Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Сан-Антонио - Стандинг

ModernLib.Net / Детективы / Дар Фредерик / Стандинг - Чтение (стр. 20)
Автор: Дар Фредерик
Жанр: Детективы
Серия: Сан-Антонио

 

 


Никто, кроме меня, не заметил, что она совершила свободное падение в мою похлебку. Тогда я сам себе сказал, что если я сообщу об этой маленькой авиационной катастрофе, то я могу перебить аппетит мадам Нагишо, которая, как по всему чувствовалось, была женщиной с утонченным вкусом. И я решил принести себя в жертву. Я выливаю ложку супа на красивые, покрытые пыльцой, крылья этого авиалайнера, чтобы размягчить их, а потом запихиваю ее целиком в рот. Крик-крак! У меня было такое ощущение, что я съел кусок непроваренного дерьма. Это так думают, что бабочек есть нельзя, а, в общем, бабочка ничуть не хуже, чем все остальное! Лишь бы она была той же породы, которую съел я. Однажды а встретил ее на цветной вкладке словаря «Ларусс», она называется «Глаз павлина ночью». Если вам выпадет случай, попробуйте, вы можете составить собственное представление об этом.
      В разделе неожиданных штучек я должен вам рассказать о неприятности, которая случилась в дебюте нашей совместной жизни. Мы с Бертой устроили первый большой ужин, чтобы пригласить моего комиссара и его мадам. В то время я был еще простым полицейским. У комиссара Фавье была слабинка – потроха по-кански. Берта как раз была большим специалистом по этой части, в общем, это как раз то, что надо! Ну, моя толстушка на кухне занимается готовкой, а мы после аперитива, как это принято, садимся за стол. Когда я стал откупоривать бутылку с вином, Берта принесла свое блюдо. Я разливаю и начинаю рубать. И тут я с удивлением обнаруживаю в своей тарелке целый кусок требухи. Я осторожно подцепляю его вилкой, вытаскиваю из соуса, и что же я узнаю? Один из моих шерстяных носков, который я повесил сушить на проволоку, натянутую над плитой, когда я пришел с дежурства. Он упал в чугунок с требухой, а Берта не доглядела. Я отвожу себя в сторону и сам себе устраиваю крупную пресс-конференцию. «Берю, – говорю я себе, – если комиссар Фавье заметит, что один из твоих двух носков варился вместе с требухой, будет страшный скандал. Твоя карьера поставлена на карту, парень». Фавье был энергичный мужчина. Любезный, но несговорчивый. После такого инциндента меня ожидало не повышение, а от ворот поворот! И я был вынужден есть свой носок. Правда, пришлось помучиться, когда я его разрезал на куски.
      «Тебе, кажется, попался кусок с жилами?» – с сочувствием спросила Берта. Я успокоил ее: «Нет, нет, одна мякоть, лапуля!» Я уже доедал ступню, когда мне стукнула в голову мысль, а что если второй носок тоже свалился в чугунок. Меня всего парализовало; каждый раз, когда они зачерпывала разливательной ложкой из чугунка, я умирал от страха. Я ждал, что они вот-вот вытащат второй носок. Рубать я больше не мог. Когда в моем присутствии рассказывают фильмы ужасов, я сразу же думаю о том незабываемом ужине. Фавье и его супружница уплетали за обе щеки! Мой достопочтенный босс утверждал, что никогда в жизни не пробовал ничего вкуснее. «Не так ли, Берюрье?» – призывал он меня в свидетели. Я в это время сражался с голенью (так как я, увы! носил в ту эпоху носки-гетры). Я с обреченным видом пережевывал свой клубок шерсти «Пингвин», а эти скоты уже приканчивали блюдо. Я подбадривал себя тем, что говорил про себя, что как только я разделаюсь с носком, я смогу, наконец-то, съесть натуральный кусок требухи. Я налегал на свой носок, чтобы догнать их и успеть положить себе, пока они не стали выскребать со дна.
      Они уже положили себе по четвертому разу, эти людоеды, коша г-жа Фавье сжалилась надо мной. «Мы все едим, как обжоры, а Берюрье даже вторую порцию ие начинал» – сказала она. Я готов был расцеловать ее. Она взяла разливательную ложку.
