Я - подводная лодка !

      - И что? Его деятельность оставалась безнаказанной?
      - Россия страна крайностей. У нас либо тотальная шпиономания, либо эйфорическая беспечность. Очень точно о специфике тогдашней и нынешней работы сказал бывший начальник Первого управления КГБ Леонид Шебаршин: "Успех или неуспех противодействия иностранным спецслужбам во многом зависит от общественного климата... Когда армия отступает, её заедает вошь. К наступающим войскам она не липнет. Так и в обществе. Когда начался развал, люди утратили нравственные ориентиры, началась ломка моральных устоев. Даже в нашей среде участились случаи предательства. Иностранные разведслужбы, почувствовав перемены, стали бесцеремонно вербовать наших соотечественников как у нас в стране, так и за рубежом. Холодная война вроде бы и окончилась, но будьте уверены: деятельность иностранных разведок никогда не была столь интенсивной и, не побоюсь сказать, результативной, как сейчас. Россия, как известно, страна непредсказуемая, и что в ней может произойти в ближайшие полгода, не известно даже Богу. Поэтому иностранные разведки работают и на сегодняшний день, и закладывают основы на будущее: пестуют агентов влияния, выращивают будущих министров, руководителей разных ведомств, политиков... Причем условия для наших партнеров-соперников в новой России благоприятны, как никогда".
      - Владимир Петрович, а в чем заключалась морская специфика вашей контрразведывательной работы?
      - Каждый военный корабль, с точки зрения разведчика или контрразведчика, - это плавучее хранилище совсекретной информации: шифрдокументы, боевые инструкции, радиочастоты, по которым идет управление оружием, и многое другое. За всем этим нужен особый догляд, поэтому нас и называли на флоте - "особисты".
      Разумеется, занимались мы не только режимом секретности. Отдельное направление - дезинформация вероятного противника о наших планах и действиях в Мировом океане. Но об этом расскажу попозже, лет эдак через двадцать...
      Вот вам живой эпизод из нашей флотской жизни. Американцев очень интересовали корабельные реакторы, установленные на советских подводных лодках. В начале 80-х годов СССР передал Индии в аренду атомную подлодку с крылатыми ракетами. В состав откомандированного экипажа входил и мой человек, выполнявший обязанности химика. Главная его задача была не допускать к ядерному реактору иностранцев. Разумеется, американская военная разведка проявила к арендованному кораблю повышенное внимание. По рекомендациям её резидентов командир базы пытался удалить с лодки советский экипаж под любыми предлогами: то под видом проведения травли насекомых, то к причалу подавались автобусы для бесплатной экскурсии по увеселительным местам города. Когда не подействовало ни то ни другое, пошли на провокацию. Объявили, что неизвестные злоумышленники заложили в подлодку бомбу и экипаж подлежит срочной эвакуации. Подводники сорентированные особистом, отвечали "заинтересованным лицам": "Если взорвемся, так вместе с вами!"
      Так что флотские контрразведчики свой хлеб зря не ели, да и в кабинетах не засиживались. Выходили в дальние походы, деля с моряками все превратности океанской жизни. Так, при взрыве ракетной шахты на атомном подводном крейсере К-219 уполномоченный особого отдела капитан 3-го ранга Валерий Пшеничный возглавил часть экипажа, отрезанную загазованными отсеками от центрального поста. Контрразведчик блестяще справился и со своими служебными, и с чисто командирскими обязанностями в более чем экстремальных условиях. Недавно указом Президента России он был награжден орденом Мужества. Эту награду вручил ему представитель Президента России в Санкт-Петербурге. Валерий Пшеничный является членом нашего санкт-петербургского клуба моряков-подводников.
      - По своей первой флотской специальности вы - минер. Говорят, минер ошибается один раз в жизни...
      - Значит, ни разу всерьез не ошибся...
