Филип Кинред Дик
Человек, который высмеивал
Глава 1
В семь часов утра Ален Парсел, молодой прогрессивный директор недавно созданного процветающего информационного агентства, лишился спальни. Зато на ее месте появилась кухня. Процесс осуществлялся автоматически под контролем вмонтированного в стену электронного устройства. Ален не управлял им, но превращение одобрил; он уже проснулся и был готов вставать.
Позевывая и жмурясь от яркого света, Аден нащупал ручку, приводившую в действие кухонную плиту.
Как обычно, плита наполовину скрывалась в стене.
Однако стоило приложить небольшое усилие — и она с глухим протяжным звуком выдвинулась в комнату.
Ален ощущал себя полным хозяином своих владений: однокомнатной квартиры с видом на шпиль Священного Морака. Она досталась ему в наследство от родителей; арендная плата была внесена более чем на сорок лет вперед. Тонкие стены из оштукатуренных досок заключали в себе бесценное сокровище: пустое пространство, стоившее целого состояния.
Из плиты, в свою очередь, выдвинулись стол, раковина и кухонный шкаф, снизу появились два стула.
Большая часть комнаты оказалась занятой, однако оставалось еще достаточно места, чтобы одеться.
Его жена Дженет с трудом надела лифчик. Теперь она, нахмурившись, держала в руках свою юбку и тревожно озиралась. В квартире еще не включили центральное отопление, и Дженет ежилась от холода. Она уже три года была женой Алена, но так и не привыкла к постоянным перестройкам комнаты. Каждый раз, просыпаясь холодным осенним утром, она долго не могла прийти в себя.
— В чем дело? — спросил Ален, сбрасывая пижаму.
Для него такое утро было лишь освежающим. Он сделал глубокий вдох.
— Я переведу механизм часов на одиннадцать. — Она продолжала одеваться, медленно и совершая много лишних движений.
— Убери свои вещи, — напомнил он, открывая для нее дверцу шкафчика. Как всегда.
Агентство должно было открываться ровно в восемь, и потому приходилось вставать достаточно рано, полчаса уходило на путь по многолюдным улицам. С нижней площадки и из соседних квартир уже доносились голоса и прочие звуки, свидетельствовавшие о пробуждении дома. В коридоре послышались шаркающие шаги; выстраивалась очередь к общественной ванной.
— Иди первая, — сказал Ален жене; ему хотелось, чтобы она успела одеться и привести себя в порядок. — Не забудь полотенце, — добавил он.
Она послушно собрала свои вещи: косметичку, мыло с зубной щеткой, полотенце — и вышла. Соседи, собравшиеся в коридоре, приветствовали ее.
— Доброе утро, миссис Парсел.
— Доброе утро, миссис О'Нейл, — ответил сонный голос Дженет, и дверь закрылась.
Когда жена ушла, Ален достал из аптечки две капсулы кортотиамина. У Дженет было множество всевозможных пилюль и микстур; в детстве она страдала от бруцеллеза, одного из недугов, распространившихся на колонизованных планетах после первых попыток создания естественных ферм. Потребность в кортотиамине возникла у Алена потому, что вчера вечером он выпил три стакана вина, да еще на пустой желудок.
Посещение района Хоккайдо Ален считал необходимым риском. Он просидел вчера в Агентстве долго, часов до десяти. Ощущая усталость, но все еще не угомонившись, он запер все двери и выкатил из ангара небольшой одноместный слайвер, который принадлежал Агентству и использовался для передачи экстренных сообщений в Т-М. На этой машине Ален поспешно покинул пределы Ньюер-Йорка, полетал немного над окрестностями и наконец повернул на восток, к Гэйтсу и Шугерману. Но пробыл у них недолго, и в одиннадцать уже возвращался обратно. Во всяком случае, Ален считал свою поездку необходимой. Дело касалось важной информации.
