100 великих - 100 великих операций спецслужб

И Донован, и судья, приговоривший Абеля к 30 годам тюремного заключения, оказались людьми дальновидными.

Советская разведка начала борьбу за освобождение своего верного сотрудника сразу же после вынесения ему приговора.

Сначала следовало наладить с ним прямую переписку, носившую легальный характер, которую в дальнейшем можно было бы использовать в оперативных целях. Переписку вели жена Абеля (Фишера) и его дочь Эвелин. Она носила общий характер, касалась мелких семейных дел, состояния здоровья и т.д.

Но организовать переписку было не так-то просто. Сначала Министерство юстиции США разрешило ее, правда, после долгой проволочки. Но затем, 28 июня 1959 года, Донован получил из этого же министерства письмо о том, что Абель «лишается впредь привилегий вести переписку с кем-либо за пределами США, в том числе с лицами, выступающими в качестве его жены и дочери… Это наше решение основано на убеждении в том, что предоставление Абелю — осужденному советскому шпиону — возможности продолжать переписку с людьми из стран советского блока не будет соответствовать нашим национальным интересам».

Упорная борьба Абеля и Донована доказавших неконституционность этого решения, дала результаты: американская сторона была вынуждена разрешить переписку.

В первом же письме жене Абель написал: «Не переживайте слишком о том, что произошло, и надейся на скорую встречу…» Он закончил письмо слов «Остаюсь с любовью к Вам. Ваш муж и отец Рудольф», тем самым дав понять, как следует к нему обращаться.

Вскоре к этой переписке подключился и его «двоюродный брат» Ю. Дривс, мелкий служащий, проживавший в ГДР. Эту роль исполнял молодой разведчик-нелегал Юрий Дроздов, будущий начальник советской нелегальной разведки. Он жил реальной жизнью выдуманного Дривса, понимая, что американцы через свою агентуру будут устанавливать и проверять его. Каких-либо сомнений у американцев «Ю. Дривс», видимо, не вызвал, значит, Дроздов свою роль сыграл хорошо. Он нанял немецкого адвоката В. Фогеля, который вполне официально связался с Д. Донованом и стал формально представлять интересы Абеля. Но дело, как вспоминает Дроздов, вначале развивалось вяло. Американцы были очень осторожны, видимо, чувствовали себя неуверенно, не до конца доверяя ни «Ю. Дривсу», ни адвокату.

События завертелись куда быстрее после того, как 1 мая 1960 года в районе Свердловска был сбит американский самолет-разведчик У-2, а его пилот Френсис Г. Пауэрс арестован.

На состоявшейся в Вашингтоне пресс-конференции президент США Дуайт Эйзенхауэр в ответ на советские обвинения в том, что США осуществляют шпионские действия, посылая свои самолеты на советскую территорию, посоветовал русским вспомнить дело Абеля.

Это напоминание вызвало целый всплеск активности американских газетчиков. Материалы об Абеле, его фотографии замелькали в прессе. Газета «Нью-Йорк дейли ньюс» первая выступила с предложением обменять Абеля на Пауэрса. Она писала: «Можно с уверенностью предположить, что для нашего правительства Абель не представляет больше ценности как источник информации о деятельности красных (он никогда им и не был!). После того как Кремль выжмет из Пауэрса всю информацию, какую сможет, такой обмен был бы вполне естественным…» Эту инициативу подхватили и другие американские газеты. Жена и мать летчика-шпиона Пауэрса обратились к президенту США с аналогичными просьбами.

Активизировала свои действия и советская разведка. После того как было получено официальное согласие Н.С. Хрущева на обмен, «Ю. Дривс» и адвокат В. Фогель вступили в прямые переговоры с американцами через Д. Донована. Начался торг. Американцы прекрасно понимали, что кадровый разведчик-профессионал высокого класса Р. Абель «стоит» гораздо больше, чем простой, хотя и опытный летчик Пауэрс, и надеялись совершить выгодную сделку. Отчасти им это удалось. В обмен на Р. Абеля советская сторона, помимо Пауэрса, согласилась освободить Фредерика Прайера, американского студента из Йеля, арестованного за шпионаж в Восточном Берлине в августе 1961 года, и молодого американца Марвина Макинена из Пенсильванского университета. Он находился в тюрьме в Киеве, отбывая 8-летний срок за шпионаж, даже не подозревая, что его в скором времени освободят.

