Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Стихотворения

ModernLib.Net / Поэзия / Бунин Иван Алексеевич / Стихотворения - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 1)
Автор: Бунин Иван Алексеевич
Жанр: Поэзия

 

 


Иван Бунин


Стихотворения

ДЕРЕВЕНСКИЙ НИЩИЙ

(Первое напечатанное стихотворение)

В стороне от дороги, под дубом,

Под лучами палящими спит

В зипунишке, заштопанном грубо,

Старый нищий, седой инвалид;

Изнемог он от дальней дороги

И прилег под межой отдохнуть…

Солнце жжет истомленные ноги,

Обнаженную шею и грудь…

Видно, слишком нужда одолела,

Видно, негде приюта сыскать,

И судьба беспощадно велела

Со слезами по окнам стонать…

Не увидишь такого в столице:

Тут уж впрям истомленный нуждой!

За железной решеткой в темнице

Редко виден страдалец такой.

В долгий век свой немало он силы

За тяжелой работой убил,

Но, должно быть, у края могилы

Уж не стало хватать ему сил.

Он идет из селенья в селенье,

А мольбу чуть лепечет язык,

Смерть близка уж, но много мученья

Перетерпит несчастный старик.

Он заснул… А потом со стенаньем

Христа ради проси и проси…

Грустно видеть, ка много страданья

И тоски и нужды на Руси!

1886

Месяц задумчивый, полночь глубокая…

Месяц задумчивый, полночь глубокая…

Хутор в степи одинок…

Дремлет в молчанье равнина широкая,

Тепел ночной ветерок.

Желтые ржи, далеко озаренные,

Морем безбрежным стоят…

Ветер повеет – они, полусонные,

Колосом спелым шуршат.

Ветер повеет – и в тучку скрывается

Полного месяца круг;

Медленно в мягкую тень погружается

Ближнее поле и луг.

Зыблется пепельный сумрак над нивами,

А над далекой межой

Свет из-за тучек бежит переливами —

Яркою, желтой волной.

И сновиденьем, волшебною сказкою

Кажется ночь, – и смущен

Ночи июльской тревожною ласкою

Сладкий предутренний сон…

1886

ПОЭТ

Поэт печальный и суровый,

Бедняк, задавленный нуждой,

Напрасно нищеты оковы

Порвать стремишься ты душой!

Напрасно хочешь ты презреньем

Свои несчастья победить

И, склонный к светлым увлеченьям,

Ты хочешь верить и любить!

Нужда еще не раз отравит

Минуты светлых дум и грез,

И позабыть мечты заставит,

И доведет до горьких слез.

Когда ж, измученный скорбями,

Забыв бесплодный, тяжкий труд,

Умрешь ты с голоду, – цветами

Могильный крест твой перевьют!

1886

Как печально, как скоро померкла…

Как печально, как скоро померкла

На закате заря! Погляди:

Уж за ближней межою по жнивью

Ничего не видать впереди.

Далеко по широкой равнине

Сумрак ночи осенней разлит;

Лишь на западе сумрачно-алом

Силуэты чуть видны ракит.

И ни звука! И сердце томится,

Непонятною грустью полно…

Оттого ль, что ночлег мой далеко,

Оттого ли, что в поле темно?

Оттого ли, что близкая осень

Веет чем-то знакомым, родным —

Молчаливою грустью деревни

И безлюдьем степным?

1886

Шире грудь распахнулась…

Шире грудь распахнулась для принятия

Чувств весенних – минутных гостей!

Ты раскрой мне, природа, объятия,

Чтоб я слился с красою твоей!

Ты, высокое небо, далекое,

Беспредельный простор голубой!

Ты, зеленое поле широкое!

Только к вам я стремлюся душой!

28 марта 1886

ПОЛЕВЫЕ ЦВЕТЫ

В блеске огней, за зеркальными стеклами,

Пышно цветут дорогие цветы,

Нежны и сладки их тонкие запахи,

Листья и стебли полны красоты.

Их возрастили в теплицах заботливо,

Их привезли из-за синих морей;

Их не пугают метели холодные,

Бурные грозы и свежесть ночей…

Есть на полях моей родины скромные

Сестры и братья заморских цветов:

Их возрастила весна благовонная

В зелени майской лесов и лугов.

