Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Научно-техническая разведка от Ленина до Горбачева

ModernLib.Net / Документальная проза / Чертопруд Сергей / Научно-техническая разведка от Ленина до Горбачева - Чтение (стр. 23)
Автор: Чертопруд Сергей
Жанры: Документальная проза,
История

 

 


В мае 1986 года Бож подписал «контракт» с советской разведкой сроком на десять лет и стал Биргом. А 22 августа, во время очередной встречи с Водопроводчиком, Захаров был арестован. Его обвинили в том, что он как сотрудник КГБ заплатил Божу 1000 долларов за три секретных чертежа реактивных двигателей самолетов ВВС США. Реакция Москвы на этот инцидент оказалась молниеносной и непредсказуемой. Через неделю в советской столице был арестован по обвинению в шпионаже корреспондент одной из крупных американских газет Н. Дани-лофф. Такого развития событий ФБР ожидало меньше всего.

Первоначально не планировалось арестовывать советского разведчика. В качестве меры наказания рассматривалась просто его высылка из страны. Против ареста активно выступал Государственный департамент, который справедливо полагал, что громкий шпионский скандал только повредит процессу сближения двух сверхдержав. Зато Белый дом согласился на эту акцию. В результате встреча в верхах оказалась на грани срыва. Однако дипломаты смогли уладить все возникшие проблемы. Захаров и Данилофф были отпущены на свободу и спешно покинули негостеприимные страны[552].

ФБР крайне редко реализует такие операции с участием двойных агентов. Одна из причин — необходимость на протяжении длительного периода времени снабжать противника достоверной информацией. Ведь, в большинстве случаев ее можно проверить с помощью экспертов или из других источников. Да и не каждый человек подходит на роль двойного агента. Поэтому обычно американская разведка после выявление очередного «инициативника» просто арестовывала предателя.

Типичный пример — история авиаинженера Т. П. Каваны. Этот человек пытался продать советской разведке секретную информацию о бомбардировщике, сконструированном с использованием технологии «Стеле». Благодаря особенностям этого метода самолет крайне сложно обнаружить с помощью радаров. В 1981 году Канава поступил на работу в компанию «Норсроп». Через три года достиг должности главного инженера отдела сложных технологий. Несмотря на высокую зарплату, инженер не смог решить все свои финансовые проблемы. И тогда он позвонил в советское консульство в Сан-Франциско и предложил за 25 000 долларов рассказать подробности о технологии «Стеле»[553]. Почему отечественная разведка не спешила давать положительный ответ на это заманчивое предложение? Существует несколько версий такого странного поведения. Согласно одной, инженер был объявлен «подставой» американской контрразведки. Поэтому от него решили держаться подальше. По другой версии, ФБР просто опередило КГБ или ГРУ и первым вычислило инженера. В любом случае, Т. В. Кавана был приговорен к пожизненному заключению.

Причина настороженного отношения офицеров советской разведки к «инициативникам» легкообъяснима. Иногда визит потенциального агента в лучшем случае заканчивается громким дипломатическим скандалом.

При неблагоприятном стечении обстоятельств, например отсутствии дипломатического иммунитета, — арестом. А дальше долгая процедура следствия, суд и обмен на иностранных граждан, арестованных за «железным занавесом».

Летом 1977 года ФБР провело очередную операцию против советской разведки. Лейтенант ВМС США А. Линберг взошел на борт лайнера «Казахстан». Через десять дней круиза, перед тем как покинуть палубу комфортабельного судна, он передал одному из помощников капитана записку. В ней говорилось, что он не прочь заработать и готов поделиться информацией о технических особенностях акустических систем обнаружения советских подводных лодок. КГБ принял его предложение. Была достигнута договоренность о том, что материал будет заложен в тайнике. Во время изъятия контейнера в мае 1978 года было арестовано три советских разведчика[554].

Матрос М. Р. Мерфи служил на американской атомной подводной лодке «Джеймс Полк». В июне 1981 года он позвонил в советское дипломатическое представительство при ООН и предложил свои услуги. Советская разведка так и не успела ответить на его предложение. «Инициативник» оперативно был арестован контрразведкой[555]. В январе 1986 года на авиабазе Бэль-Аир в Калифорнии был арестован рядовой ВВС США Б. Отт. Причина ареста — попытка продажи секретной технической информации по самолету-разведчику SR-71 «БЛЭКБЭРД» двум сотрудникам ФБР, которые выступили в роли советских дипломатов. Предварительно «инициативник» позвонил в консульство СССР в Сан-Франциско[556].

