Да не опустится тьма

Велизарий, несмотря на все трудности, умудрился собрать часть кирасиров и повел их вперед, рассеивая пехоту готов. Лиудерис выкрикнул команду. Готские рыцари, медленно набирая скорость, двинулись на противника. Две конные массы столкнулись, и все смешалось.

Затем понемногу шум стал утихать. Пэдуэй понятия не имел, что происходит. Сидя на лошади в четверти мили от центра событий, он чувствовал себя довольно глупо. Теоретически, именно здесь должны находиться резервы, артиллерия и штаб. Но резервов не было, единственная катапульта торчала всеми брошенная где-то во тьме, а штабисты и пушкари сражались на передовой линии.

Проклиная военную доктрину шестого века, Пэдуэй тронул лошадь. Подъезжая к лагерю, он натолкнулся сперва на гота, мирно перевязывающего ногу куском оторванной от тоги материи, потом на истекающего кровью раненого, потом на труп. А немного погодя — на крупный отряд безоружных кирасиров.

— Что вы тут делаете? — растерянно спросил он.

— Мы взяты в плен, — ответил один из византийцев. — Вообще-то нас должны стеречь, но охрана разозлилась, что все пограбят без них, и ускакала к лагерю.

— А где Велизарий?

— Вот. — Пленный указал на невзрачного человечка, который сидел на земле, сжимая руками голову. — Какой-то гот ударил его по голове и оглушил. Только-только начал приходить в себя... Что с нами будет, господин?

— Ничего страшного, я полагаю... Вы, парни, ждите тут, пока я за вами кого-нибудь не пришлю.

Пэдуэй поехал дальше к лагерю. Все-таки странные это люди — солдаты. С Велизарием во главе грозные кирасиры могли бы одолеть втрое более многочисленного противника. Но командира стукнули по голове, и они вели себя тише воды, ниже травы.

Ближе к лагерю раненых и убитых попадалось все больше; тут же на траве паслись лошади. В самом лагере маленькими тесными кучками тут и там стояли византийские солдаты, для спасения от смрада прижимая к носам обрывки ткани. Между ними в поисках ценного движимого имущества сновали готы,

Пэдуэй спешился и, остановив группку грабителей, спросил, где Лиудерис. Те сказали, что не знают, и поспешили по своим делам. Потом Мартин увидел знакомого офицера по имени Гайна. Гайна сидел на корточках возле трупа и рыдал.

— Лиудерис погиб, — наконец выдавил он. — Его убили, когда мы сошлись с греческой конницей.

— А это кто? — Пэдуэй указал на труп.

— Мой младший брат.

— Мне очень жаль... Однако нужно браться за дело. В лагере больше сотни кирасиров, и никто их не охраняет. Если они придут в себя, то прорвутся...

— Нет, я останусь со своим братом. Ты ступай, Мартинус, ступай... — Гайна вновь ударился в слезы.

Пэдуэй бродил в темноте, пока не наткнулся на другого офицера, Гударета, который вроде бы немного соображал, что к чему. По крайней мере, он пытался сколотить отряд для охраны сдавшихся византийцев; увы, стоило ему повернуться к солдатам спиной, как те растворялись во всеобщей сутолоке.

Пэдуэй схватил его за руку.

— Брось, сейчас не это главное. Лиудерис погиб, я слышал, но Велизарий жив. Если он ускользнет...

Ценой неимоверных усилий им удалось привести в чувство несколько готов и заставить их сторожить генерала. Потом больше часа ушло на то, чтобы собрать солдат и пленных, и установить некое подобие порядка.

Гударет, низенький бодрый толстячок, без умолку сыпал словами:

— Вот это была атака! Мы ударили им во фланг. Ничего подобного я не видел даже на Дунае, во время сражения с гепидами. Греческий генерал бился как лев, пока я не стукнул его по голове. Сломал меч, между прочим. Мой лучший удар, клянусь! Помню, лет пять назад я вот таким ударом срубил голову болгарскому гунну. О, я убил сотни врагов! Даже тысячи. Честно говоря, мне их жаль, этих поганцев, я человек не кровожадный, но тогда пусть не мешаются под ногами!.. Кстати, где ты был во время атаки?

