Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Ай эм эн экта !

ModernLib.Net / Отечественная проза / Черницкий Игорь / Ай эм эн экта ! - Чтение (стр. 1)
Автор: Черницкий Игорь
Жанр: Отечественная проза

 

 


Черницкий Игорь
Ай эм эн экта !

      Игорь Черницкий
      Ай эм эн экта!
      Повесть обреченного
      Игорь Михайлович Черницкий родился в Перми в 1953 году. Окончил театральный институт в Киеве. Много лет работал актером в Киевском академическом русском драматическом театре имени Леси Украинки, затем актер и режиссер киностудии имени А.Довженко, автор двух полнометражных художественных фильмов - "Ивин А." и "В той области небес...". Лауреат нескольких кинематографических премий. Окончил Высшие литературные курсы при Литературном институте им. А.М. Горького. Член Союза писателей РФ.
      В журнале "Москва" печатается впервые.
      Mundus universus exerсet histrioniam
      (Весь мир занимается лицедейством)
      Паситесь, мирные народы!
      А.С. Пушкин
      Мы проанализировали свое недавнее прошлое. О, мы очень хорошо изучили почти каждый момент за последние два года. Многие же не только изучили, но и прокляли. Настоящее перед нашими глазами. Оно таково, что глаза эти хочется закрыть. Не видеть!
      Остается будущее. Загадочное, неизвестное будущее. В самом деле: что же будет с нами?..
      М.А. Булгаков
      Александр Македонский помер в тридцать два года! Я - не Македонский... и поэтому живу.
      Дорогой, многоуважаемый моноблок! Мой крепышок "Самсунг"! Мой крутолобый умница! Приветствую твое существование! Слава твоим корейским родителям - живчикам прогресса! Остроумная идея - вмонтировать в твой возвышающийся над телеэкраном лоб видеомагнитофон. Это класс! Ты мне кажешься таким крутым и таким независимым. Ты спокойно глотаешь кассету ам! - и зажегся экран. О, как ты уверен... и самостиен... и нэзалэжэн! Если не считать тонкого провода электропитания. Постой-ка, дружбан, ты чуть пылью припал. Позволь, я тебя фланелевой тряпочкой... Ми-и-илый! Как приятно шершавы твои пластмассовые бока! Тебе не жарко в этой моей комнатенке, где курьезный любитель кукурузы, светлая ему память, едва не соединил пол с потолком? Надменное февральское солнце через немытое стекло не раскаляет на закате холостяцкий сей чертог, как это бывает в июле, и все же давай-ка я тебя, дружище, выключу: стоит ли перегреваться ради наших сегодняшних СМИ? Они гнусно насильничают, впихивая в тебя бездарную галиматью. Честное слово, ты уж прости, надоело следить за тем, как нынешние вожаки отвоевывают у народа свои права. Скука, брат, такая скука! Впрочем, недавно один политпросветитель в своем личном политанализе порадовал свежей сплетней: президент соседней СНГэшной державы красит волосы. Эка удивил! Ха, так это я и про нашего слышал. Всеобщая, всеохватывающая мимикрия - диагноз новейшего времени.
