Ожившие древности

Эта корпорация создана сравнительно недавно. Главная ее задача - подъем экономики на Алеутских островах. Лилия Мак Гарвей - ответственный секретарь корпорации, старый друг профессора Лафлина - в приветственном слове сказала, что нас с нетерпением ждут на Аляске и Алеутских островах. И действительно, дружеское расположение мы чувствовали на протяжении всей нашей работы в Америке.
      В Анкоридже мы знакомились с университетом, часто встречались с профессорами и учеными, занимающимися проблемами заселения Америки. В библиотеке университета была устроена специальная выставка, посвященная истории изучения и освоения русскими Аляски и Алеутских островов. Приятно отметить, что в каталогах и на выставке были представлены многие работы советских ученых.
      Из Анкориджа на небольшом, уютном самолете Алеутской авиакомпании мы вылетели на Уналашку - второй по величине остров Алеутской гряды. Самолет приземлился в Датч-Харборе, бывшей военно-морской базе США, еще хранившей следы второй мировой войны. Через небольшой залив на боте переправились в самый крупный на Алеутских островах поселок Уналашку, откуда самолетом прибыли в конечный пункт нашего пути - село Никольское на острове Умнак. На соседнем маленьком островке Анангула расположился лагерь экспедиции Лафлина. Никольское - небольшой поселок, основанный нашими соотечественниками в самом начале XIX века. В поселке проживает около 70 человек. Хорошо сохранилась церковь, построенная в 1826 году. Алеуты гостеприимно встретили нас, и вскоре со многими из них мы подружились. Большинство мужчин не имеют на острове постоянной работы и вынуждены на многие месяцы покидать семьи и подрабатывать случайными заработками в более крупных поселениях или уезжать в поисках работы на материк.
      Через несколько дней, как только установилась погода, мы начали подготовку к переезду на остров Анангула, который отделяет от острова Умнак Сивидский пролив шириной около семи миль. Анангула в переводе с алеутского языка означает "кит, плывущий на север".
      И действительно, когда ветер разогнал тучи, на горизовте мы увидели остров, удивительно напоминающий по конфигурации плывущего кита. Ширина острова немногим более 300 метров, длина около 2,5 километра.
      Американские коллеги подготовили к нашему приезду раскоп: сняли почти полутораметровый слой земли, и нам осталось разобрать культурный горизонт. Поселение на Анангуле открыто в 1938 году Лафлином и Маем - тогда молодыми сотрудниками Смитсоновской экспедиции.
      Первые публикации находок не вызвали интереса среди специалистов, и только позднее, в 50-х годах, вокруг находок Лафлина, который неутомимо продолжал работы на Анангуле, развернулись горячие дискуссии. Первые даты по радиоуглероду поразили археологов - более 8000 лет - это наиболее ранние находки на всей Алеутской островной гряде.
      Переправлялись на Анангулу на небольших резиновых лодках с двадцатипятисильным мотором. Море еще не совсем успокоилось после шторма, и в проливе ходили высокие волны. Наши лодки бросало из стороны в сторону, а налетавшие сильные порывы ветра срывали белые гребни и окатывали нас ледяной водой. Но с каждой минутой долгожданный берег Анангулы был все ближе и ближе, и наконец мы входим в тихую анангульскую бухту, где нас радостно встречают участники американской экспедиции.
      Состав экспедиции небольшой: кроме Лафлина, его жены Рут, искусствоведа и художника, дочери Лесли, учащейся колледжа, здесь работали два аспиранта - Грег Фречетто и Бруно Дронлиг и студенты - Мэри Довели и Дэвид Рорбаст. Из Никольского на Анангулу с нами плыла алеутка Аксинья Крюкова, обаятельная и добрая женщина, хороший знаток алеутских легенд и преданий.
      Во время нашего пребывания на Анангуле она проявила удивительную заботу и каждый день кормила нас настоящим русским хлебом, булочками, по-алеутски "чакуды".
      Прошли годы, но в нашей памяти хранится ее добрая улыбка и запах свежеиспеченных булочек с ароматным кофе, ждавшие нас каждое утро в кают-компании экспедиции.
      Для советских археологов раскопки на Анангуле были давней мечтой. В плейстоцене, 20-11 тысяч лет назад, Алеутские острова являлись частью суши древней Берингии, и типологические находки Лафлина имели много общего с орудиями труда, которые советские археологи раскапывали на древних поселениях в Сибири и на Дальнем Востоке.