— Предполагалось, что я командую артиллерией, однако мои люди убежали драться. А когда я подоспел, все уже кончилось.

— Ах, какая досада!.. У меня тоже был такой случай, во время битвы с бургундцами. Чуть не опоздал! Разумеется, потом я убил по меньшей мере двадцать...

Колонна войск и пленных растянулась по Латинской дороге. Пэдуэй, ехавший в головной части, все никак не мог прийти в себя после того, как оказался командующим готской армией. Лучшие всегда погибают первыми, печально думал он, вспоминая честного преданного Лиудериса и невольно сравнивая его с жадным и коварным старикашкой-королем, с которым ему придется иметь дело по возвращении в Рим.

Велизарий, плетущийся рядом с лошадью Пэдуэя, пребывал в еще более мрачном расположении духа. Византийский генерал, на удивление молодой — лет тридцати пяти, — с вьющейся каштановой бородкой и серыми глазами, был высок и строен; его славянское происхождение проявлялось в широких скулах.

— Превосходный Мартинус, — произнес он угрюмо, — я должен поблагодарить тебя за внимание и заботу о моей супруге. Ты сделал все, чтобы облегчить ей это печальное путешествие.

— Пустяки, достославный Велизарий. Быть может, как-нибудь позже и я окажусь у тебя в плену.

— После столь сокрушительного поражения? Вряд ли. Между прочим, позволь поинтересоваться: кто ты такой? Я слышал, тебя называют Загадочным Мартинусом. Судя по произношению, ты не гот и не итальянец...

Пэдуэй уже по привычке выдал расплывчатую версию о далекой стране Америке.

— Должно быть, искусные воины эти американцы. Я сразу понял, что имею дело не с обычным варваром. Такая согласованность действий, такой расчет! Фу, наверное, мне никогда не забыть мерзкую вонь серы!

Пэдуэй счел неуместным объяснять, что весь его военный опыт состоит из годичного курса подготовки офицеров резерва.

— Скажи, как ты отнесешься к идее перейти на нашу сторону? Нам очень нужен командующий, а я в качестве нового квестора Теодохада занят по горло.

Велизарий нахмурился.

— Нет, я принес клятву Юстиниану.

— Безусловно. Но ты, возможно, слышал о моей способности заглядывать иногда в недалекое будущее. Так знай: чем вернее ты будешь служить Юстиниану, тем неблагодарнее и бесчестнее будет он вести себя по отношению к тебе. Он...

— Я сказал — нет! — упрямо произнес Велизарий. — Можешь делать со мной что угодно. Мое слово нерушимо.

Дальнейшие уговоры ни к чему не привели. Велизарий был приятный малый, но чересчур правильный.

— Где твой секретарь, Прокопий Кесарийский?

— Где-то в южной Италии, едет сюда.

— Отлично! Нам пригодится хороший историк.

Глаза Велизария округлились от удивления.

— Откуда тебе известно, что он ведет записи происходящих событий? Я думал, Прокопий делится этим только со мной.

— О, мне многое известно. Поэтому меня и называют Загадочным Мартинусом.

Они вступили в Рим через Латинские ворота, миновали Цирк Фламиния и Колизей и по Квириналу подошли к лагерю преторианцев. Пэдуэй приказал разместить там пленных и выставить охрану. Это было очевидно. Но что дальше? Окруженный офицерами, ожидающими от него распоряжений, Мартин секунду тер мочку уха, а потом отвел Велизария в сторону и шепотом спросил:

— Достославный генерал, скажи: что мне, черт побери, делать дальше?! Вообще-то я слабо разбираюсь в этих военных хитростях.

По широкому грустному лицу Велизария скользнула легкая усмешка.

