Монтгомери - Герцогиня

— Нет, мадам. — Клер начала заикаться. — Я предполагала, что вы переедете в маленький домик для…

Герцогиня взглянула на Клер с нескрываемым презрением.

— Вы хотите завладеть моими покоями. Мечтаете получить их, так же, как и моего сына? Чего еще вы добиваетесь?

В эти минуты Клер больше всего хотелось уйти из комнаты и никогда больше не видеть старую женщину.

— Я не хотела проявить к вам неуважение, — тихо пробормотала она, опустив голову. Она не собиралась злить мать Гарри, не хотела, чтобы она сказала сыну, что его невеста — невоспитанная американка.

Герцогиня наблюдала за Клер. Наконец она удовлетворенно причмокнула губами и сказала:

— Хорошо. Мы с вами должны жить в мире. Это не так легко.

Клер вздохнула с облегчением и слабо улыбнулась.

— Я думаю, Гарри понравится, если мы станем друзьями. Он так хорошо говорит о вас.

— Естественно! — резко оборвала ее герцогиня.

Клер опять напряглась. Казалось, эту женщину раздражает все, что она говорит.

— Перейдем к делу, — сказала старуха. — Вы должны знать, как ухаживать за моим сыном.

— Да, — ответила Клер. — Я бы хотела знать о Гарри все. Он…

Герцогиня оборвала ее:

— Откройте ваш блокнот.

Она затараторила, прежде чем Клер успела это сделать.

— Начнем с гороха. Мой сын ест его с ветчиной и говядиной, но с курятиной не любит. Кроме курицы под белым соусом. Тогда можно подать его. Конечно, он не ест горох с бараниной. Но может съесть с молодым барашком, не старше шести месяцев. Горох можно подавать и с телятиной, но только весной. Никакого гороха с телятиной зимой, и, конечно, никогда с рыбой. Горох не идет на гарнир к дичи, кроме голубей. Перейдем к моркови.

Клер едва успела открыть блокнот. Положив его на спинку стула, она старалась писать как можно быстрее. И все-таки не успевала. Здесь были указания по поводу овощей, мяса, дичи, как и когда подавать еду. Все это было трудно понять и еще труднее записать.

Закончив с едой, герцогиня перешла к слабой спине Гарри, к болям в этой части его тела. Целительные процедуры включали паровые ванны, обтирания горячими полотенцами и компрессы из ароматических трав.

Клер никогда не должна повышать голос на Гарри или спорить с ним. Герцогиня рассказала Клер, в какие игры Гарри может играть, а в какие не должен. Она посоветовала всегда проигрывать Гарри в карты.

— Он так любит побеждать, — сказала она.

Затем будущая свекровь поведала Клер, какого цвета должна быть одежда Гарри. Он никогда не должен надевать ничего шерстяного на голое тело. Она злобно смотрела на Клер, объясняя, что никогда не одобряла дурацких национальных костюмов. Как будто намекала, что именно Клер заставила Гарри ходить с голыми ногами и это ее глупейший энтузиазм по поводу шотландских юбок чуть не погубил ее сына. Клер бормотала какие-то извинения.

Герцогиня рассказала Клер и о распорядке дня Гарри: когда и что он может и должен делать. Она сурово выговорила Клер за то, что та была так эгоистична, вытащив Гарри из теплой постели и заставив осматривать имение.

— Мой сын принадлежит к категории мужчин; которые всегда хотят угодить женщине. Ему нравится делать приятное людям. Он готов выполнить любую просьбу, он очень щедр. Но он едва не заболел, проведя вчерашнее утро на холоде, таскаясь по окрестностям.

Клер не подозревала, что Гарри так слаб, подвержен простудам, а спина у него больная. Ее расстроило, что она упустила из виду такие важные вещи.

— Я буду осторожнее и внимательнее в будущем, — пробормотала она.

— Да, постарайтесь, — кивнула герцогиня.

В семь вечера, после двух часов мучительного общения с будущей свекровью, в комнату вошел Гарри. Клер так обрадовалась, что чуть было не бросилась к нему, чтобы обнять, но тут же вспомнила о его слабой и больной спине.