      Поэтому вполне понятно наше нетерпение и стремление работать в любую погоду. Часто шли дожди. На раскопе было много воды, а иногда приходилось натягивать парашют, подаренный Лафлину военными летчиками.
      В первые же дни выяснилось, что у нас и наших коллег разные методики раскопок. Вскрывая культурный слой, американские археологи после нанесения находок на общий план сразу же убирают их для дальнейшей обработки. Мы предложили другую методику, когда все находкя остаются на своих местах до тех пор, пока полностью не будет вскрыт весь культурный горизонт. Это позволило выявить большие скопления - производственные площадки, мастерские, а в самом низу-остатки древних жилищ.
      Орудия труда и вооружение древних охотников, которые впервые пришли на Анангулу около 8 тысяч лет назад, изготовлялись из массивных ножевидных пластин правильной формы. Некоторые пластины достигали 20 сантиметров. Из пластин анангульские мастера по обработке камня выделывали ножи, остроконечники, резцы, скребки и многие другие необходимые для жизни изделия из камня. По форме они близки к подобного рода изделиям из поселений Верхоленская Гора у Иркутска, Установка в Приморье, Ушковской стоянки на Камчатке и ряда других памятников Сибири и Дальнего Востока.
      Для отопления и освещения своих жилищ анангульцы пользовались большими каменными лампами.
      Древние племена, оставившие поселение на Анангуле, видимо, проникли по береговой полосе Берингоморского моста 22-10 тысяч лет назад. В Сибири в это время началось сартанское оледенение, а в Америке - финальный этап висконсинского гляциала. Понижение уровня Мирового океана достигло 120 метров. Алеутские острова, включая остров Умнак, составляли полуостров Американского континента. В современную геологическую эпоху голоцена, 11-10 тысяч лет назад, происходит повышение уровня океана, сухопутный мост, соединявший Азию и Америку, исчезает, и образуется Берингов пролив. Древние анангульцы обосновались в древней Берингии на площадке, возвышающейся на 17-20 метров над уровнем моря. Находки на стоянке Анангулы свидетельствуют о том, что древнейший пласт приморских культурных традиций азиатского облика появился впервые еще в период существования древней Берингии и продолжал развиваться на протяжении еще многих тысяч лет. На этой стоянке удалось найти сотни и тысячи разнообразных изделий древних мастеров. Но особенно важно, что во многих чертах они повторяли азиатские прототипы. Если раньше при работе с публикациями можно было по-разному классифицировать орудия труда древнего человека, то, работая непосредственно с коллекциями, мы воочию видели несомненные параллели между культурами Америки и Сибири.
      Наши раскопки были продолжены на поселении Вилледж Сайт, находящемся на противоположном конце острова. С этими раскопками связана разгадка одной из интереснейших проблем происхождения алеутов, давно волновавшей ученых. Для раскопок выбрали очень живописное место на самом краю утеса. Внизу с глухим стоном бились холодные волны. Мыс порос густыми зарослями аконита, из сока которого алеуты делали яд для охоты на китов и других крупных животных. На этом месте располагался поселок предков алеутов, от которого остались глубокие заплывшие западины жилищ. Одно из них ранее раскапывалось американскими археологами, и радиоуглеродный анализ дал дату основания поселка 2115 + 120 лет назад. Материал поселения во многом повторял средние культурные горизонты Чалуки, и мы приступили К раскопкам с единственной целью - ознакомиться с конструкцией жилища древних алеутов.
      На третий день мы дошли до пола жилища и начали тщательно зачищать его. Под полом залегал слой пепла, возраст которого 3 тысячи лет, а еще ниже стерильная прослойка без находок. Решили на всякий случай пройти глубже. И что же? Неожиданно наткнулись на еще один культурный горизонт, залегавший на пепловой прослойке, его возраст 7 тысяч лет.