— Позови своего казначея. Пусть проверит списочный состав и выплатит жалованье — лучше с излишком, за победу. Вели офицеру привести для раненых врачей; вряд ли это варварское воинство располагает собственной медицинской службой. Я слышал, убит начальник римского гарнизона. Назначь человека на его место и прикажи отправляться в казармы. Командирам других подразделений скажи, чтобы расквартировывали своих людей самостоятельно. Если будут останавливаться по частным домам, владельцы должны получить компенсацию по обычным расценкам. Расценки выяснишь позже. Но ты обязан произнести речь.

— Я?! — в ужасе воскликнул Пэдузй. — С моим знанием готского...

— Ничего не поделаешь, так положено. Скажи, что все они отличные солдаты. Особо не растягивай — все равно тебя не будут слушать.

ГЛАВА 11

После долгих поисков Мартин нашел Теодохада в арианской библиотеке. Старика закрывала груда книг, а рядом на лавках оглушительно храпели четыре телохранителя. Библиотекарь испепелял лежащих взглядом, полным плавиковой кислоты и ядом кобры, но протестовать не смел.

Теодохад рассеянно оторвался от рукописей.

— Ах да, припоминаю, издатель... Кажется, Мартинус?

— Совершенно верно, господин. Хочу еще добавить, что я твой новый квестор.

— Что? Что? Кто это тебе сказал?

— Ты. Ты сам меня назначил.

— И в самом деле!.. Когда я работаю с книгами, то обо всем забываю! Ну-ка, ну-ка... А! Ты и Лиудерис собрались воевать с византийцами, так?

— Hoc ille, господин. Все кончено.

— Уже? Полагаю, ты выторговал у Велизария приемлемые условия? Юстиниан должен гарантировать мне хорошее поместье и годовой доход...

— Не понадобилось, мой господин. Мы победили.

— Что?!

Пэдуэй коротко описал события последних трех дней.

— И ложись сегодня спать пораньше, мой господин. Утром мы отправляемся во Флоренцию.

— Во Флоренцию? Святые небеса, зачем?

— Надо встретиться с твоими генералами, Асинаром и Гриппой, возвращающимися из Далмации. Если перехватить их прежде, чем они доберутся до Равенны и переговорят с Виттигисом, надеюсь, нам удастся вернуть твой трон.

Теодохад вздохнул.

— Что ж, тогда едем. Но как ты узнал, что Асинар и Гриппа направляются домой?

— Это моя маленькая личная тайна, господин. Перед отрядом в две тысячи воинов я поставил задачу отбить у врага Неаполь. Город удерживает генерал Геродиан с жалкими тремя сотнями солдат, так что, полагаю, особых проблем не будет.

Теодохад прищурил свои водянистые глазки.

— Да, ты воистину человек действия, Мартинус. Когда гнусный узурпатор Виттигис попадет в мои руки... А-а-а! Клянусь, я объявлю конкурс на самую изощренную пытку, а если понадобится, пошлю за специалистом в Константинополь!

Пэдуэй, у которого были на Виттигиса свои виды, сменил тему разговора.

— У меня есть для тебя приятный сюрприз. Запасы денежного довольствия византийцев.

Глаза Теодохада вспыхнули.

— Они мои, разумеется, великолепнейший Мартинус, все верно.

— Мне пришлось выплатить из них жалованье солдатам и обеспечить насущные нужды армии, но остальное послужит приятным дополнением к королевской казне. Буду ждать тебя дома, господин.

Пэдуэй не упомянул, что около половины оставшегося он реквизировал и поместил у Томасуса. Все равно закон о праве собственности юридически еще не оформлен, а совесть его не мучила — вряд ли он распорядится деньгами хуже, чем Теодохад. «Я становлюсь настоящим мошенником», — не без гордости подумал Мартин, подьезжая к дому Корнелия Анция.

Красноречивый сенатор оказался в банях, но навстречу гостю вышла Доротея. Пэдуэй вынужден был признать, что ему приятно, красуясь на великолепном коне, рассказывать о своих успехах одной из самых обворожительных девушек Рима.

— Знаешь, Мартинус, — сказала она, — отец поначалу вел себя глупо, с брезгливостью относился к твоему занятию. Однако после всех твоих свершений это дело прошлое. Конечно, он не в восторге от правления готов, но уж лучше Теодохад, который в конце концов человек ученый, чем этот дикарь Виттигис.