Старшина Р. Д. Хагвуд служил в Тихоокеанском ракетном пусковом центре в Пойнт-Мугу (штат Калифорния). В марте 1986 года он попытался продать руководство по боевому снаряжению самолетов. Правда, в роли покупателей выступили не офицеры советской разведки, а сотрудники ФБР[557].

В июне 1986 года помощник военного атташе посольства СССР в Вашингтоне попытался завербовать высокопоставленного офицера ВВС США, имевшего доступ к сверхсекретной информации по программе СОИ и технологии «стеле» (самолет-«невидимка»). Попытка закончилась неудачей и советский разведчик был вынужден досрочно вернуться в Советский Союз[558].

В декабре 1986 года был арестован Ю. Вестфаль — высокопоставленный гражданский служащий министерства обороны Западной Германии. Он участвовал в исследовательском проекте по совершенствованию компьютерных систем, применяемых в вооруженных силах ФРГ[559]. По официальной версии, он был завербован в Вене еще в июне, но так и не успел передать ничего ценного советской разведке.

Сержант Д. У. Ричардсон служил на полигоне в Эберди-не (штат Мэриленд). Там проводились учебные стрельбы из различных видов оружия. В 1989 году он позвонил в советское посольство и предложил свои услуги. В частности, он был готов передать схему электрооборудования танка М-1. Был арестован и приговорен к 10 годам тюрьмы[560].

В январе 1989 года ФБР арестовало отставного старшину — инструктора морской противолодочной авиации. Он был уволен из ВМФ в 1985 году. Спустя три года он пытался продать секретную информацию представителям советской разведки[561].

Летом 1989 года были арестованы двое американских моряков, служивших на авианосце «Мидуэй» — старшина Р. Браун и рядовой Д. Уилмот. Первый был техническим специалистом подразделения электронной войны, а второй в морской авиации. Друзья решили немного заработать, продав секретные материалы по американскому оборудованию и тактике ведения электронной войны. В качестве покупателя они выбрали сотрудников ГРУ, работавших под «крышей» посольства СССР в Японии. Американская контрразведка заранее узнала об инициативе моряков и помешала реализации намеченного плана. Браун получил 37 лет тюрьмы, а его напарник всего лишь 10[562].

Неудачей закончилась попытка в декабре 1994 года двух американских бизнесменов С. Кота и В. Редди продать образцы нового медицинского препарата, полученного методом генной инженерии, за 300 тысяч долларов. Этот препарат стимулировал рост числа кровяных телец у пациентов с печеночными заболеваниями после переливания крови. По предварительным подсчетам, объем его продаж во всем мире мог превысить два миллиарда долларов. Заманил в ловушку этих двух «торговцев чужими тайнами» агент ФБР Д. Друзинский, сыгравший роль русского шпиона[563].

В апреле 1996 года за попытку продать секретную информацию России был арестован бывший инструктор школы ВМС США в Орландо (штат Флорида) К. Лессе-ентиен. Специалист по ядерным энергетическим установкам подводных лодок попался в ловушку, организованную ФБР. Перехватив его телефонный звонок в российское посольство американские контрразведчики назначили «инициативнику» встречу, где он и был арестован. Приговорен к 27 годам тюрьмы[564].

Глава 16. ПРЕДАТЕЛИ

О перебежчиках в отечественной литературе написано достаточно много. При этом некоторые авторы руководствуются при написании не логикой или прагматизмом, а эмоциями. Поэтому вместо объективного анализа и подбора фактов получается монолог на тему «заклеймим и проклянем изменников Родины» с небольшим набором аргументов, демонстрирующих глубину деградации предателей. И это справедливо.

Хотя не стоит забывать и о том, что перебежчики сыграли определенную роль в истории тайной войны. Звучит цинично, но без этих людей мы бы не узнали об успехах отечественной разведки.

С другой стороны, есть сотрудники иностранных разведок, которые перешли на нашу сторону. Для нас они герои, а для Запада — предатели. Если в России О. Эймс уважаемая личность, то в США всегда будут помнить, что благодаря его информации было расстреляно в СССР несколько американских агентов.

