Эмигрантка в стране магазинов

В общем, родить, вырастить и выучить детей в таких условиях обычным трудящимся было ой как нелегко. Однако голь на выдумки хитра, и, продолжая начатую мысль, замечу, что некоторые родители даже научились извлекать для себя из этой ситуации определенную выгоду. К примеру, многие мои сотрудницы по работе, пользуясь тем, что они – мамы и заведующая нашим отделом – тоже, то есть добиться у нее сочувствия было проще простого, зачастую отпрашивались с работы якобы по причине ухода за заболевшим ребенком или для того, чтобы показать его врачу. А сами вместо этого отводили своего отпрыска в детский сад и отправлялись в поход по магазинам. Хотя подобное явление, разумеется, было не национальным, а интернациональным, и зависело от моральных установок отдельно взятого взрослого.

«Так как же родители Страны Магазинов, будучи вынужденными посвящать все свое время работе, компенсировали детям недостаток внимания?» – спросите вы. Отвечаю: «Как правило, позволяя своим чадам делать все, что их душе угодно». Компенсацией за недостаток внимания являлось полное отсутствие воспитания, одним из показателей которого являлось наличие соски во рту у сравнительно взрослого дошкольника. Полагаю, многие из вас, уважаемые читатели, в курсе, что подавляющее большинство малышей с большим трудом расстаются со своими сосками и при этом закатывают самые настоящие истерики. В подобных ситуациях далеко не всем родителям удается выстоять под напором разбушевавшегося дитяти, ревущего и дуром орущего: «Дай! Моя! Хочу!» И таких пяти-шестилетних детишек с сосками во рту, напоминающими на их личиках поросячий пятачок, в Стране Магазинов было хоть пруд пруди. К слову сказать, позднее это выливалось и в неправильный прикус, и в дефекты произношения, а главное – в крайние формы невоспитанности.

Ни для кого не секрет, что отсутствие воспитания в первую очередь отражается на поведении ребенка. Помню, как мои знакомые, коренные жители Страны Магазинов, пока еще бездетная пара в возрасте тридцати лет, рассказали мне о своих впечатлениях от поездки в другое европейское государство, расположенное на севере. Отправились они туда на рождественские праздники в составе туристической группы человек в сорок, причем большую ее часть составляли семейные пары с детьми от пяти до десяти лет. Замечу, однако, что главным открытием в этой европейской стране для моих знакомых стало не то, что Санта Клаус «на самом деле существует» – сидит в деревянном домике рядом с мешком подарков и на всех европейских языках здоровается с посетителями, – а то, что дети, прибывшие туда из Страны Магазинов, по сравнению с детьми северян, выглядели совершеннейшими дикарями. Шутка ли сказать, но они безостановочно бегали, дрались, падали, истошно вопили и при этом сметали все на своем пути. За десять дней пребывания в стране Санта Клауса группа детишек из Страны Магазинов перевернула такое количество никому не мешавших своим присутствием, ярко сверкающих новогодними огоньками уличных елок, что местная полиция, в итоге, оштрафовала их родителей исключительно с той целью, чтобы они приняли ну хоть какие-нибудь меры. В частности, в полицейском заключении о поведении детей из Страны Магазинов присутствовало даже слово «вандализм».

