Лидия Берестова - Таких не убивают

– Они в разводе? Зачем она приезжала?

И тут Лидочка поняла, что капитан спешит, он сам уже не рад, что ввязался в этот разговор, который трудно назвать допросом, но и трудно придумать для него другое название.

– Какие-то хозяйственные дела, по разделу имущества, – сказала Итуся.

– Давно в разводе?

– Семь лет, – сказала Лидочка.

– А новая жена есть?

Итуся молчала, глядела на Лидочку, оставляя ей инициативу. Но вроде бы капитан этой паузы не заметил.

– Сергей Романович не женился.

– Дети есть?

– Насколько я знаю, нет, – сказала Лидочка.

– Родители?

– По-моему, умерли. Я вам дам телефон Нины, его бывшей жены, она все объяснит.

– Отлично. Давайте телефон. И оставьте мне ваши адреса и телефоны, вы мне понадобитесь... Вернее всего.

И тогда Лидочка поняла, что капитан знает нечто об убийстве Сергея, что резко снижает его интерес к прочим свидетелям. И вернее всего, он и не намеревается вызвать бывшую жену. Подумав так, Лидочка спросила:

– Почему вы думаете, что это был грабитель?

– Он через окно влез, земля на подоконнике и на полу, я думаю, что он искал деньги. Может, наркоман, может, бандит.

– Но у Сергея ничего не было!

– Относительно, – возразил Анатолий Васильевич. – Видак – вполне достаточный повод для убийства. У нас за полсотни долларов убивают. А на даче был не только видак, это я вам гарантирую.

Последние слова были полны укора, словно капитан показывал Лидочке и Глущенкам, что они знают о ценностях, но запутывают следствие, скрывая от него очевидные вещи.

Потом капитан сделал шаг в сторону и сказал Глущенке, которого он выделял:

– Вы поглядите, гражданин, в комнату, может, вспомните о вещах, которые пропали?

– Мне тоже можно взглянуть? – спросила Лидочка.

– Не надо, натопчете. А там следы остались.

Лидочка подумала, что, вернее всего, натоптали сами милиционеры.

Глущенко заглянул в комнату. Он стоял, чуть покачиваясь и внутренне решая задачку «найдите десять различий между двумя картинками». Лидочке не было видно за ними, но тут Женя сделал шаг назад в сторону, и Лидочка увидала, что дверцы шкафа раскрыты, белье выброшено на пол, а на полу валяется один из ящиков.

– Тут искали, – сказал Женя не столько милиционеру, как Лидочке и Итусе.

– Вот именно, – подтвердил Анатолий Васильевич. – Значит, подозревали, что искать.

– Простите, но я хотел бы возразить, – сказал Женя. – Если бы знали, что и где искать, то им не было бы нужды выворачивать ящики и копаться в белье. Взяли бы что нужно и ушли.

– Ладно уж, – не согласился милиционер, – по-разному бывает. Он мог знать, чего надо брать, но не знал, где спрятано. Не исключено, что приходил знакомый.

– Почему?

– Соседи шума не слышали.

– Нет! – твердо ответил Женя. – Знакомый вошел бы через дверь. Или, в крайнем случае, через дверь на веранду. Она была открыта?

– А черт ее знает! – в сердцах ответил капитан. – Соседка бегала туда-сюда, натоптала, впрочем, это и не играет сейчас роли.

Капитан пошел на кухню, где заставил свидетелей записать свои адреса и телефоны, обещал вызвать. Потом выпроводил всех из дома, сам вышел последним, закрыл дверь на ключ. Подождал, пока Итуся поймает Пуфика, и проводил всех до калитки. Захлопнув калитку за собой, просунул крепкую волосатую руку сквозь штакетник, чтобы задвинуть засов.

– Все, – сказал он, словно закончил тяжелую работу, – теперь можно и пообедать.

– Задержались мы, Анатолий Васильевич, – поддержал его потный милиционер. – Я чуть с голоду не помер.

