Современная электронная библиотека ModernLib.Net

100 великих - 100 великих операций спецслужб

ModernLib.Net / История / Дамаскин Игорь Анатольевич / 100 великих операций спецслужб - Чтение (стр. 15)
Автор: Дамаскин Игорь Анатольевич
Жанр: История
Серия: 100 великих

 

 


Вскоре из Мехико поступило сенсационное сообщение: 20 августа 1940 года совершено покушение на Троцкого, получившего смертельное ранение, от которого он скончался вечером следующего дня.

Что же произошло на вилле Койякане?

Когда Рамон в период работы Сильвии секретарем Троцкого (январь — март 1940 года) ежедневно заезжал за ней, он познакомился и «подружился» с гостившими у Троцкого его старыми друзьями Маргаритой и Альфредом Росмерами. Как свой человек — жених Сильвии, приятель Росмеров — он и был воспринят Троцким и его супругой. Как-то раз, в августе 1940 года, Рамон (он был известен Троцкому и его окружению как бельгийский подданный Жак Морнар) показал Троцкому свою статью о троцкистских организациях в США и попросил его высказать свои замечания. Троцкий взял эту статью и предложил Району зайти к нему 20 августа для обсуждения статьи.

В этот день Рамон пришел на виллу вооруженный пистолетом, ледорубом и ножом, спрятанным в подкладке пиджака. Нож был нужен на тот случай, если охрана обнаружит и предложит сдать пистолет и ледоруб. Но его никто не остановил, и он спокойно вошел в кабинет Троцкого. Тот сел за стол, положив статью перед собой, и стал высказывать свое мнение. Рамон стоял сзади, как бы внимательно прислушиваясь к замечаниям «учителя». Затем достал ледоруб, немного размахнулся и ударил Троцкого по голове. Удар не оказался смертельным — Троцкий обернулся, дико закричал и вцепился зубами в руку Меркадера. Ворвавшаяся охрана схватила Рамона, зверски, до полусмерти, избила его и скрутила.

Троцкий был доставлен в госпиталь, где 21 августа 1940 года умер.

Рамона Меркадера поместили в тюрьму. Началось длительное следствие. От него требовали чистосердечного признания, которого, однако, ни тогда, ни впоследствии не получили. Через бельгийского посланника было установлено, что Рамон не является бельгийским подданным Жаком Морнаром. Однако Рамон стоял на своем, подтверждая версию, изложенную в письме, которое он передал старшему медицинской кареты, когда его везли после задержания. В письме говорилось, что он, Жак Морнар, бельгийский подданный, приехал в Мексику по предложению одного из членов IV Интернационала (фамилия не названа), чтобы войти в контакт с Троцким. От него же получены деньги на поездку и паспорт на имя Фрэнка Джексона. Далее в письме подробно излагались мотивы убийства: разочарование в теории и практике троцкизма в результате знакомства с Троцким, а особенно после того, как Троцкий высказал намерение отправить его в СССР для совершения террористических актов и убийства Сталина. К тому же Троцкий возражал против его женитьбы на Сильвии.

Не получив признания, следствие стало применять меры морально-психологического и физического воздействия. В полицейском участке истязания продолжались несколько недель. В ходе предварительного следствия Рамон семь месяцев содержался в подвале, «являясь, — как говорится в официальном меморандуме, — объектом неслыханных издевательств и унижений… Он был на грани потери зрения».

Только в мае 1944 года суд федерального округа Мехико вынес приговор: 20 лет тюремного заключения (высшая мера наказания в стране). Рамону Меркадеру пришлось пробыть в тюрьме 19 лет, 8 месяцев и 4 дня. За это время он перенес несколько тяжелых заболеваний. Однако ни разу не усомнился в правоте своего дела и не дал никаких признательных показаний.

Его пребывание в тюрьме скрашивала зародившаяся у него любовь к сестре одного из заключенных — Рокелии Мендоса. Она оказывала ему моральную и материальную помощь, надежно, уверенно и смело выполняя роль связника. Рамон и Рокелия поженились и счастливо жили до конца его дней.

6 мая 1960 года Рамон был освобожден. Через Кубу он прибыл в СССР, где 8 июня ему была вручена Золотая Звезда. Он стал первым разведчиком, получившим при жизни звание Героя Советского Союза. Рамон и Рокелия жили в СССР до 1974 года, но северный климат тяжело сказывался на их здоровье, и они переехали на Кубу, где Рамон скончался в 1978 году. Согласно его последней воле, урна с его прахом захоронена в Москве.

