Повседневная жизнь подводников

Николай Черкашин
 
ПОВСЕДНЕВНАЯ ЖИЗНЬ ПОДВОДНИКОВ

В ОТСЕКАХ ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ

 
      Эта книга, принадлежащая перу давнего автора `Молодой гвардии` писателя-мариниста Николая Черкашина, открывает неизвестные страницы в истории отечественного подводного флота за последние сорок лет. Именно на эти годы пришлось беспримерное противостояние советско-российских и натовских подводных сил в глубинах Мирового океана. `Повседневная жизнь российских подводников` полна экстремальных ситуаций, героики, а порой и трагизма. В книге повествуется о многих непревзойденных до сих пор рекордных достиженияхподводников, о которых не сообщали в газетах. Автор, прошедший суровую школу Северного флота, рассказывает о своих товарищах с подлинным знанием дела. В книгу включены уникальные фотографии, взятые из личных архивов командиров подводных лодок времен Холодной войны, а также дневники и письма подводников.
 

ПОВСЕДНЕВНАЯ ЖИЗНЬ ПОДВОДНИКОВ

      Памяти экипажа атомного подводного крейсера «Курск»

 
      «Все наши дела ниспровергнутся, ежели флот истратится».
      Петр Великий

 

1. ДУЭЛЬ ПЕРИСКОПОВ

      В мирные - послевоенные - годы подводников и подводных лодок в России погибло больше, чем в русско-японскую, первую мировую, гражданскую, советско-финскую войны вместе взятые. Что же это за такие «мирные» годы? Есть у них более жесткое и точное название - Холодная война в мировом океане. Именно так - с прописной буквы и без кавычек - пишут эти слова американцы. А они знают в том толк.
      Для подводников Северного и Тихоокеанского флотов, четверть века уходивших на боевое патрулирование с ядерным боезапасом на борту в Атлантику и Средиземное море, в Индийский и Великий океаны, она и в самом деле была войной - с таранами, взрывами, пожарами, с затонувшими кораблями и братскими могилами погибших экипажей.
      В ходе этой необъявленной, но тем не менее реальной до сводок многочисленных жертв, войны мы потеряли пять атомных и шесть дизельных подводных лодок. Противостоящие нам ВМС США - две атомных субмарины.
       «Активная фаза противостояния сверхдержав на океанском театре» - это по-научному, или проще - Холодная война в океане началась, пожалуй, в августе 1958 года, когда советские подводные лодки впервые за всю историю страны Советов вошли в Средиземное море. Четыре "эски" - субмарины среднего водоизмещения типа «С»(613 проекта) - ошвартовались по договоренности с албанским правительством в заливе Влёра. Через год их уже стало двенадцать - полноценная бригада.

История первая - год1959-ый

      
 