Видят они не теплицы зеркальные,

А небосклона простор голубой,

Видят они не огни, а таинственный

Вечных созвездий узор золотой.

Веет от них красотою стыдливою,

Сердцу и взору родные они

И говорят про давно позабытые

Светлые дни.

1887

В темнеющих полях, как в безграничном море…

В темнеющих полях, как в безграничном море,

Померк и потонул зари печальный свет —

И мягко мрак ночной плывет в ночном просторе

Немой заре вослед.

Лишь суслики во ржи скликаются свистками,

Иль по меже тушкан, таинственно, как дух,

Несется быстрыми, неслышными прыжками

И пропадает вдруг…

1887

НА ПРУДЕ

Ясным утром на тихом пруде

Резво ласточки реют кругом,

Опускаются к самой воде,

Чуть касаются влаги крылом.

На лету они звонко поют,

А вокруг зеленеют луга,

И стоит, словно зеркало, пруд,

Отражая свои берега.

И, как в зеркале, меж тростников,

С берегов опрокинулся лес,

И уходит узор облаков

В глубину отраженных небес.

Облака там нежней и белей,

Глубина – бесконечна, светла…

И доносится мерно с полей

Над водой тихий звон из села.

1887

Серп луны под тучкой длинной…

Серп луны под тучкой длинной

Льет полночный слабый свет.

Над безмолвною долиной —

Темной церкви силуэт.

Серп луны за тучкой тает, —

Проплывая, гаснет он.

С колокольни долетает,

Замирая, сонный звон.

Серп луны в просветы тучи

С грустью тихою глядит,

Под ветвями ив плакучих

Тускло воду золотит.

И в реке, среди глубокой

Предрассветной тишины,

Замирает одинокий

Золотой двойник луны.

1887

ОКТЯБРЬСКИЙ РАССВЕТ

Ночь побледнела, и месяц садится

За реку красным серпом.

Сонный туман на лугах серебрится,

Черный камыш отсырел и дымится,

Ветер шуршит камышом.

Тишь на деревне. В часовне лампада

Меркнет, устало горя.

В трепетный сумрак озябшего сада

Льется со степи волнами прохлада…

Медленно рдеет заря.

1887

Высоко полный месяц стоит…

Высоко полный месяц стоит

В небесах над туманной землей,

Бледным светом луга серебрит,

Напоенные белою мглой.

В белой мгле, на широких лугах,

На пустынных речных берегах

Только черный засохший камыш

Да верхушки ракит различишь.

И река в берегах чуть видна…

Где-то мельница глухо шумит…

Спит село… Ночь тиха и бледна,

Высоко полный месяц стоит.

1887

Ветер осенний в лесах подымается…

Ветер осенний в лесах подымается,

Шумно по чащам идет,

Мертвые листья срывает и весело

В бешеной пляске несет.

Только замрет, припадет и послушает, —

Снова взмахнет, а за ним

Лес загудит, затрепещет, – и сыплются

Листья дождем золотым.

Веет зимою, морозными вьюгами,

Тучи плывут в небесах…

Пусть же погибнет все мертвое, слабое

И возвратится во прах!

Зимние вьюги – предтечи весенние,

Зимние вьюги должны

Похоронить под снегами холодными

Мертвых к приходу весны.

В темную осень земля укрывается

Желтой листвой, а под ней

Дремлет побегов и трав прозябание,

Сок животворных корней.

Жизнь зарождается в мраке таинственном.

Радость и гибель ея

Служат нетленному и неизменному —

Вечной красе Бытия!

Бледнеет ночь…

Бледнеет ночь… Туманов пелена

В лощинах и лугах становится белее,

Звучнее лес, безжизненней луна

И серебро росы на стеклах холоднее.

Еще усадьба спит… В саду еще темно,

Недвижим тополь матово-зеленый,

И воздух слышен мне в открытое окно,

Весенним ароматом напоенный…

Уж близок день, прошел короткий сон —

И, в доме тишине не нарушая,

Неслышно выхожу из двери на балкон

И тихо светлого восхода ожидаю…

1888

Осыпаются астры в садах…

Осыпаются астры в садах,

Стройный клен под окошком желтеет,

И холодный туман на полях

Целый день неподвижно белеет.