      Глава восьмая БЕТОННАЯ ТАЙНА АЛСУ
      Из заброшенных блочных построек неслось воплеобразное пенье. Казалось, черные провалы окон затерявшейся в горном лесу казармы голосят сами собой - от дикой тоски и обиды.
      Мы свернули с бетонного серпантина и двинулись вверх по кабаньей тропе, продираясь сквозь колючие заросли крымской сельвы.
      - Лучше туда не соваться, - кивнул в сторону своего бывшего объекта мой спутник, полковник в отставке Юрий Худошин, ветеран военного строительства.
      Наш путь лежал на вершину Мишень-горы, внутри которой некогда размещался сверхсекретный многоэтажный бункер. Еще семь лет назад у нас бы трижды проверили здесь документы автоматчики в черных беретах морской пехоты...
      Мы рождены, как известно, чтоб сказку сделать былью. Лучше всего у нас воплощаются в явь почему-то мрачные сказки. Думал ли Александр Пушкин, стоя на краю Феолентского обрыва, что совсем неподалеку - в урочище Алсу его потомки соорудят ту самую огромную голову, с которой сражался отважный Руслан? Если без аллегорий, то речь идет о ЗКП - защищенном командном пункте Черноморского флота, - подземном бункере глубокого заложения, из которого в случае термоядерной войны должно было вестись боевое управление флотом до последнего корабля.
      ...Холодная война наращивала витки смертоносной гонки. В США и Китае, Франции и Швеции и прочих странах под землю, под скалы, под бетон уходили штабы и казармы, ракетные установки и корабельные стоянки, военные заводы и целые аэродромы, арсеналы и хранилища стратегических запасов... Все готовились к выживанию в напророченной атомной войне - третьей, и последней. Шок сорок первого года заставлял и советское руководство деятельно готовиться к сокрушительным ударам из-под воды, с воздуха, из космоса...
      Место для сверхпрочной "черепной коробки" для командного мозга ЧФ выбрал сам Главнокомандующий Военно-Морским Флотом СССР Адмирал Флота Советского Союза Сергей Горшков. Чем-то приглянулась ему эта 182-метровая крутая сопка в урочище Алсу, что в двадцати верстах от Севастополя.
      - Чем? - спрашиваю Худошина.
      - Строительство здесь, по расчетам, было дешевле, чем в других местах. Да и природный монолит - скалы - крепче, чем искусственный...
      Перед нашей вылазкой я навестил бывшего начальника гражданской обороны Севастополя, а затем вице-мэра полковника Валерия Иванова, величайшего знатока всех подземных сооружений города и округи.
      - Строительство ЗКП в Алсу, - рассказывал Валерий Борисович, началось в 1977 году. И Брежнев, и Горшков исходили из реалий американского плана ядерного нападения "Drop shot", согласно которому на Севастополь предполагалось обрушить 12 ядерных боеголовок: одну на Инкерман, одну на Балаклаву, остальные по городу - главной базе Черноморского флота. Но ЗКП в Алсу должно было выдержать этот ядерный шквал.
      Для того чтобы выполнить эту немыслимую фортификационную задачу, был сформирован специальный горнопроходческий батальон. В помощь бойцам подземного стройбата были приданы подразделения треста "Донецкшахтпроходка", имевшего большой опыт сооружения бетонированных шахт для баллистических ракет. Донецкие мастера за год прошли-пробили два 182-метровых ствола, со дна которых пошли в ширь горы штольни главного укрытия.
      То был неведомый стране трудовой подвиг безвестных солдат. Вкалывали за здорово живешь, за почетные грамоты и переходящие вымпелы "Лучшей бригаде". Лучшим на секретной стройке был признан взвод мичмана Т. Павлюка. Мичман в трудный момент сам брал в руки лопату и шуровал наравне со своими бойцами. Это великое подземное наступление на земные недра длилось без малого пять лет. За это время в горном массиве проложили сотни метров бетонированных коридоров-потерн, а главное, выдолбили два 130-метровых блока высотой под 16 метров, в которых возвели два четырехэтажных дома, даром что без окон и балконов.