Длительное время не было известно, кем же на самом деле был «Жан Морнар». Лишь несколько лет спустя после суда троцкисты установили, что осужденный — испанец Рамон Меркадер. Его опознали по фотокарточке несколько испанцев, бывших участников интернациональных бригад, вспомнили и ранение в правое предплечье (это подтвердилось при его осмотре в тюремной больнице). В испанских полицейских архивах обнаружились отпечатки пальцев Рамона, которого арестовывали в 1935 году в Барселоне за коммунистическую деятельность.

Мать Рамона и Эйтингон в день покушения находились в Мехико и ожидали его в машине неподалеку от виллы Койякане. Они видели, как к дому Троцкого с ревом летели полицейские и санитарные машины. Но Рамон не появился.

Около 10 часов вечера, мексиканское радио сообщило подробности покушения. Немедленно после этого Эйтингон и Каридад Меркадер покинули Мексику. Некоторое время они пробыли на Кубе, затем выехали в США, а оттуда в СССР. После войны Каридад жила в Париже, где с ней встречалась советская разведчица Зинаида Батраева, передававшая весточки от сына. Как рассказывала Батраева автору этих строк, «Мать» постоянно спрашивала ее: «Неужели советская разведка — такая сильная — не может организовать побег моего сына?»

Действительно, вопрос о побеге Рамона неоднократно обсуждался, и даже было дано поручение резидентурам в Нью-Йорке и Мехико организовать его. Однако ничего не получилось. К тому же и сам Рамон высказался против этих попыток, что при его преданности делу вполне можно объяснить нежеланием причинить ущерб советской разведке в случае провала. Не удались и попытки освободить Рамона досрочно по амнистии или помилованию.

Прах Меркадера покоится на Кунцевском кладбище под именем Рамона Ивановича Лопеса, Героя Советского Союза.

Картины коммуниста Давида Сикейроса украшают одно из самых «капиталистических» зданий Нью-Йорка — «Рокфеллер-центр».

А троцкизм как политическое течение практически прекратил свое существование после гибели Льва Троцкого.

ПРИБАЛТИЙСКАЯ СТАВКА НЕМЕЦКОЙ РАЗВЕДКИ

Чтобы понять обстановку в Прибалтике накануне Второй мировой войны и направленность операций немецкой разведки в этом районе, нужно сначала заглянуть в прошлое.

Согласно Ништадтскому мирному договору 1721 года между Россией и Швецией, завершившему Северную войну 1700—1721 годов, Россия получила, в частности, Лифляндию с Ригой, Эстляндию с Ревелем и Нарвой, острова Эзель и Даго и другие районы Прибалтики. Таким образом, Россия вернула себе захваченные ранее Швецией земли и утвердилась на Балтийском море.

После Октябрьской революции 1917 года в Латвии, Литве и Эстонии была установлена советская власть. Но она просуществовала недолго. Уже в 1920 году в странах Прибалтики возникли режимы, которые в течение двух десятилетий вели враждебную политику по отношению к СССР ориентируясь на западные державы. Особенно опасным был курс на сближение этих стран (их именовали «лимитрофы») с гитлеровской Германией, который таил в себе угрозу их превращения в плацдарм для нападения на СССР.

Немцы в отношении лимитрофов имели вполне определенные намерения.

Приведу весьма характерный документ, касавшийся этой проблемы. 2 мая 1939 года сотрудник Риббентропа д-р Клейст излагал немецкие намерения следующим образом:

«В прибалтийских государствах… не будет иметь места применение силы, оказание давления и угрозы (экономические переговоры с Литвой мы ведем, соблюдая в высшей степени лояльность и любезность). Таким способом мы достигнем нейтралитета прибалтийских государств, то есть решительного отхода их от Советского Союза. В случае войны нейтралитет прибалтийских стран для нас так же важен, как и нейтралитет Бельгии или Голландии. Когда-нибудь позже, если это нас устроит, мы нарушим этот нейтралитет, и тогда, в силу заключенных нами ранее пактов о ненападении, не будет иметь места механизм соглашения между прибалтийскими государствами и Советским Союзом, который ведет к автоматическому вмешательству СССР».

