Арбитражный десант

      - Ты?! - одновременно вырвалось у обоих.
      - Я-то я, - вяло подтвердил Жукович. - А ты чего вдруг надумал?
      - Повидаться. И... вообще.
      - Разве что "вообще", - Жукович помялся. Интенсивно, по-лошадиному, принялся втягивать воздух, - лестничная клетка наполнилась тонким ароматом "Мадам Клико". - Ориентацию, что ли, сменил?
      Из-за спины Дерясина выступила свежая, благоухающая Холина:
      - Здравствуйте. Олег, кажется? Надеюсь, не забыли меня?
      При эффектном повлении женщины Жукович сделался совершенно угрюмым:
      - То-то чувствую, чем-то знакомым воняет.
      - О! Вот теперь и я вас признала. А то мне врали, будто вы джентльменом стали.
      - Фуфло вам гнали! Вы вообще, с чем сюда вдвоем приперлись?
      - Может, ты нас все-таки запустишь? - Дерясину надоело стоять на лестнице. - Что-то больно к гостям неприветлив.
      - Так незваный гость, он и есть неожиданный, - Жукович неохотно отодвинулся, пропуская их в узенькую прихожую, поклеенную обоями под кирпичик. Ирина, собиравшаяся положить на трюмо перчатки, предусмотрительно провела пальцем по поверхности: в слое пыли появилась свежая борозда.
      - Жену я неделю как выпер, - без затей объяснился Жукович. - Пускай у родителей чуток оклемается. А то кудахтала тут с утра до вечера, мол, губишь себя пьянкой. Так это ж никакого здоровья не хватит - такую гадость о себе с утра до ночи выслушивать. Хотя... - он разудало ощерился, - выпивка, и при том неумеренная, действительно имеет место быть. Очень она мне досуг скрашивает. В чем сокрушенно признаюсь.
      Он поглядел, как стягивает Дерясин кашемировое пальто, пощупал костюм.
      - Дорогое сукнецо. Вижу, забурел.
      - Есть немного, - неловко подтвердил Андрей. - Ты в комнату позовешь или?...
      - В общем-то можно и в прихожей. Но... Ладно, вам же хуже, - непонятно пригрозил Жукович, подошел к ближайшей двери, из-за которой доносилась музыка. - Мы тут, правда, фестивалим немножко. Так что - заходите, знакомьтесь.
      И - решительным жестом толкнул дверь.
      За круглым с облупленной полировкой столом, уставленном обглоданными, заветренными закусками и, само собой, водочкой, сидел, опершись на локти, заросший щетиной мужчина, на вид, лет тридцати пяти, в несвежей тельняшке, распираемой атлетическим торсом. Глаза его с легким монгольским разрезом, мутные, будто забродивший океан, с прищуром смотрели на вошедших. Очевидно, увиденное не впечатлило его. Левая рука с якорем на запястье донесла стаканчик с водкой до рта и - опрокинула.
      Не отрывая глаз от холеной гостьи, он потянул пальцами из банки шпротину. Масло потекло по рукаву тельняшки. Брезгливая Ирина скривилась.
      Заметив это, сидящий с чувством рыгнул.
      - Знакомьтесь, - Жукович разудало повел рукой. - Мой лучший, можно сказать, друг. Только вернулся из плаванья. - Тогда все понятно. Матрос в смысле моряк, - съехидничала Холина.
      - Именно что так, - человек в тельняшке прикрыл один глаз, и, будто снимающий мерку портной, прошелся сверху вниз вдоль длинной юбки Холиной, демонстративно задержался на двух передних разрезах, отчего бойкая женщина неожиданно заалела. - Что, слюна потекла? - обозлилась она.
      - В общем более-менее. Правда, на мой вкус, бедро худосочно и титьки, наверное, без лифчика отвисают. А так ничего. Еще бы штукатурку с тебя содрать, чтоб поглядеть, какая ты на самом деле. - Какая бы ни была, да не про твою честь.
      - Как знать, - глаза его сделались колючими. - Ну, что ты меня сверлишь, фифочка? Привыкла, поди, что мужики спинку повидлом мажут. Кисея бродячая!
      - Это что-то из ряда вон! - привыкшая безнаказанно насмешничать над мужчинами, Холина, столкнувшись с неприкрытым, подзаборным хамством, растерялась.
