Сборник 'Фэнтези-2007' - Тот, кто всегда возвращается

Сергей Челяев

Тот, кто всегда возвращается

Птичка Божия не знает ни заботы, ни труда…

А. С. Пушкин

Ветер и снег ударили в грудь колючим крылом. Боль, отчаянное стремление удержаться в небе и предательский свист перьев. А потом — обледенелые ветви. Тирда бросило на сосну, он скользнул крючками когтей по сучьям и тяжело прянул вниз. Если падаешь в зимнем лесу, постарайся угодить в сугроб. Снег примет, смягчит удар, укроет от врага. Ибо заставить опуститься в полете голубя королевской почтовой Службы может лишь враг, от которого в небе уже нет спасения.

Тирд не знал, кто положил в его кормушку порченое зерно, чем отдавала вода в поилке и почему ему не дали времени на отдых. Не знал он и откуда свалился с посеребренных стужей небес фальк — сокол, натасканный на почтовых голубей. Еще повезло, что Тирд не расшибся о ледяной панцирь, высвистанный за ночь морозом. Голубь застыл под снегом, и тут же сверху пал сокол.

Соколы ловят добычу на лету, но этот легко опустился на снег и теперь ходил прямо над Тирдом, пробуя лапой наст, чтобы выцепить голубя, как глупую куропатку. Тирд с запоздалым ужасом понял: он попался, потому что это был хабифальк, чудовищная смесь хабита, остроглазого лесного ястреба, с резвокрылым соколом. Для его скоростных качеств избирались крупные кречеты, для мощи добавляли кровь горного беркута.

Хищник, наконец, почуял голубя и ударил лапой. Тирд пулей вылетел из сугроба, откуда только силы взялись! Но от хабифалька разве уйдешь? Враг взъерошил перья, намереваясь прыгнуть на несчастного Тирда, вонзить когти в спину и забить клювом. Но тут же обернулся и негодующе крикнул.

Корвус, большой ворон, с решительным карканьем смело прыгал к ним по сугробам. На краю поляны появился и второй, с седыми переливами на крыльях. Вороны, очевидно, были заодно: они бесстрашно скакали к хабифальку, хотя обычно расхаживают важно и царственно. Их разбойный нрав был известен Тирду, и он не ждал ничего хорошего для себя.

Корвусы налетели на хищника, как волки на медведя, увертываясь от острых когтей и норовя рвануть клювом. Тирд же бессильно лежал на боку — ноги больше не держали гонца. Хабифальк разок почти достал черного жителя лесов, но того немедля выручил второй. Вороны действовали на удивление слаженно, и только это уберегало их от неминуемой гибели.

Вдруг хищник замер, и вороны встали тоже. Посыпался крупный снег, и на ветвь сосны над головами дерущихся тихо опустилась голубка, сизый вяхирь. Она трепетала крыльями и ворковала. Ястреб в ответ мотнул головой, точно стряхивая невидимые путы. Голубка заворковала громче, и тут же сварливо закричали вороны, точно подтверждая ее правоту. Тирд не верил глазам!

Хищник наклонил голову, нехотя прислушиваясь. Затем злобно копнул снег, выкрикнул птичье оскорбление и тяжело полетел прочь. На лету он обернулся, ожег голубку мстительным взором, запоминая, и пропал меж сосен.

Вороны проводили врага насмешливым карканьем. И это было последнее, что слышал Тирд: мутная пленка затянула глаза, крылья распластались на снегу, и силы его оставили. Но и сейчас он шестым птичьим чувством все время ощущал притороченную к лапке берестяную торбочку — привычный груз секретной королевской почты.

Пробуждение было странным. Блаженное тепло и целое море пуха, устилавшего дупло.

Голубь осторожно выглянул наружу. Убежище располагалось в могучем сосновом стволе высоко над землей. Тирд опасливо поднял голову. Над ним восседал давешний корвус и увлеченно чистил клюв. При виде Тирда он скосил влажный глаз и выразительно каркнул. Это могло быть как приветствие, так и предостережение. Голубь счел разумным спрятаться обратно в дупло. И кое-что обдумать.

