Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Перед бурей

ModernLib.Net / История / Чернов Виктор / Перед бурей - Чтение (стр. 25)
Автор: Чернов Виктор
Жанр: История

 

 


      Натансон такого публичного объяснения не принял ни разу. Но для большевиков вопрос уже был предрешен. Оставалось закончить кое-какие формальности.
      26 декабря Ленин опубликовал свои "тезисы об Учредительном Собрании". В них народные избранники предупреждались, что "Учредительное Собрание, если бы оно разошлось с Советской властью, было бы неминуемо осуждено на политическую смерть". И "единственным шансом на безболезненное разрешение кризиса" объявлялась полная капитуляция и "безоговорочное заявление Учредительного Собрания о признании советской власти, советской революции, ее политики в вопросе о мире, о земле и рабочем контроле" и т. д. Иными словами, все проблемы, для решения которых Учредительное Собрание собиралось, уже решены до Учредительного Собрания и без Учредительного Собрания.
      И вот пришла пора открывать его. Для того, чтобы быть готовым ко всем возможным неожиданностям в этой последней встрече с побежденными, но не покорившимися противниками, Ленин облек чрезвычайными полномочиями лично преданного ему Вл. Бонч-Бруевича. Пробольшевистская, но {356} позволявшая себе некоторую фронду "Новая Жизнь" Максима Горького в те дни сообщала, что "во все комиссариаты были вытребованы усиленные наряды красноармейцев. Везде установлены ночные дежурства. До 5-ти часов утра в Смольном и комиссариатах не смыкали глаз"; а членам мирных делегаций Германии, Австрии, Болгарии и Турции Совнарком еще ранее предложил перебраться на 5-ое января в какие-нибудь "более безопасные помещения".
      Ко дню открытия Учредительного Собрания готовились обе стороны. Ленин, отличный практик-стратег, не смущался тем, что и под ливнем самых соблазнительных декретов страна устояла и ответила ему вотумом недоверия, послав в Учредительное Собрание абсолютное большинство социалистов-революционеров.
      Из удачного октябрьского опыта он знал, что всего существеннее - иметь большинство в решающий момент в решающем участке войны. И, подтянув для верности в Петроград еще своих надежных латышей, он составлял диспозицию уличного столкновения. Мы знали, что большевики в Питере полные господа положения, но не теряли надежды. На фабриках и заводах шел процесс отрезвления и разочарования в Совнаркоме. Мы могли рассчитывать на многочисленные колонны демонстрантов из всех рабочих районов к Таврическому дворцу для приветствования Учредительного Собрания.
      Если их пустят, мы будем окружены живою стеной от всякой попытки разгона. Если не пустят, если будут разгонять вооруженной силой, если прольется кровь безоружных - потерпят ли это самые крепкие революционные воинские части, первыми выступившие против царя в феврале!
      Преображенцы и Семеновцы приняли резолюции в пользу Учредительного Собрания. Они не хотели верить в возможность его разгрома - ведь большевики в оправдание октябрьского переворота говорили, что без него буржуазия сорвала бы созыв Учредительного Собрания. Но на случай насильственных мер против народных избранников, они соглашались пойти на его защиту, особенно, если будут поддержаны броневым дивизионом, тоже неоднократно высказавшимся за Учредительное Собрание. Эту верность свою броневой дивизион собирался продемонстрировать в день его открытия. Первым этапом его маршрута намечались казармы Преображенского и Семеновского полков: они должны были подойти {357} к Таврическому дворцу с одной стороны - с других сторон предполагались рабочие демонстрации не вооруженные.
      Мы знали, что физическая сила в Петрограде на стороне большевиков, но результат выборов показал, что гуща страны за нами. Мы не хотели в Петрограде ни в коем случае подавать повода к вооруженному столкновению. Надо было морально обезоружить хотя часть находящихся в распоряжении большевиков. Для этого мы пропагандировали демонстрацию гражданского населения абсолютно безоружную, против которой было бы нелегко употреблять грубую силу. Всё, на наш взгляд, зависело от того, чтобы не дать большевикам и тени морального оправдания для перехода к кровопролитию. Только в этом случае, думали мы, могут поколебаться даже самые решительные их защитники и проникнуться решительностью самые нерешительные наши друзья...
