История гестапо

      Это ранение вкупе с периодом бездействия, который за этим последовал, оказали существенное воздействие на Геринга. Ордер на арест помешал ему вернуться в Германию, поэтому он был вынужден жить на протяжении четырех лет в Австрии, в Италии и потом в Швеции. Из-за позднего начала лечения его ранения плохо заживали. В течение двух лет он принимал морфий и стал им злоупотреблять. Интоксикация морфием повлекла за собой психическое расстройство; Геринг стал опасен для окружающих. Его пришлось положить в психиатрическую лечебницу в Лангбро, а потом в аналогичную в Конрадсберге. Снова переведенный в Лангбро, Геринг выписался оттуда, не долечившись, под регулярное наблюдение врачей. Судебный медик Карл А. Лундберг, который наблюдал Геринга в Лангбро, отметил его истерический темперамент, раздвоение личности, характеризовавшееся чередой припадков слезливой сентиментальности и приступов ярости, во время которых он был способен на крайности.
      В этом не было ничего удивительного для членов его семьи: уже давно они дали ему самую суровую оценку. По словам его двоюродного брата Герберта Геринга, семья считала, что основными чертами характера Германа были тщеславие, страх ответственности и полное отсутствие нравственных устоев, позволявших ему «при необходимости шагать по трупам».
      Продолжительное бездействие, пребывание в клиниках и госпиталях сильно изменили Геринга. Склонность к полноте превратилась в ожирение. Уже к тридцати двум годам он был тучен, налит нездоровым жиром, от которого ему позже не удалось избавиться. В изоляции от своих друзей национал-социалистов ему удалось избежать их грубого влияния. Отныне ему претили прямые силовые действия. Неудачный мюнхенский опыт, о котором он размышлял, привел его к выводу, что решения проблем могут быть иными.
      Вчерашний хищник изменил свое обличье, зверь надел другую личину. Теперь Геринг решил использовать гораздо более опасное оружие. Эти перемены отдалят его от Рема, который останется грубым солдафоном. В 1927 году, вернувшись в Германию, Геринг, как и Гитлер, теперь убежден, что власть можно получить лишь при использовании «политических» средств. Под «политическими» он подразумевал, разумеется, самые грязные методы.
 
      Возвратившись в Мюнхен после осенней амнистии 1927 года, Геринг нашел там всех своих друзей: Гитлера, давно освобожденного из тюрьмы, Геббельса, Штрейхера и Розенберга. В их рядах появился новый человек — Гиммлер, которому Гитлер хотел доверить реорганизацию своей личной охраны — службы СС. Что касается Рема, он в это время был в Боливии, занимаясь обучением новой армии. Геринг мог бы снова взять командование штурмовыми отрядами, однако почувствовал, Что для него есть дело поважнее: его выдвинут кандидатом в депутаты на выборах 1928 года. И он был избран, хотя нацисты получили на них всего 12 мест. Торжественность заседаний в рейхстаге ему пришлась по вкусу, а депутатский месячный оклад в 600 марок существенно поправил его материальное положение. Его происхождение, как и его бывшее воинское звание, позволило ему войти в высшее берлинское общество и, главное, в круги крупных промышленников. Там он стал «представителем» Гитлера, впоследствии как «верный соратник фюрера». Посещение салонов берлинского общества закончилось тем, что Геринг полностью отдалился от наемников Рема и штурмовых отрядов. С этого времени он начинает рьяно увлекаться предметами искусства и проявлять претензии на меценатство.
      В это время внутри нацистской партии назревало глухое противостояние штурмовиков и политической организации, руководимой Грегором Штрассером, с которым Геринг был в ужасных отношениях. Ловко обходя все подводные камни, Геринг следовал за Гитлером, своим господином, который искусно извлекал выгоду из соперничества своих приближенных, которых он настраивал друг против друга, чтобы лучше управлять ими.