Лидочка подумала, что милиционеры могли бы и не обсуждать сейчас обеденные проблемы, а потом отогнала эту мысль – они же каждый день находят трупы, что ж теперь, голодать из этических соображений?

Милиционеры быстро пошли по улице к отделению, а Глущенки с Лидочкой остались у калитки. Ведь они так ничего и не узнали от Анатолия Васильевича. Было странное чувство – словно перед тобой поднялся занавес, за которым стояли в разных позах люди на фоне декораций, и тут же опустился, зажегся свет, и дамы в униформе торопят скорей идти в гардероб, а то гардеробщицам пора по домам.

* * *

Солнце пекло нещадно, воздух был влажным, тяжелым, еще и суток не прошло с той минуты, как Лидочка входила в эту калитку и Сергей встретил ее на террасе.

– Хоть бы дождик пошел, – попросила пощады у природы Итуся. Пуфик стоял у ее ноги, покорный и терпеливый. Женя так и держал в руке несчастную корзину.

– Я сегодня видела отвратительный сон, – сказала Итуся, – но не придала ему значения.

Итуся явно намеривалась рассказать этот сон, но обычно терпимый Женя оборвал ее:

– Давай дома будем рассказывать. Сейчас я хочу увидеть Верескова.

Женя был прав. Нельзя уходить, не узнав по крайней мере того, что знают соседи.

Они побрели к дому, где снимал флигелек Вересков, стали звать его от калитки, но вышел не он, а Ольга, соседка Сергея, и сказала:

– А Валентин Дмитриевич срочно в Москву уехал.

– Оля, – обрадовалась Итуся, которая знала соседку ближе остальных. – Мы вообще-то к вам хотели. Мы вовсе ничего не знаем.

Крупная, массивная Оля, само добродушие, подошла к забору. Разговор продолжался через штакетник.

– Это я во всем виновата, – сказала Оля. Она начала говорить сразу после вопроса Итуси, видно, она специально стояла тут в ожидании расспросов. Грустно потерять статус главного свидетеля, когда свидетельскому полку пришло пополнение.

Ольга, по ее словам, проснулась часа в два, от какого-то звука. Звук пришелся на сон – так что она даже не поняла, что же ее разбудило. Теперь, после того, как она побывала в соседнем доме, Ольга поняла, что ее разбудил звук выстрела. Было тихо. Только очень тревожно. Она встала, подошла к окну, посмотрела в сторону окон Сергея. Именно в ту сторону, а не в другую – что-то, значит, чувствовала. Она стояла довольно долго и ей показалось, что там горит настольная лампа. Сергей Романович часто допоздна работал – кухня-то с ее стороны, ей видно было, как он сидит у окна и печатает на машинке. В жаркие дни все открыто настежь, правда, участки разделены сараями, но сараи стоят не вплотную.

Потом Ольга легла и спала часов до девяти утра. Встала, были какие-то домашние дела, ей сегодня выходить после обеда. Ольга собиралась на почту и еще вчера договорилась с Сергеем, что заглянет к нему в первой половине дня и возьмет несколько писем, которые он написал – специально идти за километр к почтовому ящику ему не с руки.

Она пошла к Сергею в одиннадцатом часу, как раз кончился дождик.

Дверь на террасу была открыта, но когда Ольга вошла, никто не отозвался. Может, заработался вчера и заснул поздно, решила она, а так как отношения в поселке были простыми, деревенскими, и Сергей эти отношения принимал, Ольга негромко позвала его, чтобы не будить, если спит. Тут она и увидела его на полу. Сначала она решила, что сосед напился и свалился под стол – она такого натерпелась с прошлым мужем. Потом испугалась, что у Сергея случился припадок. И хоть было светло и она увидела кровь, сознание не соглашалось с насильственной смертью – иначе как объяснишь, что она даже присела на корточки и стала трясти его за плечо, чтобы очнулся.

А потом уже окончательно поняла, что сосед мертв.