— Мама, — весело начал Гарри, — вы провели вдвоем так много времени… — Он подошел и поцеловал мать в щеку, потом уселся на подлокотник ее кресла.

Клер увидела, как смягчилось лицо герцогини, когда она смотрела на сына. Она казалась моложе и напоминала девушку, пожирающую глазами своего возлюбленного. Клер перевела глаза на Гарри и увидела, как много в нем нежности к матери. Наблюдая за ними, она поняла, что всегда будет только третьей в этом союзе.

Гарри поднялся, взял с чайного подноса печенье и начал грызть его, глядя на Клер.

Она подумала: «А миндальное печенье входит в список разрешенных блюд или нет?»

— Почему вы стоите? — спросил он Клер.

Клер посмотрела на старую женщину, сидевшую в кресле, которое больше напоминало трон, на Гарри, присевшего рядом с матерью, и почувствовала непреодолимое желание убежать.

Герцогиня с интересом смотрела на девушку, ожидая, как она ответит на трудный вопрос.

— Мне удобнее записывать стоя, — ответила Клер. Бровь герцогини приподнялась, как бы одобряя находчивость Клер.

— М-м-м… — Гарри не казался удивленным. — А вы пишете?

— О вас, — ответила Клер с улыбкой, не глядя на герцогиню.

Гарри наклонился и опять поцеловал мать в щеку.

— Моя дорогая матушка, надеюсь, не очень надоела вам, перечисляя все мои детские болезни…

— Я просто забочусь о тебе, делаю то, что должна. — Она посмотрела на сына с такой нежностью, что Клер стало неловко. Ей казалось, будто она подсмотрела что-то глубоко интимное.

Гарри улыбнулся Клер.

— Вы можете услышать ужасные вещи о маме, — он имел в виду Тревельяна, — но должен вам сказать, что они совершенно не соответствуют действительности. Она добрейший, нежнейший человек на свете, я уверен, со временем вы полюбите ее так же сильно, как я.

Клер взглянула на герцогиню и увидела на ее лице лукавую улыбку. Старуха была уверена, что как командовала, так и будет командовать сыном и домом, и пусть Клер об этом знает.

— Мне надо идти, — сказала Клер. — Я обещала маме увидеться с ней перед обедом. — Клер вдруг почувствовала, что может потерять контроль над собой, если останется в этой роскошной комнате еще хотя бы на минуту.

Гарри поднялся.

— Останьтесь. Я прикажу принести еще чаю. Вы расскажете маме о лошади, которую я купил для вас. Вы ведь еще не дали ей имя. Решите вдвоем, как назвать кобылку.

— Я действительно должна уйти. Благодарю вас, Ваша светлость за… за… все.

— Подождите, — сказал Гарри. — Я провожу вас.

— Нет, пожалуйста, не надо. Я… — Клер была в таком состоянии, что ее больше не заботило, как звучат ее слова. Она чувствовала: ей надо немедленно покинуть эту комнату, пока она не задохнулась.

Только оказавшись за дверью, она перевела дыхание. Казалось, она сбросила с плеч нечто отвратительное. Как будто пробудилась после кошмарного сна, который чуть не стал явью.

Ей надо было подумать, как вести себя дальше в этой ситуации. У многих женщин ужасные свекрови. О них рассказывают десятки историй и анекдотов. Ее собственная мать не раз подпускала шпильки по поводу того, что некоторые мужчины любят своих матерей больше, чем жен.

Клер вернулась в свою комнату. Ничего особенного ведь не случилось: старуха любит сына и по-своему хочет, чтобы он был счастлив, ничего страшного, успокаивала она себя.

Мисс Роджерс уже приготовила ей платье к обеду. Клер с трудом расстегнула пуговицы на спине. У мисс Роджерс был собственный распорядок дня, и она никогда от него не отступала. Она раз и навсегда решила, когда именно Клер должна одеваться к обеду, и не появлялась ни минутой раньше. А если глупая американка желает поступать по-своему, что ж, это ее проблемы, но ее, мисс Роджерс, это не волнует.

