Карсингтоны (№1) - Мисс Чудо

— Да уж, действительно, — согласился Олдридж. — Никогда не слышал о таком мхе. И вы говорите, что встретили его снова, не так ли?

— На холме, сэр, — заявил Калеб, жестом указав на гребень горы. — Всего в каких-нибудь пяти милях отсюда.

Для мистера Олдриджа, который нередко проходил за один день двадцать миль, осилить пять миль вверх по Лонгледж-Хиллу было сущим пустяком. Он вернется за несколько часов до ужина.

Прошло много времени, прежде чем он вспомнил, что в тот день ему следовало успеть не только к ужину.

Но было уже поздно.

Собрание закончилось вскоре после полудня.

Закончилось победой. Большинство проголосовало за канал, и был создан комитет. Члены его быстро набросали проект петиции в парламент, после чего зал опустел.

Остались только лорд Гордмор и его партнер. Его сиятельство был так потрясен последними событиями, что даже не пытался напустить на себя обычный небрежно-равнодушный вид.

— Мы были буквально на волоске от гибели, — сказал он. — Мне показалось даже, что я нахожусь на корабле, потерявшем управление во время шторма. Я пытался удержаться, но тут викарий, этот милейший, этот добрейший человек, принялся упрекать нас. «И ты, Брут?» — подумал я. И тут же упал за борт и быстро пошел ко дну. В появлении этих морских метафор был виноват, несомненно, этот похожий на пирата капитан с его сверкающей униформой и лихими бакенбардами.

Карсингтон промолчал. Он был поглощен скатыванием плана канала в трубочку самого минимального диаметра.

— Каким же я был дураком, когда предупреждал тебя, чтобы ты держал язык за зубами и ограничивался декоративной функцией, — продолжал лорд Гордмор, смущенно поглядывая на своего друга. — Мне следовало помнить, что ты становишься другим человеком, когда у тебя появляется боевой задор. Надеюсь, ты простишь меня. Мне почему-то показалось, что Ватерлоо навсегда изгнало из тебя боевой задор.

Карсингтон резко повернулся к нему.

— Тебе показалось, что я стал трусливым?

Что, черт возьми, с ним происходит? Они сегодня одержали большую победу, хотя шансов практически не было. Неужели он расстроился из-за этой ужасной особы?

— Что за вздор! И прошу тебя, не расстраивайся из-за мисс Олдридж. Только не сегодня. Ты ее в конце концов переубедишь. А сейчас ты одержал великую победу. Буквально вырвал ее из рук противника. Я испытываю огромное облегчение. Ведь то письмо… То блестяще сформулированное, жестокое письмо… Насколько я помню, это было делом ее рук?

— Она тебя предупреждала, Горди.

— Предупреждала. Как и моя сестра. Она сказала, что эта леди опасна. Кто бы мог подумать, что Генриетта ошибается?

— Мне не нравится, что все получилось так легко и просто, — произнес Кар.

— Ты это серьезно? Она чуть не уничтожила нас. Если бы ты не вмешался… — Гордмор недоговорил. Он не мог даже думать об этом без дрожи. Грозила полная катастрофа. Все пошло бы прахом: его экономия, бережливость и планирование; все деньги и надежды Кара — ведь он отнес все, что оставалось от его пособия, в игорный дом, а выигранные деньги отдал Гордмору.

Если бы Кар не встал и не изобразил с поразительным правдоподобием лорда Харгейта, когда тот воздействует на аудиторию своей неотразимостью и красноречием, эта рыженькая в неописуемой шляпке разорила бы их дотла.

Эта особа обладала дьявольской хитростью. Поскольку Кар оказался не в состоянии обуздать ее, решить эту проблему должен был его друг.

К тому времени как двое мужчин вышли из гостиницы, участники собрания уже разошлись. На улице, где в туристический сезон бывает множество гуляющих и зевак, сейчас было безлюдно.

Вскоре к ним подошел опрятно одетый мужчина, в котором Алистер узнал одного из доверенных лиц Гордмора.