      «Вы позволите, я вам сама положу, Берюрье!»
      «С радостью и удовольствием, мадам!» – поспешно отвечаю я.
      Она скребет ложкой по дну чугунка и-шлеп! Что же падает мне на тарелку? Второй носок! В конце концов, все-таки это было лучше, что он попал мне! При всем при том, парни, тот, кто никогда не рубал двух шерстяных носков за один ужин, не может отдать себе отчет в том, что это собой представляет. Шерстяных носков, связанных моей мамашей из нечесаной шерсти, покрытой жировым овечьим выпотом!..
      Его передергивает. Он качает головой и делает заключение:
      – После этого злоключения я стал носить короткие носки!
 
      Он встает, идет к двери, открывает ее, просматривает пустынный коридор и с понурым видом возвращается ва кафедру.
      – Мою графиню что-то задержало, – сетует он. – Тем хуже для вас, парни. Она бы дала вам хороший урок манер. Словом...
      Он листает свой растрепанный том.
      – За столом у вас иногда появляется соблазн положить в карман что-нибудь из жратвы впредь видении завтрашнего дня. Не возражайте – ведь мы же все человеки. В этих условиях будьте предусмотрительными и прихватите с собой полиэтиленовый мешок.
      Или же сделайте, как я: засуньте куриную ножку или баранье ребрышко в свой кисет. Так они не испачкают вашу одежду и будут благоухать ароматом табака!
      После рубона хозяева заруливают гостей в гостиную, чтобы пропустить по последней и выкурить по сигарете. Как правило, мужики сбиваются в кучку, чтобы поговорить о своей работе, а дамы – пооткровенничать о своих любовниках. Потому что в этом и состоит разница между мужиками и бабами. Бабники говорят о заднице до жратвы, а бабенки – после.
      Потягивая аперитив, мужики начинают шептаться о своих матрацных похождениях. Причем сразу же. «Ты знаешь, какую я снял прелестную красотку, Альберт? Подмахивает – закачаешься! Брюнетка, а так делает римскую свечку, что ни с какой блондинкой не сравнить. К тому же еще и массовичказатейница! Настоящая парижаночка». Или такое: «Поль, дорогуша, ты по-прежнему живешь в своей холостяцкой квартире в районе Нейли? Ты не мог бы дать ключи? У меня сейчас на примете одна замужняя бабенка, такая застенчивая, что от слова отель встает на дыбы, как кобыла при виде огородного пугала...» Все это за аперитивом, до рубона. В это же самое время дамы треплются о тряпках. На Елисеях открылся «любопытный» магазинчик; они видели купальники из набивного ситца из коллекции Фанни Зегер и хотели их купить, но голубых не было, а были только красные; шляпка как шляпка, а стоит состояние, новинка фирмы «Гермес», вся из крокодильей кожи, снизу доверху... Об «этих» делах пока ни слова. Осторожно, мужики еще трезвые. Но стоит им выйти из-за стола, как эти херувимши начинают друг дружке рассказывать о том, как они трахались. Как он здорово трясет грушу, малыш Роберт, какой у него прибор – экстаз берет, он может начинать еще и еще, так что приходится просить пощады. И с какого времени с Марио «все порвано»: все было здорово, пока он ие надоел со своей неуемной страстью и своими неуместными телефонными звонками. Эти дамочки, опрокинув несколько рюмок терновой эльзасской настойки, раз начав, остановиться уже не могут. Они выбалтывают самое сокровенное. После своих любовников они рассказывают о своем дантисте, о своей педикюрше и о своем гинекологе. Мужики, те ведут разговор о просроченных векселях, о помещении капиталов. Сейчас их волнует не задница, а поземельвый налог. Мужчины, в сущности, только делают вид, что они бабники первой степени, но это не надолго, это лишь для трепа, чтобы убедить себя в том, что мочиться в раковину – это признак полной независимости. А настоящие развратницы – это бабы. У них постоянно жжет в одном месте, их все время тянет на «это дело». Баба – это женщина для мужчин, в то время как мужик, в действительности, очень редко является мужчиной для женщин! Настоящий мужчина для женщин! Вы хотите, я вам скажу, что это такое? Так вот, это выясняется тогда, когда переходят к сигарам. Это такой мужчина, который, вместо того, чтобы присоединиться к группе мужчин, остается в группе женщин. Минута истины наступает, когда пьют ликер, парни, запомните это навсегда! В то время, когда эти простофили беседуют об увеличении капитала, распределении дивидендов и падении акций, мужик сообразительный, который занимается бабенками, а не акциями фирмы «Пешине Прожиль», и является настоящим бойцом. И женщины это подмечают. Более того, они это ценят.
