Сгорая от любви

      Она посмотрела на грека и ледяным тоном проговорила:
      – Я не рабыня! И никогда не буду считать себя таковой! А буду бороться. Причем не сомневаюсь, что одержу победу!
      Мелания повернулась и стремительно вышла из кухни. Через открытое окно Терас увидел, как она пересекала двор, и крикнул ей вслед:
      – Но Вулфред смотрит на тебя как на рабыню. Его рабыню…
      Она, несомненно, слышала его слова. Но не ответила и даже не обернулась. Потому что знала, что ничьей рабыней никогда не была и не будет…
      Неожиданно Мелания поняла, что не знает, куда теперь направиться и чем заняться. За последние дни такого с ней еще не случалось. Она замедлила шаг. Затем вовсе остановилась. И впрямь идти было некуда!
      Триклиний был занят «монстром» и его кровожадными приспешниками. Маленькая комнатка, в которой она спала, ей вконец надоела. Правда, оставалась еще кухня, где она в основном и проводила время, но Мелания только что оттуда ушла. К тому же там надо работать. А ей сейчас нельзя работать.
      Оставались бани и гимнастический зал, расположенные в одном из крыльев дома. Туда саксы еще не ходили, да и вряд ли вообще пойдут.
      Войдя в зал, Мелания остановилась, почувствовав, что здесь кто-то есть. Осмотревшись по сторонам, она увидела в темном дальнем углу Сенреда, прямо на грязном полу занимавшегося любовью с Доркас – одной из давно живущих в доме рабынь.
      От омерзения у Мелании перехватило, дыхание. С трудом справившись с собой, она подошла к ним и ледяным тоном сказала:
      – Вставай, Доркас! А ты, мерзкая сакская свинья, убери свои грязные руки с ее ног! И сам убирайся отсюда, если не можешь заняться чем-нибудь приличным! Правда, ты, верно, и не знаешь, что значит приличие! Впрочем, на свете вряд ли существует хоть один сакс, имеющий представление о приличии! Bсe вы умеете только убивать. А потому чем больше вас сдохнет, тем будет лучше! Я бы хоронила вас тысячами. Человечество только бы выиграло! Отпусти ее, мерзавец!
      – Ты нарушила наше уединение! – с виноватой улыбкой проговорил Сенред.
      – Заткнись, гнусная скотина! И ступай прочь отсюда! Он, видишь ли, захотел удовольствий! И выбрал подходящее место – гимнастический зал в моем доме!
      – А разве он не для этого предназначен? Я просто получил здесь то, чего…
      – Замолчишь ли ты наконец?! Как вы все омерзительны! Пошел вон, пока меня не начало тошнить прямо при тебе!
      Мелания и впрямь начала испытывать приступы рвоты. Сенред понял, что она не шутит, и исчез за дверью. Мелания же подошла к Доркас и наклонилась над ней:
      – Вставай и одевайся!
      Та виновато смотрела на бывшую хозяйку своими черными глазами. Доркас жила в доме чуть, ли не со дня своего рождения. Но только сейчас Мелания поняла, что совсем не знала свою рабыню.
      – Ты не первый раз здесь? – спросила она.
      – Да, но что я могла сделать? – тихо сказала Доркас.
      – Значит, ты все время спала с ним?
      – У меня не было другого выхода, – прошептала Доркас. – Сенред по крайней мере оказался добрым. А могло случиться и куда хуже!
      – Хуже? Ты спала с саксом фактически на глазах у всех! И считаешь, что могло быть еще хуже? И даже не подумала, что Бог отвернется от тебя после всего, что ты сделала? Ведь мерзавцы саксы, все без исключения, пришли сюда убивать, грабить и жечь! Для меня ничего более позорного не могло бы быть!
      – Да, для тебя – конечно! – ответила Доркас, голос которой, в свою очередь, задрожал от ярости. – Но не забывай, что ты теперь тоже стала рабыней, как бы ни пыталась утверждать обратное. Неужели ты надеешься на пощаду? Или все еще не понимаешь, что саксы стараются во всем находить для себя только удовольствие? Даже в том, чтобы сжечь дотла дом? Просто удивительно, что они все еще тебя не тронули!