Надо думать, что организовать «довески» в виде этих двух молодых людей советской разведке было непросто. Несмотря на сердечные отношения со спецслужбами ГДР, ясно, что у них имелись свои виды на Прайера, и они пошли на немалую услугу, «уступив» его советской разведке. Да и с Макиненом не все было просто. Не случайно «торг» затянулся почти на два года.

10 февраля 1962 года к мосту Альт-Глинике, на границе ГДР и Западного Берлина, с одной стороны подошли три американские автомашины, в одной из которых находился Р. Абель. С другой — машины советских и восточногерманских представителей, которые привезли Ф. Пауэрса. Их сопровождал крытый фургон с радиостанцией. В нем на всякий случай укрывалась группа ГДРовских пограничников.

Как только по рации поступил сигнал о том, что у контрольно-пропускного пункта «Чарли» Прайер передан американцам, началась операция по главному обмену (Макинен был передан через месяц).

Официальные представители обеих сторон встретились на середине моста и завершили заранее обговоренную процедуру. Абель и Пауэрс были приглашены туда же. Офицеры подтвердили, что это именно те люди, которых они ждут. Молча обменявшись долгими пристальными взглядами, Абель и Пауэрс, окруженные своими товарищами, быстро направились каждый в свою сторону.

Пауэрса передали американцам в хорошем пальто, зимней пыжиковой шапке, физически крепким, здоровым. Абель же появился в каком-то серо-зеленом тюремном балахоне и маленькой кепочке, с трудом умещавшейся на голове. Но все это было неважно. Он был, наконец, свободен, среди своих друзей! Там же, в Берлине, его встретили жена и дочь. На следующий день счастливая семья улетела в Москву.

На прощание американцы поднесли Абелю последнюю пилюлю: ему был запрещен въезд в Соединенные Штаты. Но Абель возвращаться не собирался.

Последние годы жизни Вильям Фишер, он же Рудольф Абель, жил в Москве, продолжал работу во внешней разведке. Он скончался в возрасте 68 лет в 1971 году.

«СТЕФАНИЯ» И «СФИНКС»

До конца 40-х годов Канада не имела собственной службы радиошпионажа. Но в 1947 году между США, Англией, Канадой, Австралией и Новой Зеландией было подписано соглашение о сотрудничестве и разделении обязанностей в сфере разведки. На этом основании в Канаде была создана спецслужба, получившая в целях маскировки название ОСНИС (Отделение связи национального исследовательского совета), на которую была возложена обязанность по сбору разведданных в Арктике. Первоначально она занималась слежением за радиообменом советских военных кораблей и самолетов в этом районе, а с середины 50-х годов — и перехватом радиосвязи разведки СССР.

С первых лет существования ОСНИС Агентство национальной безопасности (АНБ) США относилось к этой службе как к одной из своих структур и иной раз выражало недовольство малым объемом информации, поступающей от нее. Но и информация, перехватываемая самими американцами и англичанами через их посольства в Москве, не была удовлетворительной вследствие помех, создаваемых советской радиоконтрразведкой. Поэтому в 1971 году им понадобился новый пункт радиоперехвата, который не был бы известен русским. Лучшим мог быть пункт в здании канадского посольства в Москве. На первое обращение союзников канадцы отреагировали отрицательно: им не хотелось «марать» свое посольство. Тогда АНБ предупредило: если канадцы откажутся установить в здании посольства радиоперехватывающую аппаратуру, Канада будет лишена разведданных, которыми США и Англия по-божески делились с ней. Канадцам ничего не оставалось, как принять ультиматум.

На приобретение и установку оборудования требовались огромные деньги, выходившие за рамки бюджета спецслужбы. Выделение новых средств могло вызвать утечку данных об их предназначении, а ведь главное в этой операции, получившей название «Стефания», была ее конспиративность.

Американцы с пониманием отнеслись к трудностям канадцев и стали активно помогать денежными средствами и безвозмездной поставкой оборудования для перехвата. Однако АНБ потребовало убрать со всего оборудования серийные номера и другие признаки, свидетельствующие о том, что оно сделано в США.

Когда все было согласовано, возникли технические проблемы. Специально экранированных помещений, стенки которых защищали бы оборудование от утечки его излучений наружу, в посольстве не было. Начало работ по экранированию было бы замечено КГБ. Не было технической возможности и для экранирования каждого устройства в отдельности. Специалисты нашли выход: нужно разместить аппаратуру в большом, специально оборудованном сейфе.