      Внимательно сантиметр за сантиметром разбираем остатки очага. Встречаются типичные для Чалуки орудия труда. Но что это? В самом углу очажного пятна попадается пластина точно такая, как и на Анангуле на основной стоянке. А в другом конце раскопа А. Окладников обнаружил очень архаичный черешковый наконечник, напоминающий наконечник Ушковской стоянки на Камчатке, раскопанный Н. Диковым. Это уже сенсация! Работы продолжаем особенно внимательно. За первой пластиной и наконечником последовало множество других. При раскопках нашли типичные для стоянки на Анангуле орудия труда. Недостающее звено наконец установлено. По мнению Лафлина, между каменным инвентарем Анангулы, которая датирована временем 7-9 тысяч лет, и нижними слоями Чалуки существовала преемственность в технике обработки орудий труда и в типах каменных изделий. Но многие ученые считали Чалуку бесспорно древнеалеутской, а Анангулу не относили к алеутской культуре, справедливо отмечая большой, в две с лишним тысячи лет, хронологический разрыв между этими памятниками. При раскопках в Вилледж Сайт нижний культурный горизонт не только хронологически (он датируется временем 5600-6000 лет назад), но и по набору орудий труда и технике их обработки является промежуточным, связующим Анангулу и Чалуку. Так было установлено это важнейшее недостающее звено.
      Наши работы на Алеутских островах подошли к концу. Мы готовимся к отъезду: обрабатываем новые находки, делаем последние записи в полевых дневниках.
      Грустно расставаться с гостеприимным лагерем на Анангуле и нашими новыми друзьями-алеутами, американскими коллегами. Во время раскопок и вечерами в кают-компании часто возникали дискуссии, касающиеся многих проблем древней истории племен Северной Азии и Америки. Это были незабываемые дни дружной творческой работы, обмена мнениями, совместных споров и размышлений.
      С Алеутских островов мы прилетели в Фербенкс, где нас ждали наши старые друзья - археологи и геологи местного университета, старейшего на Аляске. Он основан в 1922 году. Встретили нас радушно. Два дня мы работали над коллекциями наиболее известных и интереснейших комплексов, открытых на Аляске: Денби, Лейли Лайк, Галахер Флинт и других. В материалах стоянок и поселений древнего человека нашли многие параллели с материковыми памятниками Северной Азии, Монголии. Побывали мы и на знаменитой университетской площадке, где раскапывалось в 30-е годы поселение Кампус, материалы которого позволили археологу Нельсону найти истоки древних культур Аляски в Монголии, проследить связь в культуре древнего населения Монголии и Америки. За эти дни мы ознакомились со многими памятниками, которые раньше знали только по литературе. В результате лишний раз убедились в общности культур древних обитателей Северной Азии и Америки.
      После знакомства с коллекциями прекрасно оборудованной антропологической лаборатории университета вылетели на раскопки стоянки Драй Крик. Эту стоянку раскапывал наш старый знакомый профессор Роджер Пауэре. В 1968 году он приезжал в Новосибирск для работы над своей докторской диссертацией, посвященной древним культурам Сибири. В течение недели изучал материалы сибирских стоянок и поселений в нашем институте, а сейчас мы получили возможность ознакомиться с его последними раскопками, стратиграфией памятника, коллекциями, методикой раскопок американских археологов.
      Из Фербенкса мы вылетели в Коннектикут, где несколько дней работали в лаборатории профессора Лафлина, а затем в Нью-Йорк и Москву. Закончилась наша двухмесячная советско-американская экспедиция. Профессор Лафлин позднее писал в одном из крупнейших научных журналов: "Советская делегация оставила в Америке много друзей и восторженных коллег. Многочисленные собранные образцы и данные, заметки, фотографии, фильмы подтверждают насыщенное и продуктивное лето исследований. Это было удачное и удивительное время - приятное, несмотря на тяжелую работу в непогоду. Всо члены этой исследовательской экспедиции с удовольствием работали друг с другом и будут рады работать вместо в будущем".
      В 1975 году в Новосибирске проходил международный симпозиум по связям древних культур Сибири с культурами сопредельных территорий, в том числе и Америки. На симпозиуме был сделан доклад, подводивший некоторые итоги первой совместной экспедиции.
      Ученые из многих стран мира с большим интересом ознакомились с результатами совместных работ советских и американских археологов. На секциях и пленарных заседаниях проходили оживленные дискуссии, на которых приводились убедительные факты о заселении Америки через Берингию выходцами из Сибири и Дальнего Востока.