А еще есть личности типа О. Пеньковского. Де-юре они признаны суперзлодеями, а де-факто до сегодняшнего дня историки спорят, кем же они были на самом деле. Может быть, двойными агентами, которые передавали на Запад дезинформацию и исполняли, порой не осознавая этого, роль пешек в большой игре между Кремлем и Белым домом.

Исходя из всего этого в печати не очень много объективной (без эмоциональной окраски) и полной информации о советских перебежчиках. Одно из исключений — книга Д. В. Прохорова и О. И. Лемехова «Перебежчики. Заочно расстреляны», факты из которой использованы в этой главе.

Первым, кто продемонстрировал западным спецслужбам размах и направления деятельности отечественной научно-технической разведки, был шифровальщик военной легальной резидентуры в Канаде И. С. Гузенко (Кларк). История его побега достаточно подробно описана в отечественной литературе, так же, как и нанесенный им урон. Хотя крайне редко говорится о том, что побега могло не быть, если бы…

И. Гузенко (в маске) дает интервью на Западе после побега. 1945 год

«По причине недопустимой беспечности, ротозейства и легкомысленного поведения военного атташе СССР в Канаде полковника Заботина и трех его помощников — полковника Мотинова, майора Рогова и майора Соколова (к началу 90-х годов все они, насколько мне известно, стали генерал-майорами и находились либо в запасе, либо в отставке), — которые доверили Гузенко всю свою переписку для хранения или уничтожения, на руках у перебежчика оказались секретные документы. Он снимал копии с тех, что шли в архив, а материалы, требующие уничтожения, хранил в надежном месте. Своей преступной деятельностью Гузенко занимался с 1942 по 1945 год. — Это из воспоминаний заместителя начальника 1-го управления (агентурная разведка) ГРУ полковника М. Мильштейна. — По долгу службы пришлось заниматься делом Гузенко, и, понятно, я был свидетелем того, как реагировали на это предательство не только руководство военной разведки, но и высшие должностные лица Советского Союза».

М. Мильштейн далее в своих воспоминаниях справедливо утверждает: «В истории Гузенко были нарушены все писаные и неписаные законы секретной службы. По существующим в разведке правилам шифровальщик не имеет права жить на частной квартире — ему обязаны предоставить жилую площадь в помещении, имеющем экстерриториальность, то есть в посольстве. Так оно в начале и было. Но у Гузенко рос маленький ребенок, который иногда по ночам кричал, а жена военного атташе не терпела детского плача. В результате Заботин, находящийся под каблуком жены, заставил Игоря Гузенко переехать на частную квартиру.

В то же время Мотинов и Рогов, также вопреки всем инструкциям, по своей инициативе стали заводить подробные личные дела на всех, с кем они работали или кого они в тот момент «разрабатывали». В этих досье содержались имена, адреса, места работы и другие данные на уже действующих агентов, и на лиц, которых они собирались сделать своими осведомителями.

Материалы хранились в сейфе у Мотинова, ключом к которому мог пользоваться только он сам. Второй же ключ, опечатанный, в специальном пакете, на всякий «пожарный» случай должен был храниться у старшего шифровальной комнаты и потому не выдавался. Но Мо-тинов по глупой наивности не предполагал, что Гузенко уже давно подобрал ключ к его сейфу и систематически прочитывал все секретные документы, снимая с них копии.

Сама история побега советского шифровальщика в Канаде довольно необычна. Еще в сентябре 1944 года начальник управления подумывал об отзыве Гузенко на родину и для начала приказал переселить его в дом военного атташе. Полковник Заботин, опять же пойдя на поводу у жены, не выполнил этого приказания Центра. Позднее, через год, в августе 1945 года, тогдашний начальник ГРУ генерал-полковник Ф. Ф. Кузнецов сам составил телеграмму с категорическим приказом Заботину немедленно отправить Гузенко и его семью в Москву. Помню, тогда Федор Федорович вызвал меня к себе и с гордостью показал текст телеграммы, которую он отправил. Прочитав ее, я схватился за голову: телеграмму-то будет расшифровывать сам Гузенко! А она содержала явные угрозы в его адрес. Но Кузнецов слабо представлял последствия своего опрометчивого шага и ничего не хотел слушать. Телеграмма, между тем, благополучно дошла до адресата в Оттаве. Естественно, получив и расшифровав подобную депешу из Центра, испуганный Гузенко сразу же собрал все имеющиеся в его распоряжении документы и сентябрьским вечером 1945 года тайно покинул квартиру»[565].