      – Не тронули меня? – с ужасом повторила Мелания слова Доркас.
      Неужели гнусные животные осмелятся ее тронуть?!
      – Хотя ты должна понимать, – продолжала рабыня, – что пока они щадят тебя только благодаря заступничеству Вулфреда. Он командует ими и тобой. А потому они не осмеливаются до тебя дотронуться!
      – Вулфред мною не командует!
      В ответ Доркас лишь выгнула правую бровь. Для нее-то все было ясно. Ведь Вулфред стал хозяином дома. Ему теперь подчиняются все слуги, рабы, бывшая хозяйка, их труд и… И сама жизнь…
      Да, Мелания понимала все, но надеялась на недолгое присутствие саксов здесь. Скоро они уйдут отсюда, думала она, скорее всего до конца нынешнего знойного и сухого лета. Как каждый сезон, пройдет и этот. Должен пройти! Господство пришельцев не может длиться годами! Иначе она просто не выдержит! Ведь Вулфред преследует ее повсюду. Днем и ночью… Следит за ней даже во время сна. Он захватил ее дом и превратил его в свой военный лагерь. Присвоил все, что ей было здесь дорого. На всем теперь осталась сакская печать! И даже, возможно, и на ней самой…
      – Я… ничего не поняла, – произнесла Мелания вслух. – Я ничего подобного не могла себе представить!.. – Глядя в черные глаза Доркас, она почти была готова начать извиняться, чего никогда и ни перед кем не делала. Выдержав паузу, она строго сказала: – Сделай все возможное, чтобы выжить, Доркас! Я стану молить Бога, чтобы Он не нашел в твоих поступках никакой вины. Ведь единственными виновниками всех постигших нас бед стали саксы!
      Не дожидаясь ответа провинившейся рабыни, Мелания круто повернулась и ушла. Ее охватило неудержимое желание действовать и бороться. Надо только найти Вулфреда. Мелания не сомневалась, что он где-то рядом.
      Действительно, Вулфред сидел у огня возле входа в гимнастический зал в окружении своих приспешников.
      Грязное чудовище! Ничего, сейчас она заставит его защищаться!
      Мелания подошла к Вулфреду и бросила на него взгляд, полный негодования и отвращения.
      – Мне сказали, что твои люди позволяют себе грязные вольности по отношению к живущим в моем доме женщинам, за которых я несу ответственность, – мрачным тоном произнесла она. – Сказали также, что они якобы пощадили и меня лишь потому, что ты в силу своей глупости возомнил, будто бы имеешь надо мной власть и можешь единолично распоряжаться моей жизнью. И будто бы только благодаря твоему вмешательству меня, единственную из женщин, пока еще не изнасиловали. Я права?
      Теперь Вулфред поневоле должен был оправдываться. Причем публично.
      Однако пока Мелания произносила свою обвинительную речь, Вулфред даже не пошевелился. Он продолжал сидеть за столом, потягивая пиво из огромной кружки и не удостаивая ее даже взглядом.
      Наконец Вулфред лениво повернул голову не к ней, а к своим воинам и спросил по-латыни:
      – Насколько я понимаю, она говорит что-то очень оскорбительное?
      Весь гнев Мелании, казалось, застыл в горле. Она закашлялась и замолчала.
      – Ты преуспела в своем злословии, – усмехнулся Синрик.
      – Я почти готов сдаться! – с нарочитой серьезностью добавил Сенред.
      – Ты, грязный монстр! – взвизгнула Мелания, до боли сжав кулаки.
      Болдуфф улыбнулся, приподнял свою кружку, как бы произнося тост, и торжественно объявил:
      – Никогда не позволяйте себе недооценивать женщин!
      После чего залпом выпил все до дна.
      – Минутку, – включился Катред, обращаясь ко всем сидевшим за столом. – Я подумал, что…
      – Заткнись, вонючий сакс! – оборвала его Мелания.
