Отзвуки эха

– Мой брат тоже считает меня занудой. Но должен сказать, ваша сестра ошибается. Вы кто угодно, только не зануда. И мне так нравится разговаривать с вами.

– Мне тоже, – смущенно потупилась Беата, гадая, не пора ли ей возвращаться в отель. Они провели вместе довольно много времени, вероятно, дольше, чем следовало.

Они еще посидели и помолчали, любуясь озером, прежде чем Антуан снова обратился к ней:

– Хотите, я провожу вас в отель? Ваши родные, должно быть, уже волнуются.

– Мама повезла сестру за покупками. Вряд ли они вернутся до ужина, но вы правы, нужно идти.

Молодые люди неохотно встали. Антуан снова спросил, не болит ли у Беаты нога, и успокоился, услышав, что все в порядке. Но все же предложил ей руку, и они, весело болтая обо всем на свете, направились в отель. Вскоре выяснилось, что оба ненавидят вечеринки в целом, но любят танцевать. Антуан обрадовался, узнав, что Беата обожает лошадей и охотилась с гончими. Оба любили греблю и питали страсть к морю. Беата клялась, что в жизни не страдала от морской болезни, чему Антуан никак не хотел верить. Зато она призналась, что боится собак, потому что в детстве ее укусила собака. И оба согласились, что нет на свете страны лучше Италии, хотя Антуан заверил, что и Германия ему тоже по душе. Правда, в настоящий момент признать это было трудно.

Но и война, и тот факт, что страны, в которых они родились, стали смертельными врагами, казалось, не имели для молодых людей особого значения. Сейчас они старались получше узнать друг друга, и ничего более важного для них не существовало.

Антуану ужасно не хотелось покидать Беату, хотя сегодня вечером он собирался поужинать с родными. Он мечтал подольше побыть с ней и, когда они подошли к отелю, не спешил прощаться.

– Не хотите ли выпить чая? – предложил наконец Антуан, и глаза Беаты радостно вспыхнули.

– С удовольствием, спасибо.

Он повел ее к веранде, где подавали чай и за столиками сидели элегантные женщины, преуспевающие мужчины и влюбленные парочки: пили чай, лакомились крошечными сандвичами и тихо разговаривали на французском, английском, итальянском и немецком.

Чинно, с соблюдением всех церемоний молодые люди выпили чай и наконец, не находя больше предлогов задержаться, Антуан проводил Беату в вестибюль отеля и долго стоял, глядя на нее. Такая маленькая и нежная, и в то же время, проведя с ней несколько часов, он понял, насколько она сильна духом и более чем полна решимости защищать свое мнение. У нее обо всем было свое мнение, в большинстве случаев совпадавшее с его собственным. А если и нет… что же, это только забавляло его. Он находил Беату невероятно волнующей и ослепительно прекрасной. И хотел одного: снова ее увидеть.

– Как вы полагаете, ваша матушка не будет против, если я приглашу вас завтра на ленч? – с надеждой спросил Антуан, умирая от желания и не смея коснуться ее руки. Но больше всего ему хотелось дотронуться до ее щеки. Ощутить мягкость белоснежной кожи.

– Не уверена, – честно призналась Беата. Очень трудно будет объяснить ей, как они встретились и почему провели столько времени вместе, наедине. Но пока что ничего страшного не произошло, а Антуан был неизменно вежлив и, очевидно, из хорошей семьи. У родителей нет причин возражать, если не считать того факта, что он француз, а это вряд ли может служить достойной характеристикой. Но в конце концов, это Швейцария! Это совсем не то, что познакомиться с ним дома. И если даже их страны воюют, это еще не значит, что Антуан – плохой человек. Однако Беата не была уверена, что мать с ней согласится. Скорее наоборот: не согласится ни за что, поскольку ее братья воюют и их в любой момент могут убить. Ее родители были истинными патриотами и, как Беата хорошо знала, отнюдь не славились широтой взглядов. Беата также понимала, что и женихом Антуана сочтут неподходящим, потому что он не еврей. Но пока что об этом беспокоиться рано.

