Шторм надежды

Но грезы рассеялись, когда перед стойкой появился владелец мотеля, почесывая свою бочкообразную волосатую грудь. Пожилой человек с солидным животом, выдающим его чревоугодие, с серыми волосами, торчащими непокорными пучками вокруг головы. Он ухмыльнулся Сэму и подвинул ему регистрационный журнал.

— О, да это просто «Ритц», — пробормотала Карен, когда хозяин стал ковырять в зубах ногтем большого пальца.

Ее взгляд скользил по строению, выглядящему декорацией к фильму ужасов 50-х. Мощные каменные стены были покрыты пятнами грязи. В середине стоянки росло одинокое дерево, согнувшееся пополам от порывов ветра, пытающегося вырвать его из клочка земли, в который оно вцепилось. Проблески света из-за потертых драпировок высвечивали автомобили, выглядящие заброшенными.

— Ладно, — твердо сказала она себе, отвернувшись от стоянки и переведя взгляд на Сэма, сейчас ты испытываешь судьбу. Не беда, что это место страшнее атомной войны и не может ничем помочь.

В конторе Сэм тряс руку хозяина и оба весело улыбались.

— Хмм. Встреча единомышленников, — прокомментировала Карен издевательским тоном.

Минуту спустя Сэм выскочил из мотеля, промчался под дождем и ветром к автомобилю, открыл дверь, запрыгнул внутрь и отряхнулся, как большой пес, вышедший из озера.

— Вот это да! — сказал он Карен, вытирающей капельки воды с лица. — Этот шторм — нечто!

— Я в курсе, — сказала она, взяв у него регистрационную карточку. — Где наши комнаты?

Он фыркнул, запустил руку в свои черные, по-военному коротко остриженные волосы и повернулся, глядя на Карен.

— Понимаешь, такое дело… — начал он.

— Какое? — спросила она осторожно. Мигающий указатель сломался, а владелец мотеля исчез в своей комнате.

— Джонни говорит, что ночь беспокойная.

— Джонни? — Боже мой, когда это Сэм успел так коротко сойтись с хозяином мотеля?

— Ну да, Джонни.

Сэм потянулся к ключу и повернул его. Мотор ожил, Сэм тихонько нажал сцепление и направил автомобиль вниз, мимо стоящих машин. Въехав в последнюю доступную щель, остановился и выключил мотор.

Карен ожидала его ответа, а дождь продолжал колотить по корпусу машины, и ветер завывал все сильнее. У нее уже не хватало терпения.

— У него свободна только одна комната, объяснил Сэм.

— Одна комната, — эхом повторила Карен.

— Ага, — сказал он и, немного поморщившись, добавил:

— Учитывая, что это маленький южный город и что у меня мало вещей, я вынужден был сказать Джонни, что…

— Что? — спросила Карен, подозрительно глядя на него.

— Загляни в регистрационный бланк, — пожал он плечами.

Карен поднесла бумагу к скудному свету приборной панели и прочитала. Изумившись, перечитала еще раз. Затем, обратив взгляд на Сэма, она сурово спросила:

— Ты зарегистрировал нас как сержанта-стрелка и миссис Паретти?

Хорошо ей выяснять, а ведь это чертовски оскорбительно, подумал Сэм. У него и в мыслях не было регистрировать их как мужа и жену, но, посмотрев в лукавые глаза хозяина, он решился сделать это. Он не хотел позволить такому парню, как Джонни, даже в воображении прикоснуться к Карен. И что ему делать со своим правом быть защитником, если эта женщина испугалась даже того, что ее всего лишь назвали женой?

— Успокойся, Карен, — сказал он уверенно, Это не значит, что ты должна меня любить, уважать и подчиняться мне.

— Я знаю, но…

— Это просто маленькая ложь, понимаешь? Сэм посмотрел на нее. — Для того, чтоб не усложнять ситуацию.

— Кому не усложнять?

— Что произошло с нашим перемирием? спросил он разочарованно.