      К собственному удивлению саксов, все они разом замолчали. Наверное, потому, что в глазах римлянки горела такая смертельная ненависть, какой они еще никогда не видели. Казалось, что еще минута, и она испепелит их взглядом.
      Вулфред оставался неподвижным. И только его глаза лениво скользили по лицу пленницы.
      – Отвечай! – потребовала Мелания, обращаясь к нему. – Правда, что лишь одну меня не тронули твои выродки?
      – Но ведь только ты и можешь подтвердить или опровергнуть свои слова, – буркнул Вулфред. – Если, конечно, в твоем лживом сердце римлянки найдется уголок для правды.
      – Никто меня пальцем не тронул! – выкрикнула Мелания. – И потому я должна тебя благодарить?
      – Возможно, что не меня, а саму себя! – уже с заметным раздражением ответил Вулфред.
      «Саму себя? – подумала Мелания. – Почему же? Из-за того, что всегда подчеркивала свое превосходство перед ними? Или внушала всем страх?» Последнее было вполне вероятным…
      Вулфред поднял голову и громким голосом прервал ее мысли:
      – Что тебе сказать, римлянка? Ведь ты имеешь способность возбуждать мужчин. Одним своим запахом…
      – От тебя тоже исходит запах, монстр! Только от меня пахнет честным, здоровым трудом, а от тебя исходит смрад убийств и обмана. Я предпочитаю свой запах!
      – Боюсь, что только ты и предпочитаешь!
      Его голубьте глаза, взгляд которых, казалось, пронизывал Меланию насквозь, искрились весельем. И Мелания сразу же почувствовала себя совсем одинокой во всем мире. Она прикусила нижнюю губу и повернулась спиной к сидящим за столом, потешавшимся над ней. Им явно было очень комфортно и весело.
      – Мне не нужна ничья поддержка, – бросила Мелания через плечо. – Особенно если речь идет о такой интимной подробности, как запах моего тела. Он касается меня одной!
      – В первую очередь ты теперь должна считаться с моими вкусами и пристрастиями! – крикнул Вулфред.
      Он считает, что она намерена отступить? Нет, никогда! Гадкие мерзавцы не сделают из нее посмешища!
      – Твои пристрастия меня не интересуют, – фыркнула она, на мгновение повернувшись лицом к Вулфреду. – Что ж, теперь ты, верно, убьешь меня. Ножом или палицей – мне все равно! Или все же ты не решишься, испугавшись возмездия со стороны Рима, законы которого жестоко карают за убийство и, как уже давно признано всем миром, защищают права слабых против сильных? Защищают невиновных от насильников и убийц?
      – Значит, они защищают также и меня от тебя? – хмыкнул Вулфред. – Не так ли? Впрочем, у меня нет никакого желания обсуждать с тобой римское право!
      – Мне понятно почему, гнусный варвар! – начала было Мелания, но Вулфред грубо оборвал ее:
      – Довольно! Уходи, римлянка! И оставь при себе все свои поганые убеждения. Уходи отсюда немедленно!
      Мелания вновь повернулась спиной к Вулфреду и гордо пошла через двор, чувствуя на себе взгляд голубых глаз сакса, в которых теперь горело уже откровенное бешенство.
      Еще никогда он не смотрел на нее с такой злостью. Даже когда Мелания молотила его кулаками и кусалась. Теперь же Вулфред был просто вне себя от негодования.
      А Мелания вдруг почувствовала, что приступ злобы сакса впервые не доставил ей никакого удовлетворения…

Глава 9

      – Он тобой очарован! – сказала Доркас Меланин, пока они переходили через двор.
      – Кто?
      – Вулфред.
      Мелания никак не отреагировала на ее слова. Доркас выдержала паузу и уточнила:
      – Главный сакский урод.
      – Его так зовут? – равнодушно спросила Мелания.
      Она знала его имя и ничего большего знать не хотела. Для Мелании куда более важно было, что «главный сакс» знал ее имя, хотя Вулфред никогда не произносил его, предпочитая называть свою пленницу просто римлянкой. Видимо, он считал такое обращение очень обидным для девушки. Глупый ублюдок! Но он должен запомнить ее имя до конца своего последнего дня, после того как она одержит над ним победу. Правда, день ее победы, увы, придет не скоро. Наверное, она все-таки сама умрет раньше.