– Возможно, ваши мать и сестра тоже захотят присоединиться к нам? – с надеждой спросил Антуан, не собираясь сдаваться. Война в этот момент казалась ему незначительным препятствием. Беата была слишком необыкновенной, чтобы терять ее из-за подобных пустяков.

– Я спрошу маму, – тихо пообещала Беата. На самом деле она собиралась сделать больше: бороться, как тигрица, за то, чтобы вновь увидеть его, и боялась, что именно это ей и придется сделать. Потому что, по мнению матери, у него два огромных недостатка: национальность и вера.

– Может, лучше мне самому навестить вашу матушку и спросить ее? – озабоченно предложил Антуан.

– Нет, я сама, – покачала головой Беата. Они вдруг стали союзниками в безмолвном заговоре. Оба стремились продолжить столь внезапно начавшуюся дружбу. Беате казалось, что Антуан вовсе не флиртует с ней. Но возможно, они смогут быть друзьями. О большем она не смела мечтать.

– Могу я зайти к вам вечером? – нервно спросил он, и она назвала ему номер комнаты, где жила вместе с сестрой Бригиттой.

– Сегодня мы ужинаем в отеле.

Редкий случай.

– Мы тоже, – удивился Антуан. – Надеюсь, мы увидимся, и я смогу представиться вашей матушке и сестре. Но… что мы скажем им? Как мы познакомились?

Их случайная встреча была счастливой, но недостаточно пристойной, а долгая беседа – необычной, чтобы не сказать больше.

Беата рассмеялась:

– Скажу, что вы сначала сбили меня, а потом подняли.

– Уверен, это произведет на вашу матушку незабываемое впечатление. Живо опишете, как я толкнул вас в грязь или всего лишь бросил в озеро, чтобы отмыть после падения?

Беата хохотала, как ребенок, и Антуан ощущал себя бесконечно счастливым.

– Это было бы глупо! Лучше объяснить ей, что я вовремя подхватил вас, удержав от падения, хотя сначала действительно пытался подставить вам ножку.

Но Антуан уже не жалел об этом. Его неловкость сослужила ему хорошую службу.

– А вообще-то вы могли бы заверить свою матушку, что я представился вам по всем правилам.

– Возможно, я так и сделаю, – начала Беата, но тут же прикусила губу и с искренней тревогой уставилась на него, смущенная тем, что собиралась предложить.

– Как вы полагаете, будет ужасно, если мы скажем, что вы швейцарец?

Антуан поколебался, прежде чем кивнуть. Разумеется, его национальность может послужить камнем преткновения, по крайней мере Беата этого боялась. Но настоящая проблема заключалась в том, что Антуан – французский аристократ, а не еврей. Правда, этого Беата говорить ему не собиралась, втайне лелея несбыточную мечту, что, поскольку они всего лишь собираются остаться друзьями, мать не будет слишком противиться. Да и что такого особенного в том, чтобы иметь друзей-христиан? Среди близких знакомых ее родителей таких немало. Именно этот аргумент Беата собиралась использовать в споре с матерью, если та будет возражать против совместного ленча.

– В конце концов, я на четверть швейцарец. Главное – не проговориться и ни за что не упоминать о Франции, иначе выдам себя с головой. И если вы считаете, что так будет лучше, я готов назваться швейцарцем. Но какой стыд, что приходится скрывать собственную национальность!

Правда и то, что его семья была бы в ужасе, узнав о знакомстве Антуана с немкой и, хуже того, о его безумном увлечении Беатой. В эти дни между Германией и Францией не было ничего, кроме ненависти. Но Антуан никак не мог смириться с тем, что они с Беатой должны за это расплачиваться.

– Все будет хорошо, Беата, обещаю, – мягко сказал он, глядя в огромные голубые глаза. – Только не волнуйтесь.

Он не позволит никому и ничему встать между ними. А она… она чувствовала себя в полной безопасности и под надежной защитой. Они были почти не знакомы. И все же она поняла, что может доверять ему. Нечто необыкновенное и чудесное случилось между ними сегодня.

