XX век. Хроника необъяснимого - Истории, которых не могло быть

Только домов нет. А красотища! Свет фар вырывает такие величественные картины, каких при дневном свете не бывает. Деревья как живые. Сердце замирает, когда из темноты вырывается стройная красавица ель в подвенечном платье, а потом так же неожиданно отступает в темноту, помахав на прощанье рукой в белом с блестками рукаве. Снег сверкает на деревьях бриллиантовым сияньем. Наст между ними переливается всеми цветами радуги от алого оттенка вблизи фар до черно-фиолетового в глубине леса…

«Четвертый поворот направо. Следующий уже не накатан. Нам бы не промахнуться, иначе придется километра полтора пятиться — развернуться будет негде», — предупреждает Олег.

«Так ведь мы только что четвертый и проехали, — взвивается Ольга. — Тормози!».

Олег тормознул. Судя по всему, на всякий случай. Олешки сцепились в споре. Муж был уверен в своей правоте, жена в своей. Меня их перепалки всегда развлекали. В них было много шума и ни капли злости, потом Ольга надувалась и говорила: «Делай, что хочешь!» — и Олег делал то, что хотела она. Нисколько не сомневаясь, что на сей раз будет то же, я внесла предложение: «Ребята, — сказала я, — проще всего подать двадцать метров назад, это все же не полтора-два километра, и проверить. Если Оля ошибается — выедем снова на лесную дорогу и поедем до следующего поворота».

Предложение было разумным. Спорить с ним было глупо, поэтому было принято Олешками без обсуждений. Одного я не учла (а еще «отлично» по психологии имела!) — это того, что не дала главе семьи выпустить пар до того, как сдаться. «Сделаем еще проще, бросил он. — Я знаю, как выглядит поворот к лесничеству, там через метров пятьдесят слева старая поваленная ель у дороги. Ждите меня, сейчас гляну!» Не дожидаясь нашей реакции, он выскочил из машины и… автоматически выдернул ключ из замка зажигания.

Мы даже не успели сообразить, что вляпались. Желтый луч фонарика поплясал у машины и исчез за поворотом. Олег отсутствовал чуть дольше, чем можно было ожидать, но вернулся с победой: «Ну, что я говорил! Поехали дальше!» — и повернул ключ зажигания. Никакой реакции. Еще одна попытка, потом еще много других. Потом мы с ним толкали машину, а Ольга, сидя за рулем, пыталась ее завести. Бесполезно. Разгоряченные, мы еще не чувствовали мороза. Но постепенно он вместе со страхом начал проникать во все наши поры…

Чувствуя, что надвигается паника, а вместе с ней реальная опасность замерзнуть, Олег тоном, не допускающим обсуждений, приказал: «Вперед до первого поворота, направо, и до лесничества — бегом!» И мы побежали.

Я никогда не бегала на длинные дистанции, Ольга вообще человек не спортивный, но мы бежали не останавливаясь. Падали и поднимались. И снова бежали. Нам стало жарко, я даже расстегнула шубу. И вот он — долгожданный поворот. Мы оторвались от Олега и остановились, только услышав сзади его крик: «Стойте!» Несмотря на темноту, на белой дороге он был хорошо виден. Он шел к нам. Не бежал, а именно шел. И этот его ровный спокойный шаг показался нам самым страшным предзнаменованием. Так же спокойно, как шел, он сказал: «Это не тот поворот». Мы дышали, словно загнанные лошади. Пар от дыхания ледком ложился на мех воротников и растрепанные волосы. Губы не слушались. Мы молча стояли и смотрели на него. «Все еще хуже, чем кажется. Мы не поворотом ошиблись, а дорогой. Я хотел укоротить путь и проехал через гаражи. Теперь понимаю, что свернул не на ту дорогу — в темноте все выглядит иначе…»

Упрекать, обвинять, ругаться было бессмысленно. К тому же, никто не знал, что делать дальше. Не было уверенности даже в направлении, где должно было находиться лесничество. Оставалось одно: идти назад. А до первого жилья — километров 7-8.