      По прошествии сентябрьских выборов 1930 года Геринг вошел в рейхстаг во главе 107 нацистских депутатов. Среди них находился и Грегор Штрассер. Геринг был единственным, который предвидел этот триумф: менее чем за два с половиной года количество мест нацистских депутатов в рейхстаге увеличилось с 12 до 107. В октябре 1931 года он похоронил свою жену Карин, долгие годы таявшую от туберкулеза. С тех пор он бросился в политику, посвятив всю свою жизнь Гитлеру, который стал для него почти богом. В начале 1932 года началась предвыборная президентская кампания, так как срок полномочий престарелого Гинденбурга истекал в апреле. Для Гитлера существовало серьезное препятствие: он не имел немецкого гражданства. Вот тогда блеснул гений Геринга: с помощью своих друзей-нацистов в брауншвейгском правительстве — председателя Кюхенталя и министра внутренних дел Клаггеса — он организует назначение Гитлера на пост экономического советника представительства Брауншвейга в Берлине. Это назначение автоматически предоставило Гитлеру немецкое гражданство. И фокус удался: 24 февраля он получил назначение, 26 февраля принес присягу, отказавшись от должностного оклада, а 4 марта подал в отставку. Вот так, за восемь дней, Гитлер стал немцем!
      На апрельских выборах Гитлер не прошел, и старый маршал остался на своем посту еще на семь лет. Однако на следующих выборах, прошедших 31-июля, волна нацизма захлестнула Германию. Немецкая национал-социалистическая рабочая партия завладела 230 местами в рейхстаге, став самой могущественной немецкой партией. Геринг получил награду за свои усилия: избранный председателем рейхстага, он обосновался во дворце президиума, расположенном напротив здания немецкого парламента.
      После роспуска рейхстага пришел черед нового голосования, что стало делом привычным: с 1925-го по 1932 год Германии пришлось голосовать более тридцати раз.
      Несмотря на потери, понесенные нацистами на ноябрьских выборах (190 мест в рейхстаге вместо 230), Геринг сохранил свой пост председателя парламента. Его обязанности открывали ему прямой доступ к старому маршалу, вынужденному консультироваться с ним в моменты кризисных ситуаций, а они возникали одна за другой. Во время этих консультаций Геринг напомнил маршалу, что во время войны уже был представлен ему как боевой офицер.
      Как председатель рейхстага, Геринг два раза сумел изменить ход событий. Первый раз, 12 сентября 1932 года, он поднял вопрос о вотуме недоверия правительству фон Папена, что вынудило его подать в отставку прежде, чем оно смогло использовать готовый декрет о роспуске парламента. Сидя в своем председательском кресле, Геринг нарочито не замечал Папена, размахивавшего бумагами перед его лицом. Второй случай произошел 22 января 1933 года, когда за несколько часов до падения кабинета Шлейхера Геринг уговорил Оскара фон Гинденбурга, сына маршала-президента, убедить своего отца в том, что Гитлер единственный, кто сможет сформировать новое правительство.
      Так Геринг оказал Гитлеру ценнейшие услуги. Его личное участие сыграло решающую роль в захвате власти, значительная доля которой с марта 1933 года оказалась в его руках.
      Таков был человек, чья роль стала одной из самых значительных в уничтожении свобод немецких граждан и основании гестапо.
      Когда старый маршал согласился наконец доверить канцлерство тому, кого недавно называл «цыганским генералом», он поставил четыре категоричных условия. Во-первых, фон Папен становится вице-канцлером. Во-вторых, фон Нейрат должен занять пост министра иностранных дел. В-третьих, фон Папен займет пост председателя совета министров Пруссии, который ранее всегда занимал сам канцлер рейха, потому что он являлся вторым по важности после его собственного. И наконец, министром рейхсвера становится Бломберг, в тот момент отсутствующий в Берлине (он представлял Германию на Женевской конференции).
      Ставя подобные условия, «старый господин» надеялся отдать нацистов под опеку и контроль фон Папена. Нацисты приняли условия, полные решимости преодолеть все препятствия даже ценой нарушения данных обещаний. И снова Герингу пришлось сыграть здесь решающую роль.
      Вечером 30 января 1933 года Геринг выступал по радио. Гитлер только что получил полномочия канцлера. Обращаясь к немецкому народу, Геринг вещал, что постыдная история последних лет навсегда ушла в прошлое. «Мы начинаем новую главу истории Германии, — заявил он, — и в этой главе свобода и честь станут единой основой нашего нового государства». Свобода! Честь! Сколь многим немцам вскоре представится возможность почувствовать настоящий смысл этих слов в концлагерях или застенках гестапо!