Их было несколько человек, и они приехали сюда за его сиятельством в Дербишир, чтобы, потратив специально ассигнованные для этой цели деньги, заручиться поддержкой местных жителей. В этом не было ничего необычного. То же самое происходило во время выборов и наверняка случалось всякий раз, когда рассматривался вопрос о строительстве канала. Алистер не сомневался, что доверенные лица Мирабель проделывали то же самое.

Гордмор также приказал своим людям смотреть в оба глаза и слушать в оба уха. Поэтому подошедший к ним человек поспешил предупредить его сиятельство, что мисс Олдридж и мисс Энтуисл отправились в Лондон.

— В Лондон? — воскликнул Горди. — Так быстро?

— Дорожный экипаж с багажом уже ждал их, сэр, — сказал человек по имени Джексон. — Как мне сообщили, леди первыми вышли из актового зала, меньше чем через четверть часа сели в экипаж и отправились в путь.

Алистер не стал больше слушать и вышел на главную улицу. Там было довольно оживленно: экипажи и пешеходы двигались в обоих направлениях. Но он едва замечал их. Он смотрел в том направлении, куда уехала Мирабель, и пытался понять, что за этим кроется.

Она нанесла им сокрушительный удар. Почти уничтожила их. И все-таки… все-таки…

— Она знала, — пробормотал он. — Знала, что мы победим. Иначе, ее не дожидался бы готовый к отъезду экипаж.

Мгновение спустя он услышал за спиной голос Горди:

— Судя по всему, эта леди не дает нам возможности перевести дух.

— Она обещала не щадить нас, — произнес Алистер.

— Оно и видно. Как ни печально, я, кажется, тоже ее недооценил, не то сложил бы свои пожитки и отправился в путь, — заявил Горди. — Дорога каждая минута. У нее в Лондоне есть влиятельные друзья. Не забудь, сестра ее отца замужем за лордом Шерфилдом и, по слухам, имеет на него большое влияние.

Алистер повернулся к другу.

Шерфилд была одной из самых близких подруг его матери.

— Неужели ты не знал, что они родственники? — В голосе Горди звучало недоверие. — Должно быть, леди Харгейт упомянула об этом, когда ты сказал ей, куда отправляешься.

— Нет, — сказал Алистер и повернул к гостинице.

— Это очень странно, — произнес Горди.

— Ничуть, — ответил Алистер. — Когда я зашел к матери перед отъездом, то был настолько увлечен нашим блестящим планом и чудесами современной технической мысли, которые мы донесли до самых удаленных от цивилизации уголков, что ни о чем другом и не говорил. У нее не было возможности вставить даже слово.

— Шлифовал ораторское искусство, не так ли? — усмехнулся Горди. — Впрочем, знал ты об этом или не знал, пожалуй, роли не играет. У мисс Олдридж есть влиятельные друзья. Это факт. Но и у нас тоже. К тому же в нашу пользу говорят все практические преимущества, которые ты с таким блеском изложил собравшимся.

Алистер напомнил аудитории, что их канал, протяженность которого сравнительно невелика, будет проходить по малонаселенной части Дербишира. Маршрут канала пролегал по довольно ровной поверхности, поэтому не требовались ни акведуки, ни туннели, ни шлюзы. В соответствии с недавно принятым законом от 1817 года, обеспечивающим работу бедным, предусматривались правительственные займы. Это сокращало сумму, которую они должны были собрать с инвесторов.

Он знал, что план хорош. Многие политики, с которыми консультировались они с Горди, заверяли их, что такой простой и недорогой план строительства канала может пройти все инвестиции, начиная с первого заседания и кончая подписанием его принцем-регентом, за два месяца, а то и скорее.

Если бы дело обстояло по-другому, они с Горди не смогли бы предпринять этот проект. Для более сложного проекта у них не было денег, а учитывая неблагоприятные экономические условия после окончания войны, их неоткуда было взять. Неурожай, случившийся в прошлом году, тоже не улучшил ситуации.