Потом, когда мы все обсуждали в тепле и спокойствии, мы сошлись на том, что скорее всего мы бы не дошли.

И вот тогда появилась спасительница. Тихое повизгивание привлекло наше внимание. Шагах в пяти от нас на снегу сидела маленькая, совершенно белая, пушистая собачонка, похожая на болонку. Она практически сливалась со снегом и только темные глазки, в свете фонаря переливающиеся всеми цветами радуги, выдавали ее присутствие.

Появление собаки было столь нереальным, что в нас затеплилась надежда. Тихо взвизгивая, она отбегала на несколько шагов, поджидала нас и снова отбегала. А когда поняла, что мы поверили ей и пошли следом, побежала вперед. Когда мы останавливались, чтобы отдышаться, она садилась на снег шагах в пяти. Если мы слишком долго передыхали, начинала сердито лаять и отбегать вперед, всем своим видом показывая, что нельзя стоять на месте, надо снова бежать. И мы бежали снова. Это длилось минут двадцать-тридцать. И вот впереди мы увидели светящиеся окна. И уже через пару минут нас встречала свора злобно лающих огромных псов, не подпуская нас к дому. Видимо, услышав эту какофонию, хозяин вышел на крыльцо и громко окликнул собак. Мы начали кричать, привлекая к себе внимание. Нас подобрали.

Мы оказались в доме лесника, которого искали. Нас растирали, вливали в нас спирт, попарили в бане, правда, без всех ухищрений: квасных, пивных, березовых: Лесник с сыном на какой-то дикой помеси газика и трактора съездили, отыскали и приволокли машину Олешков.

Казалось бы, вполне реальные события для такой бездумной компании, как мы, слава Богу, благополучно завершились. Если бы не одно «но». Ни лесник, ни его семья слыхом не слыхивали ни о каких болонках. «Да вы сами подумайте, — удивлялся нашим настойчивым расспросам лесник, — моя банда на дух не подпустила бы ее сюда, порвали бы в клочья! И откуда ей здесь оказаться? Вблизи нет жилья, и не выжила бы она здесь. Мои в сарае „кучей малой“ спят — только так от мороза спасаются. А тут в лесу, на снегу, одна?! Нет, ребята, это вам со страху померещилось».

Каждый день до моего отъезда по несколько часов мы искали нашу спасительницу. Ездили в лес, обошли все окраинные дома. Каких только собак мы не видели! Но ничего похожего на белую пушистую собачонку, появившуюся в ночном лесу, чтобы привести нас к теплу и людям, не нашли. Да и все, с кем мы говорили, в один голос утверждали, что поблизости ничего подобного нет и быть не может. «Таких собачек искать надо у городских хозяев, которые в такую холодрыгу их в „комбинезонах“ выгуливают или вовсе не выводят. А здесь только бойцы — дома охранять…»

У нас больше нет сомнений — мы уверены, что побывали в сказке. Страшной сказке со счастливым концом.

Спасибо тебе, маленькая добрая фея из сибирского леса!

РОССИЙСКИЙ ПАН

Загадочная встреча ждала Галину Л. и ее друзей в подмосковном лесу.

В начале 80-х годов в Москве, да и во всей стране огромной популярностью пользовалось КСП («Клуб самодеятельной песни»). Эта аббревиатура всегда произносилась в среднем роде, так как воспринималась всеми не как клуб, а как одна из форм патриотического движения. Мы уходили на слеты в леса подальше от всевидящих «наставников молодежи». Наши встречи были отмечены высокой моралью и возвышенными мыслями. С тех пор в КСП многое изменилось, но «старые каэспэшники» помнят еще те светлые и романтические годы.

На одном из слетов, который проводился в районе станции Конаково Октябрьской железной дороги, наша группа по жеребьевке осуществляла «обеспечение слета»: подготовку места, строительство сцены, а главное — охрану леса. В понятие «охраны» входил: планировка расположения групп, их костров и, разумеется, ответственность за то, чтобы лес после слета не был усеян мусором, как после тривиальных пикничков. С этим у нас было строго.