Ближний лес затихает, и в нем

Показалися всюду просветы,

И красив он в уборе своем,

Золотистой листвою одетый.

Но под этой сквозною листвой

В этих чащах не слышно ни звука…

Осень веет тоской,

Осень веет разлукой!

Поброди же в последние дни

По аллее, давно молчаливой,

И с любовью и с грустью взгляни

На знакомые нивы.

В тишине деревенских ночей

И в молчанье осенней полночи

Вспомни песни, что пел соловей,

Вспомни летние ночи

И подумай, что годы идут,

Что с весной, как минует ненастье,

Нам они не вернут

Обманувшего счастья…

1888

Не пугай меня грозою…

Не пугай меня грозою:

Весел грохот вешних бурь!

После бури над землею

Светит радостней лазурь,

После бури, молодея,

В блеске новой красоты,

Ароматней и пышнее

Распускаются цветы!

Но страшит меня ненастье:

Горько думать, что пройдет

Жизнь без горя и без счастья,

В суете дневных забот,

Что увянут жизни силы

Без борьбы и без труда,

Что сырой туман унылый

Солнце скроет навсегда!

1888

Какая теплая и темная заря!..

Какая теплая и темная заря!

Давным-давно закат, чуть тлея, чуть горя,

Померк над сонными весенними полями,

И мягкими на все ложится ночь тенями,

В вечерние мечты, в раздумье погрузив

Все, от затихших рощ до придорожных ив,

И только вдалеке вечерней тьмой не скрыты

На горизонте грустные ракиты.

Над садом облака нахмурившись стоят;

Весенней сыростью наполнен тихий сад;

Над лугом, над прудом, куда ведут аллеи,

Ночные облака немного посветлее,

Но в чаще, где, сокрыв весенние цветы,

Склонились кущами зеленые кусты,

И темь, и теплота…

1888

В полночь выхожу один из дома…

В полночь выхожу один из дома,

Мерзло по земле шаги стучат,

Звездами осыпан черный сад

И на крышах – белая солома:

Трауры полночные лежат.

Ноябрь 1888

Пустыня, грусть в степных просторах…

Пустыня, грусть в степных просторах.

Синеют тучи. Скоро снег.

Леса на дальних косогорах,

Как желто-красный лисий мех.

Под небом низким, синеватым

Вся эта сумрачная ширь

И пестрота лесов по скатам

Угрюмы, дики как Сибирь.

Я перейду луга и долы,

Где серо-сизый, неживой

Осыпался осинник голый

Лимонной мелкою листвой.

Я поднимусь к лесной сторожке —

И с грустью глянут на меня

Ее подслепые окошки

Под вечер сумрачного дня.

Но я увижу на пороге

Дочь молодую лесника:

Малы ее босые ноги,

Мала корявая рука.

От выреза льняной сорочки

Ее плечо еще круглей,

А под сорочкою – две точки

Стоячих девичьих грудей.

1888

Туча растаяла…

Туча растаяла. Влажным теплом

Веет весенняя ночь над селом;

Ветер приносит с полей аромат,

Слабо алеет за степью закат.

Тонкий туман над стемневшей рекой

Лег серебристою нежной фатой,

И за рекою, в неясной тени,

Робко блестят золотые огни.

В тихом саду замолчал соловей;

Падают капли во мраке с ветвей;

Пахнет черемухой…

1888

На поднебесном утесе…

На поднебесном утесе, где бури

Свищут в слепящей лазури, —

Дикий, зловонный орлиный приют.

Пью, как студеную воду,

Горную бурю, свободу,

Вечность, летящую тут.