Клер взяла платье. Она пойдет в столовую и будет вести себя так, как будто ничего не произошло. Будет улыбаться Гарри и говорить ему, как приятно ей было познакомиться с его матерью. Скажет ему, чтобы он перестал носить юбку, иначе он может простудиться.

Клер уронила голову на руки. Она не хочет идти обедать, не хочет видеть всех этих людей, не пытающихся даже заговорить с ней. Она не хочет видеть Гарри и лгать, говоря, какая чудесная у него мать.

Клер знала, что единственным человеком, с которым она могла бы поговорить сейчас, был Тревельян. Хотя нет, он ведь больше не Тревельян, он знаменитый, пользующийся дурной славой, пресловутый капитан Бейкер. И, если она откроется ему, не нарисует ли он очередную карикатуру, изображающую ее рядом с хромой герцогиней? Не изобразит ли он ее съежившейся от страха перед старой каргой?

Нет, она не сможет быть откровенной с Тревельяном. Она не может больше доверять ему. Он предал ее, хотел, чтобы она выговорилась перед ним, а потом предал.

С кем же поговорить? С родителями? Она содрогнулась при одной этой мысли. Они вписались в жизнь этого большого дома, как будто родились тут. Отродье сказала, что отец даже собирается участвовать в представлениях, которые устраивались в восточном крыле дома.

Да что же это она? Ведь есть человек, с которым она может поговорить, и он поймет ее и даст совет. Клер бросила свое обеденное платье на кровать и достала амазонку. Она опять пропустит обед, и Ее светлости обязательно доложат об этом, но Клер уже было все равно. Ей нужна помощь.

Старый домик Мактаврита отыскать было нелегко, он спрятался между деревьями и холмами. Клер с трудом направляла лошадь в густом подлеске. Однако девушке показалось, что он ждал ее, так же, как и в первый раз, когда она приходила сюда с Тревельяном. Наверное, он расставил на посты людей, скорее всего детей, чтобы знать о приближении любого гостя. Ведь он охранял запасы своего драгоценного виски.

Мактаврит стоял на холме, держа в руках старое ружье, юбка раздувалась на ветру. Глаза Клер наполнились слезами, как только она увидела его. Старик был единственным человеком, встреченным ею в Шотландии, который соответствовал ее ожиданиям. Все остальные были другими, ненастоящими.

Не доехав до холма, Клер спешилась и побежала вперед. Ангус прислонил ружье к камню и распростер большие, сильные руки, чтобы принять девушку в свои объятия. Клер налетела на него, и ей показалось, что она столкнулась с дубом. Прикосновение к старому Ангусу прорвало плотину чувств, и слезы потоком хлынули из ее глаз. Ангус крепко прижимал ее к себе, а она все плакала и плакала. Наконец, немного успокоившись, отодвинулась от него.

— Простите меня, я не хотела…

— Ну, ничего, — успокаивающе приговаривал он. — Старая одежонка нуждается в небольшой стирке…

Клер постаралась подавить рыдания и засмеяться.

Ангус обнял ее за плечи, повел в дом, посадил в старое кресло с подголовником и вручил кружку размером с маленький бочонок, полную виски. Потом медленно набил свою трубку, уселся на стул перед очагом, в котором, как всегда, горел жаркий огонь, и сказал:

— Ну, а теперь, расскажи, что случилось, моя красавица. Клер знала, что должна рассказывать связно, но не могла и выложила все, что наболело.

— Они не такие, как я себе представляла. Все не так, все странно. Иногда мне кажется, что меня просто нет. Есть только мои деньги. Люди помнят только о них.

Ангус слушал терпеливо, с большим интересом. Она начала рассказывать о событиях вчерашнего дня и о поездке по имению с Гарри. Схватив несколько листочков бумаги с надписью «Брэмли Хаус» и огрызок карандаша, стала что-то рисовать нервными движениями, продолжая свой рассказ.