Прежде всего, решил он, вряд ли эти корвусы собираются его убивать. Иначе зачем было тащить его сюда? И прогонять хабита? Правда, была еще голубка… Но мысль о ней Тирд пока оставил. Он во всем предпочитал сначала снимать шелуху, слой за слоем, а уж потом докапываться до семечка.

Ворон — не самая опрятная птица, в дупле же приятно пахло корой и шишками. И корвус больше походил на часового, чтобы стеречь Тирда. Или охранять. От хабита? Или кого-то похуже? И Тирд вновь ощутил на лапке послание, которое должен был доставить не позднее утра послезавтра.

Тем временем подлетел ворон с седыми перьями. Он перебросился парой кр-р-ратких слов с товарищем и заглянул в дупло. Тирд затравленно смотрел на длинный острый клюв. Клюв скептически каркнул и проговорил на всеобщем птичьем:

— Ну-ка, ты, свистун, вылезай!

Делать нечего — Тирд кое-как выбрался и замер.

— Куда ты летел, пока не брякнулся? — хмуро спросил седой.

— Нес послание, — кротко ответил Тирд. — Я — курьер на королевской службе.

— Вижу, — сухо каркнул ворон. — Фальк следил за тобой?

Тирд молчал.

— Странно, — пробормотал седой. — Что скажешь, Затейник?

— То же, что и думаю, — ответили сверху. — В лесу Госпожи нет ни фальков, ни хабитов. Слава Госпоже!

— Слава Госпоже! — кивнул ворон. — Твое счастье, свистун, — хабит разделал бы тебя в два счета.

— Почему ты обзываешься? — со смелостью обиженного возразил Тирд. — Я ведь тоже знаю обидные прозванья твоего народа…

Седой озадаченно крякнул.

— Ну… Вы же всегда свистите в полете…

— Ты ошибаешься, мой верный Искусник, — раздался нежный голос. И возле них села голубка. Ее пух казался сизым пеплом, она походила на горлинку, но помельче. Это ее корвусы величали Госпожой.

— Наш гость — почтовая птица, — мягко пояснила она. — Они не издают свиста на лету. В отличие от нас, простых голубей, — добавила голубка, напоминая, какого она племени.

Устыженный ворон склонил голову.

— Добро пожаловать в наш лес, добрый странник, — улыбнулась Госпожа.

Тирд тоже знал этикет. Он подпрыгнул в реверансе и раскрыл хвост веером, трепеща каждым пером.

— Тирд благодарит Госпожу, — учтиво проклохтал он бархатным баритоном и раскланялся. — Он признателен за спасение и твоим достойным рыцарям.

Корвусы вяло каркнули в ответ, мол, кончай трепаться, свистун'.

— Привет и тебе, — ответила чудная голубка. — Извини моих слуг за неучтивость — они обеспокоены.

— Весьма, — немедленно откликнулись вороны. — Если явился хабит, будут и другие гости.

— Ах, друзья, с вами я спокойна! — улыбнулась голубка. — Но наш гость не знает главного. Тебя ищет человек с собакой. Я видела его нынешней ночью. Он и привез хабифалька.

Тирд почувствовал, как страх возвращается в сердце.

— Я думаю, все дело — в почте, что ты несешь, — заключила она. — Этому человеку нет дела до тебя. Ему нужно только это послание. Но в безопасности ли ты, покуда оно с тобой?

Человек и собака явились на рассвете как морозные призраки. Черный лохматый пес сосредоточенно принюхивался и озирался вокруг.

Человек вынул что-то из заплечного мешка и наклонился к собаке. Тирд подглядывал из дупла и тут же в ужасе юркнул обратно. Он разглядел в руке человека перо с расщепленной остью. Перо его, Тирда! Он узнал бы его из тысячи… Вороны не заметили пера в снегу, зато нашла собака, а навел ее проклятый хабифальк. И теперь они шли прямиком сюда!

Корвус на сосне тоже видел собаку, обходившую дерево за деревом. Ворон считал, что пес не учует голубя в высоком дупле. Но на руке человека была массивная перчатка. Значит, хабит еще появится.