      Летом 1975 года состоялась вторая советско-американская экспедиция. Американские коллеги работали в Восточной Сибири - на Байкале и острове Ольхоне. Они вместе с нами активно участвовали в раскопках палеолитических и неолитических стоянок, поселений и могильников. Параллели между памятниками Америки п Сибири прослеживались не только в ранних комплексах, но и в более поздних, неолитических. Обряд захоронения, украшения, каменный инвентарь из погребений, раскопанных на острове Ольхоне, чрезвычайно заинтересовал американских археологов.
      Два месяца совместных раскопок в Сибири также оказались очень плодотворными и полезными. Они дали стройный фактический материал для дальнейших размышлений и исследований.
      В 1981 году автор возглавил группу советских археологов и этнографов в Америку. Мы вновь побывали на Аляске и Алеутских островах, а также посетили острова Прибылова. Вновь встретились со своими старыми знакомыми - алеутами. Мы налетали по Америке больше 30 тысяч километров. В Анкоридже состоялся очень интересный симпозиум по проблемам первоначального заселения Америки человеком.
      Работы по изучению древних культур Северной Азии и Америки продолжаются. Берингов пролив не разъединяет ученых двух стран, а объединяет их для решения одной из увлекательнейших научных проблем проблемы о первоначальном заселении Америки человеком.
      И каждый год приносит все новые открытия, которые заполняют имеющиеся "белые пятна" в наших знаниях о древних миграциях охотников палеолитической эпохи и об освоении человеком новых районов земного шара, в том числе и Америки.
      Номады сибирской тайги
      Сумерки наползали на город с долины небольшой реки Илимки. Из узких ее берегов с крутыми обрывами, поросшими лиственницами, они вместе с редким еще туманом вначале застлали безлесную марь перед городом, а затем поплыли на городские стены, рубленные из вековых деревьев. Только двуглавый орел над Спасской проезжей башней еще золотился в последних лучах солнца.
      Александр Радищев стоял у небольшого оконца своей тесной комнаты. Из окна открывался вид почти на весь город Илимск, а за ним проглядывала тайга, тронутая уже первыми ночными заморозками. "Город" - от этой мысли Радищев горько улыбнулся. Конечно, трудно Илимск назвать городом. За свою более чем вековую историю он не столько расстраивался, сколько врастал в землю. В 1631 году на Илимке заложили острог "Ленский волок". В 1672-м острог был переименован в Илимск с воеводским управлением, а позднее, во времена Радищева, назначен обычным городом Иркутской губернии.
      Началось хирение и замирание в нем торговой и общественной жизни.
      Постояв у оконца какое-то время, Радищев прошел к столу, сколоченному из нетесаных плах, и зажег свечу.
      На столе лежали густо исписанные листы бумаги большого формата. Он сел за стол. Мысли привычно входили в нужное русло. Уже на пути в ссылку в далекую Сибирь Радищев начал вспоминать все, что он читал и помнил об этом крае. И с горечью признал, как мало он знает о Сибири. В этом не было его вины. Огромный край для многих в России оставался далеким и загадочным. Отрывочные сведения, которые появлялись в печати, не могли утолить любопытство тех, кто им интересовался.
      Останавливаясь на почтовых станциях на ночлег или для смены лошадей, Радищев расспрашивал встречных людей о житье-бытье, записывал разные истории и легенды, которые хранила народная память о Ермаке, Кучуме, казацкой вольнице, о легендарном народе, жившем в глубинах Сибири и копавшем золото прямо из земли. Много интересного удалось записать Радищеву во время следования в далекую ссылку.
      В Илимске он еще больше укрепился в мысли и желании заняться изучением прошлого Сибири, прекрасно понимая, что за отсутствием местных письменных памятников, которые предшествовали бы появлению русских за Уралом, все это забытое старое должны осветить какието иные источники, в первую очередь, очевидно, вещественные, археологические. К ним-то и обратился Радищев, стремясь раскрыть "непроницательнейшую завесу", за которой скрываются "происшествия, касающиеся отдаленного прошлого различных сибирских племен". Радищев ясно представлял, однако, что ожидавшие его на неизведанном пути трудности заключаются прежде всего в младенческом состоянии археологии Сибири.
      Радищев вспоминал, с каким трудом ему пришлось доставать и без того скудную литературу, повествовавшую о Сибири. Но не только написанное заинтересовало его. Во время своих экскурсий в окрестности Илимска оп сам находил странные вещи из камня, очень похожие на топоры, наконечники стрел, а некоторые, больших размеров, и на копья. Позднее он получил из Петербурга отчет одного из выдающихся натуралистов XVIII века участника Камчатской экспедиции Российской Академии наук Ивана Гмелина о его путешествии в Сибирь. В этом отчете Гмелин описывает свою поездку в 1740 году к раз битым молнией березам вблизи села Рождественского ш.