      День открытия Учредительного Собрания был назначен еще Временным Правительством. День открытия Учредительного Собрания должен был разрешить судьбу его. Вынести всю тяжесть на своих плечах предстояло нашей партии, за которую на выборах высказалось абсолютное большинство народа. Именно ее депутатам приходилось, чем бы это для них ни кончилось, попытаться быть полновластным Учредительным Собранием. Но в обеих столицах приказов овладевшей властью диктаторствующей партии беспрекословно слушалось громадное большинство тыловых гарнизонов, а по численности голосовавших на выборах она вышла на первое место. Физическая сила была не за нас. Открыв для нас двери Таврического дворца, власть имела возможность превратить его в простую мышеловку. Никаких иллюзий на этот счет у нас не было. Петербург не с нами.
      Но с нами толща страны. За большевиков высказалось не более четверти избирателей - свыше 9-ти миллионов голосов из общего числа поданных 36 с четвертью миллионов голосов, тогда как за партию социалистов-революционеров 21 миллион, т. е. 58%.
      И вот 5-го января, собравшись неподалеку от Таврического дворца, мы идем туда, к назначенному полуденному часу, основною массою приблизительно человек в двести. Литейный проспект пустынен. Но дворы по обоим сторонам живут своей настороженной боевой жизнью. Время от времени оттуда, как из-под земли вырастают вооруженные патрули: {358} раздаются вызывающие возгласы: кто идет? "Учредителей", всё же, мрачно пропускают. Подходим к Таврическому дворцу. Площадка перед самым дворцом загромождена легкими орудиями, пулеметами и "боеприпасами" - для наступательных действий или для выдерживания осады? Свободен один узкий боковой вход: туда впускают по одному, после проверки билетов и некоторым задается вопрос, нет ли с собой оружия?..
      Зато внутри в вестибюле и коридорах всюду вооруженная стража. Картина настоящего военного лагеря. Но это не военный лагерь дисциплинированной армии, готовящейся к бою. Это - оккупанты, грубые и развязные. Пока еще ни к кому прямо не обращаясь и обмениваясь впечатлениями между собою, они бросают в пространство фразы: "вот того хорошо бы в бок штыком", "а этому пули не избежать", и "по том вон пуля плачет". У нас заранее твердое решение:
      ни в какие пререкания со стражей не вступать.
      Входим в большую залу заседаний.
      Она пустынна. Нет ни единого большевика и не единого из их лево-эсеровских союзников. Те и другие уединились в своих фракционных комнатах. К общему заседанию они еще не готовы. Фактически они действуют, как единый блок. Но договорные условия еще далеко не выработаны. В полдень должно было состояться открытие Собрания: но большевики и их союзники всё еще продолжают совещаться. После полудня проходит час: не готовы. Истекает второй час: то же самое. Идет третий, четвертый... Начать без них? Рискуем не набрать кворума. От дальнейшего хода торгов и переторжек мы не ждем ничего.
      Единственно, чего еще раньше "левым эсерам" удалось достичь, это разрешения Учредительному Собранию открыться. Но Совет Народных Комиссаров своих правомочий в его руки не передает. Разыграется поединок двух независимых держав. Одной, опирающейся на штыки, пулеметы и орудия, другой - опирающейся на право говорить от имени многомиллионного русского народа. Если невооруженная держава не капитулирует сама перед вооруженной, спор будет решен силой.
      Большевики, вместе с их спутниками, чего-то еще ждут. Чего? Известий извне. Между двух-фракционным блоком и столичной "улицей" идет нервный обмен гонцами. {359} Параллельно такой же напряженный обмен идет и у нас. Наши вести благоприятных перспектив не открывают.
      Расположенный в Петербурге броневой дивизион сохранял верность Учредительному Собранию. Эту верность свою он собирался продемонстрировать в день его открытия. Первым этапом его маршрута намечались казармы Преображенского и Семеновского полков. На их митингах неизменно проходили резолюции: Вся власть Учредительному Собранию! Эта возможность какой-то консолидации сил, сочувствующих установлению подлинного народовластия, казалось, открыла бы Учредительному Собранию перспективы; во всяком случае "разгонные" настроения большевиков могли бы, пожалуй, быть серьёзно сдержаны. Однако, самые последние вести ни к каким иллюзиям не располагали. Большевики оказались хорошо подготовлены ко всем случайностям.
      В ночь под открытие Учредительного Собрания организованные большевиками рабочие ремонтных мастерских сделали порученное им дело. Путем умелого "технического саботажа" броневые машины были превращены в неподвижные, точно параличом разбитые груды железа.