Его Агентство оставалось в тени четверки гигантов, задававших тон в индустрии новостей. Фирма Ален Парсел Инкорпорейтед не располагала ни крупными средствами, ни солидной идеологической базой. Выпуски составлялись от случая к случаю. Сотрудники Агентства — художники, историк, консультант по вопросам морали, литератор, драматург — постоянно выискивали новые направления, вместо того чтобы следовать уже проверенным образцам. Подобный подход имел как определенные преимущества, так и существенные недостатки. Большая четверка не отличалась творческой плодовитостью. Они просто из года в год совершенствовали свои стандартные программы, основанные на старой надежной формуле, которой до революции пользовался сам Майор Штрайтер. В те дни пропаганда Морального Обновления велась бродячими труппами, состоявшими из актеров и лекторов, и майор был гениальным пропагандистом. Конечно, основная формула не утратила своего значения, однако Ален считал, что необходимы свежие веяния. Таким веянием стал в свое время сам майор. Достигнув сначала высокого положения в Бурской Империи — воссозданном государстве Трансвааль, — он сумел пробудить моральные силы, дремавшие в сердцах современников.
— Твоя очередь, — сказала Дженет, вернувшись из ванной. — Я тебе оставила мыло с полотенцем. — Когда он шагнул к выходу, она склонилась над плитой, доставая готовый завтрак.
Прием пищи занял, как всегда, одиннадцать минут.
Ален ел с аппетитом. Благодаря кортотиамину ощущение тошноты прошло. Дженет, не доев, отодвинула тарелку и начала причесываться. При нажатии на определенную кнопку окно превращалось в зеркало — еще одно остроумное приспособление для экономии пространства, разработанное Жилищной Комиссией Комитета.
— Ты поздно пришел? — вдруг спросила Дженет. — Я имею в виду — вчера вечером. — Она взглянула на него. — Да?
Ее вопрос удивил Алена. Насколько он знал, Дженет никогда не пыталась за ним следить. Поглощенная своими тревожными мыслями, она едва ли могла думать о чем-либо еще. Нет, конечно, Дженет не следила.
Скорее всего, пока он не вернулся, она не сомкнула глаз, с беспокойством думая о нем. Когда он разделся и лег рядом, она ничего не сказала, только поцеловала его и тут же заснула.
— Ты летал на Хоккайдо? — продолжала расспрашивать Дженет.
— Ненадолго. Шугерман подбрасывает мне кое-какие идеи… С ним полезно поговорить. Помнишь наш выпуск о Гете? Про шлифовку линз? Я никогда не слышал ничего подобного, пока Шугерман не рассказал.
Такой подход есть пример хорошего Морака, — Гете и его настоящая работа. Сначала призмы, потом поэзия.
— Но ведь… — Она сделала характерный нервный жест. — Шугерман яйцеголовый.
— Меня никто не видел. — В этом Ален почти не сомневался. В десять вечера в воскресенье большинство людей уже в постели. Он выпил три стакана вина с Шугерманом, полчаса послушал чикагский джаз по фонографу Тома Гэйтса — только и всего. Ален бывал у них не раз без каких-либо неприятных последствий.
Нагнувшись, он поднял свои оксфордские ботинки.
Они были забрызганы грязью. Кроме того, каждый из них пересекала цепочка пятен засохшей красной краски.
— Это из художественного отдела, — сказала Дженет. В первый год существования Агентства она работала секретаршей Алена и хорошо знала офис. — Что ты делал с красной краской?
Он не ответил, продолжая разглядывать свои ботинки.
— И грязь. — Дженет оторвала присохшую к подошве травинку. — Где ты нашел на Хоккайдо траву? Ведь там только руины, и ничего не растет… Все заражено, да?
— Да. — Разумеется, так оно и было. Во время войны остров подвергся массированной бомбардировке и до сих пор оставался насыщенным всевозможной дрянью. Моральное Обновление не могло тут помочь — требовалось грубое физическое восстановление. Хоккайдо был мертв и бесплоден, так же как в 1972 году, когда кончилась война.