Прошла долгая минута, прежде чем она кивнула и сказала:

— Хорошо, ты прав. Перемирие. В конце концов, ведь когда-нибудь кончится этот безумный ураган.

Она собирала свои конфеты в сумочку, а он думал о том, что нужно сделать в первую очередь, и о том, что они с Карен, возможно, будут вместе.., наедине.., три следующих дня. И ночи.

О, мужчина. Он почувствовал, что этот ураган превратил для него суровую службу в отпуск на Таити.

Внутри гостиницы было не лучше, чем снаружи. Карен онемела, увидев это «великолепие». Стены, покрашенные в бледно-оранжевый цвет, ржаво-коричневый ковер, подчеркивающий их безобразие. Две лампы, прикрепленные к столикам, стоящим по сторонам двуспальной кровати. Стенной шкаф без дверцы щеголял тремя проволочными плечиками на гнутых перекладинах, ванна издали казалась маленькой и позеленевшей.

Карен плюхнулась на край матраса и услышала хруст покрывала под собой. Где они только берут такие? — удивилась она, уставившись на синтетическое, похожее на стеклянное, покрывало кричащей расцветки.

— Ну, — сказал Сэм, роняя сумки у двери. Сухо.

— По большей части, — сказала она и показала пальцем в дальний угол, где мокрое пятно расползалось по потолку.

Он прищурился на пятно:

— Ну, с этим легко справиться.

Естественно, подумала она. Такова его позиция. Если что-то сломано, Сэм всегда починит, исправит. Так же он пытался исправить, уладить и то, что случилось между ними. Но это было единственным, что оказалось ему не под силу.

— Ладно, — признался он. — Дом не соответствует своему названию, но зато он выстоит в ураган, а это все, о чем мы должны беспокоиться.

Она смотрела на него, на его сильный подбородок и слегка изогнутые губы и чертовски хорошо понимала, что ураган — не единственное, чего ей следует опасаться. Жить в крохотной комнате мотеля, где всего одна кровать, с мужчиной, от одного прикосновения которого у нее все внутри переворачивалось, — это не шутки.

Сэм смотрел на нее сверху, как будто читая ее мысли.

— Это временно, Карен, — сказал он охрипшим от волнения, неузнаваемым голосом. — Несколько дней вместе, и мы вернемся каждый к своей жизни. Будет все так, как ты хотела.

— Несколько дней? — переспросила она. Боже милостивый.

Он принужденно хмыкнул и тряхнул головой:

— Было время, когда несколько дней в моем обществе не заставляли тебя выглядеть так, будто ты приговорена к двадцати годам тюрьмы.

Колкость его слов задела ее, и сердце опять заныло. Она не хотела причинять ему боль. Знал ли он, как больно ей? Мог ли он видеть, как трудно ей было оттолкнуть его, когда все ее существо стремилось к нему? Что она утратила сказку, которую обретала только в его объятиях?

— Сэм, — сказала она, встав с кровати и глядя в его лучистые карие глаза, — это не ты.

Это…

— Угу, я знаю, — прервал он ее и выставил руку, удерживая ее от продолжения. — Это нечто, чего ты не можешь объяснить. Кажется, я помню твои слова и, если ты не возражаешь, не хочу слушать их опять.

Она покраснела, кровь прилила к щекам.

— Ладно. Извини.

Коротко кивнув, он сказал:

— Пойду принесу вещи.

— Тебе помочь?

— Нет, спасибо, — сказал он сухо и пошел к двери. — Я справлюсь. — Взглянув через плечо, он добавил:

— Почему ты не поговоришь со своими родителями до того, как связь прервется?

Береги батарейки.

Он шагнул в ветер и дождь и исчез в темноте. Оставшись одна, Карен прошла к стенному шкафу, сняла куртку и повесила ее на плечики.

Но как только проволочные плечики коснулись деревянной перекладины, та с грохотом обвалилась. Полюбовавшись на примятую перекладиной куртку и со вздохом оставив ее на дне шкафа, Карен подумала, что, если это и был какой-то предупреждающий знак, она все равно не способна его разгадать. Решив, что хуже не будет, она решительно подошла к телефону, подняла трубку и стала набирать номер. Сейчас нужно постараться не дать маме увлечься предположениями о возобновлении отношений между ней и Сэмом.