      Удручающие вести приходили с маршрутов движения из разных частей города. Всюду колонны демонстрантов наталкивались на вооруженные заставы и засады. Безоружность толпы только придает духу "верным стражам советской власти". Если толпа не дает себя сразу разогнать, в нее стреляют из винтовок, стреляют из пулеметов...
      Были случаи: толпа, обстреливаемая из пулеметов, ложится на землю, переждав таканье пулеметов, после чьего-нибудь призывного возгласа, вновь подымается и бросается вперед - и снова ложится - и опять встает, оставляя на месте раненых и убитых. И еще вести: всё мрачнее и мрачнее: при разгоне одной колонны - со Шлиссельбургского тракта - полегло много обуховских рабочих. В другом месте среди убитых известная нам всем эсерка Горбачевская, дочь революционера и внучка декабриста. В третьем - запоздавший на открытие Учредительного Собрания и пришедший вместе с демонстрантами крестьянин-депутат. По всем больницам и по многим частным домам разнесены раненые. Ни одна из колонн демонстрантов не может пробраться к Учредительному Собранию.
      {360} И последняя весть. В казармах преображенцев и семеновцев настроение мрачное и подавленное. Там ждали прихода броневиков и готовы были вместе с ними пойти к Таврическому дворцу, рассчитывая, что при таких условиях большевики отступили бы без кровопролития. Броневики не пришли. Настроение упало.
      Нам ясно: судьба Учредительного Собрания решена. Мы отрезаны от толщи страны, которая нас послала. Мы - пленники в осажденной крепости.
      Один из членов Учредительного Собрания эсер Лисенко описал это единственное заседание Учредительного Собрания довольно подробно под названием "Страшная Ночь". Я рекомендую всем, кто может где-нибудь в библиотеке найти эту брошюру, прочитать ее. К сожалению, мой экземпляр пропал вместе со всей моей библиотекой, которая была захвачена немцами.
      Да, это была воистину страшная ночь. Эта страшная ночь, я понял тогда, решила судьбу России на долгие, долгие годы. Теперь мне всё яснее становится, что эта страшная ночь решила судьбу не только России, но и Европы и всего мира.
      И вот, наконец, сообщение двух фракций - большевистской и левоэсеровской. Они готовы к открытию заседания. Они готовы, и всё "готово".
      Зал заполняется народом. По бокам трибуны - вооруженные. В коридорах вооруженные. Галереи для публики набиты битком. И там над головами то здесь, то там дула винтовок. Билеты на галереи распределял Урицкий. И распределил...
      В книге своей "На боевых постах февральской и октябрьской революций" Вл. Бонч-Бруевич описывает, как он обеспечивал власть и порядок в Таврическом дворце с помощью особо подобранной команды с крейсера "Аврора" и двух рот с броненосца "Республика", и как другой его товарищ по оружию, Дыбенко, располагал на ключевой позиции - на углу Литейного проспекта - опять-таки какой-то специальный "отряд тов. Ховрина в 500 человек, с ручательством, что мимо него никакие демонстранты к Таврическому не проникнут", как всем собранным в три часа ночи отдельным начальникам отрядов "вручались в запечатанном конверте специальные задания".
      Из воспоминаний Троцкого, написанных по свежим {361} следам событий ("Правда", 20 апреля 1924 г.), мы впервые узнали, как сам Ленин боялся, что обычные воинские части, крестьянские по составу, окажутся ненадежны, ибо "в случае чего русский мужик может колебнуться", как он распорядился "о доставке в Петроград одного из латышских полков, наиболее рабочего по составу".
      Когда наступил, наконец, момент открытия Учредительного Собрания, Ленин, по свидетельству верного Бонч-Бруевича, "волновался и был мертвенно бледен, как никогда... сжал судорожно руку и стал обводить пылающими, сделавшимися громадными, глазами всю залу". Вскоре, однако, он оправился и "просто полулежал на ступеньках то со скучающим видом, то весело смеясь".
      Депутаты медленно размещаются по своим скамьям. Стороны обводят друг друга напряженными взглядами.
      Наконец, все в сборе. Минуты томительного ожидания. "Левый" сектор ждет. Старейший депутат среди нас: старый народоволец С. П. Швецов. Ему и следует открыть заседание.