— Это здешняя трава, можешь мне поверить, — заметила жена, осторожно ощупывая травинку. Большую часть жизни Дженет провела на колонизованных планетах. — Такая мягкая. Ее не могли ниоткуда привезти… Она растет только здесь, на Земле.
— Где на Земле? — спросил он с раздражением.
— В Парке. Трава только там и растет — в других местах одни дома и офисы. Значит, вчера вечером ты был в Парке.
За окном в лучах утреннего солнца сиял шпиль Священного Морака. Внизу виднелся Парк. Шпиль и Парк окружали сердце Морака, его Омфал.
Среди газонов, цветочных клумб и кустов стояла статуя Майора Штрайтера. Это была официальная статуя, отлитая еще при жизни майора. Она находилась там уже сто двадцать четыре года.
— Да, я гулял в Парке, — признался Ален. Он забыл про еду; его «яичница» остыла на тарелке.
— А краска, откуда она? — растерянно пробормотала Дженет. В критических ситуациях она обычно становилась совершенно беспомощной, оказываясь во власти страхов и дурных предчувствий. — Ты не сделал ничего плохого, правда? — Вероятно, она сразу подумала об аренде.
Ален потер ладонью лоб и встал.
— Полвосьмого. Мне пора на работу.
Дженет тоже поднялась.
— Но ты даже не доел. — Он всегда доедал свой завтрак. — Ты не заболел?
— Я? — усмехнулся Ален. — Заболел? — Он поцеловал ее в губы и взял свое пальто. — Когда я последний раз болел?
— Никогда, — тихо сказала она, с беспокойством глядя на Алена. — С тобой никогда ничего не случалось.
На первом этаже бизнесмены выстроились перед столом управдома. Шла обычная проверка, и Ален присоединился к ним. В утреннем воздухе пахло озоном, и у Алена опять прояснилось в голове. К нему вернулся привычный оптимизм.
Центральный Гражданский Комитет выделял для каждой жилой точки должностное лицо женского пола, и миссис Бирмингэм представляла собой типичный пример такой сотрудницы: полная дама лет пятидесяти пяти, она носила цветастые платья и писала свои доклады внушительной авторучкой. Этот пост считался почетным, и миссис Бирмингэм занимала его не первый год.
— Доброе утро, мистер Парсел, — лучезарно улыбнулась она, когда подошла его очередь.
— Здравствуйте, миссис Бирмингэм. — Он приподнял шляпу, поскольку управдомы придавали большое значение вежливости. — Кажется, сегодня неплохой день, если только облака не набегут.
— Дождь тоже нужен — для урожая, — пошутила миссис Бирмингэм. На самом деле вся пища и другие товары, потребляемые населением Земли, доставлялись на автоматических ракетах. Ограниченные земные запасы служили лишь своего рода эталоном. Миссис Бирмингэм сделала заметку в своем большом желтом блокноте. — Сегодня… я не видела вашу очаровательную супругу.
Алену постоянно приходилось подыскивать какое-то оправдание для своей жены.
— Дженет готовится к заседанию в Книжном Клубе. Ее назначили казначеем.
— Очень рада за нее. Она такая прелестная женщина. Правда, немного застенчивая. Ей надо побольше общаться с людьми.
— Да, конечно, — согласился он, — но вы ведь знаете: Дженет росла на безлюдных просторах Бетельгейзе-четыре. Там только скалы и козы.
Ален надеялся, что этим беседа закончится — его поведение редко вызывало вопросы. Но внезапно на лице миссис Бирмингэм появилось строгое выражение.
— Вы вчера поздно вернулись, мистер Парсел. Хорошо провели время?
"Черт подери, — подумал Ален, — наверное, засек какой-нибудь «малыш». Интересно, много ли он увидел?
Если прицепился, то, уж конечно, проследил до конца.
— Не очень, — ответил Ален.
— Вы посетили Хоккайдо, — продолжала миссис Бирмингэм.
— Работа, — начал оправдываться он. — Информация для Агентства. — Ален неплохо освоил диалектику морального общества и находил в ней своеобразное очарование. Перед ним был бюрократ, бездумно следовавший установленной программе, в то время как сам он предпочитал смелую импровизацию. На этом основывался успех его Агентства, успех его личной жизни.