      - Что в самом деле за бухарь? - нахмурясь, тихонько поинтересовался Дерясин у Жуковича.
      - Зачем же так официально? - у моряка оказался неожиданно тонкий слух. - Зовите меня просто - господин Лобанов.
      И он поглядел на Дерясина с таким откровенным вызовом и с такой отчаянной, радостной готовностью поскандалить, что Андрей смутился.
      - Вообще-то он иногда бывает смирный, - успокоил гостей Жукович, чрезвычайно довольный их испугом. - А ты, Дэни, кончай людей стращать. Люди из банка приехали. Чего-то хотят. Так что давай сперва выслушаем.
      - Так раз хотят, это ж совсем другое дело, - моряк вновь потянулся к бутылке. Приподнял ее в сторону Дерясина, но тот хмуро отказался. - Понятны ваши огорченья. Кроссовки жмут и нам не по пути. - Похоже, давно пьете! - Дерясин демонстративно затолкнул носком под диван выкатившуюся оттуда бутылку. - Всего-ничего, третий день, - Жукович отчего-то обиделся. - Знаете, вы выкладывайте, с чем приперлись. Если с добром, так нечего рыло воротить, подсаживайтесь к столу. А если антиалкогольные лекции мне тут читать, так этого добра я...
      - Вообще-то мы как бы за тобой, Олег, - Андрей смахнул с угла дивана наваленные газеты, вытер освобожденное место платком и усадил оскорбленную Ирину.
      - Что значит "за мной"?
      - Прослышали, что до сих пор не работаешь. Хотим предложить в банк вернуться. Все-таки среди людей. При деле.
      - Кто это "мы"? - Жукович насупился. - Подлесный, что ли? Еще не настучался по моей башке?
      - В банке сейчас новая команда, - поспешил успокоить его Андрей. - Я и Кичуй - вице-президенты.
      Жукович моментально перекинул через руку грязную салфетку и прогнулся в холуйском раже. Патлы свесились вниз:
      - То-то гляжу, на нем шкеры крокодиловой кожи! Дэни, грубиян проклятый, как же мы так опростоволосились? Даже портянки к приходу высоких гостей не погладили. Еще и на "ты" себе позволили. Знать бы раньше - ковровую дорожку расстелил. Впрочем - нет. Ее мы уже, кажись, пропили. Под одобрительные аплодисменты собутыльника Жукович раскланялся.
      Холина поднялась. Сморщила уничижающе носик. - Похоже, это уже клиника.
      - М-да, пожалуй, - огорченно согласился Дерясин. - Ну что ж, приятно, как говорится, было повидаться.
      - Как же, приятно вам! - Жукович зло скривился. - Ишь, с какими они подходцами научились. Благодетелем сюда заявился. Из трясины меня вытаскивать. Человеколюб хренов! Что? Тю-тю на Воркутю? Разбежались дочерние компании? Дерясин ошеломленно оглянулся:
      - Так и ты уже знаешь! - А вы что думали? Понаделали компаний на "физиков", и они будут тихохонько ждать, пока вы там меж собой определитесь, кому как делить? Да не, милые: люди тоже кушать хочут. Я и то слышал, что на рынке нашими "дочками" вовсю торгуют.
      - Вот это и хотим остановить, Олег.
      - Так и - ...флаг вам в руки!
      - Если уж до конца откровенно, - пропал реестр.
      Жукович присвистнул:
      - Далеко зашло. Слышал ли ты, о друг мой Дэни?
      - Да, какая-то в державе Датской гниль, - опорожняя очередной стаканчик, важно подтвердил Лобанов. - Надо же, какие у нас морячки начитанные пошли, - не сдержалась мстительная Ирина.
      - Так скушно в плавании. Вот и упражняешься "Гамлетом", - то в переводе Лозинского, то - Пастернака. А то еще большая радость, если удастся порнушку отхватить. Оченно отвлекает. Ирина приготовилась сказать новую колкость. Но Андрей раздраженно дернул ее за рукав, - не препираться пришли.
      - Практически мы ставим все заново, - заявил он. - Нужны проверенные люди в команду. Как ты, Олег.
      - Будет тебе тут словесным поносом дристать! - зло перебил Жукович. - Ведь на самом деле вам от меня надо, чтоб реестр восстановил, и - только.