— Приятно слышать. Я ценю доброе расположение твоего отца.

— Сейчас повсюду только о тебе и говорят. Тебя называют «Загадочный Мартинус».

— Знаю. Смешно, правда?

— Да. Ты никогда не казался мне особенно загадочным.

— Превосходно. Значит, ты не боишься меня?

— Ни капли. Если ты заключил сделку с Сатаной, как намекают некоторые, то, я уверена, на невыгодных для него условиях. Они рассмеялись. Потом Доротея добавила:

— Пора обедать. Может, останешься? Отца нет, но он вот-вот вернется.

— Извини, сейчас никак не могу. Завтра мы выступаем в поход.

Отьезжая от дома Анция, Пэдуэй думал: «Если мое мнение о целесообразности брака когда-нибудь переменится, я знаю, где искать невесту. Она привлекательна, умна, по здешним меркам прекрасно образованна...»

Пэдуэй предпринял еще одну попытку переубедить Велизария, однако результатов это не принесло. Зато он нанял пятьсот кирасиров в качестве личной охраны. На несколько недель денег хватит, а там видно будет.

Поход во Флоренцию никак нельзя было назвать приятным. Всю дорогу лил дождь, временами переходящий в мокрый снег. Из-за спешки Пэдуэй взял с собой только конницу. В Городе Цветов он отправил офицеров покупать теплую одежду для солдат, а сам пошел проверять, как идет его дело. На первый взгляд все было в порядке, но Фритарик заявил:

— Я им не доверяю, хозяин. Уверен, что управляющий и Георгий Менандрус воруют, хотя доказать ничего не могу. Мне не понять этих чертовых записей. Дай им волю, и они украдут все. Что нас тогда ждет — безымянные могилы?

— Посмотрим, — сказал Пэдуэй. Он вызвал казначея, Проклуса Проклуса, и велел принести бухгалтерские книги. Проклус чуть замешкался, но книги принес, и Пэдуэй углубился в цифры, а потом вдруг громко захохотал.

— В чем... в чем дело, господин? — спросил Проклус.

— В чем дело, несчастный глупец?! Неужели ты не понимаешь, что система двойного учета раскрывает все твои мошенничества? Смотри: тридцать солидов в прошлом месяце, девять солидов с мелочью в этом... С таким же успехом ты мог бы каждый раз оставлять расписку в краже!

— Что... что со мной будет?

— Вообще-то тебя надо высечь и посадить в тюрьму. И уж безусловно к твоим услугам больше не прибегать. Но мне жаль твою семью. А главное, некогда готовить нового бухгалтера. Так что я ограничусь тем, что буду вычитать треть твоей месячной зарплаты, пока не покрою весь долг.

— О, спасибо, спасибо, добрейший господин! Но чтобы было по справедливости — часть выплат должен взять на себя Георгий Менандрус. Он...

— Лжец! — завопил редактор.

— Сам ты лжец! Я могу доказать. Вот, десятого ноября, один солид. А одиннадцатого Георгий появляется в красивых башмаках и с браслетом. Я знаю, где он их купил!..

— Ну, Джордж? — грозно произнес Пэдуэй.

В конце концов Менандрус признался, хотя и продолжал настаивать, что просто брал взаймы до зарплаты. Пришлось обоих строго предупредить.

Когда Пэдуэй уезжал, к нему подошел Фритарик.

— Возьми меня с собой, блистательный Мартинус. Во Флоренции такая смертная тоска! Я уже накопил достаточно, чтобы выкупить мой любимый меч с каменьями, и если ты позволишь...

— Нет, старина, прости, но мне здесь нужен хотя бы один человек, которому я могу доверять. Вот покончим с этой проклятой войной...

Фритарик тяжело вздохнул.

— Дело, конечно, твое, как скажешь. Однако кто позаботится о моем хозяине, когда вокруг лишь коварные греки, готы и итальянцы? Боюсь, лежать тебе в безымянной могиле...