      реке Усолье. "Двадцать пятого июня вечером, - пишет Гмелин, - я поехал верхом с моим спутником, художником Иоганном Люрсениусом, вдоль здешних пашен четыре версты на восток для того, чтобы осмотреть одну очень толстую березу, которая благодаря ударам молний, происшедшим, по-видимому, двадцатого числа, получила особенно необыкновенную форму.
      В это время поблизости пахали крестьяне, которы?
      рассказывали, что гроза собралась с юга. Они утверждали, что все пять деревьев подряд были поражены одним и тем же ударом, и думают, что удар там, где он кончается, всегда обнаруживает большую силу, чем у дерева, которое я сначала описал. Они надеются также по прошествии трех дней найти громовую стрелу или молнию, которая в течение такого времени постепенно своей собственной силой или силой земли, которая не может терпеть в себе подобное чуждое вещество, должна подняться наверх таким же образом, как, они считают, и свежие, которые не слишком глубоко зарыты, по прошествии нескольких лет, число которых они все же не решаются определить, постепенно сами собой должны подняться кверху. Это мнение о громовых стрелах или молнии, насколько мне известно, обычно у простого народа как во всей Сибири, так и в России, и мне то там, то сям показывали несколько так называемых "громовых стрел", каковые, конечно, суть не что иное, как различные жесткие, имеющие форму стрел камни, которыми, вероятно, прежние жители Сибири пользовались в их войнах при тогдашнем отсутствии железа, по причине чего я и сохранил их и сдал г. профессору Миллеру, который имел сокровищницу всех сибирских древностей. Сибирские жители почитают подобные камни и сохраняют их, потому что они считают их за верное средство против колотей в боку, в таком случае они кладут их в сосуд, наливают туда водки и оставляют их стоять так на некоторое время. Кто выпьет ее, у того колотье в боку проходит, если только при этом он твердо в это верит".
      Радищев, хотя его местные жители убеждали в отношении найденных им камней, что это "громовые стрелы", пришел к выводу, что сделаны они были тогда, когда человек еще не знал меди и железа, то есть в глубокой древности.
      Радищев медленно еще раз перелистал свой труд, написанный здесь, в Илимске, и названный "Сокровенное повествование о приобретении Сибири", делая небольшие пометки. Сейчас, когда труд закончен, он понимал, как скудны и малочисленны факты, рассказывающие о жизни народов Сибири в прошлом. С большим огорчением он вывел строки: "...относительно истории человека или народов, памятники ее (Сибири. - А. Д.) суть бедны, нищи".
      В этом он был прав. Но нужно иметь в виду, что в то время первобытная археология в России только зарождалась. И с точки зрения истории науки именно Радищеву принадлежит приоритет в том, что он не только обратил внимание на каменные орудия труда, но и привлек их в качестве первоисточников для написания своего исторического сочинения.
      Радищев попытался дать общую характеристику известных в то время археологических памятников Сибири и связать их с определенными группами сибирских племен и народов. В этой общей характеристике Радищев напишет: "То, что письменные сохранили предания в летописях Татарских, касаются до самых последних народов, в Сибирь пришедших. Остатки зданий в близости крепостей Усть-Каменогорской и Семипалатинской древностью прежних не превосходят: те и другие суть младшие времени славного Чингиса. Могильные холмы и камни при вершине Енисея и других ближайших рек хотя и древнее быть кажутся нашествия татар в Сибирь, но древнее ли они монгольских племен, то неизвестно. Они доказывают, что остатки суть народов, коим делание меди и серебра было известно. К той же эпохе относить должно и древние рудники, найденные в горах Алтайских и Аргунских...
      Древнее сих, - заключает он свой обзор, - еще те острые и твердые камни, которые близ рек находят, служившие вместо топоров и ножей".
      Простой и лаконичный рассказ Радищева, как и все его "Сокращенное повествование", предельно сжат и краток, тем не менее в нем много глубоких мыслей и важных теоретических выводов. Радищев разделил известные в то время археологические памятники Сибири на три основные группы, соответствующие трем важнейшим культурно-историческим периодам.
