Пан Клякса (№1) - Академия пана Кляксы

Тут пан Клякса вынул из кармана горсть пуговиц, швырнул на пол, так что они сами образовали фигуру зайца, и, прыгая на одной ноге, вышел из комнаты.

Этот разговор меня очень удивил. Я решил разыскать Матеуша и разузнать во всех подробностях, почему пан Клякса боится Филиппа.

По воскресеньям Матеуш обычно улетал в сказку про Соловья и Розу, на урок соловьиного пения. Я пошел в парк, надеясь встретить Матеуша, когда он будет возвращаться.

Войдя в парк, я услышал странный шум. Листья шуршали, кусты качались, трава колыхалась, словно полчища невидимых существ передвигались по земле, минуя аллеи и тропинки.

Я побежал на шум и очутился у пруда. Только тут я понял, что произошло. Воды в пруде не было. Рыбы в отчаянии бились об илистое дно, а бесчисленное множество лягушек и раков уходило искать себе новое пристанище.

Я двинулся рядом с процессией и увидел впереди большую лягушку с маленькой короной на голове. Это была уже знакомая мне Царевна-лягушка.

— Я узнала тебя, мальчик. Ты недавно был в моей сказке и произвел на меня хорошее впечатление. Видишь, какое случилось несчастье? Пан Клякса почему-то выкачал всю воду из пруда, оставив его обитателей на произвол судьбы. Я покинула свой подземный дворец, чтобы помочь им. Лягушка, даже если она из другой сказки, скорей поймет лягушку, нежели пан Клякса.

— А куда ты их ведешь, Царевна-лягушка? — спросил я, растроганный ее словами.

— Сама не знаю, — ответила она. — То ли в сказку про заколдованное озеро, то ли в пруд из сказки про Зеленую русалку.

— Мы хотим в пруд! — загалдели хором лягушки.

Они прыгали так высоко, что это было похоже на лягушиный цирк, если такой бывает.

Раки шли молча, немного поодаль, с трудом двигая клешнями. Их было очень много. Гораздо больше, чем лягушек. Некоторые из них совершенно запарились и стали красными, будто их ошпарили кипятком.

Глаз нельзя было оторвать от этой печальной процессии. Но я вовремя вспомнил про рыб, оставшихся без воды, и, попрощавшись, побежал к ним. Царевна-лягушка окликнула меня жалобным голосом:

— Адась, не уходи, послушай! Помнишь, я дала тебе ключик? Верни мне его. Без него я не попаду ни в одну сказку. Прошу не ради себя, а ради этих несчастных.

— Ключик? — переспросил я. — Ключик? Я с радостью верну его тебе. Он мне совсем не нужен. Только бы вспомнить, куда я его дел. Кажется, он остался у пана Кляксы. Подожди, я сейчас сбегаю.

Я не знал, с чего начать. Мне искренне хотелось помочь лягушкам, но еще больше меня беспокоили рыбы. Я помчался в академию, по дороге встретил ребят и рассказал им о случившемся. Рыб они взяли на себя.

Пана Кляксу никто из них не видел. Я обежал всю академию, но ни в кабинете, ни в классах, ни в зале, ни на кухне его не было. Тогда я поднялся наверх и заглянул в лечебницу больных вещей.

Пан Клякса был там. Но чем он занимался, вообразить трудно. Крошечный, не больше Мальчика с пальчик, он, уцепившись за маятник ножками и ручками, учил часы ходить. Он раскачивался на маятнике, как на качелях, и без умолку твердил:

— Тик-так, тик-так, тик-так!

В это время раздался бой часов, и пан Клякса стал вторить ему густым басом:

— Бим-бам-бом!

Увидев меня, он спрыгнул с маятника и тут же на моих глазах вырос.

— Вечно вы мне мешаете! — сказал он сердитым голосом. — Чего тебе? Не видишь разве — я занят, учу часы разговаривать.

Но тут же взял себя в руки и сказал обычным ласковым голосом:

— Прости, Адась! Не смотри на меня так. Во всем виноват Филипп. Он меня погубит. Я стал уменьшаться. Мне все трудней сохранять свой рост. А тут еще одна неприятность. Свечные огоньки загорелись у меня в кармане. Пришлось их заливать водой. Тяжело все это, ох, как тяжело! Прошу, если любишь меня, никому не рассказывай об этом. Ладно? А что привело тебя ко мне?