Собака вдруг повернулась и уставилась на сосну, где прятался бедный Тирд. Неужели она все-таки его учуяла? Тирд задрожал в дупле, в ужасе и в пуху, и его сердце билось, как в силке.

Корвус чистил перья и полировал клювом когти. Он тихо ворчал, булькал, покрякивал и насмешливо смотрел на застывшую внизу собаку. Охотник позвал ищейку, но та не тронулась с места. Тогда он сам подошел и что-то сказал, указывая на ворона. Собака прижала уши и негромко тявкнула. Человек поднял голову и уже внимательней оглядел черную птицу.

Собака что-то учуяла и теперь стережет их обоих, решил ворон. Он взлетел, сделал над сосною круг и бомбардировал пса изрядным комком помета. Но промахнулся и степенно, не спеша, полетел прочь. Ищейка постояла немного, а затем потихоньку двинулась следом. Она подняла морду и шла, моргая от снега.

Тирду на миг отчаянно захотелось броситься из своего убежища в небо, а там — будь что будет! Но где-то таится хабифальк. Или же он свалится сам, несчастный голубь, которого давно ждут важные персоны. Они сердятся на Тирда и сетуют, что не послали другую птицу. Наверное, вовсе и не зная о порченом зерне и тухлой воде, которую ему пришлось пить из-за внезапной и неутолимой жажды.

А может, уже и не ждут.

Если почтовый голубь не прилетел вовремя, его сочтут погибшим, а письмо потеряет смысл. И тогда многие люди и их собаки, лошади и голуби поступят иначе, чем должно. Себе на беду или даже на погибель. Ведь в лесах идет война, и Тирд воюет тоже, разнося секретные письма, за которыми всегда охотится враг. Но более всего голубя угнетало, что те, к кому он летел, возможно, и не подозревают об этом письме. А оно должно быть очень важным, раз ему даже не дали отдохнуть. Если бы только Тирд мог знать, что там, в торбочке с королевской печатью, при виде которой тревожно замирают сердца воинов, волшебников и красавиц!

Но если бы и знал, как понять послание? Чтобы уж тогда решать: ждать выздоровления или сломя голову лететь из этого леса, от нежданных друзей. И сизой голубки.

При мысли о голубке Тирд призадумался.

Он уже с утра вспоминал сияние перьев, мягкое воркование, ласковый взгляд глубоких, чудесных глаз. И чувствовал себя очень неуютно. Тирду хотелось снова видеть добрую Госпожу Леса.

Хруст снега прервал его горестные размышления. Осторожно выглянув, голубь увидел, как человек и собака уходят. Их уводил ворон. Теперь путь к спасению был открыт. Вечером Тирд попробует лететь, а значит, ему нужны силы.

Еще утром он обнаружил в дупле странную кашицу — смесь полупережеванных семечек шишек, остро отдающую хвоей. Тирд с сомнением представил, как Искусник и Затейник дружно выщелкивают из шишек орешки для свистуна. Может, это угощение принесли клесты? Госпоже Леса могут служить разные птицы…

Что ж, если каша в голове, уравновесим ее кашей в желудке, философски заключил Тирд. И принялся за семечки. Вкус был необычный, но делать нечего. К тому же, чем менее вкусна пища, тем она зачастую полезнее. Особенно если болен.

Понемногу Тирд повеселел, оглядывая окрестности и прикидывая площадку для ночных тренировок. О том, что будет, если крылья откажут, он предпочитал пока не думать. Справа светлела прогалина, заваленная снегом. В случае неудачи он сядет туда и попробует вновь.

Потом голубь глянул вниз и похолодел.

Под сосной из снега торчал прут с аккуратно обломанным концом. Он был хорошо виден, и Тирд смотрел на него, не веря глазам. Прут оставил охотник. Чтобы вернуться.

Голубка прилетела уже в сумерках. Тирд сидел мрачный, нахохлившись, и ждал охотника с собакой. Воображение рисовало ему одну и ту же картину. Человек срубает сосну огромным топором, вынимает беспомощного Тирда из дупла и кладет на пенек. Затем берет острый нож, чтобы отрезать Тирду лапку. Вместе с берестяной торбочкой. А рядом собака с разинутой кровавой пастью ждет, когда ей бросят изуродованного голубя в награду за службу.