План с самого начала учитывал интересы населения. К тому же Алистер добавил к маршруту почти пять миль в угоду его любимой леди.

А она лишь вздернула носик.

— В данный момент меня больше всего беспокоит твое благополучие, — сказал Горди. — Побереги сердце, Кар. Не хотелось бы чернить твою возлюбленную, но ты заслуживаешь хотя бы предостережения. Генриетта говорит, что несколько лет назад эта леди бросила одного парня и покинула Лондон, вызвав всеобщее осуждение.

— Я знаю об этом, — сказал Алистер. — Знаю больше, чем леди Уоллентри. Так сложились обстоятельства. Пусть даже мисс Олдридж бросила десяток мужчин. Это было в прошлом, а своим прошлым я тоже не могу похвастаться.

Он ни за что не поверит, что женщина, с которой он занимался любовью, может быть жестокой и бессердечной. Она обладает открытым характером и относится к людям с сочувствием. Свои подлинные чувства она скрывала под напускной холодностью и высокомерием. Он понимал ее желание защитить уязвимые места. Но не понимал, что она затевает в настоящее время.

Он был недоволен собой. Несмотря на все усилия, ему не удалось избавить ее от трудностей.

— Кар? — окликнул его Горди. Алистер вернулся к реальности.

— Ее прошлое не имеет значения. Самое главное — построить канал. Хотелось бы мне знать, что ее беспокоит. Я был уверен, что в моем плане были учтены все ее личные возражения. Если существуют еще какие-то трудности, то я хотел бы узнать, какие именно, до того, как мы будем излагать дело в парламентском комитете.

Он привык к неожиданностям, образно выражаясь, к ударам по голове. Даже находил их стимулирующими.

Но это не означало, что он позволил бы заманить себя в ловушку в парламенте. При мысли о том, что он может от неожиданности лишиться дара речи перед коллегами и подчиненными своего отца, у него кровь стыла в жилах.

— Очень разумно, — сказал Горди. Они уже подошли к гостинице, и он понизил голос: — Поезжай в Лондон и выведай у леди все, что сможешь. А я урегулирую дела здесь и приеду следом, как только смогу.

Час спустя Джексон в испуге смотрел на неподвижное тело, распростертое на покрытой мхом земле в лесистой части Лонгледж-Хилла.

— Что ты наделал? — обратился он к Калебу Финчу. — Разве я не предупреждал тебя о том, что сказал его сиятельство?

— С ним все в порядке, — успокоил его Финч. — Я просто дал ему лекарство.

— Какое еще лекарство?

— Немного сердечных капель Годфри. Сказал, что это сердечная микстура на бузине по рецепту моей милой старенькой тетушки.

Одной из составных частей сердечных капель Годфри был опиум.

Джексон подошел ближе. Казалось, старый джентльмен мирно спит. Он даже улыбался. Должно быть, ему снилось что-то приятное. У этого мистера Олдриджа такая милая улыбка. Джексону не понравилось, что старик лежит на холодной земле и что Финч не дождался дальнейших указаний. И Джексон все это высказал Финчу.

— Но если бы я стал ждать до завтра или до послезавтра, — возразил Финч, — то вряд ли смог бы его уговорить пойти со мной. Он хотел бежать на это собрание даже после того, как я сказал, что уже около полудня и что к тому времени, как он туда доберется, все давно разойдутся. Кроме того, его сиятельство хочет, чтобы он исчез, не так ли? Ну что ж, теперь это будет проще сделать. Погрузим его в телегу и увезем.

— У нас нет телеги, — сказал Джексон.

— Есть, — сказал Финч. — Я позаимствовал ее на шахте. И лошадь прихватил. Они ждут нас внизу у дороги. — Он кивком указал на старую, заросшую тропу для вьючных лошадей. — Не я ли говорил вам, что у мисс О. имеется про запас сотня всяких хитростей? Разве я был не прав? Вы позволили ей уехать в Лондон, где у нее полным-полно знакомых, родственников, и теперь она сотрет вас в порошок. Я знал, чем все это кончится, и подготовился заранее. Я не жду благодарности, тем более что выполнял свой долг.