      Но шут с ними, обойдемся без посторонних личностей, тем более что в погасшем экране отражаюсь я - и только я. Вот и поговорим обо мне. О бедном актере замолвите слово... Да не тускней, дружок, окончательно. Я не собираюсь жаловаться на свое матположение. Собственно, я всегда был нищим и относился к этому с юмором. Еще в благословенные застойные времена, вытирая после спектакля грим с лица, я подмигивал сам себе в зеркало: ну что, арцист, вот еще одна "собачка" сыграна, а славы все нет? Эх, да что там, ту далекую, затертую плотной метелью жизнь в киевском ТЮЗе я могу теперь благословить лишь только за то, что два раза в месяц, первого и двадцать первого, день в день, выстояв небольшую очередь в кассу нашего тихого террариума единомышленников, получал из рук меднокудрой, пахнувшей "Красной Москвой" Альбины Арсентьевны свой прожиточный минимум. Черкнешь этак небрежно в ведомости копеечной ручкой на длинном, суровом поводке - и гуляй, Вася, ни в чем себе не отказывай. День в день! Впрочем, мизер, конечно, и трешка к тому же сразу уходила на легкий загул в гримерной по случаю зарплаты и дня независимости Гондураса. А потом курили и рассусоливали по поводу какого-нибудь нашумевшего опуса в "Нашем современнике", травили анекдоты и, конечно же, перемывали кости главному, то бишь худруку. Он, по правде-то сказать, и был от слова "худо", ох и козел, ох и му... Как же это он выражался-то на репетициях? Сейчас вспомню. "Здесь нужно выдать конгломерат постулатов". Во как! Это он так задачу актерам ставил. Или: "А здесь проходит контрапункт на костылях". А вот еще шедевр: "Всю эту аркообразную какофонию мы зафиналим светом". Это он залепил на предпремьерных прогонах "Синих коней на красной траве". Да-да, представь, вот такой хамелеон. Это даже мягко о нем сказано. К тому же зачем обижать оригинальное животное? Эту тварь, то есть нашего главного, справедливо будет назвать... ешкин кот, как же его назвать-то?! Что же это за зверь такой? Этакий липкий перевертыш. Тогда ставил пьесу о Ленине, а сейчас стал главным идеологом РУХа, таким националюгой, куда там. Как-то по радио слышу, на пресс-конференции его спрашивают: "Как же понимать ваше творчество до перестройки, ваши спектакли, приуроченные к съездам и партконференциям, ваши оды партии чуть ли не во всей периодике?.." А он без заминки: "Я тоди помылявся". Ошибался он тогда. Во дает! Новый способ ошибаться - все в свою пользу. Народного получил, Госпремию Шевченко... всего не перечесть, что нахапал и сейчас хапает, только берет уже как депутат Верховной Рады квартирами, дачами, импортными авто...
      Ну да ладно. Чё мне? Завидую я, что ли? Да пошел он в задницу! Его судить - только пачкаться. Да и какой из меня жрец Фемиды? Уж ежели во мне самом разбираться, то за все мои измены Тамарке меня нужно не только казнить под барабаны, но и в назидание всем ренегатам долго-долго мучить накануне, изощренно и привселюдно. Чем, собственно, Тамарка и занималась последние полгода. В результате пришлось разменивать нашу трехкомнатную на две и одну. В двух теперь, понятное дело, Томка с Наташкой... Наташку-то ты знаешь, нет? О-о, это доця моя. Ей через месяц два годика бахнет. Ну а Тамарку ты видел. Да вот же она вчера приходила. Еще когда перед тобой уселась и нажала дистанционное - вспомнила, что у них телек барахлит. Это такой тонкий намек, чтобы я тебя им отволок на день рождения Наташки. А ты не понял? Ха, ну я-то свою мегеру, свою богиню мщения насквозь вижу. Прямо зло берет, и чё мигать-намекивать? Я, может, и без нее собирался это сделать. Я, может, для Наташки и приобрел тебя, друг "Самсунг". Кстати, давай вспомним, как это мне подфартило. Уникальный случай: нормальный безработный приходит в фирменный супермаркет, выкладывает бешеные баксы и забирает пузатенький, лобастенький моноблок. Ты, наверное, сам удивился, когда я принес тебя в свою каморку с обшарпанными обоями на окраине города: откуда у меня такие бабки? А дело было так.