Пролетели два дня слета. Бесконечной вереницей потянулись уходящие с него люди с рюкзаками. Наша группа осталась выполнить свой долг — еще раз (на всякий случай) залить костровища, засыпать заранее заготовленные мусорные ямы, избавить лес от полиэтиленовых кульков, а их содержимым распорядиться в соответствии с правилами: остатки хлеба наколоть на ветки деревьев, соль высыпать на пеньки, крупы рассыпать под деревьями… Разделившись на несколько команд по шесть человек, мы двинулись по радиальным направлениям, обеспечивая проверку заранее распределенных секторов. Нам достался участок, дальней границей которого служило болото. Мы знали эти места, как свои пять пальцев — не один день ушел на дослетную оценку места. Болото было примерно 1 км в диаметре, за ним было поле, за полем — полупустая деревенька…

…С мешками, наполненными остатками съестных припасов, собранными у потухших костровищ, мы двигались к болоту, распределяя между обитателями леса «дары слета». Рядом со мной была моя верная подруга и ярая походница — собака…

…Я как раз накалывала на сучок кусок хлеба, когда раздался лай, переходящий в визг, и моя пуделиха, вылетев из кустов, в один прыжок оказалась у меня на груди. Прижавшись ко мне, она рычала, глядя на кусты. Из кустов не было слышно ни звука, и мне стало не по себе. Первая мысль была: «Змея!».

Нас разделяло расстояние не более 3-4 метров, и визг собаки привлек общее внимание. Мы не успели обменяться ни словом, потому что в метре от меня совершенно бесшумно раздвинулись ветки и появилась рыжая морда оленя. Он спокойно вышел из кустов и, не удостоив ни нас, ни впавшую в истерику собаку, ни лакомство (хлеб) даже взглядом, прошествовал к болоту и скрылся в окружающих его зарослях. Что-то в его облике было нереальное. Все произошло так быстро, что я даже не успела осмыслить, почему он показался мне пугающе странным.

Кусты зашевелились снова, и из них вышел второй олень. Все повторилось один к одному, как будто еще раз прокрутили ту же пленку. Только он был… черным. И в третий раз раздвинулись кусты: почти задевая меня, прошествовала еще одна копия — теперь уже белая. Желтые глаза оленя были на уровне моих глаз…

И вдруг до меня дошло: у всех троих были бородки, а рога были не ветвистые, а обычные — как у козы. И только их размеры, место встречи и неожиданность появления стали причиной того, что я приняла их за грациозных лесных красавцев с ветвистыми рогами. Но и эту мысль я не успела додумать, потому что кусты раздвинулись в четвертый раз и, в точности повторяя поведение и маршрут трех коз-оленей, ушел к болоту старик в надвинутом на глаза капелюхе, плаще до земли, с посохом в руках и белой бородой до пояса…

…Не могу сказать, сколько времени прошло. Наверное, немного. Может быть десять секунд, а может и несколько минут. Потом кто-то первым издал какой-то звук, то ли охнул, то ли что-то сказал, но все, не сговариваясь, бросились к кустам вслед за стариком. За ними была мягкая предболотная земля, а на ней следы. И уходили они в болото…

Уже потом, обсуждая и пытаясь анализировать все, что произошло, мы так и не смогли объяснить себе: зачем нам понадобилось догонять «лесное видение»? Но, тем не менее, мы это сделали.

Первый из нас, кто след-в-след за козами двинулся к болоту, уже через несколько шагов провалился по колено в холодную воду. Потом появилась идея: «они вошли в воду и двинулись не напрямую, а в воде по периметру озера». Мы разделились и побежали вправо и влево вдоль берега. Через несколько минут ландшафт изменился, прибрежные кусты остались позади, и весь наш левый участок берега стал просматриваться. Там никого не было. Не было и следов, которые вели бы обратно в лес…

…Болото не было сплошной водной гладью. То тут, то там росли трава, чахлые кустики, виднелись кочки, а в его центре было нечто, напоминающее более буйной растительностью и одиноким старым дубом посередине небольшой островок…

