нанимает, всего лишь грязный убойный скот! И я тебя спрашиваю, ньюсмен, что им остается? Им остается только гордость, чтобы защищать себя!

Он печально улыбнулся.

— Вот что ты можешь увидеть здесь! Но что ты сможешь сделать своими статьями на других мирах? Научить скромности и гостеприимству тех, кто нанимает Детей Божьих?

Он вновь насмехался надо мной. Но я уже изучил его достаточно, чтобы не обращать на это внимания.

— Думаю, сэр, что если бы миры внезапно узнали, что ваши люди, Старейшина, более терпимы — не интересны, нет, а просто терпимы, то отношение к ним могло бы в корне измениться, — сказал я и посмотрел прямо в глаза старику.

Брайт отвел свой взгляд и, посмотрев в окно, вдруг приказал водителю:

— Остановись!

Мы находились в маленькой деревеньке. Одетые в черное люди двигались между одноэтажных бараков, сделанных из резины — временных строений, которые на других мирах теперь уже редко использовались.

— Где мы? — поинтересовался я.

— Этот город называется «Поминание Господа», — ответил Брайт и открыл дверцу машины. — Кстати, ньюсмен, к нам направляется тот, кто очень хорошо вам знаком!

Действительно, фигура в военной форме приближалась к нам. Когда она подошла к машине и остановилась, я узнал в ней Джаймтона Блека.

— Здравствуйте, сэр, — поприветствовал он отца Брайта.

— Да снизойдет на тебя благословение Господа нашего, — сказал в ответ Глава Объединенных Церквей. И не поворачиваясь ко мне, произнес:

— Надеюсь, ньюсмен, что вы узнали этого человека. Так вот, я хотел бы... Форс-лидер, — обратился он к Блеку, — вы видели этого человека дважды. Первый раз, когда просили руки его сестры, и еще раз, на Новой Земле, когда он хотел получить пропуск для своего помощника. Что вы можете сказать о нем?

Глаза Джаймтона сузились, вглядываясь сквозь полумрак кабины в меня.

— Только то, что он любил свою сестру и хотел для нее лучшей жизни, чем я мог бы ей предложить, — спокойным, как и его лицо, голосом произнес офицер. — Он хотел спасти своего шурина... — Джаймтон повернулся к Брайту и сказал:

— Я верю, что он честный человек, Старейшина.

— Я не спрашиваю вас, во что вы верите, — взорвался Брайт.

— Как хотите, — пожал плечами Джаймтон.

Я почувствовал ненависть к этому человеку. Ненависть, которая вот-вот разорвет меня, несмотря на такие неподходящие обстоятельства. Ярость к этому спокойному человеку. Не только потому, что он только что рекомендовал меня, как честного и хорошего человека, но и потому, что в его лице было еще что-то, чего я никак не мог разобрать. Но тут я понял он не боялся Брайта! А я — боялся! Хотя я и был ньюсменом с авторитетом Гильдии за плечами, а он простой офицер перед своим главнокомандующим, верховным военным вождем двух миров... Как он мог? И затем я вновь понял это. И сцепил свои зубы от ненависти и раздражения. Джаймтон ничем не отличался от того лейтенанта, который отказался выдать пропуск Дэйву. Тот офицер готов был повиноваться Брайту, который был Старейшиной, но ни в грош не ставил Брайта как человека.

Таким же образом Брайт держал жизнь Блека в своих руках, но держал только меньшую ее часть.

— Ваш отдых здесь окончен, форс-лидер, — резко сказал Брайт. — Скажите своей семье, чтобы отправили ваши вещи в столицу, и присоединяйтесь к нам. Я назначаю вас в помощь этому ньюсмену. Мы присваиваем вам чин капитана, чтобы сделать эту должность более привлекательной.

— Сэр! — безэмоционально произнес Джаймтон, четко щелкнув каблуками и наклонив голову.