Я рассказал пану Кляксе о том, что он наделал, выкачав воду из пруда, и попросил вернуть мне ключик.

Мой рассказ очень огорчил пана Кляксу.

— Жаль! Очень жаль! — сказал он, помолчав. — Лягушки не будут больше складывать нам стишки. Но у меня не было другого выхода. Если бы я не погасил огоньки, вся академия сгорела бы дотла. Придется сделать себе несгораемый карман. Как же быть с рыбами? Ладно, что-нибудь придумаем!… Да, ты просил вернуть тебе ключик… сейчас… сейчас…

Он стал шарить по карманам.

— Знаешь, — сказал он шепотом, — у меня еще одна неприятность. После истории с Филиппом мои карманы стали глубже. Я с трудом достаю дно… Вот, наконец-то ключик нашелся! На, передай Царевне-лягушке и извинись за меня.

Тут он снова уцепился за маятник и стал раскачиваться, повторяя:

— Тик-так, тик-так, тик-так.

Я вернулся в парк и положил ключ к ногам Царевны-лягушки.

— Я тебе очень признательна, — сказала Царевна-лягушка. — В награду за ключ возьми Лягушонка-Послушонка. В трудную минуту он тебе поможет.

Она сказала несколько слов по-лягушачьи. Из толпы выскочил маленький лягушонок, величиной с муху. Он был ярко-зеленого цвета и блестел, как лакированный.

— Возьми его, — сказала Царевна, — спрячь в волосы и каждый день давай ему по одному рисовому зернышку.

Я взял лягушонка, посадил к себе на голову, поблагодарил Царевну и, перепрыгивая через лягушек и раков, побежал к пруду. Там я увидел пана Кляксу, окруженного ребятами. Он выглядел хорошо, но был чуть меньше ростом.

По его указанию, ребята принесли несколько больших корзин и сложили туда рыб.

— За мной! — скомандовал пан Клякса.

Сгибаясь под тяжестью корзин, мы прошли по каштановой аллее, пробрались через заросли малины и вышли к ограде. Пан Клякса остановился перед дверцей с надписью «Сказка о рыбаке и рыбке» и открыл замок. Уже издали мы увидели Рыбака, закидывающего в море невод. Рыбак улыбнулся и, не вынимая изо рта глиняной трубки, поздоровался с нами.

Мы бросили рыб в море, а потом по совету Рыбака выкупались. День стоял жаркий, и вода была очень теплая.

Когда мы вернулись к пруду, лягушек и раков там уже не было. По влажному илу ползали лишь черви да улитки.

Вдруг над нами появился Матеуш. Он был очень взволнован и кричал что есть мочи:

— Душный рик! Душный рик!

Пан Клякса первый догадался, в чем дело, и посмотрел на небо. Потом он тоже закричал:

— Воздушный шарик! Воздушный шарик!

Высоко в небе показалась маленькая точка. Она быстро приближалась, и вскоре мы явственно увидели голубой шарик с привязанной к нему корзиной.

Пан Клякса очень радовался, потирал от удовольствия руки и все время повторял:

— Мой глаз летит с Луны!

Когда шарик опустился, пан Клякса отклеил пластырь и вставил глаз на место.

— Нет! Это что-то невероятное! — воскликнул он, захлебываясь от восторга. — Такого еще никто не видывал! Ну и ну! Ну и чудеса! Жизнь на Луне занимательней любой сказки.

Мы с завистью смотрели на пана Кляксу, а он упивался картинками, которые запечатлел его глаз, побывавший на Луне.

Наконец пан Клякса овладел собой и сказал:

— Сказка про лунных жителей затмит все сказки на свете! Дайте только время.

— А может быть, вы ее сейчас расскажете, пан профессор? — предложил Анастази.

— Всему своя пора! — ответил пан Клякса. — В особенности сказкам. А теперь пойдем обедать. После обеда я прочитаю вам сон, который приснился Адасю Несогласке.

Услышав это, ребята очень обрадовались.