Итак, вот какой была цель: сначала обеспечить нейтралитет, то есть «отход» прибалтийских государств от СССР, а затем нарушить этот нейтралитет и захватить Эстонию, Литву и Латвию.

Учитывая все эти обстоятельства, Советский Союз в сентябре 1939 года, после раздела Польши, предложил Эстонии, Латвии и Литве подписать пакты о взаимной помощи, что и было сделано в сентябре-октябре того же года. Правительства этих стран пошли на это, не без основания опасаясь Германии (ведь Гитлер к этому времени уже «оттяпал» у Литвы Клайпеду), из двух зол выбирая меньшее. Советский Союз обязался оказывать этим странам помощь всеми средствами, включая военные, в случае нападения или угрозы нападения на них со стороны любой европейской державы. Для обеспечения выполнения взятых на себя обязательств СССР получил право разместить в прибалтийских странах войска и создать на их территории морские и воздушные базы. (Дальнейшее развитие событий привело к тому, что в 1940 году Эстония, Латвия и Литва вошли в СССР на правах союзных республик. При этом следует подчеркнуть, что в то время большинство населения прибалтийских стран — рабочие, крестьяне, интеллигенция — приветствовали такое развитие событий. Об этом свидетельствуют не только официальные заявления, итоги выборов и пропагандистские статьи в газетах, но и откровенные донесения советских разведывательных органов.)

Более того, эти настроения фиксировали и органы безопасности самих прибалтийских стран. Примером тому может служить Бюллетень департамента государственной безопасности Литвы от 16 октября 1939 года. Оценивая происходившие 11—12 октября 1939 года многочисленные собрания и митинги фабричных, заводских рабочих и других слоев трудящихся в разных местах Литвы, на которых выражалась благодарность Советскому Союзу за освобождение и передачу Литве Вильнюса и Вильнюсского края, в Бюллетене, в частности, отмечалось: «События этих дней показали, что среди наших рабочих коммунистическая агитация находит себе неплохую почву. Влиянию коммунистов поддается немало и тех рабочих, которые раньше с коммунистической деятельностью ничего общего не имели».

Однако командования эстонской, латвийской и литовской армий разрабатывали планы нападений на советские гарнизоны, в том числе планы совместных военных действий.

Одновременно правящие круги этих стран втайне устанавливали новые и расширяли уже имеющиеся связи с германской разведкой, которая в эти годы вовсю развернула свою деятельность в Прибалтике. Одной из главных задач немецкой разведки стало создание в лимитрофах своей «пятой колонны». Этому способствовало, в частности, прибытие в Латвию, Литву и Эстонию так называемых репатриационных комиссий, служивших прикрытием для германских спецслужб.

Эти комиссии поначалу занимались репатриацией в Германию лиц немецкой национальности. Но затем, не прекращая своего существования, прекратили отправку немцев в Германию, а проведенную при репатриации работу по регистрации немцев использовали для вербовки агентуры. Под разными прикрытиями действовали как легальные, так и нелегальные немецкие организации: «Культурфербанд» НСДРП (НСДАП), ФДРД — «Союз немцев рейха», «Гитлерюгенд», «Арбайтсфронт» — «Рабочий фронт», НСФ — Национал-социалистский союз женщин, «Союз германских девушек», спортивные клубы, религиозные союзы и т.п. Они активно вели фашистскую агитацию и шпионскую работу по указаниям германских разведчиков.

Под видом туристов и коммерсантов в Прибалтику зачастили немецкие разведчики. Интересно, что «спортивные» объединения вдруг принялись за строительство стадионов, которые, как сообщала агент планировалось использовать в качестве аэродромов.

Одновременно определенные круги прибалтийских государств проводили скрытый зондаж в Германии, стремясь получить от нее поддержку в осуществлении антисоветских планов. В конце февраля 1940 года президент Литвы А. Сметона направил в Берлин директора Департамента государственной безопасности МВД с секретной миссией, которая заключалась в том, чтобы получить согласие Германии установить над Литвой протекторат или взять ее под свою политическую опеку. Германское правительство обещало сделать это осенью 1940 года, после завершения военных операций на Западе. Рассчитывая на поддержку фашистской Германии, правящие круги Литвы стали прибегать к провокационный действиям против гарнизонов советских войск. Были случаи похищения советских военнослужащих, к ним применяли насилие, пытаясь получить от них секретные сведения.