* * *

Когда мы возвратились, Брайт приказал Джаймтону ознакомить меня с ситуацией на Френдлизе и достопримечательностями этих двух планет. После короткого осмотра столицы я вернулся в отель. Это требовало выдержки видеть постоянно возле себя Блека, официально поставленного, чтобы помогать мне, а неофициально — чтобы шпионить. Тем не менее, я ничего не сказал об этом, а Джаймтон тоже молчал. Это странное соседство двух людей, прогуливающихся по городу и не говорящих друг с другом, было вполне объяснимо, поскольку между нами стояли Эйлин и Дэйв.

Тем не менее, меня время от времени приглашали к Брайту. Он встречал меня более или менее приветливо, интересовался, как я вхожу в курс событий, и вообще, он выглядел все более и более доброжелательным. Я понимал его. Он хотел как можно полнее использовать меня, ньюсмена, в деле рекламы своего народа.

День за днем, интервью за интервью, он становился в беседах со мной все доверчивее и мягче.

— Что любят больше всего читать на других планетах, ньюсмен? — спросил как-то Брайт. — Точнее, о чем они больше всего любят слушать?

— О героях, конечно, — ответил я. — Вот почему Дорсай имеет такую популярность... И вот почему другие миры, и в том числе Экзотика, так охотно нанимают их.

Днем позже он снова вернулся к этому разговору.

— Что делает людей героями в глазах общественности?

— Обычно это происходит на войне. Вот, например, если равное количество ваших солдат встретится с тем же числом дорсайцев и разобьет их, то...

Наступила тишина, так как меня остановил взгляд Элдера Брайта.

— Ты что, считаешь меня дураком? — рявкнул он. — А может быть, ты сам дурак? — Он долго смотрел на меня. Я молчал. Наконец, он кивнул головой и тихо, как бы про себя, произнес:

— Все верно... этот ньюсмен — глупец!

Затем Глава Объединенных Церквей встал и указал мне на дверь. На этом наше интервью закончилось.

Не думаю, чтобы он посчитал меня дураком. Все было гораздо сложнее.

Это был момент, когда я сделал свое предложение. Но я так и не понял, что означала эта его такая необычная реакция. И это беспокоило меня. Мое упоминание о дорсайцах не могло быть таким впечатляющим. Я хотел было спросить об этом Джаймтона, но решил, что мудрее будет немного подождать.

Наконец настал тот день, когда Брайт задал вопрос, который он рано или поздно обязан был задать.

— Ньюсмен, — сказал он, — ты как-то говорил, что героями становятся, победив прежних, признанных героев. Ты упомянул при этом, как пример, прежних героев в общепринятом мнении: Дорсай... и Экзотику.

— Да, Старейшина.

— Но эти безбожники с Экзотики, — медленно выговаривал он слова, будто пробуя их на язык, — они ведь используют наемные войска. А что толку разгромить наемников? Даже если это легко и возможно!

— Но почему бы вам не рискнуть, — спросил я. — Такого рода победа могла бы создать вам благоприятное общественное мнение. Правда, для встречи с Дорсаем Френдлиз еще не вполне подготовлен...

Он тяжело взглянул на меня.

— А с кем мы могли бы рискнуть? — потребовал он.

— Ну... всегда есть небольшие группы людей, которые хотят что-то изменить. Скажем, если небольшая инакомыслящая группа наймет ваших солдат для свержения конституционного правительства... Конечно, я не хотел бы, чтобы повторилась ситуация с Новой Землей...

— Мы получили деньги, и нас не касается, кто выиграл в той грязной войне, — раздраженно бросил Брайт. — Разве мы не придерживались Кодекса Наемников?

— Да, но силы противников на Новой Земле были примерно равны. И вот, если бы вы оказали помощь крохотному меньшинству против всей государственной машины... Скажем, что-то подобное борьбе шахтеров Коби против шахтовладельцев!

— Что? Коби? — Брайт в задумчивости начал мерить шагами свой кабинет.

— Как ни странно, ньюсмен, но я уже получил подобную просьбу о помощи, причем на совершенно выгодных условиях, от группы...

