Барраяр - Мирные действия

      Граф с графиней снова обменялись одним из этих Телепатических Взглядов. Это чрезвычайно раздражало. Майлза корежило от зависти.
      Он собрал изодранные клочки своего достоинства и встал. – Извините. Мне надо идти… полить растение.
      Ему пришлось полчаса блуждать в темноте по пустому, покрытому коркой саду, чтобы просто найти эту проклятую штуку. Вода из кружки стекала по его дрожащим пальцам. Укоренившийся скеллитум в своем горшке выглядел вполне крепким, но здесь он смотрелся потерянным и одиноким: клочок жизни размером с большой палец посреди целого акра бесплодия. И выглядел он каким-то опасно обмякшим. Завял? Майлз вылил на растение целую кружку; вода образовала в красноватой почве темное пятно, слишком быстро высыхающее и исчезающее.
      Он попробовал вообразить эту штуку полностью выросшей, пятиметровой высоты – ствол, размером и формой похожий на тело борца сумо, и ветки-усики, характерными спиральными кривыми пронизывающие пространство вокруг. Потом представил себя самого в сорок пять или пятьдесят лет – ему нужно будет дожить до таких лет, чтобы застать эту картинку. Будет ли он тогда затворником, вздорным холостяком, эксцентричным, сморщенным инвалидом, за которым присматривают только изнывающие от скуки оруженосцы? Или гордым, хоть и замотанным, отцом семейства, на руку которого опирается безмятежная, изящная, темноволосая женщина, а за ними следуют полдюжины гиперактивных детишек? Возможно… возможно, гиперактивность можно приглушить генной коррекцией, хотя он уверен, что родители обвинят его в обмане…
       Уничижение…
      Он вернулся в дом, в свой кабинет, и принялся перебирать дюжину вариантов, пытаясь продемонстрировать самое чертовское уничижение, какое когда-нибудь видел свет.

Глава 11

      Карин перегнулась через перила крыльца и беспокойно уставилась на плотно зашторенные окна на светлом выложенном мозаикой фасаде дома лорда Аудитора Фортица.
      – Может, никого и дома нет.
      – Я же говорила, что нужно позвонить, прежде чем сюда ехать – вставила бесполезное замечание Марсия. Но тут изнутри раздался топот быстрых шагов – разумеется, не госпожи Фортиц – и дверь резко распахнулась.
      – О, привет, Карин, – сказал Никки. – Привет, Марсия.
      – Здравствуй, Никки, – ответила Марсия. —Твоя мама дома?
      – Да, она в заднем дворике. Хотите ее видеть?
      – Да, пожалуйста. Если она не слишком занята.
      – Не. Она просто в саду возится. Идите туда. – Он радушно махнул рукой куда-то в сторону задней части дома и затопал к себе наверх.
      Стараясь не чувствовать себя незванным нарушителем частной собственности, Карин повела сестру через холл, кухню и черный ход. Катерина стояла на коленях у высокой цветочной клумбы и выпалывала сорняки. Выбракованные растения лежали возле нее на тропинке рядами, словно казненные заключенные, съежившись на вечернем солнце. Незанятой рукой Катерина швырнула еще один зеленый трупик в ряд к остальным. Выглядит успокаивающе. Карин пожалела, что у неенет прямо сейчас под рукой кого-нибудь, кого можно было бы прикончить. Кроме Марсии.
      Заслышав их шаги, Катерина подняла глаза, и призрак улыбки осветил ее бледное лицо. Она воткнула совок в почву и поднялась на ноги. – О, здравствуйте.
      – Привет, Катерина. – Карин не хотела вот так прямо переходить к цели их визита и добавила, поведя рукой, – Это так мило. – Увитые виноградной лозой деревья и стены превращали садик в уединенную беседку в самом сердце города.
      Катерина проследила за направлением ее взгляда. – Я сама это спроектировала – было у меня такое хобби много лет назад, когда я была студенткой и жила здесь. Тетя Фортиц все более или менее сохранила. Кое-что я бы теперь сделала по-другому… Во всяком случае, – указала она на изящный садовый столик и стулья из кованного железа, – почему бы вам не присесть?