      Пропикало радио у соседей за стенкой: "Дванадцята хгодына за кыйивськым часом..." Я все лежал на своей скрипучей тахте и курил. Курил и курил, чтобы жрать не хотелось. Из театра я ушел, когда Горби турнули из Кремля. На своей последней репетиции послал все того же легендарного главного, мастера афоризма, на хутор бабочек ловить... Понимаешь, он стал требовать от меня "напряжения плазмы через призму". Я никак не догоню, чё он хочет, делаю по-своему, а он сучит ножками и орет: "Это же идиотизьма!" Именно так "идиотизьма", он всегда так орал, когда кто-нибудь из актеров не принимал его замысловатых эскапад. Ну, я и послал его по соответствующему адресу, а он - меня... соответствующим приказом. Обидно, конечно. Тяжело было уходить, ведь в театре я с семнадцати лет служил. С первого курса театрального меня Вась Васич пригласил на Ромео. Вот это главный был, вот это фигура! Мощный старикан. Мне при нем как у Христа за пазухой жилось. А этот наш "конгломерат постулатов", тогда еще очередной режиссер, вытащенный Вась Васичем из какого-то Засранска, все скребся на место главного, все копал под него. Компашку подленькую вокруг себя собрал, они, гниды, всё в горком да в Минкульт ползали, всё пачкали Вась Васича. До того дошли, что в гардеробе на его дубленке слово из трех букв написали. Представляешь?! Ну, травля, в общем. Естественно, у старика сердце не выдержало: прямо в зале после генеральной репетиции и помер. Ох-ох-ох... - и в кресло хлобысь!.. На моих глазах... Жуть какая-то! Через год после его смерти я из театра и ушел. "С тех пор дарами провиденья, как птица божия, я жил". То концертик какой-нибудь, то Дедом Морозом - слава богу, эту несытную новогоднюю кормушку еще не отменили, - то одному скульптору позировал без штанов... Ну а в этот день лежу я, значит, и покуриваю. И вдруг дребезжит мой разбитый телефон. Я брезгливо так тремя пальцами, словно скользкую жабу, поднимаю трубку и низким голосом, с достоинством сэра Лоуренса Оливье, никак не меньше, цежу в микрофон: "Артеменко у аппарата". А сам лениво так почесываю другой "аппарат".
      - Никита, это ты? - знакомый, какой-то до смешного детский Зинкин голос.
      Я ее из космоса узнаю. Она - ассистентка на студии Довженко. О, даже в рифму заговорил!
      - Я, Зизи, я, - теплеет мой голос.
      - Слушай, срочно лети на студию! Я тебя итальянцам продала.
      - Куда, кого, чего?! - вскочил я с тахты со страшным скрипом.
      - Срочно, говорю, мотай на студию. Щорсовский корпус, второй этаж, шестьдесят шестая комната. Это телекомпания "Визави". Итальянцы у них пока комнаты арендуют. Внизу у охранника будет пропуск. Все! Давай по-быстрому.
      Я вскочил и бросился в ванную - мыть голову. Июнь на дворе - по дороге высохнет.
      Когда вышел из метро, волосы все еще были влажными. Я резво проскакал по ступенькам в переход и почти побежал по длинному, сумрачному бетонному туннелю. Благо, никто не мешался по дороге: прохожих - человека три-четыре. В конце перехода у противоположного выхода нищий старик наяривал на изрядно потертом баяне. Играть он не умел, но отчаянно растягивал меха, и баян издавал такие истошные вопли, будто молил о пощаде: "До-о-огорай, гори, моя лучина - дайте спокойно умереть, я уже свое отжил - о-ох-х, скоро ль, скоро ль, скоро ль гробовая..." Завидев меня, старик мгновенно перестроился и попытался сыграть "Миллион алых роз". Рядом с ним в инвалидной коляске сидел парень в голубом берете и тельнике. Пятнистые камуфляжные штаны он закатал выше колен и обнажил култышки ног, сплошь покрытые яркими красно-лиловыми пятнами. Парень подергивал ими в такт баяну. Впрочем, старик так безбожно врал мелодию, что я на бегу, как бы в назидание, продирижировав ему пальчиком, пропел: "Жил-был художник один, домик имел и холсты..." Ну так просто пропел, настроение было, душа пела. Господи, как на меня взглянул парень-инвалид! Я невольно остановился. У него были пронзительные, темные глаза на скуластом, смуглом лице с правильными чертами. Под тонкой кожей заходили желваки - он так и присушил меня своим взглядом, точно склизкую мокрицу. Я, как загипнотизированный, шагнул к нему и протянул пачку "Мальборо", которую купил, как только вышел из дому, и теперь собирался распечатать. Парень не реагировал и только напряженно смотрел исподлобья, чуть прищурившись, точно целился в душу. И тут я заметил наконец, что у него и вместо рук обрубки. Холодная дрожь пробежала у меня по спине. Я окончательно растерялся, положил сигареты на поручень его кресла-каталки, затем опустил руку в карман, сгреб мелочь вместе с жетонами метро и высыпал все в раскрытый перед стариком футляр от баяна. Честно говоря, у меня больше ничего и не было. Забегая вперед, скажу, что в тот день возвращался домой уже пешком...