Он снова сел за стол и внимательно посмотрел на меня.

— От группы, подобной Коби? — сказал я невинно. — Уж не сами ли шахтеры взывают о помощи?

— Нет, не шахтеры!

Брайт помолчал, затем встал и подошел ко мне.

— Мне сказали, что вы собираетесь покинуть нас, ньюсмен.

— Я?

— Не думаю, что меня не правильно проинформировали, — почти весело проговорил он. — Мне сказали, что сегодня вечером вы улетаете на Землю. Вы что, уже купили билет?

— В общем... да, — кивнул я головой, изображая растерянность. — Как это я мог запамятовать? Неужели я не сказал вам об этом, сэр?

— Доброго пути, ньюсмен, — протянул мне руку Брайт. — Я очень рад, что мы смогли достичь с вами понимания. Можете рассчитывать на меня в будущем. Думаю, что в следующий ваш приезд на Гармонию мы лучше встретим вас?

— Благодарю, — просиял я.

— До свидания, ньюсмен.

Мы снова пожелали друг другу всего наилучшего, и я отправился в отель. Мои вещи были уже упакованы. На столе лежал билет на вечерний лайнер.

И вот, пятью часами позже, я находился уже в космосе, на пути к Земле.

А еще пятью неделями позже движение «обывателей» на Святой Марии, тайно обеспеченное людьми и снаряжением с Френдлиза, совершило быстрый и кровопролитный переворот, заменив законное правительство лидерами Голубого Фронта.

Глава 20

На этот раз я не просил встречи с Пирсом Лифом. Он сам вызвал меня.

Когда я шел по коридорам «И. Н. С.» и подымался по эскалатору к его кабинету, головы одетых в гильдийскую униформу людей поворачивались, провожая меня взглядами.

За три года, прошедшие после того, как лидеры Голубого Фронта захватили власть, многое изменилось для меня.

Я получил свой час мучений от встречи с сестрой. И каждый раз, когда я вспоминал про это, с новой силой вспыхивали мои боль и сожаление. Чтобы отомстить за все, я предпринял два действия — на Святой Марии и на Гармонии. Я привел свою месть в движение. Эти три года действительно изменили меня. Поэтому-то Пирс Лиф и вызвал меня. За эти три года сила моего знания стала полной в такой мере, что по сравнению с ней та, что была у меня, когда я говорил с Брайтом, казалась мне слабой, хрупкой, словно только что родившейся. Я грезил местью, клинком в руке, который вершит правосудие. То, что я сейчас в себе ощущал, было неизмеримо сильнее, чем какое бы то ни было прежде чувство, сильнее, чем желание есть и пить, чем желание любить или жить.

Тупицы те, кто думает, что человека удовлетворит здоровье, женщины или горячительные напитки. Эти вещи мелки по сравнению с величайшей из страстей, которая поглощает все силы, надежды, страхи и мечты, которая, не найдя выходя, иссушает мозг. Эта страсть — жажда мести! Глупцы, кто думает иначе. Ни живопись, ни музыка, ни молитва не могут доставить такой радости, как свершение этой страсти. Пожалуй, с ней можно было бы сравнить радость тех, кто строил Парфенон или сражался, защищая родной дом в Фермопилах. Владеть собой — использовать себя как оружие в собственных руках — и так создавать или разрушать, как никто больше не сможет воздвигнуть или разрушить — это и есть величайшее удовольствие, которое доводилось знать только богам или демонам!

Это и вошло в меня за эти два или чуть более года.

Я грезил держать молнии в руках над 14 мирами и подчинять их своей воле. Теперь я держал их! Мои возможности усилились. Я предугадывал поступки таких людей, как Вильям с Сеты, Блейк с Венеры и Сейона, преподобный отец с миров Экзотики — всех тех, чьи движения и колебания делали межзвездную политику — и я читал их результаты совершенно ясно. И с этим знанием я направлялся туда, где эти события ожидались. И описывал их, словно они уже случались, хотя все еще было впереди. Поэтому-то мои коллеги по Гильдии и считали меня полудьяволом или полупророком.