– Мы обязательно должны вечером увидеться, – прошептал Антуан, когда Беата вошла в лифт. И пока лифтер закрывал двери, она еще успела ему улыбнуться.

Беата поднималась наверх, отчетливо сознавая, что всего за один день жизнь необратимо изменилась.

Антуан, весело напевая, вышел на улицу.

Глава 2

К своей величайшей досаде, Беата оказалась не готова к реакции матери, услышавшей о приглашении Антуана на ленч. Беата объяснила, что они встретились в отеле, когда пришли на чай, немного поговорили, и Антуан предложил устроить совместный ленч. У нее не хватило храбрости добавить, что сначала Антуан пригласил ее одну: мать и так задохнулась от ужаса.

– С незнакомым человеком? Беата, ты в своем уме?! Ты совсем его не знаешь! Как ты повела себя, что он посмел пригласить тебя на ленч? – с подозрением допрашивала мать. Она оставила Беату одну всего на несколько часов, и этого оказалось достаточно, чтобы дочь завела разговор с незнакомым человеком! А ведь на нее это не похоже. Он наверняка авантюрист, завлекающий молоденьких девушек и с этой целью слоняющийся вокруг отеля!

Моника Витгенштейн была далеко не так наивна, как ее дочь, и страшно испугалась, не делал ли этот мужчина Беате нескромных предложений. Хуже всего, что Беата, похоже, находила его привлекательным, и это лишний раз доказывало матери ее отчаянную неопытность. Бедняжка еще совсем ребенок!

Монике с трудом верилось в добрые намерения Антуана, и потому она была склонна преувеличивать.

– Я всего лишь пила чай на веранде, – расстроенно бросила Беата. Все шло совсем не так, как было ею задумано, и теперь она не знала, что сказать Антуану.

– Мы поговорили немного… так, ни о чем. Он был очень вежлив.

– Сколько ему лет? И что он делает здесь, вместо того чтобы воевать?

– Он швейцарец, – натянуто произнесла Беата. Ну вот, она и решилась. Беата в отличие от Бригитты никогда не лгала матери. До сегодняшнего дня. Это было впервые. Но Антуан достоин любого риска и любого наказания… если ее разоблачат. Всего за один день он сумел завоевать не только ее преданность, но и сердце.

– Почему он не работает? Почему слоняется по отелю?

Моника была твердо убеждена, что все порядочные люди должны работать. У них нет времени распивать чаи по отелям и флиртовать с молодыми девушками.

– Он здесь в гостях, как и мы. Приехал навестить родных, потому что совсем недавно умер его дед.

– Сочувствую, – сухо обронила Моника, – и допускаю, что он вполне приличный человек, но все же мы совершенно его не знаем. И никто из наших знакомых нам его не представил, поэтому ни о каком ленче не может быть и речи.

И, словно вспомнив что-то, спросила:

– Кстати, как его зовут?

– Антуан де Валлеран.

Взгляды матери и дочери встретились и скрестились. Надолго.

Моника вдруг задалась вопросом: уж не встречалась ли Беата с этим человеком раньше?

Но она никогда не замечала в дочери ничего двуличного. Просто она слишком молода, неопытна и наивна.

– Он аристократ, – укоризненно заметила мать.

Абсолютно ясно, что он совершенно не подходит для ее дочерей, даже будь он при этом королем! Есть границы, которые переходить нельзя.

Беата понимала, о чем думает мать. Для этого слова не нужны. Они евреи, а Антуан нет.

– Разве быть аристократом – преступление? – съязвила Беата, но глаза ее были печальны, что еще больше встревожило мать.

– Ты когда-нибудь встречалась с ним раньше? – спросила она.

Девушка покачала головой. Но тут в комнату влетела Бригитта с охапкой покупок. Она прекрасно провела время в магазинах, хотя считала, что до войны в Кельне выбор был лучше. Но постоянные нехватки, связанные с военным положением, действовали ей на нервы. Как приятно хотя бы немного отдохнуть от всего этого!

