Зарубежная фантастика (изд-во Мир) - Лалангамена (сборник)

      Баррион ответил улыбкой на чью-то просьбу и завел новую песню. Потом несколько древних песен с Земли, памятных всем, а потом он огляделся вокруг и предложил свою композицию: развеселую застольную песню про сциллу, которая приняла рыбачий корабль за самку.
      Марис едва слушала, вся во власти мыслей о Звездоплавателях… В чем-то они напоминали ей героя сказки про Деревянные Крылья. Они также не могли отказаться от своей мечты. Значит, должны были погибнуть? Понимали они, какой ценой расплачиваются за тягу к небу?
      — Баррион! — крикнул Расс. — Сегодня летатель вступает в Возраст! Спой что-нибудь летательское.
      Певец улыбнулся, кивнул. Марис оглянулась.
      Расс стоял у стола с бокалом вина в руке. Гордая улыбка не сходила с его лица. «Скоро его сын будет летателем, — думала Марис, — а про меня он и не вспомнит». Она чувствовала себя лишней на празднике.
      Одну за другой Баррион пел песни летателей. Баллады Внешних Островов, Шотана, Кульхолла, Эмберли, Повита… Пел о летателях-призраках, навсегда затерявшихся над океаном, когда они послушались Капитана-Правителя и взяли в небо оружие… В редкий штиль их можно увидеть, бесцельно мечущихся на призрачных крыльях. Так по крайней мере утверждают легенды. Но летатели, которые попадают в штиль, редко возвращаются рассказать о том, что видели, так что никто не уверен, где тут правда, а где выдумка…
      Баррион пел о седом Ройне, которому было за восемьдесят, когда его внук-летатель был убит в ссоре из-за женщины. Старый Ройн взял крылья, догнал убийцу и отомстил ему за смерть летателя…
      Баллада о Джени и Ароне, самая печальная из всех. Джени родилась калекой и жила со своей матерью. Не имея возможности ходить, она все свое время проводила у окна, выходящего к прыжковой скале Малого Шотана. Так Джени полюбила Арона, молодого веселого летателя, и в ее мечтах он отвечал ей взаимностью. Но однажды она увидела его в небе вместе с другим летателем — красивой рыжеволосой девушкой. Приземлившись, Арон обнял свою подругу, и они поцеловались. Когда мать Джени вернулась домой, ей дочь была мертва. Она умерла от горя. Арон, когда ему об этом рассказали, не позволил хоронить эту незнакомую ему до того девушку на острове. Он взял ее с собой на скалу, одел крылья и унес далеко в море, чтобы похоронить, как хоронят летателей.
      Была песня и про Деревянные Крылья, но не очень хорошая: в ней он выглядел комическим дурачком. Потом Баррион спел про Летателя, Принесшего Плохие Вести, потом «Танец Ветра» — венчальную песню летателей, потом еще и еще… Марис увлеклась и слушала, ни на кого не обращая внимания. Стакан кивы в ее руке совсем остыл, забытый после первой же песни. Ею овладело какое-то доброе чувство, теплая беспокойная печаль, вернувшая воспоминания о ветрах.
      — Твой брат прирожденный летатель, — прошептал кто-то рядом. Марис повернула голову и обнаружила, что на подлокотнике ее кресла устроился Корм. Он показывал рукой на сидящего в ногах певца Колля. Колль, крепко зажав колени руками, не сводил с Барриона зачарованного взгляда.
      — Видишь, как на него действуют летательские песни? — беззаботно продолжал Корм. — Для островитян это просто песни, но для летателя — нечто гораздо большее. Мы с тобой знаем это, и твой брат знает. Я всегда могу определить по виду… Понимаю, как тебе тяжело, но подумай о брате. Он тоже любит небо.
      Марис взглянула на него и едва удержалась от смеха. Тоже знаток… Колль и в самом деле слушал как зачарованный, но только Марис знала почему. Колль любит музыку, а не небо. Сами песни, а не то, о чем поется. Но откуда Корму знать об этом? Блестящему, улыбающемуся Корму, так уверенному в себе?
      — Ты думаешь, только летатели мечтают? — шепнула Марис и тут же повернулась к Барриону, который заканчивал очередную балладу.