      – Ты слышала, что я сказала? – спросила ее Доркас.
      – Да. Ты сказала, что он мною увлечен. Только совсем в другом смысле. Просто он, должно быть, боится меня, как червяк ястреба.
      Мелания не видела Вулфреда уже пять дней. А с тех пор как она пыталась разрушить его решительный настрой оставить ее живой, прошло уже целых восемь. Итак – пять или восемь дней! Дом не был настолько просторным, чтобы человек мог где-то затеряться.
      Конечно, Мелания старалась всеми силами избегать встреч с ним, шарахаясь в сторону, как от смертельной заразы. Но самое главное заключалось в том, что порой ей инстинктивно хотелось поймать взгляд своего ненавистного врага. Да, она не видела его уже пять или восемь дней… И совершенно неожиданно для себя почувствовала непонятное влечение к нему. Возможно, ее чувство можно было объяснить просто любопытством, ведь вполне естественно, ей хотелось узнать о впечатлении, которое она производит на Вулфреда в последние дни. Может быть, «главного сакса» стало беспокоить, что она в какой-то степени начинала брать верх над ним в их молчаливой борьбе. Теперь надо было добиться, чтобы он стал искать встреч с ней за пределами дома и двора. Чтобы он потребовал от нее непременного присутствия рядом с собой, а она бы отказала ему и испытала бы тем самым наивысшее удовлетворение.
      Может, он забыл ее за прошедшие пять или восемь дней? Может, уже не помнит, что она была его злейшим врагом, а потому за ней нужен неусыпный контроль, уже не помнит злобу, которая вспыхивала в ней во время их последних встреч, и как они ненавидели друг друга?
      Она-то не забыла ничего, связанного с ним… Не забудет и в ближайшие годы.
      И все же где он?
      Мелания без конца ходила взад и вперед, как попавшее в клетку дикое животное. У нее безумно болела голова. И уже не один день…
      – Ты можешь воспользоваться создавшейся ситуацией, – продолжала Доркас навязывать Мелании разговор, которого та откровенно не желала.
      – Воспользоваться чем? – со вздохом спросила она.
      – Тем, что Вулфред увлекся тобой.
      – Говори яснее, – сказала Мелания, остановившись посреди двора.
      – Ты знаешь что-нибудь о мужчинах вообще и о нем в частности? – ответила раздраженным тоном Доркас вопросом на вопрос.
      – Я знаю, что он монстр, больше похожий на омерзительное чудовище, распространяющее вокруг себя чуму, чем на человека. Червь, питающийся падалью. Разве не так?
      Доркас ничего не ответила, кивнув в сторону ворот. Мелания посмотрела туда и увидела… «червя» Вулфреда…
      Конечно, он слышал весь ее разговор с Доркас… Но ведь Мелания никогда не скрывала своих мыслей. Так же, впрочем, как и злобу.
 
      …Мелания теперь показалась Вулфреду еще меньше ростом. И опять она была нервной и взволнованной, причем настолько, как будто пыталась вот-вот выпрыгнуть из кожи. Что же она сделала с собой за последние дни! Работать до изнеможения ей было запрещено, и воины Вулфреда бдительно следили за тем, чтобы пленница не нарушала данного запрета. Чем же она занималась? Как проводила время?
      Во всяком случае, сегодня римлянка выглядела вконец истощенной. Ее кожа казалась прозрачной, как воздух. Огромные глаза резко выделялись на фоне бледного лица. Она ни минуты не стояла на месте, расхаживая быстрым шагом туда-сюда возле кухни. О чем думала она? Вулфред не сомневался, что ни о чем хорошем…
      Пока Доркас размышляла над тем, как ответить на вопрос Мелании, та повернула голову и посмотрела в другую сторону. Очевидно, ее движение было слишком резким, потому что у нее перед глазами все вдруг поплыло, как в густом тумане, и она ухватилась за косяк кухонной двери, чтобы не упасть. Доркас бросилась к ней, обняла за талию и на протяжении нескольких мгновений поддерживала, пока та не пришла в себя.