Трясясь от холода, войска преодолели покрытые льдом Альпы и направились в Болонью, а оттуда, не давая себе ни дня передышки, в Падую. Дорога до города, все еще лежащего в руинах после вторжения гуннов Аттилы, утопала в грязи.

В Падуе выяснилось, что Асинар и Гриппа прошли здесь днем раньше. Теодохад не выдержал,

— Мартинус! — взвыл он. — Ты протащил мои стариковские кости по всей северной Италии и заморозил меня почти до смерти. Это невыносимо! Заслуживает твой король хоть капли уважения?

Пэдуэй с трудом подавил раздражение.

— Хочет мой господин вернуть себе трон или нет?

Бедняга Теодохад вынужден был сдаться. Мчась во весь опор, они настигли далмацианскую армию на полпути к Атрии. Огромная колонна пеших и конных воинов растянулась по дороге. Казалось совершенно невероятным, что пятьдесят тысяч суровых, грозного вида готов бросились наутек при первой вести о приближении византийского генерала Константина.

Асинар был высоким, а Гриппа — низкорослым, но в целом оба оказались обычными средних лет варварами. Они почтительно приветствовали своего короля, а Теодохад представил им нового квестора.

— По пути до нас дошел слух, — сказал Асинар, — что власть в Италии поделена, Так это или не так, досточтимый квестор?

Впервые Пэдуэй был рад, что телеграфная линия еще не дотянулась до северных провинций. Он презрительно рассмеялся.

— Несколько недель назад нашему славному генералу Виттигису моча ударила в голову — удрал в Равенну, чтобы его не могли убить греки, и обьявил себя королем. С греками мы разобрались, а теперь идем выяснять отношения с Виттигисом. Ваши ребята нам пригодятся.

Слушая собственные, весьма обидные для Виттигиса слова, Пэдуэй невольно задумался о том, как сильно изменился его характер за, в общем-то, короткое время пребывания в этой атмосфере лжи и коварства.

Оба генерала восприняли сообщение со степенным безразличием, из чего Мартин сделал вывод, что они не блещут умом.

Войска подступили к Равенне в полдень, вынырнув из густого тумана. Пэдуэй и Теодохад скромно затесались в задние ряды, пока Асинар и Гриппа объявляли о своем прибытии. Армия уже почти целиком вступила в город, когда кто-то вдруг заметил маленького седобородого старичка. Тут же раздались крики, поднялась суматоха. Наконец к голове колонны подскакал гот в роскошном красном плаще.

— Что, черт побери, здесь происходит? — закричал он. — Вы захватили Теодохада или наоборот?

Асинар и Гриппа остановили коней и попытались осмыслить заданный вопрос.

— Э-э... ну...

Пэдуэй пришпорил лошадь и выехал вперед.

— Позволено ли мне осведомиться, кто ты, мой дорогой господин?

— Если хочешь знать, я — Унила, сын Вильярта, генерал повелителя нашего Виттигиса, короля готов и итальянцев. А ты кто такой?

Пэдуэй улыбнулся и медоточиво произнес;

— Приятно познакомиться, генерал Унила. Я — Мартин Падуанский, квестор повелителя нашего Теодохада, короля готов и итальянцев. Теперь...

— Глупец, что ты болтаешь, никакого короля Теодохада нет! Он смещен. У нас новый король! Или не слышал?

— О, я слышал многое. Но, великолепнейший Унила, воздержись от грубых замечаний, пока не узнаешь, что мы ввели в Равенну шестьдесят тысяч солдат, тогда как в вашем распоряжении всего двенадцать тысяч. Ты ведь не хотел бы лишних неприятностей?

— Молчи, дерзкий... Э-э... Шестьдесят тысяч?

— Может, семьдесят. Я не считал.

— Ну, это другое дело.

— Я рад, что наши точки зрения совпадают. Ведомо ли тебе, где находится генерал Виттигис?

— У него свадьба. Полагаю, сейчас он в церкви.

— Ты хочешь сказать, что он до сих пор еще не женился на Матасунте?