      — Я знаю еще много песен про летателей, — произнес певец с улыбкой, — но если я буду все их петь, мы просидим тут целую ночь и я так и не попаду к столу. — Он взглянул на Колля и добавил: — Когда ты слетаешь на Эйри, узнаешь еще больше. Я побывал всего на десятке островов, а вы, летатели, посещаете сотни.
      Колль поднялся со своего места:
      — Я хочу спеть.
      — Пожалуй, я могу доверить тебе мою гитару, — произнес Баррион, улыбаясь. — Никому бы не доверил, но тебе могу.
      Он встал и уступил место побледневшему от волнения Коллю. Тот потрогал струны, нервно прикусил губу и поглядел на Марис, сощурившись от яркого света факелов.
      — Я хочу спеть новую песню. Песню о летателе. Я… Короче, я сам ее написал. Я не видел этого события, но слышал рассказ. Достоверный рассказ. История просто просилась в песню, но до сих пор песни не было.
      — Тогда пой, малыш! — прогудел Правитель.
      Колль улыбнулся и бросил взгляд на Марис.
      — Я назвал ее «Полет Ворона».
      И он запел. Чистым, сильным, красивым голосом Колль пел, воскрешая в памяти Марис давние события. Она замерла от удивления и слушала, не сводя глаз с певца. Все, как было… Он даже сумел передать чувства, шевельнувшиеся в ней, когда сложенные крылья Ворона раскрылись, сверкнув зеркальным блеском на солнце, и унесли его от, казалось, неминуемой смерти. Вся ее детская любовь к Ворону звучала в этой песне. Ворон, о котором пел Колль, был славным крылатым рыцарем, смелым, отважным, презирающим опасность. Как ей когда-то и казалось.
      «Да, у него есть дар», - подумала Марис. Корм наклонился к ней, посмотрев вопросительно, и она поняла, что прошептала свои мысли вслух.
      Последние звуки песни затихли.
      — Колль может превзойти Барриона, если ему дадут шанс, — негромко сказала Марис. — Это я рассказала ему эту историю, Корм. Я и еще несколько летателей были там, когда Ворон показывал свой трюк. Но никто из нас не смог бы сделать из истории такую красоту, а Колль смог. У него талант!
      — Это точно, — ухмыльнулся Корм. — В следующем году мы отберем у Восточных приз в песенном состязании.
      Марис взглянула на него, почувствовав прилив раздражения: «Как же они ничего не понимают?!»
      Из другого конца зала Колль смотрел на нее, волнуясь, спрашивая взглядом. Марис одобрительно улыбнулась, и он гордо засиял: песня удалась. И тогда Марис решилась…
      Но тут, не дав Коллю начать следующую песню, вперед вышел Расе.
      — А теперь, — произнес он, — пора заняться серьезным делом. Мы пели и разговаривали, мы сидели в тепле за отличным столом, но снаружи нас ждут ветры.
      Все, как и положено, прислушались с серьезными лицами, и шум ветра, забытый за веселым праздником, казалось, заполнил зал. Марис тоже прислушалась и вздрогнула.
      — Крылья! — приказал ее отец.
      Правитель шагнул к нему, бережно, как святыню, держа в руках сложенные крылья, и начал ритуальную речь:
      — Долго эти крылья служили нашему Эмберли, связывая нас с другими жителями Гавани Ветров. Многие поколения, начиная еще со Звездоплавателей. Марион, дочь Звездоплавателя, летала на них, и ее дочь Джери, и ее сын Джон, и Анни, и Флан, и Денис, — перечисление имен продолжалось долго — и, наконец, Расе и его дочь Марис.
      Тут по залу прокатился сдержанный ропот: Правитель несколько нарушил традицию — поскольку Марис не была из рода летателей, ее имя называть не следовало.
      — Теперь, — продолжал Правитель, — эти крылья примет молодой Колль. Я, как многие Правители до меня, касаюсь сейчас этих крыльев, чтобы принести им удачу. Ибо через меня все жители Малого Эмберли касаются этих крыльев и моим голосом они говорят: «Летай достойно, Колль!»