Из Монреаля в Москву был доставлен огромный сейф с заранее проделанными отверстиями для проводов и креплений. Чтобы при осмотре русские не обнаружили странные отверстия, их закамуфлировали свинцовыми панелями.

Дипломатической почтой в Москву прибыла техническая «начинка» для сейфа, а также чаша телескопической антенны. Ее предварительно разрезали на 12 кусков по радиусам, как режут арбуз.

Когда все необходимое было доставлено, приступили к монтажу. Наружу выставлять антенну было нельзя, и ей нашли место на чердаке. Но оказалось, что она там не помещается. Пришлось выкопать яму в земле, насыпанной для теплоизоляции помещения, и с трудом укрепить там основание антенны.

Установили оборудование, подключили провода, операторы уселись на свои места, надели наушники, нажали на кнопки и… услышали шипение. Оказалось, что аппаратура, настроенная на перехват волн в СВЧ-диапазоне, не улавливает узконаправленных волн. Требовалось развернуть антенну и настроить приемник на нужную частоту. Это было не очень просто, так как антенну поворачивали только вручную, чтобы русские не зафиксировали гул работающего мотора. Один из операторов, взяв лопату, полез на чердак, где в полной темноте раскопал яму и поворачивал антенну до тех пор, пока не установил ее в оптимальном положении. При этом получилась комичная ситуация: из-за опасности подслушивания связь с оператором пункта перехвата нельзя было поддерживать ни по радио, ни по телефону, ни голосом, а только через посыльных, поэтому настройка длилась очень долго.

Но вот все трудности позади. Операция «Стефания» началась. В общей сложности она длилась три года. На месте информация просматривалась и анализировалась только для выявления признаков внезапного ядерного нападения СССР на Канаду и другие страны НАТО. Вся же остальная информация дипломатической почтой направлялась в ОСНИС, а оттуда в АНБ. На период визитов канадских политических деятелей в Москву работа станции перехвата прерывалась во избежание возможных дипломатических осложнений.

В 1974 году АНБ заявило, что оно больше не нуждается в продолжении операции «Стефания», которая, как видно, не оправдала американских надежд. Оборудование станции перехвата было свернуто и вместе с операторами отправлено на родину. В деле «Стефании» есть одна забавная деталь. Вместе с магнитными пленками в штаб-квартиру ОСНИС стали поступать золотые вещи. Не зная их предназначения, вещи стали оставлять на складе ОСНИС для хранения до тех пор, пока не заявился один из сотрудников пункта радиоперехвата, заявивший, что это он таким образом переправлял из Москвы золото. Ценности контрабандисту были возвращены.

В 1975 году о существовании и функции ОСНИС было рассказано по канадскому телевидению. После этого ОСНИС переименовали СБС (Служба безопасности связи) и передали в подчинение министерству обороны. Служба продолжала активные операции против СССР, следствием которых, в частности, явилась высылка из Канады 16 советских дипломатов, обвиненных, по традиции, в «деятельности, несовместимой с их дипломатическим статусом».

В 1987 году СБС снова выполняла заказ своих американских и английских союзников. Требовалось выручить их из трудного положения, в котором они оказались в Москве.

Дело в том, что в 1986 году сотрудники американского и английского посольств в Москве стали замечать на соседних улицах подозрительный автофургон. Его появление совпадало с «зашумлением» частот, на которых работала аппаратура радиоперехвата в этих посольствах.

Так родилась операция «Сфинкс», задачей которой был радиоперехват, осуществляемый канадцами вместо своих союзников. К этому времени канадское посольство перебралось в новое помещение, и проблем с установкой радиоаппаратуры не возникло. Летом 1987 года канадцы начали круглосуточный перехват, чему объективно способствовали «перестроечные» трудности, возникшие в то время в системе КГБ.

ТАЙНА ПЛ-574

1968 год. Холодная война в полном разгаре. Обе недружественные сверхдержавы следят за соперником всеми возможными способами — из космоса, с самолетов и морских судов, с помощью сети станций, разбросанных по всему миру. Не только следят, но и угрожают: дальние бомбардировщики и подводные лодки с ядерными ракетами на борту барражируют у самых границ соседа.