— Работа в средствах информации порой требует забыть личные чувства, миссис Бирмингэм. Вам, конечно, это хорошо известно.
Доверительный тон Алена сыграл свою роль. Лицо миссис Бирмингэм снова расплылось в улыбке. Сделав небольшую пометку в блокноте, она спросила:
— Увидим ли мы вас в среду на собрании жильцов?
Это будет послезавтра.
— Разумеется, — ответил Ален. За многие годы он научился переносить бесконечные мероприятия, нудные заседания со своими соседями в душном зале. И жужжание «малышей», передающих собранные сведения членам Комитета. Только, боюсь, от меня будет мало толку. — Ален был слишком занят своими идеями и планами, чтобы обращать внимание на прегрешения ближних. — У меня сейчас по горло работы.
— Кто знает, — не то надменно, не то лукаво усмехнулась миссис Бирмингэм, — возможно, мы услышим кое-что и о вас.
— Обо мне? — Алену опять стало не по себе.
— Мне кажется, я встречала ваше имя, когда просматривала сообщения. Будем надеяться, что я ошиблась. — Она опять слегка усмехнулась. — В противном случае это будет впервые за многие годы. Впрочем, никто не безгрешен; все мы смертны.
— Хоккайдо? — спросил он. Или то, что было после?
Краска, трава. Внезапно из памяти выплыли странные образы: мокрая трава сверкает под ногами, он стремительно и легко несется вниз по склону холма. Потом лежит на спине, глядя в бескрайнее черное небо; редкие облака — словно миражи в черной пустоте. И он раскинул руки, как будто для того, чтобы обнять звезды.
— Или то, что было после? — произнес вслух Ален, но миссис Бирмингэм уже занялась следующим человеком.
Глава 2
В вестибюле здания Монджентлок было шумно и людно, то и дело входили и выходили люди. Из-за миссис Бирмингэм Ален опоздал. Подъемник вежливо ожидал его.
— Доброе утро, мистер Парсел, — приветствовал Алена записанный на магнитофон голос, и двери закрылись. — Второй этаж: Бевис и Экспортно-импортная компания. Третий этаж: Американский Музыкальный Союз. Четвертый этаж: Информационное агентство Алена Парсела. — Подъемник остановился, и двери открылись.
В приемной, не находя себе места, метался заместитель Алена Фред Лад и.
— Привет, — рассеянно бросил Ален, снимая пальто.
— Ален, она здесь. — Лицо Лади зарделось. — Она пришла сюда раньше меня; я только поднялся — а она уже тут сидит…
— Кто? Дженет? — Ален представил себе, как миссис Бирмингэм, улыбаясь, приближается к Дженет, которая сидит и, ни о чем не подозревая, рассеянно расчесывает волосы, как члены Комитета выселяют его жену из квартиры и аннулируют аренду.
— Нет, не миссис Парсел.. — Лади понизил голос до едва слышного хрипа, — это Сью Фрост.
Ален невольно вытянул шею, однако дверь в кабинет была закрыта. Если там действительно сидела Сью Фрост, это означало первый визит в Агентство секретаря Комитета.
— Проклятье, — пробормотал Ален.
— Она хочет тебя видеть! — почти простонал Лади.
Деятельность Комитета осуществлялась через отраслевые секретариаты, подчиняющиеся непосредственно Иде Пиз Хойт, прямой наследнице Майора Штрайтера.
Сью Фрост отвечала за Т-М, Телемедиа — официальный правительственный концерн, который контролировал средства массовой информации. Ален не имел дела с миссис Фрост, даже никогда не виделся с ней; общался лишь с исполняющим обязанности директора Т-М, лысым, всегда усталым человеком по имени Майрон Мэвис. Именно Мэвис покупал выпуски.