      Полковник Худошин до сих пор удивляется, как они умудрились это сделать без подъемных кранов и прочей громоздкой техники.
      - Наши монтажники, - говорит он, - напоминали мне тех умельцев, которые собирают парусники в бутылках.
      Мы стоим на площадке перед порталом северного входа в ЗКП. С неё открывается потрясающий вид на крымское взгорье, на плодоносные долины под огнецветным закатным небом. Неужели все это могло быть сожжено ядерным смерчем? И вот вышли бы сюда из подземелья после многосуточной отсидки уцелевшие, быть может одни на весь Крым, штабные офицеры и обозрели бы с этой высоты безжизненный ландшафт, в который спеклась благодатная земля... Недолго бы они протянули здесь, в зоне чрезвычайного радиоактивного заражения... Мурашки по коже. Но сырой запах все ещё свежего бетона и эти натурные подмостки атомного апокалипсиса, к коему так основательно готовились, красноречиво говорили о реальности такого исхода.
      - В плане подземный штабной центр походил на огромную букву "А", поясняет третий участник нашей экспедиции инженер-гидротехник Валентин Карачинцев. - Он сообщался с миром двумя расходящимися потернами, которые перекрывались на входах массивными противоатомными дверями со шлюзовыми камерами. Наверх уходили две шахты диаметром 4,5 метра. Они служили для забора воздуха и вывода кабельных трасс к антенным устройствам. При необходимости можно было выбраться по ним на поверхность - железные винтовые лестницы обегали их изнутри. Хитроумные запоры, задвижки, фильтры защищали обитателей бункера от отравляющих газов и радиоактивной пыли. Сюда же, на вершину ЗКП, должны были быть выведены волноводы антенн для космической связи с кораблями и подводными лодками.
      Все стихии сходились к макушке Мишень-горы: космос, небо, море, океанские глубины и земные недра... Однако дело до антенн не дошло. В 1992 году финансирование стройки было прекращено. Объект в 90 прцентов готовности бросили, строители ушли, охрану сняли. Россия вышла из Холодной войны, а Украина от противоатомного укрытия для штаба своих ВМС отказалась. Не то что достраивать - содержать такое сооружение оказалось не по карману. Впрочем, смотря кому...
      Наземный городок строителей со своей теплоцентралью приглянулся известному в Крыму криминальному авторитету Поданеву, и он купил его. Мало верится в благие намерения бандита. В этом глухоманном, но обустроенном местечке можно разместить все: от учебного центра боевиков до "пансиона" с красным фонарем. Брошенные штольни идеально годились и для любого подпольного производства, запрещенного промысла...
      Пуля оборвала жизнь уголовного предпринимателя. Но свято место пусто не бывает. На территории городка курятся дымки костров и мангалов, сушится чье-то белье, разгуливают весьма сомнительные личности: то ли бомжи, то ли цыгане, то ли те, кого давно разыскивает милиция.
      Мы двинулись дальше - к вершине Мишень-горы. Трудно поверить, что она полая, как шоколадное яйцо киндер-сюрприза. Лента добротного шоссе крутыми извивами уходила в густые заросли дубняка, с прорубленными просеками. Их прокладывали для маскировки объекта под лесную делянку. Порталам входных потерн придали вид фасадов двухэтажных домов. Окна второго этажа нарисовали черной краской. На фотографиях, снятых со спутников-шпионов, служебные постройки в запретной зоне ничем не отличались от расположенного поблизости пионерлагеря. Для особо любопытных распустили слух, что под Мишень-горой строится флотский учебный центр. Теперь все эти ухищрения ни к чему.
      Корни сосен вспучивали полотно дороги, проступая сквозь него, как больные вены. Заброшенную неезженую бетонку уже заносило песочком, плети ползучих колючек подбирались к осевой линии. Мы вспугнули несколько змей, пригревшихся на теплом асфальтобетоне.
