Блуждая на высшем уровне

      - Вы спрашиваете, каким образом ее манера говорить не отвлекает его от смысла? Элберт, - многозначительно сказал Борсма, - если бы в его кресле сидели вы, вы бы тоже воспринимали смысл - и со страшной силой. Безукоризненное изложение всегда сосредоточивает слушателя на смысле. Но у такого человека, как мистер Саутфилд, оно также стимулирует критическую оценку! Выдающийся человек. Специалист и тонкий ценитель.
      Тем временем, как увидел Элберт, мисс Друри закончила свое сообщение. Может быть, она задержится, обсудит это сообщение с мистером Саутфилдом? Но нет, он отпустил ее, проронив всего лишь два-три слова.
      4
      Спустя несколько минут вспышка удовольствия, доставленная присутствием мисс Друри, сменилась вспышкой гордости.
      Он, простой, ничтожный профессор Леру, стал свидетелем драмы в нервном узле Озерной Зоны - свидетелем переговоров титанических личностей, решающих судьбы миллионов. Больше того, одно из решений будет касаться его самого! Хорошо бы следующим куратором на аудиенции у мистера Саутфилда оказался мистер Демарест!
      Но его мучила одна забота.
      - Кел, а разве мистер Демарест может излагать так же... ну... убедительно, как мисс Друри? В смысле...
      - Ну, Элберт, уж предоставьте это ему. Помимо сексуального, существуют и другие подходы. Специалисты умеют взывать к самым слабым и зачаточным из человеческих побуждений - даже к альтруизму! Да-да, я знаю, непосвященных это удивляет, но даже альтруизм можно использовать.
      - В самом деле? - Элберт был благодарен за каждую крупицу сведений.
      - Порой настоящие мастера просто из любви к искусству предпочитают именно такой метод, - прошептал Кел.
      Мистер Саутфилд шевельнулся в кресле, и Элберт мобилизовал всю свою бдительность.
      Действительно, в арке появился мистер Демарест.
      Его выход на сцену, безусловно, не оставлял желать ничего лучшего. Мистер Демарест вошел еще стремительнее, чем в кабинет мистера Блика. Его костюм сверкал, его карие глаза пылали. Он встал у стены возле мистера Саутфилда, не совсем навытяжку, а в борцовской стойке. Сжатая пружина.
      Лишь на секунду его взгляд задержался на Элберте и Келе, но этот взгляд упоенно выразил товарищеское единство и радость битвы. Элберт почувствовал себя участником героических событий.
      Мистер Демарест не сразу дал выход сосредоточенной в нем энергии. Он пересказал историю Западной Лапландии, Великой Славии и Черчилля. На стене за его спиной вспыхивали карты (как это делалось, Элберт не понял), а мистер Демарест голосом спортивного радиокомментатора воссоздавал драматическую историю колонизации арктических районов. Элберт непременно заподозрил бы, что мистер Демарест - чересчур скромный первопоселенец каждой из этих колоний, если бы не знал, что все три осваивались одновременно. Нет, как ни трудно поверить, но все эти впечатляющие факты только что угодливо раскопала для мистера Демареста какая-нибудь архивная крыса. Но как он их преобразил!
      Захватывающее повествование увлекло и мистера Саутфилда. Он даже выпрямился в кресле.
      Временами мистер Демарест понижал голос, как это делала мисс Друри. К сожалению, Элберт и Кел сидели далековато и не могли подслушать секреты Корпорации.
      По мере того как развертывалась сага, мистер Демарест из викинга перевоплощался в древнего римлянина. Артистически модулируемый голос теперь звенел восторгом и упоением. Мистер Демарест говорил о планируемой экспансии грандиозных масштабов и, главное, о том, каких прибылей может ожидать Корпорация от трех своих колоний. Он сыпал цифрами. Он похлопал мистера Саутфилда по плечу. Он погладил мистеру Саутфилду руку; перейдя к оценке будущего торгового баланса, он пощекотал ему шею. Мистер Саутфилд оценил эту перемену в настроении, снова откинувшись на спинку кресла.
      Мистера Демареста это не остановило.
      Во всем этом было что-то непристойное. Элберт, маскируя свое смущение, прошептал:
      - Теперь я понимаю, отчего их называют пяткочесами.
      Кел нахмурился, взмахом руки призвал его к молчанию и продолжал следить за происходящим.