…Самый молодой и горячий из нас сделал очередную попытку — и она удалась. Прыгая с кочки на кочку, он добежал до дуба. За ним бросилась моя собака. Кто-то еще попытался последовать за ними, но на втором шаге провалился, и мы благоразумно стали ждать. С островка доносился лай собаки, слышимость была прекрасная…

…Подождав несколько минут, мы начали звать нашего «разведчика». Он не откликался. На наши крики прибежали те, кто исследовал правую сторону болота. Они тоже вышли на просматриваемый участок, тоже не обнаружили никаких следов и, услышав наши крики, бросились к нам. Срывая голос, в пять глоток мы несколько раз прокричали «Андрей!» и, не получив ответа, вооружившись длинными палками, двинулись к островку. Более или менее удачно, но мы дошли. Не скрою, нам было страшно. Мы старались скрыть это друг от друга, но сакраментальные слова были уже произнесены: «Сейчас мы придем туда, а там уже четыре козла, четвертый — шатен…» Шутка была встречена зловещим молчанием. Наверное, каждый испугался того, что кто-то еще, кроме него самого, впал в ересь…

…Андрей сидел на бревнышке под деревом, собака спокойно бегала рядом, время от времени подавая голос. Наши упреки принял с удивлением: «Я не слышал, как вы меня звали, и вообще я здесь всего пару минут…» Но мы-то знали, что не «пару», а не менее десяти — пятнадцати, и что если мы слышали лай собаки, то, значит, нас, орущих хором, он должен был тем более услышать…

…С островка открывался новый вид — то, что было на противоположной стороне болота. А там было поле, протянувшееся примерно, как и болото, на 1 км, за ним лес. В открывшемся ландшафте было что-то знакомое: посреди поля островком, очень напоминающим тот, на котором мы находились, росли кусты вокруг старого дуба… И оттуда поднимался дымок от костра…

…Мистические мысли уже прочно засели в нас, поэтому вопрос обследования «острова» в поле был решен без обсуждений…

…У костра сидел мужчина лет пятидесяти, в руках у него была початая бутылка с мутной жидкостью (видимо, самогон), он был лыс и безбород. А рядом с ним мирно щипали травку три козы: белая, черная и рыжая. Три маленькие, заурядные деревенские козочки. Впрочем, может быть это были не козочки, а козлы — в дальнейшем наши мнения сугубо городских жителей на этот счет разделились…

…Вернулись мы в обход болота. Нас уже искали, волновались. Мы рассказывали скупо, стараясь что есть силы строить предложения и представлять события так, чтобы не выглядеть потенциальными клиентами дурдома. Между нами, участниками этого события, легла какая-то неловкость. Всю дорогу в электричке мы молчали или обсуждали все, что угодно, только не Это…

…И когда дней через пять мне позвонил один из участников нашего приключения и сказал: «Я предлагаю в выходные продолжить поиски Пана…», — я поняла, что ключевое слово произнесено и что не я одна сошла с ума.

Не буду описывать две следующие поездки и все, что происходило во время наших поисков. Это уже не имеет значения, так как ничего мы не обнаружили. Скажу только, что за полем в полузаброшенной деревушке слыхом не слыхивали ни о каких козопасах с тремя козами — ни большими, ни маленькими…

Прошло много лет. И до сих пор меня гнетет мысль, что я прошла мимо чуда, которое выпадает не каждому, прошла мимо сказки, не сделав из-за своей косности и страха быть осмеянной единственно верного шага. Ведь по древним преданиям, Хозяин Леса показывается людям только в особых случаях и выполняет, если к нему обратиться, любое желание…

Мы, прагматики нашего времени, забывшие свои корни, заблудшие в скепсисе и научных теориях, не умеющие жить в природе и с природой, разучились верить в сказки. Тем хуже для нас…

От встречи с Хозяином леса остались только стихи, которые написал один из участников этой истории…

Такая глушь… Откуда здесь дома?

Сугробом пыльным между стекол вата,

В грязи по горло эти терема.