Марта Бекетт безумно хотела иметь внуков и была не прочь использовать извечное оружие упреков в попытке убедить единственную дочь произвести на свет детишек до того, как бабушка станет слишком старой, чтоб насладиться общением с ними.

Как раз когда мать взяла трубку, Карен, полуобернувшись, заметила, что Сэм возвратился в комнату.

— Алло?

— Привет, мам, — сказала Карен, переведя глаза на что-то менее опасное.

— Дорогая, — пропела мать. — Я так рада, что ты снова позвонила. Удалось спрятаться от шторма, надеюсь? Ты в безопасности?

— Угу, — сказала Карен. По крайней мере в безопасности от урагана.

— Хорошо. А теперь я хочу знать все о тебе и Сэме. Ты не говорила мне, что вы снова вместе!

— Это не так, мама, — сказала Карен, зная, что убеждать ее бесполезно, но по старой школьной привычке делая хотя бы попытку.

— Я же говорила твоему отцу, что вы обязательно будете вместе!

Карен тяжело вздохнула и подняла руку, борясь с нахлынувшим волнением.

— По-моему, надо сделать так, — сказал Сэм, двигаясь по маленькой комнате как тигр в клетке, — чтобы у каждого из нас была своя территория.

— Что?

— У каждого своя территория. — Он усмехнулся, садясь на кровать, где Карен снова устроилась у спинки, скрестив длинные ноги. Даже в слабом свете прикроватных ламп светлые волосы Карен сияли, как на солнце. Ее голубые глаза наблюдали за ним, и уголок рта дернулся в полуулыбке, напомнившей ему другие времена, счастливые времена.

Он вспомнил ленивые воскресные утра в ее постели. Пробуждения в ее объятиях. Мягкую тишину ее дыхания на его груди, лимонный запах ее волос, возбуждающее волшебство ее прикосновения.

— Сэм? — позвала Карен, повысив голос, уже не первый раз произнеся его имя.

— А? — Он провел рукой по макушке и сказал себе, что те дни в прошлом. Карен решила прекратить то, что было между ними, и, если у него есть хоть капля здравого смысла, придется помнить об этом и забыть все остальное. Или по крайней мере попытаться. — Во всяком случае, — сказал он твердо, — кровать твоя. Я буду спать на полу.

— Согласна. Видишь ли, феминистка во мне старается убедить меня, что лучше спать на полу. Но…

— Ну-ну?

— Женщина во мне ненавидит спальные мешки и считает, что кровать гораздо удобнее.

Он хохотнул:

— Помню, помню. Тебя и вправду не назовешь заядлым туристом.

— Тогда шел дождь.

— У нас была палатка.

— Да, и мошкара со всей округи спасалась в ней от дождя. — Карен улыбнулась, и в этот момент в памяти обоих воскресли подробности последнего выходного дня, который они провели вместе.

Они долго смотрели друг на друга, затем Карен, спрыгнув с кровати, подхватила одну из своих сумок:

— Давай устраиваться.

— Ладно, — пробормотал он и постарался взять себя в руки, чтобы не выдать своего состояния.

Полчаса спустя их договорной лагерь был воздвигнут. В футе от кровати Сэм обустроил себе жизненное пространство, сделав все как положено. У стены он сложил необходимые предметы — бутылку воды, радиоприемник на батарейках и фонарь. Его спальный мешок лежал раскрытый на полу, а он стоял на нем на коленях, разворачивая плед.

— Что ты делаешь? — спросила Карен.

Он посмотрел на нее через плечо. Его брови поднялись, когда он сказал значительно:

— Готовлюсь к урагану. В отличие от некоторых,..

— Я готова, — возразила она, не глядя на него.

— Да уж, — произнес он скептически. — Я заметил.