      Мелания пошатываясь вошла в дом. Вулфред же, спустившись с холма, остановился у открытой двери и, знаком подозвав к себе Доркас, спросил: – Она съела хоть что-нибудь сегодня?
      – Еще не время для еды, – смущенно ответила Доркас.
      – Принеси ей поесть! Сейчас же!
      Мелания, стоявшая перед открытым окном кухни и слышавшая разговор, громко сказала:
      – Я не ребенок, которым распоряжаются за его спиной! Если хочешь мне сказать что-то важное, обращайся непосредственно ко мне.
      Вулфред вошел в кухню и бросил на Меланию испепеляющий взгляд. Он хотел ей что-то сказать, но появилась Доркас с блюдом, нагруженным ломтями хлеба и фруктами. Вулфред тут же перехватил блюдо и, протянув Мелании, приказал:
      – Ешь!
      – Не хочу! – фыркнула, сморщив свой римский нос, Мелания, – Я вовсе не голодна!
      – Я не спрашиваю, голодна ты или нет. А приказываю: ешь!
      – Как было бы хорошо жить, если бы каждый мог делать что хочет! Если бы ничто не мешало исполнению любых желаний! И никто из нас не желал бы невозможного! – Глаза Мелании сверкали, как у разъяренного зверя. – Но разве родители в вашей языческой стране, – продолжала она, – не учат своих детей тому, что им не всегда все разрешено? И не все их пожелания должны выполняться? Или у вас считается, что ребенок, подобно животному, едва научившись ходить, должен быть предоставлен самому себе? В таком случае посмотри, что из тебя выросло!
      – Как бы то ни было, но если ты сейчас же не съешь все, что тебе принесли, я запихну все содержимое в твою римскую глотку. Именно так поступают с упрямыми и капризными детьми!
      – Возможно, но я не ребенок!
      – Докажи! – прорычал Вулфред, поднося блюдо к лицу римлянки.
      Несколько мгновений Мелания колебалась. Ей безумно хотелось схватить блюдо и швырнуть его в физиономию сакса. Вулфред догадался о коварном желании Мелании по ее глазам и отступил на шаг. Взгляд его выражал сожаление.
      Поразмыслив, Мелания подняла голову и, отломив ломтик поджаренного хлеба, отправила его в рот. С хрустом прожевав его, она отломила еще один… Затем – еще… И еще… После чего приступила к нарезанным мелкими дольками яблокам.
      Вулфред, контролировавший уже каждый ее кусок, облегченно вздохнул и сказал с довольной улыбкой:
      – Отныне ты будешь завтракать, обедать и ужинать только со мной. Чтобы я мог за тобой наблюдать. Я тебе приказываю!
      Мелания ничего не ответила и, проглотив последнюю дольку яблока, вышла из кухни.
      Да, она будет подчиняться ему. Сакс одержал еще одну победу, хотя Вулфред знал, что его пленница отнюдь не использовала весь свой арсенал защиты, пусть и достаточно ограниченный. Но уморить себя голодом теперь ей уже не удастся. Кроме того, римлянка будет чувствовать постоянный надзор за собой…
      Вулфред уже успел неплохо узнать ее, а потому имел все основания быть подозрительным… И осторожным…

Глава 10

      Вулфред следил за Меланией, как голодный волк, подстерегающий новорожденного ягненка. Замечал более чем скудную еду, которую она старалась унести с собой, и подкладывал ей до нормальной порции. Она уходила, чтобы не сидеть с ним вместе и не чувствовать тяжелого гнета молчаливого противоборства, неизбежно возникавшего, когда они завтракали, обедали или ужинали за одним столом. Мелания понимала, что в прямой пикировке и обмене оскорблениями ей не выиграть. Вулфред был слишком сильным, большим и властным, с громовым голосом. А она с каждым днем все больше худела и слабела, и голосок у нее был нежный, мелодичный.