Но я ничего не говорил им. Свои секреты я держал при себе, согреваемый предвкушением мести, чувством клинка, сжатого в руке инструмента моего РАЗРУШЕНИЯ!

И вот кабинет Пирса Лифа. Сам он стоял у двери, ожидая меня, хотя я был только еще на подходе. Шеф пожал мне руку, провел к столу и усадил.

Затем налил в стаканы виски и произнес:

— Ты слышал, Там, что Морган Шу Томпсон умер?

— Да, — кивнул я. — И место в Совете освободилось!

— Да, — подтвердил Лиф. И добавил, отвернувшись от меня:

— Он был моим старым другом.

— Я знаю это. Думаю, что это был очень тяжелый удар для вас, сэр.

— Мы одногодки... — устало проговорил Лиф и немного виновато улыбнулся мне. — Я полагаю, что ты ожидаешь, что я выдвину твою кандидатуру в Совет?

— Ожидаю, сэр, — сказал я, — но думаю, что члены Гильдии могут сделать это, даже если вы этого не захотите!

Лиф кивнул головой.

— Около трех лет назад, — сказал он, — ты приходил сюда с предсказанием. Ты помнишь его?

Я улыбнулся.

— Ты мог бы забыть это... — покачал головой старик. — Ну, уж ладно, Там... — он остановился и тяжело вздохнул. Он, казалось, подыскивал слова. Но я был уже достаточно умудрен опытом. Я просто ждал. — Мы оба наблюдали события, и мне кажется, что оба были правы... и не правы!

— Не правы? — удивился я.

— Да, — сказал шеф. — Это была твоя теория, что Экзотика намерена разрушить культуру Френдлиза. Но взгляни, как все сейчас повернулось?

— Как? Например?

— Ну, — удивился Лиф, — неужели тебе не ясно, что фанатизм Френдлиза своего рода защитная реакция на отношение к ним тринадцати миров, населенных человечеством. Это должно быть понятно. Но любой здравомыслящий человек не стал бы обвинять Экзотику в разжигании этих предубеждений против Френдлиза. Не так ли?

— Целиком с вами согласен, сэр.

— Когда ты пришел ко мне и сказал, что Экзотика намерена стереть с лица земли культуру Френдлиза, я сначала тебе не поверил. Но после того, как Френдлиз поддержал войсками и снаряжением переворот на Святой Марии, вотчине Экзотики, я понял, что между этими мирами что-то происходит.

— ???

— Но Голубой Фронт продержался недолго...

— Хотя и казалось, что его поддерживают массы, — вставил я.

— Да, да, — Пирс не осудил мое нетерпение. — Дело в том, что лидеры Голубого Фронта оказались недальновидны. Все дело было основано только на глотках активистов Голубого Фронта. Оказалось, что Св. Мария не может развиваться самостоятельно. Она финансово, да и рядом других пут, связана с богатыми мирами Экзотики. И как только Экзотика перестала оказывать помощь Св. Марии, Голубой Фронт пал!

— Это сейчас понятно любому, — согласился я.

— Но вы знали это еще раньше, — воскликнул Лиф. — Не говорите мне, что вы не предвидели этого с самого начала, Там. Но то, что я не предвидел... и вероятно не предвидели и вы, это оккупацию Св. Марии войсками Френдлиза с требованием законному правительству оплатить услуги и помощь, предоставленные в свое время Голубому Фронту. Но между Святой Марией и Экзотикой существует договор, а это значит, что Экзотика должна заступиться за свою союзницу.

— Я предвидел и это...

Он недоверчиво взглянул на меня.

— Предвидели? Тогда как вы могли подумать, что Экзотика что-то затевает против Френдлиза? Похоже, что Френдлиз постоянно вступает в конфликт с Экзотикой. Вспомни, как и со Святой Марией, у Экзотики был договор о взаимной помощи с Новой Землей. Поэтому-то она и вступила в тот конфликт.