      Прежде чем закончить с обычными приемами, я вам дам еще пару советов: если вы опрокинете рюмку кальвадоса на диван или прожжете подушку дивана сигарой, не орите, как меняла на рынке. Немного выждите, а потом переверните подушку другой стороной. Это сделать проще пареной репы. Это первый совет.
      Второй совет гораздо важнее. Если вас пригласила в гости совсем одного супружеская пара, а муж ушел раньше вас, не спешите сразу заваливать на кровать хозяйку, а подождите минут пятнадцать – вдруг он забыл ключи.
      Его Высочество облизывает своим фиолетовым языком пересохшие губы.
      – Теперь, давайте рассмотрим большие приемы. Они бывают редко, но иногда проводятся. Значит, так. Допустим, что вы однажды пригласили на свой прием среди прочих папского нунция, графа парижского или принцессу Маргарет. Вы говорите всем остальным, чтобы они явились пораньше. Потом, когда они сняли свои манто и повесили на гвоздь свои котелки, высосали по бокалу шампуни, вы спускаетесь вместе с ними в подъезд встретить именитого гостя. Вы выстраиваете их в две шеренги перед чуланом консьержки, а сами выходите на улицу и ждете на тротуаре.
      Как только машина с гостем подкатывает к подъезду, вы подскакиваете к дверце машины. Но не открывайте ее: за это шофер получает деньги. Вы же протягиваете руку нунцию, графу или принцессе в помогаете им извлечь свое тело из салона автомобиля. Если это нунций, к примеру, вы малость сгибаетесь в пояснице и церемонно говорите: «Мое почтение, мой нунций, поторапливайтесь, баранья ножка уже томится в духовке!» Не допускайте ляпов и всяких вольностей. Не надо его спрашивать, ни почему он пришел без жены, ни как здоровье детей. Вы сопровождаете его до входа в подъезд. И в подъезде представляете ему остальных гостей, начиная с самых важных. Пример: «Граф Чек-Посталь, барон дю Камело, кавалер ордена Татвэн и т.д.» Потом вы заводите его в лифт, а сами выходите, чтобы ему не было тесно. Вы говорите ему: «Нажмите на кнопку пятого, мой нунций, смотрите, не защемите сутану дверями, а то можете застрять между этажами». Как только лифт тронется, вы и остальные рысью мчитесь вслед за лифтом наверх. Самое трудное – это прибежать раньше кабины и открыть ему дверь.
      Если является парижский граф, не говорите ему: «Здравствуйте, г-н граф», так как он не совсем настоящий граф, в виду того, что на самом деле он принц. Несмотря на то, что у вас республиканский темперамент, вы слегка изгибаете позвоночник, как будто глотаете аршин, и говорите ему: «Для меня большая честь принимать у себя дома Ваше княжеское достоинство в моей скромной малогабаритной трехкомнатной квартире с ванной».
      Потом действуете так же, как при встрече нунция.
      Что касается принцессы Маргарет, проявите по отношению к ней больше чувства.
      Вы чмокаете ее в ручку, потому что она замужняя женщина, и говорите ей: «Примите уверения в моем высоком уважении, принцесса, очень любезно с вашей стороны, что вы приняли мое приглашение. Я долгие годы умирал от желания познакомиться с вами. И я наконец решился, пока вы совсем не стали старенькой».