      Еще несколько витков-подъемов, и мы на вершине подземной вавилонской башни. Среди цветущих хвощей и "царских свечей" проступала главная крыша Крыма - сильно усеченная бетонная пирамида, зияющая незакрытыми колодцами. Здесь обрывалась дорога в никуда. Кое-где высились террикончики выброшенного грунта. Скрученные в растрепанные узлища стволы древовидного можжевельника придавали этому месту вид таинственный и мистический. Не хватало только выбеленных солнцем костей. Белесая, ещё не набравшая света полная луна висела над Мишень-горой. Два черных коршуна символично парили над нашими головами, высматривая добычу в брошенном стане.
      Сегодня ЗКП принадлежит городским властям Севастополя, которые пять лет ломают головы, подо что приспособить шедевр отечественной фортификации.
      "Ну а нам-то что? - скажут иные. - Это проблемы чужого государства. Пусть в Киеве решают". Но для меня Украина вовсе не чужое, а столь же несомненно братское государство, сколь и Севастополь - город русских моряков. И мне, как и нам всем, совсем не безразлично, кто будет хозяйничать в бетонных штольнях - наркодельцы или виноделы. Раз уж строили всем миром этот подземный ковчег - сыновья двадцати народов бывшего СССР долбили скальный грунт на Алсу, - то всем вместе и подумать бы, как спасти хотя бы часть наших денег, сверхплотно утрамбованных в бетонный массив. Пока прорабатывается только один вариант: передать штольни с их постоянно низкой температурой для хранилищ винсовхоза "Золотая балка", чьи плантации вплотную подходят к заповедному урочищу. Да уж больно дорогое будет то винцо, вызревшее в погребах Холодной войны.
      Глава девятая "ЧЕРНАЯ ДЫРА" БАЛАКЛАВЫ
      Все наши дела ниспровергнутся, ежели флот истратится.
      Екатерина Великая
      Секретные бумаги сдают в архив или сжигают по акту. А что делают с секретными объектами, ставшими вдруг ничьими? Такими, к примеру, как подземный завод по ремонту подводных лодок? Их бросают на произвол судьбы, на радость бомжам и добытчикам цветного металла... А ведь ещё каких-нибудь лет семь назад сюда, на правый берег балаклавской бухты, без спецпропуска не пускали даже военных моряков.
      В официальных бумагах это место именовалось "Объект № 825 ГТС". Однако никакого отношения к городской телефонной сети (ГТС) Балаклавы "объект" не имел...
      ...Подводная лодка развернулась носом к берегу и самым малым пошла на скалы. А скалы - расступились, и черное рыбоящерное тело субмарины осторожно втягивается под усеченные своды подземного коридора. Подводная лодка проходит между дозорных вышек с автоматчиками в стальных касках и оранжевых жилетах - посты противодиверсионной вахты зорко следят, чтобы в приоткрытые на время подводные врата секретного объекта не проплыл боевой пловец или дельфин-камикадзе.
      Так все было до недавнего времени...
      В мае 1994 года из Балаклавы под прощальные гудки и клаксоны здешних шоферов была выведена последняя российская подводная лодка. И город, и порт, и подземная гавань субмарин перешли под юрисдикцию Украины. Какое-то время наисекретнейший объект Крыма находился под охраной национальной гвардии. Но потом караул сняли и массивные противоатомные гермодвери гостеприимно распахнулись навстречу добытчикам лома цветных и черных металлов. Первым делом из подземелья похитили все чугунные крышки с всевозможных коммуникационных колодцев, смотровых люков и технологических шахт, отчего тоннели, потерны и прочие переходы укрытия превратились в опасные тропы с коварными "ловчими ямами" на каждом неосторожном шагу. В них - затопленных морской водой и с торчащими острыми штырями уже не раз проваливались беспечные экскурсанты. Три человека погибло, но это лишь первые и, надо полагать, увы, не последние при существующем порядке дел жертвы "Черной дыры". Она действительно черная, потому что осветительная сеть в цехах, хранилищах и тоннелях раскурочена, провода и кабели с выдранными медными жилами торчат из вскрытых трасс, электроагрегаты демонтированы, повсюду разбиты мощные ртутные лампы и в некоторых отсеках концентрация ртутных паров превышает жизнеопасные дозы.