– А как он выглядит? – немедленно заинтересовалась она, рассматривая черную замшевую сумочку и пару чудесных белых лайковых перчаток до локтя. – Очень красив?

– Не в этом дело, – отмахнулась Беата. – Просто он показался мне славным человеком. Он всего лишь пригласил нас троих на ленч, что, по-моему, очень вежливо и любезно с его стороны.

– А почему он это сделал, как ты думаешь? – неодобрительно нахмурилась мать. – Потому что умирает от желания познакомиться со мной и Бригиттой? Разумеется, нет. Он хочет провести время с тобой. Сколько этому человеку лет?

Очевидно, ее подозрения еще больше усилились.

– Не знаю. Может, ровесник Ульма.

На самом деле он был на пять лет старше брата. Третья ложь. И все для того, чтобы защитить их и уберечь только что завязавшуюся дружбу. Но ради Антуана можно и солгать. Беата хотела увидеть его снова, пусть даже в присутствии матери и сестры. Всего лишь немного побыть с ним. Кто знает, где и когда они снова встретятся?

– Он слишком стар для тебя, – отрезала мать, хотя вовсе не возраст был причиной ее возражений. Высказывать правду дочери она не собиралась. И не хотела заострять внимание на приглашении незнакомца. Лучше спустить все на тормозах.

Однако Беата и без того все понимала. Антуан не был евреем, и Моника не собиралась разрешать дочерям встречаться с красивыми молодыми христианами. Якоб попросту убьет ее за такое попустительство, а она привыкла во всем соглашаться с мужем, так что нет смысла позволить этому новому знакомству развиться в нечто более значительное. Не хватало еще поощрять швейцарского аристократа в ухаживаниях за дочерью! Сама эта мысль – настоящее безумие. Да, среди их друзей есть христиане, но Моника никогда бы не посмотрела на их сыновей как на женихов для своих дочек. Зачем искушать девочек тем, чего они никогда не смогут получить! И как бы ни были красивы Беата и Бригитта, ни одна ее приятельница-христианка не предложила познакомить их со своим сыном. В этом случае, как и во всех остальных, старшие лучше знали, как поступать, и Моника оставалась тверда и непоколебима. Иначе страшно подумать, что сделал бы Якоб.

– Не понимаю, что, по-твоему, может случиться за ленчем? – жалобно спросила Беата. – В конце концов, он не убийца.

– Откуда ты знаешь? – сурово отчеканила мать. Ей было совсем не смешно, тем более что Беата вела себя как-то странно. Она просто была не похожа на себя. Впрочем… она точно так же боролась за то, во что верила или чего страстно желала. Но нет, это всего лишь упрямство, тем более что она совсем не знает этого человека. И если это будет зависеть от Моники, никогда и не узнает. Лучше немедленно пресечь эти глупости, пока дело не зашло дальше. Моника прекрасно понимала, что Якоб ожидал от нее как от матери его детей именно этого. Однако теперь стало ясно, что пора искать мужа Беате. Если уж молодые аристократы кружат около нее как стервятники, пора девочке обзаводиться домом, пока не начались неприятности.

Свободомыслие никого не доводило до добра, хотя обычно Беата прекрасно себя вела, делая честь своим родителям. Поэтому Моника решила по возвращении немедленно поговорить с Якобом. Она знала, что у мужа имеются на примете двое-трое уважаемых, порядочных людей, включая и владельца конкурирующего банка. Правда, по возрасту он мог бы быть отцом Беаты, но Моника, как всегда, была согласна с мужем, что умный, состоятельный мужчина лучше подойдет их старшей дочери. Для своих лет она была чересчур серьезной, а молодые люди таких не слишком любят. Но какими бы прекрасными качествами ни обладал потенциальный жених, главным и определяющим фактором в глазах родителей является его вера. А человек, носящий имя Антуан де Валлеран, не только христианин, но скорее всего католик. Хорошо еще, что он не француз, а швейцарец!