      Как и в предыдущих случаях, вы представляете приглашенных, а затем тоже ведете ее к лифту, но на этот раз входите в кабину вместе с ней, чтобы показать дорогу. Когда вошли в кабину, снимите берет. Во время подъема ведите с ней светскую беседу: «Ваша сестра по-прежнему проживает в Букингемском дворце? Как поживают ее детки? Хорошо? В детской комнате не было эпидемии кори?»
      За столом вы, естественно, усаживаете знатного гостя на почетное место: справа от хозяйки дома, если это мужчина, и по правую руку от вас, если это женщина. Хорошенько порекомендуйте своей супружнице, если у нее, ненароком, своенравный характер, не ругаться, если гость нумбер ван случайно наступит ей на ногу. Запретите своей брюзге хлестать его по фейсу под тем предлогом, что он ее бывшая пассия. Постарайтесь вдолбить ей, что это, в общем, большая честь, когда важная персона вытирает подошвы о ее лакированные лодочки. На вас возлагается обязанность развлекать Маргарет. Только, пожалуйста, без панибратства. Старайтесь быть утонченным и галантным: «Прекрасная принцесса, как бы я хотел, чтобы вы помассировали мне коленную чашечку!» А еще лучше: «Когда смотришь на вас, кажется, что попал в сказку про фей. Любуясь вами, невозможно представить себе, что вы ходите в туалет, как все обыкновенные люди!» Не бойтесь льстить ей. Она с самого рождения окружена типусами, которые к ней подлизываются, поэтому бояться нечего – лишним не будет!
      Берюрье замолкает, потягивается, зевает, смотрит на часы и встает. Он подходит к краю эстрады и улыбается нам.
      – На этом я кончаю с приемами. Но я хочу вам порекомендовать одну вещь, хотя в моем учебнике она противопоказана. Они там пишут, что во время церемонии представления не следует делать намеков на счет их профессии. Я с этим не согласен. В один прекрасный день, на дружеской вечеринке, был один господии, которого мне представили только по его хликухе, не уточнив, чем он занимается. Какое-то время спустя я начинаю по-всякому поносить советников по финансам, обратив при этом внимание на то, что если бы она хорошо знали свою работенку, то давно были бы не советниками, а миллиардерами. Никто не возникал. Тогца я призываю в свидетели этого имярек, о котором я говорил. «Вы позволите мне оставить ответ за собой, – говорит он мне, – в виду того, что я сам – советник по финансам». Не допускайте подвохов такого рода. И говорите прямо и без всяких эдаких. «Я представляю вам господина Люшнока, который является скульптором по губке. А это господин Фротфорт, который владеет предприятием по очистке переходов». Или так, когда речь вдет о дамах: «Позвольте мне представить вам мадам Бельоньон, любовницу префекта. Господин Келэбель, штатный любовник председательши Бросмуа». Таким образом вы не сделаете ляпа. Если, конечно, вы не сделаете это нарочно!
      Когда Неподражаемый делает это впечатляющее заключение своей речи, кто-то тихонько стучится в дверь. Лицо Мастодонта покрывается яркими пунцовыми пятнами...
      – Наконец-то она пришла! – бормочет он, как в бреду. – Я сейчас крикну «войдите», а вы все, хором, мужики, кричите: «Здравствуйте, госпожа графиня!» Хорошо?
      – Войдите! – кричит Его Благочестивость.
      И мы все вместе, объединенные одним порывом с Берюрье, вопим:
      – Здравствуйте, госпожа графиня!
      Дверь открывается и входит хилый, рассыпающийся, помятый Дюпанар.
      Рассыльный, удостоенный такой чести, от изумления пошел зигзагом. Он смотрит на разгоряченные лица, вытянувшиеся навстречу ему, как вьюнки к солнцу, перекатывает из-под правой щеки под левую комок жевательного табака, будто ни с того ни с сего потерял обоняние.
      Радость Берю переходит в черную ярость.
      – Эй, вы, Дюконар! – обращается он к нему, – с каких это пор вы стали входить в аудиторию во время лекции?
      – У меня записка для господина Нио Санато, – блеет старая развалина.
      – Кто этот кретин! – орет его Округлость, который уже забыл мой псевдоним.
      Я поднимаюсь.
      Тут Ужасный опадает, как пена ва молоке, когда закрывают кран газовой плиты.