      Марсия воспользовалась приглашением, села и с деланным вздохом оперлась подбородком на руку.
      – Не хотите чего-нибудь попить? Чаю?
      – Спасибо, – сказала Карин, тоже садясь. – Спасибо, не надо. – В этом доме не было слуг, которых можно было бы послать на кухню с подобным поручением; Катерине пришлось бы самой туда пойти и приготовить все своими собственными руками. А сестры вынуждены были бы гадать, следовать ли им приличиям простолюдинов – пойти всем вместе ей помочь, – или правилам обнищавших высших форов – сидеть, ждать и притворяться, будто они не заметили, что в доме нет прислуги. А кроме того, они только что поели, и обед этот, который Карин едва поклевала, камнем лежал у нее в желудке.
      Карин подождала, пока Катерина не сядет, и отважилась осторожно спросить: – Я просто забежала выяснить… То есть я хотела узнать, не слышала ли ты чего-нибудь из… из Дома Форкосиганов?
      Катерина напряглась. – Нет. А должна была?
      – О, – Как, этот маньяк Майлз еще не успел подольститься к ней? Карин воображала, что тот уже на следующее утро окажется возле Катерины, как безумный сплетая сети доказательств в попытке исправить то, что было разрушено. Не то чтобы Майлз настолько неотразим – она сама, например, вполне могла сопротивляться его обаянию, по крайней мере в «романтическом» смысле, да и он сам никогда не удостаивал ее своего непосредственного внимания. Но ей в жизни не встречалось более непреклонногочеловека. Что же он делал все это время? Ее беспокойство возросло.
      – Я думала… я надеялась… видишь ли, я ужасно волнуюсь за Марка. Прошло почти два дня. Я надеялась, ты могла… слышать что-нибудь.
      Лицо Катерины смягчилось. – О, Марк. Конечно. Нет. Мне жаль.
      Никто должным образом не беспокоится о Марке. Никто не видит хрупкость и трещины его с трудом построенной личности. На него невыносимо давят, спрашивают с него так, будто это Майлз, и думают, что он никогда не сломается…
      – Мои родители запретили мне звонить кому бы то ни было в особняк Форкосиганов или заходить туда, и все прочее в этом роде, – сквозь зубы объяснила Карин. – Они потребовали от меня дать им слово и только тогда позволили мне просто выйти из дому. И тонавязали мне шпика, – она мотнула головой в сторону Марсии, ответившей почти такой же неприветливостью.
      – Стать твоим телохранителем – это не была мояидея, – возразила Марсия. – У меня что, было право голоса? Нет.
      – Па и Мама – особенно Па – мыслят, словно живут в Период Изоляции. Это просто сумасшествие. Сперва говорят, что тебе надо расти, а когда ты наконец вырастаешь, то пытаются заставить тебя остановиться. И снова сделаться меньше. Как будто они хотят меня навсегда заморозить в криокамере в двенадцатилетнем возрасте. Или запихнуть обратно в репликатор и завинтить крышку. – Карин прикусила губу. – А я туда больше не влезаю, благодарюпокорно.
      – Ну, – сказала Катерина, с оттенком насмешливого сочувствия в голосе, – по крайней мере там ты будешь в безопасности. Родительское искушение так поступить мне понятно.
      – Знаешь, ты сама себе хуже делаешь, – по-сестрински покритиковала Марсия. – Если бы ты не продолжала себя вести словно сумасшедшая, каких на чердаке запирают, то, держу пари, они были бы совсем не такими суровыми.
      Карин оскалилась на Марсию.
      – В этом есть кое-что в обоих смыслах, – мягко сказала Катерина. – Самый верный способ заставить кого-то вести себя, словно ребенок – это обращаться с ним, как с ребенком. Это приводит в такое бешенство. Мне потребовалось много времени, чтобы научиться избегать этой ловушки.
      – Да, именно так, – горячо выпалила Карин. – Ты понимаешь! Так… как ты заставила их прекратить?