      Внушительная фигура С. П. Швецова подымается на трибуну. И разом, по сигналу, раздается ужасающая какофония. Топанье ногами, стук пюпитров, крики, кошачий концерт. Левоэсеровский сектор соревнуется с большевиками. Присоединяются хоры. Стучит прикладами о пол стража. Он берет колокольчик. Видно, как он мотается в руке. Но звука не слышно. Он кладет колокольчик на стол, - им немедленно завладевает какая-то фигура и уносит, чтобы вручить, в виде трофея, входящему в зал Свердлову. Пользуясь минутным затишьем, Швецов успевает произнести сакраментальную фразу:
      "Заседание Учредительного Собрания открывается". Новый взрыв оглушительного гама. Швецов покидает трибуну и возвращается к нам. Его место занимает Свердлов, чтобы второй раз открыть собрание именем Совнаркома и ультимативно предложить нам его "платформу". От нас требуется сказать просто: да или нет.
      Но ультиматум пока висит в воздухе. Надо организовать президиум. Наше предложение - пока выбрать лишь председателя Учредительного Собрания и секретаря; организацию коллегиального президиума отложить на завтра. Это предупредительная мера: чтобы своим уходом с {362} заседания большевики и их союзники не "сорвали" президиума. За наше предложение - большинство. Начинаются выборы. Большевики своего кандидата не выставляют. Они будут голосовать за кандидата левых эсеров - Спиридонову.
      Ту самую Спиридонову, которую они потом арестуют и будут мытарить по тюрьмам и ссылкам, выматывая из нее последние остатки здоровья и жизни, доведя до грани душевной болезни. Они ставят теперь ставку на имя, на террористическое прошлое, на мученическую судьбу женщины. Они надеются оторвать от нас и от "нейтральных" отдельные голоса. Их расчеты не оправдываются. На моем имени, выставленном нашей фракцией, объединяется внушительное большинство - гораздо больше того, что нами ожидалось. Видимо, кое-какие из левых эсеров-крестьян не удержались и голосовали с нами. Я получил 244 избирательных голосов против 151 неизбирательного.
      Моя вступительная речь. Приходится призвать на помощь всё свое самообладание. Кто прочтет стенографический отчет об этом заседании, не будет иметь даже отдаленного впечатления о том, что происходило на самом деле.
      После каждой фразы - десятки вскриков, то иронических, то озлобленных, подкрепляемых угрожающим поигрыванием винтовками со стороны сгрудившейся, как на митинге, массы. Нельзя поддаваться на провокацию. Надо помнить: одержит верх тот, чьи нервы крепче. И я, не обращая внимания на крикунов, веду свою линию.
      "Страна высказалась. Состав Учредительного Собрания - живое свидетельство мощной тяги народов России к социализму. Оно означает - конец неопределенного, колеблющегося переходного периода. Вопрос о земле предрешен: она станет общим достоянием, на равных правах открытым для всех трудящихся и желающих трудиться. Учредительное Собрание - это начало активной внешней политики, направленной к миру - не шкурнически-сепаратному, а всеобщему, демократическому миру без победителей и побежденных.
      Наша страна стала цитаделью освобождающей революции, и в ней по призыву революционного правительства должен состояться съезд воскресшего Интернационала, который будет съездом умиротворения народов. Советы, как орган общественного контроля, должны быть не соперниками, а союзниками и сотрудниками {363} Учредительного Собрания: всякая иная линия поведения грозит ужасами гражданской войны, разорения и одичания.
      Учредительное Собрание должно иметь полноту власти. Но оно не желает узурпировать народную волю. Оно готово все свои основные решения передать на проверочное всеобщее голосование народа, на плебисцит. При таких условиях всякий, кто против него - тот стремится к захвату власти, к деспотической опеке над народом".
      Под перекрестный огонь выкриков, звяканья винтовок и угроз я довожу речь до конца. Теперь черед большевистских ораторов Скворцова и Бухарина. Во время их речей наш сектор - образец сдержанности и самодисциплины. Большевистские ораторы резки, митингово-крикливы, вызывающи по тону, подчеркнуто-грубы в выражениях - но ледяной сдержанности эсеровского большинства никакая провокация сломать не в силах.
      Большевикам отвечает с.-д. И. Г. Церетели, которого тоже с самого начала пробуют "пугать", наводя на него винтовку. Мне надо заставить крикунов замолчать и слушать. Как это сделать? Призывы к сохранению достоинства Учредительного Собрания вызывают только еще более ожесточенный гул, порою переходящий в неистовый вой. Дыбенко и подобные ему демагоги, совершенно распоясавшись, подают сигналы к новым и новым атакам.