      - Хотя бы для начала это. Работа будет хорошо оплачена. - Хорошо - это сколько? - с живой насмешливостью отреагировал Жукович. Голос его хлестанул вверх. - Накормлен обещаниями! До сих пор жалкие пятьдесят тысяч, что были обещаны за аукцион, пачками сыпятся. Только почему-то все во сне. И мне плевать, что те, которые обещали, уже смылись. Рыло и душу мне набить не забыли. А вот денежки, честно заработанные, заплатить - видишь ли, не сложилось. Все вы для меня одинаковы. Ишь как ловко - нахапали, разбежались и вроде теперь никто ни перед кем не виноват! А то, что я по милости опричничка вашего - Подлесного полтора месяца с инфарктом провалялся - это опять не в счет? За скобки вынесли?! Кем он, кстати, у вас? - Начальник службы безопасности, - неохотно, прядвидя реакцию, сообщил Дерясин. - О, как! По заслугам и честь, - Жукович хлопнул себя по ляжкам. - Каков банк, таковы и работнички. И ты мне посмел предложить к этой паскудине!... - Почему к нему? С ним как раз у тебя никаких контактов не будет. Все вопросы напрямую со мной или с Игорем. Впрочем, все это теперь неважно. Я же не знал, что ты после инфаркта и тебе нужен покой. - Как раз ни в коем случае. Покой ему последнюю неделю только снится, - Лобанов с хохотком прищелкнул по стакану. - Так что для смены обстановки поработать чуток его мотору как раз не повредит. Это я вам авторитетно как судовой механик заявляю. А вот словеса ваши насчет "заплатим" - в самом деле дешевка. Дерясин помрачнел.
      - Может, мы без этого матросика все-таки договорим? - он с силой потянул Жуковича в коридор.
      - Можете, - вальяжно разрешил Лобанов. - Но только толку не будет. Потому что я его еще обломать могу. Ежели захочу, конечно. А вот ты со своей макияжной куклой навряд ли.
      - Да не вернусь я туда! Знаю этих кидал.
      - А чтоб не кинули, мы контрактик составим, - матрос провел в воздухе вилкой, будто текст чертал. - Все пропишем. Но самым первым пунктиком оговорим, что в силу договорчик вступает с момента выплаты подъемных. Сколько там тебе недодали? Пятьдесят? Плюс, стал быть, проценты набежали и - за вредность: утруска организма дорогого стоит. Это у нас... Черт, всегда с арифметикой нелады были. Для верности на полтора умножим и - цифру прописью.
      И он опять приложился к стакану, не переставая следить за удивленным Дерясиным.
      - Ничего не скажешь, подкованный судовой механик, - не сдержалась, чтоб не съязвить, Ирина. - Чувствуется большой опыт сутяжничества. - Есть малек, - добродушно подтвердил Дэни. - Так что скажешь, вице - хренице?
      - В банке сейчас как бы не до жиру. Каждый доллар считаем. Но если это твое условие, Олег?
      - Условие! - подтвердил Жукович. - Да и то я б еще сто раз подумал...
      - Хорошо. Завтра же переговорю с Керзоном. Думаю, он согласится.
      - С Керзоном? - заинтересовался Дэни.
      - Вам-то что?
      - Да просто подумалось: неделя как вернулся. Устал вроде шланговаться, - он с хрустом потянулся, задумчиво огладил небритые щеки. - Пойду-ка я, пожалуй, тоже к вам на работу.
      - Судовым механиком? Так в банке своего флота нет, - снасмешничала Ирина.
      - Я без него не согласен, - скороговоркой выпалил Жукович. - Возьмете его, пойду и я. Это тоже условие.
      Дерясин куснул губу:
      - И кем желаете? Слесарем-сантехником? Электриком? Чего можете?
      - Могу и слесарем, и электриком, - лениво подтвердил морячок. - А могу и банком командовать. Нам, пролетариям, где бы ни работать, лишь бы не работать. И вот что, мальчик, - он поднялся, шагнул к Дерясину, оказавшись на полголовы ниже, что его совершенно не смутило. - Ты завтра на утречко пропуск мне закажи. Может, если надумаю, и впрямь подгребу вместе с Олегом. Там и с должностенкой определимся. Помрачнев от этого снисходительного "мальчик", Дерясин сухо кивнул и вместе с Холиной поспешил покинуть негостеприимную квартиру.