Голубка скользнула в дупло и уселась рядом, внимательно оглядывая Тирда лучистыми глазками.

— Ты опечален, милый друг?

— Человек оставил внизу примету. Он вернется и отыщет дупло.

— Он уже был здесь и не нашел тебя, — возразила Госпожа. — И теперь его уводят в чащу.

— Он знает, что я где-то рядом, — прошептал Тирд. — У него мое перо. И он вернется — потому и оставил примету.

— А мы не можем ее убрать? — спросила голубка. — У меня есть слуги, которым это под силу. Человек возвратится, не найдет своей приметы и уйдет.

— Вряд ли, — прошептал Тирд. — Он знает окрестности, и ему служит собака. Если убрать примету, это его только насторожит.

— Что же делать? — нахмурилась голубка.

— Выход один. Нужно улетать. Ночью я попробую.

— Ты слишком слаб, — мягко возразила она. — Крылья могут не удержать, ты их сломаешь и уже никогда не доберешься до своей цели.

— Меня ждут, — упрямо пробормотал Тирд. — Я должен пытаться. Это моя служба.

— Служба? — улыбнулась Госпожа. — Мне трудно понять. В этом лесу птицы служат только мне. Да и то потому, что я помогала им в детстве.

— Сколько же тебе лет? — удивился Тирд.

— Я — вечно юная, — улыбнулась голубка, сделав изящное движение прелестной головкой, точно отряхиваясь от капелек теплого дождя.

Тирд был зачарован.

— Ну, наверное, — неуверенно проклохтал он. — Но я — королевский гонец. Мой долг требует, чтобы я летел. Неизвестно, что может случиться, если я не доставлю письмо вовремя.

Помолчал, угрюмо покачивая клювом.

— У меня плохое предчувствие. Будто кто-то нашептывает, что я и так уже опоздал. И каждый час промедления ужасен.

— А что должно случиться?

— Не знаю. Но, наверное, об этом знает письмо.

— Письмо… — прошептала Госпожа Леса. — И ты не ведаешь, о чем оно?

— Я всего лишь почтовый голубь, — простодушно ответил Тирд. — Хоть я и ношу секреты королевского двора, откуда мне знать их?

— Разумеется.

Она некоторое время размышляла. Голубь же мрачно ждал темноты.

— Скажи, Тирд: зачем ты носишь чужие письма?

Тирд посмотрел на нее в изумлении.

— Это мой долг. Я же говорил.

— Я помню, — кивнула голубка. — Но кому ты отдаешь его? Ты разве кому-то должен?

Тирд смешался, в первую минуту не зная, что ответить. Как сделать, чтобы эта чудесная птица поняла его?

— Трудно объяснить… Наверное, я так устроен. Ведь меня воспитали в почтовой Службе, там я узнал жизнь.

— Как просто… — задумчиво молвила голубка. — Но ведь ты не родился королевским гонцом?

— Почему? — удивился Тирд. — Я вылупился в гнезде, принадлежавшем почтовой Службе. Мои родители были почтовыми голубями. Правда, отца я не знал, но мать запомнил хорошо.

— Разве у почтовых голубей нет отцов?

— Сначала-то, конечно, есть, — кивнул Тирд. — Но когда вылупляются птенцы, с ними остаются одни матери. Говорят, хороших отцов мало. Даже на королевской службе.

Голубка улыбнулась.

— А тебе никогда не хотелось жить вольно? Как мы?

— Не знаю, — честно ответил Тирд. — Я никогда не думал об этом. Служба королю поглощает меня полностью.

— А король знает, что ему всю жизнь служит храбрый голубь Тирд? — с горечью спросила она. — И слышал ли он вообще хоть что-нибудь о голубях?

— Наверное… — не очень уверенно сказал храбрый голубь Тирд. — Должен же он знать, кто носит его почту…

— А как ты думаешь, — медленно сказала голубка. — Если бы ты остался со мной… Король бы сильно огорчился?

— Не знаю. Наверное, не так чтобы уж очень, — честно предположил Тирд.