      Ленин в "правительственной ложе" демонстрирует свое презрение к "учредилке", разлегшись во всю длину и принимая вид уснувшего от скуки человека. Я дохожу до того, что угрожаю "очистить от публики" неистовствующие хоры. Несмотря на нелепость угрозы, - ибо стража ждет лишь сигнала, чтобы "очистить" зал от нас, - она на время действует. Спокойный и достойный тон Церетели довершает остальное. Он может довести свою речь до конца. После него легче сделать то же эсеру Тимофееву, говорящему о мире, и Скобелеву, требующему расследования убийств и наказания виновников кровавой расправы над мирными демонстрантами, шедшими приветствовать Учредительное Собрание.
      Стоит упомянуть об особенном взрыве криков, когда пробует говорить по-украински и пытается занять квази нейтральную позицию депутат Северцов-Одоевский. Большевики в Учредительном Собрании не желают слышать иной речи, кроме русской. Я вынужден {364} самым категорическим образом заявить, что в новой России не может быть народа, лишенного права говорить о своих нуждах, где ему угодно, на своем родном языке.
      Наш план установлен заранее. По трем вопросам: о войне и мире, о земле и о форме правления мы должны сказать полным голосом свое слово. Это наше знамя, поднятое со всенародной трибуны перед лицом всей страны, если угодно, политическое завещание обреченного на смерть Учредительного Собрания. Большевикам этот план необходимо сорвать. Они требуют, чтобы мы или целиком отвергли, или целиком приняли программу Совнаркома. После споров, мы обходя эту программу, переходим к рассмотрению главных вопросов: о мире, о земле, о государственном устройстве... Тогда большевики демонстративно уходят, чтобы потом снова нарушить ход наших занятий оглашением декларации. Они объявляют нас контрреволюционерами.
      Левые эсеры в тяжком положении. Мы еще не успели высказаться ни по одному вопросу. Левоэсеровские мужики бунтуют: им приказано от Учредительного Собрания получить трудовое мужицкое право на землю, всю землю. Вот почему левоэсеровские мужики бунтовали. В их рядах дезорганизация, пререкания. Один левый эсер вдруг выхватывает револьвер и угрожает другому. Сотоварищи едва успевают его обезоружить и предотвратить трагедию. А в двери со штыками на перевес уже вбегает толпа матросов - они думают, что это сигнал, что "начинается"... Их едва успевают удержать и объяснить недоразумение. Иначе они начали бы "работу" - с левых эсеров...
      Но вот и левые эсеры принимают свое решение. Перед самым переходом к вопросу о земле они посылают на трибуну И. 3. Штейнберга с декларацией о несолидарности их с нами и об уходе из Учредительного Собрания. Он тщетно пытается "цветами красноречия" прикрыть капитуляцию перед большевиками.
      Так, с бесчисленными перерывами, мы добираемся до вопросов о земле и форме правления. Уже брезжит в окно предчувствием рассвета горизонт неба. Мы остаемся одни, лицом к лицу с вооруженным скопищем людей, не понимающих, чего еще их заставляют ждать.
      Мы знаем: большевики совещаются, решают нашу участь.
      {365} Совещаются и левые эсеры. Но нам нужно договорить свое "последнее слово". Я заявляю о переходе к следующему пункту порядка дня: о земле. В это время кто-то сбоку трогает меня за рукав, - "так что надо кончать - есть такое распоряжение народного комиссара"...
      Я оглядываюсь: бритый матрос, за ним - его товарищи. "Какого народного комиссара?" - "Распоряжение. Словом, тут оставаться больше нельзя. Караул устал. И сейчас будет потушено электричество".
      "Члены Учредительного Собрания тоже устали, но не могут отдыхать, пока не выполнили возложенного на них народом поручения: решить вопрос о мире, земле и государственном устройстве".
      И, не давая страже времени опомниться, я перехожу к оглашению главных пунктов "основного закона о земле". О докладах, о длинных речах, о дебатах больше нечего и думать: с кем дебатировать? Мы остались одни. Нужны не разглагольствования, а решения. По моему предложению Учредительное Собрание голосует. Шесть основных пунктов давно выработанной нашей фракцией новой земельной конституции приняты. Все земельные угодья государства обращены безвозмездно во всенародное достояние на началах равенства общегражданских прав в деле их трудового использования...