В итоге, рассерженные папы с мамами решили наказать своих чад, запретив им выходить из отеля. Однако уже через сутки его владелец сделал родителям следующее предложение. Он согласился оплатить все штрафы от порушенных их детьми елок, с одним-единственным условием – пусть только выведут их на прогулку. Ведь всего за сутки они сумели разнести вдребезги не только все имевшиеся в его отеле рождественские декоративные украшения, но и разбить два унитаза, окно, порвать четыре персидских напольных ковра, разодрать обои в нескольких комнатах, оторвать замок от замочной скважины и вдобавок ко всему прочему удосужились так напугать собаку хозяина отеля, чистопородного бультерьера, что, согласно его утверждению, она впала в депрессию, после чего добровольно и навсегда покинула указанное заведение в неизвестном направлении. В общем, не было ничего странного в том, что пара моих знакомых в определенный момент стала от остальной части туристической группы пространственно дистанцироваться. Во время еды они обычно делали вид, что опоздали, а затем усаживались на противоположный конец зала, пытаясь таким образом сойти за туристов из какого-нибудь другого государства. Бывало, что не на шутку разбушевавшиеся дети из Страны Магазинов, носясь по столовой, опрокидывали чей-либо стол вместе со стоящей на нем едой, а сразу после этого пытались обратиться к моим знакомым с какой-нибудь просьбой или вопросом, и тогда последние делали вид, что их не понимают. Просто им не хотелось, чтобы сидящие рядом иностранцы подумали о них плохо, основываясь на впечатлении от малолетних разгильдяев. В заключение своего рассказа супружеская пара призналась: «Представляешь, мы и сами от себя не ожидали такого стыда за национальное воспитание!» То, что в Стране Магазинов казалось совершенно нормальным (ну подумаешь, ребятишки расшумелись!), резко контрастировало с поведением других детей такого же возраста, и разница была поистине зрелищной.

* * *

Полагаю, ни для кого не секрет, что в любой семейной идиллии рано или поздно наступает момент, когда своему спутнику жизни приходится рассказать о себе какую-нибудь «страшную правду». В одной из таких откровенных бесед как-то раз я поведала мужу, что страдаю запорами. Если честно, то в студенческие годы меня это как-то вплотную не беспокоило. Ну, запрёт на несколько дней после чьего-нибудь дня рождения (сколько там всего было съедено!), а потом сессия, и опять заперло, понятное дело – учить много приходится, летом на каникулах запор происходит от чрезмерного расслабления нервной системы и т. д. и т. п. Однако в тот день, выслушав до конца мои сумбурные объяснения, муж постановил: «Лечить тебя надо, вот что», – и отправил к врачу, который, следуя стандартной инструкции, выписал мне направление на рентген, и вот тут-то все и началось… Чисто технически – ничего такого уж страшного. Медсестра вставила мне в задний проход тонкую трубочку, через которую ввела контрастное вещество, а затем попросила полежать на кушетке минут пятнадцать. По прошествии этого времени улыбчивый врач, кажется, французской национальности, сделал мне рентген, но, по-видимому, остался недоволен его результатами, а потому принес еще одну двухлитровую емкость, заполненную водой розового цвета, которую медсестра постепенно влила в меня через трубочку.

Затем меня снова отправили в рентгеновский кабинет для снимков, а после этого попросили подождать на кушетке, не одеваясь и никуда не уходя. Через полчаса перед моим взором предстал врач, правда, на этот раз уже с несколько озабоченным видом, и сообщил, что рентген моего кишечника все еще не закончен и что теперь я должна буду заливать себе контрастное вещество через рот. Пришлось через силу выпить три стакана розовой жидкости, хотя распирало меня в тот момент как никогда. Но «Бог терпел и нам велел», – решила я, надеясь, что на этом рентген закончится и что больше медики меня раздувать не будут. Однако мои надежды не оправдались. Прошло еще минут двадцать, и рентгенолог, вытирая пот с лица и спотыкаясь, с выпученными глазами протянул мне емкость того же объема, приблизительно в три стакана жидкости, и попросил все это выпить. Помню, как, лежа с трубкой в заднем проходе, я вперилась в него взглядом, сообщавшим: «Мужичок, ты зачем животную мучишь?», – и вежливо предупредила, что, возможно, сейчас произойдет взрыв, причем через задний проход, а поскольку перед этим несколько дней я не ходила в туалет по-большому, то последствия такого взрыва могут оказаться весьма неожиданными. Врач в ответ невесело усмехнулся, но тем не менее настойчиво попросил выпить принесенную им контрастную жидкость, а потом медсестра дополнительно ввела мне около литра того же самого вещества в задний проход, и они снова повели меня на рентген.