Мы наскоро пообедали и собрались в школьном зале.

Пан Клякса сел за кафедру, раскрыл толстую книгу, содержащую описание лучших снов, и начал читать:

— Сон про семь стаканов.

Мне снилось, что я проснулся.

Пан Клякса превратил все стулья, столы, табуретки, кровати, вешалки, шкафы, полки и другие вещи в мальчиков, так что всех вместе нас было больше ста учеников.

— Сегодня мы поедем в Китай, — сообщил нам пан Клякса.

Я выглянул в окно. Во дворе стоял маленький поезд, составленный из спичечных коробков, а паровозом служил голубой эмалированный чайник. Он был на колесах, и из него валил пар.

Мы сели в вагоны, и, как ни странно, все уместились.

Пан Клякса сел верхом на чайник, и поезд загудел к отправлению. Вдруг в небе появилась огромная туча. Поднялся страшный ветер. Он перевернул все вагоны, то есть спичечные коробки. Надвигалась гроза.

Тогда я побежал на кухню, достал из буфета семь стаканов, поставил на поднос, вытащил из сарая лестницу и принес все это во двор.

Пар, валивший из чайника, соединялся с тучей, она угрожающе росла, и пан Клякса тщетно пытался заткнуть пальцем носик чайника.

— Адась, спаси мой поезд! — воскликнул пан Клякса, подпрыгивая вместе с крышкой чайника.

Я приставил лестницу к стене, и, держа в левой руке поднос со стаканами, поднялся на самый верх.

Когда я достиг последней перекладины, лестница вдруг вытянулась и оперлась на тучу, так что я легко мог достать до нее рукой.

Я взял ложку, которую тоже захватил на кухне, и стал разрыхлять тучу.

Сначала я собрал в первый стакан дождь, потом соскоблил снег и насыпал во второй стакан. В третий стакан я собрал град, в четвертый — гром, в пятый — молнию, в шестой — ветер.

Таким образом, я собрал в стаканы всю тучу, снял ее с неба, как снимают пенку с молока, и небо сразу прояснилось.

Я не понимал только, зачем мне седьмой стакан.

Когда я спустился вниз, поезда на месте не оказалось. Мальчики превратились в серебряные вилки и лежали рядком на земле.

Только пан Клякса по-прежнему сидел верхом на чайнике, пытаясь заткнуть его носик.

Я поставил поднос на землю и накрыл платком, как делают фокусники в цирке.

— Что ты наделал! — закричал пан Клякса. — Ты похитил тучу. Теперь никогда не будет ни дождя, ни снега, ни даже ветра. Мы погибнем от зноя.

Я взглянул на небо. На нем не было ни облачка. И вдруг я понял, что это не небо, а голубой эмалированный чайник, точно такой же, на каком сидит пан Клякса, только гораздо больше. Из чайника на землю струились лучи солнца, вернее золотой кипяток. Жара становилась невыносимой.

Пан Клякса не выдержал и стал быстро раздеваться, но на нем было столько сюртуков, что раздеванию, казалось, не будет конца. Вдруг я заметил, что из волос пана Кляксы повалил дым. Я испугался, что пан Клякса сгорит, и, схватив с подноса стакан с дождем, вылил пану Кляксе на голову. Хлынул проливной дождь. Он шел снизу вверх, как бьющий из земли фонтан.

— Снега! — кричал пан Клякса. — Снега, а то сгорю!

Я схватил второй стакан, зачерпнул ложкой снег и стал обкладывать голову пана Кляксы.

Неожиданно снег стал разлетаться по парку. Из-под снега выскочили серебряные вилки и, бегая как сумасшедшие, стали играть в снежки. Я узнавал в них поочередно то Артура, то Альфреда, то Анастази, то еще кого-нибудь из ребят.

Вилки подняли такую метель, что ничего не было видно. Тогда я решил сдуть снег ветром. Я взял третий стакан и выплеснул оттуда ветер.

Трудно передать, что это был за ветер. Он дул одновременно со всех сторон и сметал все, что попадалось на пути. Он развеял снег и поднял вилки так высоко, что они повисли в небе, как звезды. Стало очень холодно. Я взглянул на пана Кляксу и в первую секунду даже не узнал его. Он превратился в снежную бабу и весело распевал:

Едет, едет Дед Мороз.