      – Вообще говоря, невозможно заставить их – кто бы ни были в твоем случае эти они– сделать что-то, – медленно проговорила Катерина. – Взрослая жизнь – не награда, которую тебе вручают за то, что ты хорошая девочка. Можно потратить впустую… годы, пытаясь добиться уважения к себе, как добиваются продвижения по службе или повышения жалования. Только делай все как надо, только будь достаточно хорошей. Нет. Ты должна это просто… взять. Добыть сама. Скажи «Жаль, что вы так считаете» и уходи. Но это тяжело. – Катерина не сводила взгляда со своих рук, лежащих на коленях и машинально стряхивавших налипшую землю. Она подняла взгляд и вымученно улыбнулась. Карин почувствовала странный холод. Порой в Катерине ее пугала не только сдержанность. Эта женщина спускалась все ниже и ниже, к самому центру мира. Карин могла поспорить, что даже Майлз не мог бы ее свернуть с этого пути по своему желанию и прихоти.
       Насколько же тяжело уйти?
      – Похоже, им вот столькоосталось до того, чтобы подтолкнуть меня к подобному решению, – она развела на несколько миллиметров большой и указательный пальцы, – раз они говорят мне, что я должна выбрать между моей семьей и возлюбленным. Я пугаюсь, я злюсь. Почему я не могу сохранить и то, и другое? Что, «хорошего понемножку», или как? Уж не говоря о том, что бедняга Марк будет себя чувствовать ужасно виноватым – он знает, как много для меня значит моя семья. Семья – это то, чего он был лишен в детстве, и он втайне романтизирует ее.
      Она положила руки на стол и принялась беспокойно барабанить пальцами по столешнице. – Все снова возвращается к этим проклятым деньгам. Если бы я была вправдувзрослой, я бы сама зарабатывала. И я могла бы уйти, и они бы это знали бы, и им пришлось бы отступить. Они думают, что поймали меня.
      – А, – едва слышно произнесла Катерина. – Деньги. Это очень существенно.
      – Мама обвиняет меня, что я думаю только сегодняшним днем, но как раз я этого не делаю! Проект с масляными жуками… это словно снова вернуться в школу, ограничить себя в чем-то сегодня, чтобы потом получить действительно крупную прибыль. Я проштудировала анализ, который сделали Марк с Циписом. По этой схеме не получишь быстрых денег. Но получишь большие. Па и Мама даже догадаться не могут, насколько большие. Они воображают, что я потратила все это время на шашни с Марком, а я работала на убой и точнознаю – зачем. А пока что я вложила более чем месячное жалование в акции предприятия, которое ведется в подвалах дома Форкосиганов, и не знаю, что там происходит! – она стиснула край стола так, что костяшки пальцев побелели; ей пришлось замолчать, чтобы набрать воздуху.
      – Полагаю, вестей от доктора Боргоса у тебя тоже не было? – осторожно спросила Катерину Марсия. – Да ведь… нет.
      – Мне его жаль. Он так старался понравиться. Надеюсь, на самом деле Майлз не намеревался убить всех его жуков.
      – Угрозы Майлза никогда не относились ко всемжукам, – указала Карин. – Только к сбежавшим. На мой вкус, лучше бы Майлз его придушил. Жаль, что ты заставили его остановиться, Катерина.
      – Я?! – Катерина смущенно улыбнулась.
      – Что, Карин, – насмехалась Марсия, – лишь за то, что этот человек рассказал всем, как ты гетеросексуальна… в практическом смысле? Знаешь, ты не очень-то воспользовалась всем богатством возможностей Беты. Стоило тебе в последние несколько недель обронить пару намеков, и мама с папой просто пали бы к твоим ногам в благодарность за то, что ты лишь заигрывала с Марком. Хотя твои вкусы в отношении мужчин меня удивляют.
       Марсия ничего не знает про то, какими возможностями я воспользовалась на Бете, и это мне не повредит,твердо решила Карин. – Или они бы вправду заперли меня на чердаке.