Карен наконец закончила красить ногти на пальцах ног и встретилась с ним взглядом:

— Эй, я распаковалась двадцать минут назад.

— Ты распаковала свой прохладительный напиток.

— Мне хотелось пить.

— Карен…

— Расслабься, сержант, — сказала она. — Не похоже, что мы можем делать что-то толковое, торча здесь в ожидании, когда обрушится этот проклятый шторм.

— Но мы можем раскрашивать наши ногти в восхитительные оттенки розового цвета.

Она улыбнулась, подняв светлую бровь.

— Хочешь, покрашу и тебе?

Он ошарашенно уставился на нее и заметил огонек в ее глазах.

— Очень смешно.

— Тебе пойдет розовый цвет.

— Нужно обратиться с предложением к командиру корпуса. Пусть сделают нашу повседневную форму в розовых тонах.

— Было бы повеселее, чем эти уродливые вещи цвета джунглей, которые ты носишь.

— Да, — сказал он, вставая и примеряя к окну свой плед, — но розовый морской пехотинец будет выделяться на фоне джунглей, а это как раз то, чего мы стараемся избегать.

Немного помолчав, она спросила:

— Бываешь в джунглях?

Он мельком глянул на нее.

— Был недавно. А что?

— Просто так, — сказала она, опустив голову.

Сэм удивился, но решил на время выбросить это из головы.

— Так что ты сейчас делаешь? — опять спросила она.

Сэм вгляделся в окно, но вместо разыгравшегося шторма увидел отражение Карен в темном стекле. Она переоделась в просторные белые шорты и голубой синтетический топик с тонким, как спагетти, ремешком. Он видел ее длинные обнаженные ноги со свежеокрашенными ногтями, ее светлые волосы, свободно лежащие на плечах. А когда она повернула голову и посмотрела на него, он кожей почувствовал ее взгляд.

— Сэм? — позвала она, и он попытался сосредоточиться не на ее отражении, а на темноте за окном и хлещущих в стекло струях дождя.

— Да?.. — Он приподнял занавески, а край пледа, держа его над оконной рамой, прикрепил кнопкой. — Закрываю окно. — Двигаясь вдоль окна, он закреплял плед кнопками, пока ткань полностью не закрыла стекло, — На всякий случай, — сказал он. — Если оконное стекло треснет от ветра, занавески не задержат осколки. А плед задержит, чтоб они нас не поранили.

— Тебя, мысленно поправился он. В конце концов, ведь только она была на кровати. Только ее могло поранить летящее стекло.

Закончив с драпировкой, он опустил занавески обратно на всю длину и повернулся к Карен. Хозяин судьбы.

— Ты профессиональный волшебник, да? спросила Карен с улыбкой, и он принял ее слова за комплимент.

— Да, госпожа, я такой.

Проклятье, как же она хороша. Ничего другого ему так не хотелось, как лечь рядом с ней, обнять ее и целовать до беспамятства.

Но после того, что произошло…

— Ты голодна? — спросил он.

— Конечно.

Сейчас он все устроит. Оживленно потерев ладони, он сказал:

— По счастью, у меня полностью готовая еда.

— Действительно? Хорошо, я купила…

— Нет, — сказал он, выставив руку. — Обед за мной.

— Что ты имеешь в виду?

— Хмм. — Он наклонился над рюкзаком и изучал его содержимое некоторое время. — Запеканка из головы тунца, ветчина и печеный картофель… — Он взглянул на нее и не заметил восхищения. — Одно из моих любимых блюд макароны с сыром. Что хочешь ты?

— Гамбургер.

— Извини, в сухом пайке не бывает гамбургеров.

— Зато у меня в сумке есть сандвич. Салями, ветчина, жареная говядина и сыр. А еще французский хлеб, — перечисляла Карен, пытаясь его соблазнить.

Сэм взглянул на нее:

— Грандиозно для ланча, но я предпочитаю горячую пищу.

— Вообще-то это правильно. Но запеканка из головы тунца? — Она содрогнулась, слезла с кровати и направилась к своей сумке. — Я — пас.