– А из чего он был застрелен? – спросил Глущенко.

– Не знаю, – сказала Ольга. – Может, из ружья, может, из пистолета. Не все ли равно?

– Оружия вы там не видели?

– Нет, оружия не было. Да я и не искала.

– А потом милиционеры не находили оружия?

– Женечка, ну что ты пристал к Оле со своими вопросами? Вы продолжайте, Оля, – попросила Итуся.

– А больше нечего продолжать. Я испугалась, – сказала Ольга. – Выбежала, а тут Валентин Дмитриевич идет. Я сначала не хотела его в это дело впутывать, он такой впечатлительный. Но он по моему виду угадал, буквально кинулся ко мне, спрашивает, что у вас произошло? Я и говорю, что не у меня, а с Сергеем Романовичем случилось несчастье. Я его попросила подежурить, чтобы никто не вошел в дом. Почему-то мне показалось важно, чтобы до милиции никто в дом не вошел. А сама побежала в милицию – тут пять минут...

– И приехал капитан Анатолий Васильевич, – подсказал Женя, который хотел установить всю картину, полностью.

– Сначала Толика не было, – сказала Ольга. – Меня на патрульной машине подвезли, там сержант был, он ко мне в библиотеку ходит. Вересков у террасы стоял. Весь бледный, как полотенце. Он мне потом сказал, что ему казалось, Сергей выходит, весь в крови... вы представляете?

– Представляем, – сказал Глущенко.

– А потом Толик прибежал, – сказала Ольга.

– Какой Толик?

– Уполномоченный, Анатолий Васильевич: мы с ним в одном классе учились, он такой романтик раньше был, а отец заставил его в милицейское училище пойти. А то, говорит, всех грабят, но без образования не защитишь. У него отец – типичный ветеран.

Лидочке показалось, что Ольга шутит. Но Ольга не улыбалась.

– Вы с ним осторожней, – сказала она. – Он на вид все еще безопасный, а в самом деле у него развилась хватка. Он как бульдог, вопьется, не оторвешь. Он, знаете, на ком женился? На Люське Мамедовой, ее на конкурс красоты выбирали, из кино режиссер приезжал на «мерседесе», честное слово, он Толик, от только в науке нолик.

Лидочке послышалась старая школьная шутка.

– Толик все ждет своего звездного часа. В десятом классе он книжку прочел – «Звездные часы человечества». Немецкого писателя...

– Стефана Цвейга, – подсказал Глущенко.

– Стефан Цвейг про великих людей написал, а Толик теперь ждет своего часа. Ему надо, чтобы его заметили.

– Из-за Люси Мамедовой? – спросила проницательная Итуся.

– А вот Люся Мамедова уже не при чем, – вдруг рассмеялась Ольга. – Я вам ее покажу, если хотите.

– Ну что, все? – Итуся устала от переживаний, ей хотелось уйти, но Женя медлил, и Лидочка понимала его: еще было не сказано нечто важное, что все объяснит и расставит по местам.

– Все неправильно, – сказал Женя.

– Я тоже так думаю, – быстро согласилась Ольга. – Все неправильно, не должны были Сергея Романовича убивать. Да и что брать-то у него?

– Видик, – сказала Лидочка, – ваш Толик спрашивал, что пропало. Он думает, что там еще были деньги.

– Вряд ли.

– Убийца не мог приехать на машине? – спросил Женя.

– Мы бы услышали. В два часа кто-нибудь да услышал – с той стороны Школьная перегорожена, она как тупик. Если бы кто заехал, мы бы обязательно услышали. Нет, убийца пешком шел. За видиком?

– Происходит нарушение шкалы ценностей, – заявил Глущенко. – Человека можно убить из-за пятидесяти рублей, причем из гранатомета, потому что именно гранатомет попался тебе в лапы. Масштаб добычи и масштаб нападения никак не соотносятся.