25 февраля 1968 года советская дизель-электрическая подводная лодка ПЛ-574 типа К-129, вооруженная ядерными торпедами и баллистическими ракетами, под командованием капитана 1-го ранга Владимира Кобзаря вышла в плавание со своей базы Рыбачий на Камчатке. Ее возвращение планировалось на 5 мая. 8 марта на контрольную радиограмму лодка не ответила.

В этот же день американским шпионским спутником была зарегистрирована яркая вспышка на поверхности Тихого океана примерно в 500 километрах к северо-западу от острова Гуам. Тщательно изучив запись, сделанную спутником, и проанализировав как официальные, так и полученные из космоса данные о нахождении судов в данном районе, аналитики ВМС и ЦРУ пришли к выводу, что взрыв произошел на борту иностранной подводной лодки, находившейся в подводном положении.

Что же произошло в Тихом океане?

Когда находящаяся в походе субмарина не вышла в назначенное время на связь, это не вызвало особого беспокойства: такие случаи бывали и раньше, и причин, не имеющих фатального характера, могло быть много. Но подлодка не ответила и на контрольную радиограмму, направленную штабом Тихоокеанского флота. А когда от ПЛ-574 не поступило донесение о занятии района боевого дежурства, по флоту была объявлена тревога и на ее поиски вышла эскадра поисково-спасательных сил флота. Всего в этой операции участвовало 36 кораблей и десятки самолетов.

Еще раз напомним, что шел 1968 год. Все, что касалось действий ВМФ, а особенно того, что касалось катастроф и просто ЧП, было строго засекречено. Ни в одной советской газете не было сообщений об исчезновении субмарины, молчали об этом радио и телевидение.

Молчала об этом и американская сторона. Американские журналисты, цепляющиеся за каждый «горячий» случай, а особенно такой, как гибель подводной лодки, тоже как в рот воды набрали. Либо им ничего не сообщили, либо запретили говорить об этом.

Казалось, субмарина и тайна ее гибели навеки остались погребенными на дне Тихого океана, а о несчастных моряках будут вспоминать лишь матери и жены, получившие свидетельства «признать умершим».

Наблюдение за советской поисково-спасательной экспедицией и перехват радиообмена между участвовавшими в ней судами и самолетами дали возможность соответствующим службам ЦРУ подтвердить точные координаты гибели подводной лодки.

Постепенно поисково-спасательные работы на месте предполагаемой гибели лодки сошли на нет. Спасательная экспедиция вернулась на место постоянной дислокации. В конце марта 1968 года разведка ВМФ получила сведения, что в порт Йокосука прибыла американская атомная подлодка «Свордфиш». В начале марта эта лодка находилась в том же районе, что и ПЛ-574, и в японский порт зашла с поврежденными перископом, рубкой и носовой частью. Во время ее ремонта принимались чрезвычайные меры безопасности, к ремонту привлекался только американский персонал. Так появилась версия о столкновении под водой. Однако истинные причины гибели лодки так и остались невыясненными.

В район, где проводились поиски, через пару месяцев прибыл оснащенный новейшей техникой американский корабль, который длительное время буквально по дюйму изучал дно, нашел и сфотографировали затонувшую советскую субмарину. И опять никаких сообщений в американской печати.

ЦРУ и ВМС всесторонне обсудили вопрос о поднятии лодки. Помимо технической обсуждались юридическая и дипломатическая стороны вопроса. В оправдание права на подъем лодки приводился такой довод: советская сторона не объявила о гибели судна и не приняла попыток поднять его со дна океана.

Идея пиратским способом заполучить чужую подводную лодку сначала даже ошеломила начальника ЦРУ Хелмса, но, поразмыслив, он решил посоветоваться с президентом Никсоном. Тот, никогда не стеснявшийся проникать в чужие секреты даже своих соотечественников (вспомним «Уотергейт»), дал свое согласие на проведение операции, которая получила кодовое название «Проект Дженифер».

Чуть ли не ежедневно на дне морей и океанов оказываются большие и маленькие суда и суденышки. За время существования человечества их, по некоторым подсчетам, скопилось более миллиона. ПЛ-574 ничем выделялась среди других субмарин, не имела технических новинок, была далеко не новой. Почему же именно она так заинтересовала секретное ведомство США?