      Марсия отмахнулась. – Доктора Боргоса достаточно запугали. Это просто несправедливо – бросить нормального человека в Доме Форкосиганов в компании этих Нечаянных Братцев и в самом деле ждать, что он справится.
      – Что за Нечаянные Братцы? – переспросила Катерина.
      Карин уже это слышала, поэтому просто скорчила гримасу – большего эта острота не заслуживала.
      – Гм, – Марсии хватило такта прикинуться смущенной. – Шутка носится в воздухе. Мне ее пересказал Айвен. – Катерина по-прежнему не сводила с нее непонимающего взгляда, и она неохотно добавила. – Ну, знаешь – Толстый и Тощий.
      – О, – Катерина не засмеялась, хоть мимолетно и улыбнулась. Похоже, она переваривала эту пикантную новость, будучи не совсем уверенной в том, нравится ли ей ее привкус.
      – А ты думаешь, Энрике нормальный? – наморщив нос, спросила Карин сестру.
      – Ну … по крайней мере он отличается от этой разновидности лейтенантов Фор-Я-божий-дар-для-женщин, с какими мы обычно сталкиваемся в Форбарр-Султане. Он не зажимает тебя в угол, безостановочно рассказывая про военную историю и артиллерию. Вместо этого он зажимает тебя в угол и бесконечно треплется о биологии. Кто знает? Из него можно было бы сделать хорошего мужа.
      – Да, если только его жена будет не против прикинуться масляным жуком, чтобы заманить его в постель, – подпустила шпильку Карин. Изобразив двумя пальцами антенны, она пошевелила ими перед лицом Марсии.
      Марсия захихикала, но ответила, – Думаю, мужчине такого рода нужна энергичная жена, чтобы у него оставалась возможность работать в своей лаборатории по четырнадцать часов в сутки.
      Карин фыркнула. – Лучше бы она немедленно взяла контроль в свои руки. Хоть у Энрике идеи по биотехнологии появляются так же легко, как котята у кошки Царапки, будь практически уверена: какую бы выгоду они из них ни извлек, он ее упустит.
      – Думаешь, он слишком доверчив? И все достается другим?
      – Нет, просто слишком увлечен. Хотя в конечном счете это то же самое.
      Катерина вздохнула, уставившись вдаль. – Хотела бы я уметь проработать хоть четыре часа подряд, чтобы меня не захлестнул хаос.
      – О, – сказала Марсия, – но ты – другая. Ты одна из людей, умеющих извлекать на свет божий невероятные вещи. – Она оглядела крошечный, безмятежный сад. – Зря ты себя тратишь на домашнее хозяйство. Ты создана для исследовательской работы.
      Катерина криво улыбнулась. – Хочешь сказать, что мне нужно не выйти замуж, а жениться? Ну, по крайней мере это слегкаотличается от советов моей невестки.
      – Поезжай на Колонию Бета, – посоветовала Карин с меланхоличным вздохом.
      На этой примечательной мысли беседа на некоторое время замерла. Эхо приглушенного городского шума гуляло между каменных стен дома и садика; косые лучи заходящего солнца легли на траву, и стол накрыла прохладная тень раннего вечера.
      – Эти жуки и вправду совершенно отвратительные, – произнесла Марсия спустя какое-то время. – Никто в здравом уме их в жизни не купит.
      Карин нахохлилась – этот обескураживающий довод был известен ей уже давно. Жуки делали то, для чего их создали – даже слишком. Жучиное масло – продукт высоких технологий – было практически идеальной разновидностью продовольствия. На него долженсуществовать спрос. Но люди так предвзяты…
      Легкая улыбка изогнула губы Марсии, и она добавила, – Хотя коричневый с серебром был просто превосходен. Я думала, Пим сейчас взорвется.
      – Если бы я только знала, что Энрике собирается сделать, – сокрушалась Карин. – Я могла бы остановить его. Он что-то там бормотал про сюрприз, но я не уделила его словам достаточно внимания… я и не знала, что он может сотворить с жуками такое.