Тянет снега целый воз.

Я решил, что пан Клякса отморозил себе ум, и дал ему подержать чайник, как грелку.

Снег растаял, стало тепло, и пан Клякса расцвел. Сначала у него появились почки, потом листья, а потом он весь с головы до ног покрылся цветами. Он срывал их с себя, громко чавкая, ел и во все горло распевал:

Вот когда я съем все это,

Превратится осень в лето.

Но хорошего настроения хватило ненадолго. Пчелы, привлеченные цветами, окружили пана Кляксу со всех сторон, а одна даже ужалила его. Пан Клякса ахал и охал, а из глаз у него текли густые капли меда.

Недолго думая я схватил четвертый стакан, с градом. Град был похож на крупную дробь.

Я высыпал град на ладонь и стал натирать им лицо пана Кляксы. Ему сразу полегчало.

В это время эмалированный чайник в небе повернулся закопченным дном книзу. Наступила темнота. Только серебряные вилки ярко мерцали.

Тогда я вынул из пятого стакана молнию, выпрямил ее, как свечку, и воткнул в землю.

Молния давала столько света, что было видно, как днем.

— Я хочу есть! — вдруг капризно произнес пан Клякса.

У меня ничего не было, кроме стакана с громом.

— Отлично! — воскликнул пан Клякса. — Нет ничего вкуснее грома! Подай-ка сюда!

Я достал гром и подал пану Кляксе. Это был большой красный шар, похожий на гранат.

Пан Клякса достал из кармана перочинный ножик, снял с грома кожуру, разделил на дольки и, причмокивая языком, съел.

Вдруг раздался страшный грохот. Пан Клякса взорвался и разлетелся на мелкие кусочки. Каждый из них превратился в самостоятельного пана Кляксу. Они очень весело приплясывали на траве и смеялись тоненькими голосами.

Я взял одного из них, положил в седьмой стакан и отнес в академию.

Вдруг, откуда ни возьмись, с громкими воплями в форточку влетели серебряные вилки и стали отнимать у меня пана Кляксу.

Я изловчился, поставил стакан в буфет и захлопнул дверцу.

Тут я и проснулся.

Перед собой я увидел настоящего, живого пана Кляксу.

Он рассматривал мое сонное зеркальце и, теребя бровь, приговаривал:

— Сон про семь стаканов… любопытно… сон про семь стаканов… ну и ну!…

Анатоль и Алойзи

Весь сентябрь шли проливные дожди. Кончились игры на площадке в парке, мы не выходили из дому. Пан Клякса был угрюм и неразговорчив. Одним словом, в академии стало очень скучно.

Однажды вечером пан Клякса заявил, что не может жить без бабочек и цветов и поэтому будет раньше ложиться спать. Мы с ним попрощались и тоже отправились в спальню.

— Мне скучно, — вздохнул один из Александров.

— Мне кажется, — сказал вдруг Артур, — что у пана Кляксы случилось несчастье. Вы заметили, что он стал ниже ростом?

— Да, да! — подтвердил один из Антониев. — Пан Клякса уменьшился.

— А может, у него испортился увеличительный насос? — высказал предположение Анастази.

Я не принимал участия в разговоре. Мне очень хотелось спать. Я лег в постель и тут же уснул.

Мне приснилось, что я молоток и пан Клякса разбивает мною пуговицы. Стук молотка раздавался по всей академии. Я проснулся, но удары молотка по-прежнему отдавались у меня в ушах. Я прислушался и понял, что стучат в ворота.

Тогда я разбудил Анастази, и мы, накинув плащи, выбежали во двор. За воротами мы увидели парикмахера Филиппа с двумя незнакомыми мальчиками. Все трое до нитки промокли. Анастази открыл ворота и впустил ночных посетителей.

— Знакомьтесь! Новые ученики пана Кляксы! — сказал Филипп и расхохотался. — Будущая гордость знаменитой академии, ха-ха! Одного зовут Анатоль, другого Алойзи. Оба на «А», ха-ха! Анатоль, поздоровайся, покажи, что ты воспитанный мальчик!