Скажем прямо, что сама лодка не представляла интереса для ЦРУ. Только одно нужно было разведчикам: хранящиеся на борту шифровальные книги, с помощью которых можно было раскрыть шифры радиообмена, в частности направление «берег — подводная лодка — берег», прочитать весь радиоперехват, накопленный к этому времени, и таким образом проникнуть в организацию шифрованной связи ВМФ СССР.

И хотя переговоры, которые велись к моменту гибели подлодки, устарели и могли иметь, казалось бы, только историческое значение, заполучение шифров было бы очень важным. Это позволило бы определить основные принципы разработки шифров в конце 1960-х годов, а затем сопоставить их с данными перехвата 1973-го. Несмотря на то что шифры не остаются неизменными, это дало бы возможность при помощи новейших компьютеров отыскать направление создания новых шифров. Тогда можно будет попытаться дешифровать текущий радиоперехват.

Конечно, чем раньше был бы достигнут результат, тем лучше. Однако и у ЦРУ могут объявиться финансовые проблемы. Для поиска и подъема подводной лодки требовалось мощное, хорошо оснащенное судно.

Если бы ЦРУ само занялось созданием такого корабля, это не ушло бы от внимания и журналистов, и иностранных разведок. А тогда жди разоблачения и скандала. Поэтому к операции был привлечен американский миллионер Говард Хьюз, среди многочисленных увлечений которого были поиск и добыча со дна моря полезных ископаемых и кладов с затонувших в старину судов.

Кораблю дали имя «Гломар Эксплорер». Он был спущен на воду в 1972 году и первое время действительно занимался поиском в океане полезных ископаемых. Так продолжалось до 1974 года. К этому времени был подобран специальный экипаж из бывших военных моряков. С них взяли подписку о неразглашении того, чем им предстоит заниматься, после чего стали готовиться к дальнему походу. Моряков обучали методам измерения радиации, ознакомили с конструкцией дизельных подводных лодок, с чтением надписей и текстов, сделанных кириллицей, в частности таких, как «Осторожно, радиационная опасность», «Командная рубка», «Рубка шифровальщика».

Более того, учитывая, что русские могут прознать про незаконные действия команды «Гломар Эксплорер» и захватить ее, экипажу разъяснили содержание Женевской конвенции о военнопленных и то, как юридически правильно следует вести себя при захвате корабля иностранным военным судном.

Перед самым отплытием дополнительный инструктаж провел еще некий человек в штатском, внушительного и грозного вида, в сопровождении двух молчаливых субъектов, одно присутствие которых внушало еще большее невольное уважение. Его инструктаж был самым коротким:

— Вот что, мальчики, еще раз предупреждаю. Советую держать язык за зубами.

«Гломар Эксплорер», ведя на буксире баржу, вышел в море 20 июня 1974 года, имея задачу: подъем советской субмарины ПЛ-574. К середине июля экспедиция оказалась над затонувшей лодкой. После детального обследования корпуса начался подъем. Но целиком поднять лодку не удалось. Ее корпус разломился по линии трещины в кормовой части центрального отсека. Это не обескуражило руководителей экспедиции — они знали, что радиорубка и шифропост находятся во втором командирском отсеке, который удалось поднять.

Считая, что задача успешно выполнена, «Гломар Эксплорер» вместе с трофеем отправился на Гавайские острова, главную базу ВМС США на Тихом океане. Там их ждало жестокое разочарование. В поднятой со дна части субмарины никаких шифродокументов не оказалось, не было там и шифропоста. Недоумение пропало, а интерес к лодке остался.

Новый директор ЦРУ Уильям Колби обратился к президенту США с просьбой разрешить продолжить работу по подъему лодки, так как, хотя со дня ее гибели прошло более семи лет, интерес к старым шифрам остался. К тому же Колби полагал, что наступило время разрядки, и Советский Союз вряд ли станет поднимать дипломатический скандал из-за старой подводной лодки, давно списанной и забытой.

Однако все случилось совсем не так, как задумали авторы «Проекта Дженифер». Нелепый случай положил конец хорошо продуманной операции.

В июле 1975 года банда лос-анджелесских грабителей собралась проникнуть в сейф Говарда Хьюза, где, согласно полученной ими наводке, хранились какие-то документы, овладев которыми можно сорвать огромный куш. «Наводчик» продал этот же секрет и другой банде, не предполагая, что они столкнутся в одну и ту же ночь, и рассчитывая, что перед «неудачниками» он сумеет оправдаться. Но получилось так, что обе банды проникли в офис одновременно, и между ними началась разборка.