– Правда, – согласилась Ольга, хотя не было уверенности, что она вслушивалась в эту сентенцию.

Лидочка глядела на зеленую крышу дома, поднимавшуюся над кронами яблонь, и представляла себе прошлую ночь, шаги в саду – наверное, Сергей услышал шаги, может, ему стало страшно. Он спросил: «Кто там?» – ему не ответили. А тому, кто следил за Сергеем из сада, был хорошо виден силуэт хозяина, неуверенно подошедшего к окну... Нет, Сергей услышал, как грабитель ходит по маленькой комнате, разыскивает этот самый видик, который стоял на телевизоре, а телевизор был большой и старый, брать его не имело смысла... Может, вор и не хотел стрелять?.. Почему он не забрался вечером, когда все ушли на станцию?

Они вернулись на дачу к Глущенкам, там Лидочка взяла свою сумку, Женя проводил ее до платформы. Они молчали, ожидая электричку. Солнце все еще жарило, и они прятались в тени высоких кустов, прижимавшихся к платформе с тыла. В кустах кишели мухи – наверное, нашли там добычу – мало ли что кидают с платформы. Но в тени было не так жарко.

– Ты позвонишь Нине? – спросил Глушенко.

Лидочка не стала отвечать. Она устала, словно весь день дрова рубила, хотя до вечера было еще далеко. Она и ехала в Москву, потому что надо было что-то делать – кому-то звонить, что-то организовывать. Толик исчез, неизвестно было, звонил ли он родственникам – вернее всего, милиционер не звонил никому, потому что Сергей для него был чужим человеком, пришлым.

* * *

Пока Лидочка с Женей маялись на платформе в ожидании электрички, Толик Голицын прошел к себе в комнату, которую делил с бывшим одноклассником и недругом Васей по прозвищу Мордоворот. В комнате было душно. Василий сидел здесь до обеда и, пользуясь отсутствием Толика, курил, а форточку, конечно же, не открывал.

Первым делом Толик открыл окно, затем положил на стол свою папку, с которой всегда выезжал по вызовам и считал ее счастливой, потому что ее подарила Люда на первую годовщину свадьбы.

Сев за стол, Толик вытащил из папки двойной лист бумаги, найденный в доме погибшего, и разложил его на столе, расправив и разгладив ладонями. Этот лист Толик приложил к следу, который обнаружил на полу маленькой спальни. Предполагаемый убийца сначала наступил на грядку, испачкал подошву, и след отпечатался на бумаге. На всякий случай Толик обвел его карандашом.

Именно находка этого следа, о котором Толик не стал говорить Лиде и Глущенкам, вызывала в его душе бурю надежд. Толик жил в ожидании славного громкого дела, которое он раскроет столь блестяще, что на него обратят внимание в Управлении по борьбе с организованной преступностью. Он получит повышение, Люда сразу и навсегда перестанет жаловаться на вечное безденежье и бездарность мужа, не умеющего брать взяток.

Обведенный на бумаге след был невероятно велик. Под него подходил ботинок сорок восьмого, а может, и сорок девятого размера. Обладатель такой ноги должен превышать два метра в высоту, и намного превышать. А как известно, в поселке нет ни одного гиганта, вряд ли такой есть в самих Мытищах. Здравый смысл подсказывал Толику, что двухметровые люди никогда не идут в грабители и охотники за видиками. Значит, за делом об убийстве писателя Спольникова может скрываться тайна и драматические события, которые прославят Голицына Анатолия Васильевича. Поэтому уверения Толика, что за убийством Сергея стоит простое ограбление, были маскировкой, камуфляжем, туманом, который он сознательно напускал перед свидетелями, чтобы никто не догадался о действительных мыслях и надеждах оперуполномоченного из поселка Челушинский.

Теперь следовало ждать, когда же из небытия возникнет гигант в ботинках сорок девятого размера. И тщательно вести следствие, никому не показывая, каким оно может стать сенсационным!