      В составе нового кабинета Герингу приходилось терпеть противодействие фон Папена. Он был государственным министром, председателем рейхстага, министром внутренних дел Пруссии и комиссаром по делам авиации. Если Папен, понятное дело, не собирался вмешиваться в дела авиации, то, будучи рейхскомиссаром Пруссии, он был уполномочен контролировать деятельность Геринга, касающуюся полиции. Пруссия являлась самой важной немецкой провинцией, а Берлин оказался под юрисдикцией Геринга.
      Одной из первых предпринятых Герингом мер стал вывод полиции из подчинения рейхскомиссара с переводом ее под свое подчинение. Однако Фрик, министр внутренних дел рейха, был вправе контролировать деятельность министра внутренних дел Пруссии. Не имея возможности отдавать ему приказания, он мог задавать провокационные вопросы. Поэтому Геринг запретил чиновникам своего министерства отвечать на любые запросы от министерства внутренних дел рейха.
      В течение продолжительного времени Геринг особо интересовался деятельностью полиции. Как только Геринг, как депутат, смог завести постоянные знакомства в официальных кругах, он стал одержим идеей могущества, которое может дать хорошо организованная политическая полиция людям без совести. Постепенно идея гестапо обретала свои очертания. Между тем у него оказалась возможность познакомиться с берлинским полицейским чином по имени Рудольф Дильс. В прусской полиции, как и в полициях всего мира, существовало политическое подразделение — отдел IA, руководителем которого и являлся Дильс. Он был одним из многочисленных «вечных студентов» Гамбургского университета, гораздо усерднее посещавшим пивные, чем университетские лекции. В те времена он был беспокойным членом одной из студенческих ассоциаций, претендовавших на историю и прошлое, идущие из Средних веков, имел репутацию весельчака и большого донжуана. Чтобы образумиться, Дильс поступает в полицию, где неожиданно раскрылись его ранее неведомые способности: изощренная наблюдательность и незаурядная проницательность.
      В отделе IA ему представилась прекрасная возможность максимально проявить себя. Он умудрялся выполнить любое поручение, даже сомнительное и незаконное, лишь бы это позволило ему продвинуться по служебной лестнице. Эти качества позволили ему войти в круги берлинского полусвета, где пороки нарочито выставлялись напоказ. Там он приобрел личную переписку Рема, в которой начальник штаба штурмовых отрядов без стеснения распространялся о своих гомосексуальных наклонностях. Эти письма попали в руки одного из членов прусского правительства, которые тот опубликовал, надеясь нанести смертельный удар по штурмовым отрядам.
      В то время, когда Немецкая национал-социалистическая рабочая партия еще боролась за власть, против ее членов было возбуждено более 40 тысяч уголовных дел. По данным на конец 1932 года, в общей сложности ее члены были осуждены на четырнадцать тысяч лет тюремного заключения и на полтора миллиона марок штрафа. В возбуждении этих судебных преследований не последнюю роль сыграл отдел IA. 13 апреля 1932 года немецкая полиция приступила к акции, направленной против эсэсовцев и штурмовиков, исполняя положения только что вышедшего закона о запрете этих организаций. Обыски проводились повсюду: в школах СА, в казарменных помещениях и штабах. Оба боевых формирования нацистов оставались запрещены до момента, пока правительство фон Папена не отменило запрет.
      Дильс, как и его коллеги, оказался в трудном положении, поскольку был очень активен в этой работе. Однако у него было преимущество: он понял, что ситуация меняется и нацисты в скором времени станут хозяевами всей Германии.
      В августе Геринг становится председателем рейхстага, и Дильс еще раз удостоверяется, что не ошибся в своем предположении. Он начинает тайно посещать нового председателя, принося ему секретные документы, способные опорочить его противников. Прекрасно зная свое ремесло, он показывает Герингу, каким мощным орудием и обширным источником информации может стать политическая полиция, о которой мечтал Геринг, — всемогущая и всепроникающая. Геринг оценил сведения, порочащие его соперников в политике, которые позволили ему утвердить свою позицию в партии. Он оценил и молчание, при котором использовались эти нелегальные методы. Только скрытая сила могла сокрушить шумную армию головорезов Рема, которых он может использовать не в интересах партии и фюрера, а в своих собственных.
      Возможно, Дильс нашел и иные способы для упрочения своего положения перед Герингом. Герман очень старался выглядеть важно и величественно в парламенте и своем дворце президиума, любил изображать из себя высокородного вельможу. Однако вельможа был весьма стеснен в средствах. А у Дильса, вхожего везде, имелись хорошие связи на бирже. Сведения, которые он добывал, позволили Герингу удачно спекулировать на бирже и помогали поддерживать свой статус. Так Дильс стал доверенным лицом Геринга, заплатив за это сомнительными услугами, которые делают людей сообщниками.