Ангус попросил ее объяснить, чем отличается Америка от Шотландии. Он ничего не комментировал, только слушал, кивая головой, и курил свою трубку.

Она говорила, как хорош Гарри, уверяла, что он просто совершенство.

— Гм, совершенство?.. — пробурчал Ангус.

— Да, но его матушка… — Она заглянула в свою кружку с виски.

— Не думай, что поразишь меня рассказом о ней. — В голосе Ангуса зазвучала злоба.

Клер рассказала о своей встрече с герцогиней.

— Она не собирается ничего мне уступать, когда мы с Гарри поженимся. И не позволит ничего менять. Она будет держать под контролем каждый завтрак, обед и ужин, вдох и выдох любого человека, живущего в доме. Я не удивлюсь, если узнаю, что она собирается указывать мне, что надевать.

— Ну а что говорит твой замечательный Гарри? Клер заерзала в кресле.

— А что он может сказать? Она его мать, он не может ей противоречить.

— Ну а ты, смелая красавица, ты когда-нибудь противоречила своей матери?

Клер хихикнула. Она уже наполовину опустошила свою кружку.

— Только двести тысяч раз, не больше. Ангус улыбнулся.

— И все равно, он такой замечательный! Клер опять уткнулась в кружку.

— Вчера моя младшая сестра сказала мне очень странную вещь о Гарри. — Клер чувствовала, что должна хорошо выпить, иначе никогда не сможет рассказать о том, что у нее на душе. Отродье говорила о людях самые ужасные вещи. Иногда они встречались с прекрасными, интересными людьми, но Отродье потом отзывалась о них весьма язвительно. И, самое страшное, она часто оказывалась права.

— И что сказала твоя сестра?

— Она сказала: «Ты никогда не сможешь влиять на Гарри. Через три месяца после свадьбы он даже не поинтересуется, жива ли ты вообще. Позаботится, конечно, чтобы у вас было двое детей — наследник и еще один, так сказать, про запас, а потом станет жить собственной жизнью. Он будет хорош с тобой и ласков, но интересовать ты его не будешь нисколько. Ты слишком умна, но по-глупому. А ты должна быть умна по-умному, как я, и уметь защищать свои интересы».

— А сколько лет твоей сестре?

— Четырнадцать. Но иногда я думаю, что ей все сорок! Ангус кивнул и налил себе виски.

— Ну а что тот, другой?

— Какой другой? — спросила Клер, хотя прекрасно понимала, кого старый Мактаврит имеет в виду.

— Другой… Темноволосый. Который приводил тебя сюда.

— А-а-а, — медленно протянула Клер. — Тревельян.

— Да, он. — Старик наблюдал за девушкой, а она, казалось, подбирала слова, чтобы объяснить. — Исследователь.

— Вы знаете?

— Да, знаю. Скажи мне, что он сделал, чем тебя разозлил?

— Я думала, он мне друг, — начала она медленно. Потом разговорилась. — Тревельян был единственным человеком в этом доме, который со мной серьезно разговаривал. Мы говорили обо всем. Я могла с ним поделиться любыми мыслями, даже тем, чего не говорила никому, и он всегда все понимал. Он никогда… — Клер остановилась. Хотя виски уже подействовало, она не хотела быть нечестной по отношению к Гарри. Она его любила.

— Тревельян записывал все, что я говорила. Он изучал меня, хотел поместить сведения обо мне в одну из своих дурацких… о, простите… книг. Но я не предмет для изучения. Я просто женщина, и капитан Бейкер может…

— Я думал, ты называешь его Тревельяном.

— Да, это его родовое имя. Но в мире его знают как капитана Бейкера. Вам известны его подвиги?

Ангус посмотрел на Клер. Когда она приехала к нему, ее лицо было искажено страданием, теперь же глаза сияли.

— Нет, ничего я не знаю. Почему бы тебе не рассказать мне, что он совершил?

Клер сделала еще один глоток виски и предалась любимейшему занятию — стала пересказывать деяния капитана Бейкера. Она говорила о его путешествиях в Африку и в арабские страны. Объясняла, как он стал магистром ордена суфистов, назвала языки, которыми он владеет.