      К первой группе им отнесены новейшие памятники, синхронные татарским письменным источникам и значительно более молодые, чем время Чингисхана. Ко второй и третьей группам причислены уже гораздо более древние могильные холмы и камни в верховьях Енисея, а также древние рисунки Алтая и Забайкалья.
      Ценность наблюдений Радищева определяется уже тем, что среди всех сибирских археологических памятников наибольшей популярностью в то время пользовались монументальные степные курганы, из которых любители легкой наживы - "бугровщики" - добывали драгоценные предметы искусства и высокой художественной фантазии. Даже немногое уцелевшее составило знаменитую сибирскую золотую коллекцию Петра I, поразившую уже в то время воображение современников Радищева своим богатством и совершенством техники литья и обработки золота и других драгоценных металлов. Не заметить эти изделия было, конечно, невозможно. Но возвыситься до понимания действительной научной ценности грубых и невыразительных находок, какими многим казались каменные топоры и ножи, дано не каждому. Радищев это сделал. Он первый так прямо и определенно высказал убеждение, что на территории Сибири сначала был каменный век, за которым последовало время широкого применения медных и бронзовых орудий, а затем наступила эпоха позднейших народов, в том числе и Чингисхана, и их потомков.
      Рассматривая отдаленное прошлое сибирских племен, Радищев со свойственной ему широтой исторического кругозора и смелостью мысли впервые показал его не как беспорядочное нагромождение случайных событий, а в виде стройного исторического процесса. Древняя история Сибири, о которой молчали письменные источники, впервые предстала как последовательная смена ряда прогрессивных этапов культурно-исторического развития.
      Написанное в ссылке "Сокращенное повествование..." не вышло в свет при жизни Радищева. Возвращенный Павлом I из сибирской ссылки, автор "Путешествия из Петербурга в Москву", где он нарисовал день, когда "возникнет рать повсюду бранна", чтобы "в крови мучителя венчанна смыть свой стыд", обманутый демагогическими жестами Александра I, покончил с собой 11 сентября 1802 года. Рукопись, посвященная Сибири, увидела свет только в 1810 году.
      ...Прошло много лет, прежде чем неолит Сибири понастоящему заинтересовал ученых. Первым сибирским археологом-специалистом в современном смысле этого слова был Н. Витковский, оставивший наиболее глубокий след в изучении неолитических памятников Прибайкалья.
      Белорус по рождению, Витковский за участие в польском восстании был сослан в Сибирь. На каторге он сблизился с ссыльными учеными и почувствовал влечение к наукам.
      Но путь этот для него оказался трудным и долгим. После каторжных работ пришлось отбывать ссылку на поселении. Много лет он работал батраком у кулаков в Олонках и Мальте, пока не удалось уехать в Иркутск. Но и в Иркутске он работал водовозом, чернорабочим, репетитором за кусок хлеба без постоянного жилья, ведя полунищенское существование.
      Судьбой его заинтересовался И. Черский, который помог ему устроиться на работу в Восточно-Сибирский отдел Русского географического общества. С 1880 года Витковский занимается поисками и раскопками неолитических стоянок и поселений. Наибольшую известность получили раскопки китойского могильника в устье Китоя при впадении в Ангару. При раскопках этого могильника Витковский исследовал 24 целиком сохранившихся, ненарушенных погребения, что позволило ему наметить общие контуры жизни сибирских аборигенов.
      Значение работ Витк-овского определялось уже тем, что китойский могильник оказался не только в Сибири, но и вообще в России первым бесспорным могильником неолитического времени. Вместе с костяками им обнаружены прекрасно обработанные тончайшей ретушью каменные ножи, наконечники стрел, топоры из нефрита, грубой лепки сосуды, украшенные затейливым орнаментом.
      Труды Н. Витковского продолжил в Иркутске другой неутомимый исследователь - М. Овчинников. Политический ссыльный, народоволец, он был выслан в 1887 году в Олекминск, где начал работы по изучению археологических памятников в этом районе. Позднее, переехав в 1891 году в Иркутск, Овчинников в сотрудничестве с Витковским занялся поисками памятников каменного века в районе Иркутска, на байкальском побережье, в низовьях Селенги и по Ангаре, от Иркутска до ее устья, где исследовал неолитические и более позднего времени могильники и поселения.