По признанию генерала Г. Пикенброка, одного из ближайших помощников Канариса, начальника «Абвер-I», фашистская Германия в подрывной деятельности против СССР активно использовала разведки националистов прибалтийских республик. И Канарис и Пикенброк до середины 1940 года неоднократно посещали Прибалтику, особенно Эстонию, где сумели войти в тесный контакт с ее спецслужбами. Вот выдержки из показаний Пикенброка, данных в 1946 году:

"Разведка Эстонии поддерживала с нами очень тесные связи. Мы постоянно оказывали ей финансовую и техническую поддержку. Ее деятельность была направлена исключительно против Советского Союза.

В Эстонии часто бывал сотрудник абвера, корветтен-капитан Целлариус, на которого была возложена задача наблюдения за советским Балтийским флотом, его положением и маневрами. С ним постоянно сотрудничал работник эстонской разведки капитан Пичерт.

Перед вступлением в Эстонию советских войск нами заблаговременно была оставлена там многочисленная агентура, с которой мы поддерживали регулярную связь и получали интересующую нас информацию. Когда там установилась Советская власть, наши агенты активизировали свою деятельность и до самого момента (немецкой) оккупации страны снабжали нас необходимыми сведениями, содействуя тем самым в значительной мере успеху немецких войск. Некоторое время Эстония и Финляндия являлись основными источниками разведывательной информации о советских вооруженных силах". «Мы получали информацию от разведок пограничных с Россией стран, например Финляндии и Эстонии, которые по заданиям германской разведки засылали в Россию своих агентов».

Конечно, сведения о советских войсках собирали не только в Эстонии. Вот краткая выдержка из письма коменданта города Вильнюса начальнику полиции города Вильнюса и Вильнюсского уезда:

«Прошу Вас приказать начальникам полицейских отделений собирать сведения о войсках СССР на территории Литвы по следующей выдержке из указаний 2-го отдела штаба Вильнюсского соединения: о войсках СССР, передвижении войск, составе замеченных единиц и направлении передвижения… вооружении… настроении солдат СССР… отношении военнослужащих СССР к своему внутреннему строю… Сведения посылать ежедневно в 7.00—8.00 и в 17.00—18.00».

Ясно, что и эти сведения уходили к немцам. Это подтверждается выдержкой из сообщения 2-го бюро Генерального штаба французской армии от 8 марта 1940 года (ставшего достоянием советской разведки):

«Немецкая служба разведки в Каунасе, располагающая большим количеством агентов, имеет… связь между немецким военным атташе и частью литовской полиции… Разведка против СССР: основной центр этого рода деятельности находится в Вильно… на улице Мицкевича (адрес)… именно здесь находится центр немецкой разведки, работающей против Советского Союза… сведения передаются литовскому агенту, работающему в пользу Германии (фамилия, адрес)… В январе из Германии в Вильно прибыл один из главных руководителей немецкой разведки… Как стало известно, его деятельность в основном была направлена против Советов».

Безусловно, немецкая разведка, понимая, что немцы будут находиться под постоянным наблюдением советской контрразведки, основной упор делала на приобретение агентуры из числа литовских граждан. Вот отрывок из трофейного документа — докладной записки руководителя реферата III D в Главное управление имперской безопасности Германии от 10 января 1940 года: «…любой разведке, работающей против СССР в этих и с помощью этих (прибалтийских. — И.Д.) стран, будет заранее обеспечен успех в силу того, что имеются значительные слои литовского, латышского и эстонского населения, недовольные развитием событий последнего времени, настроенные против Советского Союза, большевизма, которые с охотой отдадут себя в распоряжение какой-либо разведки, работающей против СССР. По моему мнению, это обстоятельство должно быть серьезным образом учтено при намеченной активизации деятельности немецкой разведки… Используя это обстоятельство, можно добиться значительного успеха, если умело подойти к отдельным лицам из руководящих кругов Литвы, Латвии и Эстонии».

Это очень важный вывод, которым не преминули воспользоваться германские спецслужбы, а впоследствии и другие, видевшие в Советском Союзе своего главного противника.