В ПЕРИСКОПЕ - КРЕЙСЕР ЭЙЗЕНХАУЭРА

      Два часа держал американский крейсер «Де-Мойн» с президентом США Д.Эйзенхауэром на дистанции торпедного залпа командир советской подводной лодки… С этого острого эпизода началась для нас сорокалетняя Холодная война в мировом океане…
      Одни рассказывали эту историю как флотскую байку, почти анекдот из серии «…И тут всплывает русская подлодка», другие как героическую легенду. Но вот счастливый случай свел меня с главным героем того достопамятного похода - бывшим командиром подводной лодки С-360, тогда капитаном 3 ранга, а ныне контр-адмиралом в отставке Валентином Степановичем Козловым, уроженцем рязанского городка Гусь-Хрустальный. Вот все как было - из первых уст…
      - В 1958 году по договоренности с правительством Албании бригада советских подводных лодок перешла с Балтики в Средиземное море и стала базироваться на албанский порт Влёра. Интересно, что на наших флагштоках развевались албанские же флаги - красные, с черным двуглавым орлом, который резал весьма глаз нашим политработникам.
      Мне было тридцать лет и я носил тогда еще золотые погоны капитана 3 ранга… Перед тем как получить в командование среднюю подводную лодку С-360 немало послужил и на Черном море, и на Камчатке, и на Балтике…
      В декабре 1959 года я получил боевое распоряжение: скрытно покинуть гавань и пройти на запад до Гибралтара, ведя разведку деятельности 6-го флота США, а также других военно-морских сил НАТО.
      План похода разрабатывался под руководством командира нашей 40-ой бригады капитана 1 ранга С. Г. Егорова. План утвердили «в верхах», предписав мне соблюдать четырехчасовой режим связи, чреватый многими неожиданностями для экипажа подводного корабля.
      Полагаясь на мой командирский опыт, комбриг решил не посылать со мной старшего начальника на поход и разрешил мне действовать в случае непредвиденных ситуаций на свой страх и риск.
      Из базы мы выходили ночью. Едва отойдя от причала, сразу же погрузились и легли на заданный курс, благо глубины Влёрского залива - до 50 метров - позволяли нам выходить в открытое море в подводном положении.
      Судя по всему, противолодочные силы НАТО, державшие под постоянным контролем все передвижения наших кораблей, не засекли выхода С-360, и вскоре мы проскользнули через пролив Отранто в оживленный район Средиземного моря. Здесь проходили основные судоходные линии, а вблизи располагались военно-морские полигоны натовских стран.
      Появление советских подводных лодок в здешних водах никак не укладывалось в доктрину Эйзенхауэра о безраздельном господстве США в Средиземном море. Поэтому силы 6-го флота были приведены в повышенную готовность. Мы поняли это при первом же подвсплытии на сеанс связи: мои радиометристы были поражены тем, что поисковые локаторы работали по всему горизонту. Особенно опасными были для нас противолодочные самолеты типа “Орион” и “Нептун”, которые патрулировали большую часть средиземноморской акватории. К тому же в Тирренском море шли учения авианосной ударной группы США. Так что “тактический фон” нашего похода был самый неблагоприятный. К этому надо добавить изнурительную жару, которая стояла во всех отсеках С-360 из-за высокой температуры забортной воды и отсутствия каких-либо средств охлаждения воздуха. Атмосфера в отсеках напоминала предбанник, а дизельный и электромоторные отсеки и вовсе походили на парилку. Боевые смены выходили на вахты в трусах с вафельным полотенцем на шее - пот вытирать. Дело было не только в жаре. Конструкция РДП - устройства для подачи воздуха дизелям в подводном положении - допускала весьма опасное соседство труб газовыхлопа и воздухозабора - это потом уже обе системы были разнесены друг от друга. А тогда выхлопные газы от работающих дизелей попадали в отсеки через шахты подачи воздуха, поэтому при длительном движении на перископной глубине подводники дышали такой адской смесью, что многие просто угорали, но даже в полуотравленном состоянии продолжали нести вахты.
      Флагманский врач майор медслужбы Рогалев, вместе с нашим лодочным доктором ходили по отсекам, замеряли допотопными приборами состав воздуха, что-то записывали, вероятно, для уточнения условий обитаемости… Через дней десять мы уже боролись с потницей и прочими кожными напастями. Последствия от жизни в такой «среде обитания» многие из нашего экипажа, в том числе и я сам, прочувствовали уже после похода…
      В очередной радиограмме, полученной нами из Центра, сообщалась информация о переходе из Афин во Францию отряда боевых кораблей США во главе с флагманом 6-го флота крейсером «Де -Мойн». Покорпев над картой, мы вместе с опытным штурманом старшим лейтенантом Р. Корелиным прикинули время и место возможной встречи. По расчетам выходило, что наши курсы пересекутся в пространстве между островом Мальта и побережьем Туниса. Расчеты частично оправдались, и около следующего полудня наши гидроакустики обнаружили шумы винтов отряда американских кораблей.
      Тунисский пролив непрост для плавания вообще, а для подводного в особенности. Здесь с юга здесь простирается обширная материковая отмель, имеются банки и рифы, почти посередине пролива возвышается серой глыбой большой остров Пантелерия. В этой коварной теснине нам предстояло не просто расходится с целью, а сближаться с ней, да не с одной, а с многими, увертываться, следить, маневрировать по всем канонам торпедной атаки. Я решил выявить главную цель и объявил «боевую тревогу». Правда, тогда я еще не знал, что на борту «Де-Мойна» находится президент США Эйзенхауэр, возвращавшийся после визита в Грецию. Едва мои акустики успели выявить шумы шести кораблей, а я определить их курс и скорость, как обозначился поворот походного ордера. Наша подводная лодка оказалась почти в его центре. И в это время (молодцы акустики!) «нащупали» главный объект - крейсер!