Один из мальчиков кивнул нам головой и сказал:

— Я Анатоль Кукареку. А это мой младший брат Алойзи. — Он указал на другого мальчика, которого они с Филиппом вели под руки.

— Мы очень рады познакомиться, — вежливо сказал Анастази. — Но зачем стоять под дождем? Входите, пожалуйста.

Мы оставили мокрые плащи в прихожей и отвели гостей в столовую. Видно, они очень устали, потому что Алойзи сразу уснул, качаясь на стуле, как китайский болванчик.

Филипп сказал, что хотел привести ребят вечером, но долго плутал и только в полночь разыскал Шоколадную улицу.

— Вы, наверно, проголодались? — сказал я. — Я пойду разбужу пана Кляксу и скажу о вашем прибытии.

— Да, да, обязательно разбуди пана Кляксу! — воскликнул Филипп и снова расхохотался. — У меня припасены для него свеженькие веснушки, ха-ха! Вы ведь хотите увидеть пана Кляксу, ха-ха! А, Анатоль?

— Это для нас большая честь, — вежливо ответил мальчик.

Я поднялся наверх и постучал в спальню пана Кляксы. Никто не отозвался. Я постучал сильнее. Снова молчание. Тогда я постучал в третий раз. Пан Клякса продолжал спать или просто не хотел отзываться. Я подергал дверь. Она была заперта. Я постучал что есть силы в надежде, что разбужу Матеуша. Но мне никто не отвечал.

Тогда я решил пойти на кухню и сам приготовить гостям ужин. Я достал из кладовки крынку молока, хлеб, масло, кусок сыра и жареную курицу, поставил все на поднос и открыл буфет, чтобы достать приборы.

Вдруг я заметил в одном стакане что-то серое. Я подумал, что это мышь, и, накрыв стакан ладонью, поднес к свету. То, что я увидел, привело меня в неописуемый ужас. В стакане сидел пан Клякса, крохотный пан Клякса. Я ясно увидел его лицо, его странный костюм, даже веснушки на носу. Он сидел в стакане как ни в чем не бывало и спал.

Осторожно двумя пальцами я вынул его оттуда и положил на тарелку. Прикосновение к холодному фарфору разбудило его. Он вскочил на ноги, огляделся по сторонам, достал насос, приставил к уху и тут же стал увеличиваться. Потом спрыгнул с тарелки на стул, со стула на пол и превратился в пана Кляксу нормальных размеров.

Я стоял ошеломленный, не зная, что делать.

Пан Клякса посмотрел на меня с досадой и сердито проговорил:

— Это сон! Понимаешь? Дурацкий сон! Совершенный бред! Я запрещаю тебе об этом рассказывать! Пан Клякса тебе запрещает! Понятно? И чтоб больше такие сны не повторялись!

Я попросил прощения у пана Кляксы — что мне оставалось делать? — потом рассказал ему о прибытии Филиппа с мальчиками.

— Управитесь и без меня, — сказал пан Клякса. — Накорми их и уложи спать, а утром я с ними поговорю. Филиппу можешь постелить в моем кабинете, на диване. Спокойной ночи! — И он вышел, хлопнув дверью.

Я выбежал следом и видел, как он въезжал по перилам наверх.

«Ну и дела творятся в академии!» — подумал я, возвращаясь на кухню. Я взял поднос с едой и отнес в столовую.

Алойзи продолжал спать. Филипп и Анатоль принялись есть, не обращая на него никакого внимания.

— Не разбудить ли вашего брата? — спросил Анастази Анатоля. — Он ведь тоже, наверно, голоден.

— Нет, нет, не надо, — ответил Анатоль. — Сон вполне заменит ему еду. Алойзи терпеть не может, когда его будят.

— Вот увидите, ребята, этот спящий царевич станет гордостью вашей академии! — хихикнул Филипп, уплетая курицу.

После ужина Анастази проводил Филиппа в кабинет, а я отправился в спальню приготовить постель мальчикам.

Только я кончил стелить, как в дверях показались Анастази и Анатоль. Анатоль нес на руках спящего братишку.