На основании указания Гитлера об усилении деятельности всех секретных служб Германии против СССР были приняты меры по ее координации и заключению соответствующего соглашения между РСХА и генеральным штабом германских сухопутных войск. В начале июня 1941 года Гейдрих и Канарис на совещании офицеров абвера и командиров частей полиции и СД обсудили вопрос о взаимодействии между частями полиции безопасности, СД и абвером. Результаты совещания были доложены рейхсфюреру СС Гиммлеру. Именно тогда было окончательно утверждено создание «айнзатцгрупп» и «айнзатцкомандо» формирований, создававшихся для совершения массовых убийств десятков тысяч людей на оккупированной территории. В составе этих групп оказались добровольцы из числа эстонских, латвийских и литовских националистов.

Из показаний ответственного сотрудника абвера полковника Эрвина Штольца:

«Абвером II были также подготовлены особые отряды для подрывной деятельности в советских прибалтийских республиках. Германским агентам в Литве было, например, дано задание захватить железнодорожный туннель и мосты близ Вильнюса. В Латвии диверсионные отряды должны были захватить мосты через Западную Двину. Все захваченные стратегически важные объекты должны были охраняться нашими диверсионными отрядами от разрушения и удерживаться до подхода регулярных германских войск».

ИНЦИДЕНТ В ВЕНЛО

Одной из причин неудач английской разведки в Западной Европе в начале Второй мировой войны была катастрофа, которая сокрушила главную резидентуру в Голландии в 1939 году. Континентальный центр операций британской секретной службы, руководимой адмиралом Синклером, располагался в Гааге по адресу: Неве Уитвег, 15, кстати по соседству с домом, где в 1915 году жила Мата Хари. Главой европейского офиса был майор Г.Р. Стивенс, а его заместителем — капитан С. Пайн Бест.

Летом 1939 года эти офицеры познакомились с немцами, выдавшими себя за антифашистов и предложившими поставлять секретную военную и политическую информацию.

После нескольких встреч в отеле «Паркцихт» в Амстердаме было решено провести встречу двух английских офицеров с д-ром Шеммелем и генералом фон Виттерсхаймом и другими немецкими офицерами в Венло. Переговоры были продолжены 3 сентября 1939 года, то есть уже после начала войны. Англичане информировали своих руководителей в Лондоне и получили следующую инструкцию: чтобы избежать какого-либо недовольства со стороны властей нейтральной Голландии, строго секретно информировать о своих действиях шефа голландской секретной службы. Это было сделано, и глава голландской военной разведки генерал-майор ван Ооршот, правда без особой охоты, дал согласие на проведение англо-германских переговоров на голландской территории. Он поставил условие, что британских офицеров будет сопровождать офицер голландской разведки лейтенант Даниэль Клоп.

Переговоры были продолжены 19 и 30 октября и 7 ноября в Венло. В этот день англичанам сообщили, что генерал Виттерсхайм прибудет на встречу в 16 часов 9 ноября. К этому часу они подъехали к самой германской границе, и «д-р Шеммель» сказал, что генерал появится, когда он взмахнет рукой.

Такова английская версия событий, происходивших до этого рокового момента.

Теперь как рассказывают о ней немцы, в частности бывший начальник гитлеровской разведки Вальтер Шелленберг в своих мемуарах.

В течение нескольких лет германский тайный агент Ф-479 работал в Голландии. Он попал туда в качестве политического беженца и, продолжая выступать в этой роли, сумел завязать контакт с английской секретной службой. Он сделал вид, будто имеет связь с сильной оппозиционной группой внутри вермахта, что очень заинтересовало англичан. Его доклады пересылались прямо в Лондон, и через него немецкая разведка наладила непрекращающийся поток дезинформации.

После начала войны заинтересованность англичан в легендированной оппозиционной группе усилилась. Они рассчитывали с помощью офицеров-заговорщиков свергнуть гитлеровский режим.

Чтобы еще глубже втянуть англичан в «игру», было решено устроить их прямые переговоры с «высокопоставленными представителями» оппозиционной группы.

В качестве «представителя» выступал сам Шелленберг. Ему была предоставлена полная свобода действий и поставлена задача: определить отношение английского правительства к возможному новому немецкому правительству, которое контролировалось бы германской армией, и узнать, захотят ли англичане заключить секретное соглашение с оппозиционной группой, которое при перемене власти привело бы к мирному соглашению.

Под именем капитана Шеммеля, в сопровождении одного из агентов, Шелленберг выехал в Голландию, где встретился с майором Стивенсом и капитаном Бестом, которых сопровождал лейтенант Коппенс. Те обещали группе всяческую поддержку и выразили желание встретиться с кем-нибудь из ее руководителей — генералов.