За последний год, с самого объявления войны, Моника воспылала неукротимой ненавистью к французам. Это они сидят в окопах, готовые убить ее сыновей.

Беата больше не стала спорить с матерью. Мало того, одеваясь вместе с Бригиттой к ужину, она не произнесла ни слова. Но сестра не собиралась и дальше оставаться в неведении.

– Так что у тебя с ним было на самом деле? – спросила она с таинственным видом, красуясь перед зеркалом в одном атласном белье персикового цвета, отороченном кремовыми кружевами, купленном ей сегодня матерью. И хотя Моника находила фасон несколько вызывающим, но посчитала возможным побаловать дочь. Так или иначе, белье все равно никто не увидит, кроме нее и Беаты.

– Он поцеловал тебя?

– Ты с ума сошла! – возмутилась Беата. – Кто я, по-твоему?! Кроме того, это порядочный человек. Просто он схватил меня за руку и не дал упасть, когда по неловкости едва не сбил с ног.

– Это так вы встретились? – заинтересовалась Бригитта. – До чего романтично! Но почему ты не рассказала маме? Ей следовало бы быть благодарной, что он не дал тебе покалечиться!

– Сомневаюсь, – спокойно ответила Беата. Она знала и оценивала мотивы матери лучше, чем Бригитта, которая все еще была склонна к ребяческим истерикам и бурным скандалам, что никак не соответствовало характеру Беаты.

– Мне показалось, что куда безопаснее сказать, будто мы познакомились за чаем.

– Может быть, ты и права. Так ты упала прямо в грязь? Как это, должно быть, стыдно, – заметила Бригитта, натягивая белое полотняное платье и расчесывая длинные золотистые локоны. Беата с завистью разглядывала сестру. Бригитта была так красива, что напоминала ангела с картины. Рядом с ней Беата казалась себе серой мышкой; она ненавидела свои черные волосы. Нет, она не питала неприязни к сестре, просто ей очень хотелось больше походить на нее. Да и фигура Бригитты была пышнее – не то что у худенькой, миниатюрной Беаты. Рядом с сестрой она выглядела маленькой девочкой! И Бригитта, похоже, лучше разбиралась в мужчинах. Она разговаривала с ними чаще, чем Беата, обожала поддразнивать их и сводить с ума. Беата чувствовала себя легко и непринужденно в женском обществе, Бригитта же флиртовала направо и налево и в свои семнадцать лет на редкость умело терзала мужчин.

– Ни в какую грязь я не падала, – пояснила Беата. – Говорю же, он вовремя меня подхватил.

– Очень мило с его стороны. И что он еще сделал?

– Ничего. Мы просто разговаривали, – буркнула Беата, надевая красное шелковое платье, выгодно оттенявшее резкий контраст волос и цвета кожи. Вид у нее был самый мрачный. Придется при встрече сказать Антуану, что она не сможет с ним встречаться. Теперь она окончательно поняла, что ни в коем случае не сумеет уговорить Монику согласиться на ленч в обществе Антуана. О свиданиях наедине, разумеется, не могло быть и речи.

– И о чем же вы беседовали?

– Философия, Библия, его земли, поступление в университет – все в этом роде. Он очень симпатичный.

– О господи, Беата! – ахнула Бригитта, глядя на сестру с нескрываемым волнением, присущим только семнадцатилетним девушкам. – Ты что, влюблена?

– Конечно, нет! Я совсем его не знаю! Просто приятно было поговорить.

– Тебе не следует беседовать с мужчинами на подобные темы! Они этого не любят. И посчитают тебя странной и синим чулком, – с самыми лучшими намерениями предупредила ее сестра, чем еще больше расстроила Беату.

– А я и есть странная. И не интересуюсь… – Она старалась найти нужные слова, чтобы не обидеть Бригитту. – Меня не интересуют легкие темы! Только серьезные. Например, древние греки.