      Позиция для торпедной атаки складывалась настолько благоприятной, что в боевой обстановке она, наверняка бы, увенчалась успехом, а пока. после условного «пли», мы лишь записали на пленку характерный шум крейсерских винтов.
      Почти два часа вели мы слежение за грозным кораблем, пока шумы отряда не стали стихать в наушниках гидроакустика. Они ушли, а я, подготовив шифровку для радиограммы, решил подвсплыть под перископ.
      В волнении припал к окуляру, и как только лучик света пробился через захлестываемую водой головку перископа, сразу же разглядел большой силуэт эсминца или фрегата, да так близко! Понял: стоит без хода! Скомандовал: «Заполнить быструю! Боцман, ныряй на глубину!». Не успели ответить акустики на мой запрос, как в сторону лодки посыпался «горох» эхопосылок. Работал мощный гидролокатор. Нас засекли!
      Потом уже в спокойной обстановке, мы анализировали, как и почему лодка была обнаружена, но в те первые минуты ситуация была аховая!
      Весь акустический горизонт был забит шумами преследователей. Трое суток мы уклонялись, как учили и как могли. Ясно было одно: появление неизвестной подводной лодки вблизи флагманского корабля, да еще и с президентом на борту - здорово озадачило американских адмиралов. В помощь надводным противолодочным силам они бросили всю свою патрульную авиацию. В Тунисском и Мальтийском проливах была развернута массированная поисковая операция.
      Посоветовавшись со старпомом, капитан-лейтенантом И. Соколовым (впоследствии он командовал атомоходом) и штурманом, мы решили изменить предписанный нам маршрут возвращения лодки - оставить проливы к северу и отказаться от подвсплытий на очередные сеансы связи.
      На всю жизнь врезались мне в память экзотические названия островов - Линос, Лампедуз - за которыми, после многих попыток нам удалось, наконец, оторваться от преследователей. Опытные механики - старшие лейтенанты А. Скачков и В. Пятак смогли в очень короткие промежутки подзаряжать аккумуляторы, не щадя при этом «здоровье» батареи. И конечно же, выручала слаженность в действиях всего экипажа. Сколько бы ни всплывали «под РДП» - (режим «работа дизеля под водой») как бы срочно не уходили на глубину, все работали как черти, не допустив ни одного сбоя… Хотя однажды мотористы, валившиеся с ног от усталости допустили ошибку, которая едва не стала роковой - при срочном погружении они не успели задраить шахту подачи воздуха дизелям и в пятый отсек хлынули тонны забортной воды… К счастью успели во вовремя перекрыть широкогорлую трубу. Спустя три года подобная же оплошность стоила жизни всему экипажу североморской подводной лодки С-80, которой командовал мой друг Анатолий Ситарчик. (Рассказ об этом впереди - Н.Ч.) Да и подводный наш ракетоносец К-129 принял свою смерть именно в таком же режиме движения - под РДП. Мы же, не осознавая тогда до конца весь риск подобного хода, шли едва ли не сутками, выставив над водой свою «дыхательную трубу». Бог миловал…
      Американцы искали нас много севернее тех мест, где мы находились, руководствуясь шаблонными представлениями о вероятных действиях советских подводников. К исходу третьих суток мы убедились, что наш замысел удался и наконец-то передали радиограмму о возвращении в базу…
      Мы всплыли во Влёрском заливе почти там же, где и погрузились. Однако верхний рубочный люк никак не отдраивался - его стальная крышка прикипела к комингсу после месячного пребывания в соленой воде. Нам пришлось немало поорудовать кувалдой, прежде, чем удалось увидеть белый свет и вдохнуть свежего воздуха.
      К сожалению, сколь-нибудь организованного отдыха нашему экипажу, вернувшегося после таких передряг, не предоставили. Моряки довольствовались «сном до упаду» да горяченьким душем, семейные офицеры - домашним уютом. Я же все это время корпел со своими заместителями над отчетом о походе. На душе скребли кошки.
      Реакция московского начальства на факт обнаружения нашей лодки американскими силами ПЛО, была весьма суровой. Для объяснений в Москву был вызван комбриг - капитан 1 ранга С. Егоров. Позже он рассказывал, как гневалось штабное начальство и как министр обороны дал указание снять командира С-360, то есть меня, с должности.
      С тем бы и улетел обратно комбриг - его объяснения об особой обстановке в Средиземном море никем всерьез не принимались, но неожиданное спасение пришло от самого Никиты Сергеевича Хрущева. Из иностранных источников ему стало известно, как неуютно почувствовал себя президент Эйзенхауэр, когда вблизи его крейсера оказалась иностранная подлодка, да еще, как выяснилось, советская!
      Никита Сергеевич пришел от такой информации в доброе расположение духа и повелел достойно отметить подводников.
      Вскоре я получил назначение на должность заместителя командира 40-й бригады подлодок. Вот уж, поистине, непредсказуема судьба морская!
      На память о той встрече с Эйзенхауэром остался рубец на сердце - от токсического миокардита, который я перенес в походе.
 