      Когда нацисты пришли к власти, все было готово, чтобы активизировать деятельность полиции для упрочения полученных полномочий. Дильс уже давно составил списки полицейских-республиканцев, которых следует удалить. Чистка началась 8 февраля, на третий день после прихода нацистов к власти. Из старых кадров в полиции осталась только треть не считавшихся опасными для нового режима. Они вошли в новый состав полиции вместе с рьяными нацистами, штурмовиками и эсэсовцами. Дильс был поставлен во главе новой службы.
      Сомнительное прошлое этого человека, невоздержанный характер не испугали Геринга. Впрочем, как позже скажет доктор Шахт, «пьянство было одним из составляющих элементов нацистской идеологии».
      Дильс знал о соперничестве Геринга и Рема. Сам он поддерживал весьма дружественные отношения с руководителями штурмовиков: прежде всего с Ремом; также с Эрнстом, начальником группы Берлин—Бранденбург; с графом Гелльдорфом, руководителем берлинских штурмовиков, ставшим позднее начальником берлинской полиции; и с Виктором Лютце, будущим начальником штаба СА. Он и тут по старой привычке играл двойную роль, используя свои связи, которые когда-нибудь могли бы ему пригодиться.
      Чистка в полиции осуществилась за несколько часов, и на противников нацистского режима обрушились репрессии. Для этого дела полиция объединилась с СА и СС. Коммунистическая, а вслед за ней и социал-демократическая партии были обезглавлены. Штурмовики организовали «частный» концентрационный лагерь в Ораниенбурге, недалеко от Берлина. Сотни узников были брошены туда без предъявления каких-либо доказательств их виновности. Там оказался Эрнст Хейльман, руководитель социал-демократической партии в Пруссии, сын бывшего президента республики Эберта, и многие другие видные деятели того времени. Геринг знал о существовании этого лагеря, как и об остальных сорока, открытых штурмовиками.
      Даже в самом Берлине гестапо основало свою тюрьму. Она не подчинялась министерству юстиции, которым в то время руководил доктор Гюртнер, не являвшийся членом нацистской партии. Тюрьма располагалась в большом здании на Паперштрассе и называлась Колумбиахаус. Нацисты, шутки ради, называли ее «голубятней». О том, что в ней происходило, вскоре стали рассказывать страшные истории.
      22 февраля Геринг подписал декрет о формировании из штурмовиков и членов группы «Стальной шлем» вспомогательной полиции. Таким образом, он получал дополнительные кадры для проведения «масштабных полицейских операций», при этом обходя Рема, поскольку штурмовики оказывались в распоряжении у Геринга, когда они выступали как вспомогательная полиция. То обстоятельство, что легализация штурмовиков вдвое умножала насилие и жестокость, ничуть Геринга не смущало.
      Напротив, он призывал своих подчиненных быть как можно беспощаднее. 17 февраля, обращаясь к прусской полиции, он предписал «в случае необходимости, не колеблясь, применять оружие. Каждый полицейский должен понять, что бездействие является гораздо более тяжким проступком, чем ошибка, совершенная при исполнении приказа».
      В своих инструкциях от 10 и 17 февраля он разъяснял: «Каждая пуля, вылетающая из пистолета полицейского, — моя пуля. Если вы называете это убийством — знайте, это не вы, а я убийца, я приказал вам сделать это, я настаиваю на этом. Всю ответственность я беру на себя и не боюсь ее».
      3 марта, в одном из публичных выступлений, обращаясь к врагам отечества, точнее, нацистской партии, он сказал: «Я не вершу правосудие. Моя единственная цель — разгромить и уничтожить, ничего более… Смертельную битву, в которой моя рука дотянется до вашего горла, я доведу до конца вместе с моими „коричневыми рубашками“».
      Стоит ли удивляться, что Шепман, префект полиции Дортмунда, отдал своим людям приказ стрелять без предупреждения по распространителям листовок, порочащих режим? Стоит ли удивляться, что ежедневно обнаруживались трупы, отмеченные следами жестоких пыток и избиений? Стоит ли удивляться, если в конце февраля немецкие газеты опубликовали данные, что за шесть недель в концлагеря и тюрьмы были брошены по меньшей мере 28 тысяч человек? Впрочем, число было явно заниженным, поскольку большинство арестов производилось тайно.