      Правитель вручил сложенные крылья Рассу, и тот повернулся к Коллю. Колль стоял — такой вдруг маленький, такой бледный. Гитара лежала у его ног.
      — Пришло время моему сыну стать летателем, торжественно сказал Расс. — Пришло время мне передать крылья и Коллю принять их. Но не дело примерять крылья в доме. Сейчас мы отправимся на прыжковую скалу и станем свидетелями того, как мальчик превратится в мужчину.
      Летатели с факелами были уже готовы. Все двинулись из зала, Колль на почетном месте в строю между отцом и Правителем, за ними опять факельщики. Марис и все остальные в конце колонны.
      Десять минут ходьбы, десять минут молчания. Когда все собрались наверху и расположились неровным полукругом на площадке, Расе, отказавшись от помощи, одной рукой одел крылья сыну на плечи. Колль был белее мела. Пока отец расправлял его крылья, он стоял совершенно неподвижно, завороженно глядя в пропасть, на самом дне которой темные волны разбивались о камни.
      Наконец все было готово.
      — Сын, теперь ты летатель! — произнес Расс и отступил назад, оказавшись рядом с Марис. Колль остался один на один со звездным небом на самом краю скалы, и огромные серебряные крылья делали его совсем маленьким. Марис хотелось крикнуть, прекратить все это. Слезы катились по ее щекам, но она не могла сдвинуться с места. Как и все, она с замиранием сердца ждала традиционного первого полета.
      И вот Колль, судорожно вздохнув, оттолкнулся от скалы. На последнем шаге он споткнулся и сразу скрылся из виду. Толпа рванулась вперед. Когда люди подбежали к краю, Колль уже выровнялся и медленно набирал высоту. Сделав широкий круг над морем, он пронесся около скалы и снова заскользил над водой. Порой молодые летатели устраивают представления в первый же день, но у Колля в характере этого не было. Как серебряный призрак он неуверенно, даже потерянно кружил в небе, которое было для него чужим.
      Остальные летатели расправили крылья — Корм, Шалли и другие приготовились к полету. Теперь они присоединятся к Коллю, сделают несколько кругов в небе и полетят на Эйри праздновать всю оставшуюся ночь в честь своего нового брата.
      Неожиданно ветер изменился. Марис уловила это острым летательским чутьем. Она услышала, как холодный порыв воздуха прошелся по каменной гряде, и еще больше убедилась в этом, когда увидела, как Колль неловко затрепетал над волнами. Он неосторожно спланировал вниз, попытался подняться, но тут его закрутило в воздушном вихре. Кто-то испуганно вскрикнул. Через несколько секунд Колль сумел выровняться и полетел к скале. Но тяжело и неуклюже. Такой суровый, злой ветер летатель должен уважать и приручать очень осторожно, а Колль пытался бороться с ним… и проигрывал.
      — Он в опасности! Я полечу к нему! — крикнул Корм, резким щелчком закрепил последний сегмент крыла и прыгнул со скалы.
      Но было уже поздно. Бросаясь из стороны в сторону, побежденный внезапным вихрем, Колль направлялся к посадочной площадке. Словно подчиняясь безмолвному приказу, зрители побежали вниз, Марис и ее отец впереди всех.
      Колль быстро снижался, слишком быстро. Не он оседлал ветер, а ветер толкал его к земле. Падая, он накренился, и одно крыло чиркнуло по песку, другое задралось вверх. Не так. Все не так… На берегу взметнулся фонтан сухого песка, раздался резкий звук рвущегося металла, и Колль упал на землю.
      Все обошлось, но левое крыло сломалось и теперь беспомощно трепетало на ветру.
      Расс подбежал первым, упал на колени и принялся расстегивать ремни. Колль слегка приподнялся, и все собравшиеся увидели, что его трясет, а глаза полны слез.
      — Не волнуйся, сынок, — попытался успокоить его Расс. — Это всего лишь защелка. Они постоянно ломаются. Ее легко починить. Ты немного неровно летал, но все мы так, когда впервые, В следующий раз все будет в порядке.
      — В следующий раз! — закричал Колль. — Я не могу, не могу летать, отец! Я не хочу следующего раза! И не хочу крыльев!