      Вообще-то нищих развелось - на рубль ведро. Наверняка во многих случаях это просто элементарный бизнес, причем без уплаты налогов. Скажешь, нет? А кто проверял? Мне кажется, государству даже выгодны нищие. Во-первых, это стимул для работающих: держитесь, братцы, за свою мало-мальскую работенку, даже если за нее по полгода не платят зарплату, являйтесь на службу вовремя и не рыпайтесь, а иначе окажетесь в подземном переходе, а это уж последний вариант, так сказать, вариант - три косточки, из него не выкарабкаться, разве что зароешься еще глубже - в могилу. Во-вторых, я считаю, побирушки своим поведением, своей внутренней организацией, тем, как они четко делят город на зоны влияния, добровольно признаются, что не рассчитывают ни на какую социальную защиту и тем самым освобождают государство от ответственности за них. Да у них свое государство в государстве, это мрачная тень общества. Точно, они вне общества, как цыгане, даже в какой-то мере вне времени - они на все времена. Поэтому коли вы решились побираться, то уж нам позвольте совершенствовать мир без вас. Вот когда преобразуем и засияет он, как живое изображение биотелевизора, вот тогда придется что-то с вами делать- вывозить, что ли, подальше от нашего экс- и интерьера. Так что я пока достаточно терпимо отношусь к реалиям сегодняшнего дня. Нищие вызывают стресс, только когда сам на мели, а если вдруг удалось где-то заработать чувствуешь себя таким далеким от царства теней, "на душе и легко, и привольно", и почему бы не поделиться мелочью с божьим человечком. Даже со всяким нашим удовольствием: метнул монетку в потертую коробку из-под обуви, в чехол от гитары, просто в протянутую ладошку и чувствуешь - под лопатками ломит, вот-вот крылышки футболку пробьют, маленькие, конечно, эдакие воробьиные.
      Как-то я вообще навзрыд рыдающую старуху увидел внизу возле эскалатора. Руку вытянула и ревмя ревет: "Люди, спасите! Спасите, милые!" Бр-р-р! Сначала проскочил, а потом чувствую: мурашки по спине. И еще какая-то женщина остановилась: "Господи! Да что же это делается-то?!" Ну, дали мы бабке этой по мелкой бумажке, а она сквозь слезы вроде и не видит ничего, знай кивает, словно китайский болванчик...
      Еще меня радует творческий подход побирушек к своей деятельности. Входит, например, в вагон метро сопливый пацан в черной майке с тонкими лямочками. Кожа на оголенных плечах изуродована ожогом. Вот входит он и, медленно продвигаясь по вагону, тонко, словно Пресняков-младший, голосит: "Люди добрые, помогите! Мы погорельцы... Мамка сгорела совсем... Допоможить, кто чем може!" Еду в метро на следующий день, входит женщина в сарафане на тонких бретельках, кожа на плечах в страшных шрамах. Выбирает она позицию и, обильно пуская слезы из закатившихся глаз, взывает: "Люды добри, допоможить, будь ласка! Мы похгорилы. Диточкы мойи зовсим схгорилы. Допоможи-и-ить!" Движется она по вагону, и вдруг одна дотошная мадам, сидящая с огромным, похожим на сельскую торбу ридикюлем на коленях, прищуриваясь, заявляет ей в упор: "А вчера ваш сгоревший сын собирал. Говорил, что именно вы сгорели!"
      - Ну, то шо? - отвечает, не растерявшись, попрошайка. - Схгорила, та нэ зовсим. Вы шо, нэ бачитэ?!
      И она, снимая с плеча бретельку и обнажив скукожившуюся грудь, наклоняется к привязчивой даме. Но та хоть и отстраняется, однако не уступает:
      - А вин казав, що зовсим... Совсем-совсем сгорела!..
      - Та шоб ты вже скисла! - орет не своим голосом нищенка. - Дэ ж ты взялась - щоб ты всралась!
      Весь вагон веселится.
      А вот другой пример, более лирический. В переходе стоит мальчишка лет двенадцати и вполне достойно исполняет "Элегию" Массне. Ну как не остановить на нем свое внимание! Честь и хвала его родителям, проявившим настойчивость в музыкальном образовании сына. Его мастерство привлекает меня прежде всего; это уже потом, опуская в скрипичный футляр мелкую купюру, я читаю на обрывке картона: "Помогите похоронить маму".