      Особо важное значение для изучения древней истории племен в бассейне Ангары имели исследования Б. Петри и членов его кружка краеведения. В результате экскурсий и разведок там он обнаружил десятки памятников каменного века. В то время как на Ангаре проходили успешные исследования, долина другой великой сибирской реки - Лены оставалась совершенно не изученной археологами. Первый, кому удалось поднять огромный пласт древней истории в этом районе, был начинающий археолог, член кружка Алексей Окладников...
      Над крутым скалистым обрывом от густой степной травы струился пряный запах полыни, богородской травы и еще каких-то неведомых трав, выросших на границе непролазной дремучей тайги и узких участков лесостепи. Внизу лениво поворачивала всеми своими коленами с востока на запад и с юга на север маленькая река с удивительным названием Баин-зурхен - "Богатое сердце". Так ласково и почтительно назвали ее в незапамятной древности первые монголы - предки бурят, проникшие в глубь ленской тайги из своей прародины - Керулена и Онона.
      Свежий ветер, безоблачное голубое небо, синие вершины гор, заповедный темный лес с древними соснами и спрятанными в них останками шаманов - все здесь было наполнено предчувствием чего-то неизведанного и волнующего.
      На высоком скалистом мысу Хабсагае стоял парень в зеленой солдатской рубашке и смазанных дегтем кожаных ичигах, на которых поблескивали литые медные кольца-пряжки (такой от веку была туземная обувь ленских крестьян-старожилов, "чолдонов"). Он рассматривал выступавшие из-под плотного дернового покрова ребра камней, грани дикого известняка, из которого сложена скала. Известняк был кругом, мощные пласты громоздились целыми горами и уходили вверх по Лене, к далекому Байкалу, от которого сюда приходила прохлада. Но почему эти серые шершавые плиты выступали не только по краю обрыва, где давно был смыт покров из желтой лессовидной глины, но и дальше, там, где кончается скальный массив холма, в толстом слое плодородной почвы? Почему эти камни местами были, как будто намеренно, уложены целыми скоплениями - так природа не могла работать. Неужели человек?! Беспокойный дух таежных охотников, неуемная страсть следопыта привели его на этот красивый холм. Всем сердцем, всеми чувствами Алексей Окладников был теперь привязан к Хабсагаю. Шел час за часом, солнце сначала поднялось над горизонтом, затем достигло зенита. И вот оно уже готово снова коснуться горизонта. От соседней лесной опушки потянуло вечерней свежестью и всеми ароматами тайги, а он, позабыв об обеде и ужине, шагал по холму, не отрывая глаз от земли. Кругом был привычный с детства ландшафт.
      Родился Окладников в 1908 году в семье сельского учителя, жившей в небольшой деревушке Тыпте, надежно упрятанной среди тайги в верховьях реки Лены. Долгими зимними вечерами он мог часами слушать рассказы своей бабушки. В железном святце трепетал огонек лучины, освещая огромную русскую печь. По углам шевелились косматые тени. Слушая старинные сказки, народные предания, легенды, он уносился в своих мыслях вслед за Иваном-дурачком добывать Свинку Золоту Щетинку, Утку Золотые Перышки и Оленя Золотые Рога.
      Школьные годы Окладникова прошли вначале в селе Бирюльском Качугского района, а затем в селе Анге.
      В школе Окладников пристрастился к чтению. Любимыми у него стали книги по истории, и постепенно интерес к прошлому народов полностью завладел им, тем более что село Бирюльское известно в истории Сибири как место крестьянского восстания 1696 года, а в селе Анге хорошо помнили замечательного историка России и Сибири А. Щапова (в доме, где он родился, было одно из зданий школы) и знаменитого историка и этнографа Иннокентия Вениаминова - епископа алеутского и камчатского, одного из образованнейших людей своего времени.
      Будущий ученый даже не предполагал, что через пятьдесят с лишним лет ему придется самому посетить Аляску и Алеутские острова и услышать от алеутов много теплых слов о его знаменитом земляке, который научил их многим ремеслам, создал грамматику алеутского языка и опубликовал глубокое исследование-энциклопедию жизни, хозяйства, быта жителей Алеутских островов. Научный труд И. Вениаминова не потерял своего значения до настоящего времени. В ангинской школе, директором которой был Иннокентий Житов - отличный педагог и хороший историк, работал краеведческий кружок. Окладников стал активным участником кружка, а затем и его председателем.