      Теперь он заплакал в голос, вздрагивая от рыданий. Пораженные гости молчали. Лицо отца сделалось суровым.
      — Ты мой сын, ты летатель. Следующий раз будет, и ты научишься летать!
      Колль захлебывался слезами. Крылья, сломанные и временно бесполезные, лежали на песке. Сегодня никто не полетит на Эйри.
      Расс положил здоровую руку сыну на плечо.
      — Ты слышал? Ты понял, что я сказал? Нечего молоть чепуху. Ты будешь летать, или ты мне не сын!
      Колль внезапно сник. От его непослушания не осталось и следа, он кивнул, закусил губу, борясь со слезами, и посмотрел на отца.
      — Понял. Извини, отец. Я просто испугался там… Я не хотел этого говорить.
      Марис глядела на него из толпы Гостей. Ему ведь всего тринадцать, он напуган и совсем не летатель.
      — Сам не знаю, почему я так сказал, отец, — продолжал Колль. — Я, право, не хотел…
      — Нет, хотел! — вдруг нашла в себе силы Марис, вспомнив, как Колль пел и какое она приняла решение.
      Гости испуганно обернулись к ней. Шалли успокаивающе взяла ее за руку, но Марис вырвалась и шагнула вперед, став между отцом и братом.
      — Он сказал то, что хотел сказать, — уже негромко добавила она, стараясь не выдавать своего волнения. — Разве ты не видишь, отец? Он не летатель. Колль хороший сын, и ты должен гордиться им, но он никогда не полюбит ветер. И закон здесь не прав.
      — Марис, — в голосе Расса не было ни капли тепла, лишь отчаяние и боль. — Ты хочешь отнять крылья у своего брата? Мне казалось, ты любишь его.
      Еще неделю назад она бы заплакала, но теперь у нее не было больше слез.
      — Да, я люблю его и хочу, чтобы он жил долго и счастливо. Но он не будет счастлив, если станет летателем; он делает это только ради тебя. Колль — певец, отличный певец. Зачем ты хочешь отобрать у него ту жизнь, о которой он мечтает?
      — Я ничего не отбираю у него, — холодно ответил Расс. — Традиция…
      — Глупая традиция! — раздался новый голос. Марис поискала глазами неожиданного союзника и увидела, как Баррион пробивается сквозь толпу.
      — Марис права. Колль поет, как ангел, а вот как он летает, мы все видели. — Он презрительно оглядел летателей, собравшихся вокруг. — Вы, летатели, настолько привыкли к своим правилам, что разучились думать. Вы слепо следуете традициям, не обращая внимания на чужую боль.
      Корм, никем не замеченный, мягко опустился на песок и сложил крылья. Его обычно гладкое темное лицо исказилось злой гримасой, и он выступил вперед.
      — Летатели и их традиции принесли славу Эмберли! И вся история Гавани Ветров держится на них уже долгие годы. Как бы хорошо ты ни пел, Баррион, ты не имеешь права порочить наш закон. Он повернулся к Рассу и сказал уже мягче: — Не беспокойся, друг. Мы сделаем из твоего сына летателя, каких на Эмберли еще не видели.
      Но тут Колль поднял глаза, и, хотя в них еще стояли слезы, в его лице появились решительность и упрямство.
      — Нет! — крикнул он, с вызовом глядя на Корма. — Вы не сделаете из меня ничего, чем я не захочу быть, кем бы вы ни были. Я не трус и не ребенок, но я не хочу летать. Не хочу! — Слова его сливались с поднявшимся ветром и, подобно ветру, срывали покров с затаенной обиды. — Вы, летатели, думаете, что вы лучше всех, но это не так. Баррион был на десятке островов, и знает песен больше, чем десяток летателей. Мне все равно, что ты подумаешь, Корм. Да, он бескрылый, ему приходится путешествовать морем, которого все боятся. Вам, летателям, легко уходить от опасностей, а Баррион сам убил сциллу. Гарпуном из маленькой деревянной лодки. Никогда не слышали, да? И я могу быть, как он. Все говорят, что у меня есть талант… Баррион уходит к Внешним Островам, он обещал взять меня с собой. И еще он сказал, что когда-нибудь подарит мне свою гитару. Он может все превратить в красоту. Своими словами он может сделать летателей прекрасными, но может сделать то же и с рыбками, и с охотниками. Он все может. Летатели этого не могут, а он может. Потому что он Баррион! Он певец, а это ничуть не хуже, чем летатель. И я тоже так могу. Я понял это сегодня, когда пел про Ворона. — Он с ненавистью взглянул на Корма и пнул серебристую ткань крыльев ногой. — Заберите свои старые крылья, отдайте их Марис, она настоящий летатель. А я уйду с Баррионом.