      В спину им донеслось довольное похохатывание.
      - Полный отстой, - процедила Ирина, едва шагнув в лифт.
      Андрей лишь сумрачно кивнул. В этом они сошлись. Но что оставалось делать? Кроме Жуковича, никто другой восстановить реестр не сумел бы.
 
      5.
 
      Рублев тихонько зашел в обшитый мореной доской кабинет директора фабрики "Юный коммунар". В противоположном углу он не сразу разглядел затерявшуюся за огромным столом Манану Юзефовну Осипян. В ярком желтом блузоне она напомнила Рублеву махонькую канарейку, забившуюся в угол огромной клетки. Впрочем это была вполне бойкая канарейка. Покусывая неизменный мундштук, она неприязненно вслушивалась в монотонный мужской голос из селектора. Посторонний звук в кабинете насторожил ее, и она приподняла замыленные усталостью глаза. Но, кажется, Рублева не заметила. Невидящий взгляд ее скользнул вдоль стен, затем, не меняя выражения, сквозь вошедшего и, описав круг, остановился на чем-то, лежащем на столе. Увиденное волшебным образом смыло с нее усталое безразличие и вернуло взгляду знакомую задиристость.
      - Ты, вот что, не увиливай! - с кавказским акцентом перебила она бубнящего абонента. - Передо мной график и будь добр - соблюди!.. И нытьё оставь! Выполни сначала. Мужчина ты или как? Завтра жду в одиннадцать с рапортом о выполнении. А вот к нему уже можешь смело присовокупить докладную на снабженцев. Право ныть, его тоже заслужить надо. Будь!
      Азартно бросила трубку. Прищурилась, кажется, только теперь заметив гостя.
      - Всегда, как разволнуюсь, так - акцент просыпается, - пожаловалась она, перейдя, к слову, на безупречный русский. - И откуда? Из своих сорока четырех лет...
      - Быть не может!
      - Оставьте это! Все мои анкетные данные знаете, - Осипян вытряхнула из мундштука окурок, продула, ввернула новую сигарету и с аппетитом затянулась. - Так вот тридцать из них в России прожила. И ведь все равно - то и дело выскакивает откуда-то без спросу кавказский говорок. Как кашель.
      Она в самом деле зашлась сухим кашлем хронической курильщицы.
      - Вам бы курить поменьше, - осторожно посоветовал Рублев.
      - Увы! Теперь точно - поменьше осталось. Жизнь потихоньку-потихоньку к закату наклонилась, - она хмыкнула. - Так что, показали Вам наше хозяйство? Побывали, так сказать, в горниле?
      - Да. Спасибо. И в музей ваш знаменитый сводили. Могучее впечатление. Настолько все отлажено. - То-то что отлажено. А цену этой отлаженности понимаете? Годами синхронизировали. А вот разломать - в минуту можно.
      - Требуется наша помощь?
      - Не приведи Господь! - шумно испугалась Осипян. - Здесь мы и без вас расстараемся. Вы нам только не мешайте! Христом прошу. Все, что от вас требуется, - тылы мне гарантировать, пока я работаю. Чтоб знала, что сзади, с черного хода, никто не подберется. А вместо этого сами норовите нож в спину воткнуть. Понимаете о чем я, любезный Иван Васильевич?
      Любезности в ее густом голосе как раз не чувствовалось. - Хорошенького Вы о нас мнения, - Рублев натянуто улыбнулся.
      - Как раз такого, какого заслуживаете.
      - Манана Юзефовна! Что-то вы совсем, погляжу, не в духе, - несмотря на потуги Рублева перевести разговор в легкое, шутливое русло, тон кондитерши становился все более неприязнен.- Я, конечно, понимаю, бывают дни особых дамских настроений. Но все-таки... - Дни дамских настроений закончились еще неделю назад, - во взгляде Осипян мелькнул проблеск лукавства. Ей неожиданно понравилось, что безукоризненно вежливый председатель банковского совета вышел из себя. - Кстати, я для вас здесь не дама, а директор кондитерского холдинга, в котором банку принадлежит контрольный пакет. И, насколько знаю, банк собирается этот пакет спустить, даже не удосужившись поставить меня в известность.