На белый свет глядят подслеповато.

Виляет тропка к топким берегам,

Едва приметно для чужого глаза.

Чуть в сторону наступишь, и… ага!.

Впредь будешь знать, как по болотам лазать!

Здесь русский Пан в кирзовых сапогах.

И в телогрейке, прикипевшей к телу,

Траву парную косит на лугах.

И крепко выпивает между делом.

Лесных подруг — загадочных трех коз.

С раскосыми янтарными глазами.

Гулять выводит среди пьяных рос,

Когда закат горит над образами.

Здесь нет дорог, нет путеводных вех.

Здесь странный мир — прекрасный и убогий.

Здесь доживают свой последний век.

Российские языческие боги.

КАК ЛЕШИЙ ОФИЦЕРА В БОЛОТЕ РАСПЕКАЛ.

Михаил Игнатьевич Арефьев круто переменил свою жизнь после встречи в лесу.

Это случилось, когда я служил под Кировоградом (Свердловская область). Любимым занятием офицеров в нашей части в свободное от службы время была охота. И вдруг, смотрю, один мой друг перестал в лес ходить, потом второй… Спрашиваю, мол, в чем дело? А они мнутся, отвечают невнятно. Потом супруга моя узнала у их жен — вроде бы встретился им в тайге какой-то леший, и отсоветовал ружьецом баловаться. Смешно! Боевые офицеры — и такая мистика. Но вскоре и меня «ударило». Вышел я из части и заблудился. Места вроде знакомые, а тропка, по которой сто раз хаживал, словно сгинула. Пошел на восток — там железная дорога, не проскочишь. Непонятно, как попал в середину какого-то болота. Куда ни шагни — всюду топь непролазная. А тут еще вечереть начало. Сижу на кочке, ни туда, ни сюда. Холодно, папиросы промокли, настроение мрачное. Все, думаю, тут и пришел твой конец, Михаил Игнатьевич. Так всю ночь и просидел.

Перед самым рассветом вдруг вижу, вдалеке идет кто-то: не то зверь, не то человек в тулупе шерстью наружу — лица не видать. «Эй! — кричу, — Покажи дорогу!» А он мимо, мимо, будто и не слышит. Я сунулся было за ним, провалился по пояс. Еле выбрался. Через час он опять явился. Я ему снова: «Эй, помоги!» А он и говорит: «Зачем тебе, Михаил, помогать. Ты зверей убиваешь, жену бьешь…» И голос тихий, но такой, что дрожь пробирает. В общем, дал я ему честное партийное, что жизнь свою круто переменю. А тут солнце выглянуло, и, вижу, тропка знакомая буквально в двух шагах от меня…

Потом не раз ещё меня на охоту звали, но я — ни-ни, хоть и объясняли они мне, что болото какие-то газы выделяет, от которых бывают галлюцинации. Но во мне словно сломалось что-то. А может наоборот — срослось. На мир по-новому смотрю. И, поверите ли, живу с тех пор счастливо.

«ВОДЯНОЙ» В ШЕРСТЯНЫХ НОСКАХ

Загадочная встреча, случившаяся во время утиной охоты, не дает покоя Дядченко И.В. (Санкт-Петербург, Петродворец).

То, о чем я хочу рассказать, невыдуманная история, тем более, что когда она произошла, я был не один. И хотя я потерял связь с этими людьми, да и времени прошло много, но они, я полагаю, еще живут, здравствуют и могли бы подтвердить сказанное мной.

Лет, наверное, 20 назад пришлось мне с двумя приятелями охотиться на Каспии, в Азербайджане, на уток на вечернем перелете.

Смысл этой охоты, в двух словах, заключался в следующем. Утки днем жировали на берегу, а после захода солнца летели ночевать в морской залив. Вот тогда мы их и брали. Этот залив в те годы был мелкий — на целые километры можно было идти по тропинкам в камыше в глубь его, и вода только-только доходила до краев охотничьих сапог. Камыш и тростник росли от берега залива, достигая моря. Чем дальше от берега, тем реже и ниже становилась растительность и, наконец, превращалась в маленькие кочки, после которых только начиналась чистая вода. Вот сюда, на эту воду и летели ночью спать утки.