      Мелания решила одержать победу в немом сражении с Вулфредом, но победы не получилось. Мало того, ей уже не хотелось, чтобы Вулфред стал более подозрительным к ней, нежели раньше. Он же сознавал, что не отступил в своей борьбе ни на шаг, ибо глаза римлянки не горели победным огнем. А ведь каждый раз, когда Мелании удавалось перехитрить сакса, она вся светилась торжеством. Но таких моментов с каждым днем становилось все меньше…
      Вулфред стал заставлять пленницу садиться за стол вместе со всеми остальными саксами. И сам определял место для ее тарелки и на протяжении всей трапезы наблюдал, как она ест. Поначалу ей было не по себе, но очень скоро Мелания вынуждена была признать, что манеры поведения варваров отнюдь не выглядели такими уж отвратительными, как казались ей сначала. Конечно, они почти не умывались перед едой, ели из грязных тарелок, с жадностью пожирая содержимое, но могло быть и гораздо хуже…
      Прошло еще несколько дней. Мелания продолжала терять вес. Вулфред стал настаивать, чтобы она во время застолий сидела непосредственно рядом с ним. Мелания про себя улыбнулась. Сакс явно не понимал, что совсем недавно помогало ей выигрывать. Жалкий языческий дурачок…
      Она бросила на него пренебрежительный взгляд, но все же снизошла до того, чтобы исполнить его желание. Теперь за ней закрепилось почетное место во главе стола, тем более что стол принадлежал ей, как и весь дом.
      Вулфред по-прежнему не спускал глаз с тарелки пленницы, требуя, чтобы она ела еще больше. Во время трапезы одно блюдо перед Меланией сменялось другим. Подобное разнообразие давало ей возможность съедать по крошечному кусочку с каждой из приносимых тарелок, делая вид, будто отдает должное им всем.
      И все же каждая трапеза была для нее испытанием…
      Съев, как обычно, все, что нужно, она выпила рюмку легкого вина, чтобы заглушить вкус жареного мяса, и решила встать из-за стола, поскольку старалась за едой никогда не засиживаться. Но на сей раз Вулфред остановил ее.
      – Останься! – приказал он, повернувшись к ней спиной.
      Мелания с удивлением посмотрела на него и стала ждать, когда он снова соизволит на нее взглянуть и сказать еще что-нибудь. Вулфред действительно повернулся и указал взглядом на стул, с которого она только что поднялась, что означало приказ сидеть и из-за стола не подниматься. Но Мелания продолжала стоять, скрестив руки на груди в знак неповиновения. И только тяжело вздохнула.
      – Ты, похоже, сейчас ничего не делаешь, – сказал Вулфред, поигрывая ломтем жареного хлеба, который держал в руках. – Но ленивых рабов у меня не бывает.
      – Я не…
      – Молчать! Лучше покажи мне свою ручную работу. Или грек врал, что ты искусная рукодельница?
      – Понятно, почему ты подозреваешь во лжи всех, не имеющих отношения к варварам, ведь ложь характерна для тебя, сакс, и тебе подобным. Но Терас не лжет!
      – А ты лжешь, римлянка?
      – Я никогда не лгала, твердя о своей ненависти к тебе и твоим подручным, сакс! Хотя и не говорю до конца всю правду о своей злобе к тебе, потому что слов не хватает.
      – У тебя-то не хватает слов? – переспросил Вулфред. – Да само подобное утверждение не что иное, как наглая ложь! Но если ты собираешься мне мстить, то вряд ли у тебя получится, хотя бы потому, что само понятие мести недоступно рабу, а тем более маленькой, жалкой, трясущейся от страха рабыне!
      Мелания промолчала, только на ее губах заиграла высокомерная улыбка. Она праздновала в душе очередную свою победу.
      – Ты с презрением называешь меня маленькой? Так знай же, что гордые, самолюбивые римлянки в большинстве своем небольшого роста.
      – И к тому же очень ленивы! – усмехнулся Вулфред, подбросив вверх и поймав большой кусок сыра.
      – Я не принадлежу к числу тех, кто любит засиживаться за столом, и никогда не получаю удовольствия от того, чтобы забавляться предметами, которые полагается есть.