1889, Крым

В СТЕПИ

Н. Д. Телешову

Вчера в степи я слышал отдаленный

Крик журавлей. И дико и легко

Он прозвенел над тихими полями…

Путь добрый! Им не жаль нас покидать:

И новая цветущая природа,

И новая весна их ожидает

За синими, за теплыми морями,

А к нам идет угрюмая зима:

Засохла степь, лес глохнет и желтеет,

Осенний вечер, тучи нагоняя,

Открыл в кустах звериные лазы,

Листвой засыпал долы и овраги,

И по ночам в их черной темноте,

Под шум деревьев, свечками мерцают,

Таинственно блуждая, волчьи очи…

Да, край родной не радует теперь!

И все-таки, кочующие птицы,

Не пробуждает зависти во мне

Ваш звонкий крик, и гордый и свободный.

Здесь грустно. Ждем мы сумрачной поры,

Когда в степи седой туман ночует,

Когда во мгле рассвет едва белеет

И лишь бугры чернеют сквозь туман.

Но я люблю, кочующие птицы,

Родные степи. Бедные селенья —

Моя отчизна; я вернулся к ней,

Усталый от скитаний одиноких,

И понял красоту в ее печали

И счастие – в печальной красоте.

Бывают дни: повеет теплым ветром,

Проглянет солнце, ярко озаряя

И лес, и степь, и старую усадьбу,

Пригреет листья влажные в лесу,

Глядишь – и все опять повеселело!

Как хорошо, кочующие птицы,

Тогда у нас! Как весело и грустно

В пустом лесу меж черными ветвями,

Меж золотыми листьями берез

Синеет наше ласковое небо!

Я в эти дни люблю бродить, вдыхая

Осинников поблекших аромат

И слушая дроздов пролетных крики;

Люблю уйти один на дальний хутор,

Смотреть, как озимь мягко зеленеет,

Как бархатом блестят на солнце пашни,

А вдалеке, на жнивьях золотых,

Стоит туман, прозрачный и лазурный.

Моя весна тогда зовет меня,—

Мечты любви и юности далекой,

Когда я вас, кочующие птицы,

С такою грустью к югу провожал!

Мне вспоминается былое счастье,

Былые дни… Но мне не жаль былого:

Я не грущу, как прежде, о былом,—

Оно живет в моем безмолвном сердце,

А мир везде исполнен красоты.

Мне в нем теперь все дорого и близко:

И блеск весны за синими морями,

И северные скудные поля,

И даже то, что уж совсем не может

Вас утешать, кочующие птицы,—

Покорность грустной участи своей!

1889

Не видно птиц…

Не видно птиц. Покорно чахнет

Лес, опустевший и больной.

Грибы сошли, но крепко пахнет

В оврагах сыростью грибной.

Глушь стала ниже и светлее,

В кустах свалялася трава,

И, под дождем осенним тлея,

Чернеет тёмная листва.

А в поле ветер. День холодный

Угрюм и свеж – и целый день

Скитаюсь я в степи свободной,

Вдали от сел и деревень.

И, убаюкан шагом конным,

С отрадной грустью внемлю я,

Как ветер звоном однотонным,

Гудит-поет в стволы ружья.

1889

Седое небо надо мной…

Седое небо надо мной

И лес раскрытый, обнаженный.

Внизу, вдоль просеки лесной,

Чернеет грязь в листве лимонной.

Вверху идет холодный шум,

Внизу молчанье увяданья…

Вся молодость моя – скитанья

Да радость одиноких дум!

1889

Как все вокруг сурово, снежно…

Как все вокруг сурово, снежно,

Как этот вечер сиз и хмур!

В морозной мгле краснеют окна нежно

Из деревенских нищенских конур.

Ночь северная медленно и грозно

Возносит косное величие свое.

Как сладко мне во мгле морозной

Мое звериное жилье!

1889

Как дымкой даль полей закрыв на полчаса…

Как дымкой даль полей закрыв на полчаса,

Прошел внезапный дождь косыми полосами —

И снова глубоко синеют небеса

Над освеженными лесами.

Тепло и влажный блеск. Запахли медом ржи,

На солнце бархатом пшеницы отливают,

И в зелени ветвей, в березах у межи,

Беспечно иволги болтают.

И весел звучный лес, и ветер меж берез

Уж веет ласково, а белые березы

Роняют тихий дождь своих алмазных слез

И улыбаются сквозь слезы.

1889

…Зачем и о чем говорить?..