      Не зря это место зовут в Балаклаве "Трубой" или "Черной дырой". Провести меня по "Трубе" согласился бывший главный инженер этого объекта капитан 2-го ранга запаса Владимир Стефановский. С нами же отправилась и Ирина Карачинцева, инженер севастопольского Военморстроя.
      ...Под ногами мерзко хрустит битое стекло. Лучи фонарей прыгают от одной дыры в асфальте к другой. Чтобы не угодить в распахнутые колодцы, мы идем точно посередке высокосводого тоннеля-шоссе между рельсов узкоколейки.
      Сначала мы въехали в "Черную дыру" на "Волге" через главный портал. Фары высвечивали асфальтовую дорогу, заключенную в предлинную бетонную трубу - потерну. Здесь запросто мог бы пройти метропоезд, будь колея пошире. Из темноты возникали огромные залы-перекрестки, где на поворотных крестовинах вагонеточные составы направлялись в боковые штреки-коридоры.
      Это была самая настоящая Зона - загадочная, мрачная, коварная... Легко представить, как под эти своды тихо - на электромоторах - вплывает при свете прожекторов подводная лодка, как закрывается за ней батопорт и мощные насосы откачивают воду, обнажая корабль глубин до киля... Подводные лодки загонялись сюда, как снаряды в канал орудия, даром что бетонного, а потом бесшумно "выстреливались" в море.
      Проехав по подземному шоссе-потерне с полкилометра, Стефановский угодил передним левым колесом в распахнутый люк. Застряли. Пришлось выбираться из машины и идти пешком. Фары оставили включенными, чтобы потом можно было отыскать в этом лабиринте покинутое авто.
      Мои спутники бывали здесь в лучшие времена, когда подземный судоремонтный завод был залит ярким светом, а вокруг кипела работа: сновали автомашины и вагонетки, спешили корабелы, гремели цепи подъемников, визжали сверла и фрезы станков... Ирина Карачинцева побывала здесь лишь однажды, когда шла наладка распредщитов, но дальше подземной электростанции её не пустили. Стефановский же несколько лет прослужил здесь главным инженером и теперь с горечью вглядывался в изуродованные стены, в останки исковерканного оборудования.
      Мы выбираемся на подземный причал, к чугунным палам которого швартовались субмарины. Тускло поблескивает вода в канале под высокими бетонными сводами. Плавный изгиб канала-тоннеля уходит далеко в глубь горы, туда, где бетонный гидрозатвор перекрывает выход в открытое море. Шум прибоя доносится сюда, будто из прижатой к уху раковины. И ещё ветерок гуляет по гигантской трубе от входа к выходу.
      К причалу прибился ржавый понтон. Мы спускаемся на него по вертикальному трапу и, отталкиваясь руками от стенок, медленно плывем навстречу выходу. Это какая-то подземная Венеция. Впрочем, более точное ощущение: мы плывем под массивом фараоновой пирамиды. Ведь древние египтяне доставляли тела умерших царей к усыпальницам на погребальных лодках по специально прорытым каналам...
      Направляю луч фонаря в воду. Она чистейшая, но дно канала не просматривается - глубина его около десяти метров. Зато тут же появляется стайка юркой кефали.
      Как странно плыть под землей! Разве что спелеологи в пещерных озерах наблюдают такую игру света, темени и водяных бликов. Нечто подобное испытывал, когда плыл на плотике по загнанной в трубы московской речке Неглинке. Но здесь обширнейшее пространство, оно совершенно не давит и только вводит в азарт - а дальше что, за тем поворотом, в том рукаве, за этой дверью, в тех проемах?..