      – А вот я могла бы догадаться, если бы дала себе труд подумать, – сказала Катерина. – Я просмотрела его диссертацию. Истинное ноу-хау – лишь в наборе микроорганизмов. – Марсия удивленно подняла брови, и Катерина разъяснила, – Именно массив искусственно сконструированных микроорганизмов в кишечнике жуков перерабатывает то, что эти жуки едят, в… ну, на самом деле в то, что заложил в них разработчик. У Энрике есть множество идей для будущих проектов, помимо еды, – в том числе сумасбродная мысль ликвидировать с их помощью радиационное загрязнение окружающей среды, а такая перспектива заинтересоовала бы… ладно, неважно. Так или иначе, здесь самый тонкий момент – сохранение сбалансированной ( настроенной, как ее называет Энрике) микробной экологии. А жуки – только самовоспроизводящаяся и самодвижущаяся тара для микробного комплекса. Эта форма наполовину случайна. Энрике просто взял наиболее эффективные функциональные элементы от десятка видов насекомых, не обращая никакого внимания на эстетику.
      – Почти наверняка, – Карин медленно опустилась на стул. – Катерина… ты-тона эстетику обращаешь внимание.
      – Ну, в чем-то да, – махнула рукой Катерина.
      – Да, именно так. Твои волосы всегда уложены. Ты одета всегда лучше прочих, хотя не думаю, что ты тратишь на наряды много денег.
      Катерина кивнула головой, грустно соглашаясь.
      – Думаю, у тебя есть то, что леди Элис называет безошибочным вкусом, – продолжала Карин все более энергично. – Стоит только посмотреть на этот сад. Марк… Марк делает деньги и заключает контракты. Майлз разрабатывает стратегию с тактикой и завлекает в свои проекты других, чтобы они делали то, что он хочет, – ну, пожалуй, это ему удается не всегда: стоило упомянуть его имя, и Катерина сжала губы. Карин поспешила продолжить. – Я все еще не выяснила, что сама умею делать лучше всего. Но ты… ты творишь красоту. И я на самом деле этому завидую.
      Катерина, казалось, была тронута. – Спасибо, Карин. Но на самом деле это всего лишь…
      Карин пресекла ее самокритику. – Нет, послушай, это важно. Как думаешь, могла бы ты сделать симпатичногомасляного жука? Или, скорее, сделать этихжуков симпатичными?
      – Я же не генетик…
      – Я не в этом смысле. Я хочу сказать: не могла бы ты придумать, как бы изменить этих жуков так, чтобы при взгляде на них людям не хотелось бы расстаться со своим завтраком? А Энрике бы это осуществил.
      Катерина откинулсь на спинку стула. Ее брови сошлись к переносице, глаза загорелись сосредоточенностью. – Ну… явно можно изменить цвет жуков и разукрасить их поверхность. Это должно быть довольно тривиальной задачей, если судить по скорости, с какой Энрике создал… гм… форкосигановских жуков. Нельзя прибегать к фундаментальным модификациям структуры кишечника, жевательного аппарата и всего такого, но крылья с надкрыльями уже нефункциональны. Наверное, их можно менять как угодно.
      – Да? Давай дальше.
      – Цвета – их можно было бы поискать в природе, чтобы соблюсти биологическую привлекательность. Птицы, животные, цветы… огонь…
      – Ты можешькое о чем таком подумать?
      – Я экспромтом могу выдать дюжину идей. – Она скривила губы. – Нет, это выглядит слишком простым. Что с ними ни сделай, они все равно станут лучше, чем сейчас.
      – Нужно их не просто изменить. Нужно нечто великолепное.
      – Великолепный масляный жук, – едва заметное удовольствие заставило ее губы приоткрыться, а глаза – впервые за этот разговор – вспыхнуть неподдельной радостью. – Вот теперь этоуже вызов.
      – О, ты ведь можешь? Ты хочешь? Пожалуйста! Я – акционер, и у меня не меньше права тебя нанять, чем у Марка или у Энрике. В смысле – качественноне меньше.