Оно и к лучшему, что Финч не ждет благодарности, потому что Джексон не собирался его благодарить. Подчиненный должен следовать указаниям начальника, а не делать все, что взбредет в голову.

А Финч именно так и поступил, и теперь они не могли отпустить мистера Олдриджа.

— Именно этого хотел его сиятельство, — сказал Финч. — Мисс Олдридж поспешит вернуться из Лондона, как только узнает, что исчез ее папенька. Пока она будет здесь искать его, хозяин быстро и беспрепятственно проведет через парламент закон о каналах. А тем временем мистер О., живой и здоровый, будет жить у нас в Нортумберленде. Как только лорд Гордмор подпишет документы, мы отправим старого джентльмена домой. Вы только представьте, как все будут счастливы, когда увидят его, будто он вернулся с того света.

— Ты лучше постарайся, чтобы он вернулся в том же состоянии, в каком ушел, — предупредил его Джексон. — Его сиятельство несколько раз напомнил мне, что джентльмену ни в коем случае нельзя причинять вреда. Так что будь поосторожнее со своими сердечными каплями, Финч. Если ты дашь ему слишком большую дозу, он может умереть, и уж тогда я позабочусь о том, чтобы тебя повесили.

Глава 17

Мирабель и миссис Энтуисл, как и подобает леди, путешествовали в сопровождении слуг и верховых. Проехав около шестидесяти миль, они остановились на ночь в гостинице Маркет-Локборо.

После ужина, к которому Мирабель едва притронулась, они перешли в гостиную в ожидании чая.

Служанка, которая принесла чай, сообщила леди, что с ними желает поговорить некий мистер Карсингтон.

— Силы небесные! — воскликнула миссис Энтуисл. — Он времени не терял.

Мирабель не сказала ни слова, лишь расправила плечи, но сердце у нее гулко забилось.

— Проводите его сюда, — сказала мисс Энтуисл. Мгновение спустя вошел Алистер. Лицо его выдавало усталость, глаза потемнели. Но в остальном он был таким же безупречным, как обычно: каждый волосок лежал на своем месте, создавая видимость романтической небрежности, на месте была каждая складочка галстука без единой морщинки.

Мирабель испытала сумасшедшее желание вскочить и взъерошить ему волосы. Но тут же напомнила себе, что расслабляться было бы роковой ошибкой. Он сделает с ней все, что захочет. Нет, она должна притвориться, будто он ее злейший враг. Иначе пропадут результаты всех ее трудов за последние десять лет.

В ответ на его поклон она холодно кивнула, сложив руки на коленях, и предложила ему выпить с ними чаю.

— Я пришел не на чашку чая, — проворчал Алистер, снял шляпу и подошел к ней. — Я удлинил канал на пять миль ради вас, хотя это создает неудобства для моего партнера и увеличивает расходы. Но вас и это не устроило, судя по вашим действиям. Почему?

— А почему вы и лорд Гордмор по-прежнему проявляете настойчивость? Ведь я не скрывала, что готова на все, только бы сорвать ваши планы.

— Если я вам больше не нравлюсь, так и скажите. В обычных обстоятельствах было бы нечестно играть моими чувствами, но…

— Я? Я играю чувствами человека, о чьих любовных похождениях слагают легенды? — возмутилась она. — Не смешите меня.

— В данном случае мои чувства не играют роли, — продолжал он, пропустив ее слова мимо ушей. — Можете разбить мое сердце, если вам угодно. Но каким-нибудь другим способом. Вы не представляете, сколько вреда ваши действия причинят другим людям.

Разбить его сердце? Она похолодела. Даже Уильям не обвинял ее в том, что она играет его чувствами. После того как она с ним порвала, многие стали относиться к ней холодно и отчужденно, а те, кто от нее отвернулся, с удовольствием рассказывали, о чем шепчутся у нее за спиной.