— И я так считаю, — радостно поддержала его голубка и даже захлопала крыльями от восторга. — Так, может быть, ты останешься?

— А зачем? — слегка обалдел Тирд. — Что мне тут делать?

— Жить, — ответила она. — Ты никогда не думал, что можно просто жить? Не испытывая чувства долга и ответственности ни перед кем, кроме своих близких?

— А почему ты спрашиваешь об этом, Госпожа? — изумился он.

— Видишь ли, Тирд, — сказала голубка, — я очень хочу, чтобы у моих птенцов был отец. Чтобы им повезло больше, чем тебе в детстве. И чтобы ты понял, как хорошо служить прежде всего своим детям и подруге…

Тирд ошеломленно уставился на голубку. А она улыбалась ему. И в сиянии этой улыбки из уставшего голубиного сердца сильными и ликующими толчками ушел весь страх минувшего и тревога перед днем будущим.

Спустя час над дуплом раздалось вежливое покашливание.

— Искусник вернулся, — прошептала голубка. Тирд смущенно отодвинулся от нее, а она одарила его лукавым взором.

— Тирд! Я хочу предложить тебе нечто очень важное.

— Да? А что именно? — с любопытством спросил голубь.

— Я понимаю, что у тебя дурные предчувствия, — молвила голубка. — Из-за письма. Но если ты будешь знать его содержание, и оно окажется… Не слишком важным… Тогда ты останешься?

Тирд долго молчал. Но в итоге почему-то сказал вовсе не то, что хотелось.

— Кто же может знать, что в письме?

— Я, — ответила голубка. — А Искусник нам поможет.

— Королевскую почту запрещено вскрывать всякому, кому она не предназначена, — запоздало спохватился Тирд, когда все птицы устроились на толстенном суку.

— Не волнуйся. Искусник попробует ее достать, не повредив печатей, — пообещала голубка.

Смеркалось. Затейник уселся повыше сторожить человека, Искусник же первым делом осмотрел торбочку и осторожно простукал ее клювом. Тирд отчаянно ерзал и вздыхал. Совершалось государственное преступление, и теперь его ждет кара.

Он настолько разволновался, что корвус замер на мгновение. Затем повернул голову и внимательно посмотрел на голубя.

— Ну-ка ты, свистун, можешь посидеть спокойно?

Тирд послушно замер, а корвус продолжил свои манипуляции. Наконец ему удалось раздвинуть полоски бересты и просунуть кончик клюва внутрь туеска.

— Что-то есть, — прошамкал он.

— Можешь вытащить? — спросила голубка.

— Угу, — пробурчал ворон.

— А обратно? — заволновалась голубка.

— Поста… раюсь…

— Тогда тяни, — велела Госпожа.

Корвус потащил и вытянул из туеска кусочек чего-то белого. Он с поклоном положил его перед Госпожой.

— Что это? — прошептала голубка.

Перед ней лежал лоскуток тонкого шелка. Посредине было написано какое-то слово. Ниже королевский знак — двуглавый лев с зажатым в лапах коротким копьем.

— Так мало?! — в изумлении вскричал Тирд, который никогда прежде не видел содержимого королевской почты. И ради этого он рисковал жизнью!

— Дело не в количестве, — назидательно ответила голубка. — Это же почта.

— Королевский знак я видел прежде, — сообщил голубь. — А что за странные закорючки сверху?

Ворон иронически глянул на Тирда, а голубка тут же принялась терпеливо объяснять:

— Они называются «буквы»…

— Не-е-ет! Буквы не такие, — упрямо замотал головой Тирд. — Я видел их, и очень много раз — на знаменах, домах, вывесках всяких. Даже на каменных изображениях людей и лошадей.

— Те буквы называются «печатные», — пояснила она. — Они у людей для важных случаев. Как этот знак — для всех и навсегда. Понимаешь?

Тирд кивнул.

— А вот эти — для письма. Ими люди пишут только для себя. Или для тех, кто поймет. Потому что все рисуют эти буквы по-разному. Так мне рассказывала мать.

Тирд кивнул вторично.

— Это — те самые буквы. А из них составлено какое-то слово.