В первой половине июня 1944 года (за 13 месяцев до побега шифровальщика) М. Мильштейн встречался с И. Гузенко в Оттаве, и тогда у гостя из Москвы зародились подозрения по отношению к этому человеку. С той поры прошло пятьдесят семь лет и сейчас трудно судить, правильно или нет поступил заместитель начальника 1-го агентурного управления, не став настаивать на отзыве подозрительного сотрудника. Хотя тогда причиной мотивированного вызова в Москву и многомесячного служебного расследования могла стать даже обычная анонимка. В июне 1944 года М. Мильштейн совершал обычную инспекционную поездку по легальным резидентурам военной разведки, и Канада в его маршруте занимала последнее место. Первоначально он не собирался встречаться с шифровальщиком, но его странное местожительство, да и желание самого И. Гузенко поговорить с ним изменили планы гостя.

«Как всегда в таких случаях, я начал издалека: как семья, чем занимается жена в свободное время, что он делает сам в выходные дни, каковы квартирные условия, не хочет ли он вернуться в Союз, как обстоят дела с английским языком… О делах в начале беседы — ни слова.

Неожиданно Игорь выразил желание участвовать в оперативной работе. Для меня это заявление показалось странным.

— Что же конкретно вы могли и хотели бы делать? — спросил я.

— Этого я не знаю, но чувствую, что мог бы участвовать в оперативной работе и приносить пользы Родине не меньше, чем другие наши сотрудники, — ответил он.

— И все же? — добивался я прямого ответа. Гузенко пожал плечами и ничего не ответил. Тогда я задат другой вопрос.

— А что конкретно вам известно о нашей работе в этой стране?

Вдруг Игорь Гузенко как-то насторожился, в лице появилось напряжение, и он отвел взгляд. Что-то мне не понравилось, но я продолжал спрашивать. Он же всячески старался уходить от серьезного разговора, жалуясь на низкий оклад и не очень хорошие жилищные условия. Но в целом наш разговор с Гузенко завершился на мажорной ноте: он доволен работой и хотел бы еще, когда у меня будет время, встретиться».

И они действительно обстоятельно поговорили накануне отъезда М. Мильштейна. «Наша беседа продолжалась несколько часов. Я внимательно слушал его, лишь изредка задавая несущественные вопросы. Какое-то тревожное предчувствие не покидало меня на протяжении всего нашего разговора. Что-то неискреннее, подлое виделось мне в этом человеке. Мне казалось, что он постоянно пребывает в состоянии страха.

Именно тогда, в июне 1944 года, я пришел к выводу, что Гузенко готовится к побегу. Я, конечно, отдавал себе отчет в том, что мое предположение основано исключительно на субъективных ощущениях и поэтому высказывать вслух свое мнение в Центре преждевременно и даже опасно. С этим сложным чувством 16 июня 1944 года я покинул Канаду и в конце концов возвратился в Советский Союз. И все же в Москве, докладывая о своей поездке тогдашнему начальнику военной разведки Ивану Ильичеву, я рассказал ему не только о своих впечатлениях о секретной миссии в Канаду, но и высказал свои опасения в отношении Гузенко. Я сказал буквально следующее: «У меня нет конкретных данных и существенных оснований обвинять шифровальщика, есть только подозрения и догадки (например, о наличии дубликата ключа от сейфа Мотинова. — Прим. авт.), но все же осмелюсь предположить, что Гузенко готовится к побегу и может нас предать».

Ильичев не придал моим словам большого значения. Более того, набросился на меня с упреками.

— Ты представляешь, что говоришь? — воскликнул он. — Разве можно так безосновательно и безответственно подозревать кого-либо. Если основываться только на подозрениях, то тогда нам всех надо будет отзывать из-за рубежа.