      Это мрачное и величественное подземелье - "Объект № 825 ГТС" - начали рыть в середине 50-х годов, когда США и СССР стали раскручивать витки атомной истерии. Несколько раньше Сталин утвердил комплексный план защиты от ядерного оружия основных промышленных и оборонных объектов страны. Проект балаклавского подземного завода по ремонту подводных лодок вождь Страны Советов рассматривал и визировал лично. Это был единственный в мире (таким он остается и по сию пору) подземный завод по ремонту подводных лодок.
      Если бы у трансурановых элементов был запах, то можно было бы сказать, что в мире запахло оружейным плутонием. На полигонах Невады и Новой Земли вздымались ядерные грибы. Вызревал Карибский кризис, как запал третьей мировой - термоядерной - и потому последней на планете войны. Обе сверхдержавы поспешно наращивали арсеналы атомных бомб, атомных боеголовок для ракет и торпед, угрожая друг другу превентивными ударами и ударами возмездия. Развернулось бешеное подземное строительство. Под скалы и в шахты прятали командные пункты и баллистические ракеты, ангары и военные заводы... Целые города уходили в земные недра, ветвясь там, как кротовые норы. Вот тогда-то - летом 1957 года - в Балаклаве и появились маркшейдеры Министерства специальных монтажных работ. Работали круглосуточно, как шахтеры, в четыре смены. Шаг за шагом, кубометр за кубометром, день за днем и год за годом... Общая выработка скального грунта превышала 25 тысяч кубометров. В скальной толще западного утеса возникали рукотворные расщелины и пещеры, которые превращались в подземные дороги, шлюзовые камеры, цеха, арсеналы, хранилища, кабинеты, причалы, в глубоководный канал и сухой док, в который могла войти подводная лодка. Вообще же в случае ядерной угрозы в подземной гавани могли укрыться целая бригада субмарин, а также несколько тысяч человек.
      - О ходе строительства Хрущеву докладывали особо, - рассказывает Владимир Стефановский. - И конечно же, торопились отрапортовать о досрочной сдаче объекта. Док решили не удлинять, чтобы не затягивать сроки. Поэтому подземный завод смог принимать только средние подводные лодки - 613-го и 633-го проектов, а когда на Черноморский флот стали приходить большие субмарины, укрытие стало терять свое оборонное значение. Неразумно было строить такую махину всего лишь под один проект... Говорят, Хрущев осмотрел сооружение, махнул рукой и сказал: "Надо отдать все это виноделам!"
      - И отдали бы! - продолжает бывший вице-мэр Севастополя Валерий Иванов. Мы встретились с ним после нашей вылазки. - Вспомните, в те годы шла бурная кампания "Перекуем мечи на орала!", сокращались Вооруженные силы, по живому резали флот. Но за судьбу балаклавского укрытия вступился адмирал Николай Герасимович Кузнецов, который хоть и пребывал в опале, но отчаянно бомбардировал ЦК КПСС своими спецдокладами и письмами. Он и отстоял подземный завод. Строили его пять лет: с 1957 по 1961 год. А эксплуатировали на полную мощность почти треть века, вплоть до 1993 года, когда его передали Украине.
      ...Впереди забрезжил слабый свет. Потом дуга подземного канала вспыхнула ярким овалом выхода в море. Мы причалили к массивной железобетонной перемычке, скорее обрушенной, чем опущенной в воду. Взойдя на нее, мы увидели скопище медуз, кишевших в конце канала. Они прятались тут от надвигающегося шторма. Противоатомное укрытие для подводных лодок превратилось в убежище для них.