      Потом шел, и в душе шевелилось живое, царапающее чувство, подогретое звучащей вослед музыкой.
      От этих раздумий о вновь образующемся социальном слое, точнее, социальном осадке, о современной популярной профессии и ее творческой сути меня оторвал "младой клерк лондонского Сити". Я называю так стройных молодых людей в белоснежных рубашках и темных галстуках. Они, стоит выйти в город, по нескольку раз встречаются на пути и, приветствуя тебя от имени канадской, немецкой - национальная принадлежность многообразна - фирмы, предлагают приобрести мелкий товар: чудо-фонарик, способный ярко светить, моргать и пищать, окажись он в тумане; обоюдоострые, на "раз" срезающие пятимиллиметровые гвозди кухонные ножи; неутомимый и, как утверждают, повышающий потенцию электромассажер и тому подобный шурум-бурум, как будто аналогичного добра у нас никогда не было, и вот оно приехало из-за тридевяти морей как самое сейчас необходимое почерневшим от реформ бывшим совкам. Впрочем, меня умиляют не товары, хотя я всегда с удовольствием и подолгу их рассматриваю, а дежурная улыбка предлагающих этот ширпотреб молодцев, их состояние внутренней неуверенности, будто бы они только что, после сумеречных посиделок с девочками на скамейке возле школы, где через слово отборный лагерный мат, открыли для себя возможность изысканно вежливого общения. Подвигнутые на это самосовершенствование процентом от продажи, они с трудом, но все же преодолевают неслыханный стальной зажим, словно начинающие нудисты, осмелившиеся вояжировать по городу нагишом, по самому его многолюдному центру. А что ж ты думаешь, друг "Самсунг", не так-то просто пусть и любезно, но все же приставать к первому встречному. Вот тоже новая для нас профессия. У нас ежели привяжется какой-нибудь тип, так и знай, у него нож за пазухой. Кстати, о бандитизме: сейчас и это делают профессиональнее - быстро, опустошительно и без предупредительного шума.
      Но я отвлекся от своего "клерка", повстречавшегося мне уже возле самой киностудии.
      - "Самсунг-электроник" приветствует вас! - произнес он натянуто-белозубо.
      - Некогда, старик, опаздываю, - приложил я руку к груди.
      - Я вас не задержу, вот, пожалуйста. - и он протянул мне яркий буклет рекламу товаров.
      На обложке красовалась мадам Баттерфляй в аппетитной позе.
      - Ну и сколько же за эту узкопленочную диву? - поинтересовался я.
      - Это скромный подарок фирмы, - ответил молодой человек. - Приходите в наш супермаркет и центр обслуживания. Вот здесь адрес...
      - Сенкью! - кивнул я и почти побежал к воротам студии.
      Перед тем как бросить буклет в сумку, я еще раз взглянул на раскосую красавицу. Под правым глазом у нее было написано: "Изменим жизнь к лучшему".
      С этим я и очутился за забором прославленного некогда кинокомбината.
      Щорсовский корпус - это старое, но добротно построенное еще в тридцатые годы здание, расположенное в самом центре обширной студийной территории. В здании этом находится небольшой по нынешним меркам кинопавильон, где великий Довженко снимал своего "Щорса". Нынче весь этот дом с высоким крыльцом и балконом на толстых прямоугольных колоннах, дом, напоминающий помещичью усадьбу, освоила независимая телекомпания "Визави".
      Пока добрался до студии, нос заложило со страшной силой. Как мама в детстве говорила, не нос, а полная табакерка. Ринулся искать туалет. Мужику уже за тридцать, а он соплив, как плаксивое дитятко, обделенное подарком на новогоднем утреннике. Это у меня аллергический ринит, говоря по-научному, ему все возрасты покорны: нервная реакция зимой на мороз, в июне - на тополиный пух, а в целом - на нашу вечно счастливую жизнь. Вот жалко, что из соплей еще не придумали что-либо производить: я был бы самый богатый поставщик. Поставщик Двора Его Императорского... Нет- Его Президентского Величества!