* * *

 
       Этому военному приключению ровно сорок лет. Оно уже давно стало фактом нашей новейшей истории… Но как созвучно оно нынешним событиям на Балканах и очередному контрапункту российско-американских отношений. И еще один грустный вывод: как мало мы знаем, и потому как мало мы ценим наших воистину национальных героев.
       Перископ советской подлодки на дистанции торпедного залпа от президентского корабля вызвал шок в Пентагоне. Там никто не ожидал, что советский флот столь дерзко обозначит свое присутствие в регионе, который американцы привыкли считать своим "большим теплым озером", вторым Мичиганом. Однако советский флот зубами вцепился в "чашу трех континентов", в которой полтора века назад победно реяли синекрестные флаги Ушакова и Сенявина.
       Второе наше столкновение в морях до сих пор помнит весь мир - Карибский кризис.
       Осень 1962 года… Четыре советские дизельные подводные лодки (Б-4, Б-36, Б-59 и Б-130) пришли в Карибское море с Севера, чтобы прикрывать переброску наших ракет на Кубу. Американский флот взял остров в плотную морскую блокаду…
 

История вторая - год 1962-ой

      
 

ГЕРОИ САРГАССОВА МОРЯ

       Тогда, в 62-ом, их бросили под американские авианосцы, как бросали в 41-ом пехоту под немецкие танки.
      И когда в ярко-синих волнах Саргассова моря всплыла под дулами американских крейсеров черная в кровавых подтеках сурика рубка подводной лодки, все, кто был наверху увидели без биноклей, как из люка вылез неимоверно худой - в одних трусах - человек, бледный, как картофель из погреба, весь в странных зеленых пятнах, шатаясь под ветром, он с трудом поднялся на мостик и, опираясь на древко, развернул бело=синее полотнище Военно-Морского Флага СССР.
 

Идет война «холодная», секретная война!