      - А чтоб не сдали, вы выкрали из банка реестр дочерних компаний, - в тон ей "выстрелил" Рублев и, не давая опомниться, пристально вгляделся.
      - Какой реестр? У вас что, реестр пропал?! - поразилась Осипян. - А документы по моему холдингу что, тоже?!
      Она выскочила из-за своего командирского стола, ухватила ручкой Рублева за ворот и - потянула к себе.
      - Я тэбя спрашиваю!...
      - Да нет же. Ваши документы на месте. Хранятся в сейфе, - обескураженный Рублев с трудом высвободил рубаху.
      - И на том спасибо, - Осипян, тяжело дыша, опустилась рядом. - Ох, вы и разгильдяи! Еще хуже, чем думала. Это какой же бардак надо развести, чтоб из-под носа целые базы данных уводили.
      Она с любопытством глянула на понурого председателя банковского совета. Подтолкнула вдруг его локтем:
      - Слушай, а с чего вы взяли, что это для меня выкрали?
      - Старое правило. Ищи интерес.
      - Ну, вы даете! - Осипян, похоже, так удивилась, что не очень и обиделась. - Напрягите извилины: зачем мне ваш реестр? Сколько у банка дочерних компаний и участий?..Двести, триста?
      - Много больше.
      - А таких холдингов, как мой, тоже сотни? Или все-таки, дай Бог, с десяток? - Таких единицы, - Рублев принялся загибать пальцы. - Да, пожалуй, такого больше нет.
      - Так вот и соображайте, вы ж профессор. Сами говорите, ищи, кому выгодно. Мне-то какой смысл утянуть ваш реестр? Или все после этого забудут, что банку принадлежит кондитерский холдинг в триста пятьдесят миллионов долларов? Может, в депозитарии сама собой сотрется соответствующая запись? Ан дудки! Нет у меня возможности втихую от вас, сволочей, сорваться. Хоть и хочется. А вот какой-нибудь леспромхозик, или цементный заводик, или коттеджные земли в Подмосковье в сутолоке заиграть вполне можно. Вот в каком направлении искать надо. Логично, нет?
      Рублев неохотно кивнул. - Я об этом не подумал, - признался он понуро. - Не специалист, знаете ли.
      - А вы, похоже, ни в чем не специалист, - не пожалела его Осипян. - Только пальцы веером разводить горазды, - мы достигнем, мы преодолеем! Замполит вы, - вот кто. Ох, похоже, влипла я с вами.
      - Слушайте, что вы всё по мне, как трактором, ездите? Могли бы как-то и... не так агрессивно. В конце концов, нравлюсь я вам или нет... - Нет!
      Рублев хмыкнул:
      - За откровенность отдельное спасибо. Но я все-таки ваш партнер и пришел по вашему приглашению. Остались же законы восточного гостеприимства!
      - Это правда, - Осипян быстро поднялась.
      - Что?
      - Что разговор назрел. И что гость тоже... Вы на машине?
      - Да, - опасливо подтвердил Рублев в ожидании новой выходки. - Только я сам за рулем.
      Вчера Подлесному удалось доподлинно установить, что единственным объектом готовящегося покушения выбран президент банка Керзон. Узнав об этом, Рублев решительно отказался не только от охраны, но и от шофера.
      - А водить-то вы хоть умеете? - Осипян с сомнением пригляделась. - Ладно, придется рисковать. Подвезёте меня до министерства пищевой промышленности. По дороге и пообщаемся - на нейтральной территории. Воленс-неволенс - но о чем-то договориться нам действительно надо. Чтоб раз и навсегда.
 
      По сырому Гоголевскому бульвару в негустом потоке машин со стороны Воздвиженки неспешно двигался личный "СААБ" Рублева.
      Прямо перед машиной через дорогу нахально перепорхнула беззаботная студенческая стайка в вязаных шарфах и с воздушными шариками.
      - Совсем мы с вами с этой работой от жизни отстали. Москва-то к Новому году готовится, - завистливо подметила Осипян.
      Дома на противоположной стороне бульвара были увешаны рекламными щитами - "Снежное шоу Славы Полунина", "Новый год в Арлекино. Включено всёёёё!", "Москва - Токио. 31 декабря. Новогодняя ночь в Гостином дворе".