— Как хочешь, — буркнул он и добавил вполголоса:

— Ты верна себе.

Она остановилась и медленно повернула голову в его сторону:

— Как это понимать?

— Что?

— Ты не умеешь разговаривать шепотом, сержант, — съязвила она. — Твой голос напоминает грохот пушек. Так что ты подразумеваешь под словами, что я верна себе?

— Ничего. — Он ничего не скажет. И сожалеет о том, что у него вылетели эти слова. Бессмысленно окунаться во все это снова. Он знал это слишком хорошо. Карен совсем не из пустышек.

Она решила порвать с ним, порвала и не собиралась менять свое решение. Так что вопрос в том, действительно ли он хочет провести ближайшие несколько дней в спорах с той единственной, которая встретилась ему в жизни.

— Трус, — укоризненно сказала она.

Он перехватил ее взгляд и, не спуская с нее глаз, двинулся к ней.

Глава 4

Ладно, подумала Карен, пристально глядя в эти лучистые карие глаза, она готова признать, что погорячилась. Конечно. Какому мужчине понравится, если его назовут трусом? А морскому пехотинцу — тем более.

— Трус? — повторил Сэм, и тоном и лицом выражая изумление. — Ты называешь меня трусом? Ты? Ха! Уж кто бы говорил, а ты бы помалкивала!

— Ладно, ладно. Может, я не должна была называть тебя трусом…

— Может?

— Ну, хорошо, — согласилась она. — Я не должна была, но это не дает тебе права ругаться.

— Не я отказался от всего хорошего, Карен, что было между нами, — напомнил он. — Не я был слишком напуган ответственностью. Не я сказал «Все кончено» и даже не подумал объясниться.

Нет, он не заслужил этого. Но попытка объяснить ему все могла быть еще болезненнее, чем просто уход.

— У меня были причины.

— Да, но ты была слишком напугана, чтобы поделиться ими.

— Я не была напугана, — возразила Карен и сделала шаг, забыв о ватных шариках, проложенных между пальцами. Проклятье. Конечно, она очень виновата перед ним, думала она. Немного прихрамывая, она шагала к стене и обратно. Хорошенькое объяснение в этой комнате.

— Тогда почему? — спросил он. — Почему бы тебе не сказать мне, что происходит?

Она инстинктивно сложила руки на груди в защитной позе. Не нужно втягиваться опять в этот спор. Не нужно говорить об этом сейчас.

Ей не хочется говорить об этом сейчас. Даже если они проторчат вместе неизвестно сколько времени.

— Это сугубо личное, — просто сказала она, надеясь как на чудо, что он примет это объяснение и оставит ее в покое.

— Личное? — Ошеломленный, он смотрел на нее как на сумасшедшую. — Как может быть что-то настолько личным, чтобы нельзя было рассказать об этом мужчине, который тебя очень хорошо знает и любит каждый дюйм твоего тела?

Карен затрепетала от его слов, воскресивших в памяти картины их близости, когда они лежали в объятиях друг друга. Его руки обнимали ее, их ноги соприкасались. Его дыхание шевелило ее волосы.

Проклятье, так нечестно. Использовать воспоминания против нее.

— Не надо, — только и смогла выдавить из себя Карен. О боже, лучше бы она переждала ураган в своей сломанной машине. По крайней мере тогда только ее тело было бы в опасности.

Здесь же под угрозой оказались ее сердце.., ее сознание, разум.

— Не надо что? — спросил Сэм, смягчив голос, но достаточно резко. — Не надо вспоминать, что было между нами? Или не надо говорить об этом?

— И то и другое, — сказала она, пытаясь избавиться от воспоминаний.

Он сделал шаг к ней, и Карен отступила. Не потому, что боялась его. Нет. Даже во время самых серьезных ссор она не боялась Сэма. Совсем нет. А сейчас она просто не была уверена, что способна сопротивляться желанию броситься в его объятия, если он только прикоснется к ней. Проклятье, они врозь уже больше двух месяцев. Сможет ли она пересилить желание, охватившее ее? Только не это, подумала она. Она ведь решила держаться подальше от него, твердо решила.