      Я хватаю конверт, который протягивает мне Дюпанар. В нем лежит фотография какого-то паренька тридцати лет с умным взглядом. У него темные волосы, причесанные в стиле Бельмондо, на подбородке ямочка и очки в оправе из черепахового панциря. К фотографии приклеен листочек, на котором на машинке отпечатана: «Инспектор Авель Канто».
      Сестрички, у меня от этого свело скулы. И было от чего: у этого Авеля Канто не было ничего общего с тем Авелем, который учился в этой школе и который исчез! И вдруг в моей башке все прояснилось, как при свете неоновой лампы.
      Ваш обожаемый Сан-Антонио не такой уж недотепа, мои милые, так как он все время что-то варил в своем котелке, пока Берю раздвигал горизонты знаний этих молодых людей. Он всегда оставался комиссаром при исполнении, несмотря на то, что был все время в тени. Сейчас он держится в сторонке, потому что центром притяжения является Берю, но его голова все время работает. И он вас не забывает, поверьте этому.
      Oн нарочно заставляет вас мучиться от нетерпения. Макиавелли! Когда Сан-Антонио отходит в сторону, желание возрастает! Верх хорошего тона – уметь уступать свое место, везде, и даже в книге!
      Сейчас мне все стало ясно, как дважды два: Авель Канто был зачислен в школу, а банда террористов перехватила его в пути и подменила его подставным Авелем Канто.
      Только два слушателя в школе сыщиков знали настоящего Авеля: Кастеллини и Бардан. Террористы были в курсе насчет Кастеллини и в срочном порядке сбросили его в пролет до приезда в шкалу Канто номер два; но им не было известно, что настоящего Канто знал еще один слушатель. Когда в автобусе Бардан обнаружил подмену, он понял, что происходит что-то серьезное. Он, может быть, даже связал между собой это присвоение чужой фамилии и «самоубийство» Кастеллини? Как бы то ни было, он допустил какую-то неосторожность, когда вышел из автобуса, и она оказалась для него роковой. Какая неосторожность? Это еще предстоит выяснить, во всяком случае, край завесы приподнят, как говорится в еще более плохих, чем мой, романах. Дюпанар уходит.
      Берю громко стучит кулаком по столу, чтобы успокоить аудиторию и привлечь внимание к себе.
      – Граждане, – провозглашает Трибун, – пожар потушили, продолжаем нашу лекцию. Я перехожу к рубрике «правила хорошего тона автомобилиста», ввиду того, что, как я вам уже говорил немного выше, колеса занимают важное место в современной жизни.
      Указательным и большим пальцем он нежно массирует мочку уха и торжественно заявляет
      – Есть два вида автомобилистов: люди, которые крутят баранку своей машины, и люди, которые ее не крутят. Первые называются мерзкие шоферюги, а вторые – безобразные пешеходы.
      Берюрье властным, обычным для него и уже знакомым для вас, жестом прекращает смех:
      – Между пешеходом и автомобилистом гораздо больше разницы, чем между таксой и Эйфелевой башней. Например: какой-нибудь мужик вертит туда-сюда баранку, чтобы припарковаться. Если у него на пути появляется пешеход, он ему кричит, опустив стекло:
      «Ты, раззява, ты что, не можешь посторониться?»
      На что пешеход ему, естественно, отвечает
      «Ср...ть я хотел на тебя и на твою колымагу!»
      Ладно. Автомобилист глушит двигатель, через правое окошко опускает монету в счетчик времени стоянки и выходят из машины через левую дверь на проезжую часть. Его задевает проходящая машина. Он тут же начинает вопить:
      «Давитель! Нет, вы только посмотрите на них, они думают, что им все дозволено, этим шоферюгам!» Такая капитальная трансформация. Мгновенно! Стоит автомобилисту выйти из машины, и он тут же теряет свою шоферскую психологию водителя. Я позволил себе составить для вас один небольшой список того, что пешеход может кричать автомобилисту, а другой – того, что автомобилист может выдать пешеходу! Это для тех, кто лезет за словом в свой карман.