      - Где отмечаете? - спросил Рублев, дабы заполнить паузу.
      - Как всегда. Дома, с сыном. Если не сбежит стервец. Пятнадцать исполнилось. Так что - может, и вовсе одна.
      Рублев скосился влево и вдруг - столь резко вывернул машину к обочине, что едва не врезался в ползущий впереди "Жигуленок".
      - Это к чему бы так? - желчно поинтересовалась повисшая на ремне безопасности Осипян. - Может, я и была с вами недостаточно вежлива. Но не настолько, чтоб фейсом о стекло.
      Она проследила за взглядом своего спутника и - прервалась обескураженно.
      - Неужели...Второв? - глазищи ее широко раскрылись. На заиндевевшей бульварной скамейке спиной к ним нахохлилась одинокая рыхлая фигура.
      - Думаете, это он? - Манана почему-то перешла на шёпот.
      Рублев неуверенно кивнул. Еще какое-то время посидел за рулем, словно сомневаясь: - У него через месяц после...ухода из банка обширный инсульт случился. - Да, я слышала.
      - Похоже, недавно выписали. Хотите подойти?
      - Нет. Боюсь, - Манану передернуло. - Я лучше здесь.
      Рублев кивнул, перебежал дорогу, перебрался через низенькую витую решетку и принялся со спины подступать к сидящему: сначала - стараясь окончательно убедиться, что не ошибся, затем - колеблясь, стоит ли затевать разговор. Но уже знал, что не удержится и все равно подойдет. Он выбрался на аллею и остановился перед опершимся на трость, углубленным в себя человеком.
      Ни хруст снега, ни громкое дыхание рядом не вывели сидящего из состояния задумчивости. Лишь после паузы он неохотно, с усилием поднял лобастую голову.
      - Т-ты? - вяловато удивился он. - З-зачем? Слова давались ему с трудом. Левая, перекошенная книзу половина рта не поспевала за правой.
      Рублев сглотнул слюну: инсульт совершенно изуродовал знакомое до деталей лицо.
      - Проезжал мимо. Увидел. Ну, как ты, Володя? Слышал, что болел. Чем сейчас занимаешься?
      - С Б-богом беседую. А вы, з-знаю, все там же. Об-борону держите, - сквозь гримасу пробилась знакомая усмешка. - Держим, - коротко подтвердил Иван Васильевич.
      - Страстот-терп-пец ты наш. Не устал т-треп-пыхаться-то?
      - Кому-то надо.
      Второв раздраженно насупился:
      - И как?
      - Непросто, конечно. Но - появились перспективы. За тебя у нас Керзон.
      Иван Васильевич принялся было рассказывать о банковских событиях, но заметил, что собеседник нахмурился, и - прервался.
      - Про наших что знаешь? - спохватился Рублев. - Рассказать, кто где?
      - Н-нет. И... не инт-тересно.
      Глаза Второва в самом деле подернулись пленкой безразличия.
      Разговор не заладился. Рублев переступил ногами, собираясь попрощаться.
      От Москвы-реки донесся тугой гул церковного колокола Храма Христа Спасителя.
      Взгляды обоих пересеклись. И оба поняли, что припомнилось им одно и то же: заливистый звон церкви Всех Святых на Кулишках - под банковскими окнами.
      - Да-а, - выдохнул Второв. - Част-то в-вот думаю: для ч-чего все б-было? Для чего столько всего, чтобы вот так кончилось?..
      Он потряс головой, раздраженный внезапной для самого себя откровенностью, и, боясь услышать ответ, нетерпеливо замахал здоровой рукой:
      - Н-ну, иди, Иван В-васильич. П-поговорили и...иди.
      Рублев повернулся.
      - Ив-ван В..в... - окликнул его Второв. - Ты в-вот что...д-держись т-там. И всё - с-ступай.
      - Постараюсь, - благодарно кивнул Рублев.- Может, тебе что надо? Помочь хоть чем?
      - Иди же ты, н-наконец! Что ж так н-не п-понимаешь-то?! - с ненавистью выкрикнул Второв.