 
      Самой яростной, самой опасной схваткой советского и американского флотов за все десятилетия «холодной войны» была та, что разыгралась поздней осенью 1962 года. В ответ на морскую блокаду США Кубы Хрущев приказал бросить в Карибское море подводные лодки. В случае перехвата советских судов, они должны были нанести по американским кораблям удар из-под воды. Генсек и министр обороны были уверены, что в зону конфликта ушли подводные атомные крейсера. Но единственный пока что на флоте ракетоносец К-19 находился после тяжелейшей аварии с реактором в ремонте, а все остальные атомарины только-только вводились в строй. Выбор главкома пал на Четвертую эскадру дизельных подводных лодок в Полярном. А там нашли, что лучше всего к реальным боевым действиям готова 69-ая бригада, точнее ее ядро в составе больших торпедных субмарин Б-4, Б-36, Б-59 и Б-130 - «букашек», как называли их моряки по литере «Буки».
      Это была самая настоящая авантюра, вызванная обстоятельствами почти что военного времени: направить подводные лодки, приспособленные к условиям Арктики в жаркие тропические моря. Все равно что перебросить пингвинов на выживание в Африку. Все равно, что соваться в воду, не зная броду. А «брода» в тех неведомых водах не знал никто, даже родимая гидрографическая служба. Еще ни одна советская субмарина не взрезала своими винтами глубины клятого Бермудского треугольника, не бороздила полное мрачных легенд Саргассово море, не форсировала забитые рифами проливы между Багамскими островами. Но самое главное, что и военная наша разведка не знала толком какие ловушки противолодочной обороны США, приуготовлены на случай большой войны. Никто не знал сколько противолодочных авианосцев и других кораблей бросит Пентагон на поиск советских лодок. Шли в неведомое…
      Напрягало нервы и то, что впервые подводники брали с собой в дальний поход торпеды с ядерными зарядами - по одной на каждую лодку.
      В самый последний момент новоиспеченный контр-адмирал, командир 69-й бригады, слег в госпиталь. Его военный опыт четко просчитывал: шансов на успех нет. И тогда флагманом почти что обреченной четверки назначили капитана 1 ранга Виталия Агафонова.
      - Есть! - Ответил Агафонов и командиру эскадры, и командующему Северным флотом на слова о «важном задании партии и правительства». Особо раздумывать было некогда. На сборы в родном Полярном и расчеты с береговой базой начальство отпустило два часа.
      Виталий Наумович Агафонов только что отметил свое сорокалетие. Этот спокойный, рассудительный и хваткий мужичек из вятских крестьян доставил президенту Кеннеди, может быть, самую острую головную боль. Во всяком случае много дней кряду американский президент сообщал по телевидению своему народу о ходе большой охоты за «красными октябрями». Вместо четырех русских лодок Кеннеди и его адмиралы насчитали пять…
      Итак, были сборы недолги. И по-особому секретны. Никто, включая и командиров подлодок не знал, конечной точки маршрута. Чтобы сохранить военную тайну похода, штурманам назначенных кораблей выдали комплект карт всего Мирового океана. Поди, догадайся какую из них придется расстилать на прокладочном столе?
      Коммунистам приказали сдать партбилеты в политотдел. Лодки вывели из Полярного в глухую Сайду-губу, оцепленную тройной линией охраны.
      - Четыре пакета с боевым распоряжением на поход были вложены в общий пакет с грифами «Совершенно секретно» и «Вручить лично командиру 69-й бригады ПЛ». - Вспоминает Агафонов. - Вскрывать пакеты мы должны были только с выходом в море, а объявлять экипажам куда и зачем идем - уже в океане. В принципе задача у нас была не самая отчаянная: совершить скрытный переход через Атлантику и обосноваться в кубинском порту Мариель, это чуть западнее Гаваны. Но, как говориться, гладко было на бумаге…
      Рассказ бывшего комбрига дополнили записки командира Б-4 капитана 2 ранга Рюрика Кетова:
       «Провожать нас прибыл заместитель Главнокомандующего ВМФ адмирал Фокин… Фокин спрашивает:
       - Давайте, товарищи, говорите, что вам неясно?
       Все мнутся. Тут начальник штаба Вася Архипов:
       - Нам неясно, зачем мы взяли атомное оружие?
       - Установка такая. Вы должны с ним освоиться, - ответил кто-то из начальства.
       - Хорошо. Но когда и как его применять?
       Молчание. Потом Фокин выдавил, что не имеет полномочий сообщать об этом. Начальник Главного штаба флота адмирал Россохо крепко выругался и произнес:
       - Так вот, ребята, записывайте в журналы: «Применять спецоружие в следующих случаях. Первое, когда вас будут бомбить и вы получите дырку в прочном корпусе. Второе, когда вы всплывете и вас обстреляют, и опять же получите дырку. И третье - по приказу из Москвы!».
 
      Не могу представить, что творилось в те дни на душе Агафонова. Полярнинская эскадра вступила в свою самую черную полосу. Сначала безвестно сгинула в море со всем экипажем подводная лодка С-80. Потом, в январе, рванули торпеды на стоявшей в гавани Б-37. Чудовищный взрыв разворотил не только злополучную субмарину, но и сошвартованную с ней С-350, унеся более ста двадцати моряцких жизней. Летом, в июле, запылал пожар в носовом торпедном отсеке Б-139, обещая подобный же губительный взрыв. Агафонов, оставшись на эскадре за старшего, бросился на мостик горящей лодки и приказал немедленно отходить от причала. Он вывел Б-139 на середину Екатерининской гавани - если грохнут торпеды, то хоть другие корабли не пострадают. О себе не думал. Пожар укротили только к вечеру - через семь часов после возгорания… И вот теперь этот поход - в самую пасть супостата, как называли подводники вероятного противника. В Полярном оставались жена и двое сыновей. Сможет ли Люба вырастить их одна, если и их ждет участь С-80? Написать завещание? А что завещать-то? Квартира казенная, кортик да два чемодана нажитого.
      Что там доктор говорит? Камни в печени? Какая ерунда!…
      Любовь Гордеевна Агафонова работала в гидрометеослужбе эскадры. Почти как в песне: «Ты, метеослужба, нам счастье нагадай!».
      