— Что она хочет? — спросил Ален. Вероятно, она узнала, что Мэвис пользовался продукцией Агентства и что Агентство появилось сравнительно недавно. Ален с содроганием представил себе долгое и мучительное следствие Комитета.
— Пусть Дорис отключит все телефоны. — Дорис была одной из его секретарш. — Пока мы с миссис Фрост беседуем, все ложится на тебя.
Лади плелся за ним, молитвенно сложив руки.
— Удачи тебе, Ален. Я уж тут буду держаться, не сомневайся. Если тебе понадобятся какие-нибудь документы…
— Да, я позову тебя. — Ален открыл дверь своего кабинета и увидел Сью Фрост.
Она оказалась высокой и крупной, но на редкость статной женщиной, на вид лет пятидесяти с небольшим.
Ее темно-серый костюм отличался простотой и строгостью, единственным украшением был цветок в волосах.
Внешне она ничем не напоминала тех пестро наряженных дородных и по-матерински мягких членов Комитета, с которыми чаще всего приходилось встречаться Алену. У нее были длинные ноги, и, поднявшись, она приветствовала его почти мужским рукопожатием.
— Здравствуйте, мистер Парсел, — сдержанно проговорила она. — Надеюсь, вы не обиделись на меня за столь внезапное вторжение.
— Нисколько. Пожалуйста, садитесь.
Она снова села, положив ногу на ногу и глядя на Алена. Он заметил, что у нее бледно-желтые, почти бесцветные глаза, несомненно принадлежащие сильной личности.
— Курите? — Ален протянул ей пачку, и она, кивнув, взяла сигарету. Он дал ей прикурить и закурил сам, ощущая себя неуклюжим юнцом в обществе взрослой и опытной женщины.
Все же Ален не мог избавиться от мысли, что Сью Фрост не принадлежит к тому типу деловых женщин с изысканными манерами, которым делают предложения герои программ Блэйк-Моффета. В ней была какая-то неприятная твердость.
— Вы, конечно, узнаете это. — Сью Фрост открыла манильскую папку и положила на стол пачку листов, на верхнем стояла печать Агентства Алена Парсела; очевидно, миссис Фрост нашла и прочла один из их выпусков.
— Да, — согласился он, — это наша продукция.
Сью Фрост перелистнула несколько страниц.
— Майрон получил это месяц назад. Потом у него возникли сомнения, и он обратился за помощью ко мне. В прошлый уикэнд я ознакомилась с содержанием вашего пакета.
Она повернула его так, что Ален смог увидеть заглавие одного из лучших выпусков, в создании которого он сам принимал участие.
— Сомнения? — переспросил Ален. — Что вы имеете в виду? — У него появилось странное чувство, что он вовлечен в некое жуткое религиозное действо. — Если пакет вам не подходит, верните его. Такое уже случалось. Мы оплатим издержки.
— Нет, — возразила миссис Фрост, выдыхая дым от сигареты. — Все сделано превосходно. Майрон вовсе не хотел возвращать ваш пакет. Тема весьма оригинальна.
Человек пытается вырастить яблоню на колонизованной планете. Но дерево погибает. А Морак… — Она снова взяла в руки рукопись. — Я не совсем понимаю, в чем тут состоит Морак. Ему не следовало выращивать яблоню?
— Следовало, но не там.
— Вы хотите сказать, что она принадлежит только Земле?
— Я хочу сказать, что он должен был работать на благо общества, а не замыкаться на каком-то частном предприятии. Для него колония стала всем миром. Но на самом деле она только средство. Здесь и заключается центральная идея.
— Омфал, — кивнула она. — Ось Вселенной. А дерево…
— Дерево символизирует порожденную Землей жизнь, которая увядает на чужой почве. Ее духовная основа отмирает.
— Но ведь он не мог вырастить ее на Земле. Здесь нет места, кругом одни города.
— Это следует понимать символически, — пояснил Ален. — Ему надо укрепить здесь свои корни.
Сью Фрост на минуту задумалась. Ален положил ногу на ногу, потом вернулся к прежней позе и продолжал нервно курить, чувствуя, как нарастает его напряжение. В соседней комнате послышалось жужжание коммутатора, потом застрекотала машинка Дорис.