      – О боже, Карин, ты не должна мне платить…
      –  Никогда, – страстно произнесла Карин, – и никому не говори, что тебе не нужно платы. За что платят, то ценят. А что достается бесплатно, считается само собой разумеющимся; и затем этого от тебя начинают требовать. Вытяни из них полную рыночную цену. – Она заколебалась, затем добавила с тревогой, – Ты ведь согласишься на акции, да? Матушка Кости согласилась, когда консультировала нас по развитию продукта.
      – Надо сказать, мороженое из жучиного масла у Матушки Кости получилось на славу, – признала Марсия. – И паста для намазывания на хлеб тоже неплохо вышла. Я полагала, это чеснок. Пока не задумаешься, откуда берется исходный материал.
      – А что, тебе случается задуматься, из чего получают настоящее масло и мороженое? И мясо, и ливерную колбасу, и…
      – Гарантирую, что говяжье филе, которое мы ели тем вечером, вышло из хорошего, чистого автоклава. Тетя Корделия не допустила бы в доме Форкосиганов чего-то иного.
      Карин раздраженно отмахнулась. – Как много времени тебе нужно на обдумывание, Катерина? – спросила она.
      – Не знаю… полагаю, нужен день-два на предварительные эскизы. Но, конечно, нам нужно бы встретиться с Энрике и Марком.
      – Я не могу пойти в особняк Форкосиганов, – обмякла Карин. Затем она снова выпрямилась. – А не могли бы мы встретиться здесь?
      Катерина поглядела на Марсию, затем снова на Карин. – Я не могу выступать против ваших родителей или действовать у них за спиной. Но мы занимаемся вполне приемлемым делом. Если они дадут разрешение, мы все можем устроить встречу здесь.
      – Может быть, – сказала Карин. – Может. Если у них будет день-два, чтобы успокиться… Как последний вариант, вы могли бы встретиться с Марком и Энрике без меня. Но я хочу быть здесь, если у меня будет такая возможность. Если повезет, я смогу им протолкнуть эту идею. – Она протянула Катерине руку. – Договорились?
      Развеселившаяся Катерина вытерла испачканную землей ладонь о подол юбки, перегнулась через стол и пожала протянутую ей руку, заключая договор. – Очень хорошо.
      Марсия возразила: – Знаешь, если Па и мама узнают, что здесь будет Марк, они просто достанут меня обязанностью ходить за тобой по пятам.
      – Так самаи убеди их, что в твоем присутствии нет необходимости. А то это смахивает на оскорбление.
      Марсия показала сестре язык, но все же пожала плечами в неохотном согласии.
      Сквозь открытое окно кухни донесся звук голосов и шаги; Карин подняла глаза: может, это вернулись Катеринины тетя с дядей? И, возможно, кто-то из нихслышал что-нибудь от Майлза или от тети Корделии или… Но, к ее удивлению, в дверь вслед за Никки вошел, склонив голову, оруженосец Пим, в полной ливрее Дома Форкосиганов, такой аккуратный и блестящий, как будто был готов предстать на графский смотр.
      – … этого я не знаю, Никки, – продолжал он. – Но мы будем рады видеть тебя у нас в гостях, и ты можешь прийти поиграть с моим сыном Артуром, когда захочешь. На самом деле, он о тебе вчера вечером уже спрашивал.
      – Мама, мама! – Никки бросился к садовому столику. – Посмотри, Пим пришел!
      Выражение лица Катерины моментально сделалось непроницаемым – словно захлопнулись ставни. С крайней осторожностью она поглядела на Пима.
      – Добрый день, оруженосец, – произнесла она абсолютно нейтральным тоном. Она перевела взгляд на сына. – Спасибо, Никки. Пожалуйста, пойди теперь займись своими делами.
      Никки неохотно ушел, бросая взгляды через плечо. Катерина ждала.
      Пим прочистил горло, неуверенно ей улыбнулся и отдал нечто вроде полу-приветствия.