Шелленберг по молодости лет никак не выглядел генералом, поэтому он привлек к делу своего лучшего друга Макса де Криниса, профессора Берлинского университета и заведующего психиатрическим отделением знаменитой клиники Шарите. Элегантный, статный, высокообразованный полковник медицинской службы идеально подходил на роль генерала, заместителя руководителя оппозиции.

Несколько дней спустя, 30 октября, де Кринис, Шелленберг и его агент выехали в Голландию. Там их задержала голландская полиция, подвергнув детальному допросу и обыску, и хотя ничего предосудительного обнаружено не было, их продолжали держать в участке. «Выручили» задержанных англичане, которые очень сожалели о происшедшем недоразумении, но Шелленбергу было ясно, что само задержание, допрос и обыск — их рук дело, способ проверки партнеров по переговорам.

В этот день провели длительные «плодотворные» переговоры о будущем Германии и о формах сотрудничества, причем «генерал» (видимо, он назвался фон Виттерсхаймом, как об этом пишут англичане) держался важно, когда надо было кивал или вставлял дельные замечания, чем произвел на англичан хорошее впечатление. Переговоры завершились обильным ужином, а наутро Шелленберг сотоварищи отправились домой. Предварительно заехали на некую фирму по адресу Неве Уитвег, 15 (Шелленберг знал, что там находится английская резидентура). Гостей снабдили рацией английского производства и специальным шифром, а также вручили бумагу, обязывающую голландские власти предоставлять возможность связываться по секретному номеру телефона в случае повторения неприятных инцидентов. Договорились о дальнейшей работе и способах связи. В течение следующей недели немцы трижды связывались по радио с англичанами и, наконец, договорились организовать новую встречу 7 ноября в одном из кафе близ границы. Встреча вновь прошла вполне успешно, англичане пообещали свозить «капитана Шеммеля» и руководителя оппозиции в Лондон для переговоров на самом высоком уровне. В заключение договорились, что «Шеммель» попытается привезти руководителя оппозиции на следующую встречу на том же месте, в тот же час.

В хорошем настроении Шелленберг явился в Дюссельдорф, но там вдруг обнаружил, что у начальства резко изменилось настроение по отношению к проводимой операции. Ему намекнули, что фюрер еще не принял решения, но что он склоняется к мысли прервать переговоры. Ему казалось, что они и так зашли слишком далеко. По-видимому, всякий, даже фиктивный, разговор о его свержении воспринимался фюрером болезненно.

Но Шелленберг уже настолько втянулся в «игру», что на свой страх и риск связался с Гаагой по радио и подтвердил свою готовность встретиться на следующий день. Он и сам не знал, о чем будет говорить с англичанами, но решил потянуть время, чтобы не прерывать контактов и сообщить им, что руководитель оппозиции заболел, но как только он поправится, они вместе прибудут в Голландию.

Утром Шелленберг переговорил с человеком, которого выбрал на роль генерала, «руководителя оппозиционной группы». Тот был промышленником, но имел высокое почетное звание в армии и являлся одним руководителей СС.

В полдень Шелленберг вновь пересек границу. Ему пришлось долго ждать в кафе и даже показалось, что за ним следят и англичане подозревают неладное. Но Стивенс и Бест наконец прибыли. Извинились за опоздание, и встреча приняла прежний сердечный характер. Вполне удовлетворенный ею, Шелленберг вернулся в Дюссельдорф. Там к нему явился один из командиров СС и сообщил, что ему поручено обеспечивать безопасность Шелленберга и в случае, если того попытаются похитить, воспрепятствовать этому с применением силы, благо встреча происходит у самой границы. Шелленберг объяснил офицеру, что, возможно, он уедет с английскими агентами, так как его целью является поездка в Лондон, и это не будет похищением. В этом случае Шелленберг подает ему знак. Договорились и о том, как действовать в случае попытки похищения. Офицер заверил, что для выполнения задания он отобрал самых лучших людей.

Вечером Шелленберг вновь встретился с промышленником и обсудил с ним все детали предстоящей на следующее утро работы. Удовлетворенный, он отправился спать и впервые за последние дни уснул спокойным, глубоким сном.

Разбудил его резкий телефонный звонок из Берлина. Говорил сам рейхсфюрер СС Гиммлер.