Надо сказать, что стрелять в темноте очень трудно. Собственно это, да еще и тогдашнее обилие дичи, нас, молодых людей, и привлекало на ночную охоту. Нормы отстрела в те годы в тех краях были большие, но, надо сказать, редко удавалось и нам, и другим моим знакомым их выполнять, потому что, как я уже говорил, охота в темноте очень затруднена.

Так вот, однажды мы втроем, я и двое моих товарищей — Вовка и Валерка — все трое 18-летние (непьющие!) охотники — собрались на ночной отстрел уток. Конечно, сначала пришлось километра два идти через камыш и тростник выше человеческого роста. Потом эти заросли стали редеть, и появились кочки. Выбрав одну из них, повыше и посуше, мы втроем забрались на нее, разложили патроны (чтобы в темноте знать, какие берешь) и стали ждать. Ветра не было; солнце садилось. Сентябрьский день был жарким, и целые тучи комаров так и клубились над нами.

Позади нас из воды метрах в семи торчала еще одна кочка, поменьше нашей, а за ней непроницаемой стеной на целые километры тянулись камышовые джунгли. Утки обычно появляются по одной, по две, а потом, как только солнце садится, летят целыми стаями.

На нашей кочке я сидел справа, Валерка — в середине, рядом со мной, а Володя — слева, подальше от меня. Когда начало темнеть, и утки со всех сторон потянулись над нашими головами, мы были заняты только стрельбой и забыли обо всем на свете. Быстро темнело. Видимость ухудшалась с каждой минутой и поэтому, сидя на кочке, мы все трое постоянно оглядывались по сторонам, опасаясь пропустить очередную дичь.

Оглянувшись в очередной раз, Валерка сидевший рядом, вдруг сказал мне негромко:

— Сзади старик какой-то появился. Рыбак наверное. Смотри, осторожней стреляй, его не зацепи. А я Володю предупрежу.

Я быстро оглянулся. На кочке, которая находилась позади нас, стоял и смотрел на нас незнакомый дед. Запомнились его седая борода, белая длинная рубаха и темные брюки, заправленные в светлые шерстяные носки. Сапог не было — это я разглядел. Если и были какие-то туфли или галоши — в сумерках их не увидеть. Да мне и некогда было его особенно рассматривать — небо над головой так и пело от свиста бесчисленных утиных крыльев, и, помнится, только одна мысль мелькнула между выстрелами: «Нашел дедуля место для рыбалки! Тут шесть стволов во все стороны бабахают, а он со своей рыбой! Ловить больше негде, что ли? Хорошо, хоть Валерка предупредил…»

Неожиданно я почувствовал на себе пристальный взгляд Валерия. Глянув в его сторону и, увидев в полутьме его широко раскрытые от удивления черные глаза, я словно услышал его мысль, одновременно поразившую и меня: «Как же он попал сюда? Лодка здесь не пройдет, да и где она — его лодка? А на ту кочку — только через нас!»

Как по команде мы оба одновременно обернулись назад, и я почувствовал, как у меня, без всякого преувеличения, волосы встали дыбом. Кочка позади нас была пустой! Пустой совершенно! Никого на ней не было!

Конечно, если бы я был один, можно было бы считать, что все это, этот бородатый дед — просто плод моего воображения. Но ведь и Валерка видел!

Помню, мы с ним вскочили, как ужаленные, и во все глаза уставились на пустую кочку. Володя, недоуменно оглядев нас снизу, тоже встал.

Перебивая друг друга, мы, оглядываясь с опаской по сторонам, рассказывали ему про старика. Неприятное ощущение, словно кто-то смотрит на тебя из темноты, усиливалось с каждой минутой. Решено было, не мешкая, собираться и как можно скорей двигаться к берегу — не до охоты стало! И, честно говоря, никогда я не чувствовал себя столь неуютно, как во время того двухчасового ночного перехода через камыши к берегу. Только когда мы вышли на твердую землю, появилось некоторое спокойствие, и мы стали пытаться объяснить друг другу, куда же девался дед, и как он вообще мог туда добраться в своих шерстяных носках!