      Пожар рейхстага и подписанный сразу после этого декрет о введении чрезвычайного положения дали возможность нацистам достичь апогея в своих методах и отправить в заключение всех руководителей оппозиции.
      К 5 марта нацисты наконец завладели всей властью. Геринг, став министром-президентом Пруссии, собирался явить миру свое законченное произведение — политическую полицию, которой так гордился. Но за кулисами уже появился другой человек, вознамерившийся отнять ее у него.

Глава 3
ГЕСТАПО СОЗДАНО И УЧАСТВУЕТ В ПОДЖОГЕ РЕЙХСТАГА

      23 марта 1933 года Геринг открыл первое заседание нового рейхстага. На этом заседании была объявлена амнистия для совершивших преступления и проступки «из патриотических побуждений», то есть для нацистов. 23 июня эту амнистию дополнил закон, аннулирующий судебные приговоры, вынесенные национал-социалистам в годы борьбы за власть. Закон предписывал немедленное освобождение заключенных, с них снималась судимость и возвращались взысканные с них штрафы. Партия национал-социалистов возвращала долги и защищала своих людей. Но это была и страховка на будущее: Геринг хотел, чтобы теперь все происходило в рамках строгой законности. Это означало, что убийства будут совершаться только по приказу.
      Чтобы полностью контролировать государственную деятельность, следовало устранить с ответственных постов министров, не состоящих в нацистской партии. Два первых закона по реорганизации государства появились 1 и 7 апреля. Они гласили, что парламенты всех земель, кроме Пруссии, распускаются. Вместо них будут назначены прямые представители канцлера — рейхсштатгальтеры, которым поручалось следить за исполнением законов рейха и директив фюрера. Централизация государства осуществилась одним росчерком пера. Скоро исчезнет и рейхсрат (совет представителей земель), лишенный своей основы, а в начале 1934 года исчезнет самоуправление земель. Разумеется, штатгальтерами назначали самых проверенных нацистов. В этом распределении львиная доля мест досталась членам политических органов партии, яростно боровшихся против высокопоставленных деятелей СС.
      В Пруссии дело обстояло сложнее, поскольку там стоял вопрос об избавлении от фон Папена. Гитлер назначил штатгальтером самого себя, после чего передал полномочия Герингу. Рейхскомиссар фон Папен теперь не играл в Пруссии никакой роли. Геринг завершал труд по созданию своего полицейского образования, поэтому прусское правительство еще не было распущено: его ликвидация привела бы к передаче местной полиции под руководство Фрика, рейхсминистра внутренних дел.
      Закончив всю подготовительную работу, 26 апреля 1933 года Геринг обнародовал декрет, создающий тайную государственную полицию: Die Geheime Staatspolizei, которая подчинялась ведомству министра внутренних дел Пруссии, то есть самому Герингу. В этот же день Дильс был назначен заместителем руководителя этой полиции. На немецком языке слово «Geheime» имеет два значения: «тайный» и «частный». Действительно, эта политическая полиция стала тайной и частной полицией одной партии, даже одного человека. Слияние партии и государства, практикуемое всеми тоталитарными режимами, здесь оказалось полным.
      В тот же день другим декретом создавался штаб государственной полиции в каждом округе Пруссии, подчиненный центральному управлению в Берлине. Если до сего момента деятельность гестапо ограничивалась только Берлином, то теперь оно протягивало свои щупальца в каждый округ, но пока еще не выходя за пределы Пруссии.
      Чистка закончилась не только в полиции, но также в правоохранительных органах и среди государственных служащих. Закон от 7 апреля предоставил возможность увольнять судей и чиновников, настроенных против нацистов; кроме того, евреев и тех, кто когда-либо состоял в левых организациях.
      22 июня министерское предписание Геринга обязывало всех чиновников следить за высказываниями государственных служащих и докладывать ему о тех, кто позволял себе критиковать новый режим. 30 июня аналогичным распоряжением вменялись доносы среди рабочих. Так начался период шпионства, анонимных доносов и постоянной слежки друг за другом, которая пронизала Германию во всех сферах ее деятельности.