Трудно сказать, сколько после этого прошло времени, но очень хорошо помню, что, лежа на кушетке, я считала секунды, каждую из которых завидовала африканцам, испытывающим недостаток влаги. Одним словом, меня распучило так, что страшно было дышать. А лежала я, раскрыв ноги в виде ножниц, поскольку при мало-мальской попытке их между собой сблизить, из заднего прохода мелкой предательской струйкой с сильным напором вытекало что-то ужасно вонючее. Вдруг заскрипела дверь, и вошел врач со словами: «Мон дье», – что в переводе означает: «Боже мой». Выглядел он неважно, о чем свидетельствовал землистый цвет лица, одутловатость в подглазьях и выражение глаз, будто бы я заняла у него всю зарплату и даже не думала возвращать. Я выдохнула: «Что?» Он в ответ выдохнул: «Все». Тогда я враскоряку помчалась писо-какать. Ни одно приличное название к вулкану, которым в тот момент изверглась моя пятая точка, не подходило. Наконец, извержение подошло к концу, и тогда я оделась и вышла в больничный коридор, а там медсестра рентгенолога вручила мне огромную папку с двадцатью снимками, которую на следующий день я отнесла своему терапевту.

Любезно предложив мне присесть на кожаный диванчик, он долго прищуривался, вглядываясь в каждую фотографию моего кишечника, снимал очки, надевал их, опять снимал, снова надевал, снимал, надевал, снимал, а в итоге заключил: «Ваш кишечник на одну треть длиннее любого кишечника среднестатистического взрослого. Отсюда и запоры, душа моя». Это что же означает? Что я Кинг-Конг? Это было первым, что пришло мне на ум. Мамочки родные, люди добрые, да что же такое творится-то?! А подсознание продолжало навязывать: «Человек произошел от обезьяны, а ты – от очень большой обезьяны!» Вернувшись от терапевта домой, я встала напротив зеркала и какое-то время долго, в упор внимательно себя разглядывала, так ничего особенного и не обнаружив. Помнится, в голове промелькнуло: «Надо же, вот так всю жизнь носишь одежду стандартного размера «М» и даже и не подозреваешь, что под ней скрывается огромная километровая ловушка для еды, которая с одного конца ее себе забирает, а с другого не выпускает. Господи, за что?!» Это, скажу я вам, не ирония судьбы, а самый настоящий нокаут.

И тут мне приспичило сходить в туалет. Усевшись на унитаз, я попыталась расслабиться. Однако по причине только что пережитого нервного расстройства мне это никак не удавалось. Слегка призадумавшись, я начала водить вытянутой ногой по кафельным плиткам, пока вдруг на одной из них не поскользнулась. В этот момент стопа правой ноги стремительно уехала в сторону, таща за собой туловище, и вместе с тем подо мной мощно и надрывисто заскрипел кружок унитаза, затем прозвучало громкое «ба-ба-бах!», и он развалился надвое. Замечу, что когда мое заднее место потеряло точку опоры, я стала заваливаться на сторону. В это время не думалось, а лишь стремительно действовалось. В надежде восстановить утерянное равновесие я уцепилась обеими руками за клеенчатую шторку в ванной и постаралась встать, но не тут-то было. Хлипкая занавеска с треском оборвалась, а палка, на которой она висела, с ужасным грохотом оторвалась от стены и врезала мне по голове, после чего я как подкошенная рухнула на пол и только по прошествии нескольких минут стала постепенно приходить в себя. Признаться, открывшееся моему взору зрелище было не для слабонервных. Я лежала на полу, с половиной от унитазного кружка под головой, а сверху, как байковым одеялком, меня прикрывала клеенчатая шторка в крупный горошек. Вокруг валялись куски шпаклевки, кафельной плитки и извести. При этом в стене ванной комнаты зияли огромные дыры от вырванной из нее палки, которая, отскочив от мощного удара в сторону, застряла у меня между ног. Уверена, что даже у бродяги, увидевшего меня в этот момент, вырвалось бы типично французское: «Фи-фи! Какая безвкусица!» А мне тогда подумалось: «Как же права была моя бабушка, любившая повторять: только бы не было войны! Даже близко представить себе этого не можешь, пока вот так не шандарахнет!»