— Это нечестно, — прошептала она, раздраженная реакцией своего тела на его близость.

Ради бога, она ведь не девчонка-подросток, которая томится по капитану футбольной команды.

— Нечестно? Ты заговорила о честности? спросил Сэм, искренне удивленный. — Ты хочешь честности? Черт, Карен, между нами было нечто хорошее, и ты легко и просто разрушила это.

— Мне это вовсе не так просто далось, — сказала она, стараясь не замечать язвительности в его голосе и обвинения в его словах. Как он мог подумать, что ей легко было так поступить? Да это было самое тяжелое из того, что она когда-либо испытывала в жизни.

— Уверен, очень даже просто. Легко. Для тебя, — сказал он, резко подняв и опустив руки. Я помню твою поспешность. Ты выскочила за дверь с такой скоростью, будто боялась, что она тебя прихлопнет.

Правильно, подумала она. Все правильно.

Карен медленно миновала угол и отступила в маленький закуток перед ванной. Тогда она пулей вылетела из дома, стремясь закончить все это как можно быстрее. Она постаралась возвести между ними стену, но не хотела давать никаких объяснений. Она не была готова к разговору с Сэмом. А самое главное — не хотела дать ему шанс переубедить ее.

Карен безрассудно считала, что, если просто и бесповоротно порвет отношения, это будет легче для обоих. Ведь если предстоит ампутировать руку, то следует отрубить ее разом, а не отрезать по кусочку. Правда, тут-то речь не о руке…

Она не мигая смотрела в его блестящие глаза цвета виски, излучающие гнев и боль, — Я сделала то, что должна была сделать, сказала Карен, желая, чтобы ее голос звучал как можно тверже. Но откуда взяться твердости, если ее одолевали сомнения?

— Вот как ты считаешь, — прошептал Сэм, и от его проникновенного хрипловатого голоса жар искрами рассыпался по всем ее жилам.

Как часто ночами Карен слышала этот голос в темноте! О, с такими мыслями она явно не была в безопасности.

— Слушай, Сэм, — быстро сказала она, крепко держась одной рукой за дверь в ванную, мы заключили перемирие, помнишь? Ведь это была твоя идея.

Несколько долгих мгновений он строго смотрел на нее, потом провел обеими руками по своему лицу.

— Хорошо, — сказал он, кивнув, хотя она видела, чего ему стоила эта капитуляция. — Мы не будем воевать. Но мы будем разговаривать.

У Карен внезапно засосало под ложечкой.

Попав как в капкан в эту крошечную комнату мотеля, она не сможет долго избегать Сэма. И, посмотрев на его как будто вырезанные из камня черты, она поняла, что отношения между ними стали еще сложнее, чем были.

Он уперся руками в дверной косяк и наклонился к ней.

— Мы очутились здесь вместе, Карей. Убегать некуда, укрыться негде. И до того, как ураган закончится, мы с тобой поставим все точки над "i".

Этих слов оказалось достаточно, чтобы она пришла в себя. Ей никогда не нравилась его позиция: «Я морской пехотинец, и здесь приказываю я». Это не действовало на нее, когда они были вместе, и это, безусловно, не подействует сейчас, когда они расстались.

— Мы поговорим, — сказала Карен твердо, когда я буду готова к этому.

По ее тону было ясно, что это вряд ли случится.

— О да, — ответил он, — мы поговорим.

Диктатор — вот он кто. Настоящий диктатор.

Разве нет? Это то, что она должна постоянно помнить, сказала она себе. Вместо этого ее мысли вновь и вновь возвращались к его нежности, к минутам их близости, к его смеху. Если бы она побольше обращала внимания на его недостатки, возможно, ей легче было бы справиться с собой сейчас.

— Пропусти, сержант, — буркнула Карен, проходя в ванную. Она не намерена извиняться за свои чувства. И не намерена объяснять их Сэму. Сейчас по крайней мере.