      В центре этой паутины находилась политическая полиция. В соответствии с ее почтовым сокращением (по начальным буквам) постепенно все привыкли называть ее гестапо, и скоро это название стало печально известным. Начиная с июля гестапо решительно взялось за оппозицию и показало свою эффективность. Оно разгромило подпольную организацию компартии, над которой коммунисты трудились многие годы, и арестовало все ее руководство во главе с Джоном Шеером. Шеера должны были судить за восстановление запрещенной партии, но штурмовики выкрали его из тюрьмы и убили.
      Нанося удары по оппозиции, службы Дильса также занялись, по приказу Геринга, подрывом позиций штурмовиков. Основной их мишенью оказался Рем.
      Геринг, в силу своего положения, руководил и концентрационными лагерями. Однако большинство концлагерей, открытых службами СА, не подчинялось его ведению. Слухи, которые рассказывали об этих местах, были просто ужасными. Но не это шокировало Геринга — он не мог вынести то, что его всевластие имеет брешь. Тревожные слухи дали ему повод открыто напасть на Рема, ставшего в этот момент еще более опасным, чем всегда. После прихода нацистов к власти отряды штурмовиков росли по часам. Одна только берлинская группа штурмовиков насчитывала уже более 600 тысяч человек.
      Целыми формированиями члены «Красного фронта» переходили под начало СА. Берлинцы окрестили такие взводы «бифштексами» — коричневыми снаружи, красными внутри. Рем более не ведал забот: к концу 1933 года в Германии насчитывалось 4 миллиона 500 тысяч членов штурмовых отрядов, и он фактически стал министром без портфеля.
      Геринг, всеми силами стараясь затормозить дальнейший рост влияния СА, поручил Дильсу провести расследование в отношении концлагерей штурмовиков и ликвидировать их. Должны были остаться лишь «официальные лагеря», руководством которых займется СС. На этот счет Геринг предварительно договорился с руководителем СС Гиммлером.
      Фактически СА занимались сведением счетов со своими противниками и вчерашними сообщниками, ставшими опасными. Был убит инженер Джордж Белл, служивший посредником в финансовых переговорах между Гитлером и Генри Детердингом. Штурмовики убили и майора полиции Хунглингера. Десятью годами ранее, 9 ноября 1923 года, он выступил против Гитлера во время провалившегося путча в Мюнхене. Погибли и те из штурмовиков, кто решил отойти от движения; некоторые из руководителей СС, которые под началом Гиммлера становились очень опасными соперниками.
      СА желали кровью оплатить свои потери: 300 убитых и 40 тысяч раненых — итог борьбы за власть в эти дни.
      На Нюрнбергском процессе Гизевиус, ценнейший свидетель (прежде чем уйти в оппозицию, он работал в течение нескольких недель в гестапо), так описывал эти действия: «Штурмовики организовывали масштабные набеги, обыскивали дома, конфисковывали имущество, допрашивали людей, бросали их в тюрьмы. В целом штурмовики действовали как самозваная полиция, не принимая в расчет никаких установлений либеральной системы… Горе тому, кто попадал к ним в руки. Именно в это время создается „Бункер“, кошмарная тюрьма; похищение людей стало излюбленным методом СА. Заслуги любого штандартенфюрера измерялись числом арестов, а репутация штурмовика основывалась на эффективности проведенных им допросов».
      В некоторых районах вчерашних союзников — правые партии — начали беспокоить методы штурмовиков. В Брауншвейге организация «Стальной шлем» выступила против СА и была немедленно распущена. Любое сопротивление, любое сомнение в правомочности немилосердно подавлялось.
      Каждый командир штурмового отряда превращался в жестокого и надменного сатрапа, маленького квартального вершителя судеб. Каждый из таких тиранов обзаводился собственной охраной из бандитов, вооруженных до зубов; кроме того, он организовывал специальную группу, в задачи которой входило выслеживать и ликвидировать политических противников. Эти группы носили название служба IС. Они отлавливали коммунистов, тех, кого они считали коммунистами, евреев и на худой конец бедных запуганных бюргеров.