      Под аккомпанемент продолжительных криков: "Пора кончать! Довольно! Очистить здание! Сейчас гасим электричество!" - решается судьба остальных пунктов законопроекта о земле, детализирующих применение общих принципов в разных сферах землевладения и землепользования. Их разработка поручена комиссии из представителей всех фракций, на партийной основе.
      На случай, если погаснет электричество, спешим запастись свечами. Кому-то удается, несмотря на ночь, раздобыть их немного. Еще надо успеть во что бы то ни стало решить вопрос о форме правления: иначе большевики завтра же не постесняются объявить, что "учредиловцы" оставили открытой дверь для возврата монархии. Удается благополучно справиться и с этим вопросом. Провозглашена федеративная связь отдельных народов демократической республики с сохранением за ними их национального суверенитета.
      Всё это - под аккомпанемент вызывающих восклицаний {366} вооруженной стражи, у которой чешутся руки. По заранее принятому решению наша фракция не поддается ни на какие провокации и не входить ни в какие пререкания. Молчать и довести до конца свое дело.
      Из окон глядит туманное, сумрачное утро. Я объявляю перерыв заседания - до 12 час. дня.
      Перед выходом ко мне протискивается какой-то бледный, уже немолодой человек. Прерывистым голосом он умоляет меня не вздумать пользоваться моим автомобилем. Там меня поджидает кучка убийц. Он, сообщающий это, сам большевик, член партии. Но его совесть не мирится с этим...
      Я с несколькими окружившими меня товарищами выхожу из двери. В сторонке, где ожидает мой автомобиль, толпятся неподалеку от него люди в матросской форме. Наше пешее передвижение надежнее автомобильного, и мы направляемся в другую сторону, мимо. Когда я пришел домой, это был сюрприз. Город уже был полон вестью, что с Учредительным Собранием кончено, а Чернов и Церетели убиты.
      В двенадцать часов дня посланные на разведку члены Учредительного Собрания приносят весть, что двери Таврического Дворца запечатаны и охраняются стражей с пулеметами и двумя полевыми орудиями. Позднее появляется декрет Совнаркома о нашем "упразднении". Вышедшие номера газет с отчетами о заседании Учредительного Собрания отбираются представителями власти, рвутся в клочки, сжигаются на площадях и углах улиц...
      Через несколько дней петербургский пролетариат небывалой по грандиозности демонстрацией проводил гробы убитых рабочих на то же кладбище, где покоились жертвы расстрела рабочего шествия к царю 1905 года. Тот расстрел происходил в памятный день девятого января. И тот же день, день тринадцатой годовщины царской кровавой бойни символически выбран был петербургским пролетариатом для погребения жертв первого большевистского расстрела рабочих. Какая, полная глубокого смысла, политическая символика!..
      {367}
      ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
      После разгона Учредительного Собрания. - Восстание на Волге. Чехословацкий легион. - Фронт Учредительного Собрания. - Уфимское Совещание и образование Директории. - Переезд Директории в Омск и переворот адмирала Колчака, - Второй разгон Учредительного Собрания.
      Когда, после затянувшегося на всю ночь, до утра, первого заседания Учредительного Собрания Совет Народных Комиссаров объявил о его роспуске и здание Таврического Дворца было занято вооруженной силой с пулеметами и легкой артиллерией, - в эсеровской фракции Учредительного Собрания не оказалось должного единодушия. Группа членов Учредительного Собрания, включая и автора этих строк, предлагала воспользоваться переданным через члена партии А. Высоцкого приглашением рабочих огромного Семянниковского завода и перенести дальнейшие заседания Учредительного Собрания в его стены, демонстративно заявив, что Учредительное Собрание не признает за Совнаркомом права роспуска и отдает себя под защиту пролетарского Петрограда.
      Предложение это, однако, было отвергнуто. Одни из его противников указывали на то, что в Неву из Кронштадта введена и поставлена вблизи этого завода канонерская лодка, и перенесение Учредительного Собрания на Семянниковский завод кончится лишь его обстрелом и большим числом бесполезных жертв; а Учредительное Собрание не вправе подводить рабочих под расстрел, если у него нет средств их защиты. Другие находили, что если даже большевики и не решатся на бомбардировку завода, то положение в его стенах Учредительного Собрания, за решениями которого нет силы, {368} способной проводить их в жизнь, окажется бесславным: Учредительное Собрание окажется простой "говорильней". Большевики будут его игнорировать и, сохраняя свою власть в городе, не допустят даже никаких газетных отчетов о "незаконных заседаниях" распущенного собрания; и ему придется волей-неволей угаснуть в такой, лишенной всякого резонанса, атмосфере, что после этого оно уже не воскреснет.