Тирд кивнул и в третий раз. Он был дисциплинированный голубь, а служба королям во все времена успешно формирует именно это качество. Правда, сейчас Тирд как раз совершал одно из самых страшных преступлений против короны.

— В этом слове и заключен смысл королевского послания, — сказала Госпожа.

— В одном слове? — недоверчиво пробормотал Тирд, разглядывая закорючки.

— Ну да.

— А что теперь делать с этим словом? И какое оно — хорошее или плохое?

— Покуда слово не прочтешь, никогда не знаешь, что оно может значить, — вздохнула голубка.

— А кто его может прочитать? — не унимался Тирд. — Что до меня, то я читать не умею.

Ворон саркастически покосился на Тирда: ну еще бы, где уж тебе, свистуну!

— Это неудивительно, — заметила голубка. — Никто из нас не умеет читать. Кроме одного.

И она неожиданно поклонилась… седому корвусу! Тот в ответ церемонно шагнул назад и тоже поклонился, как образцовый придворный.

— Искусник в молодости жил с людьми, — сообщила голубка. — Его показывали за деньги, а он за это показывал фокусы. Или наоборот, уж не знаю. Там, в цирке, он и научился читать. — И она обернулась к ворону. — Ты ведь сумеешь прочесть, верно, Искусник? — с надеждой спросила Госпожа Леса.

— С вашего позволения, — ответил ворон, — я уже это сделал.

— Как?! — вскричала обрадованная голубка. — Ты прочел это слово?

Корвус молча склонил голову. Сверху сдержанно каркнули — это Затейник выразил одобрение искусству собрата по перу.

— Что же это за слово? Говори скорее! — воскликнула голубка.

— С вашего позволения, — вновь заговорил ворон, — это слово «понедельник».

— Понедельник?!

— Именно, — подтвердил ворон. — Так написано на куске ткани.

— Но что значит это слово? И чего ради посылать из-за него такого, — она приласкала Тирда взглядом, — достойного и храброго голубя?

— Этого уж я не знаю, — сухо прокаркал Искусник. — Но может быть, знает этот…

Любимое словечко «свистун» в этот раз не сорвалось с клюва корвуса, который был неглупым царедворцем. И потому он закончил нейтрально:

— Этот… достойный… голубь?

— Да я понятия не имею! — ошеломленно воскликнул Тирд. Но тут же прибавил: — Постойте, а можно, я немного подумаю?

— Думай, — хором ответили птицы. И Тирд принялся думать.

Чтобы легче думалось, он даже отвернулся. Попрыгал на ветке, чтобы мысли поскакали быстрее. Поковырял лапкой кору. Пощипал клювом застарелую смолу.

И вдруг резко обернулся.

— День!!! Ради всего святого, скажите, какой сегодня день?! Голубка в испуге обернулась к Искуснику. Ворон на миг прикрыл один глаз, после чего невозмутимо каркнул:

— Воскресенье. Сегодня у людей воскресенье.

— Ты не ошибаешься? — тревожно спросила его голубка, видя, что с Тирдом начинает твориться что-то нехорошее.

— Нет, — покачал головой ворон. — Затейник нынче летал в деревню. Там была воскресная ярмарка, и нашлось чем поживиться.

Тирд медленно, без сил опустил клюв, как громом пораженный. А когда поднял голову, в его круглых глазах леденел ужас.

— Я… я опоздал…

Он все вспомнил, понял и ужаснулся. Перед глазами Тирда как во сне шли на восток вереницы вьючных лошадей, обозы с провиантом, отряды воинов. Тревога в глазах людей столицы и боль на лицах беженцев. Жестокий и коварный враг. И срочное письмо, в котором было одно только слово. День решительного выступления.

А он опоздал!

Тирд готов был очертя голову броситься в небо и лететь, покуда хватит сил. Голубка еле его удержала. Вернее, ее крепкие слуги.

Затейник отправился сторожить, а Искусник уселся с Тирдом и говорил с ним. После чего голубь кивнул. Увы, никто не мог лететь вместо него, хотя бы и с торбою в клюве. Только Тирд знал дорогу, но не мог ее объяснить.