Ее называли кокеткой. Говорили, что она, мол, бессовестно использовала Уильяма Пойнтона. Когда она уехала, ей писали письма. Люди, видевшие его в Венеции, утверждали, что он плохо кончит, что умрет от несбывшихся надежд. Что почти не притрагивается к кисти, что, закончив стенную роспись, уехал в Египет, поклявшись никогда не возвращаться в Англию.

И все по ее вине.

На мгновение ее охватили воспоминания о первых двух ужасных годах после разрыва с Уильямом, и ей снова, как тогда, показалось, что в ее жизни больше никогда не будет ничего хорошего.

Она едва сдерживала слезы.

Это разозлило ее.

Она встала, дрожа от возмущения.

— Значит, я с вами играла, не так ли? Вот как вы обо мне думаете.

— Я не это имел в виду.

— Мне следовало бы понять, что моя развязность унизит меня в ваших глазах, — произнесла она. — Но упреков и обвинений я от вас не ожидала. Вы, наверное, думаете, что я возражаю против вашего канала, просто чтобы помучить вас? Считаете меня мелочной и ничтожной?

— Разумеется, нет. Не надо превратно толковать мои слова.

— Может быть, я неправильно поняла? — Мирабель вопросительно взглянула на миссис Энтуисл.

— Не имею ни малейшего понятия, — ответила миссис Энтуисл, с невозмутимым видом положив себе на тарелку кусочек торта. — День был такой суматошный, и я слишком устала, чтобы решать столь сложные вопросы. Если вам не терпится продолжить спор, будьте любезны, перейдите в столовую, чтобы я могла спокойно выпить чаю.

Войдя в гостиницу, Алистер не обратил на миссис Энтуисл ни малейшего внимания. Он видел только Мирабель. Соберись на лестнице толпа слуг, чтобы подслушать разговор, он не заметил бы и их.

Злясь на себя, он последовал за Мирабель в смежную комнату и закрыл за собой дверь. Она подошла к банкетке, стоявшей в самом дальнем углу под окном, выходящим на улицу.

Алистер понял, что обидел ее своими речами. На собрании, посвященном каналу, он вел себя гораздо тактичнее. Ну почему его мозг сжимается до размеров горошины, когда он находится рядом с ней?

— Я не хотел… — начал было он и умолк, не в силах произнести еще хоть слово. Ему не хотелось говорить. Хотелось обнять ее и вымолить прощение. Она стояла в напряженной позе и была бледна.

— Прости меня, — сказал он. — Я так хотел порадовать тебя новым планом канала, но мне это не удалось, и я вышел из себя.

— Рано об этом говорить, — сказала она. — Вы выиграли первый раунд. Неизвестно, кто победит в последнем.

— Может быть, скажешь мне, что я сделал не так? Я попытался бы все исправить, но я сбит с толку. Возможно, я поторопился, решив, что мы сможем пожениться, как только я преодолею это последнее препятствие. Канал. Видимо я ошибся. Канал не единственное препятствие. Но остальные мне неизвестны. Я соблазнил тебя, хотя понимал, что это нечестно. Прежде надо было завоевать твое сердце. Но я так желал тебя, что ничего не мог с собой поделать. Если не питаешь ко мне никаких чувств, скажи, и я оставлю тебя в покое.

Ее волосы поблескивали в пламени свечи, как отшлифованная медь.

Он вспомнил ее слова.

«Ты делаешь меня такой счастливой. Когда мы рядом, я снова чувствую себя девчонкой».

Но он не сделал ее счастливой. Наоборот. Она стояла в напряженной позе, остановив на нем мрачный взгляд.

— Хочешь услышать, что я не люблю тебя? Это было бы ложью. И ты это знаешь.

— Любовь моя. — Он бросился к ней. Она жестом остановила его.

— Если ты действительно меня любишь, то не приближайся ко мне. Стоит тебе ко мне прикоснуться, как я теряю контроль над собой, что дает тебе преимущество.

Алистер нехотя отступил на шаг.

— И еще. Не надо меня уговаривать. Нынче утром ты почти убедил меня, что следует благодарить судьбу за такой подарок для Лонгледжа, как ваш канал.