— Нет, у него была задержка с разводом.

Пэдуэй и не надеялся поспеть вовремя, чтобы помешать Виттигису войти в клан Амаль путем насильственного брака с дочерью покойной королевы Амаласунты. Такую возможность нельзя было упускать!

Унила указал на купол с двумя башенками по бокам. Пэдуэй крикнул своей охране и пустил лошадь в галоп. Пять сотен конных кирасиров помчались следом, расшвыривая встречных прохожих, с грохотом пронеслись по мосту над одним из равеннских каналов, вонь от которого полностью оправдывала их репутацию, и подскакали к дверям церкви, откуда приглушенно доносилась органная музыка. У дверей стояло несколько стражников. Едва они подняли копья, как кирасиры быстрым согласованным движением взяли их в полукольцо, и в следующее мгновение стражники увидели сотню натянутых византийских луков.

— Если вы, парни, не бросите свои булавки и не поднимете вверх руки... Вот, так гораздо лучше. — Пэдуэй слез с лошади и обратился к начальнику охраны, македонцу по имени Ахилл: — Выдели мне людей. Церковь окружить, никого не впускать и не выпускать.

Он вошел в храм с сотней кирасиров, топавших за ним по пятам. Музыка оборвалась. Посреди большой восьмиугольной площадки стояли полный багроволицый арианский епископ и еще три человека. Один — мощного сложения, в богатом убранстве, с короной на черных седеющих волосах — король Виттигис. Рядом с ним — высокая крепкая девушка, как говорится, кровь с молоком — принцесса Матасунта. А третим человеком был обычный солдат, правда более-менее умытый и почищенный, который стоял позади невесты и заворачивал ей руку за спину. На торжестве бракосочетания присутствовала готская знать со своими дамами.

Пэдуэй решительно прошагал по проходу; в наступившей мертвой тишине звук его шагов гулко отдавался под сводами храма. Публика застыла, лишь кто-то пораженно пробормотал:

— Греки! Греки в Равенне!

Заговорил епископ:

— Молодой человек! Что означает это бесцеремонное вторжение?

— Сейчас поймешь, мой господин епископ. Но прежде скажи; с каких пор арианская вера позволяет выдавать девушку замуж против ее воли?

— Что? Как это «против воли»? Какое тебе дело до этого брака? Кто ты такой, что смеешь нарушить...

Пэдуэй рассмеялся самым гнусным смехом, на который был способен.

— Пожалуйста, мой господин, задавай вопросы по одному. Я — Мартин Пэдуэй, квестор короля Теодохада. Равенна в наших руках, и благоразумным людям советую вести себя соответственно. Что касается бракосочетания — вот уж не знал, что в порядке вещей ставить позади невесты солдата, который, добиваясь нужного ответа, будет выворачивать ей руку... Ты ведь не хочешь выходить замуж за этого человека, верно, госпожа?

Растерявшийся солдат ослабил хватку, Матасунта выдернула руку и ударила его кулаком в нос так, что бедняга едва не упал, а потом тут же набросилась на Виттигиса.

— Чудовище! — закричала она. — Я выцарапаю тебе глаза...

Епископ робко попытался вмешаться:

— Опомнись, дочь моя! Прошу! Перед лицом Господа...

Виттигис все это время не мигая смотрел на Пэдуэя, медленно усваивая новости. Атака Матасунты вывела его из ступора.

— Ты хочешь сказать мне, что презренный старый писака Теодохад взял город? Мой город?

— Увы, господин, такова ситуация. Боюсь, тебе надо оставить надежду породниться с Амалингами и править готами. Но мы...

Лицо Виттигиса налилось кровью, и он, размахивая кулаками и брызгая слюной, яростно взревел:

— Свинья! Думаешь, я добром отдам тебе невесту и корону? Клянусь Иисусом, сперва ты будешь жариться в аду!

С этими словами он выхватил меч и тяжело побежал на Пэдуэя, путаясь в полах длинной, расшитой золотом мантии.