      Внезапно тон мистера Демареста вновь изменился: стал унылым, горьким, исступленным. Прибыли, которых вправе ожидать Корпорация от своих вложений, под угрозой... под угрозой даже сами капиталовложения!
      Мистер Саутфилд наклонился вперед, чтобы лучше расслышать, о какой опасности пойдет речь. Хорошо ли это? К мисс Друри он не наклонялся.
      Слова мистера Демареста об опасности по существу, конечно, повторяли то, что Элберт сообщил мистеру Блику, но, как понимал и сам Элберт, в устах мистера Демареста прозвучали куда страшнее. Когда он кончил, Элберта бросило в холод. Мистер Саутфилд сидел молча. О чем он думает? Неужто не понимает, какая трагедия нависла над колониями?
      Но вот он кивнул и сказал:
      - Недурно изложено.
      "Мисс Друри он этого не говорил!" Элберт возликовал.
      Мистер Демарест принял торжественный вид.
      Мистер Саутфилд всем корпусом повернулся к Элберту и посмотрел ему прямо в глаза. Элберт так растерялся, что даже не отвел взгляда. Ранее заурядный подбородок мистера Саутфилда стал волевым; грудь важно выпятилась.
      - Вы, насколько я понимаю, хорошо информированы в вопросе метаболизма растений. - Голос его тоже, казалось, разросся и обрушивался на Элберта из всех углов кабинета. - Достаточно ли, по вашему мнению, велика опасность, чтобы отнимать время у зонального директора?
      Это было нечестно. Мистер Саутфилд против Дж.Элберта Леру - силы и так смехотворно неравны! А тут еще Элберта застигли врасплох (чересчур долго оставался он пассивным зрителем) и ошеломили намеком, что он _впустую отнял время у мистера Саутфилда_... что его идея не только не стоит внимания, но и _впустую отнимет время у зонального директора_.
      Элберт силился заговорить.
      Раз мистер Саутфилд похвалил мистера Демареста за изложение, он, наверное, будет снисходителен; он учтет неопытность Элберта; он не будет ждать слишком многого. Элберт силился сказать хоть что-нибудь.
      Но язык не поворачивался.
      Он пялил глаза на мистера Саутфилда и чувствовал, как у него горбятся плечи и слабеют мускулы.
      А Кел почти естественным голосом сказал:
      - Да.
      Этого было достаточно, хоть и еле-еле. Элберт шепотом повторил это "да", сам перепуганный собственной смелостью.
      Еще с секунду мистер Саутфилд пристально смотрел на него сверху вниз. Затем сказал:
      - Прекрасно, зональный директор вас примет. Мистер Демарест, проводите их.
      Элберт слепо двинулся за мистером Демарестом. Все свое внимание он сосредоточил на том, чтобы прийти в себя после мистера Саутфилда.
      Он было улучшил счет (благодаря мистеру Демаресту). Но как мог он сохранить этот счет до конца игры? Как должен был противостоять ошеломительному личному обаянию мистера Саутфилда?
      Элберт снова и снова перебирал в памяти весь эпизод, вносил запоздалые поправки. И он добился своего - по крайней мере мысленно. Он понял, как _следовало_ бы себя вести. Он _должен_ был бы расправить плечи, дать волю голосовым связкам и самоуверенно скрестить взгляд с мистером Саутфилдом. Теперь-то он будет умнее.
      Твердой поступью, с поднятой головой шагал Элберт за мистером Демарестом, храня на лице высокомерную полуулыбку. Он чувствовал, что способен самостоятельно вести переговоры с мистером Саутфилдом... или, поскольку мистер Саутфилд все же не зональный директор, вести переговоры с самим зональным директором!
      Они остановились перед массивными двойными дверями, которые охранял абсолютно неподвижный человек с автоматом.
      - Друзья, - с веселым простодушием напутствовал их мистер Демарест, желаю успеха. Желаю величайшего в мире успеха.
      Кел внезапно весь как-то сник, хотя и спросил деланно небрежным тоном (впрочем, не одурачив даже Элберта):
      - А разве вы с нами не пойдете?
      - О нет. Мистер Саутфилд распорядился только проводить вас сюда. Если я не ограничусь этим, то превышу свои полномочия. Но желаю вам всяческого успеха, друзья!
      Кел весело попрощался, но, когда он снова повернулся к Элберту, в его тоне было отчаяние:
      - Полный отказ.