      Он вытаскивает из кармана клочок туалетной бумаги, что красноречиво свидетельствует, в каком месте он предается размышлениям, разглаживает его, как стофранковую купюру, и читает:
      – Для пешеходов, двоеточие: Убийцы! Ты, со своим танком! Ты, со своей телегой! Давитель! Педик! Фашист! Выйди из своей развалины, если ты мужчина! Скрипучая телега! Ты меня не напугаешь своим эсминцем! Тварь поганая! Дерьмо собачье! Задница! Противная харя! Бестолочь! Чудак, на букву "м"! Фуфло! Отвали, пират! Отвали, хамло! Отвали, нувориш! Пижон! Бандит! Банкир! Жулик! Бездельник! Гестаповец! Гомик! Зверюга! Страшилище! Подонок! Ты учился водить на сеялке!
      – Заучите эти выкрики наизусть, – рекомендует Толстый, – у вас уже будет какая-то база. Запомните, чем больше машина, тем больше можете ругаться. Если автомобиль американский, не раздумывая обзовите шофера америкашкой, даже если у нее номер департамента Сена. Если за рулем женщина, не бойтесь обоавать ее путаной, или проституткой, если она медленно едет! Она успеет расслышать, и это ее еще больше расстроит. Перейдем теперь к списку выражений автомобилиста. Когда вы перестаете быть пешеходом и становитесь водителем, вот, что вы должны кричать. Он достает второй клочок пергамента того же рода и того же назначения, что в первый, и читает своам пропитым голосом:
      – Отвали с дороги, дохляк! Отвали в сторону, я не хочу пачкать свои колеса! У тебя что, ноги онемели? 3адница! Тварь поганая! Дерьмо собачье! (здесь есть немного общего и для автомобилистов, и для пешеходов). Замухрышка! Моллюск! А это видел, гнусная харя? Если ты торопишься, поезжай на катафалке! У тебя нет желания застраховать свою жизнь? Шкет тротуарный! Уйди с дорога, горилла! Ты, что в деревне, сиволапый! Уйди из-под колес, гнус ты этакий, такую образину давить не хочется! А ты мою сестру знаешь? Ты, малый, что плетешься, как стадо гусей? Заткни хайло, раб! А задницу видел? Дай, я тебя расцелую! А самое страшное ругательство: Пешеход!
      Берю замолкает. Кто-то опять стучит в дверь. Он хватается рукой ва сердце.
      – На этот раз – это она! – вскрикивает он оргазмическнм голосом. – Давайте, все разом, ладно, как только я скажу: «Войдите!», вы: «Здравствуйте, госпожа графиня!»
      Мы опять проделываем тот же номер, что и несколько минут назад, и опять, как несколько минут назад, входит Дюпанар. Под взглядом наливающихся кровью глаз Толстого он крадучись направляется ко мне.
      – До каких пор этот гнусиый тип будет вносить мастурбацию в мою лекцию! – громоголосвт Ужасный в Своем Гневе. – Скоро прекратится этот бардак, Дюконар? Вы что, в универмаге «Галери ля Файет», папаша?
      Но Дюпанар по-прежнему сохраняет чувство собственного достоинства, несмотря на то, что его уже дважды приветствовали криком «Здравствуйте, госпожа графиня!»
      Он подходит ко мне и шепчет в мои лопухи:
      – Господин директор просят, чтобы вы после лекция зашли к нему.
      Я говорю «хоккей», в мужичок выходит из аудитории под саркастическую улыбку Толстого.
      – Продолжим, – говорит он, как отрезает. – Пешеходы и автомобилисты не всегда лаются между собой. Кампания, организованная газетой «Франс-Суар» под девизом «Давайте не будем сердиться», дала свои плоды. И люди теперь стали упражняться в вежливости. Послушайте, на прошлой неделе, в Париже, я видел волнительную сцену. Один старый господин с тросточкой и в шубе с меховым воротником переходил перекресток. В это время на перекресток выкатывается машина. И останавливается: чтобы не мешать ему. Этот старый господин так это галантно приподнимает шляпу и говорит: «Прошу вас». «Нет, нет, что вы, – отвечает водитель, – проходите, месье». «Ни в коем случае, – упирается тот, – у вас право преимущественного проезда». «Я не могу этого себе позволить, проходите, прошу вас!» «Обо мне не беспокойтесь, вы едете быстрее, чем я!» – упрямо возражает старикан. Тут какой-то парень на трехколесном мотороллере, которому они не давали проехать, кричит: «Эй, дед, давай шевели своей з...!» Старик двинулся, и одновременно с ним двинулся автомобилист. В результате старик оказался в хирургическом отделении с одной переломанной конечностью. Вот видите, как опасно быть слишком галантным.