      Геринг злился: конкуренция была незаконной. Дильс сунулся в некоторые из «частных» концлагерей. Этих лагерей было около 40, в них гнили заживо 40 или 50 тысяч «врагов партии». Самым известным был лагерь в Ораниенбурге, хотя он был создан штурмовиками, среди его сотрудников были и гестаповцы. Именно туда гестапо отправляло большинство своих арестованных. Поэтому этот лагерь не тронули. Зато обратили внимание на три лагеря под руководством местных командиров штурмовиков: в Вуппертале, Хохнштейне и Бредове. Министерство юстиции получало оттуда письма с жалобами на плохое обращение с заключенными. Министр Гюртнер переслал эти письма Гитлеру с припиской: «Заключенных не только без всякого повода бьют кнутами до потери сознания, но и подвергают различным пыткам, как в лагере для интернированных в Бредове, близ Штеттина».
      Этот лагерь в Бредове был основан местным руководителем СА Карпфенштейном, бывшим гаулейтером Померании. Геринг закрыл его, как и лагерь в Бреслау, управляемый Гейнсом, близким сотрудником Рема и гомосексуалистом, который подвергал своих заключенных садистским пыткам. Свой лагерь в пригороде Берлина имелся и у Эрнста, в прошлом официанта кафе, в тот период ставшего одним из ведущих руководителей штурмовиков. Прошлое этого человека было сомнительным, Геринг прикрыл и его заведение.
      Напротив, никаких претензий не предъявлялось лагерям, подведомственным эсэсовцам: например, Дахау, который станет известен двенадцатью годами позже. Начальник этого лагеря эсэсовец Эйке опубликовал для своего лагеря специальное положение, которое гласило:
      «Терпимость означает слабость. Наказание будет безжалостно применено каждый раз, когда это будет в интересах родины. К добропорядочным гражданам, по неведению совершившим проступок, это положение не относится. Но политагитаторы и вожаки-интеллигенты должны быть предупреждены: не попадайтесь нам, ибо вас возьмут за горло и заставят замолчать вашими же собственными методами».
      Каждый эсэсовец знал, что следовало понимать под «интересами родины». В мае в Дахау были умерщвлены бывшие депутаты-коммунисты Дрессель и Шлеффер. В это же время, в период с 16 по 27 мая, были замучены до смерти четверо других узников четырьмя охранниками-эсэсовцами, действовавшими независимо друг от друга. Такие убийства вошли в обычную практику. 24 мая мюнхенский адвокат доктор Альфред Штраус после пыток был застрелен двумя пулями в затылок. Врач, проводивший вскрытие трупа, засвидетельствовал «почерневшие и синие кровоподтеки и зияющие раны». Трое других заключенных — Леонард Гаусман, Луис Шлосс и Себастьян Нефцгер — умерли при аналогичных обстоятельствах.
      Мюнхенская прокуратура, еще не перестроившаяся в соответствии с требованиями нацистов, попыталась получить дополнительную информацию в связи с этими убийствами. Управление СС ответило, что все четверо заключенных были убиты при попытке к бегству. Однако доклад по вскрытию доктора Штрауса гласил, что один из убитых был в тапочках, «носок имелся лишь на одной ноге, другая же была без носка из-за раны на ней». А пули были выпущены в затылок в упор.
      Совершенно ясно, что лагеря штурмовиков были закрыты не за то, как в них обращались с заключенными, а потому, что функционировали под командованием штурмовиков. Рем и его друзья поняли суть дела и тут же постарались нанести ответный удар.
      Однажды утром берлинское гестапо доставило в Ораниенбургский лагерь двух задержанных. Они находились в жалком состоянии: по всей видимости, их подвергли допросу с пристрастием. Однако на этот раз администрация лагеря восприняла случившееся чуть ли не с негодованием: комендант лагеря Шеффер доложил о случившемся своему непосредственному начальству — штандартенфюреру Шутцвехслеру. Тот также был «шокирован» столь возмутительным обращением. Оба сразу отправились на Принц-Альбрехт-штрассе, где располагался штаб гестапо, «требовать объяснений». Их вежливо выслушали, пообещали найти виновных и завтра же дать ответ.
      На следующий день действительно ответ пришел по телефону: Ораниенбургский лагерь закрывался по причине плохого обращения с заключенными. При этом сообщалось, что к лагерю отправлен поезд для перевозки заключенных в недавно открытый эсэсовцами лагерь около Эмса. Шеффер едва успел домчаться до Берлина, чтобы доложить о сложившейся ситуации государственному секретарю Грауэрту. Тот, видя назревающий серьезный конфликт, постарался приостановить действие приказа о ликвидации лагеря. Ораниенбургский лагерь продолжил функционировать под руководством Шеффера.