— «Почти», но не совсем, — сказал он. — В том-то и беда. Именно поэтому я приехал. — Он усмехнулся. — Впрочем, приехал я по другой причине, но сказал Гордмору, что хочу знать, почему тебе не понравился мой новый план. Может, скажешь, что мы должны сделать?

— Уехать отсюда, — сказала она. — Оставить эту затею. Надеюсь, у вас хватит ума не упорствовать. Я кое-что смыслю в бизнесе и политике и знаю, как делаются такие дела. Возможно, в конечном счете вы победите, но это обойдется вам дороже, чем вы рассчитывали, а может быть, дороже, чем вы можете себе позволить. Эти шахты наверняка того не стоят.

— Дорогая, — произнес он, — эти шахты сейчас почти ничего не стоят, но у нас, кроме них, ничего нет.

Ошеломленная, она округлила глаза, покраснела и плюхнулась на банкетку. Алистер проклинал себя за свою болтливость.

— Хотел бы я, чтобы мой язык хотя бы изредка советовался с мозгом, — признался он. — Наши финансовые дела тебя совершенно не касаются.

— Не касаются? — сердито воскликнула она. — Теперь понятно, почему лорд Гордмор проявляет такое дьявольское упрямство. До чего же я глупа! Когда я писала тетушке Клотильде, следовало расспросить ее не только о тебе, но и о нем. Было бы гораздо полезнее узнать подробности о твоем финансовом положении, чем получить перечень твоих любовных похождений, хотя они весьма забавны.

— Забавны?

— Тебе нужно писать мемуары, — сказала она.

— Мемуары? — Это был очередной удар по голове, но Алистер даже не поморщился. Он уже привык.

— Это принесло бы больше денег, чем ваши жалкие шахты. Алистер подошел к камину и, наблюдая, как крошечные язычки пламени лижут уголь, стал обдумывать, в какой степени можно открыться перед ней. Наконец он повернулся к ней. Она пристально смотрела на него. Наконец он сказал:

— Мирабель, у меня нет времени.

— Тебе еще не исполнилось тридцать, — сказала она. — Какой бы волнующей ни была твоя жизнь, она относительно коротка. Если возьмешься за дело сейчас, сможешь написать мемуары за несколько месяцев, красноречия тебе не занимать.

— У меня нет времени, — повторил он. — В моем распоряжении всего семь недель.

В нескольких словах он рассказал ей о своей встрече с отцом в ноябре, о поставленном им условии.

Она слушала, склонив голову набок, будто решала сложную задачу. Когда он закончил, она сказала:

— Не понимаю, в чем проблема?

— Если нам с Горди не удастся провести через парламент закон о канале к первому мая, мне придется жениться на богатой наследнице.

— Но ты несколько раз говорил, что хотел бы жениться на мне, — сказала она.

— Я в жизни ничего не желал сильнее, — сказал он.

— Ну так в чем же дело? — сказала она. — Я богатая наследница.

До него не сразу дошел смысл сказанного. Она ждала.

— Нет, — сказал он.

Он прошелся от камина к двери и обратно. Потом сел в кресло и снова встал. Он направился к ней, потом повернул назад и снова сердито уставился в огонь.

Такой реакции она не ожидала. Она и не надеялась, что проблема окажется такой простой. Однако для него она оставалась проблемой, и другого нельзя было ожидать.

Уильям Пойнтон тоже любил ее, но жертва была слишком велика. Он не мог отказаться от своих надежд и амбиций, как и она не могла бросить свой дом и добродушного, рассеянного отца, которого каждый мерзавец и плут в округе норовил обмануть и обобрать.

— Я не жду, что ты станешь помещиком и будешь все время жить в Дербишире, — сказала она. — Естественно, ты пожелаешь весной, во время сезона находиться в Лондоне.

— Если ты думаешь, что я оставлю тебя одну в Лонгледже в разгар туристского сезона, когда это место просто кишит праздными мужчинами, то ты глубоко ошибаешься, — проворчал он, глядя в огонь.