Как я потом объясняла мужу, что же на самом деле произошло, не спрашивайте меня, пожалуйста. Более того, случившееся вернуло меня к предыдущим размышлениям по кишечной тематике. Я не переставала мысленно благодарить врачей, открывших мне глаза на то, что моим пищеварительным аппаратом запросто можно было обернуть весь земной шар. А как иначе объяснить, откуда у меня взялось столько сил, чтобы без каких-либо усилий разломить кружок унитаза и разрушить стену туалета? Именно тогда в своем представлении я стала выглядеть человеком-легендой. Однако если бы врачи не открыли мне на это глаза, то так бы и пришлось всю оставшуюся жизнь списывать подобные происшествия на «не повезло» и «чего только в жизни не бывает». Говорят же: знание – сила. И это правда!

* * *

Знание вообще сила, а языков – и подавно. Помню, как в одной из бесед с подругой Таней неожиданно выяснилось, что моя мечта устроиться в Стране Магазинов переводчиком была обречена на то, чтобы так ею и остаться, поскольку претендентов на эту работу там насчитывалось несметное количество. Дело в том, что русскоговорящие граждане, сумевшие в последние десятилетия двадцатого века влиться в стройные ряды европейских переводчиков, были еще далеки от пенсионного возраста, а потому не уступили бы своего рабочего места, даже если для этого им пришлось подраться с кем-нибудь на кулаках. Ведь данная профессия относилась к категории приличных и чрезвычайно редко выпадающих на долю эмигранта. Нелишним будет заметить, что переводчики с русского языка на местный в Стране Магазинов были не совсем типичными, главным образом потому, что последний не являлся их родным языком. Проще говоря, по своему происхождению они были какой угодно национальности, но только не русской, и родом из каких бы то ни было стран, но только не из России. Кстати говоря, с некоторыми из них я удостоилась чести лично познакомиться в период своей работы на горнолыжном стадионе. Одна переводчица по национальности была чешкой, другая – полькой, еще было несколько кубинцев и одна украинка из Львова, или, как его теперь называют, Львива. Кстати, вы когда-нибудь слышали, как говорят по-русски во Львиве? Ну так познакомьтесь с кем-нибудь оттуда, настоятельно вам рекомендую, и гарантирую, что от львивско-русской речи у вас останутся незабываемые впечатления на всю оставшуюся жизнь.

Лично у меня оно сформировалось после прочтения «пэрэвода» интернетовской страницы этого стадиона, выполненного той самой львивской дивчиной, числившейся у них официальной переводчицей. В частности, «пэрэвела» она с местного языка на русский вступительную часть текста, которая звучала приблизительно так: «Уважаемые гражданы, наш горнолыжный стадион оснащен самыми новейшими снаряжениями и прикреплен вплотную к огромному лесу, который, как нам бы очень того хотелось, превратился бы для вас в незабываемый пейзаж, в недрах которого многочисленные лыжники наслаждаются быстрой и высококачественной ездой. А также мы здесь располагаем длинной сетью телекабин и кресельных подъемников, в которых, как мы надеемся, вам понравится кататься на высоте птичьего полета с обзором оставшихся внизу достопримечательностей нашего горнолыжного стадиона. Дополнительно вашему вниманию нами предоставляется многочисленный сервис на всех уровнях: от ресторана Макдональдс и уютных питейных заведений до помещения, в котором вы можете хранить свои лыжи за отдельную плату. Все мы, работники горнолыжного стадиона, желаем вам от души кататься по снежным тропам различной сложности! Счастливого пути!» И если вы, уважаемые читатели, наивно полагаете, что этот «пэрэвод» львивская гражданка сделала бесплатно, в качестве подарка стадиону или мести русскоязычному населению, а потому тоже бесплатно, то придется мне вас огорчить – за свой труд она получила щедрое вознаграждение.