А пока пускай все думают, что случайный грабитель с пистолетом в кармане залез за легкой добычей и пристрелил дачника. Пускай думают...

Толик, который любил предавать бумаге свои надежды, правда, в зашифрованном виде, написал перед отпечатком следа: «Дело о гигантской ступне». Так было лучше.

Теперь следовало выяснить, кто знает такого баскетболиста и кто видел гиганта в районе Челушинской прошлой ночью...

Пока Толик подводил итоги первых часов расследования, Лидочка с Женей томились на раскаленной платформе. К счастью, электричка пришла почти пустая – кто едет в Москву в четыре часа пополудни в понедельник?

Усевшись у окна, Лидочка видела, как Женя прошел несколько шагов следом за тронувшимся поездом и вскоре отстал.

Глава 3

Приехав домой и приняв душ, Лидочка долго сидела перед телефоном, прежде чем решилась взять трубку. Одно дело, если умер знакомый и тебе звонят другие знакомые, а ты звонишь третьим – это все ужасно, это несправедливо, но об этом можно говорить, ты лишь посредник. Теперь Лидочке, пожалуй, впервые в жизни, пришлось выступать в роли гонца несчастья.

Ей предстояло сообщить о смерти Сергея двум женщинам.

Поэтому Лидочка выбрала первым звонком тот, который ей самой грозил меньшей душевной болью.

Она позвонила Нине.

Нина была в школе. У нее шел урок.

Конечно, можно было вызвать ее с урока – благо, к телефону подошел кто-то молодой и вежливый. Но Лидочке показалось нетактичным сообщать Нине: «Я не могла дождаться звонка с урока, так спешила поставить тебя в известность!».

Она попросила, чтобы Нина Абрамовна, как вернется с урока, срочно позвонила ей, и оставила свой телефон. Она знает. Лидия Кирилловна, вот именно.

Конечно, за пятнадцать минут, пока кончится урок, можно было бы позвонить и Лизе Корф, но Лидочка предпочла все же пойти на кухню, сварить себе кофе, сделать бутерброд... Было уже не так жарко. Шел шестой час, солнце ушло за крыши высоких домов напротив, душ освежил Лидочку. Впрочем, она сейчас даже не ощущала жары – ее колотила мелкая нервная дрожь.

Вдруг она вспомнила, что надо сделать еще звонок – Марине Котовой. Он по крайней мере не грозил быть таким внутренне трагическим – для Марины смерть Сергея будет горем, большим, но, дай бог, не личным. Ее горе сравнимо с горем Лидочки: исчезновение из жизни собеседника, товарища, будучи утратой, не изменяет кардинально твою собственную жизнь. Для Нины или Лизы Корф потеря Сергея означала потерю части самой себя.

Но Лидочка зря убаюкивала себя, полагая, что Марина воспримет смерть своего автора просто как печальную новость. Поэтому она не стала готовить Марину к известию – ведь нельзя подготовить к вести о смерти так, чтобы она стала менее печальна.

– Марина, – сказала Лидочка, – ты прости, пожалуйста, что я тебя беспокою, но Сергея сегодня ночью убили.

Марина поверила сразу. Как будто она ждала такой новости.

– Боже, – сказала она упавшим голосом, – это слишком ужасно. – И повесила трубку. А может быть, выронила ее.

И тут же телефон затрещал.

– Нас разъединили, – автоматически сказала Лидочка, полагая что это Марина.

Звонила, однако, Нина Абрамовна.

– Здравствуйте, – сказала она. – Что случилось? Только, пожалуйста, не рассусоливайте, я тороплюсь.

Лидочке захотелось огрызнуться – бывает же такая безапелляционность, которая вызывает ответную агрессию. Но Лидочка взяла себя в руки.

– Нина Абрамовна, простите...

– Лидия Кирилловна, – оборвала ее Нина. – У меня считанные минуты. Я должна подготовиться к следующему уроку.

– Убили Сергея Романовича, – послушно сказала Лидочка.