      Занятый этими "полезными" размышлениями, я забрел в здание первого съемочного павильона и открыл дверь самого крупного и некогда наиболее посещаемого общественного туалета, открыл и... Мама, роди меня назад! Что же там творилось, ой-ёй-ёй! друг "Самсунг", я не буду описывать представшую картинку. Ты все равно этого не поймешь, тут твое электронное воображение не сработает, а если и поймешь, то от этого понимания в твоем крутом лобике, чего доброго, какая-нибудь плата перегорит.
      Из глубины кафельного пространства, обозначавшегося прежде как курительная комната, а ныне более соответствующего бассейну с приспущенной водой, выпрыгнул мужичок в сильно засаленной и оттого поблескивающей, словно кожаная, кепочке.
      - О, привет! - ошалело выдохнул он.
      - Приве-е-ет! - нерешительно протянул я.
      - Никита, старикан, ты чё, не узнал, что ли?
      И тут я догадался, что этот мужик в засаленной кепочке не кто иной, как мой коллега, актер киностудии Юрка Никуличев.
      - Хо, Юрбан, разбогатеешь, - прогнусавил я закупоренным носом. Погоди, я щас.
      И нырнул в зону плотной загазованности.
      Юрка вызвался проводить меня до Щорсовского корпуса.
      - Пойми, теоретически мы все в дерьме по уши, - рассуждал он, закуривая и предлагая мне сигарету. - Не сегодня завтра все это национальное достояние, - он обвел рукой вокруг, - с чавканьем и хлюпаньем провалится в канализационный люк. Смотри, они всё сдают коммерческим структурам, а бабки куда? Себе в карман! У них знаешь какие зарплаты? На фиг им кино?! Наш генеральный в свое время наснимал и про революцию, и про контрреволюцию. На хрена ему, скажи, сейчас жилы рвать, когда и так от зеленых карман по шву лезет? Он щас рассусо-о-оливает о выживании в условиях рынка. И он лично классно выживает, я тебе доложу. Ха, он даже сторожить то, что еще осталось, не хочет. А пусть тащут... Кина не будет!
      - Юрик, а ты-то как выживаешь? - спросил я, выплюнув струю табачного дыма.
      - И везде так, - продолжал он распаляться, не обращая внимания на мой вопрос. - И новые слуги народа - бандиты отъявленные. Они с нас дерут налоги и жируют себе... Им хватает, и еще на всякий случай домик в Швейцарии. А то, что страна, как этот сортир... Твою мать! С валяющимися в луже батареями отопления и унитазами с проливающимся дерьмом!..
      - Юрик, ну хватит, а то меня стошнит. Мне в форме надо быть: я к капиталистам наниматься иду.
      - А-а-а! Ну, тогда между нами социальная пропасть. Ладно, пока.
      - Да подожди! Ты где сейчас?
      - А сторожем. Первый павильон сторожу. Там щас классный склад устроили деловары. Автопокрышки, итальянская мебель, тюки какие-то. Вообще, хорошая идея: удобно, просторно, не жарко. Есть еще, может, слышал, планчик Довженковский сад к чертовой матери вырубить - зафигачить стоянку для трейлеров. Заезд удобный - прямо с трассы, и фуры в первый павильон удобно загонять. Отлично! Во как нонешние лопахины-то!
      - Ты же актер клевый, - проговорил я как-то виновато. - Вон какой темперамент бешеный.
      - Ну и что? - пожал он плечами, все удаляясь от меня. - Вот пытаюсь на "Визави" сделать свою передачу, но они говорят, сначала найди спонсора. Но у меня такая задумка... Тут скорее заплатят, чтобы это никто не увидел. Так что пока как сторож спонсирую с горем пополам пропитание своего семейства. Ладно, Никита, ни пуха...
      Пришлось тихо выругаться:
      - К черту!
      И я ступил в кондиционированный рай телекомпании "Визави".
      Охранник, обнаруживший меня в списке допущенных, как и подобает у врат рая, был сущим ангелом:
      - Прошу вас, в конце коридора лестница на второй этаж... Осторожно, здесь ступенька.
      Ему бы не в пятнистой форме быть, перетянутой ремнем из грубой кожи, а в каком-нибудь широком и длинном, до полу, одеянии из летящей белой ткани. И рожа смазливая. Ангел-душка!