Кстати, именно благодаря знанию русского языка меня приняли в качестве непонятно кого на вышеописанный горнолыжный стадион. Случилось это поздней осенью, а о наборе персонала туда мне сообщила соседка Таня. Шутка ли сказать, но в Стране Магазинов, где биржи труда как таковой не существовало, оказалось гораздо проще найти работу, обзванивая своих знакомых, нежели искать ее по газетным объявлениям. Надо заметить, что собеседования по устройству на горнолыжный стадион проходили в таком скоростном режиме, что казалось, будто там набирают людей не на работу, а в армию, куда, как известно, отправляться по собственному желанию никто не хочет. Служащие отдела кадров практически ничего не спрашивали у потенциальных работников, собирая лишь копии документов и подшивая эти бумаги в толстые папки. При первом собеседовании на вопрос, в какой сектор меня отправят трудиться, мне ответили: «Там видно будет». На втором уточнили: «Пойдешь в обслуживание». А на третьем, и заключительном, я узнала, что зачислили меня в кассирши. Однако после того, как я проработала на кассе пару недель, неожиданно выяснилось, что на этой должности требовалось знание как минимум еще двух европейских языков, которыми я не владела, и что первоначально этот аспект кем-то из отдела кадров был упущен из виду. Зато к тому времени я научилась понимать значение некоторых иероглифов, которые мне старательно выписывали на бумажках горнолыжники из азиатских стран, пытаясь выяснить цену входного билета. И вот, однажды утром меня вызвали в отдел кадров, а затем одна из его работниц, пыхтя и хмурясь, принялась обзванивать разные департаменты. Спустя полчаса она сообщила, что нашла для меня другую, более подходящую работу на горнолыжном стадионе. «Извините, где же это?» – полюбопытствовала я. «В бухгалтерском отделе», – ответила она.

То, что это место было привилегированным, я поняла сразу, поскольку среди служащих там не было ни одного иностранца. По структуре офис бухгалтерского отдела напоминал собой общественные туалеты, в которых унитазы отделялись друг от друга тощими непрозрачными перегородками, но место унитазов в данном случае занимали столы. И хотя у кабинета начальницы отдела, Эмилии, перегородка была значительно толще, чем у всех остальных, тем не менее она точно так же не соприкасалась с полом и потолком. В результате, каждое слово, произнесенное в недрах ее кабинета, было отчетливо слышно в любой другой части зала. Помимо главной начальницы, в этом же офисе под ее руководством работало двенадцать заведующих и человек шесть таких же, как и я, обычных служащих. То есть в пропорции начальников было раза в два больше, чем подчиненных. Что же касается времяпрепровождения моих сотрудников по работе, то я бы охарактеризовала его как процесс реализации взаимной критики и доносов, приятно перемежающийся с часовым выполнением прямых должностных обязанностей. «Во накрутила!» – решит кто-нибудь из вас, уважаемые читатели. Дело в том, что каждое утро все, за исключением меня, работники нашего отдела на двадцать-тридцать минут вызывались начальницей в свой кабинет для индивидуальных бесед. Сама Эмилия называла эти разговоры совещаниями, в ходе которых собирала информацию обо всех подчиненных своего отдела. Другими словами, по утрам мои сотрудники по работе закладывали друг друга в кабинете у начальницы, дверь в котором, по существу, не выполняла своей функции, вследствие чего все остальные коллеги, находившиеся в зале бухгалтерского отдела, прекрасно слышали, о чем же там говорилось. Проанализировав все сказанное в их адрес в промежутке с девяти часов утра до полудня, уже ближе к обеду мои сослуживцы начинали бурно выяснять отношения, нападая друг на друга: «Ты почему Эмилии про меня такое сказал?», – а сразу после этого следовало: «Да как ты смеешь! У тебя нет на это права! На себя посмотри!» Кульминацией была чудовищная ругань в середине дня, которая к вечеру утихала, и буквально за час до окончания служебного дня все вдруг наконец-то вспоминали о работе и разом начинали куда-то звонить, что-то считать, подписывать, отправлять факсы, рассылать письма. И это повторялось каждый божий день.