      Рублев кивнул тягостно и пошел к машине
      Возле ограды обернулся на громкий женский крик. - Нашла-таки! - с противоположной стороны к скамейке спешила женщина в накинутом пальто. Рублев вгляделся: это была бывшая жена Второва. - И что ж ты такой непослушный! Как дорогу-то перешел, Господи? Ведь задавили бы. Как свят, задавили бы!
      Она подбежала к сидящему, который, откинув в сторону негнущуюся ногу и навалившись на трость, с усилием поднимался.
      - Да не мучайся, помогу. Пойдем потихоньку. Там и бульончик готов. И сериал твой скоро начнется.
      В хлопотливом голосе ее причудливо перемешались страдание и радость. Когда-то они разошлись, потому что на неё его не хватало. Теперь он принадлежал ей - без остатка.
      Вернувшийся в машину Рублев склонился на руль.
      - Страшно-то как, - пробормотала Осипян. - Вчера еще глыба. А сегодня - вот так. У него хоть деньги на жизнь остались?
      - Что? - Рублев поднял голову. Он был захвачен своими мыслями. - Да, конечно. Для чего только? Вот есть миллион, есть десять, есть сто! Ведь, строго говоря, прожить безбедно достаточно и миллиона. Но нет, ты стремишься к десяти. А лучше - к ста и более! И так бесконечно. Почему?!
      Он требовательно посмотрел на Осипян.
      - Деньги. Вечная цель человечества, - пожала плечиком та. Банальный вопрос вызвал банальный ответ.
      - Да вот не цель же! - Рублев рассердился. - Вот плохо и мелочно, если цель. И заведомо обречено. Потому что тебя же они и сожрут. Никто не рождается шлаком! Шлаком становятся! Понимаете?
      Увидел, что она не понимает.
      - Да где тебе! Баба и есть баба, - раздраженно выкрикнул человек, еще за минуту до того бывший безукоризненно вежливым профессором. - Мы вот с ним, с Володей начинали. И цель-то была! - не находя слов, Рублев потряс руками. - Великая! Империю финансовую создать! Чтоб на всю страну! Технологии научные поднять и через банк - запускать в промышленность! Вроде как обновление через стволовые клетки. Как американцы через автомобили поднялись, а мы чтоб через инновационное финансирование! И в роли сердечника наш банк. Над нами сперва смеялись. А мы-то двигались! И вполне могли достичь своего. Могли же! - он с невольным укором глянул на ковыляющую по бульвару фигуру. - Вот где цель! А деньги что? Средство. А потом у Володи произошла вроде как подмена цели. Захватило его всевластие. Все больше и больше захотелось! Уже неважно, для чего. Важно достичь. И как с высоты рухнул, так сразу и надломился. Я так про эту его болезнь думаю. Денег-то на дожитие у него преизрядно.
      Он виновато повернулся к спутнице. На него с живым интересом смотрели огромные глаза-маслины.
      - Что-то я тут в запале брякнул лишнего?
      - Да. И слава Богу. - Она успокоительно положила ладонь на его руку. - Даже не думала. Недооценила я вас. Не замполит вы. Вы - политрук. Мне только любопытно: как же вы дальше-то с таким замахом жить собираетесь? - Да все то же. Буду держать позицию. И ради того, чтоб сохранить банк, на все пойду!
      - На всё? - Осипян вновь насупилась. - И мой холдинг продать?! Только начистоту.
      - А что остается? Чтоб не утонуть, нам придется сбрасывать баласт.
      - Баласт! - выкрикнула она с прежней злостью. - Лихо! Цель у него, видишь ли, великая! А что со мной будет, и в голове не лежит? А то, что холдинг мой - это пятьдесят процентов росийской кондитерки? Причем лучшие пятьдесят. Это вам невдомек? У меня только на "Юном коммунаре" оборот по двадцать миллионов рублей в день. Рентабельность десять процентов! И это когда весь рынок рухнул!
      Рублев обескураженно тряхнул головой:
      - Манана Юзефовна, Вы успокойтесь. Заверяю, что переговоры с покупателем будем проводить цивилизованно, с Вашим участием. Еще и получше нас хозяина вам подберем!