Он положил руку на дверь, не давая ее закрыть:

— Что ты собираешься делать?

Карен отвела его руку.

— Я приму ванну, если позволит Господин Вселенной. — Она захлопнула тонкую дверь и задвинула символический запор. Этот запор не смог бы спасти и от десятилетнего, поэтому ей оставалось полагаться только на благородство Сэма. Она прислонилась к двери и уставилась на шелушащуюся зеленую краску потолка, не видя его. В памяти всплыл серебристый гроб, накрытый флагом, окруженный одетыми в черное людьми, и глаза затуманились слезами.

Крепко зажмурившись, она попыталась прогнать видение. Оно померкло, но Карен знала, что оно никогда окончательно не покинет ее.

Оно всегда будет с ней.

— Принимай ванну, Карен, — сказал Сэм. Но рано или поздно ты выйдешь оттуда. И я добьюсь правды.

Она пыталась не обращать внимания на боль в сердце. Сэм здесь, и с этим ничего не поделаешь. Каждую ночь она видела в снах только его.

Отойдя от двери ванной и вытираясь полотенцем, Сэм думал, что правильно поступил, отложив неизбежный разговор. Он не стал продолжать его и когда Карен вышла из ванной, а решил принять душ и остыть, прежде чем вновь попытается поговорить с ней. Эти их разговоры всегда имели тенденцию приводить к ссоре или взрыву эмоций или к тому и другому вместе. И он знал, что нужно собраться с мыслями, чтобы настоять на своем.

Сэм энергично стер с зеркала влагу полотенцем. Затем бросил его на перекладину. Пристрастно изучая свое отражение, он видел несколько утомленного 34-летнего артиллерийского сержанта. Не украшала его и щетина.

Черт, четыре часа утра — не подходящее время для бодрствования и бритья, хотя он выглядел более усталым в этот ранний час, чем мог бы.

Но при обычных обстоятельствах он спал по крайней мере пару часов.

Трудно поверить, что они с Карен бодрствовали всю ночь. Поиски мотеля, вселение, спор — это был приятный, насыщенный вечер. Ночь, поправил он себя.

Он быстро побрился, оделся и вышел из ванной, готовый встретиться с Карен и еще немного поговорить.

Но комната была пуста.

— Черт, — хрипло пробормотал он, кинувшись к двери. — Если она ушла, если снова покинула меня, я… — Не закончив фразы, он рывком распахнул дверь, и на него обрушились ветер с дождем.

Щурясь в темноте от вспышек молний, он быстро осмотрел автомобильную стоянку, и сердце его ушло в пятки. Не нужно было доводить до ссоры. Сейчас из-за него, из-за того, что он не смирился с прошлым, Карен могла оказаться в опасности. Страшно подумать, что могло с ней случиться в такую погоду.

И тут он увидел ее. Карен стояла позади его автомобиля с запрокинутой к бушующему небу головой и с поднятыми руками. Порывы ветра качали ее, дергали промокшие насквозь шорты, трепали волосы, создавая светлое сияние вокруг ее головы, а она стояла, как будто не чувствуя разбушевавшейся стихии.

Сэм бросился к ней через дождь, полный то ли возмущения, то ли восторга. Задыхаясь, спросил:

— Какого черта ты здесь делаешь?

Не повернув головы в его сторону, Карен ответила, глядя вверх, на взлохмаченные тучи:

— Мне был необходим воздух. Мне нужно…

— Убежать? — спросил он, напрягая голос, чтоб перекричать рев ветра.

— Да, — согласилась она.

— От меня?

Она повернула голову и взглянула на него.

— Может быть, — сказала она, запустив обе руки в свои волосы, — а может быть, я хотела ощутить приближающийся шторм.

— Мы ощущали его приближение всю ночь, напомнил он ей, тряхнув головой.

— Нет, мы не ощутили, — сказала Карен. Мы бежим от него. Готовы к нему, но совсем не ощутили его.