– Чепуха, – ответила Нина Абрамовна. – Таких, как он, не убивают. Это сердечный приступ. Сережа всегда страдал аритмией.

– Господи, – вскрикнула Лидочка. – Я же вам правду говорю! Какой-то бандит забрался в дом к Сергею и убил его.

– Куда его повезли? – спросила после паузы Нины, опустив приличествующие случаю слова. – В какой морг?

– Не знаю, – сказала Лидочка, понимая, какую глупость она совершила, не спросив об этом у Толика. – Но у меня есть телефон милиции, которая расследует это дело.

– Вы будете у себя? – спросила Нина Абрамовна.

– Да.

– Тогда будьте любезны, узнайте, в какой морг повезли Сережу. А я должна идти на урок. Какими бы ни были мои переживания, окружающие не должны страдать.

– Я буду дома, – повторила Лидочка. Снова зазвучали короткие гудки.

Получалось как-то неладно. Никто не собирался снять с Лидочки груз. Обе, знавшие Сергея женщины, разговаривать не стали.

Оставалась Лиза Корф.

Сколько же они не виделись? Кажется, года три – тогда они встретились в Ялте. И встречались ежедневно в течение недели. Все было мило и ни к чему не обязывало. Лиза ездила туда каждый год, у нее был как бы свой дом в Гурзуфе, где с тебя берут денег больше, чем со случайного постояльца, и к тому же зимой присылают к тебе в Москву переночевать проезжающего через Москву дальнего родственника с двумя детьми. Сергей был там на конференции, Лидочка вырвалась из института на две недельки отдохнуть, а Андрей Берестов копал неподалеку. Сергей ходил за кумысом, вечером все вместе отправлялись в открытый кинотеатр в парке. Даша была длинноногой, нескладной, рыжей, конопатой девочкой, которая никак не могла превратиться в женщину, отчего была капризна, излишне смешлива и склонна к домашнему хамству.

– Лиза? – спросила Лидочка и, не дождавшись ответа, сказала: – Это Лидия Кирилловна! Лиза, вы должны помнить меня, мы вместе отдыхали в Гурзуфе. Вы помните?

– Да, – ответил женский голос, – я помню. Только я Даша.

Даша не успела, не сообразила сказать, что мамы нет дома. Она только собралась это сказать, как Лидочка, продолжая уже готовый текст, быстро произнесла:

– Я звоню, чтобы сказать, что убили Сергея, Сергея Романовича, ты его должна знать... – Ну что же я несу? Дашка называла его Сережей, они были с ним дружнее, чем с прочими взрослыми, вместе уплывали далеко в море. А Лиза оставалась на гальке и все тянула шею, стараясь угадать их в волнах.

– Даша, ты меня слышишь, ты сможешь передать маме? Я там случайно оказалась.

Даша молчала, не переспрашивала и не прерывала Лидочку.

В трубке было тихо. Только замолчав, потому что не знала, что сказать далее, Лидочка поняла, что Даша плачет. Плачет беззвучно, даже не всхлипывая, и Лидочка сразу вспомнила, как Даша плакала в Ялте: лицо ее бледнело, становилось неподвижным, на нем выступали веснушки, дрожали губы и большие слезы скатывались по щекам.

– Даша, прости, – сказала Лидочка. – Наверное, я не так сказала...

Опять я виновата? Лучше бы я вчера не ездила туда!

Даша молчала.

Потом повесила трубку.

Такая вот была у всех манера – выслушать сообщение и повесить трубку.

Лидочка, не сердись, сказала она себе. У людей шок, они не могут осознать смерть Сергея: особенно смерть насильственную... только не говори, что таких не убивают.

Лидочка пошла на кухню, налила себе еще кофе, хотелось закурить, но ведь мы бросили курить окончательно? Телефон зазвонил снова.

– Простите, Лидия Кирилловна, – сказала Даша. – Я просто ничего не соображаю. И мамы нет. Я буквально в оцепенении...