      Да, в создание этого шедевра военно-морской фортификации были вложены грандиозный человеческий труд и многие миллионы тех рублей, которые вполне соответствовали тогда долларам. Бросить укрытие на разграбление и запустение или же попытаться извлечь из "Черной дыры" хотя бы часть тех средств, которые она поглотила? Эту проблему решают сегодня отцы города во главе с Александром Кунцевичем. Севастопольское Морское собрание во главе с Владимиром Стефановским предложило проект создания в укрытии историко-заповедной зоны "Подземелье Холодной войны". В неё бы вошли экспозиционные залы, размещенные в бывших цехах и арсеналах, подводная лодка, стоящая у подземного причала, туристский центр, кинозал с хроникой времен активного военного противостояния, наконец, подземный мемориал, где была бы увековечена память подводников, погибших на той - без выстрелов воистину холодной войне в океанских глубинах.
      Бывший вице-мэр Севастополя, а ещё раньше начальник Штаба гражданской обороны города Валерий Борисович Иванов утверждает со знанием дела:
      - Весь подземный комплекс является единственным в СНГ историческим памятником военно-инженерного искусства Холодной войны. Его надо не только сохранить, его можно с толком использовать. "Труба", в которую улетели миллионы рублей, должна вернуть их сторицей. Смотрите, ведь своды и канал Укрытия позволяют крейсерским яхтам заходить в подземную гавань со всем своим стоячим такелажем. Наш культурно-исторический центр "Севастополь" предлагает создать там международную яхтенную марину, спортивно-экскурсионную базу подводного плавания, музейно-туристические маршруты... Правда, есть и более приземленный проект - выращивать в штольне шампиньоны. Но в любом случае необходима полная демилитаризация бухты. Только тогда можно будет надеяться на серьезные инвестиции в проект, в том числе и зарубежные. На конверсионном объекте уже побывали торговые атташе из сорока трех стран мира...
      А пока в "Черной дыре" глухо ухает кувалда очередного добытчика...
      Из официальной справки Горная выработка в арочном железобетоне представляет собой объект противоатомной защиты 1-й категории. Комбинированный подземный канал вмещал до семи подводных лодок. При угрозе ядерного нападения в штольнях завода могли укрыться несколько тысяч человек.
      Глубина канала - 6 м Ширина - 6 м Высота до свода - 12 м Общий объем - 45 000 куб. м. В том числе воды - 20 000 куб. м.
      Общая площадь - 6000 кв. м.
      Часть третья СУДЬБА МОРЯКА В РОССИИ
      Глава первая ГЕЙША ЛЕЙТЕНАНТА АМЕЛЬКО
      Адмирал Николай Николаевич Амелько - ныне здравствующий патриарх отечественного флота - родился в Петрограде в год начала Первой мировой войны, а свою службу на морях начал в 1931 году. Участвовал в советско-финской войне. Во время Великой Отечественной командовал на Балтике дивизионами кораблей различного назначения. Пережил все невзгоды блокады. С 1962 по 1969 год возглавлял Тихоокеанский флот. Последняя должность - заместитель начальника Генерального штаба Вооруженных Сил СССР по ВМФ.
      - Мы были первыми лейтенантами советского военного флота. Тогда, когда нас выпускали из училища - в мае 1936 года, только что ввели персональные воинские звания, и вместо "командиров РККФ XXII категории" мы все, около пятисот человек, стали "лейтенантами".
      Выпуск производил Маршал Советского Союза М. Тухачевский. Он-то и объявил, по каким флотам и кораблям мы назначены. Мне же и ещё пятерым выпускникам было сказано: "А вы - особая группа. После отпуска прибудете в Москву на Знаменку, дом 14, и продолжите свое обучение очень нужному нашему государству делу".
      Я рвался в моря и был обескуражен таким поворотом своей судьбы. К тому же друзья над нами посмеивались: "Недоучились, вот и попали в особую группу второгодников".
      И только в Москве я узнал, что мы будем служить в 4-м управлении РККА, то есть в Разведывательном управлении Генерального штаба Красной Армии.
      - А сейчас выбирайте себе другие фамилии, - объявили нам, - снимайте мундиры, переодевайтесь в гражданские костюмы (они в соседней комнате) и поедем за город, где будем жить и учиться.