Отругав меня, Ильичев, тем не менее, на следующий день все-таки приказал составить телеграмму об отзыве Гузенко из Канады. В ней было выражено настоятельное требование о переселении шифровальщика в дом военного атташе до его отъезда из Оттавы. Именно об этой телеграмме 1944 года так много говорилось в документах Королевской канадской полиции.

После разговора с Ильичевым я пошел к начальнику управления кадров полковнику С. Егорову и повторил свое заявление. Он тоже отнесся к моему предположению с большим сомнением, но попросил все изложить письменно. Я это сделать отказался. Так или иначе, но мои умозаключения, как оказалось впоследствии, спасли меня от ареста. Если бы я тогда не сделал этих заявлений, то, наверно, после бегства Гузенко был бы арестован, осужден и посажен»[566].

После того как Гузенко ушел на Запад, в течение нескольких лет его местонахождение, правда не очень активно, пытались установить сотрудники внешней разведки. В частности, один из сотрудников американского отдела ПГУ КГБ собирал все сообщения присланные от сотрудников резидентур, связанные с поиском перебежчика[567].

О проекте «Висмут» (использование восточногерманских предприятий в атомной программе СССР) на Западе узнали от некоего полковника советской армии. В истории «холодной войны» он фигурировал под псевдонимом Икар. Сначала он служил офицером материально-технического снабжения в Москве, а затем на территории ГДР. Однажды он предложил свои услуги американской разведке в Западной Германии. В советской зоне оккупации у него осталась любовница-немка, по которой он очень тосковал. После нескольких месяцев депрессий он вернулся назад. Весьма вероятно, что его либо расстреляли, либо отправили в Сибирь[568].

Существует устойчивое мнение о том, что О. Пеньковский проинформировал западные спецслужбы о системе советской научно-технической разведки, более того, что он сам воровал иностранные технологии. На самом деле это не совсем так.

Вспомним, что происходило в то время. Осень 1962 года. Карибский кризис достиг своего кульминационного момента. Третья мировая война может начаться в любую минуту. Все участники драмы — от главнокомандующих (руководители Советского Союза и США) до рядовых солдат (сотрудники спецслужб и военные) — стараются всеми силами не допустить трагического финала.

Спустя много лет они подробно расскажут о тех событиях и сыгранных ими ролях. Историки и журналисты скрупулезно изучат их мемуары и секретные документы того времени. Будут написаны десятки монографий, посвященных анализу Карибского кризиса и роли отдельных личностей.

Среди персонажей будут и свои мифические герои. Почетное место среди этих «спасателей мира» займет скромный полковник трех разведок — советской, британской и американской — О. В. Пеньковский (Янг, Герой, Алекс, Йог). На Западе о нем будут сняты кинофильмы, написаны десятки книг, его популярность превысит популярность других высокопоставленных перебежчиков из ГРУ.

В Советском Союзе ему присвоят «почетное» звание суперпредателя. Офицеры контрразведки, участвовавшие в его разработке и разоблачении, будут награждены боевыми орденами. А сам полковник станет примером нравственного падения простого советского человека.

Правда, он разительно не похож на свой литературно-кинематографический образ, созданный в годы «холодной войны». Да и роль, сыгранная им в операции по «спасению мира» и операциях отечественной НТР, совсем иная, чем это принято считать.

Он был пешкой в большой шахматной партии, которую разыграли люди, стоящие за спинами Хрущева и Кеннеди. Он стал простой марионеткой в руках «серых кардиналов» из Кремля и Белого дома. И даже после того, как его расстреляли, он не смог высвободиться из цепких рук кукловодов.

Живой О. Пеньковский — это мстительный карьерист, готовый на все ради продвижения вверх по карьерной лестнице. Даже предателем он стал потому, что не видел других путей перемещения наверх. В Советском Союзе он достиг последней ступени и ему нужно было решать, что делать дальше. Он выбрал предательство. В отличие от большинства других перебежчиков, не пытался подводить идейную базу под причины, заставившие его стать агентом двух западных разведок. Просто он решил сменить место службы на более перспективное. Звучит цинично, но это факт.