      Вулфред ничего не ответил. И Мелания поняла, что он играет не только куском сыра, но и ею. Но она была не из тех женщин, с которыми можно безнаказанно играть.
      – Я ухожу, – объявила Мелания, резко повернувшись.
      – И я с тобой! – откликнулся Вулфред, вскочив со стула. – Надо посмотреть, как ты работаешь.
      – Мне вовсе не требуется твоего присутствия, гадкая сторожевая собака! – хмыкнула Мелания. – Пасти меня, как овцу, не надо! Я отлично знаю, что делать. Мне и так приходится быть под постоянным наблюдением идиотов, которых ты называешь своими друзьями. А теперь оставь меня в покое, сакс! Ибо то, что я буду делать, вряд ли тебе интересно.
      – Не слишком ли ты самоуверенна?
      – Я всегда уверена в том, что говорю. Как и каждый человек, у которого голова в порядке.
      – Ты бросаешь слова, которые вызваны твоим раздражением.
      – Можешь думать, как тебе хочется, сакс! В отличие от тебя я говорю только то, что знаю. Так, я знаю, что твое присутствие раздражает меня, и было бы лучше, чтобы ты ушел! Я хочу остаться одна и не чувствовать тебя у себя за спиной, подобно колючке на собачьем хвосте.
      – Не стану спорить: возможно, что не так уж давно тебе было достаточно прошептать, и любая просьба тут же исполнялась. Но такие времена прошли. Теперь тебе придется делать то, что я захочу!
      – Опять ты твердишь мне одно и то же! Пойми же, что я не дура и отлично понимаю, чего ты от меня добиваешься!
      Поначалу он хотел ее смерти. Но теперь перед ней стоял не просто безымянный сакский варвар, а Вулфред. И он хотел, чтобы она умерла у его ног с мольбой о пощаде.
      Мелания круто повернулась и со всех ног побежала через двор к склону холма, на котором зеленели виноградники. Она старалась убежать даже не от сакса, а от самой себя. От злобы и бессильной ненависти, которые охватывали ее при одной мысли о том, что сделал пришедший сюда с мечом человек с ее жизнью и какую смерть пытается ей уготовить.
      Холм сейчас показался для Мелании более крутым, чем раньше. А потому у нее не хватило сил убежать слишком далеко. Значит, она начинает слабеть и здоровье ее уже подорвано. Следовательно, победа уже близко! Такое обстоятельство обрадовало Меланию.
      Она остановилась на выступе торчавшей из холма скалы, чтобы перевести дыхание. Тут же к горлу подступила тошнота. Отделаться от нее оказалось значительно легче, чем несколько дней назад. Наверное, потому что Мелания в последнее время почти ничего не ела.
      Вытерев губы подолом юбки, Мелания выпрямилась и откинула назад упавшие на лоб длинные пышные волосы. Итак, она снова одержала победу над ненавистным саксом. А потому чувствовала себя легкой, почти воздушной. Голова была ясной, мысли казались прозрачными.
      Она осмотрелась по сторонам. И тут же почувствовала, как у нее резко упало настроение. Она увидела Вулфреда, стоявшего у подножия холма и не спускавшего с нее презрительных глаз.
      Первой ее реакцией было удивление. Ибо презрения к себе от него она никак не ожидала…
      Тем временем сакс подошел ближе.
      – А. ты хитра по-детски, – насмешливо сказал он. – Ну прямо как ребенок!
      – Совсем нет, – возразила Мелания, снова вытирая губы. – Наоборот – я по-римски решительна.
      – И твоя решительность проявляется в попытке уморить себя голодом? – В словах Вулфреда явственно прозвучала угроза.
      – В твердом желании поскорее отделаться от тебя любым способом!
      – Но у тебя ничего не получится!
      И Вулфред почти вплотную подошел к Мелании.
      – Ты не можешь заставить меня жить, если я твердо решила умереть! Не можешь насильно заставить меня есть! Не можешь запретить мне отказываться от пищи!
      Вулфред схватил Меланию за руки и, крепко сжав запястья, сказал:
      – Теперь ты ни на шаг не отойдешь от меня.