      Увезли в зашторенных ЗИСах. Остановились у высокого забора с надписью "Общежитие НКО". Охранялось оно вооруженными сторожами с овчарками. Разместили нас в большом старинном особняке, и стали мы учиться на разведчиков-нелегалов...
      И опять я был разочарован своим назначением: определили меня в Морское отделение 5-го отдела Разведуправления Генштаба.
      Наступил 1937 год. Новый год Разведуправление встречало коллективно в Доме РККА с семьями и родными: речи, танцы и концерты. Вечер вел Аркадий Райкин, тогда ещё начинающий и совсем неизвестный. Кто мог подумать, что наступает год тяжелейших испытаний для всех. Политическая обстановка в стране сгущалась день ото дня.
      Об арестах, репрессиях, начавшихся ещё в 1936 году, мы знали понаслышке и говорили о них только шепотом. В 1937 году эта волна докатилась и до руководства Народного комиссариата обороны.
      В конце мая в здании только что построенной Академии имени М.В. Фрунзе на Зубовской площади проходил партийный актив с повесткой дня борьбы с врагами советской власти. Докладчиком был Ян Гамарник. Громили Пятакова, Зиновьева, Троцкого и других. Конечно, восхваляли И. Сталина. Актив закончился около 23 часов. А утром 31 мая, придя на работу, все стали шептаться, что сегодня ночью дома застрелился Гамарник. Через некоторое время прошел слух об аресте Тухачевского, а потом - Уборевича. От проезжающих через Москву сослуживцев узнавали, что на флотах повальные аресты командиров, офицеров и даже командующих. Пошли аресты и в Разведывательном управлении, в том числе и в нашем 5-м отделе.
      При проверке делопроизводства в Морском отделении обнаружили пропажу двух пустяковых бумажек, одну я помню до сих пор, это была препроводительная записка к пишущей машинке, которую я отправлял посылкой в разведывательный отдел Черноморского флота, но она имела гриф "секретно". Тогда все у нас было "секретно". Такого же сорта была и вторая бумажка. Это происшествие было расценено как чрезвычайное. Начальника отдела полковника Богомолова, моего шефа капитан-лейтенанта Локотоша и меня вызвал начальник РУ ГШ комкор С.П. Урицкий. Возмущался, орал... Показал на меня пальцем Богомолову: "Набрали детей, вот теперь расхлебывайте!" Приказал меня и Локотоша отдать под суд.
      Судили нас в трибунале Московского военного округа на Арбате. Суд был закрытый и скорый: признать виновными и осудить на три года исправительно-трудовых работ. До рассмотрения кассационной жалобы оставили нас на свободе.
      Разбор жалобы длился очень долго. На работу мы уже не ходили, а жалованье месяца три нам платили. Жил я тогда в общежитии при жилом доме РУ ГШ на Плющихе, где размещали отозванных из-за границы военных атташе. Судьба многих из них тоже была потом незавидной. Мой сосед по комнате, отозванный из Японии, подарил мне несколько открыток с изображением гейш. Подарок оказался роковым... Однажды ночью взяли и меня. Привели в длинный широкий коридор, с обеих сторон много дверей в кабинеты. Подвели к столу, открыли страницу журнала, положили на неё металлическую планку с прорезью на одну строчку с моей фамилией, заставили расписаться. Прорезь - это чтобы я не видел фамилии других арестованных. Из кабинетов слышны крики, стоны, возня. Понял, что там на допросах избивали.
      Завели меня в один из кабинетов, за письменным столом сидит майор танковых войск. У письменного стола - небольшой приставной столик, около него стул, куда мне и приказали сесть. В углу тумбочка с телефоном и графином воды, в другом углу - железный сейф. Майор открыл папку с какими-то бумагами. Начал заполнять анкеты, спрашивает меня фамилию, имя, отчество, когда и где учился, где родился, кто родители и другие обычные для анкеты вопросы.