– Постарайся обсуждать что-то попроще. Вроде вечеринок, мод и драгоценностей. Именно это хотят слышать мужчины. Иначе они вообразят, что ты умнее их, и ты отпугнешь всех поклонников, – предсказала мудрая не по годам Бригитта, руководствуясь скорее инстинктом, чем опытом.

– Возможно, ты права, – коротко обронила сестра.

Впрочем, ей было абсолютно все равно. Большинство ее знакомых по вечеринкам казались ей просто нелепыми. И хотя Беата любила брата, она скорее умерла бы, чем стала женой человека, подобного Хорсту. Она еще могла бы представить рядом с собой кого-то вроде Ульма, однако перспектива замужества с человеком ее круга мало привлекала девушку. Все мужчины были либо скучны, либо утомительны, а зачастую глупы и поверхностны. Антуан же казался совершенно иным: серьезнее и глубже всех ее знакомых, а также более искренним и честным. Беата никогда еще не испытывала ничего подобного к мужчине после нескольких часов знакомства. Правда, это вряд ли к чему-то приведет. К тому же она и понятия не имела, что он чувствует к ней. Она не обладала интуицией младшей сестры и совершенно не разбиралась в мужчинах. Бригитта мгновенно разъяснила бы Беате, что Антуан с ума по ней сходит, но она не видела их вместе. Правда, на ее взгляд, между сестрой и незнакомцем что-то происходило, а приглашение на ленч было хорошим признаком, но она ничего не сказала Беате. Старшая сестра, похоже, была не в настроении обсуждать эту тему.

Пока девушки спускались в лифте, Беата молчала.

Вечер был теплый, и мать попросила столик на веранде. Она успела переодеться в очень элегантное темно-синее платье из тяжелого шелка – с сапфировым колье, шелковыми туфлями и сумочкой в тон. С мочек ушей свисали серьги с бриллиантами и сапфирами.

Официант усадил трех ослепительно красивых женщин за столик и с поклоном подал меню. Беата по-прежнему молчала и после того, как ужин был заказан, хотя мать и Бригитта весело трещали о сегодняшних покупках. Моника сказала Беате, что видела несколько платьев, сшитых словно специально для нее, но дочь даже глаз не подняла.

– Какая жалость, что нельзя одеваться в книги, – поддела Бригитта, – тогда бы ты чаще посещала магазины.

– Предпочитаю сама шить себе платья, – коротко ответила Беата.

Сестра выразительно закатила глаза.

– Зачем столько хлопот, когда все можно купить?

– Просто в этом случае у меня будет именно то, чего хочу я, – спокойно объяснила Беата. Она действительно своими руками сшила то красное платье, которое сейчас было на ней, и оно идеально облегало фигуру, ниспадая до пола простыми, строгими складками.

Беата была талантливой портнихой и с детства любила шить. Ее научила гувернантка, хотя Моника всегда твердила, что все это совершенно ни к чему и никогда не понадобится ее дочерям. Но Беата настояла на своем. Она даже сшила несколько вечерних платьев, скопировав фасоны из модных журналов и пользуясь зарисовками, сделанными во время демонстрации парижских коллекций, которые теперь ей долго не придется видеть. Обычно Беата немного упрощала и изменяла покрой, чтобы он более соответствовал ее вкусам. Однажды она сшила изумительное вечернее платье из зеленого атласа в подарок матери, и Моника была потрясена ее искусством. Беата и Бригитте бы сшила что-нибудь, но та всегда утверждала, что ненавидит домашнее рукоделие. Подобные вещи казались ей жалкой дешевкой. Правда, иногда Беата шила сестре атласное белье с кружевом всех цветов радуги, которое та любила.

Они как раз доедали суп, когда Беата увидела, что мать потрясенно уставилась куда-то ей за спину. Девушка с удивлением обернулась. За ее стулом стоял приветливо улыбавшийся Антуан.