* * *

В отличие от вышеизложенного, суть моей работы заключалась в выполнении одной и той же бухгалтерской операции с сотнями бумаг за сутки. Ежедневно по утрам мой непосредственный начальник Алекс, занимавший должность одного из заведующих в иерархии бухгалтерского отдела, водружал передо мной гору бумаг высотой в полметра, которую я должна была досконально проверить и положить ему на стол уже на следующее утро. И вследствие того, что мне приходилось корпеть над бумагами по девять часов в сутки, вскоре у меня стала побаливать спина. Собственно говоря, поэтому по вечерам после работы я стала посещать муниципальный бассейн, плавая там по часу то кролем, то брассом. Вскоре в том, что касалось спины, наметились значительные улучшения, но в то же время я стала замечать, что от постоянного сидячего положения на работе начала поправляться, особенно в области таза и талии, и как-то раз пожаловалась на это одной из сотрудниц по работе. Кабы мне знать, что за этим последует…

Уже на следующий день по дороге в бассейн я обратила внимание на то, что за мной по пятам идут две девушки, чьих лиц мне так и не удалось как следует рассмотреть, поскольку они были прикрыты капюшонами от курток. Преследовательницы прошли в здание спортивного комплекса и остановились в противоположной от меня части вестибюля, где на тот момент было совсем безлюдно. По положению корпусов этих девушек, направленных в мою сторону, я догадалась, что они за мной пристально наблюдают, однако, решив не придавать этому значения, зашла в лифт, поднялась в раздевалку, надела купальник и приступила к выполнению своей плавательной нормы. Впрочем, не прошло и пары дней, как в раздевалке бассейна я вновь столкнулась с двумя особами женского пола, которые тут же закрыли свои лица руками и бегом рванули от меня прочь. Затем подобная ситуация стала повторяться чуть ли не ежедневно, а суть происходящего мне удалось выяснить совершенно случайно.

В тот день, как всегда, после работы я отправилась в бассейн, надела купальник, погрузилась в воду, проплыла пару метров, и тут снизу прямо мне в лицо сверкнула вспышка фотокамеры. Потом еще вспышка, и еще… Честно говоря, в тот момент меня это настолько ошарашило, что от неожиданности я впала в состояние ступора. И тут, на расстоянии вытянутой руки, на поверхность воды всплыла одна из моих сотрудниц по работе! Даже сквозь надетые на ней огромные очки для подводного плавания не представляло никакого труда в деталях рассмотреть ее лицо. От удивления у меня открылся рот и спонтанно вырвалось: «Мари, это ты?!» Однако никакого ответа от подводной фотокорреспондентши не последовало. Повернувшись ко мне спиной, она стремительно поплыла к противоположному краю бассейна, поднялась по металлической лесенке вверх и скрылась в раздевалке. Я же, признаться, от увиденного пребывала в таком шоке, что не нашла в себе сил на преследование, чтобы выяснить, с какой же целью она меня фотографировала.