Наконец Затейник слетел к подножию сосны. Он важно расхаживал по снегу, изредка поглядывая вверх, где Тирд готовился к полету. Искусник был рядом и наставлял его, что делать, если он опять затеет падать. Голубь слушал, танцуя на ветке от возбуждения, и со страхом посматривал вниз.

Первая попытка удачи не принесла.

Тирд бесславно упал, кое-как планируя на распростертых крыльях. И тут он узнал, как попал в дупло. Вороны подошли к расстроенному Тирду, и он не успел даже крикнуть от возмущения, как черные птицы бесцеремонно ухватили его за ноги и, тяжело махая крыльями, подняли обратно на сосну. Пораженный, голубь тяжело дышал, а корвусы тут же наперебой принялись советовать ему и указывать на ошибки. И скоро уже сами подталкивали Тирда, понуждая не мчаться вперед, а лишь тихонечко слететь вниз.

На четвертой попытке крылья впервые удержали Тирда в воздухе. Он сумел перелететь на ближайшее дерево. Устал Тирд отчаянно, но от гордости при виде голубки он вспорхнул и очутился вновь у дупла. Птицы встретили его одобрительным карканьем и нежным воркованием.

— Если так пойдет и дальше, к утру полетишь, — заметил Искусник.

— Это поздно, — покачал головой Тирд. — Я должен лететь сейчас.

— Ну, как знаешь, — ответил Искусник. И в голосе корвуса Тирд впервые расслышал нотку грубоватого уважения.

Затейник тоже хотел что-то сказать, но повернул голову, прислушиваясь. И тревожно каркнул: прячьтесь, да поскорее! Оба голубя тут же юркнули в дупло. Искусник ловко замаскировал ветвями отверстие, а Затейник уже оглядывал с высоты лес. Он был уверен, что слух его не подвел.

Скоро послышалось собачье тявканье, и голуби в страхе прижались друг к дружке. Но ни Тирд, ни Госпожа Леса еще не знали самого страшного. На руке человека, вцепившись могучими когтями в воловью кожу перчатки, покачивался грозный хабифальк.

Скоро к дуплу подкрался Искусник и птичьими жестами объяснил голубям, что происходит внизу. Собака бродила под деревьями, принюхиваясь к снегу. Хищная птица сидела на сухой сосне неподалеку. А человек разжег костер и натаскал хвороста. Значит, он остановился здесь на ночлег до утра.

Хуже не могло случиться ничего.

Прошел час, за ним другой. Нужно было на что-то решаться. Голуби тихо переговорили с воронами, и черный народ принялся за свое черное дело.

Первым начал согласно прозвищу Затейник. С громким карканьем он слетел и бесстрашно уселся на дерево против хабита. Собака только мордой повела. Хабит же не спускал с корвуса мрачного взора. Он прекрасно помнил дерзкого ворона, но, увы, никак не мог объяснить этого хозяину. Охотник тем временем готовил пищу.

Затейник тут же принялся прыгать с ветки на ветку и церемонно расхаживать, издевательски кланяясь хабифальку, дабы вывести хищника из себя. Хабит с презрением поворачивал голову вслед за корвусом, но оставался недвижим. Он знал, что ворон задирает его неспроста, а от ястребов хищная помесь сполна унаследовала их подозрительность.

Тем временем в дупле тихо, но отчаянно спорили два голубя. Один настаивал, другая противилась, и никто не хотел уступать. Искусник пока наблюдал за происходящим, укрывшись в густых ветвях. Но он тоже был встревожен, поскольку время Тирда неумолимо текло.

Наконец Затейник бросил задирать хабита и подлетел к дуплу. Он был порядком расстроен.

— Ничего не могу поделать, — шепнул он, делая вид, что чистит перья. — Трижды пытался увести его в чащу, но хабит не поддался. Он что-то чует.

— Он просто запомнил нас всех, — покачала головой голубка. — Хотя… — Она обернулась и смерила Тирда новым, оценивающим взглядом. — Не знаю, похудел ли ты за эти дни… Но в ночи все голуби схожи, верно?