      Все дело в дозировке. Если у вас право преимущественного проезда, так пользуйтесь им, а не стройте из себя д'Артаньяна. А теперь я хочу вас серьезно предупредить насчет продавцов подержанных автомобилей. Это проклятая раса. Доказательство – история, которая приключилась с моим другом Симом Камилом.
      Как-то он заявляется к владельцу гаража, чтобы купить себе какой-нибудь драндулет. И вот хозяин начинает его обхаживать.
      «Берите вот эту, лучше не бывает».
      «Я не хочу черную машину», – отвечает Сим Камил.
      «Она не черная, а баклажанного цвета, – возражает продавец. – Самый модный цвет!»
      «Послушайте, вроде движок почихивает!»
      «А больше ничего! Уж не хотите ли вы мне сказать, что эта машина чахоточная! В ней только сегодня утром отрегулировали клапаны, поменяли свечи и контакты прерывателя. Мне каждую машину доводит до кондиции один хороший специалист из фирмы „Монлери“, и если выдумаете, что соображаете в этом лучше, чем он, тогда так и скажите!»
      «И покрышки лысые!»
      "Да что вы ко всему цепляетесь, честное слово! У всех машин с номерным знаком "X" резина не прошла и восьми тысяч километров!"
      «Я хотел бы 64-го года выпуска».
      «Ну, и в чем дело? Разве эта не 64-го? Посмотрите в техпаспорте: выпущена в 63-м году!»
      «...?»
      «Ну, вы могли и не знать, но год выпуска исчисляется за три месяца до проведения автомобильного Салона предыдущего года!»
      «Смотрите, в этом месте крыло выпрямляли! Краска-то другая!»
      «Вы, что, издеваетесь, папаша! Клянусь, что вы специально цепляетесь ко мне! На этом месте крепилось зеркало заднего вида, и его сняли, потому что по новым правилам с ним нельзя ездить. Машина 63-го года и прошла всего восемь тысяч. Ну, и дела! Вот типчик навязался! Жалуется, что ему попалась слишком красивая невеста! Разве я виноват, что хозяин у нее был не коммивояжер, а водолаз, который ездил на ней только в отпуск? Клянусь вам, что от вас у кого угодно опустятся руки. Я вам дам еще корову впридачу, если вы мне не скажете, что она скоро отелится. Не хотите, не берите, вы не первый, кто упускает единственный шанс в своей жизни! Ваша воля отказаться от такого подарка, зато это будет мне наукой, что я такой идиот!»
      – В конце концов, – подытоживает Берюрье, – мой товарищ решился. Четыреста штук! Он выписывает чек и едет домой, а продавец в это время занимается оформлением техпаспорта. И что же товарищ видит, придя домой, на кафеле кухни? Окоченевший труп своей любимой жены. Умерла от удушья! Сбежавшее молоко загасило газовую горелку. На следующий день он отправляется к тому же торговцу и просит его купить свою машину назад, ввиду того, что у него больше не лежит сердце к автомобильным прогулкам. И вот что из этого получилось.
      «Принимая во внимание сложившиеся обстоятельства, я не могу оставить у себя эту машину», – рыдает Камил.
      Хозяин гаража выдавливает скупую слезу сочувствия.
      «По-человечески, я вас понимаю, – говорит он, – но дела есть дела. У меня большие накладные расходы».
      «Я умаляю вас, возьмите ее назад!»
      «Ну, ладно, я же не людоед. Посмотрим, что у вас за товар».
      Гаражист начинает ходить вокруг собственной тачки и рассматривает ее, будто видит первый раз в своей жизни.