До 1952 года его карьера складывалась прекрасно. В 1939 году после окончания Киевского артиллерийского училища он становится кандидатом в члены партии. И тогда начинается его стремительный карьерный рост в качестве политрука. Он благополучно пережил советско-финляндскую войну — его артиллерийский полк стоял за линией фронта. В Великую Отечественную Войну на передовой он пробыл не больше полугода, служил в штабе Московского военного округа, командовал учебными частями и был личным адъютантом у будущего главного маршала артиллерии С. С. Варенцова. Этот человек был его «ангелом хранителем» на протяжении последующих двух десятков лет.

В 1945 году Пеньковский женился на 17-летней дочери другого своего начальника генерала Гапановича. В том же году он поступил в Военную академию им. М. В. Фрунзе. А с 1949 года началась его карьера профессионального разведчика. Он начал учиться в Военно-дипломатической академии (ВДА) — кузнице кадров советской военной разведки.

После окончания ВДА, в 1952 году, Пеньковского распределили в 4-е (восточное) управление в египетский отдел. В середине 1955 года он начал готовиться к первой зарубежной командировке в Турцию в качестве военного атташе и сотрудника ГРУ.

Образ офицера-фронтовика и «рыцаря плаща и кинжала» потускнел. Заурядная карьера штабного служаки, имеющего множество высокопоставленных покровителей. Эти люди старательно продвигали его вверх по служебной лестнице. В 1963 году почти все они расплатились своими карьерами за стремление помочь приятелю.

С 1955 года в жизни Пеньковского стали происходить события, труднообъяснимые с позиции обычной логики даже спустя сорок лет. Формально, и это признано следствием, его шпионская карьера могла закончиться в 1955 году в Турции, так и не успев начаться. Уже тогда о странном поведении полковника могли информировать не только коллеги по резидентуре, но и многочисленные советские агенты, работавшие в различных странах НАТО. Например, в Анкаре он продавал на местном рынке ювелирные украшения и фотоаппаратуру. Ему были нужны деньги на сувениры многочисленным «нужным» людям в Москве. Разумеется, времени на оперативную работу не оставалось. Да и не умел он вербовать агентов. Даже если бы захотел, то у него возникли бы большие трудности. Языковые. В Военно-дипломатической академии он учил английский язык. Правда, эти знания ему пригодились совсем для других целей.

На дипломатических приемах, загнав в угол очередного сотрудника ЦРУ или СИС (британская разведка), предлагал им прерывающимся шепотом сведения о советских планах на Ближнем Востоке. В ЦРУ внимательно изучили потенциального перебежчика и решили, что это очередная «подстава» русских. Все посольства стран НАТО в Турции получили приказ отказаться от услуг настырного полковника.

Другим увлечением советского военного атташе в Турции было регулярное информирование местной контрразведки о тайной деятельности своих коллег. Таким способом он хотел сместить своего начальника и занять пост резидента. Ему «повезло» — один из офицеров турецкой контрразведки владел английским языком и смог понять, что хотел сказать анонимный информатор. В результате один из сотрудников ГРУ был выслан из Турции, а карьера резидента была разрушена.

В 1956 году Пеньковского отозвали из командировки. Над ним начали сгущаться тучи. Его поведение в Анкаре вызвало массу вопросов у контрразведки. Существуют две версии, объясняющие, почему полковника только выгнали из ГРУ, а не отправили проходить дальнейшую службу в Сибирь или в Казахстан. В течение года он продолжал находиться в Москве в распоряжении управления кадров Министерства обороны.

По одной из них, официально признанной в Советском Союзе и на Западе, дальнейшее расследование блокировали многочисленные высокопоставленные «нужные» люди и «ангелы-хранители». По другой, неофициальной, уже тогда в Кремле было принято решение об использовании потенциального предателя в качестве «тайного канала» для передачи на Запад информации или дезинформации. Какие посты занимали эти люди? Знал ли сам Пеньковский об уготованной ему роли? Когда могла начаться эта операция? Это темы для отдельной книги.

В 1957 году Пеньковского назначили начальником курса в Военную академию им. Ф. Э. Дзержинского. В 1958—1959 годах вместе с 2500 старшими офицерами — артиллеристами он прошел обучение на высших инженерных курсах. Их обучали обслуживать ракетные установки, которые находились на вооружении Советской Армии в тот период. На эти курсы его устроил «ангел-хранитель» С. С. Варенцов.