      - Да уж хуже некуда! - огрызнулась Манана. - Слушайте, вы что, всерьез полагаете, что я без вашей любви прожить не смогу? Или - без вас на мою кондитерку женишков не хватает? Зарятся. Каждый день обхаживают. Факсами и любовными телеграммами засыпают. Между прочим, у вас за спиной. Другого боюсь, чего вы, похоже, не знаете или вам до того дела нет. Она ухватила его за пуговицу.
      - Обаяют-то заграничные "кондитеры". "Марсле", не к ночи будь помянут, особенно домогается. Только нужно им на самом деле уничтожить всё, что нами наработано, да на моих площадях свои "Сникерсы" да "Марсы" паленые гнать. Еще бы - такой рынок на халяву под себя подмять! А я, милостивцы мои, всю жизнь на российскую кондитерку проработала. У нас такие эксклюзивы, какие Западу и не снились. Только раскручивай. Еще девятнадцатого века технологии сохранились. Да хоть сливу в шоколаде возьмите. А халва взрывная, что во рту тает? Я сама над ней десяток лет работала, прежде чем до секрета дошла. А грильяж в шоколаде? Основу до сих пор старухи месят. Ни весов, ни дозаторов. Пробовали секретец утянуть, ан - хрена с два! Вся рецептура на кончиках пальцев. И что? Всё в утиль прикажете? Цель у него, видишь ли, великая! А не получится если? Затравит вас Онлиевский. Порвет на куски. И - нет цели! А то, что за это время российскую кондитерку за здорово живешь уничтожите, так это ничего? Спишется? Да? Хотели как лучше? Да?... Да оставьте себе свой дурацкий платок!
      Она зарыдала, уткнувшись лицом в "бардачок". Обескураженный Рублев погладил ее по подрагивающей спине.
      - Да ладно вам. Еще же ничего не случилось, - бормотал он. - Пока только наметки. Еще раз просчитаем, прикинем. Не чужие!
      Осипян подняла опухшее лицо.
      - Я просто оглашенная баба, - всхлипнула она. - С мужем разошлась. Вот такой муж был! Вам такого черта с два найти. Известный на всю страну человек. И то - не выдержал. Бросил. И дурак был бы, если б не бросил. Ведь по шестнадцать-двадцать часов на производстве. Сыну пятнадцать лет. И - что? Много он меня видит? Иногда, впрочем, видел, пока я его в Англию в колледж не загнала! Так он там какой-то ноотбук спёр. Специально, понимаете? Чтоб в тюрьму посадили. Чтоб мамочка родная о нем вспомнила. Мамаша! Всем мамашам мамаша. А вы фабрику продать хотите. Сволочи вы после этого! Не хочу ни в какое министерство. Везите меня назад. Мне еще совещание с технологами провести надо.
      - Знаете что, - предложил Рублев. - Я завтра вылетаю на переговоры с западными кредиторами. А по возвращении подъеду. Может, что и придумаем! Добро?
      Он примирительно протянул руку.
      - Придумает он! - проворчала Осипян. - Чтоб придумать, мозги иметь надо.
      Иван Васильевич лишь покачал головой, - к ее взбрыкам он, кажется, начал привыкать.
      В тот же вечер Рублев дал указание Дерясину переговоры о продаже кондитерского холдинга приостановить.
 
      6.
 
      - Как фамилия?! Лобанов? - Керзон вскочил. - А представляется как Дэни?
      - Как господин Лобанов, - буркнул Дерясин. Переглянулся с Кичуем. Керзон, до того вяловатый, придавленный ожиданием неизбежной встречи с Суслопаровым, при упоминании Лобанова вдруг вспыхнул радостью. Как отчаявшийся человек, для которого внезапно забрезжила надежда. - Черт! Выходит, есть еще фортуна. А когда обещал придти? Главное, чтоб не передумал. У него ведь ветер в голове гуляет.
      Керзон схватился за трубку связи с секретаршей:
      - Немедленно позвоните в бюро пропусков. Как только подойдет такой - Лобанов, тут же чтоб проводили ко мне... Нет, пожалуй, проверьте прямо сейчас. По параллельной связи. Ага! Жду.
      Оживление его было неестественным. Кичуй глазами спросил Андрея, понимает ли он что-то. Но тот, и упоминувший-то про шалого морячка вскользь, в связи с Жуковичем, скроил недоуменную гримасу.
      Дородный Керзон грохнулся в кресло, шумно откинулся.