      – Добрый вечер, госпожа Форсуассон. Надеюсь, вы в добром здравии. – Его пристальный взгляд переместился на сестер Куделок; он приветствовал их учтивым, даже преувеличенно тщательным, поклоном. – Здравствуйте, мисс Марсия, мисс Карин. Я… не ожидал встретить вас. – Он выглядел так, будто ему пришлось импровизировать, на ходу меняя заранее отрепетированную речь.
      Карин отчаянно хотелось бы знать, нельзя ли ей притвориться, что запрет говорить с любым человеком из дома Форкосиганов применим только непосредственно к членам семьи, но не к оруженосцам. Она тоскливо улыбнулась Пиму в ответ. Может, онмог бы поговорить с ней? Во всяком случае, ее родители не навязали – просто не могли – свое параноидное правило кому-то, кроме нее. Но, помолчав, Пим только покачал головой и снова направил внимание на Катерину.
      Из внутреннего кармана кителя Пим извлек толстый конверт. Плотная желтоватая бумага была запечатана оттиском с гербом Форкосиганов – точно таким же, как рисунок на спинках масляных жуков, – и надписана от руки четким, квадратным почерком; на конверте было только два слова – Госпоже Форсуассон.
      – Мадам, лорд Форкосиган отправил меня отдать это в ваши руки. Он велел передать, что приносит извинения за то, что тянул так долго. Видите ли, это все из-за канализации. Ну, именно этого милордне говорил, но когда в доме случается катастрофа, все делается не вовремя. – он с беспокойством разглядывал ее лицо, ожидая, как она отреагирует на его слова.
      Катерина приняла конверт и уставилась на него так, будто там могла быть взрывчатка.
      Пим сделал шаг назад и отдал ей крайне официальный поклон. Целую секунду все молчали, затем он снова откозырял ей и произнес: – Извините за вторжение, мадам. Я просто зашел к вам на минуту. Благодарю Вас. – Он развернулся на месте.
      – Пим! – Его имя, сорвавшееся с губ Карин, прозвучало почти воплем; Пим, дернувшись, повернулся обратно. – Не смейте просто так уходить! Что там происходит?
      – Ты не нарушаешь своего слова? – абсолютно бесстрастно спросила Марсия.
      – Хорошо, хорошо! Тогда тыего спроси!
      – О, очень хорошо. – С демонстративным вздохом Марсия повернулась к Пиму. – Ну, расскажите мне, Пим, что же там случилось с канализацией?
      – Меня не волнуют трубы! – закричала Карин. – Я волнуюсь за Марка! И за мои акции.
      – Да? Мама и Па сказали, что тебенельзя разговаривать ни с кем из дома Форкосиганов, так что тебе не повезло. Яхочу узнать про канализацию.
      Осознав смысл сказанного, Пим приподнял бровь, и его глаза на мгновение вспыхнули. Голосом, полным некоей благочестивой невинности, он произнес: – В высшей степени жаль слышать это, мисс Карин. Я верю, что коммодор очень скоро разберется в этом вопросе и снимет с нас карантин. Так вот, милордсказал мне, что именно я не долженделать: слоняться здесь; беспокоить госпожу Форсуассон какими-либо неуклюжими попытками наладить отношения; приставать к ней, предлагая подождать ответа, либо досаждать ей, пялясь на нее, пока она читает его записку. Это я цитирую его почти дословно. Но он никогда не приказывал мне не заговаривать с вами, юные леди, поскольку не мог предвидеть, что вы здесь окажетесь.
      – А-а, – произнесла Марсия тоном, источающим, с точки зрения Карин, омерзительное удовольствие, – так что вы можете говорить со мной и с Карин, но не с Катериной. А Карин может говорить с Катериной и со мной…
      – Не очень-то мне хочется говорить с тобой, – пробормотала Карин.
      – … но не с вами. Это делает меня единственным человеком среди присутствующих, который может говорить со всеми. Как это… мило. Расскажитемне о канализации, дорогой Пим. Только не говорите, что она снова засорилась.
      Катерина незаметно убрала конверт во внутренний карман жакета, оперлась локтем на подлокотник кресла, положила подбородок на руку и принялась слушать; между ее темных бровей пролегла складка.