      Наступило тяжелое молчание. Лицо Расса стало старым и усталым. Таким его еще никто не видел. Он долго рассматривал своего сына, потом произнес тихо:
      — Это не ее крылья, Колль. Крылья были моими, до этого они принадлежали моему отцу, еще раньше — его матери, и я хотел… Я хотел… — голос его надломился, и он смолк.
      — Это ты во всем виноват, — сказал Корм, со злостью глядя на Барриона. — И ты, его собственная сестра, — добавил он, переводя взгляд на Марис.
      — Да, Корм, мы во всем виноваты, я и Баррион, потому что мы любим Колля и хотим видеть его счастливым… и живым. Баррион прав: летатели следовали традициям слишком долго. Каждый год плохие летатели получают крылья от своих отцов и погибают с ними. А Гавань Ветров становится все беднее, потому что новые крылья взять негде. Сколько было летателей во времена Звездоплавателей? И сколько сейчас? Ты не видишь, что делает с нами традиция? Крылья — это большая ценность, и владеть ими должен тот, кто любит небо, кто будет летать на них лучше и беречь их. А их передают по праву рождения. По праву рождения, а не по мастерству. Но только мастерство летателя спасает его от смерти. Только мастерство летателя связывает Гавань Ветров воедино.
      — Безобразие! — фыркнул Корм. — Ты не летатель, Марис, и не имеешь права говорить об этих делах. Твои слова позорят небо и оскорбляют традицию. Если твой брат отвергает свое право по рождению, ничего не поделаешь. Но мы не позволим ему издеваться над нашим законом и отдать крылья первому попавшемуся. — Он оглянулся и обвел взглядом притихшую толпу. — Где Правитель? Пусть он напомнит нам закон!
      — Закон… наша традиция… — негромкий голос Правителя прерывался от волнения. — Послушай, Корм, сейчас другой случай. Марис хорошо служила Эмберли, и мы все знаем, как она летает. Я…
      — Закон! — настаивал Корм.
      Правитель покачал головой.
      — Что ж, видимо, это мой долг… Закон гласит, что, если летатель отказывается от крыльев, тогда их примет другой летатель, старший на острове, и они с Правителем должны хранить крылья до тех пор, пока не будет избран их новый хозяин. Но, Корм, никто еще никогда не отказывался от крыльев. Закон применяли, лишь когда летатель умирал без наследника, а в этом случае Марис…
      — Закон есть закон! — отрезал Корм.
      — И вы опять слепо ему подчинитесь, — вставил Баррион. Но Корм сделал вид, что его не слышит, и продолжал:
      — Поскольку Расс передал свои крылья, я — старший летатель острова. Крылья будут находиться у меня до тех пор, пока мы не найдем кого-нибудь достойного, кто готов дорожить честью летателя и уважать традиции.
      — Нет! — закричал Колль. — Я хочу, чтобы крылья взяла Марис.
      — Твое желание ничего не значит. Ты — бескрылый. — С этими словами Корм наклонился и начал аккуратно складывать сломанные крылья.
      Марис оглянулась, ища помощи, но тщетно. Баррион развел руками, Шалли и Хелмер отвернулись, а ее отец стоял сломленный горем — уже больше и не летатель, всего лишь старый калека. Гости стали расходиться.
      К Марис подошел Правитель.
      — Мне жаль, что так получилось. Будь это в моей власти, я отдал бы крылья тебе. Закон… создан не для того, чтобы наказывать, он должен направлять… Но это закон летателей, и я не могу пойти против них. Если я выступлю против Корма, с Эмберли будет то же, что с Кеннехатом, а меня будут называть сумасшедшим.
      — Я понимаю, — кивнула Марис.