— Видите ли, — наконец нарушила молчание Сью Фрост. — Тут получается противоречие с основными принципами. Комитет затратил миллиарды долларов и годы упорного труда на внеземное сельское хозяйство.
Мы сделали все возможное, чтобы наши растения прижились в колониях. Они должны давать нам необходимую пищу. Люди понимают, что это долгая и трудная работа, сопряженная с бесконечными разочарованиями… и тут вы заявляете, что вся затея с внеземными садами обречена на провал.
Ален хотел что-то сказать, но передумал. Он чувствовал свое полное поражение. Миссис Фрост окинула его изучающим взглядом, вероятно ожидая, что он начнет оправдываться.
— Кстати, вот записка Майрона, — добавила она. — Можете ее прочесть.
На первом листе рукописи Ален увидел три строчки, написанные карандашом: "Сью, опять такой же случай.
Сделано красиво, но слишком скромно. Решайте сами".
— Что он имеет в виду? — спросил Ален, теперь уже с раздражением.
— Он хочет сказать, что такой Морак вызывает сомнения. — Она слегка наклонилась в его сторону. — Ваше Агентство работает всего три года. Вы начали довольно неплохо. Что у вас сейчас готовится?
— Мне надо посмотреть документы. — Он встал. — Вы разрешите пригласить сюда Лади? Я бы хотел, чтобы он взглянул на записку Майрона.
— Разумеется.
Фред Лади вошел в кабинет на негнущихся ногах, очевидно, предчувствуя самое плохое.
— Спасибо, — пробормотал он, когда Ален протянул ему пакет. Лади прочел записку, но, судя по его бессмысленному взгляду, едва ли что-нибудь понял. Он словно улавливал некие невидимые колебания в окружающей атмосфере, которые помогают ему осознать обстановку гораздо лучше, чем слова, написанные на бумаге.
— Да, — произнес он наконец, словно во сне. — Очень трудно угодить всем.
— Мы, конечно, заберем пакет обратно. — Ален принялся отрывать от него записку, однако миссис Фрост остановила его:
— Таков ваш единственный ответ? Ведь я сказала, что пакет нам нужен; кажется, я выразилась вполне определенно. Но мы не можем принять его в такой форме. Полагаю, вам следует знать, что именно я поддержала вашу деятельность. По этому вопросу состоялась дискуссия, и я с самого начала внесла предложение дать вам зеленую улицу. — Она достала из папки еще один пакет, хорошо знакомый Алену. — Узнаете? Май две тысячи сто двенадцатого года. Мы спорили несколько часов. Майрону понравилось, и мне тоже. Всем остальным — нет. Теперь и Майрон охладел. — Она положила на стол первый пакет, созданный Агентством.
— Майрон стал уставать, — заметил Ален после небольшой паузы.
— Да, вы правы, — согласилась она.
— Может, мы с этим немного поторопились, — неуверенно произнес Фред Лади. Он сплел пальцы и уставился в потолок. Капли пота сверкали у него в волосах и на гладко выбритом подбородке. — Так сказать, погорячились.
— Моя позиция проста, — заявил Ален, обращаясь к миссис Фрост. — Морак нашего пакета состоит в том, что Земля является центром. Это истинный принцип, и я верю в него. Если бы я не верил, мне не удалось бы создать такой пакет. Конечно, я заберу его, но ничего менять не стану. Я могу проповедовать лишь ту мораль, которую практикую сам.
Дрожа и заикаясь, Лади предпринял отчаянную попытку выкарабкаться из очень неприятной ситуации.
— Тут вопрос не о морали, Эл. Речь идет о ясности.
Морак нашего пакета недостаточно убедителен. — Лади покраснел, как вареный рак. Он знал, что делает, и ему было стыдно. — Я… понимаю, о чем говорит миссис Фрост. Да, я хорошо понимаю. Получается, будто мы хотим опорочить сельскохозяйственную программу. Но ведь на самом деле у нас и в мыслях ничего подобного не было, правда, Эл?