– Мадам Витгенштейн? – вежливо осведомился он, игнорируя обеих девушек, даже ту, которая завладела его мыслями, и явно восхищаясь Моникой. – Прошу прощения за то, что помешал вам, но я хотел представиться и извиниться за то, что пригласил вашу дочь на чай. Этого не следовало делать, но она споткнулась, когда шла к озеру, и едва не упала. Мне показалось, что она сильно подвернула ногу, и я подумал, что чай ей не помешает. Пожалуйста, простите меня.

– Нет… я… ничего страшного… конечно… как вы добры… – заикаясь, пробормотала Моника, поспешно переводя взгляд с дочери на Антуана. Тот представился, учтиво поклонился и поцеловал ее руку. Поскольку Беата была не замужем, этикет воспрещал целовать ей руку, и Антуан всего лишь поклонился. Молодые немцы щелкали при этом каблуками. Но у французов и швейцарцев подобные жесты были не в обычае.

– Я не знала, что она повредила ногу, – смущенно пояснила Моника, но Антуан уже обратил взгляд на Беату, и у него перехватило дыхание. В своем красном платье она была столь ослепительна, что, увидев ее на другом конце комнаты, он не смог устоять, извинился перед матерью и подошел к их столику.

Представить Монику матери Антуан не осмелился, зная, чем это грозит, тем более что Беата выдала его за швейцарца. Оставалось самому познакомиться с яркой блондинкой Бригиттой, ошеломленно смотревшей на него. Но Антуан едва взглянул на сестру Беаты, справедливо посчитав ее совсем еще ребенком, а не женщиной, которой та жаждала казаться, – и заслужил этим одобрение Моники. Ничего не скажешь, манеры Антуана были безупречны. Очевидно, он человек порядочный и отнюдь не проходимец, как она опасалась.

– Как ваша нога, мадемуазель? – участливо осведомился Антуан.

– Спасибо, месье, все хорошо. Вы так любезны, – пролепетала Беата, краснея.

– Вовсе нет. Это самое малое, что я мог сделать для вас… – возразил он и вновь обратился к ее матери, повторив приглашение на ленч, что, как ни странно, весьма польстило Монике. Он был так учтив, так бесхитростно чистосердечен и добр, что она неожиданно для себя против воли согласилась, и они решили завтра же, в час дня, встретиться на веранде. Договорившись обо всем, Антуан снова поклонился, поцеловал Монике руку и удалился, не бросив ни единого тоскующего взгляда на Беату. Вел он себя настолько сдержанно и благородно, что после его ухода Моника с нескрываемым изумлением уставилась на дочь.

– Теперь я понимаю, чем он тебя привлек. Очень приятный молодой человек. Напоминает мне Ульма.

Из уст матери это было нешуточным комплиментом.

– И мне тоже.

Только Антуан был куда красивее, но этого Беата не сказала и продолжала спокойно разрезать мясо, молясь, чтобы никто не услышал стука ее сердца. Как ему это удалось? Просто поразительно! Впрочем, какая разница? Все равно их отношения ничем не могут закончиться. Но она по крайней мере хотя бы увидится с ним еще раз и навсегда сохранит в душе счастливые воспоминания о молодом красавце, которого встретила в Женеве. Беата была совершенно уверена, что все остальные мужчины, которых ей еще предстоит узнать, померкнут в сравнении с ним. Она уже смирилась с этим и живо представила судьбу старой девы, которую ей придется влачить до конца жизни. Самым непростительным грехом Антуана была его национальность. Он не еврей, и это главное, не говоря уже о том, что он и не швейцарец. Нет, все абсолютно безнадежно.

– Почему ты не сказала, что подвернула ногу? – встревоженно спросила мать.

– Ничего особенного. Он нечаянно толкнул меня, когда я подходила к веранде после прогулки у озера. Видимо, он чувствовал себя виноватым передо мной, но я всего лишь слегка споткнулась.

– В таком случае с его стороны было очень любезно пригласить тебя на чай, а нас – на ленч.