      Корм, сложив крылья, удалялся по берегу. Правитель тоже повернулся и направился к себе. Марис подошла к Рассу.
      — Отец… — начала было она.
      — Ты мне не дочь! — бросил он, отвернулся и пошел прочь, медленно, словно тяжелый груз унося свой позор.
      На истоптанном пустынном берегу их осталось трое. Марис подошла к Коллю, молча обняла его, и они замерли как дети, ищущие друг у друга утешения.
      — Пойдем ко мне, — нарушил тишину Баррион.
      Брат с сестрой расступились, глядя как Баррион надевает через плечо гитару, и двинулись за ним.
      Для Марис потянулись мрачные, тревожные дни. Баррион жил в маленькой хижине недалеко от гавани, рядом с заброшенной, гниющей пристанью. Там они все и поселились. Никогда раньше Марис не видела Колля таким счастливым. Каждый день они с Баррионом пели, и он был уверен, что все-таки станет настоящим певцом. Только то, что Расе отказывался его видеть, тревожило Колля, но и это порой забывалось. Он был молод, и то, что многие сверстники смотрели на него с затаенным восторгом как на бунтаря, откровенно радовало его.
      Для Марис же все было гораздо сложнее. Она редко выходила из дому, разве только вечерами к пристани посмотреть на возвращающиеся рыбачьи баркасы. Кроме своей потери, она ни о чем не могла думать. Все оставалось по-прежнему: пойманная, беспомощная птица… Казалось бы, она все делала правильно, но крылья и теперь так же далеки от нее. Традиции цепко держали ее в плену.
      Прошло две недели после инцидента на берегу. Как-то Баррион позже обычного вернулся с пристани, куда ходил каждый день к рыбакам Эмберли за новыми песнями и где он пел в портовых кабачках. Поужинав горячей мясной похлебкой, он взглянул на Колля и Марис и сказал:
      — Я договорился насчет лодки. Через месяц ухожу на Внешние Острова.
      — И я? — обрадовался Колль.
      — Конечно, — кивнул Баррион. — Марис, ты тоже?
      — Нет, — она покачала головой.
      — Тебе вряд ли станет лучше, — вздохнул Баррион. — На Эмберли будет тяжело. Даже для меня настают нелегкие времена. Корм подначивает Правителя, и тот настраивает против меня людей. Люди постарше уже начинают избегать моей компании. Но перед нами большой мир, и его нужно увидеть. Поедем с нами, — он улыбнулся. — Может быть, я даже научу тебя петь.
      Марис задумчиво вертела в руках вилку.
      — Я пою еще хуже, чем мой брат летает. Баррион, я не могу уехать. Я летатель, я должна остаться и получить свои крылья обратно.
      — Восхищаюсь я тобой, Марис, но это ведь бессмысленно. Что ты можешь?
      — Не знаю. Что-нибудь придумаю. Можно пойти к Правителю. Он издает законы, и он мне сочувствует. Если он поймет, что так лучше для Эмберли…
      — Он не пойдет против Корма. Кроме того, это закон летателей, а здесь он не властен. И еще…
      — Что?
      — Есть новость. В порту говорят, что нашли нового летателя. Вернее, старого… Девин плывет на лодке с Гаворы. Он здесь поселится, и ему отдадут твои крылья.
      Баррион с тревогой следил за выражением лица Марис.
      — Девин! — Она бросила вилку на стол и вскочила. — Они что, совсем ослепли? Он летает еще хуже Колля! Свои крылья он утопил, когда опустился слишком низко над водой, и, если бы мимо не проходил корабль, он бы и сам погиб. Значит, Корм хочет отдать ему еще одни крылья? Баррион горько усмехнулся.
      — Он же летатель и уважает традиции.
      — Давно он отплыл?
      — Говорят, несколько дней назад.
      — Оттуда до Эмберли недели две, — Марис задумалась. Мне надо действовать, пока он не добрался. Как только он примет крылья, они будут принадлежать ему.
      — Но что ты можешь, Марис? — спросил Колль.
      — Ничего, — сказал Баррион. — Конечно, мы можем украсть крылья. Корм их починил, они теперь как новенькие. Но куда ты с ними денешься? Тебя нигде не примут. Брось это дело, девочка. Ты не изменишь законов летателей.