— Ты уволен, — сказал Ален.
Оба удивленно уставились на него. В первую минуту никто из них не мог поверить, что Ален говорит серьезно.
— Пойди скажи Дорис, чтобы она выписала тебе чек. — Ален взял со стола пакет. — Прошу прощения, миссис Фрост, но только я один могу отвечать за деятельность Агентства. Мы оплатим вам издержки за этот пакет и пришлем новый. Хорошо?
Она встала, загасила сигарету.
— Разумеется, ваше право решать.
— Благодарю вас. — Ален почувствовал облегчение.
Миссис Фрост поняла его позицию и одобрила ее. И это было самое главное.
Лицо Лади стало мертвенно-бледным.
— Извини, я ошибся. Пакет в самом деле превосходный. И не надо ничего менять. — Он поймал Алена за рукав и отвел в сторону. — Я полностью признаю свою вину, — зашептал он. — Давай все обсудим после. Я просто попытался развить одну из возможных точек зрения. Ты же сам хотел, чтобы я высказался. Послушай, какой смысл наказывать меня лишь за то, что я действовал в интересах Агентства, как я их себе представляю.
Ален взглянул на него в упор.
— Я сказал то, что думаю. Нам больше нечего обсуждать.
— Вот как? — нервно хихикнул Лади. — Конечно, ты сказал то, что думаешь. Ведь ты босс. — Он трясся всем телом. — А может, ты все-таки пошутил?
Миссис Фрост взяла свое пальто и направилась к двери.
— Мне бы хотелось еще раз заглянуть в ваше Агентство. Надеюсь, вы не будете возражать?
— Разумеется, нет, — улыбнулся Ален. — Я вам с удовольствием его покажу. Агентство — моя гордость. — Он открыл перед ней дверь, и они вышли в холл. Лади, несчастный и растерянный, остался в кабинете.
— Мне его нисколько не жалко, — призналась миссис Фрост. — Думаю, он вам не нужен.
— Неприятная история, — согласился Ален. Однако он чувствовал себя уже гораздо лучше.
Глава 3
Здание Т-М имело форму просторного куба. Свободное пространство в центре использовалось для внешней связи. Но теперь там ничего не происходило, потому что была уже половина шестого. Сотрудники Телемедиа заканчивали рабочий день.
Ален Парсел воспользовался служебным телефоном в холле возле кабинета Майрона Мэвиса и позвонил жене.
— Я сегодня задержусь, — сообщил он.
— У тебя все в порядке?
— Все хорошо, — ответил он. — Но ты обедай без меня. В Агентстве большие события. Я перекушу чего-нибудь тут. — После небольшой паузы он добавил:
— Я сейчас в Телемедиа.
— Ты очень задержишься? — с беспокойством спросила Дженет.
— Да, наверное. — Ален повесил трубку.
Когда он вернулся к Сью Фрост, она спросила:
— Давно у вас работает Лади?
— С тех пор, как я открыл Агентство. Значит, три года — совсем не так много. Кроме него, я никого еще не увольнял, — добавил Ален.
Майрон Мэвис в своем кабинете передавал курьеру Комитета копии дневных выпусков. Их следовало класть в особые ящики, чтобы в случае проверки они были под рукой.
— Не уходи, — сказала миссис Фрост молодому курьеру. — Я скоро освобожусь, ты пойдешь со мной.
Молодой человек с охапкой металлических коробок скромно отошел в сторону. Его униформа цвета хаки означала принадлежность к одной из когорт Майора Штрайтера, отборных соединений, сформированных из потомков основоположника Морака.
— Мой дальний родственник по отцовской линии, — пояснила миссис Фрост, кивнув в сторону юноши, лицо которого не выражало никаких эмоций. — Рольф Хадлер. Я предпочитаю совершать поездки в его сопровождении. — Она обратилась к нему, повысив голос:
— Рольф, найди мобиль. Он припаркован где-то на задней стоянке.