Беата поняла, что мать тоже подпала под обаяние Антуана. Да и трудно было бы остаться равнодушной. Антуан был так красив, так добр, и Беата втайне радовалась, что он не обратил внимания на Бригитту. Все остальные мужчины мгновенно падали к ногам сестры, но на Антуана ее чары не подействовали. Он был заворожен Беатой, хотя ничем этого не показывал, вел себя дружелюбно, но и только, – поэтому-то Моника и приняла его приглашение.

Беата больше не заговаривала об Антуане и даже не посмотрела в его сторону, когда они уходили с веранды. Он, со своей стороны, больше не пытался к ним подойти. Совсем не то, чего так опасалась Моника. Даже Якоб не смог бы ее упрекнуть в неосмотрительности. Очевидно, эта случайная встреча не сулила неприятностей.

Однако Бригитта оказалась куда прозорливее и Моники, и Беаты. Это выяснилось, когда девушки, пожелав матери спокойной ночи, поднялись к себе.

– О боже, Беата, он великолепен! – прошептала она старшей сестре, задыхаясь от возбуждения. – И без ума от тебя! Вам обоим удалось окончательно одурачить маму.

Сама она находила эту историю потрясающей и уже воображала тайные свидания любовников в полночь.

– Что за вздор, – отмахнулась Беата, снимая красное платье и бросая на стул. Жаль, что она не надела что-то более роскошное. Рядом с Антуаном и платье, и она сама показались Беате простыми, почти уродливыми. – Какое там «без ума»! Он едва меня знает! И никого мы не дурачили. Антуан пригласил нас на ленч, и мама согласилась. Вот и все, и не надо ничего придумывать. Он всего лишь хочет сделать нам приятное.

– Это ты говоришь вздор, а не я! Такие мужчины не приглашают на ленч, если равнодушны к женщине! Когда они ведут себя так, словно ты для них ничто, значит, безумно влюблены. А вот если всячески обхаживают тебя, громко вздыхают и готовы вот-вот упасть к твоим ногам, то, как правило, лгут.

Беата рассмеялась над столь житейски мудрым анализом ситуации, хотя и признавала, что Бригитта куда более искушена в подобных вещах, чем она сама. У малышки безошибочная интуиция. Не то что у ее застенчивой, скромной сестры.

– Ты говоришь ерунду, – возразила Беата, хотя слова сестры заинтриговали ее. – Хочешь сказать, что все мужчины, которые игнорируют меня, вроде тех, кто сидел в ресторане, безумно влюблены? Как чудесно! А те, кто вроде бы ко мне небезразличен, нагло лгут? Боже, как все сложно!

– Да. Но именно так и бывает. Те, кто открыто выражает свои чувства, просто притворщики. А вот другие, как этот Антуан, они надежнее.

– Надежнее в чем?

Беата внимательно смотрела на сестру. Та лежала на постели в изящной позе. Сейчас не скажешь, что ей семнадцать лет. Элегантная, молодая, неотразимо красивая женщина.

– Да хотя бы в любви. Я уверена, что он в тебя влюбился.

– Ну, ничего хорошего это ему не даст. Через три недели мы возвращаемся в Кельн, – деловито напомнила Беата, надевая ночную сорочку, в которой казалась совсем девочкой, особенно в сравнении с сестрой. Она всегда шила себе белые батистовые сорочки точно такого же фасона, как носила в детстве. Они были удобными и нравились ей.

– За три недели многое может случиться, – загадочно заметила Бригитта, но Беата серьезно покачала головой. Ей лучше знать.

– Ничего не случится. Он не еврей. Мы можем быть друзьями, но и только.

Это отрезвило даже Бригитту, а при мысли об отце девушки притихли.

– И правда, – печально вздохнула Бригитта, – но ты можешь хотя бы пофлиртовать с ним. Тебе необходима практика.

– Да-а… – задумчиво протянула Беата, направляясь в ванную. – Пожалуй, это верно.

Больше они не говорили об Антуане, но Беата долго еще лежала без сна, думая о нем. Ну почему ей так не везет! Первый мужчина, которому удалось завладеть ее сердцем, не только не был евреем – он был французом! Для нее все кончено… но она по крайней мере может наслаждаться его обществом еще три недели.