      Я вообще испытываю невероятный кайф, когда изредка доведется зайти в современный офис какой-либо фирмы, не придушенной окончательно налогами. Тело оживает, будто после контрастного душа, вся кожа дышит. Сразу чувствуешь себя достойным человеком в достойном интерьере. У меня, будто у мальчика в игрушечной лавке, начинают глаза гореть от этой мебели, вращающихся и катающихся кресел с воздушной помпой, галогенных светильников, легко и плотно закрывающихся окон и дверей с замысловато витыми, точно литерные сказочные буквы, ручками, выровненных гипсокартоном потолков и стен, обклеенных изящными обоями под мраморную крошку. Господи, можно прожить всю жизнь в дикой пещере - в хрущобе, как жили мои заводские работяги родители и живу теперь я, и думать, что ты - человек. Между тем истинно цивилизованные современные человеки располагают свои тела в обширных белокожих мягких креслах, отхлебывают душистый греческий коньяк и сыто цедят слова в игрушечную трубку мобильного телефона.
      Дверь в шестьдесят шестую комнату открылась, и в коридор выплыла красавица Ксюша. За ней выглянула Зина.
      - О, Никита, ты прирулил, - кивнула она мне. - Сейчас, жди. Да причешись, горе мое!
      И она исчезла за дверью.
      - Что, тоже продаваться? - надменно, как мне показалось, спросила Ксюша.
      Я пожал плечами. Она смерила меня с ног до головы - мелькнула мысль: вот так Ксюша выбирает себе шмотки.
      - Думаю, у тебя получится: ты парень видный. К тому же, по-моему, он мужиков любит больше. Ты курточку-то сними.
      Я замялся:
      - Дык у меня там, видишь, майка совсем без рукавов.
      - Хо-о! - закатила глаза Ксюша. - Ты что, необразованный? Ты ж не хам трамвайный. Я же тебе толкую: твои ручищи как раз ему и понравятся. Сигарету будешь?
      Она закурила.
      - Слушай, что тебе говорят: я на них не то что собаку - мамонта съела. Я еще с первой своей картины поняла: во время проб надо спать с режиссером, а когда уже утвердили - с оператором, шоб покрасивше снимал. Опыт! - И, затянувшись глубоко, Ксюша добавила: - "...сын ошибок трудных".
      Она стояла спиной к окошку и на контровом свету в своем крепдешиновом мини-платьице казалась абсолютно голой. Но ей и было что показать: не фигура, а скульптура! Я считаю, что ежели человеку его формы позволяют пусть ходит голый: радует окружающих и побуждает к активной жизни. Это, по-моему, и молодежь бы стимулировало заниматься спортом. Как в Древней Греции.
      Вообще, как это я Ксюху обделил своим вниманием? Да-а, все-таки эта моя нелепая женитьба нанесла невосполнимый урон прекрасному полу.
      Ксения, видимо, прочитала в моем взгляде определенный интерес, на лице ее проявилась едва заметная, но весьма двусмысленная улыбочка, и она спросила:
      - У тебя мой номерок есть?
      - Ты же вроде была у нас не телефонизированная? - оживился я.
      - Была. Да один благодарный человек позаботился. Держи. - она протянула визитку:
      Ксения Заславская
      Актриса, культуролог-исследователь
      - Ты как вообще, не бедствуешь? - спросила она, затягиваясь сигаретой.
      - Да как сказать?.. Смотря с чем сравнивать.
      - С чем? Ну вот хоть с хозяином этой конторы. - она простерла руку в потолок. - Учись! Между прочим, наш одногодок.
      Ксюша сказала "наш одногодок", хотя когда я после школы поступил в театральный институт, она его уже заканчивала.
      - Ну, тут везение, - развел я руками.
      - Да какое там... Просто мальчик нашел достойную бабу. Ты помнишь его документалку "Ауф видерзеен, СССР"?
      Я кивнул.
      - Ну вот. Темочка была своевременная, и на Западе ее хавали без приправы. Поехал он с этим фильмиком на фестиваль в Германию. Заметь наперед, будучи уже женатым. Покрутился там вокруг директрисы этого фестиваля, тетки вдвое, если не втрое, его старше, но тертой в этих делах и с колоссальными связями. Получил приз. Подкатил к нему там заказчик, вот тебе бабки, говорит, поезжай домой, делай фильм.