      – Ты и так поминутно следишь за мной.
      Вулфред разжал руки и улыбнулся:
      – Ты права!
      Куда бы Мелания ни шла, Вулфред обязательно оказывался рядом. Завтракали, обедали и ужинали они вместе. Он даже провожал пленницу в отхожее место и слушал под дверью, не пытается ли она искусственно вызвать у себя рвоту.
      Животное…
      Он следил за тем, чтобы Мелания тщательно чистила зубы. Обязательно стоял рядом, когда римлянка разговаривала с Терасом. Внимательно слушал, как она наставляла Доркас. Следил за приготовлением красок. Одним словом, Вулфред следил, следил и следил за своей пленницей…
      Мелания стала понемногу набирать вес. Вулфред замечал, как она полнела, и добродушно посмеивался.
      Она же казалась себе до омерзения жалкой…
      Конечно, Вулфред не только сам везде сопровождал Меланию, но и заставлял ее постоянно следовать за собой и вообще находиться рядом.
      Отвратительное ничтожество…
      Они стояли вместе посередине двора и наблюдали, как сакские воины упражнялись с оружием. Вулфред не дотрагивался до Мелании, не заставлял ее стоять ближе к себе. Вначале Мелания энергично сопротивлялась подобному насилию. Но Вулфред был гораздо крупнее и сильнее ее. Приходилось покоряться, хотя порой ее начинало тошнить от отвратительной близости к нему. Ей казалось, что на свете нет ничего более противного, нежели его прикосновения. И она старалась держаться как можно дальше от него… Как можно дальше…
      Вулфред и Болдуфф стояли лицом к лицу посередине двора. Некоторое время назад они объявили двор ареной своих регулярных турниров. Воины настолько изголодались по ратным схваткам, что за отсутствием боевых противников стали состязаться друг с другом.
      Перед началом каждого турнира противники поднимали над своими головами мечи и скрещивали их в качестве взаимного приветствия. И поединок начинался.
      Мелании приходилось присутствовать на большинстве подобного рода представлений. Она с насмешливой улыбкой наблюдала, как Вулфред чаще других поднимал свой сверкающий меч и опускал его плашмя на защищенную шлемом голову противника. Мускулы его напрягались, и порой Мелании казалось, будто бы и они, как и его меч, были стальными.
      В тот день первой парой на состязаниях были Вулфред и Болдуфф. Болдуфф блокировал удар Вулфреда и скользнул своим мечом по его локтю, пытаясь поразить в живот, демонстрируя коварный, чисто сакский прием. Но Вулфред без особого труда отразил удар и, сделав шаг вперед, изо всех сил ударил противника в пах. Болдуфф громко вскрикнул и, корчась от боли, упал к ногам Вулфреда.
      Мелания неожиданно почувствовала удовлетворение, когда Болдуфф, покрытый пылью, распластался на земле.
      – Мечи наводят ужас, когда их заносят над головами, – усмехнулся Вулфред, обращаясь к юному Флавиусу. – Поэтому каждый войн должен постоянно совершенствовать свое искусство обращения с таким оружием. Запомни, мальчуган, если действительно решил стать настоящим бесстрашным воином!
      Флавиус вздрогнул и поднял глаза на грозного сакса.
      – Я… я ничего не боюсь… – пролепетал юноша.
      – А вот я боялся и боюсь! – проговорил Вулфред.
      – Неужели ты боишься? – с удивлением переспросил Флавиус.
      – Да. А ты что, и впрямь никогда не боялся? Флавиус расправил плечи и гордо поднял голову:
      – Я – римлянин!
      – Думаю, что и римлянин также может иногда позволить себе бояться.
      – Ты так думаешь? А вот Мелания никогда и ничего не боялась!
      Вулфред повернул голову и пытливо посмотрел на пленницу. Та невольно провела ладонью по лбу, опасаясь, как бы нарочито хмурое выражение не исчезло с ее лица.
      Вулфред нагнулся к Флавиусу и что-то шепнул ему на ухо. Тот в ответ кивнул головой.
      – Продолжай учиться и тренироваться! – громогласно объявил Вулфред.