— Сегодня вечером после речи фюрера в пивном погребке, где он встречался со старыми членами партии, на него было произведено покушение. К счастью, за несколько минут до взрыва он успел выйти из здания. Он считает, что это дело рук английских спецслужб. Теперь он говорит — и это приказ, — что, когда вы завтра встретитесь с английскими агентами, вы должны их арестовать и доставить в Германию. Возможно, это будет означать нарушение голландской границы, но фюрер говорит, что это неважно. Отряд СС, посланный для вашей защиты, поможет вам выполнить задание. Вы все поняли?

— Да, рейхсфюрер. Но…

— Никаких «но», — резко ответил Гиммлер. — Существует только приказ фюрера, который вы выполните. Поняли? — Гиммлер повесил трубку.

Шелленберг немедленно разбудил командира отряда и объяснил ему суть дела. Обсудили план и решили, что действовать надо начинать в тот момент, когда подъедет «Бьюик» капитана Беста. Эсэсовцы уже хорошо разглядели эту машину накануне. Эсэсовский водитель хорошо водил свою машину задним ходом, и после захвата англичан ему даже не придется разворачиваться, оставляя широкое поле для обстрела, если до этого дойдет. Шелленберг должен был оставаться в кафе, а затем сесть в свою машину и уехать. На всякий случай все эсэсовские солдаты хорошенько разглядели его, чтобы не спутать с Бестом, походившим на него фигурой и носившим похожее пальто.

В двенадцать часов следующего дня Шелленберг вместе с агентом пересек границу. Они зашли в кафе и заказали аперитив. Обратили внимание, что вокруг было много велосипедистов и каких-то странно выглядевших людей в штатском, сопровождаемых полицейскими собаками.

Стало ясно, что англичане приняли чрезвычайные меры предосторожности. С большим опозданием, заставив Шелленберга и его агента немало поволноваться, на большой скорости подъехал «Бьюик». В этот момент раздались выстрелы и крики, и автомашина эсэсовцев, стоявшая наготове за зданием немецкой таможни, прорвалась через пограничный барьер. Выстрелы, произведенные ими же с целью усиления элемента внезапности, и дикие крики привели голландскую пограничную стражу в такое смятение, что солдаты бестолково бегали туда-сюда, ничего предпринимая.

За рулем «Бьюика» сидел капитан Бест, рядом лейтенант Коппенс, который сразу же выскочил из машины и стал стрелять по машине эсэсовцев, но их командир несколькими выстрелами сразил его. Эсэсовцы подскочили к «Бьюику», вытащили оттуда Стивенса и Беста, затолкнули их в свою машину. В этот момент и Шелленберг пришел в себя и, вместе с агентом вскочив в машину, перемахнул через границу и помчался в Дюссельдорф. Следом за ним прибыли и командиры эсэсовцев. Они доложили, что Стивенс и Бест вместе с шофером доставлены живыми и невредимыми. Из бумаг лейтенанта Коппенса явствует, что в действительности он не англичанин, а офицер голландского генерального штаба Клоп. Он был тяжело ранен (позднее лейтенант Клоп скончался от ран в дюссельдорфском госпитале). Бест, Стивенс и их шофер были доставлены в Берлин. Связать деятельность англичан с покушением на Гитлера («дело Эльзера») не удалось. Однако оба захваченных офицера содержались в плену на протяжении всей войны и были освобождены лишь в 1945 году.

После войны подполковник Герман Гискес, шеф секции III/F германского абвера в Голландии, признал, что немцы постоянно наблюдали за деятельностью английской разведки в Голландии после 1935 года. Он писал: «Я сам видел фильм, снятый германской контрразведкой перед войной, в котором заснят весь личный состав, агентура и посетители учреждений британской разведки, действовавшей против Германии. Пара хладнокровных спортсменов снимала этот фильм с баржи, которая целыми днями, а иногда и неделями стояла на канале, не далее чем в 30 ярдах от здания резиденции британской разведки. К сожалению фильм был немым, но титры на экране аккуратно демонстрировали имена, клички, действия и контакты всех невольных „кинозвезд“. Надо признать, что всех этих агентов в Германии ждал „теплый прием“».

Во Франции, где немецкие агенты проникли в государственные полицейские структуры, положение британской секретной службы было ненамного лучше. «Дело Венло» и другие провалы вынудили английскую разведку вывести из Франции, Нидерландов и Германии почти всю свою агентуру, которая была опознана немецкой контрразведкой и находилась в опасности.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44