Плохой мальчик

– Как ты смеешь разговаривать с учителем с набитым ртом?

Первоклассник мычал и давился.

– К завучу отведу! – торжествовала она.

Сейчас я понимаю, что она была несчастным человеком. Но тогда я просто радовался, что она – не наша учительница.

Нашу учительницу звали Раиса Ивановна. Она была незлая и очень веселая.

– Здорово, кретины! – приветствовала она нас входя. – Привет, бандиты!

– Здрасьте, РаисВанна! – хором кричали мы, хлопая крышками парт.

– Вчера проверяю тетрадки, – она шумно садилась за стол, – и вдруг клоп из пачки вылезает! Признавайтесь – чей?!

– Наверное, мой, – вздыхал Петров. – Мы их морим, а они от соседей ползут…

Раиса Ивана хохотала:

– Молодец, Петров! Честный! Настоящий октябренок!

Мы писали, макая перо в фаянсовые чернильницы, которые стояли у нас на партах.

Однажды моя чернильница опустела.

Я поднял руку:

– Раиса Иванна, у меня чернила кончились.

– Пиши соплями! – сказала Раиса Ивановна и посмотрела на меня холодным и веселым взглядом долгана, который закапывает в снег новорожденных щенков. Кто выкопается – продолжит род знаменитых долганских собак-зверогонов.

Я догадался, что надо отлить чернил у соседа сзади.

Я не стал зверогоном. Но с тех пор не люблю просить о помощи.

ШКОЛА 2

У нас был ученик Саша Сморчков. Он пришел в класс чуть позже – в октябре. Кажется, они переехали из другого города. Помню, на урок его привел отец – точно такой же скуластый, круглоносый и стриженный под бокс.

– Раиса Ивановна! – сказал он, указывая на сына. – В случае чего вы его бейте! Вот как отец вам поручаю, честное слово говорю: бейте, бейте!

У него получалось «бейтя, бейтя!». Он прикладывал широкую ладонь к сердцу.

Потом он ушел. А Саша остался стоять у учительского стола.

– Сморчков, значит? – спросила Раиса Иванна. – Будем тебя звать Сморчок! Привыкай. Не бойся, бить не буду. Иди, Сморчок, на место.

Учился Саша Сморчков очень так себе. Чтение освоил с трудом. И никак не мог понять разницу между гласными и согласными.

– Гласные можно тянуть, – в сотый раз повторяла Раиса Иванна, – а согласные – нельзя. Вот, слушай, Сморчок. Ааааа! Оооо! Ыыыыы! Но – ф! р! ж! Понял?

– Не-а… – говорил Сморчок.

– Ну, давай сам. Аааааа! Ээээээ!

– Ааааа! – повторял он – Ээээээ!

– А теперь: ф! р! м!

– Фффффф… Ррррррр! Мммммм… – говорил он.

– Идиот! – кричала Раиса Иванна.

– Жжжжж! – робко говорил Сморчок. – Лллллл! Ззззззз. Хххххх. Шшшш.

Он долго так жужжал, шипел и пыхтел. Мы хохотали.

Потом его перевели в другую школу. «Для особо одаренных», как пошутила Раиса Иванна. Но мы-то поняли – в школу для дураков.

А потом на филфаке МГУ, слушая лекции по фонетике профессора М. В. Панова и по общему языкознанию профессора Ю. С. Степанова, я узнал, что Сморчок был прав.

ШКОЛА 3

Другая школа была совсем другая. Огромная, красивая, высокие потолки, внутренняя парадная лестница с первого этажа на второй. На третьем этаже учительская, куда надо было подняться еще по одной двукрылой лестнице с полированными пузатыми балясинами. Своего рода трибуна. Перед нею – квадратный зал с мемориальной доской и портретами павших на войне выпускников. Каждый пионерский отряд был имени кого-то из них. Наш – имени Михаила Сырнева. К нам на отрядные сборы приходили старик и старушка – его родители! С ума сойти можно.

Школа была бывшая гимназия (открыта в 1858 году), до тридцать седьмого года называлась 25-я образцовая. Учились дети всей госпартверхушки. Начиная со Светланы и Василия Сталиных. Плюс Марфа Пешкова и вообще кто хотите.

Но потом школа стала самая обыкновенная, даже не английская. Все ребята – по району.

Осколком прошлых лет была директриса (забыл, как звали). Высокая, худая, с рыжими крашеными волосами, в кружевной шали. Говорила гулким педагогическим голосом. Однажды она заменяла у нас какую-то заболевшую учительницу.

Спросила:

– Кто была Надежда Константиновна Крупская?

Я быстрее всех сказал:

– Жена Ленина!

– У дяди твоего жена! – возмутилась она и задекламировала: – Товарищ Крупская была выдающимся деятелем революции, основателем советской системы образования, другом и соратником вождя трудящихся всего мира товарища Ленина!

До пятого класса у нас была учительница Лидия Сергеевна, тоже с гулким голосом. У нее были свои представления о плохих словах. Например, мы выискивали однокоренные слова. Работать – рабочий, работа, заработок. Кто-то сказал: раб.

– Это плохое слово, дети! – сказала Лидия Сергеевна. – У нас в СССР нет рабов!

А когда Вова Б. на слово «висеть» предложил «виселица», гневу ее не было предела. Тем более что Вова недавно побывал в Польше (отец – дипломат).

– По заграницам наездился! – кричала она. – Насмотрелся!

На перемене мы обступили Вову.

– А ты правда за границей видел, как на виселице вешают?

– Дура она, – мрачно сказал он.

ШКОЛА 4

Лидия Сергеевна любила беседовать с нами на разные внеурочные темы.

Вот, например, читаем мы Некрасова. Как Мороз-Воевода хвастается:

Богат я, казныс не считаю,

А все не скудеет добро!

Она начинает спрашивать, у кого сколько в семье зарабатывают, кому что когда покупают.

– Значит, ваши родители считают казну!. – говорила, подняв палец.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.