— Он способен выучить любой язык в два месяца!

Клер сообщила Мактавриту, что Бейкер писал, даже когда был болен. Рассказала о множестве приключений и о том, чему он научился.

— В течение веков целые цивилизации исчезали с лица земли, скажем вавилоняне. — Она вытянула руку с кружкой в сторону Ангуса. — А почему мы так мало знаем о вавилонянах? Потому что тогда не было таких людей, как капитан Бейкер. Не было блестящих, отважных исследователей, готовых приехать в страну и описывать свои наблюдения, как это делает он.

— Для меня это все звучит, как сказка.

— Может быть, он и есть человек из сказки, — сказала Клер, — не знаю. — Она посмотрела на Ангуса. — Не думаю, чтобы мать капитана Бейкера стала говорить его будущей жене, что он должен и чего не должен делать, есть ли ему горох с голубями или с курицей! Я сомневаюсь, была ли у него вообще мать…

— Я думаю, была, — тихо пробормотал Ангус.

— Держу пари, она умерла родами и он сам воспитал себя. — Клер допила виски. — Что же мне теперь делать? — Она посмотрела на Ангуса, и лицо ее опять приняло страдальческое выражение. — Насколько я понимаю, у меня есть два выхода. Первый: я могу выйти замуж за Гарри и жить под башмаком у его матери. Каждый мой шаг будет зависеть от ее воли. И мне будет уготована судьба ее несчастной дочери, запертой в комнате, без права выходить, читающей книги, выбранные Ее светлостью. Не удивлюсь, если старуха захочет выдавать мне разрешение видеться с собственными детьми.

— А второй выход? Клер замолчала.

— Я могу разорвать помолвку с Гарри.

— А тебе будет больно? Ты так сильно любишь парня?

— Если я не выйду замуж за человека, которого одобрят мои родители, то не получу денег, которые завещал мне дед. — Она рассказала Ангусу о деде и о том, что ее родители прожили двадцать миллионов долларов, а у сестры нет ни гроша.

Ангус, для которого и 100 фунтов были огромными деньгами, с трудом мог переварить услышанное.

— Двадцать миллионов долларов! А сколько это будет фунтов?

— Наверное, около четырех миллионов.

Ангус возблагодарил Бога, что сидит на стуле, а то бы он мог свалиться.

— И твои родители столько истратили?

На этот раз она не пыталась защитить их, как в разговоре с Тревельяном.

Старик сидел и только кивал головой.

— А теперь ты боишься, что, если ты не выйдешь замуж за того, на кого они укажут, они отберут твои… — Он проглотил слюну. — Твои десять миллионов и потратят их, а ты не получишь ничего, да и твоя маленькая сестра останется нищей?..

Клер попыталась было запротестовать, говоря, что все не так уж и плохо, но выпитое виски не позволило ей лгать.

— Да, я боюсь. Моим родителям нравится здесь. Отец ходит на охоту почти каждый день, а мать уже встречалась с двумя герцогинями, четырьмя графинями, виконтом и тремя маркизами. Все они сказали ей, что, когда мы с Гарри поженимся, она сможет увидеться с королевой или с принцессой Александрой.

— А это много значит для твоих родителей, да?

— Очень много. Мой отец не умеет работать. Сомневаюсь, чтобы он проработал хотя бы один день в своей жизни. Я знаю, это звучит ужасно, но сейчас он уже слишком стар, чтобы учиться. Он не знает жизни. А мама…

Ангус смотрел на нее и ждал, что она скажет дальше.

— Мама хочет быть значительной, что-то собой представлять. Я думаю, в молодости ей слишком часто указывали на ее ничтожность.

— А ты сама-то чего хочешь, красавица?

— Любви, — быстро ответила Клер и улыбнулась. — И заниматься чем-нибудь. Мне трудно ничего не делать.

Ангус посмотрел на нее. Она откинулась на спинку стула, впадая в дрему.

— Если бы ты могла изменить здешние порядки, то что сделала бы в первую очередь? Стали бы мы распахивать поля? Или ты открыла бы американскую фабрику по выпуску экипажей?