Придя на следующий день на работу, Мари я там, к своему удивлению, не обнаружила. Решив узнать, в чем дело, я мимоходом спросила у своего шефа о том, в курсе ли он, что с ней стряслось, а в ответ услышала: «Говорят, заболела». «Это не в бассейне ли она простудилась?» – поинтересовалась я и, не в силах сдержать своего негодования по поводу вчерашнего происшествия, выложила все начистоту. Вопреки моим ожиданиям, шеф рассказанному нисколько не удивился. «Так слушай, разве ты не знала, что Мари и Люcи за тобой уже пару недель следят? – признался он. – И, между прочим, ты сама напросилась». Я опешила: «Чем же это?» Шеф продолжил: «А зачем ты Люси сказала, что поправилась? Сама во всем виновата. Вот они с того дня и выясняют: от еды это у тебя и сидячей работы или ты на самом деле забеременела, но не хочешь им признаться. И, кстати, лично я в тебе никаких лишних килограммов не замечаю, не знаю, может, потому, что привык…» Так вот, оказывается, в чем было дело! Сотрудницы по работе снимали меня в бассейне на подводную камеру с тем, чтобы выяснить, не беременна ли я. Честно говоря, в предыдущие годы, проведенные в России, мне довелось поработать в женских коллективах, где сплетни были обычным делом, и, как следствие, оставалось лишь свыкнуться с фактом повышенной говорливости и любознательности отдельных сотрудниц. Но чтобы от вербальных методов выяснения подробностей жизни своей коллеги по службе перейти к практическим, к слежке с фотокамерой! Такого я еще не видела!!! Помню, тогда мне подумалось, что неплохо было бы внести эту особенность поведения женской части населения Страны Магазинов в список уже исчезнувших в других частях света эксклюзивных фольклорных достопримечательностей. Ведь должно же быть в этом государстве, известном своими горнолыжными стадионами, что-нибудь по-настоящему уникальное…

* * *

Вдобавок ко всему прочему, несколько позже выяснилось, что подводная фотокорреспондентша Мари, помимо нездорового любопытства к подробностям личной жизни некоторых сослуживиц, испытывала лютую ненависть ко всем туристам, прибывшим из России. Кстати, узнала я об этом не понаслышке, а убедилась воочию. Однажды русская семья, в составе родителей и двоих детей, посетила бухгалтерский отдел в сопровождении переводчика. Спросив, к кому им обратиться по вопросу гостиничного размещения, они впятером направились к рабочему столу Мари, выполнявшей обязанности ответственной за бронь отелей горнолыжного стадиона. Вежливо с ней поздоровавшись, переводчик на местном языке принялся объяснять, что это семейство оплатило бронь отеля еще три недели назад, но во время катания на лыжах эта бумага по неосмотрительности была ими потеряна. Именно поэтому они и пришли в бухгалтерский отдел с просьбой выдать ее копию. Узнав о произошедшем, Мари принялась так орать на несчастных туристов и их переводчика, что во всем зале наступила гробовая тишина. И хотя было совершенно очевидно, что таким поведением наша сотрудница переходит границы дозволенного, тем не менее вмешаться в происходящее никто из присутствующих не осмелился. Тогда из своего начальственного кабинета вышла Эмилия. Все это время Мари не только пронзительно вопила, но и энергично стучала по столу перед самым носом у русских туристов толстой стопкой бумаг, чем до смерти напугала обоих детей, спрятавшихся от нее за спинами своих родителей. При виде начальницы вспотевшая от собственных воплей Мари резко осеклась и, ткнув в сторону туристов пальцем, выдавила из себя: «Вот. Ты представляешь? Эти идиоты свою бронь где-то посеяли!» Уважаемые читатели, вы не поверите, но когда Эмилия села за компьютер Мари, то всего одним щелчком пальца по мышке в считанные секунды распечатала на принтере бронь отеля и выдала ее русским постояльцам. В итоге, когда очумевшая от воплей нашей сотрудницы семья россиян покинула бухгалтерский отдел с копией потерянной бумаги в руках, Эмилия все же поинтересовалась у Мари: «Ты что, сама была не в состоянии этого сделать?» Бросив недобрый взгляд в мою сторону, Мари ответила ей как на духу: «Конечно, могла. Но кем себя возомнили эти дерьмовые русские! Они, значит, будут терять бумаги, а мы восстанавливать?! Мне что, больше заняться нечем?! Просто я хотела преподать им урок». Выслушав ее, Эмилия молча пожала плечами и скрылась за перегородкой своего кабинета, всем своим видом показывая, что ответ Мари ее вполне удовлетворил.