      — Не изменю? — в голосе Марис послышалось возбуждение. Она перестала мерить комнату шагами и остановилась у стола. — Ты уверен? Разве традиции никогда не менялись? Откуда они вообще взялись?
      — Ну, когда-то был Совет, — озадаченно произнес Баррион, — когда Старого Капитана убили, и Капитан-Правитель Большого Шотана раздал всем крылья. Тогда и решили, что ни один летатель не должен брать в небо оружие. Всем еще была памятна страшная битва, когда старые Звездоплаватели использовали две последние небесные лодки, чтобы лить с неба огонь.
      — Да, да, — добавила Марис, — и помнишь, было еще два Совета? Через много поколений после первого другой Капитан-Правитель Большого Шотана захотел подчинить себе остальные острова и послал своих летателей с мечами напасть на Малый Шотан. А когда его люди исчезли, летатели других островов собрались, чтобы осудить его, и он был последним Капитаном-Правителем. Теперь Большой Шотан такой же остров, как и все остальные.
      — И третий раз, — вмешался Колль, — когда все проголосовали за то, чтобы не летать на Кеннехат, после того как Сумасшедший Правитель убил Летателя, Принесшего Плохие Вести.
      — Все так, — кивнул Баррион, — но с тех пор никто не созывал Совет. — Ты уверена, что они соберутся?
      — Конечно. Это неписаный закон. Одна из тех традиций, которые так чтит Корм. Любой летатель может созывать Совет. Я представлю там свои предложения, сразу всем летателям Гавани, и…
      Марис замолчала, они переглянулись с Баррионом, сраженные одной и той же мыслью.
      — Вот именно — летатель! — Баррион постарался произнести это слово помягче.
      — А я уже не летатель, — Марис рухнула в кресло. — И Колль отказался от крыльев. И Расе — даже если бы согласился — он тоже уже не летатель. Нас Корм слушать не станет, и некому будет созывать Совет.
      — Ты можешь попросить Шалли, — предложил Колль. — Или дождаться кого-нибудь на прыжковой скале, или…
      — Шалли намного моложе Корма и слишком его боится, перебил Баррион. — Я слышал, она тебе тоже сочувствует, как и Правитель, но она не станет ничего делать. Вдруг Корм попытается отобрать и ее крылья? А другие?… На кого ты можешь рассчитывать? И сколько тебе придется ждать? Хелмер бывает здесь чаще других, но он такой же, как Корм. Джемис слишком молод. Да и остальные… Все-таки это большой риск. — Он задумчиво покачал головой. — Ничего не выйдет. Никто за тебя не выступит, а через две недели Девин заберет крылья.
      Все трое замолчали. Марис, невидящим взглядом уставясь в тарелку с холодным мясом, напряженно думала. Неужели ничего нельзя сделать?
      — Баррион, — начала она осторожно, — ты совсем недавно сказал… что можно украсть крылья…
      Холодный, мокрый ветер зло срывал гребни волн. На востоке собирался шторм.
      — В такую погоду хорошо летать, — сказала Марис, держась обеими руками за борт качающейся лодки.
      — Если бы у тебя были крылья… — Баррион улыбнулся и закутался поплотнее в плащ.
      Марис повернулась к берегу. Там среди деревьев стоял дом Корма. В верхнем окне горел свет. Когда же его вызовут? Уже третий день… Как долго еще ждать? Каждый час приближал к Эмберли Девина, человека, который отберет у нее крылья.
      — Сегодня? — спросила она у Барриона. Тот пожал плечами, продолжая чистить ногти длинным узким кинжалом.
      — Тебе лучше знать, — ответил он, не поднимая глаз. Как часто вообще вызывают летателей? На маяке даже нет света.
      — Часто, — задумчиво сказала Марис. Но вдруг Корма не вызовут? Они дежурили уже три ночи, надеясь, что он уйдет из дому. Может быть, Правитель решил до прибытия Девона использовать только Шалли? — Не нравится мне это, — добавила она. — Надо что-то делать.