Уж, конечно, я уточнил у Валерки, что видел он, и наши впечатления, естественно, совпали. Повторяю, мы вообще были непьющие, а к тому же идти в подпитии на ночной перелет, где приходится стрелять втроем с одной кочки, может решиться только ненормальный. И поэтому мы так и не смогли объяснить себе то, что нам пришлось тогда увидеть.

Я, признаться, до сих пор не понимаю, как этот дед туда попал, и куда он мог от нас спрятаться, хотя ни в каких водяных и леших, конечно, не верю.

СПАСАТЕЛЬ ИЗ РЕКИ ЧЕРЕМОШ

О чудесном спасении из подводной западни рассказывает инженер — электронщик из Москвы Андрей Щ.

Я материалист в самом жёстком понимании этого слова. Мне глубоко антипатичны люди, претендующие на некие паранормальные способности или общение с «высшим разумом». Я не включаю свой телевизор на «31 канал» только потому, что не хочу испортить себе настроение, наткнувшись на очередную аферистку, претендующие на роль «Божьей посланницы». Но публикации комиссии «Феномен» всегда жду и читаю с удовольствием, потому что они предлагают нам задуматься над загадками, которые мы пока понять не в силах, или на которые нельзя уверенно дать однозначный ответ.

Хочу предложить вам ещё одну такую задачку. Можете мне поверить: это свидетельство трезвого и не склонного сочинять небылицы человека.

Я всегда увлекался водными путешествиями. Мной пройдены на байдарках, плотах, катамаранах практически все известные в нашей стране маршруты самых высоких категорий сложности.

Четыре года назад на реке Черемош в Западной Украине (Карпаты) на одном из порогов перевернулась моя байдарка. Не буду описывать подробности, иначе придётся давать длительные разъяснения несведущим, для которых понятия «шивера», «слив», «бочка» так же далеки, как для меня слова «биоэнергетика» или «полтергейст».

В общем, меня затянуло под камни. Подводное течение не давало мне выбраться на поверхность. Камни были большие, гладко обкатанные водой, и уцепиться за них мне не удавалось. Я не паниковал, боролся до последнего, но понимал, что ещё чуть-чуть, и вода польётся мне в лёгкие.

И вдруг я увидел, что слева ко мне движется какое-то белое существо. Если бы я верил в сказки, я бы сказал, что это была русалка, точнее «русал» — в принадлежности этого существа к мужскому роду я не сомневаюсь ни минуты, хотя никаких анатомических подтверждений для такой уверенности не углядел. Он был весь одного цвета — белого, но не ярко — белого, а с сероватым оттенком, гладкий, без следов растительности или плавников, похожий покровом на морского котика или затянутого с головы до пят гидрокостюмом пловца. Лицо было таким же. Черты лица не просматривались, виднелись только как бы размытые выпуклости и вмятины.

Обхватив мою грудную клетку руками, «русал» буквально выдернул меня из-под камня, а потом, перехватив левую руку в плечевом суставе. рванулся со мной вверх с такой скоростью, что мне показалось, что вокруг моего тела, как вокруг гребного винта, закипела вода. Я вылетел на поверхность, словно выброшенный катапультой, в тот момент, когда больше удерживать дыхание было не в моих силах.

Тут же меня подхватили товарищи и отбуксировали к берегу. Я был спасён.

Вот, собственно, и всё. Никто из участников того похода моего спасителя не заметил. Все подумали, что я сам сумел выбраться из подводной западни. Но я то точно знаю, что это не так.

Не буду задавать вопрос: что это было? Не буду предлагать своих версий — у меня их нет. Есть только уверенность в том, что это событие действительно имело место, и что существует загадочное нечто, что спасло мне жизнь летом 1994 года.

ОТДАЙ МОЕ КОЛЕЧКО!