Пэдуэй не был застигнут врасплох. Он успел парировать своим мечом удар, но в следующую секунду оказался стиснут могучими ручищами и прижат к бочкообразной груди. К тому же длинная борода гота угодила ему в рот. Жуя и выплевывая соленые волосы, Мартин прохрипел:

— Хватайте его... тьфу... хватайте его, парни!..

Однако легче было сказать, чем сделать. Виттигис бился как раненый лев, и лишь пять здоровенных кирасиров в конце концов сумели его скрутить. Готская знать повскакивала с мест, некоторые даже опустили руки на мечи, но, находясь в явном меньшинстве, никто не изьявил горячего желания умереть за своего короля.

— Свяжите его, пусть остывает, — надменно произнес Пэдуэй, отдышавшись. — Господин епископ, не обременит ли тебя просьба найти мне письменные принадлежности?

Епископ ошалело посмотрел на нового квестора и вызвал пономаря, который отвел Пэдуэя в комнату отдыха. Там Мартин сел и написал:

Мартинус Падуанский — Томасусу-сирийцу.

Дорогой Томасус! Направляю тебе вместе с этим письмом некоего Виттигиса, бывшего короля готов и итальянцев.

Стража имеет приказ доставить его втайне, так что извини, если пришлось нарушить твой сон.

Насколько я помню, сейчас сооружается телеграфная башня на Фламиниевой дороге, возле Гелвиллума.

Распорядись, пожалуйста, чтобы под землей устроили камеру, наподобие квартиры, и помести туда Виттигиса, обеспечив надлежащую охрану. Создай ему все удобства — он человек темпераментный и может наложить на себя руки.

Необходимо соблюдать строжайшую секретность. Охрана вправе отпустить пленника лишь по моему приказу, полученному лично или по телеграфу, или без приказа — в случае моего ареста или гибели.

С уважением, Мартинус Падуанский.

Теодохад всплеснул руками и умиленно посмотрел на Пэдуэя.

— Чудесно, чудесно, мой дорогой Мартинус! Королевский Совет смирился с неизбежным. Одна беда — проклятый узурпатор переделал корону под свою огромную голову, и теперь она мне велика, надо переделывать снова. Наконец-то я могу посвятить время серьезным научным изысканиям. Так-так, что-то еще... Ах да! Как ты поступил с Виттигисом?

Пэдуэй улыбнулся.

— Он уже не в твоей власти, мой господин король.

— Ты хочешь сказать, что убил его? Ну, это плохо. Очень опрометчиво с твоей стороны, Мартинус. Я ведь, кажется, говорил, что дал себе слово провести с ним долгую ночь в камере пыток...

— Нет, он жив.

— Что? Как? Так давай его немедленно сюда!

Пэдуэй покачал головой.

— Тебе никогда его не найти. Согласись, глупо терять лишнего короля. Если с тобой что-нибудь случится, может срочно понадобиться новый.

— Я не потерплю ослушания! Делай, как велит тебе государь, иначе...

Пэдуэй ухмыльнулся, продолжая качать головой.

— Нет, мой господин. Никто и пальцем не тронет Виттигиса. И ты мне лучше не угрожай. Охрана имеет приказ выпустить его, если со мной что-нибудь случится. А Виттигис любит тебя не больше, чем ты его. Остальное додумай сам.

— Дьявол! — злобно сплюнул король. — Зачем, о зачем я позволил тебе спасти мою жизнь? С тех пор у меня не было ни минуты покоя! — Теодохад захныкал. — Неужели старый человек не заслуживает хоть капельки снисхождения... Так о чем я говорил?

— Возможно, о новой книге, которая выйдет под нашими именами, — деликатно подсказал Пэдуэй. — Мы предлагаем великолепную теорию о взаимном притяжении масс, что обьясняет движение небесных тел и все такое прочее. Она называется «Закон всемирного тяготения».

— Вот как? Гм-м, это любопытно, весьма любопытно. Теперь моя слава философа воистину не будет знать границ, да?

Пэдуэй попросил Унилу разыскать и привести племянника Виттигиса, Урию.