Клер улыбнулась.

— Нет. Сначала я выдала бы замуж Леатрис за Джеймса Кинкайда.

Ангус презрительно хмыкнул.

— А я-то думал, ты говоришь серьезно. На самом же деле ты думаешь только о любви.

Клер широко улыбнулась, глаза ее были закрыты.

— Мой дед говорил, что основой любого богатства и власти является рабочая сила. Я думаю, что основой власти герцогини являются ее дети. Она управляет Леатрис и, может быть, Гарри. Если я смогу оторвать от нее хоть одного из них, ее могущество ослабеет. Если ее собственная дочь сможет победить в единоборстве с ней, другие тоже смогут. Может быть, тогда обитатели этого дома получат немного свободы…

Ангус встал и посмотрел на нее с уважением. Он знал жизнь имения и его обитателей, и в том, что говорила Клер, был смысл. А она мирно уснула, сидя на стуле. Он подошел к сундуку, стоявшему у стены, достал плед клана Мактавритов и накрыл ее. Потом он собрал листки, лежавшие у нее на коленях, а она даже не шелохнулась.

Старик посмотрел на ее рисунки, усмехнулся, сложил их и вышел из дома. Ему предстояло идти добрых два часа до Брэмли.

Глава 13

Когда Оман доложил Тревельяну о приходе старого Мактаврита, он только кивнул и вернулся к своей работе. Когда Ангус появился в дверях, дыша спокойно и ровно, несмотря на долгий путь и крутую лестницу, Тревельян не мог сдержать восхищения. Не поднимая головы, он спросил:

— Что привело вас? У меня ведь нет коров, которых можно украсть.

Старик молча подошел к столику с бутылками, налил себе виски и сел у окна, глядя на Тревельяна.

Тот отложил перо и уставился на старого шотландца. На его задубевшем морщинистом лице отражалась напряженная работа мысли.

— Выкладывайте, что у вас там, — сказал Тревельян.

— Девочка встретилась со старухой.

— А-а-а… — Тревельян не поднимал глаз. — Ну, это не страшно. Ее любовь к Гарри…

Ангус прервал его.

— Она не любит парня. Считает, что он очень хороший… Вчера Гарри взял ее с собой, чтобы показать имение. — Он взмахнул рукой. — Молодой Гарри делал вид, что знает всех арендаторов, управляет всеми делами. А насколько я знаю, он даже не видел всех ваших владений.

— Моих владений ?!

Ангус пристально смотрел на Тревельяна. Тот бросил перо, встал и подошел к камину.

— Ну и что я по-вашему должен делать? Сказать ей, что Гарри не такой, каким она его считает? Что мой маленький брат ленив и находится под пятой у маменьки?

— Девочка уже кое-что поняла о старухе. — Ангус ухмыльнулся. — Карга рассказала ей, как кормить Гарри, что он может есть с морковью и горохом, а что нет, как заботиться о его нежном здоровье.

Тревельян расхохотался.

— Гарри может сожрать лохань любой дряни, он здоровее лошади.

Ангус помолчал, потом сказал:

— Вы можете положить конец всему этому. Объявить, что вы живы.

— Но я не хочу! — Губы Тревельяна сжались в тонкую злую линию. — И, черт возьми, вы прекрасно знаете почему. Старуха превратит мою жизнь в ад. Сейчас у нее есть все, чего она хочет. Ее драгоценный Гарри герцог, и она получит деньги этой девочки. Гарри согласен финансировать мою следующую экспедицию, это все, что мне нужно.

— Ну а девочка?

— Это не мое дело… — Тревельян почти кричал. Ангус внимательно посмотрел на него.

— Я видел вас с ней. Вы глаз не могли от нее оторвать. Вы смотрели, как она танцует, слушали, что она говорит. Вы… — Он остановился, подбирая слова. — Вы гордились ею.

Тревельян отвернулся, положил руки на каминную доску и уставился на огонь.