Светлана Петровна из подмосковного города Чехова год носила на пальце кольцо наяды — нимфы реки!

Я знаю, что любое событие никогда никому не удавалось пересказать объективно. Объективных рассказов вообще не бывает. Это удел робота, а человек видит и воспринимает происходящее только субъективно. Что ж, возможно, то, чем я хочу поделиться — плод моего личного видения и понимания.

Прошлым летом, отдыхая в деревне, я много времени проводила у реки. И хотя местные жители предупреждали меня о том, что она опасна, что в ней есть омуты и водовороты, меня постоянно тянуло окунуться в ее чуть подернутую ряской у берега, но чистую и прозрачную на глубине воду.

В очередной раз нырнув под воду, я увидела на песчаном дне колечко. Я нырнула глубже и достала его. Это был тоненький серебряный перстенек, по окружности которого шел рисунок, напоминающий рыбьи чешуйки, а в центре две чешуйки покрупней держали маленький прозрачный зеленый камушек. Колечко было подпорчено водой и забившимся под оправу песком. Никто из деревенских его не признал. Так оно и осталось у меня.

Вернувшись в город, я отдала его в реставрацию, и оно засияло удивительным изяществом и грацией. Наверное эти слова, не подходят для описания украшения, но так я воспринимала свой речной подарок. С осени я не снимала его с пальца. А летом снова поехала в деревню. Вот тогда-то все и произошло.

Меня встретила не очень хорошая погода. О купании в реке не могло быть и речи. Шла вторая неделя моего пребывания там, и я уже начала подумывать о досрочном возвращении в город. Каждый день было одно и то же. Утром я просыпалась под шум дождя, он шел весь день, и только к вечеру стихал, даря людям на несколько часов чистое безоблачное небо и потрясающий закат. Я засыпала глядя на звездное небо, за ночь оно полностью затягивалось тучами и под утро проливалось многочасовым непрекращающимся дождем.

Деревенский народ к вечеру выползал из домов, стоял возбужденный гам, лаяли отоспавшиеся за день собаки, не ко времени кукарекали петухи, хрюкали свиньи — жизнь била ключом.

Я уходила на берег любимой мной реки, и сидя на склоненном над водой стволе дерева, дышала сказочным воздухом, который и бывает только после дождя.

В тот вечер я, как обычно, устроилась над водой, откинувшись назад, опустив за спиной руку в воду, и тихо шевелила пальцами, с наслаждением ощущая ласку прохладных струек. И вдруг почувствовала, как под водой чья-то ладонь сжала мое запястье. Я попыталась вырваться, но не тут-то было! Рука была за спиной, и резкое движение сбросило бы меня в воду. Упереться мне было не во что. Меня не тянули вниз, мне не было больно, хотя хватка была мертвой. Я почувствовала, как трогают мою ладонь, перебирают пальцы. Ужас перехватил горло, даже крикнуть не могла. Все это длилось несколько секунд, и я почувствовала, как освободилось мое запястье.

Через несколько минут с колотящимся в горле сердцем я пулей влетела в дом. Отдышавшись, посмотрела на руку, которая еще сохранила ощущение холодного прикосновения к ней. Никаких следов. Вот только на безымянном пальце не было колечка с рыбьими чешуйками и прозрачным зеленым камушком…

Первое, что пришло мне в голову, это то, что у меня отобрала мою речную находку ее истинная хозяйка. Не наказала — я ведь не украла, а просто вернула свое.

Я знаю, можно найти десяток объяснений тому, что со мной произошло. А если поднапрячься, то их можно придумать тысячу. Но у меня другого нет. Оно первым пришло мне в голову, ему я и поверила.

На следующий день я снова пришла на берег и зачем-то стала крошить в воду хлеб. Потом мне вдруг стало страшно стыдно, как будто я поставила дорогому гостю тарелку с едой не на стол, а на пол, как кошке. и тогда я пошла на луг и, промокнув до нитки, нарвала цветы, сплела из них венок и бросила его в реку со словами: «Прости, я не знала, что это твое колечко!»