      «Какой ужас, она баклажанного цвета! Вы знаете, на этот цвет уже давно не было спроса. Что-то около десяти лет... А потом, прислушайтесь, вы слышите, как работает двигатель? Как испорченный будильник. Будто у него астма или эмфизема легких! Бьюсь об заклад, что в задний мост подсыпали опилок, чтобы он не гремел! А покрышки! Не видно даже намека на рисунок! А сколько там на спидометре? Восемь тысяч! Не делайте из меня идиота, старина, тут и дураку понятно, что его отмотали назад! Если бы вы пешедралом протопали разницу между тем, что показывает спидометр, и тем, сколько она прошла на самом деле, вы бы истерли до колен свои ходули! 63-ий год? Ну, да! Наверняка 62-ой, потому что предыдущий Салон проходил в июне! Я уж не говорю о том, сколько раз ее били! Смотрите, это крыло покрашено свежей краской, к тому же красной. Да, а вы точно уверены, что это была не пожарная машина? В общем, так! Я могу предложить вам за этот металлолом... скажем, его восемьдесят тысяч, да и то потому, что у вас такое горе!»
      «Но, – падает в обморок Сим Камил, – я заплатил за нее четыреста тысяч! Она даже не выходила из гаража!»
      «Ну, и что из этого? Что я могу поделать, если вы такой законченный кретин?»
      – Поэтому принимайте меры предосторожности! – призывает Берю.
      Он собирается уточнить, какие меры являются самыми идеальными, как опять раздастся стук в дверь. И тут он не выдерживает, вскакивает со стула и со злостью кричит во всю мощь своих бронхов:
      – На этот раз это ему так не пройдет, хватит! Я так врежу под зад этой нахальной образине, что он, как мяч, вылетит отсюда! Чтобы ои знал, что здесь класс, а не общественный писсуар! Ты понял, придурок! – орет он, рывком распахивая дверь.
      И, как пораженный громом, замешкает.
      В дверях стоит графиня Труссаль де Труссо, от талии до волос увешанная драгоценностями.

Глава пятнадцатая,
В которой Берю и его графиня вместе делают обзор правил хорошего тона до того момента, пока Берюрье не испытал страшное разочарование

      Самое первое, что приходит в голову, это то, что графиня навешала на себя вагон и маленькую тележку! Все свои наряды! Все свои диадемы! На ней одной уместилась вся витрина ювелирной лавки «Ван Клиф». У нее везде драгоценности: на шее, на лбу, на десяти пальцах, на животе, на сосках грудей, на запястьях, на локтях, на поясе, в ушах, в волосах! Закованная в панцирь из золота, бриллиантов и жемчугов, г-жа Труссаль де Труссо вся искрится, сверкает, сияет неоновыми огнями, горят ярким пламенем, переливается всеми цветами радуги. Это просто фейерверк! Она пропускает весь дневной свет через свои капилляры, а потом, обогатив и облагородив и обратив его в огненный порошок, разливает его вокруг себя.
      Под тяжестью своих редких камней она становится ярко красной. Ее рубины заигрывают с изумрудами, опалы с сапфирами, а бриллианты со всеми остальными. Ее декольте выбрасывало света на десять миллионов франков! Будто волшебный фонтан! Световая реклама! Драгоценная кольчуга! Фея! Волшебница! Восток! Фатима! Врата сказочной пещеры! Маркиза де Шателе! Финал волшебной сказки! Ослепление! Умопомрачение от солнечного удара! Сказочная роскошь! Ударная сила Франции, обратившаяся в чудо!
      От изумления Берю чуть не теряет рассудок. От восхищения становится пурпурным, от восторга обалдевает.
      – Моя графиня, моя графиня! – как заведенный повторяет он вне себя от радости. – Какая честь! Какое счастье! Какая радость! И, как говорил глава ливанского правительства на открытия двух недель французского фильма: какое удовольствие принимать у себя в Бейруте такую красивую дэвушку! Входите же, дайте мне вас поприветствовать-с, представить-с вас, поцеловать-с вам ручку-с.
      Не помня себя от радости, он порывисто, как в театре, склоняется веред ней.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22