— Он не любит, чтобы его будили, — снова сказал Анатоль. — Не надо его раздевать, пусть спит одетый.

Мы осторожно уложили Алойзи в кровать, потом сами разделись и крепко уснули.

Проснулся я довольно рано, толкнул спящего рядом Альфреда и рассказал о прибытии новых учеников. Альфред разбудил Артура, Артур — Александра, и через несколько минут спальня гудела, словно пчелиный улей.

Когда Матеуш пришел нас будить, мы все уже были на ногах.

Ребята с любопытством разглядывали новеньких. Анатоль проснулся от нашего шума, а его братишка Алойзи продолжал спать.

Вдруг дверь отворилась, и вошел пан Клякса.

— Доброе утро, мальчики! — сказал он весело. — Ну-ка, где тут новенькие?

— Я здесь, пан профессор. Меня зовут Анатоль Кукареку, а это мой младший брат.

Пан Клякса молча взглянул на Анатоля и подошел к Алойзи.

Он немного постоял над ним, о чем-то размышляя, потом наклонился и крикнул Алойзи на ухо:

— Тебя зовут Алойзи, да?

Алойзи даже не дрогнул.

— Ты слышишь меня, Алойзи? — повторил пан Клякса.

Алойзи лежал, не шевелясь.

Пан Клякса приподнял ему веки, посмотрел в глаза, стал тереть ему щеки, лоб, хлопать по рукам.

Алойзи не просыпался.

— Так, так! — пробормотал про себя пан Клякса. — Оказывается, Алойзи не человек, а кукла. Я всегда был против приема кукол в мою академию. Но теперь уже поздно. Алойзи был приведен ночью, обманным путем. Да, с ним придется повозиться. Его придется научить думать, чувствовать, говорить. Что ж, попробуем. Адась, возьми в помощь Альфреда, двух Антониев и перенесите Алойзи в лечебницу больных вещей. Сегодня уроков не будет. Я занят. Если нет дождя, пойдите с Матеушем в парк.

Он повернулся и вышел из комнаты.

Мы решили тут же перенести Алойзи. Ничья помощь мне не понадобилась: Алойзи был легче пушинки. Когда я взял его на руки, меня окружили ребята и стали его разглядывать. Если бы не эта легкость и неподвижность, Алойзи ничем не отличался бы от живых людей. Голова, волосы, лицо, губы, глаза, лоб, нос, подбородок, руки и даже ногти на пальцах — все было как настоящее. С первого взгляда невозможно было догадаться, что Алойзи кукла.

Его лицо и руки были сделаны из теплой эластичной массы, похожей на человеческое тело.

Изобретатель этой необыкновенной человекоподобной куклы был достоин всяческого восхищения.

Мы были в восторге. Нам было интересно, сумеет ли пан Клякса оживить Алойзи и подружимся ли мы с куклой, когда она оживет.

Молчавший до этого Анатоль включился в разговор и очень толково стал объяснять устройство куклы, которую он любил, как брата. Воспользовавшись этим, я потихоньку отнес Алойзи наверх, в лечебницу больных вещей. Пан Клякса давно с нетерпением меня ждал.

— Положи его на стол, — сказал он, когда я вошел. — Надо немедленно взяться за работу.

— А можно мне остаться? — спросил я робко.

— Даже нужно! — ответил пан Клякса. — Мне понадобится твоя помощь.

Так как мы не завтракали, пан Клякса сначала угостил меня таблетками для ращения волос, после чего велел мне раздеть Алойзи.

Оказалось, что все тело куклы покрыто тонким слоем розоватого металла.

Пан Клякса достал из кармана банку с мазью и сказал:

— Натирай Алойзи до тех пор, пока под металлической кожей не проступят кровеносные сосуды. Вооружись терпением, работать придется долго. Начни с ног, а я пока займусь легкими и сердцем.

Мы работали несколько часов подряд. Пан Клякса снял пластинку, прикрывавшую грудную клетку, и долго копался в механизме.

У меня от натирания совсем онемели руки, но я добился своего. Под металлической кожей мало-помалу выступили жилки и кровеносные сосуды.

— Довольно, — сказал пан Клякса, не глядя в мою сторону. — Теперь займись руками.