— Да, у нее есть мозги. Она воспитана в богатой семье, но, вместо того чтобы думать только о новых платьях, предпочла читать и учиться. Даже выучила латынь, чтобы читать мои книги.

— Ну да, неприличные места!

— А вы откуда знаете об этих неприличных местах?

— Старый священник в деревне читал мне их. Я ему за это давал виски, но, думаю, он делал бы это и бесплатно.

— Вы маленький старый грубиян, — сказал Тревельян, но в голосе его не было ни вражды, ни злобы.

— Значит, вам нравится эта девочка, но вы хотите, чтобы она вышла замуж за вашего брата. Вы знаете о завещании ее деда?

— Да, знаю. Поделом ей, если выйдет замуж за псевдогерцога! Она так хочет стать герцогиней, что готова продаться человеку, которого не…

— Вы считаете, она не любит Гарри? Он красивый парень. Выглядит куда лучше вас — с вашей-то хмурой рожей и недовольным взглядом. Очень красивый малый. Любая девушка была бы счастлива, заполучив такого. Бьюсь об заклад, он заделает ей ребенка при первой же возможности. Сомневаюсь, чтобы такой удалой парень, как Гарри, стал ждать первой брачной ночи.

— Замолчите! — взревел Тревельян. Ангус посмотрел на него с ехидной ухмылкой.

— Она сказала, вы ее предали: слушали, что она говорила, чтобы потом написать о ней. И опять рисовали свои маленькие картинки?

Тревельян не сразу понял, что он имеет в виду. С тех пор как Клер убежала от него, он старался не думать о ней. Ему это плохо удавалось. Дважды он был почти готов пойти к ней. Тревельян уже привык, что она все время рядом с ним. Он хотел бы прочесть ей кое-что, услышать ее мнение о своей работе: девушка иногда критиковала его книги, говоря, что читать их скучно. Тревельян уговаривал себя не поддаваться чувствам, но он действительно нуждался в помощи Клер.

— Да, я сделал несколько рисунков, — наконец сознался он.

— Рассматривая карикатуру, она могла подумать, что не нравится вам.

Тревельян уставился на старика.

— Как не нравится?! Какое отношение имеют эти рисунки к моим чувствам? Я рисую карикатуры на многих.

— Может быть, девочка не знает о ваших привычках. Может, она не в курсе, что ваши рисунки и слова доводили людей до бешенства, в вас стреляли, вас били, а однажды чуть вообще не убили, да только вас это ничему не научило. А если Клер считает, что невежливо смеяться над людьми?

Тревельян пожал плечами. Он не понимал, как такая мелочь, как рисунки, могла так сильно разозлить Клер. Она была оскорблена, узнав, что он и есть капитан Бейкер. Когда она преодолеет свой страх, сама вернется.

— Я скажу ей, что рисунки ничего не значат, что я не хотел ее обидеть.

— Вы всегда нравились девушкам, — буркнул Ангус. — Правда, немногим это известно. Вы нравились больше старшего брата. Он был хорош, как дьявол, и должен был стать герцогом но вас девушки любили больше.

— Да вы же ничего не знаете обо мне. Я ребенком уехал отсюда.

— Я знаю о вас больше, чем вы думаете, и, бьюсь об заклад, ваша мамаша тоже немало знает. — Ангус изогнул бровь. — И теперь вы хотите отнять у Гарри его маленькую американочку.

— Не имею ни малейшего намерения. Я даже не дотронулся до нее.

— Но вы проводите с ней больше времени, чем Гарри.

— Это его вина, не моя. Если бы я был обручен с ней, то не оставлял бы ее без присмотра.

— Да, и завлекали бы ее всеми этими штуками, которые ей так нравятся: книгами, разговорами, пледом главы клана…

— Клер не знала, что это плед лорда. Она никогда его не видела.

— Зато многие арендаторы видели. Они знали, кто вы, когда вы сидели там и смотрели на танцы. Они танцевали для нового лорда и его леди.

— Она не моя леди… — Тревельян понизил голос. — Она не моя и никогда не будет моей. Мы… друзья, — тихо закончил он. — Между нами ничего нет и никогда не будет. Она решила выйти за моего брата и стать герцогиней.