Мерцающий свет углубил тени под его глазами и резче очертил контуры худощавого лица.

— Уж не думаешь ли ты, что я могу бросить на произвол судьбы поместье, особенно весной и в начале лета, когда здесь столько дел? — сказала она, вздернув подбородок. — Лучше договоримся об этом сейчас. Есть вещи, которые не подлежат обсуждению.

Он окинул ее холодным взглядом.

— Не о чем договариваться, — бросил он. — Я не могу жениться на тебе без гроша в кармане. Я жил на иждивении отца. Но ни за что не соглашусь быть нахлебником у своей жены.

— Нахлебником? — Мирабель встала и взглянула ему в лицо, хотя ей отчаянно хотелось убежать, настолько она была оскорблена. — Понятно. Как бы я ни пыталась навязать себя тебе, ты мне не доверяешь. Сколько раз ты говорил, что хочешь жениться на мне, а теперь отказываешься, хотя это сразу решило бы все твои проблемы. Ты считаешь, что не можешь этого сделать. Почему? Пострадает твоя гордость? Может быть, ты опасаешься, что я сделаю из тебя комнатную собачку, как это пыталась сделать Джудит Гилфорд? Если это так, значит, ты совсем меня не знаешь, а твоя любовь, как и все прочие страсти, ярко вспыхнув, гаснет при первом же столкновении с трудностями.

— Я умею справляться с трудностями, — резко ответил он. — И намерен это доказать.

Прихрамывая заметнее, чем обычно, он вышел из комнаты. Несмотря на стыд, гнев и отчаяние, Мирабель стало жаль его. Он постоянно страдает, однако никогда не говорит об этом вслух.

Всему виной его непомерная гордость, но ведет он себя поистине мужественно. Гордость и мужество делали ее любовь к нему еще сильнее.

Нет, это не может быть любовь. Ведь она знакома с ним всего несколько недель.

Впрочем, продолжительность их знакомства ни при чем. Он завоевал ее сердце. И ушел, унеся его с собой.

Ну и пусть. Если ему не нужны ее деньги, то это его проблема. А она будет действовать, как планировала первоначально. По сути дела, ничего не изменилось, сказала она себе. Она знала, что он заставит ее страдать. Смирилась с тем, что придется расплачиваться за короткий миг счастья годами страданий. Она была готова к этому.

Услышав, как, попрощавшись с миссис Энтуисл, он ушел, она в порыве отчаяния схватила кувшин и швырнула его в камин.

Как только Алистер вернулся после бурного разговора с Мирабель, Кру принес ужин.

Алистер покопался в тарелке, потом, усталый и расстроенный, разделся и лег в постель. Ему хотелось отдохнуть после трудной дороги. Для сна было еще слишком рано, да он и не надеялся уснуть после недавнего разговора с Мирабель.

Она богатая наследница? Почему Горди не сказал ему об этом?

Видимо, решил, что Алистеру это известно. Он, разумеется, предполагал, что она владеет весьма солидной земельной собственностью, однако понимал, что ее собственность, как и собственность его отца, должна быть разделена между ближайшими родственниками мужского пола по отцовской линии.

Однако из разговора с ней он сделал выводы, что Мирабель имеет весьма солидное состояние. Она ведь знала, что его содержание обходится дорого. Возможно, даже подсчитала связанные с этим расходы с точностью до последнего шиллинга. В отличие от большинства женщин ей пришлось узнать, что сколько стоит, и научиться взвешивать все «за» и «против», прежде чем что-либо приобрести или решить, что разумнее: отремонтировать или заменить то или другое. Она не задумываясь предложила ему жениться на ней, чтобы решить его проблемы.

Но он не хотел, чтобы кто-нибудь, тем более она, помог ему выбраться из его нынешних затруднений.

Если он не сможет решить эту проблему собственными силами, то утратит остатки уважения к себе и не будет достоин ни ее любви, ни уважения отца, ни дружбы Горди.