      Эти аргументы не убедили вносивших предложение, но подействовали на большинство. Мысль о Собрании в стенах большого завода была отвергнута. А между тем, настроение рабочих кварталов было для него действительно на редкость благоприятно.
      Это было доказано состоявшейся 9-го января грандиозной процессией при похоронах жертв большевистских расстрелов в день открытия Учредительного Собрания. Она превратилась в массовую демонстрацию гигантских размеров, напоминавшую о первых демонстрациях "медового месяца" февральской революции. Перед несчетным числом участников траурного шествия не устояли даже большевистские отряды, по началу как будто готовые продолжить дело своих предшественников. Этот благоприятный момент был упущен.
      Результатом всего происшедшего было то, что Ц. К. партии социалистов-революционеров вынужден был вскоре эвакуироваться в Москву. Но так как большевистский угар в Москве был не меньше Петроградского, а отрезвление от него шло даже еще медленнее, то во фракции Учредительного Собрания вскоре стало пользоваться почти всеобщим признанием убеждение, что в столицах дело Учредительного Собрания пока нужно считать проигранным; остается искать где-то еще на территориях России места, которое бы пригласило Учредительное Собрание к себе и оказало ему защиту.
      Одно такое приглашение, однако, пришлось отвергнуть; то было предложение Донского казачьего круга с Калединым во главе. Керенский также в свое время вел очень серьезные переговоры с казачьими кругами, но должен был их порвать. Несколько позднее стало известно, что верхи казачества преследовали при этом свои тайные цели и планы, рассчитывая воспользоваться Керенским, как демократическим прикрытием. Была перехвачена и опубликована часть ленты {369} переговоров по прямому проводу людей Петроградского Всеказачьего Центрального Совета с фронтовыми представителями казачества; этим последним рекомендовалось из казачьего центра быть с Керенским осторожнее, но воспользоваться им, как "наживкой для ловли известного рода рыбы".
      Не иную цель имели руководящие казачьи круги, предлагая свое гостеприимство на Дону и Учредительному Собранию. Пойти на такую двусмысленную роль члены Учредительного Собрания, разумеется, не могли. Центральный Комитет Партии Социалистов-Революционеров отправил эмиссаров на Украину для обследования, не следует ли переехать на ее территорию, вступив в боевой союз с представителями украинского федерализма. Однако, оказалось, что Украина стоит накануне германской оккупации, что при резком конфликте с московским большевизмом она ищет выхода в сепаратном мире с центральными империями, в отдельном сговоре с ними, в ориентации на вооруженную германскую помощь против большевиков. При таких условиях сговор с украинскими "самостийниками" оказывался для Учредительного Собрания невозможным. Последовательно отвергнув столицы, Дон и Украину, как исходные пункты борьбы за Учредительное Собрание, приходилось обратить свои взоры на север и восток.
      Так, естественно, и стала складываться идея о переселении Учредительного Собрания в Урало-Волжский район. Дальнейшие события только укрепили эту новую "ориентацию". Кризис переговоров Совнаркома с немцами, попытка задержаться на переходном положении "ни мир, ни война", германское наступление на Петроград, капитуляция Совнаркома, постыдный мир, распад коалиционного Совнаркома и выход из него "левых эсеров", разлад в рядах самой большевистской партии - все эти события укрепляли в с.-р. рядах непримиримую оппозицию большевистской диктатуре и готовность при первой возможности поднять против нее знамя восстания.
      Но, рассматривая Совнарком после Брестского мира и водворения в Москве графа Мирбаха почти как немецкую экспозитуру, защитники Учредительного Собрания предполагали, что рано или поздно восстание против большевиков натолкнется на вооруженные немецкие силы и поведет к восстановлению Восточного фронта мировой войны. А рассматривая эту {370} проблему с чисто-стратегической точки зрения, приходилось считаться с возможностью распространения немецкой оккупации на центральную Россию, что делало естественной операционной базы против них Поволжье.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28