…Зачем и о чем говорить?

Всю душу, с любовью, с мечтами,

Все сердце стараться раскрыть —

И чем же? – одними словами!

И хоть бы в словах-то людских

Не так уж все было избито!

Значенья не сыщете в них,

Значение их позабыто!

Да и кому рассказать?

При искреннем даже желанье

Никто не сумеет понять

Всю силу чужого страданья!

1889

ДОННИК

Брат, в запыленных сапогах,

Швырнул ко мне на подоконник

Цветок, растущий на парах,

Цветок засу

Я встал от книг и в степь пошел…

Ну да, все поле – золотое,

И отовсюду точки пчел

Плывут в сухом вечернем зное.

Толчется сеткой мошкара,

Шафранный свет над полем реет —

И, значит, завтра вновь жара

И вновь сухмень. А хлеб уж зреет.

Да, зреет и грозит нуждой,

Быть может, голодом… И все же

Мне этот донник золотой

На миг всего, всего дороже!

В КОСТЕЛЕ

Гаснет день – и звон тяжелый

В небеса плывет:

С башни старого костела

Колокол зовет.

А в костеле – ожиданье:

Сумрак, гул дверей,

Напряженное молчанье,

Тихий треск свечей.

В блеске их престол чернеет,

Озарен темно:

Высоко над ним желтеет

Узкое окно.

И над всем – Христа распятье:

В диадеме роз,

Скорбно братские объятья

Распростер Христос…

Тишина. И вот, незримо

Унося с земли,

Звонко песня серафима

Разлилась вдали.

Разлилась – и отзвучала:

Заглушил, покрыл

Гром органного хорала

Песнь небесных сил.

Вторит хор ему… Но, Боже!

Отчего и в нем

Та же скорбь и горе то же, —

Мука о земном?

Не во тьме ль венцов остался

День, когда с тоской

Человек, как раб, склонялся

Ниц перед тобой

И сиял зловещей славой

Пред лицом людей

В блеске молнии кровавой

Блеск твоих очей?

Для чего звучит во храме

Снова скорбный стон,

Снова дымными огнями

Лик твой озарен?

И тебе ли мгла куренья,

Холод темноты,

Запах воска. Запах тленья,

Мертвые цветы?

Дивен мир твой! Расцветает

Он, тобой согрет,

В небесах твоих сияет

Солнца вечный свет,

Гимн природы животворный

Льется к небесам…

В ней твой храм нерукотворный,

Твой великий храм!

1889

Под орган душа тоскует…

Под орган душа тоскует,

Плачет и поет.

Торжествует, негодует

Горестно зовет:

О благий и скорбный! Буди

Милостив к земле!

Скудны, нищи, жалки люди

И в добре, и в зле!

О Исусе, в крестной муке

Преклонивший лик!

Есть святые в сердце звуки, —

Дай для них язык!

В пустом, сквозном чертоге сада…

В пустом, сквозном чертоге сада

Иду, шумя сухой листвой:

Какая странная отрада

Былое попирать ногой!

Какая сладость все, что прежде

Ценил так мало, вспоминать!

Какая боль и грусть – в надежде

Еще одну весну узнать!

РОДИНЕ

Они глумятся над тобою,

Они, о родина, корят

Тебя твоею простотою,

Убогим видом черных хат…

Так сын, спокойный и нахальный,

Стыдится матери своей —

Усталой, робкой и печальной

Средь городских его друзей,

Глядит с улыбкой состраданья

На ту, кто сотни верст брела

И для него, ко дню свиданья,

Последний грошик берегла.

1891

В туче, солнце заступающей…

В туче, солнце заступающей,

Прокатился первый гром,

Ангел, радугой сияющий,

Золотым взмахнул крестом —

И сорвался бурей, холодом,

Унося в пыли бурьян,

И помчался шумно, молодо,

Дымным ливнем ураган.

1891

Порыжели холмы. Зноем выжжены…

Порыжели холмы. Зноем выжжены,

И так близко обрывы хребтов,

Поднебесных скалистых хребтов.

На стене нашей глинистой хижины

Уж не пахнет венок из цветов,

Из заветных засохших цветов.