– Не надо, – сказала Лидочка. – Я все понимаю. Ты хочешь знать, как это случилось?

– Это правда, да? Может, вам неправильно сказали?

– К сожалению, правда.

Голос у Даши был другим, низким, словно вовсе не с ней Лидочка говорила несколько минут назад. Даша покорно вздохнула.

– Это случилось ночью, – сказала Лидочка. – Мы вечером были у Сергея в гостях, а сегодня собирались пойти купаться. Ждали, ждали, его нет, мы с Глущенками пошли к нему. А там милиция...

Даша хмыкала, как бы соглашаясь со словами Лидочки. Потом откашлялась. Лидочка продолжила:

– Кто-то застрелил его. Наверное, из пистолета. Говорят, что грабитель.

– Из пистолета? – Даша была поражена. – Этого быть не может!

– Да, конечно это странно, так бывает с банкирами, но милиция считает, что грабитель лез за видео, а Сергей его спугнул.

– Лез с пистолетом?

Даша перестала слушать ее, всегда чувствуешь, когда человек перестает тебя слушать.

– Пистолет пока не нашли, – сказала Лидочка и осеклась.

– Большое спасибо, – сказала Даша, – только мне нехорошо, я вам потом позвоню, хорошо? Или мама позвонит. Она скоро придет. Я ей сама расскажу. И потом мы вам позвоним.

Лидочка ненавидела телефон. Сейчас телефон зазвонит снова, и снова придется обжигаться о чужое горе. О горе Даши... Но помимо горя было и другое – какое-то дополнительное знание, понимание причин и обстоятельств смерти, понятное только самой Даше.

Телефон заверещал.

Это была Марина Котова.

– Ты извини, – сказала она, – что я трубку кинула. Это от неожиданности. Понимаешь, для меня Сергей – это нечто постоянное, почти вечное. Другие люди могут умирать, уходить, болеть, а с ним ничего не случалось. Я прямо оторопела от твоих слов. Это ничего, что я тебе звоню?

– Ничего, – сказала Лидочка.

– У меня ведь его рукопись. Он всю жизнь писал только популярные книжки, ты же знаешь. И вот почувствовал себя созревшим для прозы. Это редко бывает с популяризаторами. Они не могут вырваться из своей шкуры. А вот Сергей смог. Честное слово, он написал неожиданную вещь! И я добьюсь, что она увидит свет. Знаешь, как бывает – нет человека, нет проблем. Но я обязательно добьюсь, чтобы роман вышел. Это дело чести.

Каждый кулик хвалит свое болото, подумала Лидочка. И Марина, хоть и опечалена смертью Сергея, видит его и понимает сквозь призму романа, который уже не имеет смысла для Сергея, если сам он погиб. Теперь роман остался реальностью лишь для его редактора, для Марины. Вот этим она и обеспокоена. А потому сама смерть Сергея – это вторично, это не так важно, если есть Произведение... Может, я несправедлива к ней, может, она действительно взволнована смертью Сергея...

– А как это случилось? – спросила Марина. – Мне страшно спрашивать. Ведь, кажется, только-только попрощались, правда?

– Правда. Его убили из пистолета. Грабитель забрался в дом, окно было открыто, он видео...

Я уже твержу заученный текст, как нищенка в метро.

– Господи! – воскликнула Марина. – Из-за жалкого видео убить такого человека! Ты не представляешь, какая это была светлая голова! Ты не представляешь... – Марина всхлипнула. Лидочка ждала, пока она заговорит снова.

– Ты продолжай, – произнесла, наконец, Марина. – Забрался в дом и выстрелил. А что, разве никто не слышал, не видел?

– Это было в два часа ночи, – сказала Лидочка. – Соседка говорит, что проснулась от выстрела, но не догадалась в тот момент, что это был выстрел. Ты знаешь – участок угловой – с двух сторон улица, а соседний сад Ольги отделен сараями и деревьями.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.