      Элберт не поверил своим ушам:
      - Но... ведь мы представим наши выводы зональному директору, не так ли?
      Борсма безнадежно пожал плечами:
      - Как вы не понимаете, Элберт? Если мы представим их без Демареста, это ничего не стоит. Отправив нас одних, мистер Саутфилд тем самым нам отказал.
      - Кел... вы тоже хотите отступить?
      - Ну нет! Мы дошли до такого высокого уровня, Элберт, что уже одно это - немалое достижение. Надо следовать дальше, до тех пор, пока удается!
      Элберт подошел к двойным дверям. Он опасался вооруженного охранника, но тот их не остановил. По правде говоря, даже бровью не повел.
      - Значит, еще есть надежда? - спросил Элберт Кела.
      - Нет, надежды у нас не осталось.
      Элберт начал было открывать двери, но заколебался.
      - А вы сделаете все, что от вас зависит?
      - Надо полагать! Не каждый же день выпадает случай изложить идею зональному директору.
      Элберт решительно выпрямился, еще шире расправил плечи и приготовился отбивать атаку сил, вдвое превосходящих неизмеримые силы мистера Саутфилда. Он был поглощен одной-единственной мыслью: сохранить в себе коммерческое сопротивление. Он чувствовал, что стал на несколько сантиметров выше ростом, я даже свысока поглядывал на пессимиста Кела.
      Кел толкнул дверь, и они вошли.
      Зональный директор сидел в одиночестве на стуле с прямой спинкой за простым письменным столом в очень простом кабинете скромных размеров.
      Зональным директором была женщина.
      Одета она была в обычный костюм всякой деловой женщины: скромно, как мисс Друри. Вообще-то даже лицо зонального директора было таким, каким будет лицо мисс Друри, когда та станет лет на пятнадцать старше. Безусловно, те же черные волосы, тот же нежный овал лица.
      Какая неожиданность! Приятнейшая неожиданность! Элберт почувствовал себя еще большим великаном, ощутил еще большую самоуверенность, чем по ту сторону двери. Уж, конечно, он без труда поладит с этой милой, безобидной дамой, похожей на ласковую мать!
      Она просматривала какой-то микрофильм при помощи специального аппарата; кроме этого аппарата, на письменном столе ничего не было. По-видимому, она уже кончала и вот-вот должна была освободиться. Элберт терпеливо наблюдал за тем, как она читает. Читала она крайне добросовестно, это сразу стало ясно.
      Секундой позже она окинула посетителей мимолетным взглядом, улыбнулась извиняющейся улыбкой и снова занялась микрофильмом. Ее застенчивые темные глаза выразили так много! Было видно, как искренне рада она вошедшим, как сожалеет, что у нее столько работы, - гораздо охотнее она поговорила бы с ними. Элберту стало ее жаль. Он жалел ее всем сердцем. Этот аппаратик, вполне вероятно, содержал целые тома путаных отчетов Корпорации. Бедняжка!
      А бедняжка - она же зональный директор - продолжала читать.
      Время от времени она устало, но энергично проводила рукой по лицу. Плечи ее слегка сутулились. Элберт жалел ее все больше и больше. Не такая уж она сильная - а пост до чего ответственный - и как мужественно не отступает она перед массой отчетов в микрофильме!
      Но вот она подняла голову.
      Очевидно, с работой она не покончила: на ее лице не отразилось облегчение. Но она подняла голову ради них.
      Они погрузились в ее доброту, как в теплую ванну. Элберт понял, что в его власти совершить благороднейший поступок, равного которому он еще не совершал. Решимость в его душе неуклонно росла. Ну же!
      Он сделал шаг к двери.
      Перед самым уходом он опять поймал ее взгляд, и ее улыбка доказала, как высоко оценена его чуткость!
      Элберт почувствовал, что выше награды не бывает.
      В парке он наконец заметил, что за ним следует Кел.
      Они долго смотрели друг на друга.
      Потом Кел первым зашагал к подземке.
      - Полнейший отказ, - повторил он.
      - Вы обещали сделать все, что от вас зависит, - упрекнул Элберт. Но он знал, что ответ Кела: "Я и сделал" - был правдой.
      Шли они медленно. Кел заметил:
      - Гениальная женщина... Настоящий мастер. Истинная виртуозка!
      - Воистину наше общество вознаграждает самых достойных, - отозвался Элберт.
      Этой одной-единственной мыслью он был поглощен весь долгий обратный путь.