Урия оказался таким же крупным и черноволосым, как его дядя.

— Ну, Загадочный Мартинус, теперь, коварно свергнув с престола моего дядю, что ты собираешься делать со мной? — с вызовом спросил он.

— Ничего, — ответил Пэдуэй. — Если ты меня не заставишь.

— Ты не будешь преследовать семью моего дяди?!

— Нет. Я не буду преследовать даже самого дядю. По секрету скажу, что я просто прячу его от Теодохада.

— Это правда? Тебе можно верить?

— Разумеется. Хочешь, он напишет письмо, свидетельствующее о добром к нему отношении?

— Письмо можно вынудить написать под пыткой.

— Только не Виттигиса. При всех недостатках твоего дяди он, безусловно, человек несгибаемый.

Урия заметно успокоился.

— Это верно. Ну, если так, у тебя, возможно, и сохранились остатки порядочности.

— Теперь к делу. Не согласился бы ты поработать на нас, то есть формально на Теодохада, а практически на меня?

Урия выпрямился и застыл.

— Ни за что! Я до конца дней своих буду верен дяде.

— Очень жаль. Мне нужен надежный человек — повести войска в Далмацию.

Урия упрямо покачал головой.

— Это вопрос чести. Я дал слово и от него не отступлюсь.

Пэдуэй вздохнул.

— Ты такой же, как Велизарий. Вот горе: те несколько способных людей, которым можно верить, связаны старыми обязательствами и не хотят со мной работать. А я, значит, должен прибегать к помощи мошенников и тупиц!

Тьма опускалась будто по инерции...

ГЛАВА 12

Понемногу жизнь в Равенне приходила в норму. Воинские части растекались из города, будто вода из тряпки, брошенной на кафельный пол. Крупный ручеек устремился на север — пятьдесят тысяч готов под командованием Асинара возвращались в Далмацию. Пэдуэй отчаянно молился, чтобы Асинар, иногда вроде бы проявлявший проблески разума, не испытал какого-нибудь очередного приступа страха и не примчался назад при первом появлении врага,

Сам Пэдуэй не смел надолго покинуть Италию, чтобы возглавить поход. Все, что он мог, это придать отряду часть своей личной охраны — учить ютов тактике борьбы с конными лучниками. Правда, не исключено, что едва скрывшись с глаз, Асинар тут же откажется от этих новомодных штучек. Или, возможно, кирасиры перейдут на сторону Константина. Или... Впрочем, какой смысл гадать?

Пэдуэй наконец выкроил время для визита к Матасунте. Он твердил себе, что это лишь дань вежливости и установление полезного контакта. Однако в глубине души сознавал, что не хочет уезжать из Равенны, не повидав еще разок обольстительную девицу.

Принцесса встретила его весьма любезно. Она говорила на безупречной латыни, красивым контральто, и ее сильный голос звенел энергией и жизнью.

— Благодарю тебя, блистательный Мартинус, за чудесное спасение от чудовища Виттигиса. Я навеки у тебя в долгу.

— Пустяки, госпожа, — скромно ответил Пэдуэй. — Мне просто посчастливилось вовремя приехать.

— О, не принижай своих достоинств! Я многие о тебе знаю. Лишь настоящий мужчина мог достигнуть подобных успехов. Особенно если учесть, что ты чужеземец, прибывший в Италию всем год назад.

— Другим, возможно, мои дела кажутся настоящим свершением, но, честно говоря, я действую будто помимо собственной воли, принуждаемый обстоятельствами,

— Фаталистический взгляд, Мартинус. Похоже, ты и впрямь язычник. Хотя я совершенно не против этого.

Пэдуэй рассмеялся.

— Естественно! Если побродить по холмам Италии, язычников, по-моему, можно встретить немало.

— Безусловно. Я бы, кстати, с удовольствием посетила какую нибудь маленькую деревушку. С хорошим проводником, разумеется.

— Из меня, наверное, проводник отличный — где я только не побывал за последние несколько месяцев!

— Так ты возьмешь меня с собой? Берегись — я не забуду твоего обещания!