В 1959 году он вновь возвращается в ГРУ. По утверждению многих источников, руководитель советской военной разведки генерал армии И. А. Серов (1958—1962) был одним из друзей Пеньковского. Во время одной из поездок в Лондон жены и дочери руководителя «Аквариума» полковник сопровождал их в качестве гида, выступив организатором и экскурсоводом во время их шоптура по Англии.

В «Аквариуме» он проработал недолго. Через несколько месяцев его перевели в Государственный комитет при Совете Министров СССР по координации научно-исследовательских работ (ГК КНИР). Здесь он занял скромную должность заместителя начальника иностранного отдела Управления внешних сношений. При этом он продолжал числиться офицером резерва ГРУ. Его непосредственный начальник и большинство сотрудников были офицерами КГБ, использующими это учреждение в качестве «крыши». Еще ряд сотрудников были связаны с Комитетом, исполняя обязанности добровольных помощников. Были и офицеры военной разведки, но их было значительно меньше.

Одна из основных задач ГК КНИР — организация международных контактов в научно-технической и экономической сферах. Говоря другими словами, это учреждение организовывало визиты многочисленных советских делегаций на Запад и иностранных ученых, инженеров и бизнесменов в Советский Союз. Одной из целей этих обменов специалистами было проведение мероприятий научно-технической разведки.

Отметим сразу, что в силу своего служебного положения, даже при большом желании, Пеньковский не мог бы участвовать в таких мероприятиях. Хотя официальная версия утверждает обратное: и на новом месте Пеньковский должен был добывать информацию о последних достижениях в области западных ракетных вооружений. Оставалась неясно, как полковник сможет установить доверительные отношения с офицерами-ракетчиками вооруженных сил стран НАТО или сотрудниками крупных американских и британских компаний, которые выполняли заказы военных ведомств своих стран. Ведь за «железный занавес» он выезжал на непродолжительное время — не больше двух недель — и то крайне редко. У него просто не было возможности установить доверительные отношения с этими «секретоносителями».

По одной версии, пост чиновника ГК КНИР был «блатным». На таком посту человек имел стабильную работу, высокую зарплату, мог периодически выезжать за рубеж, свободно общаться с иностранцами в Москве и т. п. Это то, что сумел сделать для своего приятеля И. Серов. По другой версии, неофициальной, Пеньковский попал под жесткий прессинг и контроль КГБ. Его непосредственный начальник и большинство коллег были «людьми с Лубянки».

Поэтому, находясь на этом посту, он не мог сообщить ничего интересного, в отличие, скажем, от своих коллег Д. Полякова или В. Ветрова из КГБ.

«Хотя в ходе операции каждый клочок информации жадно подхватывался западными разведслужбами и тщательно изучался, в ретроспективе они не могут привести ни одного примера полученной от Пеньковского информации, имевшей серьезное военное значение». Это мнение Ф. Найтли, автора книги «Шпионы XX века».

Это действительно так. Начнем с информации о работе советской военной разведки. Маловероятно, что Пеньковский мог сообщить что-то новое или сенсационное о работе «Аквариума».

В начале 60-х годов у ЦРУ было двое действующих агентов в ГРУ, еще один сотрудник советской военной разведки был арестован в 1958 году. И майор КГБ, который дополнил их рассказ. Плюс к ним агент, арестованный только в 80-е годы. Имена этих людей известны: подполковник П. Попов, генерал Д. Поляков, Н. Чернов — оперативный техник резидентуры ГРУ в Нью-Йорке и А. Голицын — майор КГБ, который ушел за «железный занавес» в декабре 1961 года.

К 1962 году советской контрразведкой был разоблачен только Попов. Был заочно приговорен к расстрелу А. Голицын. Объявить Пеньковского «ходячей энциклопедией» по ГРУ было выгодно всем. ЦРУ таким образом отвело подозрения советской контрразведки от действующих агентов. А КГБ смогло объяснить причину утечки секретной информации из «Аквариума».

Западные технические эксперты с грустью констатировали, что знания Алекса по ракетной тематике были на уровне простого артиллериста, окончившего учебное заведение и сдавшего экзамен. Чуть ценнее были копии журналов «Военная мысль», «Артиллерийский сборник», «Военный вестник» и т. п. Но и здесь Запад ждал очень неприятный сюрприз, о котором они узнали только в конце 60-х годов.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34