Я стал натирать мазью плечи и руки Алойзи. Кончил я работу одновременно со звонком на обед.

Пан Клякса, раскрасневшийся от удовольствия, распрямил плечи, привинтил обратно пластинку и сказал восторженно:

— Красота! Блеск! Иди обедать, а я ему, голубчику, пока мозги вправлю.

Я нехотя покинул лечебницу и отправился в столовую. Первым подбежал ко мне Анатоль, за ним все остальные ребята. Они забросали меня вопросами:

— Алойзи уже ходит?

— Он говорит?

— Что делает пан Клякса?

— Когда он спустится вниз?

— А что у Алойзи в голове?

— Он научился думать?

Я рассказал по порядку все, что видел, и принялся за еду, чтобы поскорее вернуться назад в лечебницу.

Когда я доедал третье, в коридоре послышались шаги. Двадцать пар глаз устремились на дверь.

Она тихо отворилась, и перед нами предстал Алойзи, поддерживаемый паном Кляксой.

Робко и неумело перебирая ногами, он шел прямо к нам, поворачивая голову то в одну, то в другую сторону и неестественно размахивая левой рукой.

— Вот он! — воскликнул торжествующе пан Клякса. — Познакомьтесь с новым товарищем.

— Добрый день, Алойзи, — произнес Анатоль, с восхищением глядя на куклу.

— Здравствуй, — ответил Алойзи, отчеканивая каждый слог.

— Скажи, как тебя зовут! — крикнул ему на ухо пан Клякса.

— А-лой-зи Ку-ку-ку-ку… — закуковал он вдруг, повторяя первый слог своей фамилии.

Пан Клякса открыл ему рот, завинтил какой-то винтик под языком.

— Ну-ка, еще разок попробуй.

Кукла облегченно вздохнула и ответила более плавно:

— Алойзи Ку-ка-ре-ку. Меня зовут Алойзи Кукареку.

— Прекрасно! — захлопал в ладоши пан Клякса. — Изумительно! А теперь садитесь за стол. Мальчики, дайте ему что-нибудь поесть.

Алойзи таким же медленным, осторожным шагом приблизился к столу, уселся на стул и сказал глухим голосом:

— Дай-те мне есть.

Один из Антониев подал ему тарелку с макаронами и вилку.

Алойзи зажал вилку в кулак и стал есть. Ел он очень неуклюже, макароны падали на пол, вываливались изо рта. Но те, что попадали в рот, он с удовольствием жевал и проглатывал.

— Вкусно! — сказал он, когда тарелка опустела.

Он очень быстро научился есть, ходить, разговаривать.

Через час он уже составлял сложные предложения. А вечером завел с паном Кляксой долгий разговор про академию.

На другой день мы повели его гулять в парк. Ходил он уже как все и даже попробовал бежать с Анатолем наперегонки, но зацепился ногой за ногу и упал.

Он научился есть ножом и вилкой, а на третий день сам умылся, причесался и оделся.

Через неделю никому бы в голову не пришло, что Алойзи обыкновенная кукла, оживленная паном Кляксой.

Сказка про лунных жителей

Когда мы утром, как обычно, принесли пану Кляксе наши сонные зеркальца, он торжественно объявил:

— Слушайте, мальчики! Завтра ровно в одиннадцать часов утра у нас начнется большой праздник. Вы, наверно, догадываетесь, в чем дело. Я расскажу о том, что мой правый глаз видел на Луне, то есть сказку про лунных жителей. Я пригласил на праздник все соседние сказки и втрое увеличил школьный зал, чтобы всем хватило места. На сегодня назначаю уборку. Вы должны быть причесанными, нарядными и красивыми. В академии должен быть образцовый порядок. За указаниями обращайтесь к Матеушу. Я буду готовить угощение. Прошу мне не мешать. Надеюсь, я могу на вас рассчитывать?

— Можете, пан профессор! — ответили мы хором.

И тут же взялись за работу. Одни выколачивали кресла и диваны, другие вытряхивали ковры и дорожки, третьи натирали мастикой пол и чистили обувь, четвертые мылись. Словом, работа кипела вовсю.