      — Я мог бы воспользоваться вот этим, — ответил Баррион, пряча в ножны сверкающий кинжал, — но не буду. Я — за тебя, Марис, и твой брат мне все равно что сын, но я не стану убивать из-за крыльев. Мы будем ждать, когда Корма вызовут с маяка, потом заберемся в дом. Только так.
      «Неужели дошло бы и до этого? — подумала Марис. — Если бы Корм оказался дома?» Корм есть Корм, он не уступил бы без боя. Когда-то Марис была у него в доме и помнила целую коллекцию обсидиановых ножей, развешанную по стенам.
      Надо ждать, когда он уйдет.
      — Правитель не вызовет его, — сказала она убежденно. Если только не какое-нибудь чрезвычайное происшествие.
      — Мы вряд ли сможем организовать что-нибудь чрезвычайное, — ответил Баррион, разглядывая облака.
      — Но мы можем послать сигнал с маяка.
      — Ну-ну… — Баррион задумался, потом улыбнулся. Пожалуй, можем. Послушай, Марис, чем дальше, тем больше законов мы нарушаем. Мало того, что мы собираемся стянуть твои крылья, теперь ты хочешь, чтобы мы пробрались в башню и послали ложный сигнал. Хорошо еще, что я певец, иначе мы вошли бы в историю как величайшие преступники Эмберли.
      — Интересно, как твое занятие может этому по мешать?
      — А кто, ты думаешь, сочиняет песни? Я скорее изображу нас героями!
      Они дружно рассмеялись. Баррион взялся за весла и направил лодку к топкому, укрытому деревьями берегу.
      — Жди здесь, — сказал он, выпрыгивая из лодки. — Я пойду к маяку. Как только увидишь, что Корм ушел, лезь в дом и забирай крылья.
      Марис молча кивнула.
      Почти целый час ей пришлось сидеть одной в сгущающейся тьме. Далеко на востоке небо то и дело озарялось вспышками молний. Скоро шторм придет сюда. Марис уже чувствовала холодные укусы крепчающего ветра. Наконец маяк Правителя на самом высоком холме Эмберли часто замигал, и Марис вдруг вспомнила, что ничего не сказала Барриону о сигналах, но он откуда-то знал правильный код. «Похоже, он действительно опытный человек, — подумала Марис. — Может, он вовсе не такой враль, как казалось».
      Через минуту она уже лежала за кустами совсем рядом с домом. Дверь открылась. Корм, одетый в теплый костюм, вышел на порог, перебросил сложенные крылья через плечо и торопливо двинулся к маяку.
      Теперь оставалось лишь найти камень и разбить окно. К счастью, Корм был холост и жил один. Они несколько дней наблюдали за домом, и никто за эти дни не приходил, если не считать женщины, убирающей в доме, но она работала днем…
      Марис вытащила из рамы оставшиеся осколки стекла, взобралась на подоконник и шагнула в дом. Глаза быстро привыкли к темноте. Надо побыстрее найти крылья, пока Корм не вернулся. Он скоро доберется до маяка и обнаружит, что вызов был ложным. Баррион, естественно, не станет дожидаться, пока его поймают.
      Но искать долго не пришлось. Крылья оказались на полке рядом с дверью, там же, где Корм хранил и свои. Марис сняла их и нежно провела рукой по холодному металлу, проверяя сегменты. Наконец-то! Теперь их никто у нее не отберет!
      Она вдела руки в ремни, выбежала из дома и бросилась через лес. Скоро Корм вернется и обнаружит пропажу. К тому времени ей надо быть уже на прыжковой скале.
      На дорогу ушло добрых полчаса. Дважды пришлось укрываться в кустах, чтобы не попасться на глаза другим ночным путникам. Но добравшись до скалы, она увидела дежурных на посадочной площадке. Опять пришлось спрятаться и ждать.
      Марис совсем закоченела, когда вдали над морем вдруг сверкнула серебряная полоска крыльев. Вскоре летатель пронесся над площадкой, привлекая внимание дежурных, затем уверенно приземлился. Пока дежурные помогали отстегивать крылья, Марис разглядела, что прилетела Анни с Кульхолла. Очевидно, с сообщением, и сейчас дежурные проводят ее к Правителю. Это как раз то, чего она ждала.