 

«Мы думали в Главном штабе засел шпион…»

 
      
      За островом Кильдин подводные лодки погрузились и двинулись на запад походным строем.
      И пошли корабельные лаги отсчитывать мили и моря - Баренцево, Норвежское, Исландское, Северная Атлантика, Саргассово… Их путь к берегам Америки был перекрыт противолодочными рубежами НАТО, приведенными в повышенную активность ввиду обострения отношений между США и СССР. Сначала проскользнули незамеченными через линию корабельных дозоров и воздушных патрулей между самым северным мысом Европы Нордкап и норвежским островом Медвежий. Затем так же скрытно форсировали Фареро-Исландский рубеж, контролируемый британским флотом и американскими самолетами, взлетавшими с Исландии. Наконец, вышли в просторы Атлантики и взяли курс на Бермудские острова, где их ждал самый главный противолодочный барьер: между Ньюфаундлендом и Азорскими островами…
      С первых же походных дней они сразу же угодили в жестокий шторм осеннего океана.
      Главный штаб задал явно нереальную скорость для скрытного подводного перехода - 9 узлов. Чтобы выдержать контрольные сроки, приходилось всплывать по ночам и наверстывать упущенное время под дизелями. Всплывать приходилось и для зарядки аккумуляторных батарей. Вот тут-то затяжной шторм уродовал корабли по черному. Волны обрушивались с такой силой, что сдирали стальные листы легкого корпуса. Швыряло так, что в аккумуляторных ямах выплескивался электролит, спящих выбрасывало из коек, ломало ребра вахтенным офицерам о планширь, а сигнальщикам выбивало биноклями зубы, если вовремя не увертывались от водопадного удара. Верхняя вахта стояла в резиновых гидрокомбинезонах, приковав себя цепями к перископным тумбам, чтобы не смыло за борт. Но шли, точно минуя в положенные сроки контрольные точки маршрута.
      От Азорских островов повернули на Багамы. Резко потеплело. Температура забортной воды поднялась до 27 о Цельсия. Начиналось новое истязание - жарой, духотой, пеклом. У тех, кто еще ныне жив, до сих пор выступает на лбу испарина при слове «Саргассы». Да, это были тропики и жара, несмотря на исход октября, стояла тропическая. Даже глубина не охлаждала перегретые корпуса лодок. Отсеки превратились в автоклавы, в которых плавились пайковый шоколад и пластилиновые печати. Механизмы исходили маслом, люди - потом, сосновые переборки в жилых отсеках - смолой.
      Надвигался самый главный противолодочный рубеж - между островом Ньюфаундлендом и Азорским архипелагом… Когда-то мореплаватели считали Саргассово море непроходимым из-за зарослей гигантских водорослей, цеплявшихся за днища кораблей. Американцы сделали этот миф явью, только вместо исполинских растений по морскому дну стелились тысячи километров кабелей, связывающих разбросанные по вершинам подводных гор гидрофоны-слухачи в единую оповестительную систему. Система «Цезарь» была приуготовлена на случай большой войны в океане, и случай этот, посчитали американцы, наступил: систему освещения подводной обстановки ввели в боевой режим. Операторы береговых станций сразу же засекли технические шумы на общем биофоне океана. Откуда Агафонов мог знать, что дальше его «букашки» подстерегает еще более мощная и разветвленная система подводного целеуказания СОСУС? Подводники оказались в положении разведчиков, которые надеялись укрыться в лесу, где под каждым кустом торчал микрофон, а из каждого дупла подглядывала видеокамера. Стоило только на минуту поднять перископ, как радиометрист тут же докладывал о работе американских радаров, обозревавших поверхность океана с противолодочных кораблей и патрульных самолетов. Ныряли, но проходило время и уже гидроакустик тревожным голосом сообщал о шумах винтов, приближающихся фрегатов. Лодки уклонялись от них, следуя новейшим тактическим разработкам. Тем не менее при повторных попытках глотнуть воздуха, подвсплытие заканчивалось очередным пируэтом над бездной.
      - Куда не уйдешь - всюду тебя поджидают! - Рассказывает бывший помощник командира Б-36 Анатолий Андреев. - Мы даже стали думать, что в Главном Штабе ВМФ засел шпион, который четко отслеживал все наши маневры.
      Однако невидимый и неслышимый подводный соглядатай залег на дне Саргассова моря. Вот на его прозрачной во всех отношениях арене и разыгралась драма северофлотских подводных лодок. Драма, едва не ставшая трагедией…
 