И все же Алистер чувствовал себя последним мерзавцем, отказавшись от ее предложения. Он ее обидел. Видно, мозг у него усох, а мужское самолюбие раздулось до чудовищных размеров. Ему следовало объяснить ей все. Но только сейчас он это понял.

Поворочавшись в постели, Алистер все же уснул. И снова ему приснилась битва при Ватерлоо. С каждой ночью картина вырисовывалась все отчетливее. Он просыпался, или, услышав его бред, его будил слуга.

Вот и сейчас Кру склонился над ним и осторожно тряс за плечо.

— Проснитесь, сэр. Вам снова снится кошмар. Алистер сел в постели.

— Который час?

— Около полуночи, сэр.

— Лорд Гордмор приехал?

Оказалось, что Горди еще не приехал и, по мнению Кру, вряд ли вернется ночью. Погода сильно испортилась с тех пор, как его хозяин лег в постель.

Алистер встал и посмотрел в окно. Ни зги не видно. Он слышал лишь, как барабанит дождь и завывает ветер. Как бы ни спешил Гордмор, он не станет рисковать ни своими людьми, ни лошадьми. Видимо, остановился на каком-нибудь постоялом дворе.

Все равно здесь места всем не хватило бы. Мисс Олдридж и ее сопровождающие заняли все комнаты, кроме нескольких самых маленьких и темных, которые выходили в узкий переулок позади здания.

И все же, услышав стук в дверь, Алистер решил, что паника, охватившая Горди, взяла верх над осторожностью. Ожидая, что войдет его друг, он не потрудился накинуть на себя халат, когда Кру пошел открывать дверь.

Алистер услышал шепот.

— Он не спит, но… — сказал Кру.

Его бесцеремонно отодвинули в сторону, и в комнату влетела Мирабель.

Дойдя до середины комнаты, она остановилась.

— Ох, извините. Мне показалось, будто Кру сказал, что вы еще не легли. — Она покраснела и отвела глаза.

Алистер растерянно огляделся. Кру бросился к креслу, схватил халат и проворно надел на хозяина. Потом, пробормотав что-то насчет горячего питья, исчез.

Мирабель повернулась к Алистеру. На ней был пеньюар из тончайшего белого батиста, отделанный шелковым кружевом, накинутый поверх такой же ночной сорочки с гофрированной оборкой на подоле. Она выглядела как принцесса из волшебной сказки. Алистер не мог отвести от нее глаз.

Мирабель раскраснелась, в голубых, как сумерки, глазах отражалось пламя свечи. Золотисто-рыжие локоны обрамляли ее лицо и рассыпались по плечам.

— Я снимаю свои возражения, — произнесла она.

Снаружи бушевала буря. Свистел и завывал ветер, дождь барабанил в оконные стекла. А здесь, в комнате, потрескивал огонь в камине.

Однако внутри у Мирабель бушевала буря, еще более неистово, чем за окном.

Одеяние Мирабель не поддавалось описанию. Это было настоящее произведение искусства. Ей его прислала без каких-либо объяснений тетушка Клотильда вместе с письмом, в котором описывались похождения мистера Карсингтона.

Выглядела в нем Мирабель весьма соблазнительно. Ее можно было упрекнуть за неразборчивость в средствах, но это ее нисколько не волновало. Она готова была на все, лишь бы добиться своего. Она любит Алистера. Глубоко и искренне. И на сей раз ни за что не сдастся.

— Мне не следовало отпускать тебя, — сказала она. — Но я была обижена и сердита, а поэтому плохо соображала.

В ее распоряжении было несколько часов, чтобы успокоиться, привести в порядок свои мысли и решить, что для нее важнее: дом и кусочек земли или любовь на всю жизнь.

Алистер растерянно смотрел на нее. Может быть, он изменил отношение к ней? Что, если он считает ее такой же, как Джудит Гилфорд, богатая наследница, чьи тиранические замашки, как считала тетушка Клотильда, заставили Алистера бросить ее?

— Я поступила неразумно, — призналась она. — Капитан Хьюз одобрил пересмотренный тобой план. Он зачитал мое письмо лишь потому, что обещал это сделать.