Вместе с полицейскими, прибывшими к месту происшествия, оказались и вездесущие репортеры. Так была раскрыта скандальная тайна связи Говарда Хьюза с авторами «Проекта Дженифер». Конечно, после этого все попытки поднять кормовую часть лодки ПЛ-574 были прекращены.

Что же помешало «пиратам» заполучить ценную добычу во время первой экспедиции по подъему лодки? Ветераны советского подводного флота объясняют это так. Командир ПЛ-574 капитан 1-го ранга В.И. Кобзарь был человеком очень высокого роста, и ему приходилось в своей рубке спать на диванчике скрючившись. Во время большого ремонта он договорился с ремонтниками, чтобы те перенесли шифропост на корму и за счет этого расширили командирскую рубку. Правда ли, или это моряцкие байки, сейчас уже никто не может сказать.

И еще одна интересная деталь. В октябре 1970 года на имя советского военно-морского атташе в США поступила анонимная записка, которой говорилось, что ЦРУ использует для поиска затонувшей 1968 году советской подводной лодки минно-тральный корабль, и давались координаты места поисков. Проверка, проведенная по приказу министра обороны СССР, показала, что в указанном в анонимке районе американская буровая установка произвела стыковку и опускание труб на значительную глубину. Действия корабля при этом тщательно маскировались. Таким образом, можно сказать, что осуществление «Проекта Дженифер» началось не в 1972 году, когда «Гломар Эксплорер» отправился в путь, а значительно раньше, о чем советская разведка была осведомлена.

Катастрофа ПЛ-574 унесла жизни 97 моряков. После многолетнего замалчивания потери субмарины в 1999 году экипаж посмертно наградили орденами Мужества. Награду своего отца командира подводной лодки К-129 (ПЛ-574) принял его сын Андрей Кобзарь.

«ТУРНИР» ПРОТИВ «ЗОЛОТОЙ ЖИЛЫ»

Эта операция необычна уже тем, что одним из ее результатов стал оглашение, впервые за много лет, факта «подставы» кадрового сотрудника советской внешней разведки иностранной спецслужбе. Вполне возможно, имели место и иные подобные факты, но о них пока не общалось. В чем же ее суть? В конце 60-х — начале 70-х годов в Канаде «под крышей» Минвнешторга работал сотрудник внешней разведки Анатолий Максимов. По долгу службы (прикрытия) ему пришлось устанавливать многочисленные контакты с представителями промышленных и торговых фирм, неоднократно выезжать одному в командировки по стране.

Среди его знакомых бизнесменов оказался некий Джеффри Вильямс. Впоследствии сотрудники канадской контрразведки охарактеризуют его как «ловкого собеседника, который умеет хорошо слушать» и «агента, имеющего перспективный подход». Джеффри не был особенно назойлив. Он легко шел на контакт, в том числе и семьями, не задавал лишних вопросов, но несколько раз полушутя-полусерьезно предлагал Анатолию переселиться в Канаду или США. Как стало известно впоследствии, вначале Джеффри не был агентом, но эту дружбу вскоре заметили сотрудники спецслужбы и легко нашли с ним общий язык.

Возле Максимова крутились еще несколько агентов КККП (Королевской канадской конной полиции). Кстати, в этом названии нет ни слова правды: «Королевской» она не является, так как давно уже не служит ни королю, ни королеве. Насчет «канадской» следует заметить, что она работает в теснейшем контакте с американскими ЦРУ и ФБР и часто действует по их заданиям. «Конной» она уже не является давным давно. Что касается «полиции», это тоже неверно, так как она выполняет функции не полиции, а разведки и контрразведки. Но это так, к слову.

Особое внимание к своей особе Максимов не только заметил, но и регулярно докладывал о нем своему руководству до линии разведки. После тщательного взвешивания всех «за» и «против» было решено начать операцию «Турнир» — «подставу» Максимова канадской спецслужбе, но не в качестве работника КГБ, а в качестве «чистого» сотрудника Министерства внешней торговли.

Первым шагом к этому стало создание Максимову имиджа человека «достойного» вербовки. Ему была разработана такая линия поведения, в результате которой в глазах сотрудников КККП он выглядел «алчным и корыстолюбивым, как любой капиталист». В КККП считали, что он «искренне желает перебежать на Запад и работать на канадцев». На основании таких рассуждений и было принято решение приступить к его вербовке — начать операцию «Золотая жила».