КАРИБСКАЯ КОРРИДА

 
      Год 1962-ой после рождества Христова мог стать последним годом нашей эры… Два человека решали судьбу своих стран, судьбу каждого из нас, а в общем-то жизнь каждого сущего на планете: лидеры ядерных сверхдержав - Джон Кеннеди и Никита Хрущев. Каждый из них мог отдать приказ об атомном ударе. Но был и третий человек, который так же, как и они решал для себя этот мучительный вопрос. Вопрос по разумению Бога, а не простого смертного. Ему же тогда было столько, сколько и распятому Богу - тридцать три. О нем не знал ни Кеннеди, ни Хрущев. О нем и сейчас никто ничего толком не знает… Но он был и он жив в отличие от своих высокопоставленных однодумцев, и я еду к нему домой - на северную окраину столицы: в Медведково.
      Капитан 1 ранга в отставке Николай Александрович Шумков.
      В той дьявольской корриде американских кораблей и советских подводных лодок он был единственным командиром, который имел опыт стрельбы ядерными торпедами…
      
 

Саргассово море. 25 октября 1962 года.

 
      
      Когда командир большой океанской подводной лодки Б-130 капитан 3 ранга Шумков получил из Москвы распоряжение - «Перейти на непрерывный сеанс связи» - он понял, что до войны с Америкой, до новой мировой - термоядерной - войны остались считанные часы, если не минуты.
      Непрерывный сеанс связи - это значит, что вот-вот поступит приказ «применить спецоружие» по кораблям противника. За противником далеко ходить не надо - американские эсминцы и фрегаты галсируют прямо над головой. Главная цель - противолодочный вертолетоносец «Эссекс» - тоже неподалеку, в пределах досягаемости дальноходной торпеды с ядерным БЗО (боевым зарядовым отделением).
      «Непрерывный сеанс» - это значит, что лодка постоянно должна находится с выставленными над водой антенной и перископом. И это в прозрачнейшей воде Саргассова моря, и это в скопище противолодочных кораблей, которые во всю ищут шумковскую лодку и уж, наверняка, не упустят случая «нечаянно» пройтись килем по ее рубке, как только заметят белый бурун перископа. Но приказ есть приказ, и Шумков держался на 12-метровой глубине, режа волну поднятой антенной и обоими перископами - зенитным и командирским.
      Нет худа без добра - лодочный «осназовец» (радиоразведчик) подключился к антенне и тщательно прослушивал эфир. Он-то и принес в центральный пост последний радиоперехват:
      - Товарищ командир, с авиабазы Рузвельтрост вылетел противолодочный самолет «Нептун». Он получил распоряжение иметь бортовое оружие в готовности к применению.
      Час от часу не легче… Слово, которое второй месяц ныло в мозгу, как больная жилка, становилось реальностью: ВОЙНА! Два носовых аппарата были заряжены атомными торпедами. Как они взрываются Шумков знал лучше, чем кто-либо. Год назад он стрелял ими в бухте Черной на Новой Земле.
 

Новая Земля. Октябрь 1961 года

 
      Сначала был залп для надводного взрыва атомного БЗО. Шумков наблюдал за ним в перископ, надев густо затемненные очки. Но и сквозь них пронзительная вспышка света больно резанула по глазам. А дальше как на учебном плакате - над Черной бухтой встал дымный грибовидный смерч…
      Вторую атомную торпеду он выпустил три дня спустя. Она вышла с заглублением в 30 метров и пока неслась в назначенный квадрат, Шумков успел увести свою Б-130 за скалу. Но и там он ощутил, как вздрогнул океан, словно раненный кит… Огромный водяной горб вспучился посреди бухты. Гидродинамический удар встряхнул подводный корабль. Хорошо, что успели выключить гидроакустическую аппаратуру…
      За те испытательные взрывы китель молодого офицера украсил орден Ленина. Именно поэтому Шумкова, как единственного командира, имевшего реальный опыт стрельбы атомными торпедами, и направили к берегам Кубы - под Америку. Да и экипаж Б-130 был под стать командиру - сплаванный, сбитый, обученный, матросы по четвертому году служили, с такими хоть к черту на рога, хоть на прорыв американской блокады…
      Итак, в ответ на морскую блокаду США Кубы Хрущев приказал бросить в Карибское море подводные лодки. В случае перехвата советских судов, они должны были нанести по американским кораблям удар из-под воды…
 

Саргассово море. Октябрь 1962 года