К слову сказать, несколько позже подобный инцидент приключился с гражданином одной северной европейской страны, в котором последний, вопреки моим ожиданиям, выступил в роли Зевса, метающего громы и молнии, а Мари – в роли робкой овечки. Назову его, к примеру, англичанином. Кто-то что-то напутал с его бронью, и в итоге туриста европейского происхождения поселили не туда, куда он хотел и первоначально рассчитывал. Тогда англичанин пришел в бухгалтерский отдел горнолыжного стадиона и принялся орать на Мари приблизительно так же, как несколько дней назад она вопила на русских. Хотя нет, что вы, он устроил ей взбучку похуже, поливая через слово отборным матом и размахивая кулаками так, что в какой-то момент даже сбил у нее с носа очки. По правде говоря, самым неожиданным оказалось то, что уже в начале этой дискуссии Мари в очень вежливой форме попыталась его успокоить, потом какое-то время молча выслушивала матерную ругань и, в конце концов, не выдержав, разрыдалась и стала сквозь слезы просить у него прощения за возможно допущенную ею при бронировании отеля ошибку. Хотя в данной ситуации было совершенно очевидно, что путаница с бронью произошла по вине бюро путешествий его же страны, продавшего этому гражданину полный пакет туристических услуг.

Только спустя несколько лет, проведенных в Стране Магазинов, я поняла, в чем же тогда было дело и почему имевшая право дать достойный отпор своему оскорбителю Мари этого не сделала. При том что скандалистка она была отменная, каких поискать! Весь секрет заключался в его национальности. Шутка ли сказать, но практически каждый европеец по отношению к европейцу другой страны ощущает себя либо человеком высшей, либо низшей категории, и это, как правило, напрямую зависит от экономического потенциала своего государства. К примеру, немцы считают себя прогрессивней испанцев, но отсталей швейцарцев, ни один француз не поставит себя на одну планку с бельгийцем, но в то же время никогда не попрет против австрийца или шведа, поскольку воспринимает их как равных. Это так называемая внутриевропейская дискриминация. Кстати сказать, вышеописанное подвигло меня на раздумья по поводу истинного смысла вступления бывших республик СССР в Европейское Сообщество. Ведь не секрет, что после вхождения в его состав у жителей новых европейских государств появилось право безвизового въезда на территорию стран Старой Европы, где их стали брать на работу в качестве рабочих-строителей и уборщиц. Но разве это может быть заветной мечтой нормального человека, принимая во внимание, как в целом относятся к уборщицам, не говоря уже об уборщицах-эмигрантках. Ну захотели бывшие советские республики выйти из состава России, и ради бога, замечательно, так бы и оставались не зависимыми ни от кого гордыми народами, наподобие кошек, гуляющих сами по себе. Так нет же, стали-таки европейцами на потеху другим европейцам. И спрашивается, стоила эта игра таких вот свеч?!

* * *

Возможно, уважаемые читатели, что вы уже порядком устали от моих гневных выпадов в адрес европейцев и совершенно справедливо хотите сказать или высказать – кто как: «А что, разве в России все люди замечательно хорошие? У нас, что ли, нет настоящих монстров?» Безусловно, вы правы. Абсолютно с вами согласна. Таковые и у нас имелись и имеются. Чего только стоили одни коммунистические деятели, расстрелявшие и сгноившие в концлагерях миллионы людей! Да и любому из вас, уважаемые читатели, думаю, хоть раз в своей жизни довелось испытать на себе влияние какого-нибудь глубоко неприятного человека: начальника, сослуживца, соседа, знакомого и иногда даже родственника.