Незадолго до окончания длительной командировки Максимова и его отъезда на родину к нему был осуществлен первый подход. Это случилось в поезде, по пути из Монреаля в Оттаву. «Незнакомец», назвавший себя руководителем подразделения КККП, занимающегося советской колонией в Монреале, без лишних слов обратился в Максимову от имени канадского правительства и для начала попросил о немногом: поддерживать контакты с его службой. В свою очередь изъявил готовность предоставить Максимову письменные гарантии канадского правительства, в том числе и политическое убежище.

В ответ Анатолий изобразил возмущение, но затем продолжил беседу, понимая, что главное — взять нужный тон. Он повел себя верно. Не отказываясь категорически от сотрудничества и от предложенных денег, продемонстрировал колебания, страх перед ответственностью, нерешительность. На предложенную ему встречу не вышел, но на телефонный звонок «незнакомца» ответил и на его вопрос, не докладывал ли он о беседе в поезде, ответил: «Я не самоубийца». Такой ответ, видимо, удовлетворил «незнакомца». Он довольно хмыкнул. Отъезду Максимова с семьей никто не препятствовал, никаких подходов к нему больше не было. Однако Максимов понимал, что все еще впереди, и отъезд из Канады не обрубает невидимые нити, «связавшие» его со спецслужбой этой страны.

Пару лет Анатолий проработал в центральном аппарате Минвнешторга, несколько раз выезжал в командировки, но к нему больше никто не подходил. Канадцы не торопились, видимо, еще и еще раз изучали и проверяли «кандидата». А может быть, не хотели рисковать или не были готовы к встрече. В августе 1973 года Максимов направился в Торонто, на Канадскую национальную ярмарку. В Центре было решено, что в случае повторения вербовочного предложения Максимов должен потребовать документальных гарантий от имени главы правительства страны в случае его ухода в Канаду.

Через несколько дней после открытия ярмарки к Максимову подошел «незнакомец». На этот раз он показал свое удостоверение на имя Ф.Ф. Дэнтермонта, сотрудника КККП.

Максимов играл роль недоверчивого, настороженного, даже подозрительного человека, временами амбициозного, непоследовательного в поступках, «зацикленного» на проблемах собственной безопасности.

Дэнтермонт в ответ на опасения Анатолия заявил, что для них его безопасность превыше всего, и что он готов дать любые гарантии, политические и финансовые.

На следующей встрече Дэнтермонт представил Максимову своего шефа — Билла Клиффа. Тот показал Анатолию его новые документы на имя Майкла Дзюбы и предложил подписаться под анкетой на это имя, что якобы было необходимо для подготовки свидетельства о рождении, паспорта, банковских счетов. После того как Максимов расписался, оба — Клифф и Дэнтермонт удовлетворенно вздохнули. По-видимому, они расценили это как подписку о сотрудничестве. Далее разговор велся о финансовой стороне дела. Максимов потребовал открытия счетов на 10 и 60 тысяч долларов в канадском и швейцарском банках и за каждую встречу еще 5 тысяч. Скрепя сердце, разведчики согласились, но тут же завели разговор об информации.

Это было самое уязвимое место в позиции Максимова. Он должен был передавать канадцам интересующую их, но не наносящую ущерба своей стране информацию, подготовленную в Центре. Но пока ее не было, да и в дальнейшем, за весь период «сотрудничества», с такой информацией дело обстояло туго. Максимов всячески изворачивался, искусственно, под разными предлогами, сокращал время встреч, многословием пытался ввести в заблуждение собеседников, рассуждал об общих местах, сообщал уже известные противнику сведения. Видимо, канадским разведчикам очень уж хотелось отчитаться перед начальством в своих успехах, если они не замечали таких явных моментов, характерных для «подставы».

Так или иначе, сотрудничество продолжалось. Максимова предупредили, что в случае его переезда в любую страну и необходимости встречи, он может обращаться к любому первому секретарю канадского посольства. Стало ясно, что все они связаны с канадской спецслужбой.

Сотрудники КККП выполнили свое обещание — выписали Максимову документы на имя Майкла Дзюбы, в том числе и расчетные книжки банков Канады и Швейцарии, а также письмо генерального прокурора (он же министр юстиции Канады) о том, что Майклу Дзюбе гарантируется гражданство Канады и убежище в любое удобное для него время.