— Ты сумасшедшая? — спросил он, когда она снова подняла руки, как будто надеялась, что ветер подхватит ее и понесет вдоль стоянки.

— Может быть, — сказала она, улыбаясь косому дождю. — Но я люблю ветер. Всегда любила сидеть на траве, когда надвигался большой шторм, и чувствовать, что я — его часть. — Она коротко рассмеялась. — Шторма на юге Калифорнии изрядные. Но этот… — Она повернула голову, позволив ветру снова трепать ее волосы. — Когда ветер налетает на тебя, разве не чувствуешь его силу? Он наэлектризован.

— Если тебя ударит молния, ты тоже будешь чертовски наэлектризована, — сказал Сэм, опасливо поглядывая на небо.

— Ты не понимаешь, — сказала она.

Он взял ее за руку и развернул лицом к себе.

— Зато понимаю, что все люди покинули этот штат, скрываясь от урагана «Генри», ты же торчишь на стоянке, как будто встречаешь долго отсутствовавшего возлюбленного. — Именно так, как ему хотелось бы, чтобы она ждала его.

Его руки потянулись к ее плечам. Обняв ее, он не обращал внимания на ветер, дождь и раскаты грома, а пристально смотрел в ее лучистые голубые глаза, в которых тоже бушевал шторм.

— Ты можешь оставить этот разговор, Сэм? спросила она. — Хотя бы на время?

Он не мог. Он весь был ожидание ответа.

Хотел держать ее в своих руках. Но немая мольба в этих строгих женских глазах убедила его подождать. Кивнув, он крепко ее обнял, взял за плечи и повел к мотелю.

— Давай обсохнем.., и попытаемся немного поспать.

Карен наклонилась к нему:

— Звучит заманчиво.

— У нас будет достаточно времени поговорить позже.

— Да, — согласилась она.

Сэм почувствовал: Карен надеется на то, что он забудет об этом разговоре. Но он не забудет.

До того как ураган «Генри» завершится, Сэм Паретти выяснит, что же, к черту, происходит с Карен Бекетт.

Глава 5

— Сто девяносто девять. — Сэм закончил зарядку, выпрямился и вытер пот с лица маленьким мотельным полотенцем. Затем оперся о стену и посмотрел на Карен.

Когда он перестал считать вслух, в комнате наступила тишина, которая больше, чем грохотавший снаружи шторм, ударяла по измученным нервам.

Он призывал себя к терпению, хотя один Бог знает, как нелегко это было. Но он обещал ей прошлой ночью, что не будет ее торопить. Обещал не задавать вопросов — и не задавал их. Но невозможно ждать бесконечно, а Сэм никогда не отличался терпеливостью святого.

Он надеялся, что несколько часов сна изменят ее настроение и она ответит на мучивший его вопрос. Но, увы, подумал он, приглаживая волосы на макушке, дистанция между ними еще больше увеличилась. Напряжение в маленькой комнате все более возрастало, и Сэму становилось трудно дышать.

Карен же не выглядела взволнованной и казалась даже счастливой и независимой, раскладывая игральные карты. Каждое ее движение сводило его с ума. И как только Сэм подумал, что сейчас он прервет это ее занятие, Карен отложила карты и уткнулась носом в книгу. Еще один способ изолироваться от него, игнорировать не только его присутствие в комнате, но и вообще его существование.

Сэм смотрел на нее, расположившуюся на кровати с раскиданными подушками. Она читала книгу в мягкой обложке, одна рука зарылась в сумку с конфетами. Ее CD-плеер лежал на кровати рядом, и даже через наушники Сэм слышал резкое завывание саксофонов. Она отгородилась от него весьма тщательно, как если бы захлопнула и забаррикадировала дверь.

Подтянув колени, он положил на них руки и, сдвинув брови, изучал красочную обложку книги, которую Карен явно находила очень увлекательной. Сексапильная женщина прижалась к мускулистому длинноволосому парню.

Герой держал в одной руке меч, а другой обхватил невероятно тонкую талию женщины. Любовный роман. Карен игнорировала его — живого — и читала о любви в книге.