Легионеры всегда вызывали у Алена беспокойное чувство. Бесстрастные, фанатичные словно машины, они, несмотря на сравнительно небольшую численность, умудрялись быть везде. Ален подозревал, что они постоянно перемещаются подобно муравьям-фуражирам, и за день совершают маршрут длиной в сотни миль.
— Вы поедете с нами, — сказала миссис Фрост Мэвису.
— Да, конечно, — пробормотал Мэвис и начал приводить в порядок свой стол. Мэвис был беспокойным мнительным человеком в неглаженом твидовом костюме и мятой рубашке. Ален хорошо помнил бессвязные беседы с директором Т-М, заканчивавшиеся тем, что Мэвис выходил из себя и его сотрудники не знали, как поступить. Во всяком случае следующие несколько часов в компании Мэвиса едва ли могли пройти спокойно.
— Увидимся в мобиле, — продолжала миссис Фрост. — Закончите сначала здесь. Мы подождем.
Когда они шли по коридору, Ален заметил:
— Какое большое помещение. — Его поражало то, что одно учреждение, пусть даже правительственное, занимало целое здание. И значительная часть этого здания располагалась под землей. Телемедиа, подобно Чистилищу, находились где-то по соседству с Богом; над Т-М стояли только секретари и сам Центральный Комитет.
— Да, большое, — согласилась миссис Фрост. Она шагала твердой мужской походкой, обеими руками прижимая к груди свою манильскую папку. — Только я не уверена.
— Не уверены в чем?
— Может, ему бы следовало быть поменьше, — загадочным тоном ответила она. — Вспомните, что стало с гигантскими рептилиями.
— Вы предполагаете сузить их деятельность? — Ален попытался представить себе, какой при этом образуется вакуум. — И чем же вы их замените?
— У меня иногда возникает желание разделить Т-М на ряд взаимодействующих, но независимо управляемых единиц. Я не уверена, должен ли и может ли один человек нести ответственность за всю систему.
— Да. — Ален подумал о Мэвисе. — Думаю, это порядком сокращает его жизнь.
— Майрон работает директором Т-М восемь лет. Сейчас ему сорок два, но он выглядит на восемьдесят. У него удалена половина желудка. Того и гляди, он окажется на Курорте, или в Ином Мире, как они называют свой санаторий.
— Ну, это далековато, — заметил Ален.
Они подошли к наружной двери, и миссис Фрост остановилась. — У вас была возможность осмотреть Т-М.
Что вы о нем думаете? Прошу вас, будьте откровенны.
Как по-вашему, эффективна ли его работа?
— То, что я видел, вполне эффективно.
— А как насчет продукции? Они покупают ваши пакеты и подготавливают их к трансляции. Какое у вас впечатление от конечного результата? Не происходит ли каких-нибудь искажений исходного Морака?
Сохраняются ли ваши идеи?
Ален попытался припомнить, когда ему в последний раз удалось высидеть до конца какую-нибудь стряпню Т-М. Конечно, Агентство получало копии программ, основанных на его пакетах.
— На прошлой неделе я смотрел телешоу, — уклончиво ответил Ален.
Миссис Фрост насмешливо подняла брови.
— Полчаса? Или целый час?
— Это была часовая программа, но мы посмотрели только часть. У нашего друга. А потом мы с Дженет показывали фокусы.
— У вас что же, нет телевизора?
— Соседи снизу мешают. Мы с ними связаны по принципу домино.
Они вышли на улицу и сели в мобиль. Ален решил, что в этом районе арендная плата, пожалуй, самая низкая. Тут было сравнительно малолюдно.
— Вы одобряете метод домино? — спросила миссис Фрост, пока они ждали Мэвиса.
— Он, несомненно, экономичен.
— Но у вас есть какие-то возражения?
— Метод домино основывается на предположении о том, что убеждения человека определяются исключительно убеждениями группы. Отдельный индивидуум не вписывается в эту систему — он создает собственные идеи вместо того, чтобы получать их из своего блока домино.