Матеуш все время кружил над нами, заглядывал во все щели, поторапливал нас, следил, чтобы мы все выполняли добросовестно. Работа шла полным ходом, и, казалось, ничто не могло ей помешать. Но вышло иначе.

На чистом, недавно натертом полу в кабинете пана Кляксы невесть откуда появилась чернильная лужа. Из подушек, проветривавшихся во дворе, вырвался пух и облепил все ковры, диваны, кресла, одежду, так что все пришлось чистить заново. Казалось, чья-то невидимая рука разрезала подушки ножом. Но это еще не все. Постели, занавески, белье в спальне были перепачканы сажей. Один из Адамов, присев на диван, разорвал штаны, потому что под обивкой дивана торчали острые гвозди.

Стулья были вымазаны клеем. В ванной кто-то пооткрывал краны, и вода залила не только ванную, но и кухню, так что пану Кляксе пришлось надеть глубокие галоши.

Мы никак не могли понять, чьих это рук дело. Было обидно, что вся работа идет насмарку, и мы подозрительно косились друг на друга.

После обеда все выяснилось.

Поднимаясь на второй этаж, Артур увидел в приоткрытую дверь, что Алойзи перерезает ножницами электропроводку. Артур тотчас позвал меня. Увидев нас, Алойзи глупо рассмеялся, но продолжал свое гадкое занятие. Я вырвал у него из рук ножницы. Это его так взбесило, что он пнул ногой столик и перевернул его вместе со всем, что на нем стояло.

— Алойзи, опомнись! — сказал Артур.

— Не хочу опомниться! — закричал Алойзи. — Я буду все помнить, мне так нравится. Это я вылил чернила, я распорол подушки, я напустил сажи. Ну, что вы мне сделаете? Ничего! Только попробуйте мне мешать, я сожгу тогда всю вашу казарму, вот!

Мы испугались и побежали на кухню жаловаться пану Кляксе. От неожиданности он выронил из рук торт.

— Я знал, что Алойзи что-нибудь натворит, — грустно сказал он. — Скверно. Но оставьте его в покое, мальчики, тут виноват механизм. Алойзи нарочно сделали таким. Это дело рук Филиппа. И тут я бессилен. Понимаете? Бес-си-лен!

Наступило длительное молчание, после чего пан Клякса продолжал:

— Механизм Алойзи для меня загадка. Это секрет Филиппа. Мы должны быть снисходительны и терпеливы. Ведь, по сути дела, он вас всех превзошел в науках. Это просто чудо! Он выучился уже всему. Он даже умеет говорить по-китайски. Я подозреваю, что он съел мой китайский словарь. Нигде не могу его найти… Идите работать. Я думаю, Алойзи сам образумится, если увидит, что на него не обращают внимания.

Мы ушли из кухни очень огорченные. Анатоль был славным мальчиком и хорошим товарищем, а Алойзи был прямо-таки невыносим. Он издевался над нами, дерзил пану Кляксе, не давал нам спать ночью, вырывал у Матеуша перья из хвоста. Сначала мы старались не обращать на него внимания, но вскоре стали избегать его, так что свободное время он проводил в одиночестве или в обществе Анатоля, которого всегда мучил, бил, щипал.

Алойзи был отвратительным существом, хотя ему нельзя было отказать в способностях. Надо было на время отвлечь его. Я решил пожертвовать собой для пользы дела и позвал его в парк ловить щеглов. Алойзи согласился. Мы сорвали несколько стебельков чертополоха для приманки, поставили силки, а сами залегли в кустах.

— Скучно в академии, — разоткровенничался Алойзи. — Дураки вы, что терпите своего пана Кляксу. При первой же возможности я сбегу. Это решено.

Я ничего не ответил, а он продолжал свои признания:

— И зачем пан Клякса научил меня думать? Можно было обойтись без этого. Я знаю, я не похож на вас, хотя на вид ничем не отличаюсь. За это я вас и ненавижу, особенно пана Кляксу. Я еще такого натворю, вот увидишь! Вы меня долго помнить будете!

Он расходился, потом устал, сник, положил голову на руки и неожиданно заснул.

Я потихоньку встал, выпустил попавшего в силки щегла и на цыпочках побежал в академию.