      – Боюсь что так, мисс Марсия, – кивнул Пим. – Вчера поздно вечером доктор Боргос… – упоминая это имя, Пим поджал губы – … крайне спеша вернуться к поискам своей потерянной королевы, взял двухдневный урожай жучиного масла (приблизительно сорок-пятьдесят килограммов, как мы оценили впоследствии), уже начавший переполнять клетки – поскольку мисс Карин не смогла прийти и позаботиться об этих вещах должным образом – и вылил все через лабораторный слив в канализацию. Где это вещество попало в некие химическими условия, вызвавшие его… выпадение в осадок. Нечто вроде мягкого пластыря. Он полностью забил основной слив. Легко понять, что в доме, где живут более пятидесяти людей – включая и весь прибывший вчера штат вице-короля с супругой, и моих товарищей-оруженосцев с их семьями, – это практически сразу создало весьма тягостную критическую ситуацию.
      У Марсии не хватило такта сдержать смех. Пим выглядел просто чопорным.
      – Лорд Аудитор Форкосиган, – продолжал Пим, кинув на Катерину мгновенный взгляд из-под ресниц, – ранее уже имевший, по его словам, богатый армейский опыт работы с канализацией, тут же и без колебаний ответил на жалобные мольбы своей матери, организовав призыв и и отправившись в подвалы с избранным ударным отрядом, дабы разрешить это затруднение. Каковым отрядом в данном случае были мы с оруженосцем Ройсом.
      – Ваша храбрость и, гм, полезность изумляют меня, – подчеркнула Марсия, глядя на него со все большим интересом.
      Пим скромно пожал плечами. – Мы не могли с честью отказаться от необходимости пробираться по колено в жучином масле, древесных щепках и, э–э… прочих попадающих в канализацию веществах, раз уж возглавлявшему нашу процессию вся эта грязь пришлась по… гм… глубже, чем по колено. Но поскольку милорд точно знал, что делать, все на самом деле заняло у нас не очень много времени, и в доме все были весьма обрадованы. Однако из-за этой задержки я и доставил письмо госпоже Форсуассон позже – хотя намечал сделать это утром.
      – А что случилось с доктором Боргосом? – спросила Марсия, в то время как Карин, скрежеща зубами и стиснув руки, подпрыгивала на стуле.
      – Мое предложение – привязать его вверх ногами на подвальной стене, пока, гм, уровень жидкостине повысится – было весьма незаслуженно отвергнуто. Полагаю, что графиня просто имела с ним впоследствии небольшой разговор относительно того, какие вещества можно и нельзя безопасно сливать в трубы в особняке Форкосиганов. – Пим глубоко вздохнул. – Миледи слишком деликатна и любезна.
      Видимо, рассказ наконец-то подошел к концу, и Карин стукнула Марсию кулаком в плечо, прошипев: – Спроси его, как Марк.
      Пауза затянулась – Пим любезно ждал слов своего переводчика, – и Карин подумала, что, наверное, находить общий язык с Майлзом как с работодателем можеттолько человек с таким загадочным чувством юмора, как Пим. Наконец, Марсия сдалась и неделикатно спросила: – Так, ну и как Толстяк?
      –  Лорд Марк, – чуть подчеркнул голосом Пим, – едва не навредив себе в попытке поглотить… – он резко замолчал и поправился на полуслове, – … хотя он явно весьма угнетен неудачным поворотом событий позапрошлого вечера, взялся помогать доктору Боргосу в восстановлении жучиной популяции.
      Карин легко перевела выражение «явно угнетен». Обжора вырвался на свободу. Наверное, и Рева вдобавок.О, дьявольщина, Марк так хорошо контролировал свою Черную Команду…
      Пим плавно продолжал, – Думаю, что выражаю общее мнение обитателей особняка Форкосиганов, говоря, что мы желаем мисс Карин вернуться как можно скорее и восстановить порядок. Испытывая недостаток информации относительно происходящего в семье коммодора, лорд Марк не был уверен, что делать дальше, но теперь все исправится.