      - Прямо так вот деньги ему и вручил? - усомнился я.
      - Ну, не знаю уж, каким там способом у них шло финансирование, но только дебютантик наш за это предложение - мертвой хваткой. Фильмик этот обычная порнушка, но название - "Любовницы Пушкина". Нашел у нас дешевых девочек с фигурками, мне, кстати, предлагал большую роль, я отказалась. Так, мелькнула пару раз за пятьдесят баксов. Но там же надо было все натюрель! Да пошел ты, думаю!..
      - Ну, так что дальше? - нетерпеливо переступил я с ноги на ногу.
      - Да, так вот. Мальчика загримировали, как с портрета Тропинина - и вперед! Мальчик этот без комплексов, шустрый такой. Девочки тоже. Ножки от подбородка. Рабо-о-отали... Каждый день новый способ да по нескольку дублей. Нет! С операторской точки зрения - ничё не скажешь - искусство. То есть тела, пластика... Ну, немцы точно слюной захлебнулись, когда он им готовую эту штуку привез. Потом, вернувшись, снял фильм про жену Гагарина, снял его уже на деньги своей золотой немки, да такой, как она заказывала, так что жена Гагарина до смерти обиделась, даже, кажется, в суд подавала. А он фюи-и-ить - и упорхнул вдруг в Германию, оставив здесь свою жену-дуру с двумя киндерами. Там его благодарная и любвеобильная немка оприходовала - а он, ничё не скажешь, парень с обложечки, трохи толстоват только - ну и то ли поженились они, то ли так просто, но только через какое-то время вернулся он сюда на белом конике да с золотыми подковками. Герр Бортнянский! И вот уже он, как бы немецкий гражданин, создал свою телекомпанию. Ха, умереть можно, "независимую"...
      - Постой, а разве так можно?
      - Ну, не знаю, - поморщилась Ксюша. - Сейчас все можно. Может, у него двойное гражданство, но только деньги из Германии текут такие, что он живет тут не хуже самого президента. Его и увидишь-то теперь только за стеклом "мерседеса". Господи, я - актриса! - в жизни еще ни разу в "мерседесе" не проехала. Кстати, сейчас по улицам надо ходить ближе к бровке, там, где из шикарных лимузинов выходят валютные проститутки: глядишь, найдешь оброненную купюру. Так что - к бровке греби!
      Она замолчала, разметая тонким носком белой туфельки пепел на полу.
      - Чего ж ты хочешь? - вздохнул я. - Телевидение - это власть.
      - Ну, вот я тебе и говорю. - она повела головой из стороны в сторону, томно прищурив глаза. - Шерше ля фам!
      Я усмехнулся:
      - Хорошо, я позвоню.
      - О-о, я тебе могу гарантировать только безопасный секс.
      - Это уже кое-что. А серьезно, как ты поживаешь-то?
      - Да поживаю... - Ксюша вдруг резко помрачнела, как море под набежавшей свинцовой тучей. - Живу... Очередного на днях выгнала, теперь и не знаю, кого искать. Дармоеды...
      - Играешь что-нибудь в своем академическом?
      - У нас сейчас прима - жена главы президентской администрации.
      - Да ну!
      - Ага. Всю жизнь сидела мышкой и вот дождалась. Добровольская ушла: не вынесла душа... - Ксюша затолкала под плинтус окурок. - Раньше как было? Мы говорим "театр" - подразумеваем "Добровольская", говорим "Добровольская" подразумеваем "театр"...
      - Народ на нее ходил.
      - Не спорю. Ну а сейчас - власть переменилась. Думаешь, почему Смолярович стал главным? Да потому что он у Ленки, ну, жены этого президентского опричника, был руководителем курса. Он, кстати, таким вдруг националистом заделался. На служебном входе бюст Тараса Григорьевича выставил и флаг жовто-блакитный на крышу театра водрузил. Как над Верховной Радой. Вот тебе и Смолярович. Он бы еще и фамилию поменял на "Смолярчук" или "Смоляренко", да нос подкачал. Надо уж тогда пластическую операцию делать. Я, кстати, собираюсь, ищу спонсора. Как считаешь? Морщины вот возле...

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6