— Вы могли бы сказать ей, кто вы такой. И ее родители одобрили бы ваш брак. Судя по тому, что она рассказала Мне, им наплевать, сколько герцогу лет и на месте ли у него руки-ноги!

Тревельян криво улыбнулся.

— Она вышла бы за меня замуж, если бы знала, что я герцог. Но я не собираюсь жениться. Я не смогу путешествовать, если женюсь, да и не хочу брать на себя ответственность за дом и другие владения. А главное, на кой черт мне жена, которая вышла за меня только из-за титула? Ангус издал звук, похожий на смех.

— Если бы хорошенькая девушка сказала мне, что пойдет за меня потому, что я глава клана Мактавритов, я побежал бы с ней к священнику, не раздумывая.

— Этим мы друг от друга и отличаемся — вы и я. Я не хочу жениться, не хочу быть герцогом и не хочу больше с вами разговаривать. Мне надо работать.

— Она хочет выдать вашу сестру замуж за Джеймса Кинкайда.

— Что-о?! — Тревельян был потрясен. — А как она узнала об этой истории? Так много лет прошло…

— Ваш младший брат рассказал ей.

— Соединить Леа с Джеймсом! Как романтично! Она хочет сделать их такими же счастливыми, как они с Гарри.

Ангус рассказал Тревельяну, что Клер говорила о детях — основе будущей жизни герцогини.

— Девочка восприняла эти взгляды от деда. Я думаю, она попробует отобрать власть у старухи.

Тревельян покачал головой.

— Американская глупышка! Не понимает, о чем говорит. Не знает, с кем имеет дело. Клер просто невинное дитя. Она мечтает об идиллии — жить с Гарри, воспитывая светловолосых детишек, у каждого из которых будет титул. Она и представить себе не может, что на свете живут люди, подобные старухе. — Цинизм Тревельяна перешел в горечь. — Эта женщина убьет всякого, кто попытается отобрать у нее Гарри или власть.

— Я думаю, наша красавица все-таки попробует, — тихо сказал Ангус.

— И потерпит поражение! У нее нет опыта борьбы с коварством и предательством.

— Что будет, когда она узнает, что девочка решила не подчиняться?

— Наверное, заточит ее. Откуда я знаю? Это не мое дело. Ангус ничего не сказал в ответ, продолжая все так же пристально смотреть на Тревельяна. Тот продолжал едва слышно.

— Старуха узнает очень скоро, потому что Клер слишком откровенна и не умеет ничего хранить в тайне. Все, что думает и чувствует, отражается в ее глазах. И она во всем признается Гарри. — Он фыркнул. — Ее прекрасному Гарри! Да она может и старухе все выложить. Гарри не понимает опасности. Если Клер попытается заручиться его поддержкой, чтобы поженить Леа и Кинкайда, он отнесется к этому как к работе, которую ему надо выполнять, и пожалуется матери.

— Она и так узнает.

— Верно, — сказал Тревельян. — Узнает, что Клер пытается отобрать у нее власть, хотя бы часть. И будет мстить.

— Так же, как когда-то отомстила маленькому мальчику, Доставлявшему ей хлопоты, — тихо заметил Ангус.

Тревельян сделал вид, что не расслышал.

— Она подождет, пока Гарри и Клер поженятся. Черт! Она может назначить дату свадьбы очень скоро. Она никогда не позволит Клер ускользнуть от нее после подобной попытки.

— И что она сделает с девочкой?

— Не хочу даже думать об этом, — тихо ответил Тревельян. — Станет мучить ее так, как не мучили бы жестокие дикари в Африке! Она сломит ее дух так же, как Леа. Знаете, Леа ведь была когда-то чертовски смела и своенравна… Она была заводилой во многих наших проделках… Тревельян замолчал, увидев, что Ангус поднялся и идет к двери.

— Куда вы?

— Можете вернуться к своим бумажкам. Я должен посмотреть, как там девочка. Она может проснуться, нужно присмотреть за ней.