Море все еще в блеске теряется,

Тонет в солнечной светлой пыли:

Что ж так горестно парус склоняется.

Белый парус в далекой дали?

Ты меня позабудешь вдали.

АНГЕЛ

В вечерний час, над степью мирной,

Когда закат над ней сиял,

Среди небес, стезей эфирной,

Вечерний ангел пролетал.

Он видел сумрак предзакатный, —

Уже синел вдали восток, —

И вдруг услышал он невнятный

Во ржах ребенка голосок.

Он шел, колосья собирая,

Сплетал венок и пел в тиши,

И были в песне звуки рая, —

Невинной, неземной души.

«Благослови меньшого брата, —

Сказал Господь. – Благослови

Младенца в тихий час заката

На путь и правды и любви!»

И ангел светлою улыбкой

Ребенка тихо осенил

И на закат лучисто-зыбкий

Поднялся в блеске нежных крыл.

И, точно крылья золотые,

Заря пылала в вышине.

И долго очи молодые

За ней следили в тишине!

1891

ТРОИЦА

Гудящий благовест к молитве призывает,

На солнечных лучах над нивами звенит;

Даль заливных лугов в лазури утопает,

И речка на лугах сверкает и горит.

А на селе с утра идет обедня в храме:

Зеленою травой усыпан весь амвон,

Алтарь, сияющий и убранный цветами,

Янтарным блеском свеч и солнца озарен.

И звонко хор поет, веселый и нестройный,

И в окна ветерок приносит аромат…

Твой нынче день настал, усталый, кроткий брат,

Весенний праздник твой, и светлый и спокойный!

Ты нынче с трудовых засеянных полей

Принес сюда в дары простые приношенья:

Гирлянды молодых березовых ветвей,

Печали тихий вздох, молитву – и смиренье.

1893

Ночь идет – и темнеет…

Ночь идет – и темнеет

Бледно-синий восток…

От одежд ее веет

По полям ветерок.

День был долог и зноен…

Ночь идет и поет

Колыбельную песню

И к покою зовет.

Грустен взор ее темный,

Одинок ее путь…

Спи-усни, мое сердце!

Отдохни… Позабудь.

1893

За рекой луга зазеленели…

За рекой луга зазеленели,

Веет легкой свежестью воды;

Веселей по рощам зазвенели

Песни птиц на разные лады.

Ветерок с полей тепло приносит,

Горький дух лозины молодой…

О, весна! Как сердце счастья просит!

Как сладка печаль моя весной!

Кротко солнце листья пригревает

И дорожки мягкие в саду…

Не пойму, что душу раскрывает

И куда я медленно бреду!

Не пойму, кого с тоской люблю я,

Кто мне дорог… И не все ль равно?

Счастья жду я, мучась и тоскуя,

Но не верю в счастье уж давно!

Горько мне, что я бесплодно трачу

Чистоту и нежность лучших дней,

Что один я радуюсь и плачу

И не знаю, не люблю людей.

1893

Неуловимый свет разлился над землею

Неуловимый свет разлился над землею,

Над кровлями безмолвного села.

Отчетливей кричат перед зарею

Далеко на степи перепела.

Нет ни души кругом – ни звука, ни тревоги…

Спят безмятежным сном зеленые овсы…

Нахохлясь, кобчик спит на кочке у дороги,

Покрытый пылью матовой росы…

Но уж светлеет даль… Зелено-серебристый,

Неуловимый свет восходит над землей,

И белый пар лугов, холодный и душистый,

Как фимиам, плывет перед зарей.

1894

НАДПИСЬ НА МОГИЛЬНОЙ ПЛИТЕ

Несть, Господи, грехов и злодеяний

Превыше милосердья Твоего!

Рабу земли и суетных желаний

Прости грехи за горести его.

Завет любви хранил я в жизни свято:

Во дни тоски, наперекор уму,

Я не питал змею вражды на брата,

Я все простил, по слову Твоему.

Я, тишину познавший гробовую,

Я, воспринявший скорби темноты,

Из недр земных земле благовествую

Глаголы Незакатной Красоты!


  • Страницы:
    1, 2