— Не понимаю, к чему ты клонишь, — грустно ответил Тирд. Зато корвус отлично понял ее. Он сверкнул глазами и решительно сказал, на этот раз без всяких придворных церемоний:

— Это невозможно, моя Госпожа.

— Почему? — печально улыбнулась голубка.

— Слишком опасно.

И тут только Тирд сообразил, что она задумала. Он задрожал от страха и гордости за них обоих. А потом пролепетал:

— Я… не позволю тебе этого.

Голубка иронически глянула на Тирда и усмехнулась:

— Вот тебе раз! Я уже не хозяйка в собственном лесу? Ворон почтительно склонил голову. А Тирд напротив — вскинул, гордо и независимо.

— Я знаю, что ты хочешь сказать, — остановила его голубка. — Но не ты ли твердил о долге? Что он сильнее тебя?

Тирд упрямо молчал.

— Мне ничего не грозит, — тихо сказала она. — Ведь со мною верные друзья.

Ворон вновь поклонился.

— Это будет лишь слабая попытка помочь тебе, — заметила она. — Остальное — твои крылья. И я верю, — слышишь, Тирд! — они не подведут. Исполнись надежды, и полетишь. — Она обернулась к ворону и сказала уже иным тоном — царственным, не терпящим возражений: — Лети к Затейнику, и будьте готовы. Я подам знак.

Когда ворон удалился, голубка долго молчала. Тирд тоже. А потом она сказала:

— Мы постараемся увести ястреба как можно дальше. И сдерживать его будем, насколько хватит наших сил. Поэтому — лети и торопись! Но сказать я хочу не об этом.

Тирд поднял голову. Взгляд Госпожи был светел и лучист.

— Я верю, ты вернешься. Разлука укрепляет только добрые чувства. Прислушайся к своему сердцу и тоже уверуешь в это. Я буду ждать тебя в самые скорые сроки.

Она призывно глянула на него. Тирд собрался с духом и кивнул. И тогда голубка громко заворковала.

Вороны сорвались с дерева и бросились на ястреба, закрывая врагу широкими крыльями полнеба. А голубка пулей вылетела и стремглав понеслась в лес.

Однако хабифальк был начеку. Увернувшись от хлопающих крыл и разинутых клювов, он заметил вылетевшую из дупла птицу. Хищник взмыл вверх и помчался вслед за удиравшим голубем. Мгновение, другое — и голубка вместе с наседавшим на нее хабифальком исчезла в лесной чаще.

С отчаянным карканьем вороны бросились вслед. Но где им сравниться в полете с врагом! Они тут же отстали и теперь тяжело летели, тревожно перекаркиваясь друг с другом. А темные деревья нависали над ними как грозные стражи ночного леса.

Теперь настала очередь Тирда. Он прикрыл глаза, горячо вознося молитву всем птичьим богам. Затем выбрался из дупла и бесстрашно бросился в небо.

Человек, искавший в лесу почтового голубя, конечно же, не был простым охотником. Умный и опытный егерь, он сразу смекнул, что между лесными воронами и пропавшим голубем есть связь. И если собака и ястреб не могут ему этого объяснить, человек должен догадываться сам. Поэтому неожиданное нападение корвусов на его ястреба человека озадачило, но и только. Он видел, как из дупла выскочил голубь, и за ним помчалась ловчая птица. Но что-то подсказывало охотнику, что еще возможно продолжение, еще не все герои этой драмы явили себя на сцене. И он не ошибся.

Тирд взмахнул крыльями и, дабы обрести уверенность в своих силах, решительно кувыркнулся в воздухе. И в тот же миг правое крыло предательски изменило ему, неловко подогнувшись! Голубь закричал от страха, чувствуя, как заваливается набок. Это и спасло его. Рядом просвистела короткая стрела, человек вновь вскинул лук, но вторая прошла еще дальше, потому что Тирд падал.

Земля уже неслась навстречу. Но вдруг перед гаснущим взором голубя предстал Искусник, который яростно кричал ему что-то, беззвучно разевая клюв. И голубь вспомнил.

Тирд раскинул крылья, планируя, и когда ему это удалось, собрал остаток сил и вновь кувыркнулся в воздухе. Точно прыгнул в пустоту. Но теперь это был кувырок назад!